Annotation 13 страница

Первым у Феликса появился Возняк. Точнее говоря, он был уверен, что появился первым, и довольно долго пребывал в этом заблуждении, не торопясь с вопросами и слегка смущаясь. Таинственный ключик, найденный в связке ключей покойного у пани Хавчик, и таинственная фраза Феликса о том, какие проблемы в свое время принес ему пан Бартош в связи с наследством Росчишевской, не давали ему покоя и требовали разъяснения. Комиссар сам себе с неохотой признался, что движет им обыкновенное человеческое любопытство. Феликс сначала держался немного натянуто, но, узнав, что убийцу вычислили, сразу оживился. Они с Возняком в полном согласии побеседовали о непредсказуемости выходок женской половины человечества и силе дамских чувств. От пани Хавчик уже нетрудно было перейти к находке. Возняк показал ключик: — Может быть, вы его когда-нибудь видели у пана Бартоша? Феликс как истинный джентльмен не выказал потрясения, только слегка поднял брови. Он осмотрел ключик и отдал его Возняку. — Вопрос поставлен не вполне корректно. Мне кажется, я видел его неоднократно, только не у пана Бартоша, а у себя. Это и была причина моей досады. Если бы я увидел этот ключ у… как бы выразиться… ныне покойного… я немедленно потребовал бы его вернуть. Этот ключ действительно был у него? — Действительно у него. Он носил его вместе с другими ключами. — Какая наглость, — высказался шокированный Феликс. — Подождите минутку, если вы не возражаете… Он удалился за закрытые двери соседнего помещения, полностью заслуживающего название кабинета или даже библиотеки, тут же вернулся и поставил на стол не слишком большую, но явно очень тяжелую железную шкатулку, похожую на ящик. Умеренно украшенную и очень старую. — Вот оно, то самое! — сказал он со вздохом. — Конечно, я не могу быть полностью уверен, пока не проверю. А ключ пропал уже очень давно. Возняк шагнул к шкатулке, и в этот момент из кухни появилась Паулина с огромной миской, наполненной грудой домашних пельменей, исходящих паром и ароматом майорана. Она вошла в гостиную, посмотрела на стол и на миг замерла. — О?! — сказала она голосом, прозвучавшим примерно как предупредительный рык львицы. Оба они, и Феликс, и Возняк, в первое мгновение застигнутые врасплох упоительным ароматом (а так получилось, что они оба исключительно любили майоран), резко вздрогнули. Возняк на всякий случай спрятал ключик, Феликс сделал движение, словно хотел схватить шкатулку и спрятать за пазуху, но опомнился и застыл на месте. За спиной Паулины возникла Леокадия с большим подносом посуды и столовых приборов. Она выглянула из-за сестриной спины. — О-о? — сказала она совершенно другим голосом, полным веселого любопытства и, обойдя Паулину, поставила поднос с тарелками на другом конце стола. Стол был большой, круглый, но раздвижной, и сейчас его как раз раздвинули на всю длину. За ним могли поместиться двадцать четыре человека, не обязательно худые как швабры, но и без особого лишнего веса. Места за столом было множество. Паулина промаршировала к столу и бухнула миску в самую середину длинной столешницы. Один из пельменей слетел с горки и прилепился к сияющей полированной поверхности — никто явно не подумал о том, чтобы постелить скатерть. Паулина повернулась к шкатулке, которую Феликс незаметно пододвинул к себе. — Ну вот что, хватит! Я наконец хочу знать, что это все значит! — воскликнула она в страшном гневе. — Тайна, слово чести, прочие бредни, кошмар моей жизни! Я хочу увидеть, что это такое! Ты носишься с этой штуковиной, как с тухлым яйцом, вроде как этой пакости уже в доме нет, от меня ты ее прячешь, а тут на тебе, вот она! Годами эта пакость тут валяется и атмосферу отравляет! Не наше, не мое, не твое, тогда чье?! Ящик тебе важнее меня! Она задохнулась и схватилась за вздымающуюся грудную клетку. Этими секундами воспользовалась Леокадия. — Пельмени стынут, — заметила она невинным тоном. — Пожалуйста, вот орудия труда. Всем троим она принялась совать в руки тяжелые старомодные вилки, подпихивать тарелки и маленькие вазочки с маринованной тыквой, запуская их скользить по гладкому столу. Все пребывали в таком ошеломлении, что машинально приняли и тарелки с вилками, и тыкву, а Возняк успел придержать вазочку, которая заехала слишком далеко и уже собиралась соскользнуть ему на ботинки, Феликс своей преградил путь шкатулкой. Паулина начала размахивать вилкой, продолжая свои упреки и требования с нарастающим гневом, перемешанным с прямо-таки бездонной обидой, потому что Феликс по-прежнему был занят кем-то и чем-то другим. А не ею, а ведь это она должна быть для него самой важной и главной, и от нее он не может иметь никаких тайн. Она больше этого не вынесет! У дверей прозвенел звонок, и Леокадия поспешила открыть. Далеко ходить ей не пришлось, замок в дверях Феликса из-за длинной прихожей открывался с пульта, который висел на цепочке на дверях гостиной. Второй пульт висел на косяке кухонной двери. Феликса, у которого когда-то были проблемы со здоровьем, страшно смущала необходимость долго держать гостя за дверью, потому что, по его мнению, он шел открывать целую вечность. Спешка же провоцировала невыносимые боли в позвоночнике и пару других пакостных мелочей, поэтому он радикально решил вопрос, к обоюдному удовольствию обеих сторон: гостя за дверью и хозяина в доме. Боли давно прошли, но пользоваться пультами было удобно. Леокадия, стоя на пороге гостиной, с интересом ожидала гостя. Баську она узнала сразу, хотя познакомилась с ней только над головой, найденной в зарослях пани Амелии, а потом видела исключительно в нетипичных обстоятельствах: при установлении личности обнаруженного в парнике скелета. Тупицей она, однако, не была, и по разным упоминаниям, полунамекам и прочему успела сделать вывод, что у этой чужой девицы есть что-то общее с Феликсом, который почему-то не хочет признаться в этом ни за какие коврижки. А еще у девицы было что-то общее с Бартошем, которого Феликс знал. А стало быть, и с этой тайной в виде железной шкатулки, из-за которой Паулина годами бесится. Все это пронеслось в голове Леокадии с быстротой молнии, и она тут же повеселела, ибо Леокадия обожала семейные скандалы. — Заходите, пожалуйста, — пригласила она Баську и в качестве приветствия вручила ей вилку. — Пани Росчишевская, не так ли? Заходите же! Самой собой, Баська не относилась к людям, которых можно было смутить какой-то там вилкой. Хладнокровно и с вежливой благодарностью она приняла вилку, вошла и, оглядевшись в гостиной, увидела знакомые лица. — Прием «а-ля фуршет»? Меня, конечно, в планах не было, но вы не беспокойтесь, я ем очень немного… — Пани Росчишевская, — ошеломленно произнес Феликс с поклоном почти придворным. В ту же секунду Баська заметила Возняка, который был ей нужен как собаке пятая нога, и шкатулку на столе перед Феликсом. Оба мужчины держали в руках вилки. Паулина замолкла на полуслове, застыла и всматривалась в гостью, не в состоянии сообразить, откуда она знает эту деваху, если та хромая. Если Паулина ее знает, девица не должна быть хромой! Леокадия с бешеным интересом ждала продолжения спектакля, который начинал разыгрываться у нее на глазах. Таинственный внутренний голос сообщил Баське, что она попала сюда в совершенно неподходящий момент, зато это ее последний шанс. Ни в коем случае она не может сейчас повернуться и уйти без единого слова. Возняк, Феликс, какая-то особенная атмосфера… Ничего не поделаешь, нужно брать быка за рога! Ну, она и взяла. Бычка она выбрала небольшого и за рога взялась очень деликатно. — Извините, что напала на вас без предупреждения, — обратилась она к Феликсу, — но это я вместо телефонного звонка, у меня нет вашего номера. Насколько мне известно, вы знали мою семью. Я хотела договориться с вами неспешно так побеседовать на семейные темы, если вы не возражаете. С Феликса слетела всякая вялость, он снова поклонился. — С величайшим удовольствием. Я тоже планировал поговорить с вами. Я на очень долгое время потерял вас из виду… — А я была вам нужна? — Еще как! Я уже начинал бояться, что не доживу до той счастливой минуты, но мне удалось вас найти. Совсем недавно. Баська проявила вежливый интерес: — Над останками пана Бартоша? — В некоторой степени. Хотя и раньше я пытался собрать какие-то сведения по крупицам. Ну и вот… намеревался… уточнить… Феликс слегка запнулся, потому что вокруг него была слишком большая аудитория. Он уже и сам не знал, кто ему больше мешает: то ли Паулина с группой поддержки в виде Леокадии, то ли Возняк. Паулина кишки вырвет и из него, и из этой Росчишевской, а полиция и так уже знает достаточно, и больше ей знать не нужно. Странная история с запрятанным наследством, идиотские и совершенно недействительные по закону пункты завещания, ну, и его собственная клятва, данная человеку на смертном одре… все вместе создавало невыносимую путаницу. Слишком велики были деньги, чтобы оставить все на милость провидения, а разглашение тайны привело бы к катастрофе. Если бы еще и полиция попробовала вмешаться, подозревая какие-нибудь страшные махинации, он как человек чести вынужден был бы покончить жизнь самоубийством. А этого ему совсем не хотелось. — Мы должны договориться о встрече, — мужественно сказал он. — Потому что этих семейных сложностей, о которых вы не можете знать, имелось множество. Стыдно признаться, но я пока тоже не раздобыл вашего номера телефона. А тут еще, это преступление. Я ждал окончания следствия и поимки убийцы. — Я тоже… Паулина вдруг шагнула к ним и стукнула вилкой в столешницу. Гнев ее разгорелся по новой: — И что это должно означать? В конце концов, уже известно, кто его прикончил на нашем участке? И почему я об этом ничего не знаю? Новые тайны специально от меня? Я пельмени готовлю, а ты опять так со мной?! Феликс осторожно переставил шкатулку на маленький круглый столик, стоящий возле балконной двери — подальше от Паулины. Он взял тарелочку и положил на нее два пельмешка из миски. Возняк моментально вспомнил все, что слышал от Феликса. В доверительном режиме и без протокола. Никакого преступления он в этом не видел и не имел ни малейшего желания просматривать все эти бумаги, а потому пока предпочитал не вмешиваться. Помогли ему в этом пельмени, которых он, по примеру хозяина дома, тоже положил себе пару штук и тут же попробовал. Неожиданно они оказались вкуснейшими! — Ах! — невольно вырвалось у него, прежде чем кто-то успел вставить слово. — Но это же шедевр! Тем самым он успешно заткнул рот Паулине, но не умилостивил ее ни в коей мере. Она сама знала, что приготовила шедевр, тоже мне новости. Баську блюдо заинтересовало, однако оставалось для нее недоступным: в одной руке она держала трость, в другой — проклятую вилку, старинную, а стало быть, большую и тяжелую, третья рука у нее пока не выросла. Леокадия подцепила на вилку один пельмень, обойдясь без тарелочки, и сразу вернулась на свой наблюдательный пост у дверей, откуда вся компания была ей лучше видна. — Я наконец узнаю, кто это был? — зашипела Паулина, как взбешенная гадюка — И к чему эта шкатулка.. Баську эта шкатулка интересовала все больше, внутренний голос настойчиво ее поддерживал. Она перебила Паулину: — Влюбленная обожательница, которую он отверг! — Что? Как? — А очень просто. В нервном расстройстве. Лопатой. Лопата женского рода — может, тоже почувствовала себя отвергнутой и рассердилась… Паулина нацелила вилку на шкатулку. — А это барахло? — Этого там не было. И барахло среднего рода… — Но в этой шкатулке что-то есть! В шкатулке, несомненно, что-то было, однако о содержимом знал исключительно Феликс, который очень медленно поглощал свои пельмени, явно насаждаясь вкусом, и с полным ртом говорить не мог. Видение годами спрятанных сокровищ, золота и бриллиантов так и напрашивалось, а о таинственном наследстве каждый хоть что-нибудь да слышал. Для Паулины отсутствие точной информации было смертельной обидой. В дверь снова позвонили, и Леокадия, которая от души развлекалась, мигом щелкнула пультом. Дверь резко распахнулась, и на пороге появился гость совершенно неожиданный и незваный. А именно — Зельмусь. Он вошел смело и с достоинством, гигантскими шагами преодолел прихожую и моментально оказался перед Леокадией, которая его никогда в жизни не видела и даже не знала о его существовании. Дивная красота Зельмуся сразила ее наповал, и она застыла на месте. — Мать честная… — тихо протянула она. Однако тут же опомнилась, решительно сунула гостю в руки свою дочиста облизанную вилку, потому что другой у нее не было, а до кухни было далеко, и снова вернулась в гостиную. Зельмусь без всяких возражений схватил вилку, словно копье, поданное оруженосцем, и сразу следом за Леокадией появился в дверях. И споткнулся. Неизвестно обо что, потому что порожков у Феликса не было, а ковры толщиной практически не отличались, однако Зельмусю это удалось. Упасть он не упал, сделав огромный шаг. Надо признать, что длиной ног природа его не обделила, поэтому он тут же сделал второй такой же шаг, наклонившись вперед, чтобы не отстать от собственных ног. При этом казалось, что он вознамерился забодать все на своем пути. Остановил Зельмуся стол, настолько солидный, что даже не дрогнул. Зельмусь налетел на стол, туловищем с разгона наклонился еще сильнее, упустил зажатую под левой мышкой толстую папку, а вилку в вытянутой правой руке без промаха всадил в тот первый пельмешек, что прилепился к полированной столешнице. Пельмешек сдался без боя, из него только брызнуло соком во все стороны, а Зельмусь выпрямился, триумфально потрясая оторванной от стола добычей, насаженной на вилку. — Вот это я понимаю, достойный прием! — одобрительно оценил он и сунул трофей в пасть. — Швеженькие, но офтыли! Еще с минуту висело ошеломленное молчание. — Я его знаю, — вдруг заявила Паулина, которая единственная из всех разобрала бормотание с полным ртом. Она нацелилась на гостя вилкой и добавила возмущенным и ехидным тоном: — Я видела его пару раз в жизни. Кто он вообще такой и что здесь делает? Может, мне еще ему разогреть остывшее? Феликс взял себя в руки и вышел из ступора. Он успел далее подумать, что у него сегодня исключительно неудачный день, но он все-таки хозяин дома и должен с честью выйти из положения. Хуже всего было то, что он не вполне понимал, как именно. — Можно поинтересоваться, откуда ты здесь взялся? — спросил он вежливо, но сухо и без малейшего восторга — Это весьма неожиданный визит. Я тебя слушаю: что случилось? Зельмусь дожрал пельмень, огляделся и заметил Возняка. Он вежливо поклонился комиссару, после чего заметил Баську. Ей он тоже поклонился, но с заметной неохотой и вовсе не так вежливо, почти небрежно. Баська на него никак не отреагировала, что Зельмуся никак не тронуло. — Как я понимаю, наконец-то настала пора! — заявил он с откровенным упреком в голосе. — Я терпеливо ждал, но не дождался ни малейшего отклика. Я пришел сюда за своим имуществом и очень рад, что все так замечательно складывается и здесь столько уважаемых свидетелей. Настал момент передать мне все имущество от прадедушки, поскольку кандидатка в наследницы до сих пор не выполнила предъявленных ей условий. В таком случае, насколько мне известно, наследником являюсь я! Он произнес эту речь, грозно потрясая воздетой кверху вилкой, и триумфально оглядел присутствующих. На лицах окружающих отражался богатый ассортимент всех эмоций, какие только могли возникнуть в такой ситуации. Все молчали. Феликс, невзирая на полученное в детстве безупречное воспитание, глубоко и досконально знал все выражения, которые стыдливо обходят стороной словари, и в этой области не отставал от духа времени. Вслух — тем более в приличном обществе — он никогда бы ничего подобного не произнес, но сейчас в душе обзывал себя самыми последними словами. Себя он имел право ругать сколько душе угодно, и никакое наказание ему за это не грозило. Отборные выражения слегка облегчили душу, и мысли его наконец обрели цензурный характер. То, что день выдался злосчастный, он уже понял. Какое ужасное стечение обстоятельств, что именно в этот момент он вынул на свет божий проклятую шкатулку, в существовании которой вообще не собирался признаваться, потому что это дело касалось только его, Феликса, и светлой памяти завещателя, а посвятить в него можно было только Росчишевскую. В надлежащий момент. И это дебильное отродье старой ведьмы Рыксы не смеет ему ничего диктовать. Да и что ему в дурную башку ударило? Не слишком ли много он, случаем, знает о шкатулке, которая торчит здесь на виду совершенно напрасно? Дебильное отродье, увы, знало. И показало на нее вилкой. — Как я понимаю, все присутствующие придерживаются того же мнения, что и я, а наследство уже приготовлено! Могу собственноручной подписью засвидетельствовать, что я его принимаю. Как хорошо, что я прибыл в самый подходящий момент! Левой рукой Зельмусь очень ловко открыл набитую папку, откуда, словно живая, с явным облегчением выпрыгнула пухлая стопка документов, видимо, измученная теснотой. Возняка эти документы страшно заинтересовали: он ведь знал количество макулатуры, которым располагал Зельмусь, и подумал, каким чудом тот ухитрился ограничиться всего одной папкой. Комиссар по-прежнему молчал, но бдительность расцвела в нем буйным цветом. Баська встала из-за стола и сделала два шага в сторону маленького столика, на котором лежало сокровище. Там она остановилась, оперлась на трость и, не обращая внимания на бумаги из папки, критическим взором принялась изучать Зельмуся. Паулина тоже молча и медленно обошла стол с другой стороны и встала за спиной Феликса. Выражение лица у нее было какое-то странное. В воздухе нарастало мощное безмолвное напряжение. — Все предметы в этом доме являются моей собственностью, — проговорил наконец Феликс с ледяной вежливостью. — И распоряжаюсь ими я, и никто другой. Откуда эти мысли пришли тебе в голову? Зельмусь набычился: — Я об этом давно знаю. Я знаю, что Барбара Росчишевская должна была выйти за меня замуж и получить свое наследство при этом условии. Мне лично она не нужна, я женат, у меня дети, но я знаю, что в случае ее отказа, который она как бы уже выразила, наследство принадлежит мне. Я знаю, что более никому оно не доступно, об этом позаботились много лет назад. У меня есть этому доказательства, как письменные, так и в натуральной форме! Опомнившийся Феликс обрел нормальный дар речи: — Глупости. Подобное условие не может быть подтверждено никакими доказательствами, имеющими юридическую силу. Таких доказательств не может существовать, ты что-то перепутал. Поэтому будь добр перестать интересоваться чужим наследством и не бросайся без предупреждения на меня и моих гостей. — Как же! — фыркнул Зельмусь в новом приступе триумфа. — Мамуля меня уговорила заявить свои права на имущество, она хочет его увидеть собственными глазами, и я не откажусь от положенных мне прав! Я все знаю от покойного Бартоша и знаю, что никто, кроме меня, не сможет открыть эту шкатулку! Вот вы сможете? Я знаю, что нет! — А ты себе вообразил, что наследство лежит в какой-то шкатулке? — Я знаю, что да! И не в какой-то! А вот именно в этой! Бдительность Возняка начала приносить плоды, жаль, что пока недозрелые. — Этот предмет в моем доме принадлежит мне… — начал Феликс еще более ледяным тоном, но Зельмусь его перебил: — Но содержимое его — мое! И только у меня есть доступ! У меня есть незыблемое доказательство! Вот оно, пожалуйста! Он резко протянул руку к верхнему карману пиджака — вилка ему мешала, и он переложил ее в левую руку, — а потом выдернул из кармана ключик. Зельмусь воздел его вверх, демонстрируя свидетелям и пробуждая в них живейшую надежду, что от избытка злорадства он тут же и лопнет. Возняк внезапно понял, почему у покойного Бартоша не было дубликата. Дубликат он сделал, только какого болта с левой резьбой отдал ключ этому придурку. Минуточку… что-то там было. Росчишевская ускользнула у него из рук, не позволила себя воспитывать, никакому давлению не поддавалась… Историю с наследством Бартош знал. В наказание?.. Покарал ее за непослушание, выбрав орудием мести Зельмуся? Все это промелькнуло у него в голове за долю секунды. Возняк шагнул вперед. — Ха! — завопил Зельмусь. — И сейчас я это докажу! Он отлип от большого стола и двинулся к маленькому столику, вытянув руку и сжимая в пальцах ключик. И тут Баська впервые высказалась: — Вон! — рявкнула она в бешенстве, и трость сама ткнулась ей в руку. Баська мгновенно и ловко замахнулась. Золотые звездочки на ее ногтях слились в сверкающую комету. Положение у нее было идеальное, под прямым углом к вытянутой лапе Зельмуся. Раздался зловещий свист, и трость со страшной силой врезалась в торчащее из рукава пиджака костлявое запястье. Зельмусь истошно заверещал, ключик вылетел у него из пальцев, рука повисла плетью. Феликс вдруг оказался между ним и столиком, заслонив собой предмет спора. Возняк сделал еще один энергичный шаг и остановился, а Леокадия на втором плане запищала от восторга. В Паулине, стоявшей за спиной Феликса, все это время что-то кипело, росло, ширилось, и в этот миг взорвалось. Она узнала тайну, но понять в ней ничего не могла, терпение у нее лопнуло, все достало ее до печенок. Ее переполнило бешенство. Темперамент Паулины в случае необходимости умел действовать моментально и сам собой. — Ну все, довольно! Она схватила со столика тяжелую и неудобную шкатулку и со всей силы, кипевшей в ней под давлением, шандарахнула по закрытой двери балкона. Двойной стеклопакет сдался без сопротивления, и шкатулка пулей вылетела в пространство, отскочила от ажурных перил и рухнула вниз. Вместе с ней полетела и вилка. Если раньше все стояли, застыв, как замшелые пни, то теперь воцарился дантов ад. Клубящаяся толпа стремилась к балконной двери, даже Леокадия бросила свой наблюдательный пункт, а новой вилкой, подхваченной со стола, ловко саданула в ягодицу Зельмуся, который метался между балконом и своими бумагами, слетевшими со стола вместе с папкой. Балконную дверь как назло заело: Феликс кинулся ее открывать не в погоне за сокровищем, а боясь лишиться всех стекол. По дороге он наткнулся на Возняка, который в первую очередь бросился под стол за ключиком — вещественным доказательством. На них обоих рухнула Паулина… * * *

Минутой раньше во внутренний двор перед домом Феликса въехал Патрик. Он перед этим не позвонил и не сказал Баське, что уже едет, потому что у него разрядился мобильник. Патрик разумно припарковался под стеной с противоположной стороны от подъезда Феликса, чтобы легче было развернуться, вышел из машины и стал думать, что ему теперь делать. Терпеливо ждать, пока Баська не выйдет? Посигналить? Подняться на лифте на четвертый этаж и найти квартиру Феликса? Здесь на каждом этаже было только по две квартиры, выбор небольшой. И что, постучать или позвонить в дверь и прервать в самом разгаре доверительный разговор с глазу на глаз? Нет, это может повредить. Собственно говоря, если бы он знал, как протекает этот доверительный разговор с глазу на глаз, то наверняка поднялся бы на этаж и вошел в квартиру… Он закурил сигарету, прогулялся по двору, еще немного поразмышлял и принял решение. Он войдет в подъезд, посмотрит у входа — там, наверное, есть какая-то визитная карточка. Найдет нужную дверь, позвонит, скажет, что ждет внизу, и уйдет. Такая мелочь не должна никому повредить. Патрик неспешно зашагал ко входу. За несколько метров до подъезда он вдруг услышал над головой грохот, звон, и почти ему под ноги что-то со свистом, грохотом и лязгом рухнуло и впечаталось в мостовую. Посмотрев вверх, он ничего не увидел, потому что перспективу заслоняли балконы, поэтому Патрик посмотрел под ноги. Шкатулка была действительно очень старая, и путешествие с четвертого этажа не пошло ей на пользу. Она, конечно, не разлетелась, такого быть не могло, но, видимо, в нее как-то пробралась ржавчина, потому что у крышки лопнули петли. Крышка, удерживаемая замком, слегка отскочила, а все вместе, ударившись углом о камень, несколько сменило первоначальную форму. Образовалась щель, через которую виднелось содержимое шкатулки. Патрика не хватил удар, он даже не вскрикнул — он только по достоинству оценил чудо, благодаря которому не оказался на пару метров дальше, и это железяка не прилетела ему в голову. В этом случае, вне всякого сомнения, из его черепа тоже выглядывало бы содержимое, причем непоправимо. На балконе четвертого этажа начиналось какое-то столпотворение, оттуда доносились невразумительные вопли. Патрик отошел на несколько шагов в середину двора и с большего расстояния сумел разглядеть как будто драку нескольких человек в очень неудобном и тесном пространстве. Баськи там видно не было, да и вообще ничего нельзя было толком разобрать — просто фрагменты рук и ног, из толчеи которых вылетела вторая вилка и звонко дрыныснула об асфальт возле шкатулки. Он снова посмотрел на шкатулку. Из щели вылезали какие-то бумажки и картонки, некоторые совсем тоненькие и хрупкие, разной формы и размеров. Должно быть, бумажек там было много. Одна, треугольная, выпала совсем. Дул ветер, несильный, но бумажку он подхватил, к тому же начал накрапывать мелкий дождик, Патрик подумал, что, коль скоро эти бумажки заперли в такой бронированной шкатулке, они должны быть ценными, не важно, для кого. Если сейчас их догонит ветер и добавит свое дождик, вряд ли это будет хорошо. Не раздумывая и не глядя вверх, он сорвал с себя непромокаемую куртку, завернул в нее шкатулку вместе с двумя вилками и отнес в машину. На всякий случай. Он захлопнул дверцу, оглянулся и у подъезда увидел Баську. Она подзывала его нетерпеливыми жестами. От любопытства Патрик ускорил шаги. — Ты все правильно сделал, — похвалила она его издалека, излучая полную удовлетворенность и злорадство. — Это наше, только у меня нет ключа. Быстрее едем отсюда, как-нибудь так, чтобы нас сверху не заметили. — Что там случилось? — Много чего. Я тебе потом все расскажу. Подожди, может, я под окнами пробегу, а ты уезжай, я к тебе сяду на улице… — Мы должны это украсть? Что это? — Все равно! Плевать я хотела на завещания, оговорки, клятвы и эту старую мегеру с ее косоглазым кретином! Он уже сюда мчится, стартуй, разворачивайся! Ее горячечная тирада побудила Патрика ни о чем больше не спрашивать, а просто выполнить приказ. Он решил, что поговорить можно и потом, сел в машину, захлопнул дверцу и развернулся… Сверху действительно кто-то мчался, но не косоглазый кретин, а Возняк. Он выскочил из дома почти со скоростью падающей шкатулки и едва не угодил Патрику под колеса. Патрик ударил по тормозам, а Возняк оперся на дверцу машины. — Хапайте все добро — и ноги в руки! — рявкнул он, пока Патрик опускал окно. — Я сейчас тут с вами закон нарушаю. Бегом домой, я к вам пришлю Феликса, ждите его, он сейчас приедет. Брысь, брысь!!! В том же бешеном темпе он вернулся в дом. Патрика слегка удивило необычное согласие полиции и его не всегда законопослушной ныне уже жены, поэтому он тем более не протестовал. Он догнал Баську почти на улице, та села в машину, и автомобиль сорвался с места. — А эти вилки, которые летели с балкона, — это тоже часть твоего наследства? — спросил Патрик с безумным любопытством, с которым никак не мог совладать. Поэтому свой рассказ о светском рауте у Феликса Баська начала несколько позже. * * *

У Феликса командовал парадом Возняк. Первой с балкона выглянула Паулина. Выглянула бы и Леокадия, которая сразу кинулась в нужном направлении, но ей не удалось открыть заупрямившуюся дверь, и ее открыл Феликс. Паулина чувствительно отпихнула и его, и сестру и прорвалась на балкон. Она посмотрела вниз и ничего не увидела, но ей не пришло в голову бросить взгляд в направлении выезда на улицу, где она наверняка бы заметила удаляющуюся машину Патрика Паулина резко подалась назад и со всей силой врезалась затылком в подбородок лезущего следом за ней Зельмуся. Увлекшись взаимными упреками, они успешно перегородили балконную дверь, а Феликс остался в тылу. Снова ворвавшийся в квартиру Возняк воспользовался этим, чтобы молниеносно перекинуться с хозяином парой слов, которые Феликса очень порадовали. В квартиру Возняк попал беспрепятственно, поскольку, выбегая, сообразил прихватить с собой пульт от замка с косяка кухонной двери. Пульт с двери в гостиную забрала Баська. Возняк свой пульт вернул, Баська — нет, однако это не имело особого значения по сравнению с выходками Зельмуся, который категорически отказался покинуть квартиру Феликса. Феликс же не горел желанием покидать собственный дом, если в нем останется Зельмусь. Эта его позиция никого не удивляла. Неизвестно, разрешилась бы эта ситуация до конца света или нет, если бы не Леокадия, которая сама уже не знала, кем предпочитает быть в этом роскошном фарсе: актером или зрителем. Собственно, ей нравились обе роли, и она пребывала просто в шампанском настроении. Она вмешалась на пике истерических воплей Зельмуся, который верещал что-то о поломанной руке, размахивал этой рукой, как мельница крыльями, до глубины души потрясенный исчезновением ключика и обвиняющий в этом всех присутствующих и отсутствующих, вкупе с нечистой силой. — А еще две вилки пропали, — сказала Леокадия так проникновенно и многозначительно, что Зельмусь на миг утратил дар речи. Вилки! Тяжелые! Они могли быть серебряные! При оказии Леокадия не замедлила повеселиться дополнительно. — А вообще-то, в чем проблема? — обратилась она к Феликсу ехидным тоном, хотя намеревалась его утешить. — Ты можешь спокойно уйти и оставить тут хоть Али-Бабу и сорок разбойников, потому что мы никуда не уходим. Мы тоже тут останемся. Хоть раз наконец перестанем врать и искренне признаемся друг другу, что Паулина здесь у себя дома. Почти уже сорок лет… — Тридцать семь, — сердито поправила Паулина. — Уже тридцать семь лет твой дом — ее дом, и вы сожительствуете все это время, с небольшими перерывами. Тоже мне тайны мадридского двора! В твоем шкафу лежат ее трусики, лифчики и ночные рубашки, половина ванной забита ее косметикой! Можете ссориться и обижаться друг на друга, но от вашей общей жизни вам не откреститься. Ты можешь себе представить, что она позволит причинить ущерб вашему общему дому? Оставь здесь даже Соловья-разбойника вместе с вавельским драконом и молодежной тусовкой, а потом сам убедишься, кому придется об этом пожалеть. А я с удовольствием посмотрю. Феликс придушил в зародыше смущение: как джентльмен довоенной закалки, он все же не должен был компрометировать даму, но что поделаешь, настали другие времена. Он знал Леокадию, знал, чего можно от нее ждать… ну, не совсем, конечно… еще лучше он знал Паулину и здесь был уверен, что после своего возвращения скорее застанет растерзанный труп Зельмуся, чем какой-то ущерб в собственном доме. Он сдался. Однако не сдался Зельмусь. Зельмусь стал протестовать. Он категорически запретил Феликсу покидать квартиру, пока в квартире гость, а гость — это он, Анзельм Ключник. А он намеревается здесь остаться, пока не получит свою собственность! В результате Возняк вынужден был нарушать закон и дальше и объявить Феликса подозреваемым. Да, так и есть, он раньше не говорил об этом исключительно из вежливости, хотел решить вопрос камерно и без шума, но в сложившейся ситуации… Он официально забирает Феликса в отделение без всяких разговоров, рассчитывает на здравомыслие подозреваемого и не станет надевать на него наручники, но, если эта идея встречает такой протест постороннего человека, ясное дело, что посторонний человек заинтересован в этой ситуации, в связи с чем ничто не мешает комиссару привести в отделение сразу двух подозреваемых. Вы пойдете сами или вызвать подмогу? Из Зельмуся окончательно испарилось влияние мамули. Предоставленный самому себе, он капитально поглупел от всех событий и мигом перестал протестовать. Он бессильно рухнул на стул и в расстроенных чувствах, не ведая, что творит, сожрал сначала один пельмень, потом второй, потянулся за третьим… На вилки он как-то не обратил внимания, хватал добычу пальцами и стремительно запихивал себе в рот. Когда взволнованный, но полный облегчения Феликс вернулся после очень краткого визита к Патрику и Баське, ни гостя, ни пельменей уже не было. — Я еще приготовлю, — великодушно пообещала Паулина. — Фарш у меня остался, потому что я собиралась приготовить мясной рулет, но можно сделать пельмени. Полчаса хватит, а красное вино отстоится. Временами ей случалось говорить и разумные вещи. — А эти бредни, которые нам тут выдавал этот наследник с ампутированным мозгом, стоили вагона пельменей, так что мне даже не жалко, — добавила Леокадия, полная искреннего веселья. — Если бы не вы, — обратилась она к Возняку, — он бы остался сидеть, но у вас в кармане что-то устрашающе бренчало. Наверное, наручники? — Нет. Это мои собственные ключи. Наручниками не побренчишь… — Ничего, он-то думал, что это наручники, и боялся все сильнее и сильнее. Хорошо, что вы так быстро вернулись. Ну, теперь-то мы поговорим! Придавленный грузом ответственности, Возняк из-за распроклятого Зельмуся молниеносно вернулся в дом Феликса, даже не зайдя к Баське. Наконец-то ему удалось напутать и выгнать непрошеного гостя. Он дождался возвращения Феликса, дождался новых пельменей и окончательно убедился, что больше предпочитает сермяжных, порядочных преступников, чем эту сатанинскую ни в чем не повинную семейку. И единственное, чего ему хотелось, — это утешиться рядом с Марленкой. Его страшное нарушение было личным и частными, не служебным, не обязательно было держать его в тайне. Можно было поделиться впечатлениями. Только с Марленкой… Паулина и Леокадия показали, на что способны, но так никакого утешения и не дождались, потому что оба мужчины отличились необыкновенной неразговорчивостью и отделывались дипломатическими увертками высшего класса. Леокадия в конце концов вспомнила, для чего ей дана голова, и отвела Паулину в сторону. — Ничего они нам не скажут, — сообщила она Паулине. — Что-то мне кажется, что больше всех знает наша общая племянница. Она дружит с этой Росчишевской, а с покойником сколько-то там лет жила, хотя и скрывает, поэтому ей не выкрутиться. Надо ее изловить и прижать как следует. Благодаря чему отчет о событиях я получила очень быстро и с трех сторон сразу… * * *

На сей раз у Баськи на столе, кроме новой груды бумаг, лежала слегка раскуроченная шкатулка. Похоже, она была полностью выпотрошена, потому что в нее можно было заглянуть через щель со стороны петель. Замок все еще держался крепко. Вид этой шкатулки что-то мне напомнил, но пока я ничего не сказала. — Он твердит, что там еще что-то есть, — сердито сказала Баська, сидящая у стола, поставив локти между бумаг. — Может, и есть, но даже если и нет, я сомневаюсь, что это то самое сокровище, о котором мечтал паршивый Зельмусь. Сам посмотри. Что касается остального, то драгоценности видны невооруженным глазом. Подбородком она показала на гору бумаг. В шкатулку я заглянула, ничего там не увидела, потому что там было темно, однако никакого разочарования не испытала, ибо для огромного состояния в виде, например, бриллиантов размером с гусиное яйцо, шкатулка была маловата. И откуда вообще идея, что там помещается все наследство целиком? — Если этот дурень держал шкатулку в руках, он мог такое себе вообразить, — объяснил Патрик, занятый возле буфета домашним хозяйством — Она сама по себе тяжелая, как дьявол, охрененно толстая железяка. Прямо как из золота по весу, но не золотая. Я проверял. — Я с самого начала придерживалась мнения, что в шкатулке хранятся сведения, а не драгоценности. Сведения, как вижу, лежат здесь… — Шкатулка была ими набита под завязку. А там могла зацепиться какая-нибудь бумажка. И невозможно ни выцарапать ее, ни ухватить, но это ерунда, не страшно. Я ее разберу на кусочки. — Да плевала я на всякие бумажки, — гневно вздохнула Баська — Напрасно я позволила себе откровенничать. Все подумают, что я прогнулась. Может, я и прогнулась, но это мое личное дело, а не этой косоглазой ведьмы! Я заинтересовалась: — Что ты имеешь в виду? — Ну ладно, разоткровенничаюсь и с тобой до конца. Феликсу я сказала, потому что он от волнения и огорчения едва не рассыпался, а на кой мне еще и его косточки собирать? Я беременна. Недавно, но беременна, и это что-то я намерена родить. Я так решила, и Феликс успокоился. Я оторвала взгляд от бумажной помойки: — И с какого времени ты об этом знаешь? — С позавчерашнего дня. Я уже две недели догадывалась, а позавчера убедилась. Я от всего сердца похвалила решение, которое меня вовсе не удивило, и жадным взором вернулась к макулатуре. Плевать мне было на сведения о сокровищах, меня волновал исключительно охотничий домик, потому что на его почве у меня определенно поехала крыша. Я хотела его найти, добраться до него, плевать, каким путем. Я хотела увидеть его собственными глазами. Поездка до бурелома и обратно достала меня до печенок, причем сильнее, чем я думала. — Но этот Зельмусь был прав, — сообщил сияющий Патрик, расставляя различные напитки на свободном кусочке стола. — Хотя только наполовину, но все-таки. Баська поморщилась и что-то буркнула себе под нос. Я потребовала объяснений. — Феликс оставил нам два ключа от этой шкатулки, комиссар отдал ему оба, а оказалось, что ни один не подходит. Если бы не Паулина.. На этом месте я очень удивилась, потому что трудно было поверить, чтобы Бартош так крепко ошибся. Сделать второй неподходящий ключ по образцу первого неподходящего? Невозможно. Разве что Зельмусю хотел устроить пакостный розыгрыш.. — Я вообще считаю, что праведный гнев бывает очень полезен, — категорически заявила я, помня собственное расставание с Бартошем. — Если бы он не удрал в панике от моей следующей атаки, пани Хавчик не питала бы таких больших надежд… — Насколько я знаю, если бы и ты не смылась из страны… — вежливо упрекнула меня Баська. — Ну да, конечно. Но это тоже от ярости. Если бы не та лопата. — И если бы не Паулина, — гнул свое Патрик. — Очаровательная женщина! Баська согласно кивнула: — Точно, я могла бы распрощаться с наследством, потому что ни на грош не верю, что Феликс меня нашел бы. А эту коробищу не удалось бы открыть. Даже не знаю, о чем он думал… — А он думал, что и так все пропало и пошло коту под хвост, поэтому нечего голову себе морочить, — высказался Патрик, все еще такой радостный, словно давал самые оптимистические прогнозы. — Дело житейское, все эти войны с приложениями… Ты нам поможешь? — обратился он ко мне. Я заверила его, что насчет охотничьего домика я ему свою помощь гарантирую, как в банке. — У нас есть дополнительные сведения, от пани Амелии, — напомнила я. — В ваши сокровища я вмешиваться не хочу, но паршивому охотничьему домику я не спущу, предупреждаю. Я найду эту развалюху, иначе просто заболею! И вообще советую вам ехать на моей машине, у меня клиренс больше… * * *

Домик мы нашли. Несомненно, когда-то ею сложили из камня как исключительно солидное строение, потому что клыки времени, несмотря на все старания, так и не смогли разгрызть его до конца. Даже крыша протекала только частично, да и то в том месте, где на нее рухнуло огромное дерево. Что касается каминов, найденный у пани Амелии фрагмент дневника юной барышни говорил чистую правду. Патрик отличился почти сверхъестественной физической силой, разве что решетку для жаркого нам пришлось вытаскивать всем втроем совместными силами, однако потом он работал один, стараясь не слишком громко кряхтеть. Надо признаться, что, если бы не подробные инструкции, никакими человеческими силами не удалось бы отыскать кожаный мешок и его содержимое. Вытянуть его целиком мы не смогли. Патрик вытащил голову из камина и заявил: — Это с места не сдвинуть. Прикипело насмерть. Превратилось в монолит со всем земным шаром. Ты разрешишь вытаскивать все это горстями? — обратился он к Баське. — Если это что-то можно вытаскивать горстями — не возражаю, — милостиво позволила Баська. Голова Патрика исчезла и через минуту появилась снова, требуя какую-нибудь посудину, коробку, сумку, что-нибудь. На пластиковые пакеты голова Патрика согласилась, и я принесла все, что нашлись в машине. — Посмотри: вот как выглядит черт, — обратилась ко мне Баська, передавая Патрику пакеты. — Будь у него рога — я бы сбежала с воплями. — Ну-ну, только не рога! — обиделась голова и исчезла в черной пещере камина. Черным у Патрика было все: лицо, голова, волосы и руки. Чернота была не однотонной: самой темной была самая старая сажа, ее слегка перебивали оттенки серого — сажа поновее, за серым шли оттенки бурого и зеленого. В них я узнала обычную пыль, гниль, плесень и ржавчину и не могла только понять, какие интересы в глубине камина у пауков, ибо паутина тоже присутствовала. Чем они могли питаться в печных недрах? Патрик подавал нам наполненные наследством пакеты, а сам мешок мы узрели под конец. Он оказался совсем не таким большим. Судя по содержимому, богатство было укрыто задолго до революции, поскольку состояло оно исключительно из царских империалов, золотых десятирублевиков. Как следует из всех исторических хроник, их чеканили существенно меньше, чем полуимпериалов-пятирублевок, — которые во время Второй мировой войны в народе поляки звали «свинками». Мы все трое знали об этом из разных источников, а потому ценные монеты были встречены единодушным одобрением. Патрик наконец вылез вместе с мешком, на дне которого позвякивали остатки сокровища. Он высыпал их на пол и с восхищением осмотрел мешок. — Интересно, что это за кожа. Столько времени выдержала! Посмотрите: толстая, а совсем не такая жесткая. Что это было за животное? Вол как-то не подходит. — Экзотическое, — заявила Баська. — Носорог? Я предложила гиппопотама, Патрик неуверенно отстаивал слона. Мы еще рассмотрели кандидатуру полярного медведя и немного поспорили, что важнее для крепости шкуры — мороз или шипы на африканских растениях. Разгадать загадку нам не удалось, и все опомнились. Наследство Баськи оказалось самым настоящим, и это, несомненно, было своего рода чудо. Оно могло случиться исключительно благодаря скрытым в лесной глуши руинам охотничьего домика, к которому на первый взгляд не имелось никакого подъезда, надо было просто знать, что туда можно подъехать, чтобы лезть в скользкую грязь над самым озером. Столетнего бревна там теперь уже не было. С большой неохотой я была вынуждена признать, что Бартош оказался прав, другой дороги не было, а до этого я въехала в густые заросли только для того, чтобы доказать, что он не прав. Эти неудачные доказательства вышли мне боком, не говоря уже о том, что они изрядно изничтожили мне лак по всему кузову машины. — Даже если бы я вообще больше ничего не нашла, этого фаршированного камина нам, наверное, хватит, — сказала Баська уже дома, когда нам удалось пересчитать сокровище. — Вот богом клянусь, ничего подобного я не ожидала. Понятия не имею, сколько это золото может стоить, но мне кажется, что много. Если, конечно, это действительно золото. — Судя по весу, скорее всего да — тут же как; минимум сто семьдесят кило, — оценил Патрик на глаз. — Ничего удивительного, что я не мог вытащить все вместе из той тесной дыры, где оно все сидело. Я не натренирован на вытаскивание застрявших грузов. Я обратила их внимание, что среди обычных монет они могут отыскать ценные нумизматические редкости, поэтому стоит не просто продавать находку как попало, а сначала найти нумизматический каталог и пересмотреть монеты по одной. Идея им понравилась. Мы сидели над сокровищем, все еще ошеломленные успехом, и вяло копались в бумажках из опустошенной уже шкатулки. Бумажки были сверх меры разнообразные, форматом от мелких страничек до огромных жестких листов ватмана, элегантно сложенных в четыре, а то и в восемь раз. Записи на них тоже были весьма разнородные — от обычного текста, цифр, геометрических подсказок и старательно прорисованных фрагментов карт до художественных рисунков и архитектурно-строительных чертежей. И совсем нигде не было сказано, что же спрятано в нарисованных и начерченных тайниках. — Отличная работа, — похвалила я. — Будете искать? — Я буду, — заверила Баська. — Хотя бы только из любопытства. И Патрик тоже, наверное, из любопытства, потому что он вообще совершенно не жадный. Я посмотрела на Патрика. Тот все еще сидел с блаженно счастливой физиономией. — Да он аж сияет, — заметила я подозрительно. — Это не из-за находки, — радостно признался Патрик. — Это из-за ее беременности. Послушай, ты не представляешь, как я мечтал о детях! Я ничего не говорил, но всегда страшно хотел иметь детей. Именно с Баськой, ни с кем другим! Хотя бы троих. Но и один ребенок — это прекрасно, все-таки какое-то начало. Да я детей люблю больше, чем ты котят! — О господи помилуй… Баська, не обращая на нас внимания, тянула свое: — …потому что, понимаешь, найдя эти мелочи возле огарка свечи в склепе дедушки… — Прадедушки, — поправил Патрик. — Все равно. Предка. Я думала, что это будут такие кусочки: тут пара колечек, здесь ожерелье, там золото в слитках или в монетах, такие топорные поделки. Вместе соберется, сколько там уцелело. Поэтому я просто потрясена, но меня уже только любопытство гложет, а не страх голодной смерти. И я сразу скажу тебе правду: я рассчитываю, что ты нам еще немножко поможешь. — В дикие чащобы я больше не поеду! — Нет, я имею в виду эти бумаги. Ты в чертежах и картинках с приложениями быстрее разберешься, тем более творения Бартоша ты легче поймешь. Что ты на это скажешь? — Он же с того света мешать будет, — буркнула я, но, естественно, согласилась, я всегда любила такие смешные загадки. — Но мне все не дает покоя одна мысль. — И что нам делать с этой мыслью? — С мыслью — ничего. — Я показала на пустую шкатулку. — Одолжите-ка мне какой-нибудь ключик от этой штуковины. Ненадолго, я вам послезавтра отдам или даже завтра. — Я тебе могу одолжить хоть оба, на всю оставшуюся жизнь, — великодушно завила Баська и пододвинула мне ключики. — Разве что полиция потребует один, ведь это, кажется, вещественное доказательство. — Бракованное, — решительно высказался Патрик. Я забрала оба ключика и поехала домой. * * *

Еще в самом начале знакомства Бартош заметил мое маниакальное пристрастие к различным коробочкам, шкатулкам, ящичкам и тому подобным контейнерам и подарил мне декоративную железную шкатулку, которую сделал сам. Шкатулка была тяжелая, как проклятие, и я честно ею восхитилась. Она закрывалась на ключик, и ключиков Бартош изготовил два, на всякий случай, чтобы, если я один потеряю, у меня остался бы запасной. Он даже сделал к ключам удобное колечко, на которое те легко надевались. Я с удовольствием изобразила рассеянную идиотку, теряющую абсолютно все, приняла презент и ни разу не сняла с колечка ни одного ключика. Хуже того. Я ни разу не пробовала закрыть шкатулку на замок, потому что самой большой драгоценностью, в ней хранившейся, были старые подсвечники для елочных свечей, и их давно следовало бы выбросить. Я не их выбрасывала, потому что, как ни крути, они были семейной реликвией былых времен и медленно превращались в антиквариат. Воткнутые в них свечки год за годом неумолимо устраивали небольшой пожар, к которому семья привыкла, и большой кувшин с водой всегда стоял под рукой. На подсвечниках лежали оба ключика вместе с колечком. Шестое чувство при виде ключиков Баси пробудилось во мне из-за того, что в первый момент я получила только один ключ, а потом Бартош пришел к выводу, что мне пригодится и второй, забрал домой тот единственный ключик, после чего принес два вместе с колечком. Я бросила ключики в шкатулку, и там они и остались. Шкатулку мне удалось найти всего лишь через час поисков исключительно благодаря тому, что она большая и твердая, не нужно было всюду заглядывать, достаточно пощупать. Она стояла на самой верхней полке в стенном шкафу среди шляп, которые я надевала очень редко. Я сняла ее с полки. Ключики, как им и следовало, лежали на подсвечниках, и я правильно угадала. Ни один не подошел. Я взяла Баськины ключики — они легко закрывали и открывали шкатулку. Должно быть, они лежали у Бартоша под рукой, и он копировал их все вместе, одновременно, и вовсе не я оказалось рассеянной, а как раз он. Если бы он был жив, то упорно настаивал бы, что он сам, специально выкинул такой номер, в одному ему ведомых таинственных целях. Если бы он был жив… Баська была права: если бы он не покинул сей мир, она в жизни не получила бы своего наследства, Бартош слишком много о нем знал. И это знание было ему для чего-то нужно. Нет, он не украл бы чужого имущества, боже упаси, не присвоил бы его себе ни в коем случае, за это я могла бы ручаться, но он имел бы над ним власть. Какое упоительное ощущение власти! Быть может, он принялся бы перепрятывать наследство в других тайниках, чтобы мерзкая наследница не сумела ничего найти. В наказание. Она сопротивлялась ему, не позволила себя воспитывать, делала что хотела, несмотря на его старания, не поддалась его обаянию, усомнилась в совершенстве господина. Еще парочка таких женщин на его пути — и он рассыпался вдребезги, этого он просто так оставить не мог! А я, сама того не зная, ему в этом помогала, протискиваясь на машине через ямы, колдобины и выбоины неведомо зачем, а теперь вспоминала всякие мелочи, обрывки замечаний, странности, в которых я тогда не видела никакого смысла. Теперь только я все поняла над шкатулкой с двумя парами ключиков. Пани Хавчик оказала Баське колоссальную услугу. Так счастливо сложилось, что у нее была под рукой лопата, ничем другим она не сумела бы столь эффективно решить вопрос. Разве что мечом. Обоюдоострым… Я отдала им нужную пару ключиков вместе с брелком и объяснением, что именно случилось, а Патрик починил изуродованную шкатулку. Бумажка, зацепившаяся за дно, оказалась несущественной, в ней содержались сведения о склепе с огарком свечи, так что она стала уже неактуальной. Баська с Патриком ринулись на поиски, которые инструкции из шкатулки облегчили гораздо больше, чем можно было предполагать в самых смелых мечтах. Самое потрясающее заключалось в том, что больше половины обнаруженных тайников остались нетронуты. Правда и то, что в них, как думала Баська, оказались сущие мелочи, но каждая из этих мелочей запросто могла обернуться новым автомобилем. Перед братом Патрика засияла настоящая надежда. Ну, и если бы не лопата, вряд ли встретились бы когда-нибудь Марленка со старшим комиссаром Возняком. * * *

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 9 10 11 121314 Следующая ⇒