СЛОМАННАЯ КОРОНА

СЛОМАННАЯ КОРОНА

ГЛАВА 15

Мисилл настороженно следила за темным лесом, окружавшим поляну. Ее дыхание образовывало в воздухе облачко белого пара. Неподалеку Крал разложил костер, чтобы приготовить обед. Даже толстые пальцы горца дрожали, когда он ударял огнивом по кремню, высекая искру. С каждой ночью, по мере их удаления от замка Мрил и Северной стены, становилось все холоднее и холоднее. Небеса, куда ни глянь, были затянуты серыми тучами, а прошлым вечером на чудовищно искривленные ветви деревьев упал первый легкий снежок. К утру лес оделся в белое.

Воительница огляделась по сторонам. Обычно заснеженный лес приобретал некую умиротворяющую красоту. Но здесь, в Темной Чаще, его вид вызывал воспоминание о замерзшем, покрытом корочкой льда трупе и навевал уныние.

Единственное тепло исходило из их лагеря. Ни’лан сидела на скрученном корне и наигрывала на лютне нежную мелодию. Струны пели о пестрых пичугах и зеленой листве, о цветочных бутонах и летней ночи. Неудивительно, что гримы держались поодаль. Это была песня Труа Глен, утраченной навеки Лок’ай’херы. Какой же мукой отзывалось в них воспоминание о прошлой жизни, когда не были еще изуродованы стволы и согнуты ветви древних деревьев. Даже Мисилл ощущала боль утраты, слушая мелодию нифай.

К воительнице подошел Мерик. Он потирал ладони и дышал на пальцы, поглядывая на небо.

– Нынче ночью опять пойдет снег.

Мисилл кивнула. Принц‑ элвин всегда безошибочно предсказывал погоду.

– Скоро мы не сможем идти дальше, – продолжал он, подходя ближе и понижая голос. – Когда мы покинем изуродованный порчей лес, ветра и холод только усилятся. Нужно найти хотя бы немного теплой одежды.

– Я знаю. Я видела, как Могвид поглядывал на Фардейла. Он смотрел так, будто хотел содрать с брата теплую шкуру. – Мисилл нахмурилась. У всех у них имелись добротные плащи и кожаные сапоги, но, если стужа усилится, необходимо раздобыть меха и толстые одеяла, чтобы не замерзнуть по пути к Тор‑ Амону и Цитадели горцев.

– Если бы только мой корабль «Крыло бури» мог перевалить через Стену, – прошептал Мерик.

Мисилл вздохнула. Если бы… Спустя некоторое время после побега из замка Мрил они связались с кораблем при помощи серебряной монеты лорда Тайруса. И Ксин сообщил, что Северная стена слишком высока, чтобы корабль мог перелететь через нее, а единственный разлом перегорожен чудовищным лесом. Любые попытки преодолеть его злили деревья, они атаковали, стараясь зацепить судно ветвями, на которых расселись призраки. «Крыло бури» не мог миновать их.

– Мы справимся, – сказала воительница.

– Надеюсь на это, – ответил Мерик и пошел обратно к лагерю, где Кралу наконец‑ то удалось уговорить отсыревшую груду палой листвы принять искру от его кремня. Крошечный огонек разгорался, приковывая к себе всеобщее внимание.

Легкий хруст заставил воительницу обернуться и обнажить клинки. Из чахлого подлеска выбралась тень. Это вернулся Фардейл, ходивший на разведку в лес. На сухую ветку он наступил нарочно, чтобы предупредить о своем приходе. Его глаза горели янтарным светом. Перед мысленным взором Мисилл возникло изображение пустой тропы – следовательно, поблизости волк не обнаружил ни одного грима.

– Я передам Ни’лан, – сказала она. – Иди погрейся у огня!

Высунув язык, Фардейл протрусил мимо.

Мисилл, прищурившись, смотрела вслед крупному древесному волку. После того как они оказались в лесу, образная речь Фардейла стала грубее, картинки, посылаемые им, упростились и часто оказывались неразборчивыми. Оставалось совсем немного времени до поры, когда он полностью растворится в звериной сущности. По словам Могвида, близнецам оставалось чуть больше месяца, а потом нынешние формы тела закрепятся навечно. Их время истекало – впрочем, как и время всех остальных.

Обойдя лагерь, Мисилл приблизилась к Ни’лан. Маленькая нифай глянула на нее. Темные круги, очертившие ее глаза, выдавали крайнюю усталость. День и ночь она играла на лютне, чтобы держать призраков в отдалении. Только когда лес полностью очищался от гримов, она могла ненадолго вздремнуть. Забота изнурила ее.

– Отдохни. – Мисилл прикоснулась к плечу нифай. – Фардейл говорит, что сейчас вокруг спокойно.

Ни’лан кивнула, опуская лютню на колени. Она встряхнула кистями рук, распрямила скрюченные от утомительной игры пальцы. Воительница заметила кровавые мозоли и волдыри на их кончиках. Ни’лан порылась в карманах в поисках болеутоляющего травяного бальзама.

– Как твое самочувствие? – спросила Мисилл. – Ты сможешь продержаться, пока мы не выберемся из леса?

– Меня изнуряет не игра на лютне, – отрешенно посмотрела по сторонам Ни’лан.

Воительница поняла. Музыка причиняла боль гримам, но она также истощала дух нифай. Здесь когда‑ то был ее дом.

– Осталось совсем немного, – попыталась утешить ее Мисилл. – По моим расчетам, мы должны достигнуть края Чащи через пару дней.

Ни’лан не ответила. Она смотрела на север.

– Вставай. Тебе надо хоть чуть‑ чуть перекусить. – Воительница помогла нифай подняться на ноги и повела погреться к огню. Кралу наконец удалось развести ровно горящий костер.

Усадив Ни’лан рядом с Могвидом у огня, Мисилл дернулась к обязанностям охранника. Лютня молчит, значит, нужно удвоить бдительность – того и гляди в лесу появятся гримы. В первые два дня пути малейшая музыкальная пауза вызывала их нападение, сопровождающееся пронзительными завываниями. Но теперь, глубоко в Чаще, гримы почему‑ то медлили. Или их водилось здесь не так много, или музыка сделала свое дело, разогнав призраков. Но все равно не следовало забывать об осторожности. Глаза должны улавливать малейшие шевеления теней, а уши – самые слабые звуки леса.

Мисилл кивнула лорду Тайрусу, охранявшему лагерь с противоположной стороны. Вдвоем они наблюдали за Чащей во время дневного отдыха, кружа вокруг костра до тех пор, пока отряд снова не выдвигался в дорогу. Могвид принес ей жестяную тарелку с вареными кореньями, смешанными с обжаренными на костре улитками. Воительница ела на ходу, хватая пальцами жалкие крохи пищи. Хорошо поохотиться в Темной Чаще не удавалось. Слишком мало зверья обитало среди изувеченных стволов и корней. Тощие кролики, роющие норы под деревьями, да несколько разновидностей пернатых. Но, к счастью, недостатка в воде они не испытывали – то и дело на пути отряда попадались ручьи и родники.

Некоторое время, пока воительница ела, Могвид шагал с ней рядом. Он поглядывал на лес с нескрываемым трепетом.

– Я слышал, ты говорила Ни’лан, что через несколько дней мы отсюда выберемся? Это правда?

– Если мои карты не врут.

Могвид прикусил нижнюю губу, прищурился и заговорил тише:

– Что дальше? Мы и правда собираемся проникнуть в древнее жилище Крала в северных горах? Я слышал, как он говорил, что снега там не тают даже летом. Если нас не погубит стужа, то наверняка убьют д’варфы. Вряд ли нам удастся пробраться незаметно. Из войска, занявшего замок Мрил, конечно, уже послали голубя с сообщением о нашем побеге.

Мисилл позволила ему высказаться до конца, а потом пожала плечами.

– Кто знает, с чем мы столкнемся в горах? Но мне почему‑ то кажется, что и снег, и д’варфы – не самые серьезные наши заботы.

Она заметила, что ее слова произвели удручающее впечатление на Могвида. Глаза его расширились, будто он заранее увидел все ожидающие его ужасы.

– Не размышляй слишком много о будущем, – вздохнула Мисилл. – Оно наступит, готовы мы к нему или нет. Поэтому будем бороться с холодом сколько сможем. Что до д’варфов, я надеюсь, они решат, будто призраки сожрали нас всех.

Могвид кивнул, ненадолго проникаясь ее уверенностью, и вернулся назад, к огню.

Мисилл покачала головой. Несмотря на ее решительный тон, беспокойство Могвида заронило сомнение и в ее душу. Что же им делать?

Наконец слегка заполнив пустоту в желудках, отряд свернул лагерь и отправился в дальнейший путь. Ни’лан взялась за лютню, а Фардейл принялся рыскать по лесу вдоль тропинки. Остальные молча шли за ними. Постепенно все больше и больше лиг оставалось позади.

Крал отстал, осматривая пройденный путь. Но к вечеру стало ясно, что его предосторожности излишни. Никаких признаков гримов, желающих атаковать маленький отряд. Их воплей не было слышно даже вдали. Поэтому Крал ускорил шаг и поравнялся с Мисилл.

– Не нравится мне эта тишина, – пробурчал он.

Воительница кивнула и нахмурилась, когда маленькая змея, обвивавшая ее предплечье, зашевелилась и покрепче прижалась к коже. Идя рядом с Кралом, она не раз замечала, что его присутствие заставляет змейку беспокоиться. Но всегда убеждала себя, что виной тому сильная стихийная магия, присущая горцу: сила глубоких пещер и скал, наполнявшая его кровь. Но почему тогда змейка не отзывалась, если рядом появлялся Мерик или лорд Тайрус? Природа тоже не обделила их своими дарами. Так и не найдя приемлемого ответа, Мисилл отбросила все подозрения и сосредоточилась на непосредственной угрозе.

– Гримы порастратили смелость за прошедшие несколько дней, – сказала она, удивляясь странной тишине леса. – Может быть, музыка Ни’лан разогнала их окончательно?

– Какая там музыка… – проворчал Крал.

Мисилл открыла рот, чтобы отчитать его, но поняла, что горец прав. Лютня нифай молчала. Поглядев вперед, воительница увидела, что маленькая женщина стоит неподвижно на невысоком холме.

– Что‑ то не так… – сказала она и ускорила шаг.

Крал следовал за ней.

По пути к ним присоединились Мерик и Тайрус. Ни один из них не обратил внимания на странное поведение Ни’лан. После дневки ее музыка то стихала, то возобновлялась. Но когда она прекратила играть, это заметил, казалось, только Крал.

Вместе они почти бегом помчались к Ни’лан. Она стояла, глядя прямо перед собой, лютня безжизненно покоилась в ее руках.

– Что с ней случилось? – прошептал Тайрус, когда они добрались до вершины холма.

Легкий снег срывался с серого неба. Солнце клонилось к закату.

Мисилл проследила за взглядом нифай. Там, в низине, раскинулось небольшое озерцо. Но не оно привлекало внимание, а огромное дерево на дальнем берегу. Его ствол, не уступающий в ширину сельской хижине, устремлялся к небесам, прямой, словно меч, разительно отличаясь от искривленных деревьев вокруг. Его ветви, хоть и лишенные листьев, плавно раскинулись, напоминая руки, протянутые усталому путнику. Оно так выделялось, что казалось неуместным в Темной Чаще.

– Ни’лан? – тихонько позвала воительница.

Нифай открыла рот, но слова застряли в ее горле. Тогда она облизнула губы и повторила попытку.

– Это мое дерево… – повернула она к Мисилл залитое слезами лицо, в голосе ее слышались рыдания. – Это… Это мой дом.

Ни’лан рухнула на колени, не в силах выдержать душевных страданий. Она смотрела на свое родное дерево, такое высокое, такое величественное. Хотя на нем не было листвы и тяжелых пурпурных цветов, нифай никогда ни с чем не спутала бы его. Она уже и не надеялась найти его не изуродованным порчей. Дерево выглядело так, будто заснуло, а не умерло. Стоя на коленях, Ни’лан не отрывала глаз от дерева, средоточия ее души. Она не хотела приходить сюда, зная, какую муку вызовет краткое прикосновение к прошлому, но, по всей видимости, усталые ноги сами вынесли ее к дому, где она прожила много лет.

– Ну, это… Вроде с ним все в порядке… – Могвид приблизился к Ни’лан.

– Я знаю… – Нифай смахнула слезы. – Но я не понимаю… Порча… – Она рукой обвела оставшийся лес.

– Что ж… – ласково сказала Мисилл, помогая ей подняться на ноги. – Может, стоит подойти поближе?

Ни’лан спрятала лицо в ладонях. Ей хотелось бежать, словно пугливой лани, только она не знала – к дереву или от него. Вновь обретенная вторая половинка души разрывала ей сердце. Но она знала: какую бы боль она ни испытывала, идти нужно.

– Я… Я должна посмотреть. – Нифай решительно кивнула, прижимая к груди лютню.

Но прежде чем она успела сделать первый шаг, на пологий берег озера выбежал Фардейл. Янтарные глаза волка пылали, из пасти свесился язык. Мисилл на миг вперила в него пристальный взгляд, а потом повернулась к спутникам.

– Фардейл почуял, что кто‑ то скрывается впереди.

– Один из призраков? – спросил Тайрус.

– Нет… Если я правильно поняла, человек. – Воительница поглядела на Могвида, будто хотела спросить – не понимает ли он образы, передаваемые братом, лучше, чем она.

– Он чересчур врос в волчью шкуру, – негромко пробормотал маленький человек, пожимая плечами. – Я сам не сумел понять больше.

– Да кто же сюда припрется? – проворчал Крал, медленно сдвигая шкуру снежного барса со стального лезвия топора. – Каждый, кто способен выжить в окружении гримов, наверняка сам затронут порчей Темного Властелина.

– Крал прав, – прищурился Мерик. – Нужно сохранять бдительность.

– А зачем вообще туда соваться? – опасливо отступил Могвид. – Обойдем это место и уберемся подальше. Зачем нарываться на неприятности?

– Может, стоит прислушаться к оборотню? – сказал Тайрус.

– И оставить неизвестного за спиной? – возразил Крал. – Я считаю – нужно проверить.

– В любом случае мне нужно пойти. – Ни’лан тяжело сглотнула. – Даже если мне придется идти одной.

Все повернулись к ней.

Но, прежде чем кто‑ либо произнес хоть слово, заиграла лютня. Нежные звуки хлынули, взмывая над поляной. Ни’лан изумленно подняла инструмент. Ее пальцы не прикасались к струнам, но музыка становилась все громче. Созвучия лились, яркие, будто летняя луна, а хлопья снега, падающие с неба, увеличились. Такая же нежная, как снежинки, мелодия кружилась над озером.

– Успокой свою проклятую игрушку, пока она нас не выдала! – зарычал Крал, протягивая руку.

– Нет! – Нифай отдернула лютню.

Но, так или иначе, горец опоздал с предупреждением. Как только мелодия достигла дальнего берега, в маленьких окошках на стволе дерева вспыхнул желтый свет.

Могвид охнул и юркнул за спину Крала.

– Окна! – изумился Мерик. – Кто‑ то живет в твоем дереве?

– Тот, кого почуял Фардейл, – пояснил Тайрус, выхватывая отцовский меч.

– Он, наверное, услышал музыку, – заметила Мисилл. – И приглашает нас к себе.

– Или заманивает в ловушку, – покосился на нее горец.

– Нет, это не ловушка, – шагнула вперед Ни’лан.

– Откуда ты знаешь? – резко бросил Крал.

– Музыка. – Ни’лан приподняла лютню. – Дерево радуется. Опасности нет и быть не может.

Сердцем она верила, что это так.

Спускаясь с пригорка к берегу озера, нифай услышала позади шепот элв’ина:

– Я доверяю Ни’лан. Как бы ни искорежила порча эти леса, раньше они были ее домом. Пойдемте. Посмотрим, на какую загадку мы наткнулись.

Когда женщина пошла вдоль кромки воды, песня лютни наполнилась грустью. Нифай понимала почему. Когда‑ то это озеро изобиловало рыбой, светлячки усеивали ветви, отражающиеся в неподвижной глади, а на берегах распускались цветы. Теперь же оно стало черным и унылым, заросло водорослями и ряской. Красота исчезла навеки.

Ни’лан подняла глаза на раскинувшиеся ветви ее дерева. Они нависали над озером, прямые и мощные, венчая ствол, который не смогли бы обхватить и тридцать взрослых мужчин. У нее снова потекли слезы.

«О, моя радость, как гордо ты стоишь, тогда как все вокруг погрязло в горе и безумии».

Шагая во главе отряда, нифай внимательно изучала огни, пылающие внутри ствола ее дорогого дерева. И хотя она должна была чувствовать гнев на того, кто вторгся в ее жилище, теплый желтый свет согревал сердце. Искра жизни в царстве мертвых. Помимо воли Ни’лан ускорила шаг.

Остальные спешили следом за ней.

Они обошли озеро, и сразу же в стволе дерева, над могучими корнями у самой земли, распахнулась дверь. На пороге возникла фигура, освещенная сзади теплым светом. В ней не было ничего угрожающего.

– Как долго мы вас ждали, – сказал человек дрожащим голосом.

– Кто ты? – Ни’лан остановилась, так как лютня смолкла.

Живущий в дереве вышел вперед, чтобы свет не слепил гостей. Он оказался высоким мужчиной в одежде из домотканого полотна. Судя по широким плечам, когда‑ то он был силен, но теперь опирался на деревянную клюку.

– Ты позабыла меня, Ни’лан?

– Я понятия не имею, кто ты… – покачала она головой.

– Ох, да разве это важно? – Он взмахнул посохом, будто отмахиваясь от ее слов. – Мои глаза, возможно, совсем ослабели, но не слух. Важно то, что я помню голос твоей лютни. Как я мог его забыть? – Он поднял изможденную ладонь. – Ведь это я помог ей появиться на свет своими собственными пальцами.

– Родрико? – Догадка озарила Ни’лан.

– О, девочка вспомнила простого резчика по дереву.

Она кинулась к нему, задержавшись на миг, чтобы рассмотреть проницательные глаза старика и его крючковатый нос, нависающий над густыми седыми усами. Когда она видела его последний раз, усы были черными как смоль. За минувшие пятнадцать лет человек сильно одряхлел. Нифай узнала старого друга и радостно обняла его, отложив лютню в сторону.

Поздоровавшись, Ни’лан отступила на шаг.

– Так ты все время оставался в Темной Чаще?

Родрико погладил усы. Тень набежала на его лицо, когда он перевел взгляд с лютни на затронутый порчей лес.

– Да, девочка.

– Но как? Почему? – Ни’лан пыталась понять, что же произошло с тех пор, как она вышла в путь с лютней.

Мисилл поравнялась с ней, все еще держа мечи наготове. Нифай заметила, что Крал и Тайрус тоже не убрали оружие.

– Действительно, как тебе удалось выжить в Темной Чаще и не поддаться порче? – спросила воительница.

– Мир вам, путники. – Старик посмотрел на их клинки. – Вложите мечи в ножны и заходите в жилище. Если вы хотите знать мою историю, то я поведаю ее вам, но не раньше, чем мы отряхнем снег и расположимся у теплого очага.

Ни’лан осторожно отвела в сторону лезвие меча Мисилл.

– Родрико можно доверять. Это он вырезал мою лютню. Он и множество поколений его предков дружили с нифай и были ближе к нам, чем любой другой человек.

Поколебавшись, Мисилл кивнула и сунула клинки в скрещенные за спиной ножны. Жестом она предложила друзьям последовать ее примеру. Лорд Тайрус убрал свой мриланский меч, а Крал неторопливо сунул топор за пояс. Мерик оставался безоружным, скрестив руки на груди, а Могвид прятался за его спиной.

– Заходите внутрь, – ободрил их Родрико. – Поднимайтесь по лестнице в верхнюю комнату.

Ни’лан шла первой, благоговейно вступая в сердцевину ее родного дерева. Чувства в ее груди смешались при виде крутой спиральной лестницы, ведущей наверх. Аромат древесной живицы и камфоры, врываясь в ноздри, запел в сердце, будто струны лютни. Всколыхнулись старые воспоминания, радость и горе смешались воедино. Пыль дорог, истоптанных за пятнадцать лет, осыпалась с нифай. Она притронулась ладонью к древесине, пытаясь дотянуться до сердца дерева, но ничего не почувствовала. Только пустоту. Ноги ее подкосились, а пальцы левой руки сжали гриф лютни. Душа дерева теперь жила в инструменте.

Шагая вверх по лестнице, Ни’лан внезапно осознала: нифай никогда не устраивали жилища внутри своих деревьев. Они делали помосты с навесами на ветвях. Лишь родственное дереву создание могло соединиться с ним, но путем смешения душ, а не через грубое проникновение.

Она оглянулась, разыскивая взглядом Родрико. Впервые нифай проникала в свое дерево подобным образом. Старик кивнул ей, подбадривая.

Лестница привела их в просторную комнату, занимавшую всю ширину ствола. Посредине возвышался опорный столб, а вокруг стояли комоды, кресла, столы, вырезанные из твердой древесины и украшенные затейливыми узорами.

Но Ни’лан не замечала мебели. Ее внимание приковала центральная колонна – подлинная сердцевина дерева. Медленно она обошла вокруг, пока не увидела углубление. Приложила к нему лютню. Очертания в точности совпали.

– Ее истинный дом, – подошел к ней Родрико.

Ни’лан обернулась.

– Я гляжу, ты обустроил свой дом здесь, в моем дереве. – В ее голосе звучали обвиняющие нотки.

– Будто какой‑ то червь, желающий спрятаться, – грустно вздохнул старик, – и точащий дыру в яблоке, добираясь до сердцевины.

– Мне жаль… – Ни’лан коснулась его руки. – Я не то имела в виду…

– Нет, девочка. Это противоестественно. Я слишком долго жил среди нифай, чтобы не разделять твои чувства. – Он опустил глаза. – Но после того как ты ушла, дерево позвало меня.

– Что?

– Хотя дух его перебрался в лютню, – покачал головой мастер, – в корнях оставалось немного магии. Достаточно, чтобы подпитать остаток древесной души. В тот день, когда ты отправилась в путешествие, я пришел сюда, чтобы забрать инструмент, и дерево заговорило со мной. Ну, не то чтобы заговорило, я просто почувствовал его в сердце и в разуме. Такого со мной еще не случалось.

– Не понимаю.

– Присядь у огня, я все объясню, – вздохнул Родрико.

Опираясь на клюку, он прошел к выложенному камнями камину у одной из стен.

Друзья Ни’лан уже собрались там. Фардейл растянулся едва ли не вплотную к пламени. Остальные опасливо переминались с ноги на ногу, будто не замечая кресел.

– Присаживайтесь, – пригласил их старик. – Кто‑ то же должен воспользоваться этими креслами, которые я делал долгими зимними вечерами. Расслабьтесь. Я согрел на огне бузинное вино. А выше есть комнаты с кроватями.

Все неторопливо разместились на креслах, передавая из рук в руки вино, которое согревало их до самых костей.

Родрико сходил в маленькую кладовку и вернулся с головкой сыра и миской каштанов, собираясь пожарить их на огне.

– Я обещал вам историю, – проговорил он, помешивая шипящие и потрескивающие каштаны на противне.

– Как ты выжил там, где никто выжить не может? – кивнула Мисилл.

Старик со слабым стоном опустился в свое кресло.

– История, которую мне предстоит вам поведать, довольно долгая. Поэтому, позвольте, я начну с того, с чего должны начинаться подобные истории, – с завязки. То есть с Цесилии.

– С Цесилии? – удивилась Ни’лан, не ожидавшая услышать имя старейшей нифай их леса.

– А кто это? – Мисилл отхлебнула вина из кружки.

– Цесилия – хранительница Труа Глен, – начал Родрико. – Самая старшая из сестер‑ нифай. Она была связана с наидревнейшим деревом рощи и, когда порча накинулась на него, испытала страшные мучения. Кошмарные сны, бред… Это тянулось не меньше трех месяцев. Но когда, как я предполагал, кончина ее была близка, ей явилось видение – Лок’ай’хера, возрождающаяся к жизни из озера алого огня. Огня, порожденного магией. Тогда она призвала меня, поручив вырезать из сердцевины этого дерева лютню, чтобы Ни’лан могла отправиться в путешествие по землям Аласеи в поисках магии, способной исцелить наш обреченный лес.

Ни’лан смотрела на языки пламени.

– Да, таково было пророчество Цесилии, из‑ за которого я пустилась в странствия. – Она повернулась к Родрико. – Но ты‑ то почему не бежал? Ведь ты исполнил свой долг.

– Да, я собирался, но, как мне кажется, я уже упоминал, что дерево позвало меня, уговорив выполнить еще одно, последнее задание.

– А гримы?

– Они не пытались приблизиться. Дерево Ни’лан напоминает им о прошлой, безвозвратно утраченной жизни. Оно стоит прямое и гордое, тогда как остальные наклонились, скрючились и умирают. Зрелище, непереносимое для призраков. Поэтому они избегают этой поляны.

Могвид опустился на колени, проверяя – не готовы ли каштаны.

– А откуда все это? – кивнул он на убранство дома. – Тебе ведь приходится выбираться отсюда, чтобы добыть припасы – каштаны, вино…

– Дважды за зиму, – кивнул Родрико, – я ходил в горные деревушки за снедью. Так было до недавнего времени.

– И даже на лесных тропках призраки не нападали на тебя? – Могвид присел на корточки и с подозрением глянул на старика.

– Я все время нахожусь под покровительством дерева.

– Как это? – пискнул дотошный оборотень.

Родрико поднял деревянную клюку, зажатую между его колен, и стукнул ею об пол.

– После того как я вырезал из сердцевины дерева лютню для Ни’лан, я отрубил одну ветвь и сделал из нее посох.

Он показал всем венчающий его палку один‑ единственный зеленый побег.

– Листья! – Нифай наклонилась ближе. Крошечный венчик из зеленых листков рос из мертвой деревяшки. Хотя каждый из них не превышал по размеру ноготь, сомнений быть не могло – это коа’кона. – Но как?

– Немного магии и немного души сохраняют их свежесть.

Ни’лан придвинулась еще ближе, заглядывая лесному обитателю в глаза.

– Они питаются твоей душой?

– Ну, одной лишь магии оказалось недостаточно. – Старик ссутулился и отложил посох.

Неудивительно, что Родрико так постарел с тех пор, как Ни’лан видела его последний раз.

– Но зачем? – спросила она. – Неужели это так важно?

– Надежда. – Старик выдержал ее пристальный взгляд.

– Надежда для кого?

– Мой род служил обитателям Труа Глен тысячелетиями. – Он слегка откинулся назад и опустил веки. – Это и наш дом тоже. Если есть способ возродить Рощу, я готов отдать для этого всю свою кровь до последней капли.

– Но я так и не поняла – о чем просило тебя мое дерево?

– Мне легче показать. – Родрико открыл глаза и поднялся на ноги. – Пойдем. Ответ на все вопросы лежит выше.

Ни’лан встала, содрогаясь от болезненного предчувствия.

Старый резчик по дереву повел ее из зала с очагом вверх по узкой изогнутой лестнице. Спутники нифай молча следовали за ней.

– Не нравится мне все это… – прошептал Могвид.

На верхнем уровне они увидели несколько маленьких комнат, но Родрико повел их к самой дальней, запертой двери. Опустив ладонь на железный засов, он оглянулся на Ни’лан. Глаза его наполняла боль. И что‑ то еще…

Ее тревога всколыхнулась с новой силой.

– Прошу прощения, – сказал мастер, открывая дверь. – Ты должна войти первой.

За первой открылась еще одна круглая комната, напоминавшая ту, где располагался очаг. Опорный столб также поднимался от пола до потолка. И в нем тоже было вырезана выемка. Ниша, размером не больше тыквы.

Из нее струился мягкий, неяркий свет.

Ни’лан узнала это слабое, пурпурное свечение. Оно напоминало оттенком распустившиеся цветы коа’коны. Не сопровождаемая никем, она подошла и заглянула внутрь. В уютном закутке что‑ то лежало.

– В первую зиму, – пояснил Родрико, – у дерева хватало магии, сохранившейся в главном корне, а также остатков духа, чтобы с ветвей не опадали листья и… даже цветы.

Нифай оглянулась – резчик неподвижно застыл в дверном проеме, опираясь на посох. Она ясно помнила свое родное дерево таким, каким оно было пятнадцать лет назад, как если бы прошел всего лишь месяц. Оно казалось нетронутым.

С чувством, граничащим со страхом, она вернулась к вырезанной укромной нише и тому, что хранилось там.

– Дерево, по всей видимости, знало, что это его последние цветы, – продолжал Родрико негромко. – С предсмертным вздохом оно испустило зов. В самый последний раз.

Ни’лан едва расслышала его слова и тот вопрос, что задала старику Мисилл.

– Что ты хочешь сказать? – спросила воительница.

– Когда коа’кона чувствует, что цветам пора превращаться в завязь, оно призывает другой дух, какую‑ нибудь из родственных сестер‑ нифай, чтобы она на время оставила собственное дерево и смешала свой дух с его. Так пчелы переносят пыльцу с одного цветка на другой. Вот и дерево Ни’лан воззвало, чтобы кто‑ нибудь соединил свой дух с его.

– Но ведь нифай больше не осталось, – сказала Мисилл.

– Ты ошибаешься, – негромко ответил Родрико. – Хотя гримы и затронуты порчей, они все еще нифай. Одна из них прибыла на зов дерева. Ей пришлось преодолеть душевную боль, но не ответить она не могла.

– Ты хочешь сказать, что один из призраков‑ гримов вошел в духовную связь с деревом Ни’лан?

– Это была Цесилия, хранительница. – Голос Родрико дрогнул. – Порча еще не до конца овладела ею, она могла противиться безумию. Нифай явилась на зов и поделилась своим духом, чтобы в одном из цветков смогла образоваться завязь.

– Добрая Матушка! – воскликнул лорд Тайрус. – И что же было дальше?

К тому времени Ни’лан уже успела заглянуть в гнездышко. Как ответ на все вопросы, в нем, будто в колыбели, покоился младенец. Источник света был очень хорошо виден – пурпурное семечко размером со сливу, торчащее у ребенка в низу живота, там, где у обычных людей расположен пупок. Нифай протянула руку, но боялась прикоснуться и к семени, и к малышу.

«Оно проросло», – ошеломленно подумала Ни’лан.

– Из оплодотворенного цветка родилась новая нифай, – продолжал Родрико. – Обычно дерево и связанная с ним узами родства сестра ухаживали за новорожденной до тех пор, пока та не окрепнет настолько, что сможет посадить семя и вырастить новое дерево коа’кона, расширяя рощу. Но кое‑ что… кое‑ что пошло не так, как полагалось.

Ни’лан ясно видела подтверждение его слов. Казалось бы, все в порядке – нифай росли столь же медленно, как и деревья, и, несмотря на четырнадцать зим от роду, дитя вполне могло выглядеть как младенец. Но Родрико выразился слишком мягко – произошло нечто очень, в высшей степени, неправильное.

– Я не знаю, как так получилось… – говорил старик. – И какой в этом смысл. Возможно, виной всему связь с гримом, с его испорченной искаженной душой. Я не знаю…

– Что же произошло? – спросила Мисилл.

Ни’лан еле устояла на непослушных ногах.

– Новая нифай… Это – мальчик.

На следующее утро Крал спустился по лестнице в главный зал, к очагу. Аромат теплого хлеба и шипение свиной грудинки подняли его с пуховой перины в тихой спальне. Едва ли не половину зимы он провел в дороге, отдыхал где придется, Часто в лесу под деревом, а потому теперь проспал как убитый всю ночь и большую часть утра.

С хрустом потянувшись, он вошел в комнату. Оказалось, что он проснулся последним. Остальные уже расселись вокруг широкого стола, на котором лежали ломти хлеба, жареное мясо, вареные яйца и яблоки. У дальней стены виднелась груда необходимого снаряжения: перчатки из лисьего меха, теплые плащи с капюшонами, подбитые шкурками горностаев, вяленое и копченое мясо, головки сыра.

Змейка, обвивающая предплечье Мисилл, зашевелилась и зашипела, устраиваясь поудобнее.

– Присаживайся, Крал, – подняла голову воительница. – Подкрепись. А потом нам много о чем надо поговорить и многое обсудить.

Он кивнул, втягивая носом ароматы съестного, прислушиваясь к урчанию в желудке. Как только он уселся, Родрико сунул ему в руки здоровенную кружку горячего кофе.

– Я собрал столько теплой одежды и припасов в дорогу, сколько смог, – пояснил старик. – Но не знаю, пригодится ли вам все это. Начинаются снегопады, и верхние перевалы Ледяной тропы скоро станут непроходимыми.

– Мы выступаем сегодня же, – заявила Мисилл. – И пойдем очень быстро. Благодаря твоей щедрой помощи мы сможем реже останавливаться и за день проходить гораздо больше.

На дальнем конце стола Могвид застонал было, но сдержался и промолчал. Крал вполне мог понять его испуг. Горцу тоже хотелось бы провести денек‑ другой в тепле и уюте. Но он прекрасно знал, что медлить нельзя. Снежные бураны, ледяные ветра, студеные туманы преградят им путь тем раньше, чем дольше они здесь задержатся.

– Но как же мы пересечем остаток Темной Чащи? – спросил Мерик, обхватывая тонкими пальцами глиняную кружку. – Если Ни’лан останется здесь, с младенцем…

– Это ее долг! – порывисто воскликнул Родрико. – Древесное семя поддерживало ребенка до сих пор, но надолго его не хватит.

Усталые, обведенные темными кругами глаза нифай смотрели в пространство. Она явно не выспалась, не то что Крал.

– Мальчик приближается к тому возрасту, когда должен будет отделиться от семени, – сказала она. – А потом ему понадобятся песня и душа дерева, чтобы окрепнуть.

– Значит, тебе придется остаться? – спросил Тайрус.

– У меня нет иного выбора. Мальчик он или нет, но найденыш – потомство моего родного дерева. Я не могу его бросить. Песня моей лютни укрепит силы этого загадочного ребенка, а я тем временем буду оберегать его и заботиться о нем. Я не понимаю, как мог появиться мужчина‑ нифай, почему так произошло, но я должна принять его. – Она обвела взглядом собравшихся. – Простите меня.

– Я могу провести вас через лес, – сказал Родрико, показывая свой посох с венчиком маленьких листьев. – Молодая, не затронутая порчей ветвь так же отгонит гримов, как и лютня Ни’лан. Нам ничего не будет угрожать.

Но Крал прочел сомнение в его глазах. Короткая деревяшка, возможно, защищала резчика, но нельзя заранее предугадать, хватит ли ее скудных сил, чтобы прикрыть весь отряд.

Другие тоже, по всей видимости, ощутили беспокойство. Над столом повисла тяжелая тишина.

Далекий стон донесся снаружи, проникнув сквозь деревянные стены. Одинокий вопль, к которому вскоре присоединился второй, а потом еще и еще… Пока они, замерев, прислушивались, отвратительный хор рос и разрастался.

Крал почуял внезапный страх, обуявший их хозяина.

– Гримы никогда не подходили так близко, – дрожащим голосом произнес Родрико, поставив кувшин на стол.

– Они наверняка знают, что мы здесь. – Мисилл вскочила.

Ее спутники тоже поднимались, разбирая оружие.

– Что делать? – пискнул Могвид. – Они нападут?

Родрико подошел к широкому окну, которое смотрело на юг. Крал и остальные последовали за стариком. Деревья стояли, озаренные лучами рассветного солнца, которое из‑ за низких туч казалось бледным и безжизненным. Снег покрывал искривленные ветви и стволы, довершая картину неподвижного леса. Даже маленькое озеро казалось черным блюдом, покрытым блестящей глазурью.

На их глазах из глубины леса выныривали тени, приближались, будто поглощая деревья и снег, и заполняли долину. Казалось, будто черный туман пожирает весь мир.

– Ч‑ что происходит? – шарахнулся от окна Могвид, пытаясь прижаться к брату.

– Гримы собираются. – Ни’лан застыла. – Такого я никогда не видела.

Горец знал, что она имеет в виду. Призраки по сути своей были отшельниками, охотились на лесных тропах в одиночку. Пожалуй, только потому Северная стена могла до сих пор противостоять им.

Но, глядя на собирающиеся в долине толпы гримов, Крал понял, как же пала Великая стена. Призраки стали теперь объединенной силой, темной армией. Он вспомнил об искаженной сущности, которая завладела телом короля Райя, оживив его на время. Может быть, это ей удалось изменить природу гримов? Если так, то какую власть она имела над этими разрозненными, дикими, обезумевшими духами? Каким образом могла использовать их слепую ярость для своих грязных целей?

Вопли гримов снаружи достигли небывалой силы.

Зверь, живущий внутри Крала, зашевелился. Ему хотелось добавить свой рев к полоумному завыванию, слить свой голос с голосами призраков. Крал подавил в себе эти ощущения. Время Легиона еще не пришло.

Он закрыл глаза и обратился к своим, обостренным по‑ звериному, чувствам. Отмеченный Темным Властелином горец ощутил знакомые дразнящие отголоски в глубине призрачной армии.

«Она там», – догадался он.

Демонесса привела воющую орду к их порогу. Она пряталась среди гримов, но была не в силах скрыться от другого Темного Стража. Но хотя Крал понял, кто возглавляет войско призраков, он не мог предупредить своих спутников, так как боялся выдать себя.

Ни’лан заговорила, отвлекая его от размышлений.

– Я выйду и встречу их. – Она взялась за лютню.

– Не уверена, что твоя лютня здесь поможет. Призраков слишком много. – Тронув нифай за плечо, Мисилл остановила ее.

– Ты будешь словно одна нота против целой бури звуков, – согласился Мерик. – Их завывающий хор поглотит песню одного‑ единственного дерева.

– Все равно нужно попытаться. Ведь других способов отогнать их нет.

– Я помогу. – Родрико взялся за посох. – Малая толика живого духа поддержит песнь лютни. Вместе они способны победить.

– Но всем надо быть наготове, – добавила Ни’лан. – Если я смогу расколоть их ряды, вам придется мчаться что было сил.

– Что ты предлагаешь? – спросил лорд Тайрус.

– Одевайтесь, разбирайте припасы. – Она кивнула на кучу пищи и одежды. – Если мне и Родрико удастся пробить брешь в толпе, вам нужно будет воспользоваться временным успехом и бежать.

– А ты? – вмешалась Мисилл.

Ни’лан моргнула, но не утратила решимости.

– Я должна остаться и оберегать младенца.

– А почему бы не захватить этого треклятого ребенка с собой? – Могвид переминался с ноги на ногу, рыская глазами по комнате в бесплодных поисках спасения. – Если дерево все равно померло, зачем тебе тут оставаться? У нас нет ни малейшей надежды пройти сквозь леса самостоятельно!

Нифай открыла было рот, чтобы возразить, но внезапно встряла Мисилл.

– А ведь Могвид прав. Здесь малышу будет угрожать опасность. Мы минуем чащобу за два дня. Почему бы тебе не вынести его отсюда?..

– Возможно, над их советом стоит задуматься, – согласился Родрико.

– Но я не могу…

– Мое жилище – пустая могила. Пока ребенок с тобой, а у тебя есть лютня, он будет в безопасности. – Резчик взглянул на сгущающуюся черноту. – Кроме того, семя очень скоро созреет и отделится от малыша. Мне кажется, было бы лучше, если бы это произошло не здесь, не в землях, затронутых порчей. Может, провидение именно для этого и вывело вас сюда, чтобы спасти ребенка?

– Я… Я не уверена… – запнулась Ни’лан.

– Ладно, давайте что‑ то решать. – Могвид указал на окно. – Иначе они решат за нас.

Деревья по ту сторону озера уже полностью скрылись из виду. Только плотная стена тьмы раскинулась во все стороны.

Ни’лан закусила губу, а потом повернулась к Мисилл:

– Собери младенца в дорогу. Укутай его хорошенько от холода. Он еще слишком мал и может легко замерзнуть. А остальные возьмите как можно больше припасов.

Они начали быстро собираться, подгоняемые разъяренными воплями призраков. За несколько мгновений все разобрали теплую одежду, закинули за плечи сумки с едой. Мисилл привязала спереди закутанного в меха ребенка. С таким грузом она не могла уже воспользоваться клинками, но Крал знал, что в грядущем сражении решающее слово останется не за сталью.

Он глянул на Ни’лан, которая с лютней в руках вглядывалась во тьму. Вся их надежда на спасение легла на хрупкие плечи нифай. Крал чуял затаившийся в ней страх, но вместе с тем – решимость и целеустремленность.

Должно быть, она ощутила его пристальный взгляд. Повернулась.

– Давайте начнем.

Крал кивнул и, прежде чем пойти к дверям, еще раз глянул на собравшуюся темную орду. Он вновь почуял прикосновение Темного Властелина. Демонесса скрывалась где‑ то под плотной черной завесой – один из многих призраков.

Но зачем, с какой целью?

Нифай вышла первой. После тепла жилья порыв ледяного ветра оглушил ее, будто оплеуха. Она охнула. Этот холод не мог быть естественным. Гримы вытягивали из жертвы жизненную силу, а из воздуха – тепло.

Она переступила порог и вышла из‑ под защиты толстых корней. Впереди раскинулось скованное льдом озеро. Оно замерзло очень быстро. Ни’лан вышла на берег и замерла перед стеной черноты, которая подковой охватывала водоем. Вблизи она увидела, как завеса бурлила и клокотала: это столпившиеся призраки корчились по краям долины.

– Сестры, – умоляющим голосом пробормотала она, – услышьте меня и уйдите с миром.

Она подняла лютню, поджидая, пока за ее спиной соберется весь отряд. Там стоял и Родрико, сжимавший посох из живой древесины, словно меч.

Глубоко вздохнув, Ни’лан провела пальцами по струнам, противопоставляя нежную мелодию урагану завываний и стонов. Музыка, тихая и сладостная, пробилась сквозь отвратительный гомон.

– Послушайте меня, сестры, – повторила нифай, подпевая лютне.

Звуки неслись над застывшей водой, поражая темную стену подобно тысяче стрел. В сплоченных рядах начали возникать бреши, некоторые призраки, завывая, бросились наутек. Мелькнул было заснеженный лес, но гримы довольно быстро сомкнули строй, затягивая дыры.

Ни’лан подозрительно прищурилась.

Что вело призраков вперед? Что заставляло их забыть о естественном чувстве самосохранения, не давало убежать от воспоминаний о Труа Глен?

Пронзительный крик прорезал воздух. Встрепенувшись, нифай увидела, как один из гримов отделился от остальных и полетел к ее спутникам. Черный сгусток тумана на белом снегу.

Родрико шагнул вперед, готовый с посохом в руках защищать товарищей. Пальцы Ни’лан, испугавшейся за судьбу резчика, замерли.

– Играй! – крикнула Мисилл, содрогаясь от натиска непрерывных воплей. – Не останавливайся!

Старый мастер выставил посох между собой и надвигающейся тьмой.

– Прочь! – воскликнул он в лицо врагу.

Наглый призрак помедлил, а потом ударил потоком тьмы в грудь старика. Родрико отпрыгнул, удивительно быстро для своего возраста. Его посох рассек смертоносную тень. Там, где палка и грим соприкоснулись, вспыхнул пурпурный свет, напоминающий оттенком цветущую коа’кону. Призрак распался на несколько кусков, которые бросились наутек в толпу собратьев. Крал победно взревел.

– Играй! – не отставала Мисилл. – Играй, если хочешь жить!

Ни’лан вновь взялась за лютню и заиграла с удвоенной силой. Стена призраков корчилась в муках, извергая крики, а нифай поворачивалась по кругу, распространяя мелодию во все стороны.

– Услышьте песнь Труа Глен! – напевала она вроде бы негромко, но музыка разносила ее слова далеко, будто эхо. – Вспомните весенние побеги, пробивающиеся под теплым солнцем… Вспомните украшенные цветами холмы летней ночью… Вспомните красоту осеннего леса, бесконечный дождь листвы, защищающий землю теплым покрывалом от зимней стужи… Вспомните свежее дыхание зимы, когда бег сока в стволах замедляется, а звезды серебром сияют в ночном небе… Вспомните все… Вспомните жизнь!

Слова нифай действовали на призраков как проклятие. Они перетекали, отступая перед ее музыкой. То здесь, то там в стене возникали обширные разрывы. Сгустки тьмы взмывали вверх, пронзительно завывая от горя и боли.

– Получается… – прошептал Мерик.

Ни’лан продолжала петь, но теперь перешла на древнее наречие. Она повествовала о цветах, свете, утренней росе, а лютня вела древесную песнь, взывая к сородичам. Вместе голос и музыка одолевали собравшуюся орду гримов, несмотря на их силу и злобу. Все больше призраков убегало прочь.

Парочка из них все‑ таки попыталась еще раз атаковать отряд, скорее желая заставить замолчать лютню, чем убить кого‑ либо, но посох Родрико заставил их отступить.

А нифай все пела. Ощутив близкую победу, она позволила голосу возвыситься, но вдруг осознала, что к ее мелодии присоединился кто‑ то еще. Чей‑ то напев сплетался с ее музыкой столь умело и незаметно, что Ни’лан не догадывалась ни о чем, пока не стало слишком поздно. Второй голос доносился из‑ за истончающейся стены тьмы. Умело и тонко он искажал пение Ни’лан, меняя белое на черное.

– Мечты о теплом прикосновении солнца… – говорила Ни’лан.

– …и обжигающей неодолимой засухе, – добавлял невидимый певец.

– Шорох нежных лепестков распускающихся бутонов… – боролась Ни’лан.

– …и черви, вгрызающиеся в сладкую мякоть цветов.

Нахмурив брови, Ни’лан изо всех сил пыталась преодолеть посторонний голос, отчаянно выводя мелодию Труа Глен. Но чужак не отступал, умело свивая свою песню с ее, зажимая ей горло шепотом мертвого леса и гниющих корней. Постепенно нифай поняла, что уступает. Невидимый враг оказался старше и опытнее. В его голосе звенели отзвуки многих столетий.

Ни’лан не могла больше противиться. Ее голос дрожал, струны лютни дребезжали и скрипели. А стоящие вокруг призраки начали смыкать ряды, укрепляя стену тьмы.

– Что происходит? – Мисилл придвинулась ближе, прижимая младенца к груди.

– Не знаю, – ответила Ни’лан, ее пальцы замерли на струнах. Она сама мучительно искала разгадку. – Нечто… что‑ то там есть… Оно гораздо сильнее меня.

– И оно приближается. – Крал встал у другого плеча нифай.

Мисилл заметила, что от темной стены сбившихся в кучу гримов, похожей на бурлящий туман, отделилось более черное облако. Оно медленно, неторопливо, словно опасаясь маленького отряда или музыки лютни, пересекло озеро. Ни’лан и ее спутники отступили.

Достигнув ближнего берега, облако начало уплотняться, туман становился плотью, превращаясь в слегка размытый образ стройной женщины. Серебряное сияние магии окружило ее фигуру, когда она открыла глаза.

Ни’лан догадалась, что это и есть певица, столь умело извращавшая ее мелодию.

Фардейл зарычал, обнажив клыки, а Родрико вышел вперед, сжимая клюку словно меч.

– Храбрый рыцарь‑ древорез, – презрительно улыбнулась темная женщина. – Последний защитник Труа Глен.

И все же она мешкала с нападением.

– Я узнала тебя, – произнесла Ни’лан, вспомнив, где она слышала этот резкий гол ос. – Ты – демонесса, завладевшая королем Райем.

Губы призрака растянулись в холодной, но довольной улыбке.

– Ах да… Хорошо было вновь ощутить себя во плоти. – Она кинула взгляд на лорда Тайруса. – Даже если это мерзкая и дряхлая старческая плоть.

Мриланский принц рванулся вперед, но Крал удержал его.

– Твое оружие не причинит ей вреда! – быстро проговорил горец, вцепившись в локоть Тайруса.

Призрак будто бы и не заметил мужчин, сосредоточив все внимание на Ни’лан.

– Ты узнала меня, а я – тебя. – С его губ сорвался горький смешок. – Ты удивила меня там, в замке. Я не ожидала, что вы неожиданно выскочите из гранита. Но теперь у меня было время, чтобы подготовиться к противостоянию. Черный Корень наделил меня силой для борьбы с твоей слабенькой песенкой.

– Тебе не победить нас, – твердо возразила Ни’лан. – Я буду сражаться до последней искорки жизни.

– Ты повзрослела, крошка, – раздался еще один неприятный смешок. – Но ты мне не нужна, а нужен мне… – Пристальный взгляд призрака метнулся к младенцу на груди Мисилл. – Мне нужен мальчик… Мой мальчик.

– Т‑ твой мальчик? – отшатнулась нифай.

– Кажется, ты говорила, что узнала меня, Ни’лан. – Тень снова рассмеялась, ее расплывчатые очертания стали еще плотнее, являя знакомый облик.

– Цесилия… – ошеломленно ахнула Ни’лан.

– Хранительница Рощи! – вышел вперед Родрико.

Нифай застонала. Неудивительно, что она проиграла состязание. Когда Цесилия подверглась порче, ее возраст уже исчислялся веками. Она была самой мудрой из сестер, обладая обширными знаниями и хитростью.

– Ты еще здесь? – Призрак мельком глянул на старика‑ резчика.

И скользнул ближе. Родрико занес посох.

– Нет! – закричала Ни’лан.

Ветвь вонзилась в туманную женщину. Опять полыхнул пурпурный свет, но на сей раз не причинив призраку ни малейшего вреда. Цесилия улыбнулась, заметив деревянную клюку, торчащую у нее из груди.

– Дух твоего дерева не может навредить мне. Ведь наши души смешались. Мы – единое целое.

Тонкое щупальце темноты отделилось от мглистой фигуры, с любовью обвиваясь вокруг посоха.

– Уходи, Родрико! – взывала Ни’лан.

– Я… Я не могу двинуться…

– Я ощущаю запах твоей души в этой ветке, храбрый рыцарь, – улыбнулся призрак. – Неужели дерево питалось тобой? Это жестоко – медленно лишать жизни. Позволь мне показать тебе благосклонность Темного Властелина.

Щупальце тьмы рванулось вдоль посоха, и Родрико пал на колени.

Ужасный призрак высосал жизнь из резчика по дереву меньше чем за мгновение. С жалобным криком старик иссох, а затем бездыханным упал на снег – скрюченная пустая оболочка человека. Ветвь в его руках обратилась в прах.

– Позор! В нем оставили так мало жизненной силы, – визгливо заявила демонесса. – Он только раззадорил меня.

– Сколько поколений семья Родрико служила нам… – Ноги Ни’лан подкосились. – Что ты наделала?

– Не жди ответа. – Крал подхватил ее под локоть. – Она перебежала к Черному Сердцу, переродилась, покорная его воле.

– Переродилась? – Горький смех раскатился по лесу. – Оглядись вокруг, горец. Сама земля искорежила мою рощу. Горе, утрата… это немыслимо. Когда умирающее дерево Ни’лан позвало меня, боль возросла стократно. Я не могла вынести соприкосновения его чистой души с моей зараженной.

Жалобный вопль взвился к небесам.

Спутники Ни’лан попадали на колени, не в силах слышать этот отчаянный крик. И только нифай удержалась на ногах.

Пронзительный стон Цесилии медленно замер.

– Черный Корень нашел меня, слабую и беспомощную. Я позволила ему сделать со мной все, что он хотел. Да и какое это имело значение? Позже я была рада, что не сопротивлялась. Прикосновение Черного Корня избавило меня от проклятия земли. Его огонь вернул мне разум и указал истинного врага.

– И кто же этот враг? – спросила Ни’лан.

– Земля, моя крошка! – Призрак вперил в нее тяжелый взгляд. – Жестокая, суровая, неумолимая земля. Черный Корень обещал помочь мне отомстить. И я использовала все свое умение, чтобы собрать гримов воедино, проломить Северную стену, охранять перевалы. Ничто не должно помешать его замыслам.

Ни’лан замерла неподвижно, но Мисилл, все еще стоя на коленях в снегу, спросила:

– И что же это за замыслы?

– Он заставит землю рыдать, как рыдают мои сестры. – Глаза Цесилии горели безумием. – Пусть ее перекорежит так, как перекорежило мой родной лес.

– А ребенок? – Мисилл медленно встала. – Какая роль уготовлена ему?

От этого вопроса демонесса, казалось, растерялась. Ее взгляд впился в младенца, покоящегося на руках воительницы.

– Он… Он мой…

– Темный Властелин не догадывается о твоем ребенке? – медленно произнесла Мисилл. – Ведь правда? Ты утаила его от своего хозяина.

– Он… – Цесилия задрожала и повторила: – Он мой.

– Последняя частица твоей чистоты, – настаивала Мисилл.

Контуры призрака начали размываться.

Желая убедиться, что нашла в противнике слабину, Ни’лан вышла вперед. Бережно тронула пальцами струны лютни. Раздавшаяся музыка была столь тихой, что человеческое ухо не слышало ее. Нифай сложила древнюю песню – рождение и смерть, жизненный цикл. Но приведенный в смятение призрак, казалось, не замечал ее.

– Позволь нам забрать ребенка отсюда, – очень убедительно продолжала Мисилл. – Мы унесем его туда, где порча никогда до него не доберется.

Призрак подернулся рябью, становясь больше похожим на туман, чем на женщину.

– Нет такого места. Только когда Черный Корень разрушит землю, мальчик станет здоровым и сильным.

– Так позволь нам оберегать его до этого дня, – понимающе кивнула Мисилл.

– Безопаснее всего ему будет со мной. Никто не сможет причинить ему вреда.

– Ты уверена? Сама‑ то ты избегла порчи? Или твои сестры? В Темной Чаще ребенку грозит множество опасностей. Единственная надежда на спасение – немедленно бежать отсюда, как когда‑ то бежала Ни’лан.

Черное облако клубилось в нерешительности.

Ни’лан продолжала ткать песню вокруг демонессы, мягко взывая к материнской любви этого изуродованного порчей существа, обращаясь к той малой толике здравого смысла, которая осталась у него внутри.

– Я не могу… – стонал призрак. – Я не могу расстаться с ним.

– Ты бы предпочла, чтобы младенец вырос под завывание гримов? – настаивала воительница. – Или лучше ему слышать чистую древесную песню лютни Ни’лан? Что, по‑ твоему, позволит вырасти ему здоровым? Ты помогла появиться на свет чему‑ то новому, удивительному, чему‑ то незапятнанному. Так позволь же нам помочь и защитить его.

Тем временем нифай дополняла слова Мисилл своей музыкой. Она соткала изображение осеннего листопада, покрывающего ковром почву, чтобы питать следующее поколение, готовя землю к росту новых побегов. Жизнь жертвует собой ради жизни. Мертвое помогает живому – это самоотверженность любви и рождения.

И тут будто что‑ то сломалось в призраке. Темное облако взвилось в воздух, зависая над озером.

– Заберите ребенка! – закричала Цесилия. – Унесите моего мальчика отсюда!

Ее крик взвился к небесам, проламывая стену призраков. Когда демонесса, Темный Страж, рванулась к лесу, ее сестры, гримы, последовали за ней, получив достаточный повод для бегства.

Ни’лан вернулась и встала на колени над телом Родрико. Нежно погладила его щеку, пожелала безопасного путешествия в мир иной и тихо поблагодарила за все, что он совершил. Именно его жертва вызволила новую жизнь из мертвого леса.

Краем глаза наблюдая, как распадается на клочки окружавший их темный туман, Мисилл подошла к нифай.

– Цесилия безумна, ей нельзя доверять. Лишь твоя мелодия сумела разбередить в ней остатки благородства.

Ни’лан приподняла брови, поскольку не ожидала, что воительница услышит ее музыку.

– У меня слух оборотня, – пояснила Мисилл. – Я слышала твою песню, подчиняющую волю Цесилии. Но нельзя рассчитывать, что очарование продлится долго. Особенно когда она сообразит, куда мы направляемся. Призрак догонит нас в мгновение ока.

– Тогда давайте уйдем отсюда прежде, чем она вернется!

Ни’лан перекинула ремень лютни через плечо. Освободив руки, она приняла младенца у Мисилл. Заглянула в его крошечное лицо, а потом посмотрела на свое мертвое дерево. По ее щекам потекли слезы.

– Ты хочешь попрощаться с домом?

– Этот лес больше не мой дом. – Нифай отвернулась и пошла не оглядываясь, прижав малыша к груди. – Лок’ай’хера мертва. Все, что я могу любить, я уношу с собой.

⇐ Предыдущая 12 13 14 15 16 171819 20 21 Следующая ⇒