Неделю спустя 9 страница

– Слушаю, – сказал повар, ловко поворачивая плюющий жиром кусок говядины и бросая на него поджаренные кольца лука.

– Один греческий салат. Один цыпленок‑ гриль в пите и... минутку, сейчас посмотрю. – Я прошлась взглядом по меню. – Один кюфта‑ кебаб. Думаю, по‑ вашему это звучит именно так.

– Навынос?

– Да.

Я вернулась к столу. В кафе был телевизор, и Марино рассеянно наблюдал за разворачивающимися за пеленой помех событиями очередной серии «Стар трек».

– Все будет иначе, когда она переберется в Филадельфию, – сказал он.

– Да, все будет иначе.

На экране капитан Кирк направил фазер на клингона или кого‑ то еще.

– Не знаю. – Марино выпустил струйку дыма. – Что‑ то здесь не так, док. У нее все было в порядке, и она добилась этого сама. И что бы она там ни говорила о переводе, я думаю, что уезжать ей не хочется. Просто она не верит, что у нее есть выбор.

– Я тоже не уверена в этом.

– Черт возьми, у человека всегда есть выбор. Ты не видишь, где тут пепельница?

Я оглянулась и подала ему стеклянное блюдечко с соседнего столика.

– Ну вот, теперь я соучастница.

– Ты ворчишь только потому, что больше тебе и заняться нечем.

– Это ты мне говоришь? Да я же половину своего времени трачу на то, чтобы не дать тебе умереть.

– Звучит довольно забавно, принимая во внимание, на что ты тратишь другую половину своего времени.

– Ваш заказ! – крикнул повар.

– Как насчет того, чтобы угостить меня пахлавой? С фисташками.

– Нет.

Глава 9

Люси и Джанет жили в десятиэтажном здании, называвшемся «Западный парк» и расположенном в одном из дальних кварталов Р‑ стрит. На маленьких балкончиках стояли велосипеды, молодые люди курили и пили вино, наслаждаясь приятным вечером, кто‑ то играл на флейте. Голый по пояс мужчина закрывал окно. Я нажала кнопку под номером 503.

– Кто там? – голосом Люси ответил интерком.

– Мы.

– Кто мы?

– Мы, с вашим обедом. Открывай, здесь не жарко.

Замок щелкнул, впуская нас в холл, и мы прошли к лифту.

– За те деньги, которые она платит здесь, в Ричмонде можно было бы, наверное, снять пентхауз, – заметил Марино.

– Пятнадцать сотен в месяц за квартиру с двумя спальнями.

– Ну и ну! И как Джанет собирается оплачивать эти апартаменты одна? Не думаю, что Бюро платит ей больше сорока сотен.

– У нее небедная семья. А об остальном не спрашивай – не знаю.

Он покачал головой. Дверцы лифта открылись.

– Вот что я тебе скажу, не хотелось бы мне начинать все заново. В Джерси, когда я был еще совсем молодой, пятнадцати сотен хватало на целый год. Преступность была не та, что сейчас, а люди добрее, даже в нашем дерьмовом квартале. А что мы имеем теперь? Взять, к примеру, наше дело. Какую‑ то бедняжку порезали ножом, а потом еще и сожгли. Мало того, когда мы закончим с ней, обязательно подвернется кто‑ нибудь другой. Мне это все напоминает того парня, который закатывал камень на гору. Стоило ему подняться к вершине, как камень скатывался. Иногда мне кажется, что мы зря стараемся, док. Зачем?

– Ты и сам знаешь. Без нас было бы еще хуже, – ответила я, останавливаясь перед знакомой бледно‑ оранжевой дверью и нажимая кнопку звонка.

Внутри лязгнула задвижка, и на пороге появилась Джанет. На ней были спортивные шорты с эмблемой ФБР и тенниска с надписью «Грейтфул дэд», сохранившаяся, похоже, со времен колледжа. Из‑ за ее спины доносился голос Энни Леннокс.

– Входите, – с улыбкой сказала она, отступая в сторону. – Пахнет чем‑ то вкусненьким.

Квартира состояла из двух спален и двух ванных комнат, втиснутых в крошечное пространство с видом на Р‑ стрит. Кресла, столы, кровати завалены стопками книг и одеждой, дюжины две коробок стояли на полу вдоль стен. Люси была в кухне, откуда слышался звон посуды. Вернувшись, она расчистила место на кофейном столике, разложила салфетки и взяла у меня пакеты с едой.

– Вы спасли нас от голодной смерти. У меня уже гипогликемия. Кстати, Пит, я тоже рада тебя видеть.

– Черт, жарковато у вас здесь, – сказал он.

– Жарко – не холодно, – ответила Люси, вытирая со лба пот.

Молодые женщины быстро разложили еду по тарелкам и расположились прямо на полу. Я опустилась на краешек дивана, а Марино принес с балкона пластиковый стул. Люси была в найковских шортах и топе и грязная с головы до ног. Обе выглядели до крайности уставшими, даже измученными, а уж о том, что они чувствовали, не хотелось и думать. Обе тяжело переживали происходящие в их жизни перемены. Каждый опустошенный ящик, каждая заклеенная коробка становились еще одним ударом, маленькой смертью, концом того, что их связывало.

– Вы сколько здесь прожили? – спросила я. – Года три?

– Около того, – ответила Джанет, подбирая вилкой греческий салат.

– Ты собираешься здесь и остаться?

– Какое‑ то время. Не вижу пока смысла переезжать. К тому же и Люси будет где остановиться.

– Не хотелось бы затрагивать неприятную тему, – подал голос Марино, – но может ли быть, что Кэрри известно, где вы живете?

Некоторое время они молча ели. Я протянула руку к проигрывателю и уменьшила звук.

– Может ли так быть? – повторила Люси. – А почему она может что‑ то знать о моей теперешней жизни?

– Будем надеяться, что и не знает, – сказал Марино. – Но хотите вы, девочки, или нет, мы должны думать об этом. Вы живете в таком квартале, где она чувствует себя как рыба в воде. Вот я и задаю себе вопрос: будь я на месте Кэрри, захотелось бы мне узнать, где живет Люси?

Ему никто не ответил.

– Полагаю, мы все знаем ответ, – продолжал он. – Выяснить, где живет док, не проблема. Для этого достаточно пролистать газеты. А кто найдет ее, тот найдет и Бентона. Но тебя... – Марино ткнул пальцем в Люси. – Найти тебя – для нее дело чести. Когда ты переехала сюда, Кэрри уже несколько лет провела за решеткой. Но теперь ты уезжаешь в Филадельфию, а Джанет остается одна. И скажу откровенно, мне это ни черта не нравится.

– Вы ведь не значитесь в телефонной книге? – спросила я.

– Нет, – коротко ответила Люси.

Аппетит у нее, похоже, пропал, и она равнодушно ковырялась в салате.

– А если кто‑ то придет сюда и станет наводить справки?

– Информация о жильцах не подлежит разглашению, – сказала Джанет.

– Не подлежит разглашению. – Марино саркастически усмехнулся. – Ну конечно. Нисколько не сомневаюсь, что с безопасностью здесь все в порядке. В таком‑ то доме.

– Не можем же мы все время сидеть и дрожать от страха. – Люси начинала злиться. – Может, поговорим о чем‑ то другом?

– Например, об уоррентонском пожаре, – предложила я.

– Почему бы и нет?

– Я пойду паковать вещи, – поспешно вставила Джанет – уоррентонское дело ее не касалось.

Я проводила ее взглядом.

– При вскрытии обнаружилось кое‑ что необычное и настораживающее. Жертва была убита. Она умерла еще до начала пожара, что определенно указывает на поджог. Удалось ли выяснить, с чего именно все могло начаться?

– Некоторое продвижение есть, но пока только чисто теоретическое, – медленно начала Люси. – Прямых вещественных улик, которые указывали бы на поджог, до сих пор не обнаружено, есть лишь косвенные. Наша единственная надежда – компьютерное моделирование пожара. Я потратила кучу времени, но прогнозы постоянно указывают на одно и то же. Симулятор...

– Симулятор? Это еще что за чертовщина? – спросил Марино.

– Существует программа, которой мы пользуемся для компьютерного моделирования пожара, – терпеливо объяснила Люси. – Например, мы предполагаем, что температура достигла шестисот градусов по Цельсию. Мы вводим всю известную информацию – наличие воздуховода, площадь поверхности, энергия топлива, виртуальный источник воспламенения, данные о горючих материалах и так далее – и получаем прогностическую оценку в отношении подозреваемого или, как в данном случае, пожара. И знаете что? Какие бы алгоритмы мы ни задавали, какие бы процедуры ни использовали, ответ всегда один и тот же. Логического объяснения тому, как пожар мог, начавшись в ванной, распространиться с такой скоростью и достичь такой температуры, не существует.

– И при этом мы абсолютно уверены, что начался он именно там, – добавила я.

– Абсолютно, – подтвердила Люси. – Как вы, вероятно, знаете, ванная комната была относительно недавно пристроена к спальне. И если посмотреть на мраморные стены, каменный сводчатый потолок и сложить одно с другим, то получится V‑ образная структура, вершина которой указывает на середину пола, по всей вероятности, на то самое место, где лежал коврик. Это означает, что пожар начался как раз там и что пламя быстро достигло высокой температуры и быстро распространилось по дому.

– Давайте остановимся на этом знаменитом коврике, – сказал Марино. – Мы поджигаем его, и что? Что получаем?

– Получаем так называемое ленивое пламя, – ответила Люси. – Примерно в два фута высотой.

– Из такого пожар не получится, – заметила я.

– Что еще более показательно, – продолжала Люси, – это разрушение крыши, находящейся непосредственно над ним. Речь должна идти о пламени по меньшей мере в восемь футов и температуре не менее тысячи восьмисот градусов, при которой расплавилось стекло слухового окна. Восемьдесят восемь процентов всех пожаров начинаются с пола; другими словами, радиантное тепловое излучение...

– Что еще за радиантное излучение? – перебил ее Марино.

– Радиантное тепловое излучение – это форма электромагнитной волны, исходящей от пламени во всех направлениях. Пока ясно?

– Ясно, – сказала я.

– Пламя также испускает тепло в форме горячих газов, которые, будучи легче воздуха, поднимаются. Происходит так называемый конвективный перенос тепла. На ранних стадиях пожара перенос тепла носит преимущественно конвективный характер. Оно направлено вверх от точки возгорания. В нашем случае от пола. Но через некоторое время образуются горячие газодымовые слои, и доминантной формой теплового переноса становится радиантный. Именно на этой стадии, как мне представляется, дверь душевой кабинки не выдержала и упала на тело.

– А что же само тело? – спросила я. – Где оно находилось все это время?

Люси взяла листок бумаги и ручку и быстро нарисовала комнату с ванной и душевой кабинкой и узкий, высокий столб огня, бьющий в потолок.

– Если пожар был достаточно сильным, чтобы выбросить пламя до потолка, то мы имеем дело с высоким радиантным потоком. Тело неизбежно очень пострадало бы, если только между ним и пламенем не было какого‑ то препятствия. Чего‑ то такого, что поглощало бы радиантное тепло и энергию. Таким препятствием могла стать ванна или дверь душевой кабинки. Я также думаю, что тело находилось на небольшом удалении от точки возгорания. Несколько футов, может быть, один или два ярда.

– Да, другой вариант трудно представить, – согласилась я. – Ясно, что оно было чем‑ то защищено.

– Верно.

– Но как, черт возьми, можно получить такое пламя без катализаторов? – спросил Марино.

Моя племянница пожала плечами:

– Остается лишь надеяться, что в лаборатории что‑ то обнаружат. Вы же понимаете, что если имеющиеся горючие материалы не могли дать пожар такой силы, значит, что‑ то было добавлено или модифицировано. Что‑ то, указывающее на поджог.

– Вы, конечно, проводите финансовый аудит? – поинтересовался Марино.

– Разумеется, почти все документы Спаркса сгорели. Но надо отдать должное, его бухгалтеры оказали нам всю возможную помощь. Пока что нет никаких указаний на существование денежных проблем.

На душе стало немного легче. Все, что я знала об этом деле, свидетельствовало в пользу того, что Кеннет Спаркс не более чем жертва случившегося. Но знала я и то, что это мнение разделяют далеко не все.

– Люси, полагаю, мы согласны с тем, что почерк преступника выражен достаточно отчетливо.

– Определенно.

– Давайте предположим, что нечто подобное уже случалось раньше где‑ то в другом месте. Что уоррентонский пожар представляет собой лишь один из серии специально устроенных пожаров, целью которых является сокрытие убийства. Что все эти пожары организованы одним и тем же человеком.

– Вполне возможно, – согласилась Люси.

– Можем ли мы провести компьютерный поиск? Существует ли база данных, с помощью которой мы могли бы установить похожие случаи?

Она поднялась и бросила пустую коробку в большой мешок для мусора.

– У вас есть желание, у нас – возможности. И «Система поиска поджогов».

* * *

Мне уже приходилось слышать об этой системе, как и о сверхскоростной компьютерной сети АТО, созданной по поручению конгресса. К сети были подключены двести двадцать сайтов, и каждый агент АТО, где бы он ни находился, мог получить доступ к центральной базе данных и воспользоваться системой при условии наличия у него, помимо ноутбука, модема или защищенной линии сотовой связи.

Люси провела нас в свою узенькую спальню, угнетающе голую, если не считать паутины по углам и шариков пыли на потертом деревянном полу. Из пустого остова кровати высовывались пружины, матрас, все еще застеленный смятой, персикового цвета, простыней, уже стоял, прислоненный к стене, а в углу ютился свернутый цветной шелковый коврик, мой подарок к ее последнему дню рождения. Ящички комода лежали на полу, а на картонной коробке покоился офисный «Панасоник» в сером стальном корпусе и со всеми современными наворотами. Он отвечал всем предъявляемым военным требованиям, то есть был пыле‑, водо‑, паро– и прочее непроницаемым и, наверное, мог выдержать столкновение с танком.

Люси уселась перед ним на полу, по‑ индейски поджав ноги, как будто собиралась обратиться к великому богу технического прогресса. Вскоре монитор ожил, по нему пробежали голубые строчки, потом ненадолго появилась карта Соединенных Штатов Америки. Моя племянница ввела имя пользователя и пароль, ответила на какие‑ то запросы и, войдя в систему, побежала по тайным коридорам Сети, перескакивая с одного уровня на другой. Добравшись до репозитария, она жестом пригласила меня садиться рядом.

– Если хочешь, я принесу стул.

– Нет, спасибо, мне и так хорошо.

Пол был твердый, что не очень согласовывалось с требованиями моей поясницы, но я не привыкла жаловаться. Люси ввела еще какую‑ то кодовую фразу, и система начала поиск.

– Насчет формата можно не беспокоиться, – сказала Люси. – Поисковая машина способна справиться даже с потоком сознания. Попробуем все, начиная от размера пожарного шланга и заканчивая строительными материалами, применявшимися при возведении дома. Или же проведем отбор информации по ключевым словам.

– Давай попробуем смерть, умышленное убийство, подозрение на поджог, – предложила я.

– Женщина, – внес дополнение Марино. – Деньги.

– Надрез, кровоподтек, быстрый, высокотемпературный, – продолжила я, размышляя вслух.

– Как насчет неустановленный?

– Хорошо, – сказала я. – И наверное, ванная.

– Черт, впечатай еще и лошади, – хмыкнул Марино.

– Пусть начинает, – предложила Люси, – а мы при необходимости всегда можем добавить другие слова.

Она вытянула ноги и начала массировать шею. С кухни доносился звук падающей воды и звон – Джанет мыла посуду.

Менее чем через минуту поиск был завершен. Компьютер просмотрел 11 873 отчета и обнаружил 453 ключевых слова.

– Это с 1988 года, – сообщила Люси. – Включены и отчеты по тем делам за границей, в которых участвовало АТО.

– Мы можем распечатать четыреста пятьдесят три отчета? – спросила я.

– Знаешь, тетя Кей, принтер уже упакован, – развела руками Люси.

– Тогда, может быть, перебросить на мой компьютер? – предложила я.

Она неуверенно пожала плечами:

– Можно, конечно, если только... Ладно, все в порядке, сделаем.

– Не беспокойся, мне не впервой иметь дело с конфиденциальной информацией. Никто ничего не узнает.

Едва сказав это, я поняла, что сморозила глупость.

– Будь у них что‑ нибудь в голове, сидела в ты здесь и занималась этой компьютерной ерундой, – сказал Марино.

– Я стараюсь просто делать свое дело, а где – не имеет значения. – Люси повернулась ко мне: – Конечно, тетя Кей, я перешлю тебе эти файлы.

Она вышла из комнаты, и мы последовали за ней в кухню, где Джанет аккуратно заворачивала в газеты стеклянные стаканы и складывала их в коробку.

– Ты не против прогуляться? – обратилась я к племяннице. – Мне ведь пора уходить.

Она посмотрела на меня недоверчиво.

– Что?

– Мы, наверное, не скоро увидимся.

– Можно просто посидеть на балконе.

– Вот и отлично.

Мы устроились на белых пластиковых стульях на открытом воздухе, прямо над улицей, ожившей с наступлением вечера. Внизу, не останавливаясь, проносились такси, за окном «Пламени» плясали отблески камина, и люди, сидевшие в темноте, разговаривали и пили вино.

– Хочу узнать, как твои дела. У меня такое впечатление, что ты о многом мне не рассказываешь.

– Ты тоже, – с невеселой улыбкой ответила Люси.

Я видела ее четкий профиль.

– У меня все в порядке. Как всегда. Наверное, слишком много работаю. Что еще изменилось?

– Ты всегда беспокоишься обо мне.

– С тех пор, как ты появилась на свет.

– Почему?

– Потому что кто‑ то должен.

– Я не упомянула, что мама сделала подтяжку?

При одном упоминании о единственной сестре сердце мое превратилось в камень.

– В прошлом году она поставила новые коронки, в этом делает лифтинг, – продолжала Люси. – Ее нынешний приятель, Бо, болтался здесь целых полтора года.

– Люси!

– О, только не будь такой праведницей, тетя Кей. Ты относишься к ней так же, как и я. Ну чем я так провинилась, что получила в матери такой кусок дерьма?

– Ты не должна ее ненавидеть, Люси, – тихо сказала я. – От этого легче не станет.

– Она ни слова не сказала о моем переезде в Филадельфию. Ее это ни хрена не интересует. Она никогда не спрашивает, как дела у Джанет. Или, если уж на то пошло, у тебя. Выпью‑ ка я пива. Хочешь?

– Пей, я не буду.

Тьма сгущалась, и в ней растворялись проплывающие внизу фигуры людей, шумные и молчаливые, одинокие и держащиеся друг за друга. Я хотела расспросить Люси о том, что рассказала Джанет, но боялась поднимать эту тему. Люси расскажет все сама, уверяла я себя, но тут же другой голос, голос врача, требовал взять все под контроль. Вернувшись на балкон, моя племянница открыла бутылку «Миллера».

– Давай поговорим о Кэрри, – сухо сказала Люси, делая глоток, – может, тебе действительно станет легче. Так вот, у меня есть браунинг «хай‑ пауэр», есть служебный «зиг» и есть дробовик – двенадцатый калибр, семь патронов. Скажи, что еще нужно, и я куплю. Но думаю, если она только посмеет появиться, мне вполне хватит голых рук. Знаешь, с меня достаточно. – Она снова подняла бутылку. – Рано или поздно человек просто принимает решение и живет дальше.

– Какое решение?

Люси пожала плечами:

– Ты решаешь, что не можешь дать кому‑ то больше власти над собой, чем уже дал. Нельзя жить в постоянном страхе или постоянной ненависти. В некотором смысле ты просто перестаешь об этом думать. Занимаешься своим делом, зная, что если чудовище когда‑ либо встанет на твоем пути, то пусть все решит схватка не на жизнь, а на смерть.

– Что ж, мне нравится такое отношение. Возможно, единственно правильное. Правда, я не уверена, что ты действительно прониклась им, но будем надеяться.

Некоторое время моя племянница молча смотрела на урезанный диск луны, сдерживая, как мне показалось, подступившие к глазам слезы.

– Знаешь, тетя Кей, решать их компьютерные задачки для меня все равно что орешки щелкать.

– Думаю, ты могла бы щелкать эти орешки и в Пентагоне, – мягко сказала я, чувствуя, как сжимается от боли сердце.

– Мне просто не хочется слишком уж высовываться.

Я промолчала, не зная, что сказать.

– Не всем нравится, что я умею управлять вертолетом и... Ну, ты понимаешь.

– Я знаю, что ты умеешь, и этот список наверняка еще вырастет. Тебе, наверное, очень одиноко.

– Ты когда‑ нибудь чувствовала что‑ то подобное? – шепотом спросила она.

– Всю жизнь, – прошептала в ответ я. – И теперь ты знаешь, почему я люблю тебя так, как люблю.

Она посмотрела на меня, потом протянула руку и мягко коснулась моего запястья:

– Вам пора ехать. Я не хочу, чтобы ты садилась за руль в таком состоянии.

Глава 10

Было уже около полуночи, когда я притормозила у поста охраны нашего квартала и дежурный сделал мне знак остановиться. Такое случалось не часто, и я подумала, что либо моя сигнализация сработала среди ночи и перебудила соседей, либо какой‑ нибудь чудак попытался прорваться на территорию, чтобы взять у меня интервью. Проспавший последние полтора часа Марино проснулся в тот самый момент, когда я опустила стекло.

– Добрый вечер. Как поживаете?

– У меня все в порядке, доктор Скарпетта, – ответил он, наклоняясь к окну. – Просто за последний час с небольшим случилось кое‑ что довольно необычное. Я решил, что дело нечисто, и попытался связаться с вами, но вас не было дома.

– Что же необычное тут у нас произошло? – поинтересовалась я, пытаясь представить возможные неприятности.

– Два разносчика пиццы. Появились примерно в одно время, чуть ли не один за другим. Три такси. Вроде бы вы собирались ехать в аэропорт. Потом кто‑ то попытался занести вам во двор мусорный контейнер. Вас не было, поэтому я всех завернул. И все сказали, что заказ делали вы сами.

– Нет, никаких заказов я не делала. И когда это все началось?

– Грузовик с контейнером подъехал, если память мне не изменяет, где‑ то около пяти. Все остальное уже позже.

Том, пожилой мужчина лет шестидесяти, вряд ли смог бы защитить наш квартал в случае возникновения реальной угрозы, но он был любезен и, вероятно, считал себя настоящим служителем правопорядка. Обо мне он заботился особенно внимательно.

– Вы записали имена тех ребят с пиццей? – громко спросил Марино.

– Один из «Домино», второй – из «Пицца‑ Хат». – Живое лицо Тома закрывала тень от козырька надвинутой на лоб бейсболки. – Такси из «Колониал», «Метро» и «Йеллоу кеб». Контейнер прислала строительная компания «Фрик». Я позволил себе сделать несколько звонков. Все приняли заказы на ваше имя. Я записал время.

Том с нескрываемой гордостью достал из заднего кармана сложенный вдвое листок и протянул мне. Сегодня на его долю выпала особая роль, и аромат приключения почти опьянил его. Я включила свет в салоне, и мы с Марино просмотрели список. Заказы на такси и пиццу вмещались в промежуток от десяти минут одиннадцатого до одиннадцати, тогда как заказ на контейнер был сделан раньше, еще днем, но с указанием произвести доставку ближе к вечеру.

– В «Домино» сказали, что звонила женщина. Я поговорил с диспетчером. Совсем еще юнец. По его словам, вы попросили доставить большую пиццу к воротам, где вы сами ее и заберете. Имя диспетчера я тоже записал, – важно добавил Том. – Значит, вы лично ничего не заказывали, доктор Скарпетта?

– Нет, сэр, – ответила я. – И если ночью появится что‑ то еще, пожалуйста, сразу же позвоните мне.

– Да, и мне тоже. – Марино достал из кармана визитку и нацарапал на ней номер своего домашнего телефона. – В любое время.

Я подала Тому карточку, и он внимательно изучил ее, хотя и видел Марино у этих ворот, наверное, уже тысячу раз.

– Будет сделано, капитан, – с поклоном сказал Том. – Не сомневайтесь, я сразу же дам знать. И, если хотите, задержу любого до вашего прибытия.

– А вот этого не надо, – покачал головой Марино. – Парнишка из пиццерии все равно ни черта не знает. И уж если случится что‑ то серьезное, держитесь подальше и не ввязывайтесь.

Я поняла, что он думает о Кэрри.

– Списывать меня еще рано, но я вас понял, капитан.

– Вы отлично поработали, Том, – сказала я. – Не знаю как вас и благодарить.

– Для этого я здесь и нахожусь, доктор Скарпетта.

Он направил пульт дистанционного управления на ворота и поднял руку.

Мы проехали.

– Ну, слушаю.

Я повернулась к Марино.

– Какой‑ то придурок пытается сыграть на твоих нервах. – В пульсирующем свете уличного фонаря его лицо показалось мне угрюмым. – Цель ясна: расстроить, запугать, отравить тебе жизнь. И должен добавить, у него это неплохо получается.

– Ты же не думаешь, что Кэрри...

Я свернула к дому.

– Не знаю, – перебил меня Марино. – Но я бы не удивился. Про то, где ты живешь, в газетах писали не раз.

– Может быть, попробовать выяснить, откуда были сделаны заказы? – предложила я. – Если звонки были местные...

– Господи! Надеюсь, что нет. Если только это не кто‑ то из твоих здешних тронутых почитателей.

– Их тоже хватает.

Я припарковалась рядом с его машиной и выключила двигатель.

– Могу прилечь у тебя на диване, если только ты не против, – предложил Марино, открывая дверцу.

– За меня не беспокойся. Лишь бы не привезли еще один контейнер. Соседи этого не переживут.

– Я вообще не знаю, почему ты здесь живешь.

– Знаешь.

Он вытащил сигарету, всем своим видом демонстрируя нежелание уходить.

– Ну да. У вас же здесь охранник. Тоже мне...

– Послушай, если ты не очень хорошо себя чувствуешь и не хочешь садиться за руль, для меня будет великой честью предоставить тебе свой диван.

– Это кто себя плохо чувствует? Я? – Марино щелкнул зажигалкой и выпустил струйку дыма в открытую дверцу. – Я не о себе беспокоюсь, док.

Я вышла из машины и остановилась, поджидая его. Он неловко выбрался из салона, большой и уставший, и на меня вдруг накатила теплая волна грусти и любви. Марино был одинок и, вероятно, глубоко несчастен. В его жизни было мало хорошего, и вспомнить он мог разве что жестокость и насилие, с которыми сталкивался на работе, и неудачные связи, оставшиеся в далеком прошлом. Пожалуй, единственной константой в жизни была я, однако, довольствуясь моей вежливостью, он редко получал от меня тепло. Это было просто невозможно.

– Пойдем. Я приготовлю тебе пунш. И ехать никуда не надо. Ты прав. Мне не очень хочется оставаться одной, и еще неизвестно, не готовит ли ночь сюрпризы вроде пиццы и такси в аэропорт.

– Вот и я об этом думаю, – с напускной озабоченностью сказал Марино.

Я открыла дверь, отключила сигнализацию, и через несколько минут Марино уже сидел на диване в гостиной, потягивая бурбон со льдом. Я принесла ему свежие простыни и одеяло из чистого хлопка.

– Тебе никогда не приходило в голову, что мы все же можем проиграть? – сонно пробормотал он.

– Проиграть? Что ты имеешь в виду?

– Ну, знаешь, как говорят в кино, хорошие парни всегда выигрывают. Но насколько это реально? Вряд ли с этим согласилась бы та женщина, которую сожгли в доме Спаркса. В жизни хорошие парни выигрывают не всегда. Охо‑ хо, док. Нет, не всегда. – Он откинулся на подушку, точно больной, и, отхлебнув бурбона, устало вздохнул. – И Кэрри ведь тоже думает, что выиграет она. Ты об этом не думала? У нее было целых пять лет, чтобы все спланировать. Целых пять гребаных лет!

Марино всегда начинал ругаться, когда уставал или выпивал. В его устах крепкие слова никогда не звучали оскорбительно, они просто выражали то, что он в данный момент чувствовал. Я много раз объясняла ему, что это вульгарно, что некоторые воспринимают ругательства слишком буквально, но Марино был неисправим.

– Не могу думать о том, что такие, как она, победят, – тихо сказала я, делая глоток красного бургундского. – И даже не стану пытаться.

– Боишься?

– Нет. Просто верю, что такого не случится.

– Да. – Он снова приложился к стакану. – Ты веришь. Гребаная вера. А знаешь, сколько парней на моей памяти умерли от сердечных приступов или погибли на работе? Многие ли из них, по‑ твоему, верили? Возможно, все, черт бы их побрал! Никто не думает, что он умрет. И мы с тобой тоже не думаем, хотя знаем, как оно может случиться. У меня, например, хреновое здоровье, верно? Думаешь, я не понимаю, что каждый день вдыхаю яд и проглатываю отраву? Могу ли я что‑ то с собой сделать? Нет. Я просто старый неотесанный чурбан, который должен жрать стейки и пить виски и пиво. Я уже давно перестал слушать, что говорят врачи. Наплевать. Так что в седле мне сидеть осталось недолго. Понимаешь?

Голос у него стал хрипловато‑ сентиментальным.

– И придут на похороны лишь горстка копов, а ты скажешь, что работать со мной было не так уж и плохо, – продолжал Марино.

– Давай‑ ка спать. И ты прекрасно знаешь, как я к тебе отношусь. Не могу даже представить, что с тобой что‑ то случится. А если ты так думаешь, то только потому, что дурак. Большой старый дурак.

– Ты серьезно? – с надеждой спросил он.

– Ты и сам знаешь.

Марино допил бурбон и покачал стаканом, но я не отреагировала.

– Знаешь что, док? – хрипло сказал он. – Я все‑ таки тебя люблю, хотя ты и зануда, каких мало.

– Спасибо. Спокойной ночи.

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒