Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Патриция Корнуэлл. Точка отсчета. Кей Скарпетта – 9. Аннотация. Патриция Корнуэлл. Точка отсчета



Патриция Корнуэлл

Точка отсчета

 

Кей Скарпетта – 9

 

OCR Денис http: //mysuli. aldebaran. ru

«Патрисия Корнуэлл. Точка отсчета»: АСТ, АСТ Москва, Транзиткнига; Москва; 2005

ISBN 5‑ 17‑ 027549‑ 8, 5‑ 9713‑ 0168‑ 3, 5‑ 9578‑ 2029‑ 6

Оригинал: Patricia Cornwell, “Point of Origin”

Перевод: Сергей Николаевич Самуйлов

 

Аннотация

 

Убийца умен и хитер.

Чтобы скрыть свои деяния, он выбирает лучшее из средств – огонь.

Обнаружить улики – практически невозможно.

Выйти на след маньяка – дело почти безнадежное.

К расследованию подключается Кей Скарпетта, и ей удастся установить – к серии убийств причастна женщина, делом которой она занималась несколько лет назад. Но чем ближе разгадка, тем отчетливее ощущение смертельной опасности, угрожающей самой Кей и ее близким…

 

Патриция Корнуэлл

Точка отсчета

 

Каждого дело обнаружится; ибо день покажет, потому что в огне открывается, и огонь испытает дело каждого, каково оно есть.

Первое послание к коринфянам, 3: 13

 

С любовью – Барбаре Буш

Эй, ДОК,

Тик‑ ток.

Пламя, пила и кости.

Дома одна?

Вот тебе на!

Или ждешь ФИБА в гости?

Помнишь темный свет,

Страх и поезд, нет?

Поездпоездпоезд.

ГНКГ ждет фото.

Приходи навести.

Третий этаж мой.

Ты мне, я тебе.

Люси еще с тобой?

На ТВ Люси‑ Бу.

Садись на мою трубу.

Потанцуем, попоем,

А потом крылом махнем.

Шшшшшшш,

Слышишь, ДОК,

Тик‑ ток,

Тик‑ так.

Подожди, увидишь, так?

Кэрри

Фазаний Двор

Женское отделение «Кирби»

Остров Уорд, Нью‑ Йорк

 

Глава 1

 

Бентон Уэсли снимал кроссовки у меня на кухне, когда я прибежала к нему, дрожа от страха, ненависти и напомнившего о себе ужаса прошлого. Письмо Кэрри Гризен оказалось в стопке писем и прочих бумаг, где и пролежало до того момента, когда я решила спокойно выпить чаю с корицей в тиши своего дома. Было воскресенье, восьмое июня, и часы показывали тридцать две минуты шестого.

– Полагаю, она прислала это в твой офис, – сказал Бентон, стягивая белые найковские носки.

Похоже, случившееся нисколько его не взволновало.

– Роуз не читает письма, если они помечены «лично» или «конфиденциально», – заметила я, хотя в таком напоминании и не было необходимости – он прекрасно об этом знал.

– А может быть, и зря. У тебя здесь, как выясняется, куча поклонников.

Лишенные сочувствия слова резали, словно бумага.

Бентон сидел, опустив на пол бледные босые ноги, упершись локтями в колени и опустив голову. По плечам и рукам с хорошо развитой для мужчины его возраста мускулатурой стекали капельки пота, и мой взгляд соскользнул с колен и бедер на голени с полоской от резинки носков. Проведя ладонью по влажным серебристым волосам, он откинулся на спинку стула, вытер лицо и шею полотенцем и пробормотал:

– Господи, я слишком стар для всей этой ерунды.

Он глубоко вздохнул и с нарастающей злостью выдохнул. Потом взял лежавшие на столе часы «Брейтлинг‑ аэроспейс» в корпусе из нержавеющей стали – мой подарок на Рождество – и защелкнул их на запястье.

– Черт бы побрал их всех! Ну что за люди – хуже рака. Дай взглянуть.

Письмо было написано от руки нарочито неуклюжими красными печатными буквами, а вверху листа красовался хохолок какой‑ то птички. Нацарапанное под ним загадочное латинское слово ergo, или следовательно, не говорило мне в данном контексте совершенно ничего. Взявшись за уголки, я развернула лист простой белой печатной бумаги и положила на старинный французский столик. Бентон даже не прикоснулся к письму, хотя оно в скором времени могло стать вещественной уликой, но я видела, с каким вниманием его взгляд сканирует каждое слово странного послания Кэрри Гризен.

– Судя по почтовому штемпелю, отправлено из Нью‑ Йорка, а там много писали о ее процессе, – сказала я, продолжая рационализировать и отыскивать причины, которые позволяли бы надеяться, что письмо написано не ею. – Одна сенсационная статейка появилась всего лишь две недели назад. Так что именем Кэрри Гризен мог воспользоваться кто угодно. А что касается моего адреса, то он и вовсе не является какой‑ то закрытой информацией. Весьма вероятно, что письмо написано совсем и не Кэрри Гризен. Наверное, какой‑ нибудь сумасшедший.

– Весьма вероятно, что оно от нее, – продолжая читать, бросил Бентон.

– По‑ твоему, письма пациентов психиатрической больницы никто не просматривает? – попробовала возразить я, чувствуя, как сгущается страх, обволакивающий мое сердце.

– " Сент‑ Элизабет", «Бельвью», «Мидхадсон», «Кирби». – Он и головы не поднял. – Кэрри Гризен, Джон Хинкли‑ младший, Марк Дэвид Чепмен[1] – все они пациенты, а не заключенные. Люди, находящиеся в исправительных заведениях и психиатрических центрах, пользуются такими же, как мы, гражданскими правами. Они создают доски объявлений для педофилов и продают информацию серийным убийцам. Ну и, конечно, пишут язвительные письма главным судмедэкспертам.

Теперь в голосе Уэсли чувствовалась злость, в словах – четкость, даже резкость. В глазах, когда он поднял голову и посмотрел на меня, горела ненависть.

– Кэрри Гризен смеется над тобой, док. Над ФБР. Надо мной.

– Над фибом, – пробормотала я.

Наверное, в других обстоятельствах это показалось бы мне смешным.

Уэсли поднялся и накинул полотенце на плечи.

– Ладно, предположим, письмо написала она, – снова начала я.

– Она.

У него не было на этот счет никаких сомнений.

– Пусть так. Но тогда в письме не только насмешка.

– Конечно. Ее цель – напомнить нам о том, что они с Люси были любовницами. Широкая публика этого еще не знает. Пока не знает. Вывод ясен: Кэрри Гризен намерена и дальше ломать чужие жизни.

Кэрри Гризен. Я не могла слышать это имя. Меня бесило, что она пробралась в мой дом и была сейчас здесь. Казалось, Кэрри сидит вместе с нами за дубовым столиком и отравляет воздух уже одним своим мерзким, зловещим присутствием. Представляя себе ее снисходительную улыбочку и горящие глаза, я думала о том, как она выглядит сейчас, после пяти лет за решеткой и общения с безумцами, на счету которых самые отвратительные преступления. Кэрри не была сумасшедшей. Никогда. Она была психопатом, человеком с раздвоенным сознанием, воплощением жестокости и не знала, что такое совесть.

Я посмотрела в окно на раскачивающиеся под ветром японские клены и недостроенную каменную стену, которая, как ни тщилась, не могла укрыть меня от соседей. Внезапно зазвонил телефон, и я неохотно сняла трубку:

– Доктор Скарпетта.

Звонок отвлек Бентона лишь на мгновение – в следующее его взгляд снова вернулся к покрытой красными буквами странице.

– Привет, – послышался из трубки знакомый голос Питера Марино.

Я достаточно хорошо знала капитана управления полиции Ричмонда, чтобы понять: ничего хорошего этот звонок мне не сулит.

– Что случилось?

– Прошлой ночью в Уоррентоне сгорела коневодческая ферма. Может быть, слышала, об этом говорили в новостях. Конюшня, около двадцати дорогих лошадей и дом. Ничего не осталось. Все сгорело дотла.

Но она‑ то здесь при чем? Непонятно.

– Марино, почему ты звонишь мне из‑ за какого‑ то пожара? Во‑ первых, Северная Виргиния не твоя территория, а...

– Уже моя.

Кухня вдруг странным образом съежилась. Дышать стало трудно.

– Что‑ то еще?

– Да. АТО только что вызвало ГОР.

– То есть нас.

– Точно. Тебя и меня. Быть готовыми к утру.

ГОР, или Группа оперативного реагирования, как одно из подразделений Бюро по контролю за алкоголем, табаком и огнестрельным оружием, или сокращенно АТО, привлекалась к работе, когда горели церкви или предприятия, когда речь шла о намеренном подрыве, а также в других случаях, подпадающих под юрисдикцию АТО. Мы с Марино не имели к АТО прямого отношения, однако Бюро, как, впрочем, и другие правоохранительные органы, нередко привлекало нас к расследованию, когда в этом возникала необходимость. В последние годы мне приходилось работать после взрывов во Всемирном Торговом центре[2] и в Оклахоме[3], на месте падения «Рейса 800»[4]. Я помогала проводить идентификацию в Вако[5] и изучала последствия взрывов, устроенных Унабомбером[6]. АТО включило меня в список специалистов, подлежащих вызову только в крайних случаях, когда речь идет о гибели людей, а если они задействовали еще и Марино, то это означало только одно: есть подозрение на убийство.

– Сколько?

Я потянулась к блокноту.

– Дело не в том, сколько, док, а в том, кто. Владелец фермы – крупный медийный магнат Кеннет Спаркс. Тот самый, один‑ единственный. И в данный момент все выглядит так, что он ни при чем.

– О Господи! – пробормотала я. В глазах вдруг потемнело, словно мой мир погрузился в ночь. – Ты уверен?

– Ну, по крайней мере его там не было.

– А не хочешь объяснить, почему мне сообщают об этом только сейчас?

При всем том, что меня переполняла злость, никаких других претензий я предъявить не могла, поскольку все случаи насильственной смерти в штате Виргиния входили в сферу моей компетенции. Марино вовсе не был обязан информировать меня о случившемся, и адресовать недовольство и раздражение следовало не ему, а моим коллегам в Северной Виргинии, не удосужившимся поставить меня в известность.

– Только не спускай собак на своих ребят в Фэрфаксе, – будто прочитав мои мысли, сказал Марино. – В АТО обратились власти округа Фокер, так что...

Мое настроение вовсе не улучшилось, но что толку злиться? Дело есть дело.

– Полагаю, тел пока не обнаружено, – сказала я, беря ручку и записывая.

– Точно. Тебя ждет веселенькая работа.

Ручка повисла в воздухе над блокнотом.

– Послушай, Марино, сгорела всего лишь ферма. Даже если подозревается поджог, даже если в деле замешан такой человек, как Кеннет Спаркс, я все же не понимаю, какое отношение ко всему этому имеет АТО?

– Виски, автоматическое оружие, торговля дорогими лошадками – это все квалифицируется как бизнес, – ответил капитан.

– Отлично, – пробормотала я.

– Ты права. Настоящий кошмар. Начальник пожарной команды собирался позвонить тебе еще до вечера. Советую сложить вещи, потому что птичка прилетит за нами до рассвета. Время, конечно, не самое лучшее, но у нас по‑ другому и не бывает. Думаю, на отпуск тебе не стоит и рассчитывать.

Мы с Бентоном как раз собрались отправиться в Хилтон‑ Хед, провести недельку на берегу океана. Год выдался трудным для обоих, мы оба устали и едва таскали ноги. Повесив трубку, я не сразу решилась посмотреть ему в глаза.

– Извини, мне очень жаль. Ты уже понял, что у нас очередное несчастье.

Как будто и не слыша, что я сказала, Бентон продолжал смотреть на письмо Кэрри.

– Мне придется поехать. Вертолет заберет нас рано утром. Может быть, я еще успею присоединиться к тебе в середине недели.

Он не слушал меня, потому что не хотел ничего этого слышать.

– Пожалуйста, пойми.

Бентон по‑ прежнему не реагировал, и я видела, что он ужасно огорчен.

Пила и кости. У тебя были дела с расчлененными телами. В Ирландии и здесь. Она думает о Люси, фантазирует и мастурбирует. Интересно, сколько раз за ночь можно достичь оргазма под одеялом. Если только у нее что‑ то получается.

Говоря это, он продолжал смотреть на лист, как будто говорил сам с собой.

– Она пытается сказать, что между ними до сих пор что‑ то есть, между ней и Люси. Использование местоимения «мы» – это ее попытка представить себя жертвой расщепления личности. Ее не было там, на месте всех этих преступлений. Их совершил кто‑ то другой. Другие. Довольно предсказуемый и не очень интересный ход. Расчет на то, что ее признают невменяемой. Честно говоря, я ожидал от нее большей оригинальности.

– Она вполне дееспособна, чтобы предстать перед судом.

Во мне всколыхнулась новая волна гнева.

– Это знаем мы с тобой. – Бентон поднес к губам бутылку «Эвиана». – Откуда эта Люси‑ Бу?

Капля воды скатилась с губы на подбородок, и он вытер ее тыльной стороной ладони.

– Это я так ее называла, когда она ходила в детский сад. Люси кличка не очень нравилась, и потом я от нее отказалась, но иногда проскакивало. – Перед глазами встала та Люси. – Наверное, она рассказала об этом Кэрри.

– Да, теперь‑ то мы знаем, что в свое время Люси много о чем ей рассказала, – констатируя очевидное, проговорил Уэсли. – Первая любовь. Всем известно, первая любовь не забывается, какой бы грязью все ни закончилось.

– Только не все выбирают на эту роль психопата, – возразила я.

Мне до сих пор не верилось, что Люси, моя племянница, влюбилась когда‑ то в Кэрри Гризен.

– Психопаты – это мы, Кей, – сказал Бентон, как будто я ни разу не слышала эту лекцию. – Умные, симпатичные люди. Психопатом может оказаться каждый. Он может сидеть рядом с тобой в самолете, стоять позади тебя в очереди, болтать с тобой в Интернете. Братья и сестры, школьные товарищи и любовники, сыновья и дочери. Они такие же, как ты или я. У Люси не было ни единого шанса. Она не могла противостоять Кэрри Гризен.

В траве на моем заднем дворе выросло слишком много клевера, но весна выдалась необыкновенно прохладной, что не самым лучшим образом сказывалось на розах. Они трепетали и дрожали на ветру, роняя на землю бледные лепестки. Уэсли, отставной шеф профильного отдела ФБР, не замечал всего этого.

– Кэрри нужны фотографии Голта. Все. Сделанные на месте его гибели. Сделанные во время вскрытия. Ты отдаешь их ей, а взамен получаешь информацию, то, что полиция, как она предполагает, пропустила, то, что, возможно, поможет обвинению, когда в следующем месяце начнется суд. Вот на что Кэрри рассчитывает. На то, что ты что‑ то пропустила. И это что‑ то неким образом связывает ее с Люси.

Бентон наклонился и поднял с коврика очки.

– Кэрри Гризен хочет, чтобы ты навестила ее в «Кирби».

Он выжидающе посмотрел на меня.

– Это ее работа. – Бентли показал на письмо и устало добавил: – Я так и знал, что она еще напомнит о себе.

Темный свет. Что это, по‑ твоему? – спросила я, поднимаясь, потому что не могла больше сидеть.

– Кровь, – уверенно ответил Уэсли. – Ты ударила Голта ножом в бедро и перерезала ему бедренную артерию. Он умер от потери крови. Точнее, умер бы, если бы раньше его не прикончил поезд. Темпл Голт...

Бентон снял очки, и я поняла, что он взволнован, но пытается скрыть это.

– Мы не избавимся от него, пока не избавимся от Кэрри Гризен. Эти двое – настоящие близнецы‑ чудовища.

 

* * *

 

Вообще‑ то они не были близнецами, хотя одинаково обесцвечивали волосы, носили похожие короткие стрижки, предпочитали одежду в стиле унисекс и отличались подростковой худобой. Они и преступления совершали вместе, пока мы не схватили ее в Бауэри, а его я убила в туннеле подземки. У меня не было ни малейшего желания ни видеть Голта, ни разговаривать с ним, ни уж тем более дотрагиваться до него, потому что моя миссия в этой жизни не в том, чтобы ловить нарушителей закона или самой вершить правосудие. Однако Голт придерживался другого мнения и устроил все так, чтобы умереть от моей руки и таким своеобразным образом навсегда связать себя со мной. Темпл Голт умер пять лет назад, но я никак не могла избавиться от него. В памяти навсегда отпечаталась жуткая картина: разбросанные по рельсам куски человеческого тела и крысы, осторожно выходящие из мрака, чтобы попробовать свежей крови.

В ночных кошмарах передо мной вставали его глаза с холодными зрачками, а в ушах стоял грохот приближающегося поезда, фары которого напоминали две ослепительно яркие луны. После того случая я несколько лет не проводила вскрытие жертв железнодорожных происшествий. Занимая должность главного судебно‑ медицинского эксперта штата Виргиния, я могла перепоручить это другим. И перепоручала. Даже сейчас я не могла с былой холодной отстраненностью смотреть на сверкающие анатомические скальпели, потому что он вынудил меня воткнуть в него одно из таких орудий. В городской толпе мне мерещились похожие на него мужчины и женщины, и я никогда не ложилась спать, не убедившись в наличии под рукой заряженного пистолета.

– Бентон, почему бы тебе не принять душ? А потом мы могли бы обсудить наши планы на неделю, – предложила я, отгоняя невыносимые воспоминания. – Побудешь несколько дней один, почитаешь, погуляешь по берегу – это как раз то, что тебе и надо. Ты же так любишь кататься на велосипеде. Может быть, оно и к лучшему, что тебе никто не станет надоедать.

– О письме надо сообщить Люси. – Уэсли тоже поднялся. – Даже находясь в клинике, Кэрри способна наделать гадостей другим. Как раз это она тебе и обещает.

Он вышел из кухни.

– На сколько же дерьма способен один человек! – в отчаянии воскликнула я, чувствуя, как навертываются на глаза слезы.

– Ей ничего не стоит втянуть твою племянницу в судебное разбирательство. – Бентон остановился у порога. – Выплеснуть побольше грязи на страницы газет. Представляю, каким удовольствием для нее станет увидеть имя Люси на первой странице «Нью‑ Йорк таймс». За такую новость многие ухватятся. «Агент ФБР была любовницей сумасшедшей серийной убийцы... »

Люси ушла из ФБР со всеми его предрассудками, ложью и озабоченностью прежде всего тем, как Бюро выглядит в глазах общественности. – Я смахнула слезы. – Они ничего больше не смогут ей сделать.

– Кей, дело не только в ФБР.

– Бентон, не начинай...

Я не смогла договорить.

Он замер, прислонившись к косяку двери, за которой находилась гостиная, где в камине горел огонь. В глазах его застыла боль. Бентон не любил, когда я начинала разговаривать с ним таким вот образом, и не хотел заглядывать в темные уголки своей души. Как и у меня, у Уэсли не было желания обсуждать возможные шаги Кэрри Гризен, и он тоже беспокоился обо мне. Мы оба знали, что так или иначе меня вызовут в суд для дачи показаний в качестве эксперта. Но я тетя Люси, и мои свидетельства могут быть поставлены под сомнение, а репутация безнадежно погублена.

– Давай сходим куда‑ нибудь сегодня, – мягко предложил Уэсли. – Куда бы ты хотела? К Бенни на барбекю с пивом?

– Я разогрею суп. – Слезы остановились, но голос еще дрожал. – У меня и аппетита что‑ то нет. Ты как?

– Иди сюда, – негромко сказал он.

Я шагнула к нему, и он прижал меня к груди. Мы поцеловались. Губы у Уэсли были соленые, тело по‑ прежнему крепкое и плотное. Я положила голову ему на плечо, чувствуя под щекой жесткую щетину. В его волосах мелькала седина, словно кто‑ то обсыпал их белым песком. Песком с пляжа, увидеть который, как я знала, мне в ближайшие дни не доведется. Не будет ни долгих прогулок, ни разговоров за столиком в «Ла Полла» или «Чарли».

– Наверное, мне лучше съездить и узнать, что ей нужно, – прошептала я в теплую влажную шею.

– Ни в коем случае.

– Аутопсию Голта проводили в Нью‑ Йорке. У меня нет тех фотографий.

– Кэрри Гризен прекрасно осведомлена о том, кто именно проводил вскрытие.

– Если она знает, то почему обращается ко мне?

Прежде чем ответить, Уэсли поцеловал меня в макушку и еще раз погладил по волосам.

– Ты и сама знаешь почему. Она хочет манипулировать тобой, хочет заставить тебя нервничать. У таких, как Кэрри, это лучше всего получается. Ей нужно заставить тебя раздобыть для нее те фотографии. И тогда она будет смотреть на них, будет представлять Голта в виде кусков порубленного мяса, будет фантазировать и заводить себя этими картинами. Кэрри что‑ то замыслила, и самое худшее, что ты можешь сейчас сделать, это пойти у нее на поводу.

– А Фазаний Двор? Что бы это значило?

– Не представляю.

ГНКГ?

Не знаю.

Мы еще долго стояли так, обнявшись, не спеша выходить из дома, который я продолжала считать только своим собственным. Бентон жил у меня, когда не уезжал с консультациями по особенно запутанным случаям в другие города и штаты. Я знала, что ему было неприятно слышать " я" или «мое», хотя он не хуже меня понимал, что мы не женаты и ничто из того, чем мы владеем по отдельности, не принадлежит нам обоим. Я прожила полжизни и не стремилась делиться нажитым ни с кем, будь то любовник или родственники. Возможно, кто‑ то считал меня эгоисткой, а может, я и есть эгоистка.

– Ты завтра уедешь, а чем заняться мне?

Бентон вернулся к более безопасной теме.

– Поезжай в Хилтон‑ Хед и накупи продуктов, – посоветовала я. – Главное, возьми побольше пива и виски. То есть больше, чем обычно. Не забудь про солнцезащитный крем. Запасись орехами, помидорами, луком.

Слезы снова напомнили о себе, и я откашлялась.

– Как только все закончится, я сразу же сажусь на самолет и прилетаю к тебе. Но кто знает, что там, в Уоррентоне, и на сколько это затянется. Такое с нами уже случалось. То ты не можешь, то меня дела не пускают.

– Дерьмовая жизнь, – прошептал мне в ухо Бентон.

– Так уж получилось, – сказала я и почувствовала вдруг, что меня клонит ко сну. – Сами выбирали.

– Может быть. – Уэсли потянулся к моим губам, руки скользнули мне под одежду. – Суп потом, мы еще успеем поваляться.

Мне бы и хотелось ответить ему тем же, но тело отказывалось реагировать на его ласки.

– Мне почему‑ то кажется, что на суде нас ожидают большие неприятности.

– Мы ведь все там будем: Бюро, ты, Люси. Нисколько не сомневаюсь, что последние пять лет Кэрри только тем и занималась, что строила планы мщения.

Я отстранилась – из какого‑ то темного уголка мозга выскочило вдруг резкое, осунувшееся лицо Кэрри. В памяти осталась одна сцена из прошлого, невольной свидетельницей которой мне довелось оказаться. Люси и Кэрри сидели поздно вечером за столиком неподалеку от стрельбища Академии ФБР в Квонтико, не догадываясь о моем присутствии, и я слышала их негромкие голоса, их игривые шутки. Я видела, как они обнимались, как целовались в губы. Странное чувство овладело мной тогда, однако я заставила себя повернуться и уйти. Кэрри только начала обрабатывать мою племянницу, а теперь то, что начиналось так романтично, заканчивалось уродливым гротеском.

– Бентон, мне надо собрать вещи.

– Твои вещи всегда собраны. Ты же сама знаешь.

Подгоняемый желанием, он уже принялся расстегивать мои крючки и пуговицы. Странно, но сильнее всего Бентон хотел меня тогда, когда я его не хотела. Иногда такое отсутствие синхронизации раздражало нас обоих.

– Я знаю, что ты обеспокоен, но у меня нет для тебя ободряющих слов. Я не могу сказать, что все будет в порядке, потому что все будет плохо. Защита и пресса нас просто так не отпустят. О нас с Люси будут вытирать ноги, а Кэрри, не исключено, окажется на свободе. Вот так‑ то! Истина и справедливость по‑ американски.

– Прекрати. – Он пристально посмотрел мне в глаза. – Не начинай снова. Раньше я не замечал в тебе подобного цинизма.

– Это не цинизм, и я ничего не начинала. – Злость, собиравшаяся во мне после получения письма, готова была выплеснуться. – Разве я срезала кожу с одиннадцатилетнего мальчика, а потом оставила его совершенно раздетого и с простреленной головой у мусорного контейнера? Разве это я убила шерифа и тюремного охранника? А Джейн, сестра Голта... Ты помнишь ее, Бентон? Помнишь следы босых ног на снегу и ее замерзшее окровавленное тело в фонтане?

– Конечно, помню. Я был там. Все, что видела ты, видел и я.

– Нет, Бентон, не все.

Не глядя на него, я отступила и застегнула расстегнутую им блузку.

– Ты не погружаешь руки в их истерзанные тела, не прикасаешься к их ранам и не измеряешь их. Ты не слышишь, о чем говорят мертвые. Не видишь лиц их близких и родных, которые с замиранием сердца ожидают в коридорчике, и тебе не приходится говорить им то, что говорю я. Нет, Бентон Уэсли, ты не видишь того, что вижу я. Ты видишь чистенькие папки, глянцевые фотографии и остывшие места преступлений. Ты проводишь больше времени с убийцами, чем с теми, кого они лишили жизни. И может быть, ты лучше спишь. Может быть, ты даже не боишься видеть сны.

Бентон вышел из моего дома, не сказав ни слова, потому что я зашла слишком далеко. Я была несправедлива и жалка. Он тоже плохо спал: ворочался, метался, бормотал, и к утру простыни промокали от его холодного пота.

Я положила письмо Кэрри Гризен на стол и поставила на уголки солонку и перечницу, чтобы оно не сминалось. Ее насмешливые, неприятно дергающие за нервы слова превратились теперь в улику, прикасаться к которой не полагалось.

Вполне возможно, что на дешевой белой бумаге обнаружатся отпечатки ее пальцев, а почерк совпадет с уже имеющимися образцами. Тогда мы докажем, что именно Кэрри Гризен написала это послание накануне рассмотрения дела по обвинению ее в убийстве Верховным судом города Нью‑ Йорка. Жюри присяжных поймет, что она так и не изменилась за пять лет лечения в психиатрическом заведении, пребывание в котором оплачивалось деньгами налогоплательщиков. Не раскаялась в том, что сделала.

Я не сомневалась, что Бентон где‑ то неподалеку, потому что не слышала, как отъезжала его «БМВ». Я прошлась по вымощенным улицам, по обе стороны которых красовались недавно возведенные особняки, и в конце концов обнаружила его под деревьями, откуда открывался вид на Джеймс‑ Ривер. Холодная вода казалась стеклом; в бледнеющем небе белели неясные полоски перистых облаков.

– Я сейчас вернусь и сразу поеду в Южную Каролину. Приготовлю домик и куплю тебе побольше виски, – не оборачиваясь, сказал он. – Об остальном тоже постараюсь не забыть.

– Тебе вовсе не обязательно уезжать сегодня. – Я остановилась в паре шагов, боясь подойти ближе. Косые лучи солнца придавали его волосам золотистый оттенок. – Мне завтра рано вставать. Проводишь – и уезжай.

Он молчал, наблюдая за орлом, следовавшим за мной в вышине от самого дома. Выходя, Бентон надел красную штормовку, но так и остался в спортивных шортах и теперь сидел, обхватив себя руками. Боль как будто сочилась из некоего потаенного места, о существовании которого позволялось знать мне одной. В такие моменты я плохо понимала, почему он вообще терпит меня.

– Я не машина, Бентон.

Он слышал эти слова, наверное, миллион раз с тех пор, как мы полюбили друг друга, но все равно молчал. Внизу с унылым журчанием лениво катилась река, необдуманно неся свои воды к кипящей пропасти плотины.

– Нельзя принять больше, чем можешь, – попыталась объяснить я. – На мою долю приходится больше, чем на долю многих других, но не жди, что я вынесу все.

Орел парил над вершинами тянущихся в небо деревьев, и когда Бентон наконец заговорил, голос его прозвучал спокойно и устало.

– Я тоже принимаю на себя больше, чем прочие. Отчасти потому, что беру пример с тебя.

– А я с тебя.

Я подошла сзади, обняла его и уткнулась подбородком ему в спину.

– За тобой следят, – сказал Бентон. – Кто‑ то из соседей. Я вижу его через стекло. Оказывается, даже в таком шикарном районе водятся любители подглядывать. – Он положил свою руку на мою. – Конечно, если бы я жил здесь, то тоже подглядывал бы за тобой.

– Ты и так здесь живешь.

– Нет. Только сплю.

– Давай обсудим, что будем делать утром. Как обычно, меня подберут у Института глаза около пяти. Так что если встать в четыре, то... – Я вздохнула. Неужели жизнь никогда не изменится? – Тебе лучше переночевать здесь.

– К тому же я не собираюсь вставать в четыре, – добавил он.

 



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.