Неделю спустя 3 страница

– Наша главная задача – выяснить, что именно было в доме, чтобы начать рассчитывать топливный коэффициент, – продолжала Люси. – Тогда мы сможем лучше представлять, сколько чего требовалось, чтобы получить такой результат.

– Мы видели расплавленный алюминий и стекло. Видели, как сильно обгорели участки тела, не защищенные стеклянной дверью, – сказала я. – Судя по всему, жертва находилась внизу, предположительно в ванной, когда ее настиг огонь.

– Надо иметь богатое воображение, чтобы представить, как такой пожар мог начаться в отделанной мрамором ванной.

– А как насчет электричества? Короткое замыкание или что‑ то в этом роде? – спросила я.

Над шоссе, примерно в миле от нас, появились желтые и красные огни мотеля.

– С электричеством там все было в порядке. Когда огонь добрался до проводов и изоляция не выдержала высокой температуры, произошло короткое замыкание, и сработали предохранители. На мой взгляд, произойти должно было именно это, независимо от того, был поджог или нет. Сейчас определить что‑ либо трудно, предстоит еще многое изучить, и, конечно, надо дождаться результатов лабораторных анализов. Но что бы ни вызвало возгорание, огонь распространился очень быстро. Достаточно посмотреть на пол. Есть четкая разделительная линия между глубоко прогоревшим деревом и тем, которое лишь покорежилось и почернело сверху.

– Опять первый этаж? – спросила я, уже предчувствуя, что самые мрачные мои подозрения, те, которыми я ни с кем еще не делилась, получают дополнительное обоснование.

– Вероятно. Кроме того, о скорости распространения и силе пожара можно судить по той картине, которую увидели пожарные, когда прибыли на место через семнадцать минут после срабатывания сигнализации. – Люси помолчала, потом продолжила: – Ванная, возможный кровоподтек на виске у левого глаза. Может, она принимала ванну или душ? Надышалась угарным газом, потеряла сознание, упала и разбила голову?

– Судя по всему, в момент смерти она была полностью одета и обута, – напомнила я. – Если сигнализация срабатывает, когда человек принимает ванну или душ, он не станет терять время на одевание. Да и вряд ли успеет.

Люси добавила звука и подстроила басы. Звон колокольчиков почему‑ то вызвал ассоциацию с ладаном. Как бы мне хотелось устроиться сейчас на солнышке рядом с Бентоном и уснуть. Как бы мне хотелось неспешно прогуливаться утром по пляжу, чувствуя подкатывающую к ногам океанскую волну. Как бы мне хотелось вспоминать Кеннета Спаркса таким, каким я видела его в последний раз.

– А вот эта вещь называется «Охота на волка», – сообщила Люси, сворачивая к белокаменному зданию «Шелл фуд март». – Может, именно этим мы и занимаемся, а? Охотимся на большого серого волка.

– Нет. – Я покачала головой. – Боюсь, мы имеем дело с драконом.

Люси обтянула ветровку, чтобы прикрыть висящую на поясе кобуру с пистолетом, и, повернувшись ко мне, шепнула:

– Ты ничего не видела. Если Тьюн узнает, мне достанется по первое число.

– Общение с Марино явно не пошло тебе на пользу, – заметила я.

Капитан действительно славился тем, что плевал на инструкции и правила и нередко возил домой пиво в багажнике служебной машины.

Люси вошла в мотель, а я с сомнением покачала головой. Вряд ли ей удастся кого‑ то обмануть в грязных ботинках, потертых синих брюках с множеством карманов да еще и с прочно въевшимся во все это крепким запахом дыма. В ожидании племянницы под звуки клавишных и колокольчика я поймала себя на том, что начинаю клевать носом. Она вернулась на удивление быстро, с шестибаночной упаковкой «Хайнекена», и мы поехали дальше в сопровождении флейт и перкуссии. Я снова начала засыпать, как вдруг увидела прямо перед собой оскаленные белые зубы и мертвые глаза серовато‑ голубого цвета вареных яиц. В черной воде колыхались, струясь, шелковистые, с золотистым отливом волосы, а то, что осталось от тела, обволакивала тонкая блестящая паутина, хитроумно сплетенная из нитей расплавленного стекла.

– Все в порядке? – обеспокоенно спросила Люси, бросая на меня внимательный взгляд.

– Да. Кажется, я просто уснула.

Мотель «Джонсон» уже маячил на другой стороне шоссе. Это было кирпичное строение с полосатым красно‑ белым навесом и подсвеченной желтыми и красными лампочками вывеской, которая сообщала, что заведение открыто круглосуточно и снабжено кондиционерами. Табло «МЕСТ НЕТ» на слове «нет» было погружено во тьму, что вселяло надежду в усталых путешественников, ищущих хоть какого‑ нибудь пристанища. Мы вышли из машины, и Люси позвонила. Первым к двери подошел громадный черный кот, затем из полумрака фойе материализовалась внушительных размеров женщина.

– Нам должны были зарезервировать два места, – сказала Люси.

– Контрольное время – одиннадцать утра, – заявила женщина, занимая свое место за стойкой. – Могу дать пятнадцатый номер. Это в конце коридора.

– Мы из АТО.

– Об этом, милочка, я уже догадалась. Ваша главная была здесь. Все оплачено.

Табличка над дверью извещала, что чеки не принимаются, но поощряется использование «Мастер кард» и «Виза», и я с благодарностью подумала о предусмотрительности Макговерн.

– Вам нужны два ключа? – спросила женщина, открывая шкафчик.

– Да, мэм.

– Пожалуйста, милочка. Там у вас две хорошие кровати. Если не застанете меня на месте, когда будете уходить, просто положите ключи на стойку.

– Приятно, что вы заботитесь о безопасности, – шутливо сказала Люси.

– А как же! В каждом номере двойные двери.

– А как с обслуживанием? – продолжала моя племянница.

– Обслуживаем, пока автомат с колой не сломается, – хитро подмигнув, ответила хозяйка.

Лет шестидесяти, с крашеными рыжими волосами и вставными зубами, коренастая, она с трудом помещалась в коричневые слаксы и желтый свитер. Ее слабым местом были, очевидно, черно‑ белые коровы. Резные и керамические, они стояли на полках и столиках и даже висели на стене. Небольшой аквариум населяла разносортная мелюзга, включая головастиков.

– Разводите сами? – не удержавшись, спросила я.

Она смущенно улыбнулась.

– Ловлю в пруду на заднем дворе. Один недавно превратился в лягушку и утонул. А я и не знала, что лягушки не живут в воде.

– Мне нужно позвонить по автомату, – сказала Люси, открывая дверь кабинки. – И кстати, куда исчез Марино?

– Думаю, они отправились пообедать.

Люси исчезла вместе с пакетом из «Бургер кинг», и я подумала, что звонить она будет Джанет и что есть нам придется остывшие чизбургеры. Прислонившись к стойке, я заметила на столе нашей хозяйки местную газету, первую страницу которой украшал броский заголовок: «ФЕРМА МЕДИАМАГНАТА УНИЧТОЖЕНА ПОЖАРОМ». Среди разбросанных по столу бумажек я заметила повестку, пару извещений, обещавших денежное вознаграждение за информацию о преступниках, и несколько афишек с бледными фотографиями насильников, убийц и воров. И все же округ Фокер оставался типичной сельской глубинкой, где люди, убаюканные тишиной, до сих пор ощущают себя в безопасности.

– Надеюсь, вы по ночам работаете не одна, – как бы вскользь заметила я, уступая неистребимой привычке всегда и везде предостерегать людей от возможной беды.

– У меня есть Пикуль, – ответила она, с теплой улыбкой показывая на черного кота.

– Интересная кличка.

– Только оставьте где‑ нибудь открытую банку с пикулями, и он тут как тут. Запустит лапу и вылавливает, как рыбку. Еще котенком повадился.

Пока мы разговаривали, Пикуль сидел на пороге комнаты, где, вероятно, проживала его хозяйка. Кот не сводил с меня желтых, похожих на золотые монетки глаз, его пушистый хвост едва заметно подрагивал. Вид у любителя солений был усталый.

В дверь позвонили, и моя собеседница впустила мужчину в безрукавке с перегоревшей лампочкой.

– Я снова к тебе, Хелен.

Будто некое вещественное доказательство, он протянул лампочку.

Она достала из шкафчика коробку. Люси все еще разговаривала, и я не стала торопить ее, хотя тоже хотела позвонить. Бентон наверняка уже добрался до Хилтон‑ Хед.

– Держи, Джим. – Хозяйка обменяла сгоревшую лампочку на новую. – Шестьдесят ватт? Угу. Задержишься?

В ее голосе проскользнула надежда.

– Будь я проклят, если знаю.

– Ох, дорогуша, – покачала головой Хелен. – Значит, все по‑ прежнему?

– А с чего бы чему‑ то меняться?

Он вздохнул и вышел, растворившись в темноте.

– Не ладится у него с женой, – прокомментировала Хелен и опять покачала головой. – Конечно, он любил сюда захаживать. Отчасти из‑ за этого они и воюют. Никогда бы не подумала, что на свете столько людей, которые обманывают друг друга. Почти весь бизнес держится на тех, кто живет поблизости.

– Но вас‑ то им не провести.

– Ну уж нет. Только не мое это дело – лезть в чужие дела. Лишь бы мебель не ломали.

– От вас ведь и ферма недалеко, – сказала я. – Та, что сгорела.

Хелен заметно оживилась.

– Да, я как раз работала в ту ночь. Вы бы видели, какой был огонь. Выстреливало, как из вулкана. – Она развела руками. – Все, кто здесь был, высыпали на улицу и смотрели. Пламя до небес, сирены воют. Лошадей жалко. Бедные животные.

– А вы Кеннета Спаркса знаете? – полюбопытствовала я.

– Лично не видела.

– А что за женщина могла быть в доме в ту ночь? Слышали что‑ нибудь?

– Только то, что другие говорят.

Хелен бросила взгляд в сторону двери, как будто опасаясь, что ее могут услышать.

– Например? – не отставала я.

– Ну, знаете, мистер Спаркс, он ведь настоящий джентльмен. Не скажу, что его здесь все любят, но фигура он заметная. Таким подавай молоденьких да хорошеньких. – Она подумала, потом едва заметно подмигнула мне. – Есть и такие, кому сильно не по нраву, когда он появляется с новой. Знаете, что бы там ни говорили, но Юг останется Югом.

– И кому же это особенно не по нраву?

– Ну, например, Джексонам. Эти парни постоянно ищут неприятности на свою голову. – Хелен снова посмотрела на дверь. – Цветных они просто не терпят. И когда он привозит к себе белую, да юную, да красивую, то... В общем, всякое говорят. Я бы так сказала.

Я представила куклуксклановцев в белых капюшонах с прорезями для холодных ненавидящих глаз, с винтовками и горящими крестами. Мне доводилось видеть ненависть. Большую часть жизни я только тем и занималась, что запускала руки в тела ее жертв. Грудь вдруг сдавило, дышать стало трудно, и я поспешила пожелать Хелен спокойной ночи. Мне не хотелось делать далеко идущие выводы относительно поджога и того, кто должен был стать добычей огня. Вполне возможно, что расправиться хотели только со Спарксом, а вовсе не с женщиной, тело которой везли сейчас в Ричмонд. Не исключено, что злоумышленников интересовали лишь ценности особняка и они просто не знали, что в доме кто‑ то есть.

Когда я вышла, телефон снова оказался занятым. Рассеянно крутя в руке новую лампочку, мужчина в безрукавке негромким, напряженным голосом разговаривал с кем‑ то. В тот момент, когда я проходила мимо, гнев его прорвался наружу.

– Черт возьми, Луиза! Именно это я и хочу сказать. У тебя же рот не закрывается...

Я решила позвонить Бентону позже.

* * *

Люси делала вид, что не ждет меня. Она сидела в кресле, склонившись над лежащим на коленях блокнотом, и делала какие‑ то вычисления. Но ужин остался нетронутым, а я знала, что она голодна. Я достала из пакета чизбургеры и жареную картошку и постелила на ближайшем столике салфетки.

– Все уже остыло.

– К этому привыкаешь, – не поворачивая головы, бросила Люси.

– Пойдешь в душ первой? – вежливо спросила я.

– Нет, иди ты, – ответила она, не отрываясь от расчетов.

Комната, отведенная нам Хелен, оказалась на удивление чистой, если принимать во внимание цену. Стоявший у стены телевизор «Зенит» был, наверное, ровесником Люси. Китайские лампы под широкими абажурами, фонарики с длинными кисточками, фарфоровые фигурки, статичные картины на стенах, пестрые покрывала на кроватях – обычный интерьер провинциального мотеля. На полу толстый ковер с индейским орнаментом. Мебель настолько густо покрыта шеллаком, что мне не удалось рассмотреть даже текстуры дерева.

Ванная была отделана розовыми и белыми плитками, напоминавшими о давно канувших в прошлое пятидесятых, на полочках пенопластовые чашечки и крохотные кусочки туалетного мыла. Но больше всего меня тронула красная искусственная роза в окне. Кто‑ то сделал все возможное, чтобы люди, остановившиеся здесь, может быть, на одну ночь, чувствовали себя желанными гостями, хотя большинство завсегдатаев, вероятно, и не замечали этой трогательной заботы. Возможно, когда‑ то, лет сорок назад, такая предусмотрительность и внимание к деталям имели значение, но тогда и люди, как мне кажется, были более цивилизованными, чем теперь.

Я опустила крышку унитаза, села и начала снимать ботинки. Потом, с трудом справившись с крючками и петлями, сбросила с себя одежду и встала под горячую струю. А потом стояла под водой, пока не согрелась и не смыла с себя запах пепелища и смерти.

Люси работала на ноутбуке, когда я, надев старую майку медицинского колледжа Виргинии, опустилась наконец на диван и открыла банку пива.

– Чем занимаешься?

– Проверяю кое‑ что. Слишком мало информации, чтобы делать выводы. Но вот что я скажу тебе, тетя Кей. Пожар был чертовски сильный. И похоже, бензин в нашем случае не использовали.

Я промолчала.

– Столько вопросов! Кто погиб? Где? В ванной? Может быть, но почему там? Как это случилось? Когда? В восемь вечера?

Ответов у меня не было.

– Предположим, она была там, чистила зубы, когда сработала сигнализация. – Люси посмотрела на меня. – И что? Просто стояла, а потом умерла? – Она помассирована плечи. – Что ты молчишь? Ты же эксперт.

– У меня нет объяснения.

– Вот так, леди и джентльмены. Всемирно известный эксперт доктор Кей Скарпетта не знает ответа. – Люси говорила громче обычного, и я поняла, что она раздражена. – Девятнадцать лошадей. Кто должен был присматривать за ними? Неужели у Спаркса не было конюха? И как получилось, что одна уцелела? Тот черный жеребчик?

– Откуда ты знаешь, что это он? – спросила я, и в этот момент кто‑ то постучал в дверь. – Кто там?

– Это я, – громко сообщил Марино.

Едва он переступил порог, как я поняла – у него есть новости.

– Кеннет Спаркс жив и здоров.

– Где он? – растерянно спросила я.

– Как выясняется, его не было в стране. Он вернулся, когда услышал о пожаре. Сейчас находится в Бивердаме и, похоже, понятия не имеет о том, что могло случиться и кто мог оказаться в его доме.

– А почему в Бивердаме? – поинтересовалась я, прикидывая, сколько потребуется времени, чтобы попасть в этот уголок округа Ганновер.

– Там живет его тренер.

– Его тренер?

– Тренер лошадей. Не его. То есть это не такой тренер, как, например, в тяжелой атлетике, а такой...

– Понятно.

– Я отправляюсь утром, около девяти. Хочешь, возвращайся в Ричмонд, хочешь, поезжай со мной.

– У меня неопознанное тело, так что в любом случае, что бы он там ни утверждал, мне необходимо поговорить с ним. Наверное, поеду с тобой, – сказала я, ловя взгляд Люси. – Рассчитываешь на нашего бесстрашного пилота или раздобудешь машину?

– Никаких вертолетов. – Марино махнул рукой. – Нужно ли напоминать, чем закончилась твоя последняя дружеская беседа со Спарксом?

– Не помню.

Я пожала плечами, потому что действительно не помнила. Наши со Спарксом отношения не были безоблачными, а разговоры часто заканчивались на повышенных тонах, когда мы не могли согласовать позиции в отношении тех или иных деталей, которые стали бы достоянием прессы.

– Не помнишь? А вот я прекрасно помню, док. Пивом угостите или как?

– Трудно представить, что вы о себе не позаботитесь, – усмехнулась Люси, поворачиваясь к ноутбуку и возобновляя работу.

Марино сам подошел к холодильнику и достал банку.

– Хотите услышать мое мнение по результатам дня? Оно осталось прежним.

– И в чем же оно заключается? – не поднимая головы, поинтересовалась моя племянница.

– За всем стоит Спаркс. – Капитан поставил банку на кофейный столик и остановился у двери, взявшись за ручку. – Во‑ первых, слишком уж подозрительно, что он вдруг оказался за границей, когда все случилось. – Он зевнул и даже не позаботился прикрыть рот ладонью. – Понятно, что грязную работу проделал кто‑ то другой. Все дело в деньгах. – Марино достал из нагрудного кармана рубашки помятую пачку и вытряхнул сигарету. – Больше этому ублюдку ни до чего нет дела. Деньги и собственный хрен.

– Марино, ради Бога! – раздраженно пробормотала я.

Мне хотелось, чтобы он замолчал, а еще лучше ушел. Однако мой намек остался незамеченным. Точнее, Марино просто проигнорировал его.

– А самая плохая новость – это то, что теперь у нас на руках, помимо прочего, еще и убийство. – Капитан наконец открыл дверь. – И ты, док, от этого дела уже не увильнешь. Вы обе попались, как мухи на липучку. Вот же фигня, верно?

Он вытащил зажигалку и перекинул сигарету из одного уголка рта в другой.

– В последнюю очередь хотел бы я заниматься такой хренью. Знаете, сколько народу в кармане у этого говнюка? – Марино никак не желал останавливаться. – Судьи, шерифы, пожарные инспектора...

– Послушай, не торопись с выводами. – Пришлось вмешаться, потому что каждое лишнее слово только делало ситуацию еще хуже. – У тебя нет никаких оснований...

Он ткнул в меня незажженной сигаретой.

– Подожди – и увидишь. Связаться с таким – все равно что сесть в терновый куст.

– Мне не привыкать.

– Тебе только так кажется.

Марино вышел, с силой захлопнув за собой дверь.

– Эй, поосторожнее, не свороти косяк! – крикнула ему вслед Люси.

– Надеюсь, ты не собираешься работать на компьютере всю ночь? – спросила я.

– Всю – нет.

– Уже поздно, а мне нужно кое‑ что обсудить с тобой, – продолжала я, предвидя, что разговор о Кэрри Гризен окажется не из легких.

– А если я скажу, что у меня нет настроения обсуждать с тобой это «кое‑ что»?

– Не важно. Нам все равно придется поговорить.

– Знаешь, тетя Кей, если ты собираешься обсуждать Тьюн и мой переезд в Филадельфию...

– Что? – озадаченно переспросила я. – При чем тут Тьюн? Что ты имеешь в виду?

– Я же знаю, что она тебе не нравится.

– Что за нелепость!

– Я тебя насквозь вижу.

– Ничего не имею против Тьюн. К тому же говорить с тобой я собираюсь вовсе не о ней.

Моя племянница замолчала и принялась снимать ботинки.

– Люси, я получила письмо от Кэрри.

Наверное, она ожидала какой‑ то реакции, однако ее не последовало.

– В сущности, не письмо, а довольно странная записка с угрозами, шантажом и туманными намеками. Прислано из психиатрического центра «Кирби» в Нью‑ Йорке.

Я подождала, пока Люси снимет ботинок.

– Суть послания в том, что Кэрри обещает доставить всем как можно больше неприятностей во время судебного разбирательства. Нельзя сказать, что это такая уж неожиданность, но я... ну... – Она занялась носками, потом стала массировать ступни. – Нам нужно быть готовыми к этому... ко всему. Такие вот дела.

По‑ прежнему молча, делая вид, что ничего не слышит, Люси расстегнула ремень, сняла брюки, стащила через голову грязную футболку и тоже бросила ее на ковер. Теперь на ней остались только спортивный бюстгальтер и хлопчатобумажные трусики. Она направилась в ванную, прекрасная, гибкая, как лоза, а я так и осталась сидеть, ошеломленно глядя ей вслед, пока за дверью не полилась вода.

Неужели я никогда не замечала ее полных губ и груди, ее изящных и сильных, как охотничий лук, рук и ног? Или просто никогда не смотрела на нее глазами постороннего, не желала видеть в Люси женщину, потому что не стремилась понять ни ее саму, ни то, как она живет? На какое‑ то мгновение я представила свою племянницу в горячих, жадных объятиях Кэрри и стыдливо закрыла глаза. Оказалось, не так уж и трудно почувствовать себя женщиной, жаждущей прикоснуться к Люси.

Она не спешила, давая понять, что не хочет продолжать начатый мной разговор. Наверное, думала. Наверное, злилась. И готовилась выплеснуть свою злость на меня. Однако когда спустя какое‑ то время моя племянница вышла из ванной в футболке с эмблемой филадельфийской пожарной службы, то именно эта деталь почему‑ то испортила мне настроение. Свежая, собранная, Люси принесла с собой аромат лимона.

– Наверное, это не мое дело, – начала я, глядя на вышитый на ее груди логотип.

– Это мне Тьюн подарила.

– А...

– И ты права, тетя Кей, это не твое дело.

– Мне просто непонятно, почему ты до сих пор не усвоила... – Я едва не задохнулась от злости.

– Не усвоила что? – с притворно‑ невинным выражением туповатого подростка спросила Люси, прекрасно отдавая себе отчет в том, как это ёрничество раздражает, бесит и убивает меня.

– Что нельзя спать с тем, с кем работаешь.

Эмоции снова подвели меня, подтолкнув на опасный путь. Я была несправедлива к Люси и спешила с выводами, не имея достаточных доказательств. Наверное, потому, что боялась за нее.

– Кто‑ то дает мне футболку, и я уже, оказывается, сплю с этим человеком. Ты ведь это хотела сказать? Хм‑ м. Ничего себе дедукция, доктор Скарпетта. – Ее тон предвещал близящуюся бурю. – И уж если на то пошло, вряд ли тебе пристало указывать мне, с кем спать. На себя посмотри, с кем ты сейчас живешь, а?

Будь Люси одета, наверняка бы ушла в ночь. Вместо этого она села спиной ко мне, уставившись в занавешенное окно, и смахнула злые слезы. Я же попыталась спасти то, что еще осталось от ситуации, которая помимо моего желания превратилась в тупиковую.

– Мы обе устали. День был тяжелый, и в результате получается, что Кэрри добилась, чего хотела. Мы уже обвиняем друг друга.

Никакой реакции. Она лишь снова вытерла слезы. Мои слова отскакивали от спины Люси, как от глухой стены.

– Я вовсе не имею в виду, что ты спишь с Тьюн. Мне лишь хочется предупредить тебя о возможных последствиях, о той боли, том хаосе... Просто я лучше представляю, что может случиться.

Люси наконец повернулась и с вызовом посмотрела на меня:

– Что ты хочешь сказать? Что, по‑ твоему, может случиться? Тьюн – лесбиянка? Не помню, чтобы она говорила мне об этом.

– Может, у тебя сейчас не ладится с Джанет? – продолжала я. – Люди есть люди.

Люси пересела на край моей кровати, ясно дав понять, что намерена поддержать разговор.

– То есть? Что ты хочешь этим сказать?

– Только то, что сказала. Я ведь не в пещере родилась. Мне безразлично, какого пола Тьюн. Я абсолютно ничего не знаю о ее наклонностях и предпочтениях. Но предположим, вас потянет друг к другу? Почему бы и нет? Вы обе привлекательны, умны, неотразимы. Я лишь хочу напомнить, что она твоя начальница. – Голос мой звучал все напряженнее, кровь стучала в висках. – И что потом? Ты так и будешь переходить из одного федерального ведомства в другое, пока окончательно не погубишь свою карьеру? Вот о чем речь, и вот что я пытаюсь донести до тебя, хочешь ты того или нет.

Люси продолжала смотреть на меня, и глаза ее снова наполнились слезами. Только теперь она не стала вытирать их, и слезы, скатываясь со щек, падали на подаренную Тьюн Макговерн футболку.

– Извини, Люси, – мягко сказала я. – Знаю, жизнь у тебя нелегкая.

Какое‑ то время мы обе молчали, потом она отвернулась, шмыгнула носом и глубоко, порывисто вздохнула.

– Ты когда‑ нибудь любила женщину?

– Я люблю тебя.

– Я о другом.

– Нет, не любила. Наверное, нет.

– Довольно уклончивый ответ, тебе не кажется?

– Я не совсем точно выразилась.

– А могла бы?

– Могла бы что?

– Полюбить женщину, – не отставала она.

– Не знаю. Я вообще начинаю думать, что ничего не знаю. – Мне хотелось быть искренней и честной. В меру сил. – Может быть, какая‑ то часть меня просто наглухо закрыта. Может, мой мозг устроен не так, как твой.

– Мозг здесь ни при чем.

Я не знала, что сказать.

– К твоему сведению, я спала с двумя мужчинами и знаю разницу.

– Люси, ты вовсе не обязана оправдываться передо мной.

– Моя личная жизнь никого не касается. И мы не в суде.

– Пока нет, но можем там оказаться, – возразила я, возвращаясь к той теме, с которой мы начали. – Как думаешь, что станет делать Кэрри?

Люси открыла еще одну банку пива.

– Разошлет письма в газеты и телекомпании? – предположила я. – Солжет под присягой? Или пойдет напролом и выложит суду все детали ваших отношений? Ей это может понравиться, смаковать подробности. О чем вы разговаривали, что делали, о чем мечтали.

– Откуда мне знать? – вспылила Люси. – У нее было пять лет. Чем она занималась? Какие строила планы? Я не знаю. Мы ведь в отличие от нее не сидели сложа руки.

– Знает ли она что‑ то такое, что может всплыть на суде? – с тяжелым сердцем спросила я.

Моя племянница поднялась и начала расхаживать по комнате.

– Ты доверяла ей, ты о многом ей рассказывала, а она все это время была сообщницей Голта. Люси, ты была их источником. Они знали о нас все.

– Я слишком устала, чтобы обсуждать это.

Да, она устала, но я не собиралась заканчивать разговор, не доведя его до конца. Я поднялась и выключила верхний свет, потому что мне всегда было легче разговаривать в полумраке, в атмосфере не света, а теней. Потом взбила подушки на обеих кроватях и откинула покрывала. Поначалу Люси не отреагировала на мое молчаливое предложение и продолжала расхаживать из угла в угол, будто посаженный в клетку зверь, потом нехотя опустилась на кровать и откинулась на подушку.

– Давай пока не будем касаться твоей репутации, – спокойно начала я. – Попробуем представить ход суда в Нью‑ Йорке.

– Тут и представлять нечего.

У меня было на сей счет свое мнение, и я подняла руку, призывая ее послушать.

– Темпл Голт убил в Виргинии по крайней мере пять человек, и мы знаем, что Кэрри Гризен причастна как минимум к одному из убийств, потому что у нас есть видеопленка, на которой она пускает пулю в голову жертве. Ты это знаешь.

Молчание.

– Ты была в комнате, когда мы просматривали ту страшную запись.

– Знаю. Зачем повторять? – Она опять начинала злиться. – Мы говорили об этом, наверное, миллион раз.

– Ты видела, как она убивает. Женщина, ставшая твоей любовницей, когда тебе едва исполнилось девятнадцать, когда ты была наивной девчонкой и интересовалась только программированием.

Люси опустила глаза – мой монолог явно причинял ей боль. Она служила в научно‑ техническом отделе ФБР, занимавшемся разработкой компьютерных систем. Одна из программ, СКИИ, или «Сеть криминального искусственного интеллекта», была фактически ее детищем. После ухода из Бюро Люси даже слышать не желала о СКИИ.

– Ты видела, как убивает твоя любовница, но еще раньше она хладнокровно и расчетливо подставила тебя. Кэрри манипулировала тобой как хотела.

– Зачем ты это делаешь? Зачем напоминаешь мне о том, что было пять лет назад? – Голос звучал приглушенно – Люси говорила, уткнувшись лицом в подушку.

– Хочу убедиться, что ты не забыла и отдаешь себе отчет в том, с кем мы имеем дело.

– Мне не нужны такие напоминания.

– А я думаю иначе. Между прочим, мы не станем сейчас выяснять, что именно узнали обо мне Кэрри и Голт. Идем дальше. В Нью‑ Йорке Голт убил свою сестру и по крайней мере одного полицейского. Так вот, экспертиза установила, что он проделал это не в одиночку. На личных вещах Джейн Голт были позднее обнаружены отпечатки пальцев Гризен. Когда Кэрри схватили в Бауэри, на ее брюках нашли кровь Джейн. Насколько нам сейчас известно, она тоже нажимала на спусковой крючок.

– Возможно. Но и это я уже знаю.

– Зато не знаешь об Энди Хите. Помнишь батончик и банку супа, которые он купил в «Севен‑ илевен»? Помнишь мешок, в котором нашли его изувеченное тело? На нем тоже есть ее отпечатки.

– Не может быть! – воскликнула Люси.

– Но и это еще не все.

– Почему ты ничего не рассказывала мне раньше? Она была его сообщницей. И бежать из тюрьмы, наверное, тоже она помогла.

– Мы в этом не сомневаемся. Задолго до встречи с тобой эти двое уже изображали из себя Бонни и Клайда. Ты еще и целоваться не пробовала, когда Кэрри уже убивала людей.

– Откуда тебе знать, когда я впервые поцеловалась? – не к месту поинтересовалась Люси.

На сей раз молчание длилось не долго.

– Значит, ты полагаешь, что она целых два года готовилась, искала подходы, изобретала способ познакомиться со мной и делала то, что делала, только для того...

Голос ее дрогнул.

– Только для того, чтобы соблазнить тебя, – закончила я. – Не знаю, планировала ли Кэрри это заранее. И честно говоря, мне плевать! – Злость снова поднималась во мне. – Мы только что землю не перевернули, чтобы добиться ее выдачи в Виргинию, но у нас ничего не вышло. Нью‑ Йорк не желает ее отдавать.

Влажная и забытая, банка пива едва не выскользнула из моих пальцев, когда я закрыла глаза и передо мной замелькали мертвецы. Я увидела Энди Хита, прислоненного к мусорному контейнеру и истекающего кровью, которая смешивалась со струйками дождя. Увидела шерифа и тюремного охранника, убитых Голтом и, возможно, Кэрри. Я прикасалась к их телам и переводила их боль в диаграммы и протоколы вскрытия. Я ничего не могла поделать с собой. Мне хотелось, чтобы Кэрри Гризен умерла, была казнена за все, что сделала с ними, с моей племянницей и со мной.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒