|
|||
Послесловие 18 страницаЕще ни разу Вариан не говорил с ней так строго. Он всегда так вежлив, предупредителен… Разве может он понять, какие чувства ее обуревают? У него никогда не было такой семьи, как у нее! Но прежде чем Нисса успела возразить, граф уже решительно вел ее по коридору, соединяющему часовню с Большим залом. Нисса ощущала доносящийся оттуда аромат лавра и хвои. Но что это за шум?.. Они перешагнули порог, и Нисса задохнулась от счастья. – Счастливого Рождества, Нисса! – хором прокричала вся ее семья. Из глаз Ниссы брызнули слезы. – Ох! – вскрикивала она. – О, как я счастлива! Мама! Папа! Бабушка Дори! Филипп! Джайлс! Ричард! Эдвард! Генри! Ой, а посмотрите на девочек! Как они выросли! – Нисса повернулась к мужу. – Спасибо тебе, Вариан, – только и смогла вымолвить она и, всхлипнув, уткнулась лицом в его обтянутую бархатом грудь. Как могла она когда‑ то верить всем этим сплетням, всей этой жалкой клевете, омрачавшей его жизнь? Мужчина, который так заботится о своей жене, не может быть плохим. Как могла она раньше не понимать этого? – Совсем как ее мать, – вздохнул Энтони Уиндхем, подходя к зятю. – Ох, уж эти женщины, им бы только поплакать! Почему вы выглядите таким расстроенным, Вариан? Ведь она так обрадована вашим маленьким сюрпризом. – О да, еще бы! – Нисса никак не могла успокоиться. – Никогда в жизни я не была так счастлива! – Достав носовой платок, она вытерла глаза и шумно высморкалась. – Мама! – Они с Блейз обнялись. – Какая ты огромная! – шепотом заметила мать. – Ты уверена, что ребенок должен родиться в конце марта? Наверное, я ошиблась в датах. Ведь ты вышла замуж еще в конце апреля, так что он может появиться и раньше. Иногда бывает, что кровотечения не сразу прекращаются, такие случаи известны. Я собиралась через несколько дней вернуться домой, – продолжала Блейз, – но теперь вижу, что, пожалуй, мне следует остаться с тобой до родов. А то, не дай Бог, будет плохая погода и я не смогу сюда добраться. Девочки и Генри останутся со мной. – Блейз обратилась к зятю: – Вы не возражаете, Вариан? – Ни в коем случае, мадам. Вы можете жить здесь, сколько пожелаете. Наоборот, я очень рад, что вы будете здесь: ведь я мало чем смогу помочь Ниссе, когда наступит срок. – Но, может быть, вас обременит общество этих проказниц? – с улыбкой заявила графиня Лэнгфорд, наблюдая, как ее дочурки играют с одной из гончих. Завтрак уже стоял на столе, и Нисса еще раз была приятно изумлена. Ее кухарки устроили все по своему разумению, не ударили лицом в грязь. Они подали огромный кусок розовой деревенской ветчины; блюдо из яиц в соусе из сливок и вина с добавлением корицы; горячую пшеничную кашу с сушеными фруктами. Внимание мужчин сразу привлекла форель, тушенная в белом вине с лимоном и укропом. Стояло на столе большое блюдо печеных яблок, залитых горячим медом с изюмом и мускатным орехом. К нему полагались взбитые сливки. Кроме того, на столе можно было увидеть круг острого сыра, горячие хлебцы, серебряные тарелочки со свежим маслом и кувшины с вином и элем. Снаружи все еще было темно. Дни стояли короткие. Все дружно двинулись к большому столу и, рассевшись, с энтузиазмом принялись за еду. – Как же вы добрались сюда и когда приехали? – спросила Нисса. – Я ничего не слышала. – Рано‑ рано утром старик Румфорд перевез нас через реку. Луна стояла высоко, а дорога на Винтерхейвен хорошая, так что мы добрались легко, – объяснил Энтони Уиндхем. – Мы приехали как раз вовремя, когда вы были в церкви, – добавила Блейз, улыбаясь дочери. Совершенно неожиданно это Рождество стало лучшим из всех, какие помнила Нисса. Так много людей, любящих Ниссу, окружали ее в этот день: родители, братья и сестры, ее муж. Да, он по‑ настоящему любит ее, он никогда не колебался в своем отношении к ней. Но хотя теперь Нисса заботилась о Вариане гораздо больше, чем когда они только поженились, она все еще не считала, что любит его. Однако Нисса отдавала себе отчет, что вовсе не чувствует себя несчастной, и в конечном счете все к лучшему. Вместе с семьей Нисса отметила свой день рождения, и дорогие гости оставались в Винтерхейвене до Двенадцатой ночи. Дедушка и бабушка Морганы, дяди и тетки, двоюродные братья и сестры тоже нашли время посетить ее в эти дни. И когда наконец все, кроме ее матери и троих младших детей, уехали, Нисса даже ощутила облегчение, что дом снова принадлежит ей одной, хотя она была так рада увидеть их всех. Вместе с февралем пришла настоящая зима. Вариан очень беспокоился об овцах: им как раз настало время ягниться. Старый лорд Морган верхом прискакал из Эшби, несмотря на бурю, чтобы дать мужу своей внучки несколько ценных советов. В день святого Томаса Винтерхейвен посетил нарочный от короля, от которого Нисса и Вариан узнали, что королевская чета собирается провести Рождество в Хэмптон‑ Корте. С тех пор они не получали вестей из дворца и никто, кроме близких родственников, не посещал их, Нисса становилась все более и более вспыльчивой по мере того, как рос ее живот. Она никак не могла приспособиться к своему положению; и сидеть, и стоять, и лежать стало одинаково тяжело и неудобно. Миновал февраль, а в первый же день марта у Ниссы начались роды. – Слишком рано, – испуганно лепетала она. – По твоему виду, – улыбнулась ей мать, – никак не скажешь, что рано. Ты похожа на созревший персик. – Вот я и лопаюсь, – причитала графиня Марч. – Ох, как больно! Не обращая внимания на ее вопли, Блейз быстро отдавала распоряжения: принести в спальню графини родильный стол и установить поближе к очагу, чтобы было теплее; вскипятить несколько чайников воды; приготовить побольше чистых мягких салфеток; принести в спальню колыбель и пеленки; вызвать няню, чтобы та была наготове и могла сразу приступить к выполнению своих новых обязанностей. За окнами с серого неба падала ледяная крупа, завывал ветер. Блейз заставила дочь ходить, пока у нее не отошли воды. Только тогда графиня Лэнгфорд разрешила Ниссе забраться на родильный стол. Вариан де Винтер нервно мерил шагами Большой зал. Его тесть, только что прибывший, спокойно сидел у камина, потягивая вино и болтая со своим младшим сынишкой, который играл со щенком у ног отца. – Вар, а можно я возьму этого щенка с собой, когда мы поедем домой? – спросил лорда де Винтера юный Генри Уиндхем. Генри скоро должно исполниться четыре. Его огромные фиалково‑ синие глаза напоминали Вариану глаза его жены. Глядя на графа снизу вверх, малыш простодушно улыбался, поблескивая маленькими жемчужными зубками. – Конечно. Он твой, Гэл. Как ты его назовешь? – Щенок, – с неопровержимой логикой ответил ребенок. Оба мужчины засмеялись, а мальчик радостно захихикал в ответ. Блейз поразилась, с какой легкостью Нисса производит на свет дитя. Она вспоминала свои первые роды: целый день усилий, вначале необременительных, но потом все более тяжелых и мучительных, пока наконец к полуночи не родилась Нисса. У Ниссы, однако, все шло гораздо легче. Наклонившись, Блейз увидела, что между ногами дочери уже виднеется детская головка. – Когда начнется следующая схватка, тужься как можно сильнее, – велела она Ниссе. – Осталось совсем немного. Молодая графиня Марч послушно выполнила указания матери и, несмотря на раздирающую ее боль, напрягла все силы. Ребенок начал выходить наружу. – Ох, я чувствую его, мама, чувствую! – Тужься, Нисса, тужься! – прикрикнула Блейз. Женщина поднатужилась, и вдруг тишину разорвал младенческий крик. Широко улыбаясь, Блейз подхватила своего первого внука и положила его на грудь матери. – У тебя сын! – сообщила она дочери, ища послед, но тот еще не вышел. Взяв заранее подготовленный острый ножичек, Блейз перерезала и перевязала пуповину. – Ох, до чего хороший мальчик! – Мама! – резко вскрикнула Нисса. – Опять начинается. – Это послед, – ответила Блейз. – Нет, – возразила Нисса. – Я чувствую то же самое, что и несколько минут назад, когда родился Эдмунд. Блейз наклонилась и вскрикнула от удивления. – Геарта, возьми лорда Эдмунда и оботри его! – распорядилась она. – Тилли, стань рядом со мной. Твоя госпожа сию секунду родит другого ребенка. Это близнецы, Нисса! Как это я сразу не догадалась? Ведь наша семья славится двойнями! Поэтому‑ то ты и была такая огромная, поэтому они и родились сегодня, а не в конце месяца. Двойни всегда рождаются раньше срока. И действительно, через несколько минут Нисса разрешилась вторым ребенком. – Кто это? – спросила она. – Только ни в коем случае не перепутайте их с Эдмундом! Эдмунд – наследник. Я не хочу, чтобы он потерял свое право первородства. – Об этом не беспокойся, – сказала ее мать. – На сей раз это девочка. Да, не завидую я молодой королеве, когда Генрих Тюдор узнает, что ты подарила Вариану де Винтеру сразу двух детей. Он умрет от зависти. – Дай мне взглянуть на нее, – попросила Нисса, и Блейз поднесла ребенка к ее груди. Глаза девочки были открыты, и казалось, она вполне осмысленно таращится на мать. Она легонько посапывала, и это окончательно очаровало Ниссу. – И как же будут звать сестру Эдмунда? – поинтересовалась леди Уиндхем. – Честно говоря, я и не думала о дочери, но если Вариан не будет возражать, я назову ее Сабрина. Леди Сабрина Мэри де Винтер. Как по‑ твоему, мама? – Прелестное имя, – согласилась Блейз. – А теперь, я думаю, самое время обтереть и запеленать леди Сабрину и наконец вместе с братом представить их отцу. Обоих новорожденных быстро обтерли теплым маслом и запеленали. Геарта взяла на руки наследника Винтерхейвена, Тилли с гордостью несла его сестру. – Познакомьте их с отцом и дедом, а я пока займусь своей дочерью, – распорядилась Блейз. Служанки с детьми на руках вышли из спальни, и Блейз начала приводить в порядок Ниссу, поскольку не было сомнений, что с минуты на минуту появится ее муж. Тилли и Геарта осторожно спустились по лестнице и вошли в Большой зал. – Милорд! – начала Геарта. – У вас родился сын. Вариан де Винтер вскочил и устремился к ней. – И дочь тоже, милорд, – добавила Тилли. Граф Марч от неожиданности остановился. – Сын и дочь? – в замешательстве повторил он. – Обычное дело в этой семье, – философски заметил Энтони Уиндхем, подойдя взглянуть на своих первых внуков. – Старая леди Морган произвела на свет четыре пары близнецов. Две пары – девочки, одна смешанная, как эти двое, и последняя – два мальчика. – Он склонился над детьми, внимательно всматриваясь. – Который из них парень? – поинтересовался лорд Уиндхем. – Вот этот, милорд, – расплылась в улыбке Геарта. – Лорд Эдмунд Энтони де Винтер – так сказала госпожа Нисса. – Вот как? – На глазах Энтони Уиндхема появились слезы. – А вы не возражаете, милорд? – обратился он к зятю. Вариан кивнул, не сводя глаз с миниатюрной копии самого себя. – Нет, не возражаю. Я оставил это на усмотрение Ниссы. – Усмехнувшись, он спросил у Тилли: – Так как же будут звать мою дочь? – Леди Сабрина Мэри де Винтер, милорд, – объявила служанка. – Как себя чувствует моя жена? – О, все хорошо, милорд! Леди Уиндхем сказала, что роды прошли очень легко, – сообщила Тилли. Граф поспешно поднялся в спальню жены. Ниссу уже вымыли и переодели в чистую ночную рубашку. – Ты их видел? – нетерпеливо спросила она, не успел Вариан войти. – Правда они самые милые и красивые детки на свете? – Сабрина лысенькая, – заметил граф, но, увидев полный отчаяния взгляд жены, поспешно добавил: – Но все равно она очень красивая девочка. – А Эдмунд? Я подарила вам наследника, сэр, довольны ли вы мной? Какова же будет награда? Когда я родилась, отец подарил матери имение. И это за одного ребенка. Что же я получу за двоих? – Нисса! Как тебе не стыдно! – воскликнула Блейз, не переставая, однако, смеяться. – Вот это, – сказал граф, вынимая из кармана золотую цепь, на которой висел огромный грушевидный алмаз, – тебе в награду за наследника. Но поскольку я никак не ожидал второго ребенка, то должен просить о снисхождении. Чего бы ты хотела? – Хочу стадо овец, – не задумываясь ответила Нисса. – Я буду копить деньги от продажи шерсти и, когда Сабрине придет время выйти замуж, смогу дать ей хорошее приданое. – Все ягнята, родившиеся этой весной, – твои, – заверил граф. Очень разумная идея. У них будут и другие дети, в том числе, конечно, и дочери, а дочери нуждаются в хорошем приданом. Король не вечен, и когда он умрет, родство с королевой из рода Говардов уже ничего не будет значить. Единственная вечная ценность – это золото. Младенцев вновь положили около матери, и, склоняясь над ними, Нисса ощутила, как ее захлестывает огромная любовь и нежность к этим двум крошкам. Она еще не привыкла, что их двое, но была счастлива, что они наконец стали реальностью, что до них можно дотронуться, взять на руки, покачать. Нисса удивленно взглянула на мать: – Я уже обожаю их обоих. А как тебе удается уделять одинаковое внимание и Джейн, и Энни, мама? – Это трудно, – последовал мудрый ответ. – Если целуешь одного, то обязательно поцелуй и второго, чтобы никто не чувствовал себя обделенным. Однако тебе понадобится кормилица, дитя мое. Одной трудно выкормить двоих. – Нет, не теперь! – вскрикнула Нисса. – Они ведь только что у меня появились. Я хочу, чтоб они были только моими, мама. – Поглядев на мужа, она улыбнулась. – Кормилица поможет тебе вынести эту ношу, Нисса, – покачала головой ее мать. – Моим внучатам потребуется много пищи. Вспомни, как быстро росли в прошлом году Джейн и Энни, а все потому, что у меня была кормилица. Я не отдаю предпочтения ни одной из твоих сестер. Когда они начинают орать от голода, я хватаю одну, Клара – другую, и мы даем им грудь. Иногда мне попадается Энни, а иногда Джейн. Для твоих сестричек это тоже не имеет значения. Лишь бы были набиты их маленькие животики. – Прислушайся к советам твоей матери, дорогая, – сказал Вариан. – Ведь у нее огромный опыт. Приняв сына из рук Геарты, Вариан секунду полюбовался им и передал Ниссе, затем взял у Тилли и дочь. – Оба они – само совершенство, и я бесконечно благодарен тебе, любимая, за то, что ты подарила мне таких чудных деток. Завтра же утром мы их окрестим. Пусть Энтони будет крестным отцом и Эдмунду, и Сабрине. – Давайте подождем несколько дней, милорд, чтобы успела съехаться вся наша семья. Энтони станет крестным отцом Эдмунда, но я хотела бы, чтобы Сабрину крестил мой брат Филипп. – А крестные матери? – спросил Вариан. – Если вы не возражаете, милорд, тетя Блисс и тетя Блайт. Граф согласился. – Ну и, конечно, надо уведомить короля. – Обязательно, – кивнула Нисса. – Чем скорее, тем лучше. Тогда, может быть, Кэт наконец поймет, что нам некогда торчать при дворе и развлекать ее.
Несколько дней спустя в Уайтхолле король принял посланца от графа и графини Марч. Получив разрешение говорить, нарочный поклонился до земли и произнес. – Ваше величество! В первый день марта, в лето от Рождества Христова одна тысяча пятьсот сорок первое, леди Нисса Кэтрин де Винтер произвела на свет двух детей – сына и дочь. Наследник Винтерхейвена крещен Эдмундом Энтони де Винтером, его сестра получила имя Сабрина Мэри де Винтер. Младенцы и мать чувствуют себя хорошо. Граф и его супруга шлют вам заверения в своей преданности. Да хранит Господь короля Генриха и королеву Кэтрин! – Еще раз низко поклонившись, он удалился. – Двойня, – произнес Генрих Тюдор, сузив глаза. – Я был бы счастлив и одним ребенком. – Он вперил взор в свою хорошенькую женушку. – Мы должны еще больше стараться, Кэтрин, моя розочка. Твой кузен и его жена уже опередили нас сразу на двоих деток. Это не годится, моя крошка. – Сможем мы увидеться с ними этим летом во время поездки по Центральной Англии? – нетерпеливо спросила королева, игнорируя замечание мужа. – Ты прикажешь им сопровождать нас? С двумя детьми Ниссе волей‑ неволей придется взять кормилицу, значит, она сможет хотя бы ненадолго приехать ко двору. Я буду так рада вновь ее увидеть! Может быть, к тому времени и я буду беременна, и тогда Нисса научит меня всему, что нужно знать о детях. – Кэт победно улыбнулась королю. – Хорошо, хорошо, – сдался он, не в силах устоять перед ней. Обняв, Генрих усадил жену к себе на колени. – Это и в самом деле доставит тебе большую радость, Кэт? Ты же знаешь, я сделаю все, лишь бы ты была довольна и счастлива. – Да, мой дорогой, я буду счастлива, если ты это сделаешь, – кивнула Кэт и поцеловала, пощекотав язычком его губы. – Нравится вам так, мой господин? – Она теснее прижалась к нему. Король неумело завозился с лифом ее платья и, наконец распахнув его, начал привычными движениями ласкать ее груди. Затем одна из его рук скользнула под подол ее платья и, раздвинув ноги, добралась до цели. – А тебе это нравится? – хмыкнул король. Его палец все энергичнее трудился над ее маленьким сокровищем. Изогнувшись, королева высвободила из одежды предмет мужской гордости своего супруга. Поудобнее устроившись лицом к нему, она приняла его в себя. – А это вам по вкусу, милорд? – прошептала Кэт, начиная скачку. – Сейчас я помечу тебя! – прохрипел король, вонзая пальцы в мякоть ее ягодиц. – Да, да! – простонала она. – Да! Пометь меня! Сделай меня своей собственностью, Генрих Тюдор! Она двигалась все быстрее и быстрее, пока оба не достигли наконец финальной вспышки. – Ах! – застонала Кэт, чувствуя, как его соки заполняют ее. – Ах, Генри! Может быть, сейчас они зачали дитя, мечтал король, молясь, чтобы это было так. Он жаждет получить ребенка от этой прелестной полудевочки‑ полуженщины, его жены, которую так любит. И за что только привалило ему на старости лет такое счастье? – Вы не забудете, что обещали мне, милорд? – отдышавшись, нежно промурлыкала Кэт. – Вы прикажете графу и графине Марч сопровождать нас во время летней поездки по стране? – Она поцеловала его в ухо. – Не забуду, Кэт, – заверил ее король. Черт, благодаря этой маленькой пушистой лисичке он снова чувствует себя юношей. Найдя губы Кэт, он утонул в ее поцелуях.
Глава 11
Король был болен. Даже в добром здравии он отличался тяжелым характером, а уж когда болел, становился невыносимым. Нога, не беспокоившая его в течение нескольких месяцев, вдруг резко напомнила о себе. Рана, через которую происходил отток гноя, неожиданно закрылась, нога воспалилась и распухла. Короля лихорадило. Он отказывался выполнять указания врачей, только позволил им вновь открыть выход гною. – Вам нужно как можно больше пить, ваше величество, чтобы избавиться от жара, – строго сказал доктор Бате. Главный лекарь короля, он лучше других знал, как следует обращаться со своим пациентом. – Разве мало я пью вина и эля? – проворчал король. – Я уже говорил вам, ваше величество, что эль не следует пить вообще, а вино нужно хорошенько разбавлять водой, – терпеливо напомнил доктор. – Мы очень рекомендуем вам отвар из лечебных трав, смешанный со светлым девонским сидром. Он и облегчит боль, и снизит жар. Король брезгливо сморщился. – Этот ваш отвар воняет мочой, – капризно пробурчал он. Доктор Бате сдерживался с трудом. Безусловно, король – самый ужасный пациент, который когда‑ либо встречался врачу. – Я могу только смиренно умолять ваше величество преодолеть ребяческое отношение к лечению. Чем дольше вы будете болеть, тем больше ослабеете. Вам будет очень‑ очень трудно восстановить прежнюю силу. Боюсь, королева очень разочаруется, если вы не вернетесь к ней, удесятерив свою силу. Тогда вы не сможете выполнить своих обязательств перед Англией. Доктор Бате выразился более чем ясно. Король, еще больше раздражившийся от сознания правоты собеседника, насупившись, смотрел на врача. – Я обдумаю ваш совет, – угрюмо процедил Генрих. До чего же он ненавидит, когда ему указывают: делай то‑ то и то‑ то! Но сейчас, надо признать, он чувствует себя, как в аду на сковороде. Король даже отослал от себя Кэтрин – не хотел, чтобы она видела его в таком плачевном состоянии. Он выглядит таким старым. Ежедневно в шесть вечера Генрих посылал к королеве мастера Хенеджа с любовными записками и новостями. Одно по крайней мере было хорошо: король почти ничего не ел и стремительно терял вес. Прошлым летом, перед женитьбой, с него снимали мерку для свадебного наряда. Король ошеломился, услыхав; ‹Талия – пятьдесят четыре дюйма›. Этого не может быть! Как дурак, он потребовал повторить измерение, только для того, чтобы вновь услышать: ‹Талия – пятьдесят четыре дюйма, грудь – пятьдесят семь дюймов›. Кошмар! После свадьбы король всерьез занялся физическими упражнениями и вскоре, к своему удовольствию, заметил, как из‑ под слоя жира, которым он оброс за последние годы, начали появляться мускулы. Он сел на диету, и результаты не замедлили сказаться. Теперь болезнь отчасти способствовала его стремлению похудеть, однако Генрих никак не хотел, чтобы из‑ за этого пострадала его потенция. Король начал пить предложенные доктором отвары и сразу же почувствовал себя лучше, что, как ни странно, еще больше усугубило его раздражение. Король пребывал в ужасном настроении. Он подозревал придворных во всяческих кознях против своей особы. Все они только и думают, как бы использовать его в своих целях, и весь его неблагодарный народ не лучше. Генрих издал указ о повышении налогов. Вот это будет им наука! Король вспомнил Томаса Кромвеля. Добрый, преданный старина Кром! – Самый верный, самый преданный из слуг, которые когда‑ либо были у меня, – частенько вздыхал король. – Почему же теперь его нет возле меня? Я скажу вам почему! – зловеще гремел он, и дрожащие придворные начинали переминаться с ноги на ногу. – Потому что моего верного и стойкого старого Крома невинно оклеветали! Снова и снова король обвинял всех и вся в своих собственных ошибках. Он беспрерывно хныкал от жалости к самому себе. Никто не осмеливался ни словом возразить ему, о чем бы ни шла речь. Прошло уже почти десять дней, как король не виделся со своей женушкой, а он все еще не был готов к встрече с ней. Королева скучала. Сидя в окружении придворных дам, она вышивала свой девиз на квадратном куске парчи под увенчанной короной розой. После завершения вышивку поместят в серебряную раму и подарят королю. В качестве девиза Кэтрин выбрала слова: ‹Non autre volonte que la sienne›, что означало: «Ничья воля, только его›. От этой утомительной, кропотливой работы королева устала. Кэтрин украдкой окинула взглядом своих дам. Леди Маргарет Дуглас, герцогиня Ричмондская, графиня Рутланд, леди Рочфорд, Эджкомб, Бэйнтон. Все те же старые, надоевшие лица. Когда она выходила замуж, герцог Норфолк перечислил, кого из дам он хотел бы видеть в ее свите. Это были милые и приятные женщины, но… все те же привычные немолодые лица. Кэтрин сказала Генриху, что желает включить в штат свою тупую мачеху Маргарет Говард, леди Клинтон; леди Арундел, с которой она вообще‑ то была в натянутых отношениях; леди Кромвель, сестру покойной королевы Джейн, невестку Томаса Кромвеля, а также госпожу Стонор, до последней минуты остававшуюся в Тауэре с ее кузиной Анной Болейн. Вот уж воистину веселенькая компаньонка, усмехнулась Кэт, вспомнив о ней. Мелькали и другие, но все дамы не отличались ни молодостью, ни весельем, ни умом. Когда Кэтрин попыталась возражать, дядя строго приказал: – Помни, Кэтрин, отныне ты – королева Англии, солидная женщина, занимающая выдающееся положение. Ты не можешь, как какая‑ нибудь девчонка, думать только о развлечениях. Господи, спаси! До чего же ей скучно! Что хорошего в положении королевы, если нельзя всласть повеселиться? Кэтрин уже почти жалела, что стала королевой. Она едва ли не хотела возвратить время, когда королевой была леди Анна, а она, Кэт Говард, ее фрейлиной и могла веселиться и флиртовать со всеми молодыми джентльменами двора. А теперь леди Анна, возлюбленная сестра короля, имеет возможность развлекаться, как ей только заблагорассудится. Безвкусно одетая, неуклюжая принцесса Клевская канула в прошлое. Теперь в свете появилась изящная, наряженная по последней моде женщина, которая веселилась и танцевала ночи напролет, покупала себе все, что вздумается, и при этом ни от кого не зависела. Это просто несправедливо! Однако леди Анне, должно быть, одиноко без мужчины. Кэтрин не представляла, как можно жить без мужчины. С этой точки зрения леди Анна казалась ей странной и достойной сожаления. Не то чтобы мужчины не оказывали внимания ее предшественнице, но сама леди Анна, наслаждаясь их ухаживанием, не отдавала предпочтения ни одному из них. Казалось, ей нравится водить их за нос: много обещать, но ничего не давать. Принцесса Елизавета, часто бывавшая у леди Анны, восторгалась этой дамой. Когда Анну спрашивали, почему она не выходит замуж, она отвечала: – Как могу я выбрать другого мужчину, после того как была замужем за таким великим королем, как Хендрик! Кто же может сравниться с ним? – спрашивала она с лукавыми огоньками в бледно‑ голубых глазах и тут же заливалась счастливым смехом, причем Кэтрин никак не могла понять, что же в действительности имеет в виду бывшая королева и почему она так весело смеется. И действительно, жизнь леди Анны стала куда приятнее, чем у любой из придворных дам. Она регулярно появлялась при дворе и оставалась в одинаково дружеских отношениях и с королем, и со своей очаровательной преемницей. Когда Анна появилась первый раз, Кэтрин ужасно нервничала. Но Анна с такой непосредственной искренностью бросилась к ногам королевской четы, а затем, поднявшись, так мило пожелала им счастья и преподнесла роскошные подарки, что Кэт успокоилась. В тот вечер король рано отправился в постель. Его беспокоила нога, но королева Кэтрин и леди Анна, к изумлению придворных, веселились и танцевали до поздней ночи. На следующий день бывшую королеву пригласили отобедать вместе с молодоженами. Все трое сидели рядом, смеясь и обмениваясь тостами. Король любезничал с Анной Киевской, как никогда раньше. Придворные наблюдали за ними, выпучив глаза от изумления, что чрезвычайно забавляло обеих дам. К Новому году леди Анна подарила королю и королеве двух великолепных лошадей из своей конюшни: жеребцов‑ однолеток необычной серовато‑ коричневой масти, с черными как смоль щетками на ногах. На лошадях были попоны из розовато‑ лилового бархата, с золотой бахромой и золотыми кистями, и уздечки из чистого серебра. Когда два миловидных грума, облаченные в лиловые ливреи, расшитые серебром и золотом, ввели их в один из залов Хэмптон‑ Корта, король и королева пришли в восторг, хотя некоторые придворные посматривали на леди Анну с усмешкой, как на дурочку. – А между тем, – заметил Чарльз Брэндон, герцог Суффолк, – я уверен, – что это женщина выдающегося ума. Из всех жен его величества она одна умудрилась, несмотря на антипатию короля, не только сохранить жизнь, но и завоевать его дружеское расположение и при этом не потеряла ничего, кроме короны! « Не только умная, но и веселая, – думала королева. – Леди Анна гораздо веселее и интереснее, чем эти безупречно благовоспитанные дамы. Как жаль, что я не могу постоянно держать ее около себя, как мне бы хотелось, иначе пойдут разговоры! Если бы только Нисса была здесь! › Королева так печально вздохнула, что все дамы подняли головы и посмотрели на нее. – Что случилось, ваше величество? – участливо спросила леди Рочфорд. – Мне скучно! – сердито пожаловалась королева. – Пока король болеет, нет ни музыки, ни танцев. Я уже почти две недели не виделась со своим мужем. Она с раздражением отбросила в сторону вышивку. – Нет никаких причин, ваше величество, по которым мы не могли бы немного помузицировать здесь, в ваших покоях, – сказала герцогиня Ричмондская. – Давайте пригласим обворожительного Тома Калпепера выступить перед нами, – предложила леди Эджкомб. – У него приятный голос, к тому же он играет и на лютне, и на клавесине. Кэтрин обдумала предложение. – Отлично, – наконец согласилась она. – Если король отпустит его, пусть Калпепер придет и немного развлечет нас. Я буду рада. Послали пажа спросить разрешения короля. Генрих охотно согласился выполнить просьбу своей юной жены. Он чувствовал себя виноватым в том, что она места себе не находит от скуки, и все из‑ за его проклятого недомогания. – Пойди, – велел король Тому Калпеперу, одному из своих любимцев, – и скажи королеве, что я шлю ей свою нежную любовь. Не пройдет и нескольких дней, как мы с ней вновь увидимся. Скажи ей это. Том, а потом, когда вернешься, расскажешь мне во всех подробностях, как она восприняла мое послание. – Похотливо ухмыльнувшись, он добавил: – Я знаю, она тоже скучает по мне. Том Калпепер – приятный молодой человек лет двадцати пяти, с каштановыми волосами, ярко‑ синими глазами, гладкой кожей и чрезвычайно добродушным выражением лица, которое не скрывала даже бородка. Король очень хорошо к нему относился и баловал, как только мог. Том Калпепер пользовался благоволением короля с большой выгодой для себя. Он прибыл ко двору совсем мальчишкой в поисках счастья, и вот, кажется, судьба наконец ему улыбнулась. Прихватив лютню, Том поклонился своему господину: – Я передам ее величеству ваши слова, государь, а затем немного развлеку дам. Придворные дамы так и запорхали вокруг Тома Калпепера, едва он успел войти. Высокий, стройный, длинноногий, он воспринимал их поклонение как должное. Женщины, большей частью замужние, не могли устоять перед его обаянием, блеском глаз и легкой улыбкой. Около двух часов Том развлекал их пением и игрой на лютне. Одну из песен он пел, подыгрывая себе на лютне, в то время как принцесса Елизавета, приехавшая из Хэтфилда навестить отца, аккомпанировала Тому на клавесине королевы. Для ребенка семи лет у Бесс были очень сильные и развитые пальцы. Дамы перешептывались, что девочка унаследовала красивые руки матери.
|
|||
|