Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Неделю спустя 1 страница



Глава 2

 

Следующее утро застало меня на летном поле, совершенно плоском и едва голубеющем под первыми лучами солнца. Я встала в четыре, и Бентон тоже, решив, что ему лучше уехать одновременно со мной, чем задерживаться в пустом доме. Мы поцеловались и едва взглянули друг на друга, отправляясь каждый к своей машине, потому что оба предпочитали не затягивать расставание. Но уже по дороге, когда я только ехала по Уэст‑ Кэри‑ стрит к мосту Гугенотов, на душе почему‑ то стало грустно и неспокойно, а по телу расплылась неприятная тяжесть.

По собственному горькому опыту я уже знала, что вряд ли увижу Уэсли на этой неделе и что не будет больше ни отдыха, ни чтения, ни неспешного утра в постели. Работать на месте пожара всегда нелегко, а тут еще ко всему прочему примешивался влиятельный персонаж, что неизбежно означает наличие политического контекста и необходимость удовлетворять интерес газетчиков. Чем большее внимание привлекала к себе чья‑ либо смерть, тем более сильного общественного давления следовало ожидать.

Институт глаза, вовсе не являющийся центром медицинских исследований и называющийся так отнюдь не в честь какого‑ то благодетеля по имени Глаз, еще чернел стеклами окон. Несколько раз в год я приходила сюда подобрать очки или проверить зрение и всегда испытывала странное чувство, паркуясь рядом с аэродромом, с которого меня так часто поднимали в воздух и уносили к хаосу. Открыв дверцу, я сразу услышала знакомый, раскатывающийся над темными волнами деревьев звук вертолета и мгновенно представила разбросанные по залитому водой черному пепелищу обгоревшие кости. Вспомнились дорогие костюмы Спаркса, его мужественное лицо, и я поежилась, как будто от пробравшегося под одежду тумана.

Напоминающий головастика силуэт пролетел под далеким от идеального диском луны. Я достала из машины несколько сумок из водоотталкивающего материала и поцарапанный алюминиевый кейс, в котором хранились медицинские инструменты и все необходимое, включая фотооборудование. Ехавшие по Гугенот‑ роуд две легковые и пикап замедлили ход – ранние путешественники не смогли устоять перед соблазном полюбоваться заходящим на посадку вертолетом.

– Должно быть, Спаркс прилетел, – прокомментировал старичок, прибывший на заржавевшем «плимуте».

– А может, орган кому привезли на пересадку, – заметил водитель пикапа, ненадолго переводя взгляд на меня.

Их слова разлетелись, как сухие листья, и потерялись в сдержанном рокоте черного «Белл лонгрейнджера», мягко приземлившегося на бетонную площадку. Управляла вертолетом моя племянница Люси. Завихрившееся облако свежескошенной травы, кажущееся белым в свете посадочных огней, опустилось на землю. Я собрала вещи и зашагала к вертолету, отворачиваясь от бьющего в лицо ветра. Рассмотреть что‑ либо через затемненный плексиглас было невозможно, но, потянув на себя заднюю дверцу, я без труда узнала высунувшуюся оттуда большую руку, которая подхватила мой кейс. Тем временем еще несколько водителей остановились на дороге, чтобы посмотреть на загадочных чужаков, а в просветах между макушками деревьев заблестели золотистые нити.

– Где тебя подобрали? – громко, перекрывая шум двигателя, спросила я, закрывая за собой дверцу.

– В аэропорту, – ответил Марино, указывая на соседнее с ним место. – Так ближе.

– Нет, не ближе.

– По крайней мере у них там есть кофе и туалет, – возразил он, меняя приоритеты местами, и для большего эффекта добавил: – Бентон, надо понимать, отправился в отпуск без тебя.

Люси вывела двигатель на полную мощность, и лопасти завертелись быстрее.

– Скажу откровенно, у меня такое чувство, – ворчливо продолжил Марино, дождавшись, когда вертолет оторвется от земли, – что нас ждут большие неприятности.

Хотя Марино и занимался расследованиями обстоятельств смерти других людей, возможность собственной гибели нервировала его. Он не любил летать, особенно на вертолетах, у которых не было крыльев и на борту которых за ним никто не ухаживал. О нынешнем состоянии Марино свидетельствовали валявшаяся у него на коленях смятая газета и взгляд, упорно уходивший от быстро отдаляющейся земли и вырастающего на горизонте города.

Первая страница «Ричмонд таймс диспетч» содержала рассказ о пожаре, дополненный сделанной с самолета фотографией, на которой смутно проступали дымящиеся руины. Я внимательно прочитала репортаж, однако не обнаружила ничего нового. Речь шла в основном о предполагаемой гибели Кеннета Спаркса, его могуществе и влиянии и том образе жизни, который он вел в Уоррентоне. Прежде я ничего не знала ни о его лошадях, ни о том, что одна из них, по кличке Ветер, участвовала в прошлогоднем Кентуккском дерби и оценивается в миллион долларов. Впрочем, новость меня не удивила. Спаркс всегда отличался предприимчивостью, а его самомнение не уступало разве что его гордыне. Я отложила газету на свободное сиденье и только тогда заметила, что Марино не пристегнулся, а его привязной ремень собирает пыль на полу.

– Представляешь, что с тобой будет, если мы попадем в зону повышенной турбулентности?

– Наверное, пролью кофе. – Он поправил висящий на боку пистолет и пристроил на обтянутом хаки колене готовую лопнуть сосиску. – На случай, если ты, разрезав столько тел, еще не поняла, скажу: если эта птичка рухнет, док, ремень тебя уже не спасет. И воздушная подушка тоже, даже если бы она у нас и была.

Вообще‑ то причина заключалась в другом: Марино не выносил, когда что‑ то сжимало его живот, и даже брюки носил так низко, что оставалось только удивляться, как они еще держатся на бедрах. Зашуршав бумагой, он извлек из промасленного, с серыми пятнами пакета два бисквита и тоже разложил их перед собой. В кармане рубашки у него лежала пачка сигарет. Раскрасневшееся лицо выдавало гипертоника. Когда я переехала в Виргинию из Майами, Марино занимал должность детектива в отделе убийств и отличался не только несомненной одаренностью, но и абсолютной несносностью. Сталкиваясь со мной в морге, он неизменно называл меня миссис Скарпетта, третировал моих подчиненных и весьма вольно обращался с уликами. Чтобы позлить меня, он забирал пули еще до того, как я успевала их пометить. Он курил сигареты, держа их в обтянутых окровавленными перчатками пальцах, и отпускал неуместные шуточки по поводу тел, бывших когда‑ то живыми людьми.

Глядя в окно на плывшие по небу облака, я думала о том, как быстро бежит время. Мне до сих пор не верилось, что Марино уже пятьдесят пять. Выходило, что мы с ним защищали и раздражали друг друга уже более одиннадцати лет.

– Хочешь?

Он протянул завернутый в промасленную бумагу холодный бисквит.

– Даже смотреть не хочу, – не церемонясь ответила я.

Пит Марино прекрасно знал, как беспокоят и бесят меня его нездоровые привычки, и просто пытался привлечь мое внимание. Осторожно размешивая сахар в пластмассовом стаканчике с кофе, он то привставал, то снова садился, придерживаясь за кресло свободной рукой.

– Как насчет кофе? Я налью.

– Нет, спасибо. Как насчет новой информации?

Напряжение во мне нарастало, и я торопилась перейти к делу.

– Пожар еще не потушили, кое‑ где тлеет. В основном в конюшнях. Лошадей там было больше, чем мы думали. Зажарилось штук двадцать, включая племенных, скаковых и двух жеребят с отменной родословной. Ну, и тот, что участвовал в дерби. Можно представить, на какие денежки они застрахованы. Один так называемый свидетель сказал, что животные кричали, как люди.

– Какой свидетель?

Об этом я услышала впервые.

– Ну, ты же сама знаешь, как бывает, когда дело привлекает к себе повышенное внимание. Звонят всякие бездельники; одни якобы что‑ то видели, другие вроде бы что‑ то слышали. И не надо быть очевидцем, чтобы догадаться, что лошади ржали и метались по стойлам. – Благодушный тон сменился резким, в нем зазвучали угрожающие нотки. – Ничего, доберемся до того сукина сына, что все устроил, и посмотрим, каково ему придется, когда загорится его задница.

– Пока о каком‑ либо сукином сыне говорить еще рано, фактов ведь нет, – напомнила я. – О поджоге тоже пока никто не упоминал, хотя нетрудно догадаться, что нас с тобой позвали не ради прогулки.

Марино повернулся к окну.

– Ненавижу типов, которые способны так поступить с животными. – Стаканчик в его руке подпрыгнул, и кофе выплеснулся на колено. – Черт! – Он посмотрел на меня так, как будто это я была в чем‑ то виновата. – С животными и с детьми. Меня от одной мысли тошнит.

Со стороны могло показаться, что ему нет никакого дела до местной знаменитости, которая тоже могла погибнуть в огне, но я достаточно знала Марино, чтобы понять: он просто направляет свои чувства туда, где еще может их контролировать. Судя о нем поверхностно, многие полагали, что Марино недолюбливает людей, и капитан никогда не пытался убедить их в обратном. Я представила нарисованную им картину и содрогнулась от ужаса.

Сцену можно было дополнить тревожным ржанием, стуком копыт, разносящих в щепки деревянные стены и двери, ревом растекающегося подобно лаве огня, но это было выше моих сил. Пламя уничтожило Уоррентон с его особняком, конюшней, запасами выдержанного виски и коллекцией оружия. Оно не пощадило ничего, кроме каменных стен.

Я посмотрела за спину Марино, в кабину, где Люси вела радиопереговоры с диспетчером, одновременно переглядываясь со вторым пилотом. Вдали, над горизонтом, висел еще один вертолет, «Чинук», а еще дальше полз по небу третий, напоминавший серебристую капельку стекла. Солнце поднималось все выше, а я смотрела на племянницу и снова переживала за нее.

Люси ушла из ФБР, потому что ничего другого ей не оставалось. Она ушла, оставив разработанную ею самой компьютерную программу искусственного интеллекта, запрограммированных ею роботов и вертолеты, летать на которых она научилась ради своего разлюбезного Бюро. Она ушла, оставив то, что любила, и оказалась теперь вне сферы моего контроля. Я не хотела разговаривать с ней о Кэрри Гризен.

Чтобы хоть чем‑ то себя занять, я откинулась на спинку сиденья и начала перечитывать материалы по Уоррентону. Привычка концентрировать внимание в любой обстановке, вне зависимости от настроения, выработалась у меня давно. Между тем рассеянно смотревший на меня Марино дотронулся до пачки сигарет, вероятно, проверяя, не забыл ли он их дома, и опустил стекло.

– Нет, – твердо предупредила я. – Даже не мечтай.

– Что‑ то я не вижу здесь таблички «Не курить», – парировал он, вытряхивая сигарету из пачки.

– Ты никогда их не видишь, даже если ими оклеены все стены. – Я просмотрела сделанные накануне заметки и остановилась на одной, показавшейся мне странной. – Начальник пожарной службы упомянул о поджоге ради выгоды. Что он хотел этим сказать? Что Кеннет Спаркс случайно стал жертвой собственноручно устроенного пожара? На чем основано такое предположение?

– Имя для поджигателя у него самое подходящее. Спаркс[7]. Должен быть виновен. – Марино глубоко и с наслаждением затянулся. – В таком случае злодей получил по заслугам. Знаешь, этих парней можно увести с улицы, но улицу из них не вытолкнешь.

– Спаркс воспитывался не на улице, – сказала я. – И между прочим, он был родсовским стипендиатом[8].

– Невелика разница, – продолжал Марино. – Хорошо помню, как этот сукин сын в пух и прах разносил полицию в своих газетах. Всем известно, что он занимается кокаином. Но мы не могли ничего доказать, потому что никто не хотел давать показания.

– Все верно, никто не смог ничего доказать, – вздохнула я. – И ты не можешь считать человека поджигателем только потому, что у него подходящая фамилия или тебе не нравится его редакционная политика.

– Послушай, так уж случилось, что ты разговариваешь с экспертом по всяким там говорящим фамилиям. К некоторым их имена подходят так, что начинаешь видеть в этом руку судьбы. – Не вынимая сигареты изо рта, Марино налил себе еще кофе. – Приведу несколько примеров. Коронер Гор. Серийный убийца Слотер. Педофил Чайлдс. Мистер Бэри хоронил своих жертв на кладбище. Есть еще судьи Гэллоу и Фрай. А как тебе Фредди Гэмбл? Парня взяли на махинациях со счетами в его собственном ресторане. Доктор Фаггарт убил пять мужчин‑ гомосексуалистов. Выколол им глаза. А помнишь Криспа[9]? – Он посмотрел на меня. – В него ударила молния. Бедняга сорвал с себя одежду, разбросал по автостоянке возле церкви и намагнитил бляху на ремне.

Слушать такое рано утром способен не каждый, поэтому я подтянула к себе наушники, чтобы узнать, о чем говорят в кабине, и хоть немного заглушить Марино.

– Не хотел бы я, чтобы в меня попала молния, – не умолкал капитан, подливая еще кофе, как будто у него не было проблем ни с простатой, ни с чем другим. – Все эти годы я составлял список. Никому не говорил. Даже тебе, док. Такое дерьмо, если не записать, обязательно забудешь. Думаю продать кому‑ нибудь. Знаешь, есть такие книжечки, они всегда валяются возле касс в магазинах.

 

* * *

 

Я надела наушники. Внизу сельские фермы и сонные поля постепенно сменялись домами с большими коровниками и длинными вымощенными подъездными дорожками. Коровы и телята на огороженных лугах выглядели черно‑ белыми пятнами, а по усыпанному сеном полю медленно, поднимая пыль, полз комбайн.

Аграрный пейзаж постепенно трансформировался в городок Уоррентон, городок, где преступность практически отсутствовала, а раскинувшиеся на сотни акров владения включали в себя гостевые домики, теннисные корты, бассейны и чудесные конюшни. Мы пролетали над частными взлетно‑ посадочными полосами и озерами с утками и гусями. Марино смотрел на все это, разинув рот.

Наши пилоты некоторое время молчали, ожидая, видимо, пока вертолет окажется в радиусе действия средств связи ГОР. Затем Люси переключилась на другую частоту, и в наушниках зазвучал ее голос:

– Эхо‑ один, вертолет девять‑ один‑ девять Дельта‑ Альфа. Тьюн, ты меня слышишь?

– Подтверждаю, девять Дельта‑ Альфа, – отозвалась командир группы Т. Н. Макговерн.

– Мы в десяти милях к югу, идем с пассажирами. Расчетное время прибытия восемь ноль‑ ноль.

– Вас поняла. У нас тут что‑ то вроде зимы, и теплее не становится.

Люси переключилась на службу автоматического погодного наблюдения Манассаса, и я еще долго слушала утомительное перечисление самых разных характеристик ветра, видимости, облачности, температуры, влажности и чего‑ то еще. Больше всего меня огорчило то, что температура со времени моего отъезда из дома опустилась на пять градусов по Цельсию, и я с завистью представила мчащегося к теплому солнцу и воде Бентона.

– У нас там дождь, – сказал в микрофон второй пилот.

– Это же по крайней мере на двадцать миль западнее, и ветер тоже западный, – ответила Люси. – Вот тебе и июнь.

– Похоже, у нас появился еще один «Чинук». Под горизонтом.

– Давай‑ ка напомним им о себе. – Люси снова переключилась на другую частоту. – Это девять‑ ноль‑ девять Дельта‑ Альфа. Вызываю «Чинук» над Уоррентоном. Мы у вас на трех часах, две мили к северу, тысяча футов.

– Наблюдаем вас, Дельта‑ Альфа, – ответил пилот военного вертолета, названного в честь одного из индейских племен. – Удачной вам посадки.

Моя племянница дважды щелкнула переключателем. Ее спокойный, уверенный низкий голос казался незнакомым. Какое‑ то время я еще подслушивала, потом, как только представилась возможность, вмешалась в разговор:

– Что насчет ветра и температуры?

– Западный, двадцать, порывами до двадцати пяти, – отозвалась Люси. – И будет еще хуже. У вас там сзади все в порядке?

– В полном, – ответила я и не в первый уже раз подумала о письме Кэрри.

Люси была в синем рабочем комбинезоне АТО, глаза защищали темные очки. Она отрастила волосы, и они изящными завитками ложились на плечи, напоминая отполированное экзотическое красное дерево джарра. Не то что мои короткие серебристые пряди. Я представила, как легко и уверенно касаются ее руки рычагов управления, как она работает педалями, удерживая вертолет в наклонном положении.

Летное мастерство далось Люси так же, как и все прочее, что она пробовала. Она быстро, за минимально требуемое время, набрала необходимое количество баллов как пилот частных и коммерческих рейсов, а затем получила удостоверение пилота‑ инструктора, потому что ей доставляло радость передавать свои знания и умения другим.

То, что наш полет подходит к концу, было ясно и без дополнительных объявлений: мы пролетели над рощей с наспех поваленными деревьями. Грязные черные дорожки пересекали свежую зелень склона, а с другой стороны невысоких пологих холмов вертикально поднимались, смешиваясь с серыми облаками, такие же серые струйки усталого дыма, оставшиеся от недавно бушевавшего внизу ада. Ферма Кеннета Спаркса представляла собой жуткое черное пятно, выжженную землю с дымящимися руинами строений.

Пожар оставил свой след, и с воздуха было, наверное, легче всего проследить, как началось и где закончилось уничтожение прекрасных каменных зданий, конюшни и амбара. Огонь прошелся здесь точно косарь, каждый взмах которого оставлял широкую черную полосу опаленной земли. Окружающая владения белая ограда была проломлена в нескольких местах пожарными машинами, вспахавшими акры тщательно подстриженной травы. Вдали виднелись безмятежные зеленые луга, узкая лента шоссе, Виргинская электростанция и снова дома.

Мы вторглись в частные владения Кеннета не в восемь ноль‑ ноль, а с небольшим опозданием и приземлились на некотором удалении от руин, чтобы их не потревожил поднятый лопастями ветер. Марино выбрался первым и направился к пепелищу, даже не взглянув на меня. Я подождала, пока остановятся винты, и только тогда поднялась с сиденья.

– Спасибо, что подбросили.

– Пилотировала она, – ответил специальный агент Джим Моуэри, выполнявший в этом полете обязанности второго пилота. Открыв заднюю дверцу, он добавил: – Вы, ребята, идите, если вам надо поговорить, а я привяжу нашу птичку.

– У тебя, похоже, неплохо получается, – заметила я, когда мы отошли на несколько шагов.

– Стараюсь, как могу, – ответила Люси, забирая у меня алюминиевый кейс, который казался почти игрушечным в ее крепкой руке.

Мы шли рядом, одинаково одетые, хотя у меня не было оружия и рации. Наши сапоги настолько истерлись, что приобрели одинаковый серый цвет. Пройдя десятки метров по чавкающей под ногами грязи, мы повернули к серой надувной палатке, которая на ближайшие дни должна была стать нашим командным пунктом. Неподалеку припарковался большой белый «Пирс» министерства финансов.

Люси на шаг опередила меня, и я не видела ее лица, скрытого тенью от полей синей форменной шляпы. Мы уже знали о ее переводе в Филадельфию и предстоящем в ближайшее время отъезде, и, думая сейчас об этом, я чувствовала себя старой и никому не нужной. Люси выросла и стала независимой, как и я сама в ее возрасте, но мне все равно не хотелось, чтобы она уезжала.

– Плохи дела. – Она заговорила первой. – Подвал, правда, на нулевом уровне, но дверь только одна. Большая часть воды из бассейна ушла туда. Скоро должен подойти грузовик с насосами.

– Какая глубина?

Я подумала о тысячах галлонов воды из пожарных шлангов и представила холодный густой черный суп, в котором плавает разного рода неприятный мусор.

– Зависит от того, куда ступишь. Я бы на твоем месте отказалась лететь, – сказала Люси.

– Ты бы, наверное, так и сделала, – ответила я.

Люси никогда не скрывала, что предпочитает работать без меня. Нет, она не была со мной груба, однако вела себя так, словно мы с ней едва знакомы. Особенно в присутствии своих коллег. Когда несколько лет назад я навестила ее в кампусе Виргинского университета, Люси сделала все возможное, чтобы другие студенты не увидели нас вместе. Не то чтобы она стыдилась чего‑ то, но воспринимала меня как постоянно висящую над ней тень, которую я изо всех сил старалась не отбрасывать на ее жизнь.

– Ты уже приготовила вещи к отправке? – с нарочитой небрежностью поинтересовалась я.

– Пожалуйста, не напоминай мне об этом.

– Но ты же сама хочешь уехать в Филадельфию.

– Конечно. Для меня это отличный шанс.

– Согласна. И рада за тебя. Как Джанет? Ей, наверное, трудно...

– Я же уезжаю не на край земли, – резко возразила Люси.

Мы обе понимали, что не все так просто. Джанет была агентом ФБР. Любовницами они стали еще тогда, когда проходили курс начальной подготовки в Квонтико. Сейчас обе работали в разных федеральных агентствах, и теперь жизнь разводила их по разным городам. Поддерживать отношения в таких условиях не очень легко.

– Ты сможешь сегодня выделить мне несколько минут для разговора? – спросила я, обходя лужу.

– Конечно. Когда закончим, можно будет выпить пива, если удастся найти в этом лесу хотя бы какой‑ то бар.

Ветер заметно усилился.

– Мне все равно когда, – добавила я. – Даже поздно вечером.

– Ну вот и все, – со вздохом пробормотала Люси, когда мы приблизились к палатке. – Эй, а где все?

– Все уже здесь, перед тобой.

– Эй, док, вы сегодня работаете на выезде?

– Нет, она нянчится с Люси.

Помимо меня и Марино, команда ГОР включала в себя еще девятерых мужчин и двух женщин, в том числе начальника группы Макговерн. Все были в одинаковых синих рабочих комбинезонах, поношенных, потертых, заплатанных и бесформенных. Перебрасываясь шуточками, агенты толпились у открытого фургона, сияющие алюминиевые внутренности которого были разделены на полки и откидные сиденья, тогда как внешние отсеки были заполнены катушками с желтой оградительной лентой, совками для мусора, кирками, прожекторным оборудованием, метлами, ломами и пилами.

В нашем мобильном штабе имелись компьютеры, факс, фотокопировальное устройство, гидравлический подъемник и резак, с помощью которого можно при необходимости разрезать металлические конструкции. В общем, здесь было все, за исключением разве что туалета. Я бы, пожалуй, добавила еще и повара.

Несколько агентов уже начали обрабатывать сапоги, лопаты и скребки в наполненных мыльной водой пластмассовых ваннах. Делать это приходилось постоянно, и в такую ветреную и холодную погоду руки и ноги никогда не успевали ни просохнуть, ни согреться. Даже выхлопные трубы надлежало очистить от гари и копоти. Все инструменты работали только на электричестве или гидравлике, но не на бензине, потому что любое обнаруженное здесь вещественное доказательство могло быть впоследствии представлено в суде, где защита предъявила бы к нему самые строгие требования.

Макговерн сидела на столе в палатке, расстегнув сапоги и держа на коленях блокнот.

– Ладно, ребята, – обратилась она к группе. – У вас уже была возможность потрепаться на пожарной станции. А кто там не был, тот остался без кофе и пончиков. – Под последними имелись в виду те, кто только прибыл. – Слушайте меня еще раз. На данный момент нам известно лишь то, что пожар начался позавчера, вечером седьмого июня, предположительно в двадцать ноль‑ ноль.

Макговерн была примерно моего возраста и работала в филадельфийском отделении, так что, глядя на нее, я видела будущего наставника Люси. Меня это почему‑ то не радовало.

– По крайней мере именно в это время в доме сработала пожарная сигнализация, – продолжала Макговерн. – Когда сюда прибыла пожарная бригада, весь дом был уже в огне. Горели конюшни. Подъехать ближе не представлялось возможным, так что им ничего не оставалось, как только окружить объекты и сбить пламя из шлангов. Точнее, попытаться сбить. По нашим оценкам, в подвале около тридцати тысяч галлонов воды. Это шесть часов непрерывной работы для наших четырех насосов при условии, что не возникнет никаких помех, на что я рассчитывать бы не стала. Кстати, электричество отключено, и наши друзья‑ пожарные хотят установить прожекторы внутри.

– Сколько времени они сюда добирались? – спросил Марино.

– Семнадцать минут. Нужно было забрать работающих. Здесь все добровольцы.

Кто‑ то застонал.

– Не надо относиться к ним слишком сурово. С водой у них проблем не было, и они сделали все, что могли. – Макговерн укоризненно посмотрела на своих подчиненных. – Дом вспыхнул, как бумажный, а использовать пену они не сумели из‑ за сильного ветра. Впрочем, на мой взгляд, это и не помогло бы. – Она встала и направилась к фургону. – Все произошло очень быстро, и температура была очень высокая.

Макговерн открыла окрашенную в красный цвет дверцу и начала раздавать лопаты и грабли.

– У нас нет никаких указаний на то, что послужило причиной возгорания и где находился его очаг, однако есть предположение, что владелец, Кеннет Спаркс, медиамагнат, находился в доме и не покинул его. Вот почему с нами судмедэксперт.

Она посмотрела прямо на меня пронзительным взглядом человека, от которого трудно что‑ то скрыть.

– На чем основано предположение, что Спаркс находился в доме? – спросила я.

– Во‑ первых, его, похоже, можно считать пропавшим без вести. Во‑ вторых, рядом с домом обнаружен сгоревший «мерседес». Номера еще не проверили, но, вероятнее всего, автомобиль принадлежал ему. Кузнец, подковывавший его лошадей, был здесь за два дня до пожара, в четверг, пятого июня. Спаркс тогда находился дома, и нет никаких свидетельств того, что он куда‑ то собирался.

– Кто ухаживал за лошадьми в отсутствие Спаркса?

– Мы не знаем.

– Мне бы хотелось узнать имя кузнеца и номер его телефона.

– С этим проблем нет. Курт?

Макговерн повернулась к одному из своих следователей.

– У меня все есть.

Он открыл блокнот, и я обратила внимание на большие, загрубевшие от многолетней работы руки.

Макговерн раздала всем ярко‑ синие защитные шлемы и перешла к распределению обязанностей.

– Люси, Робби, Фрэнк, Дженнифер, работаете со мной. Билл, на тебе общие поручения. Мик, поможешь Биллу, потому что он на пожаре впервые.

– Вот счастливчик.

– Да уж, можно сказать, девственник.

– Эй, приятель, отпусти меня на денек, – сказал тот, кого называли Биллом. – У моей жены день рождения. Сорок лет. Она перестанет со мной разговаривать, если я не вернусь домой.

– Расти, отвечаешь за фургон, – закончила Макговерн. – Док и Марино занимаются своими делами.

– Спарксу угрожали? – спросил Марино, потому что его обязанностью было предполагать убийство.

– В данный момент нам известно не больше, чем вам, – ответил Робби.

– Говорилось о каком‑ то свидетеле. Его нашли? – поинтересовалась я.

– Нам позвонили, – объяснил Робби. – Говорил мужчина, свое имя он не назвал, установить, откуда был сделан звонок, не удалось. В общем, у нас ничего по нему нет.

– Но он слышал лошадей.

– Да, сказал, что они кричали, как люди.

– Чтобы услышать конское ржание, нужно было подойти довольно близко. Он объяснил, как оказался здесь?

Отсутствие информации огорчало меня.

– По его словам, увидел огонь издалека и подъехал поближе, чтобы посмотреть, что тут происходит. Наблюдал минут пятнадцать, а потом услышал пожарные сирены и уехал.

– Я этого почему‑ то не знал, – мрачно заметил Марино. – То, что он сказал, совпадает по времени с прибытием пожарных. Когда что‑ то горит, вокруг всегда ошиваются всякие темные личности. Что‑ нибудь еще?

– Я разговаривал с ним не более тридцати секунд. – Робби пожал плечами. – Акцента не заметил. Говорил он негромко и очень спокойно.

Последовала минутная пауза. Все явно расстроились из‑ за отсутствия каких‑ либо сведений о свидетеле, тем более что, возможно, никакого настоящего свидетеля и не было вовсе. Потом Макговерн продолжила распределять обязанности:

– Джонни Костелло будет работать с репортерами и местными шишками вроде мэра Уоррентона, который уже звонил несколько раз. Не хочет, чтобы его город плохо выглядел. – Она подняла глаза от блокнота и оглядела собравшихся. – Сюда уже едет один из наших аудиторов. И еще. Нам на помощь высылают Перчика.

Новость о Перчике, собаке‑ ищейке, специализирующейся на поджогах, вызвала одобрительный свист.

– К счастью, Перчик равнодушен к алкоголю. – Макговерн надела шлем. – Потому что здесь хранилось около тысячи галлонов бурбона.

– А нам что‑ нибудь об этом известно? – спросил Марино. – Может быть, Спаркс нелегально производил или продавал спиртное? Я хочу сказать, что для одного парня тут чертовски много выпивки.

– Судя по всему, Спаркс занимался коллекционированием. – Макговерн говорила о владельце фермы так, как будто уже вычеркнула его из списка живых. – Бурбон, сигары, автоматическое оружие, дорогие лошади. Нам неизвестно, насколько легальными были все эти увлечения, и в этом одна из причин того, что вызвали не федералов, а вас.

– Не хотелось бы вас огорчать, но федералы уже шныряют поблизости. Хотят знать, не нужна ли нам их помощь.

– Какая любезность!

– Может, покажут, что и как надо делать.

– Где они? – спросила Макговерн.

– В белом «субурбане» примерно в миле отсюда по дороге. Их там трое, в этих идиотских фэбээровских куртках. И они уже разговаривают с репортерами.

– Вот черт! Где камеры, там и они.

Кто‑ то застонал, кто‑ то презрительно рассмеялся – в АТО недолюбливали фэбээровцев, называя их не иначе как фибами. Не было секретом, что оба федеральных агентства относятся друг к другу, мягко говоря, без особой симпатии. Причины неприязни крылись, очевидно, в том, что ФБР нередко приписывало себе чужие заслуги.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.