Annotation 11 страница

 Так получилось, что Возняк никогда не поминал лихом ту веселенькую ночку, которая как раз ему предстояла. О чем, как легко догадаться, он заранее не имел ни малейшего понятия. Отправляясь на встречу с паном президентом компании Рептилло, он снова гадал, как можно было когда-то вести следствие без обычных сотовых телефонов. Ведь при отсутствии информации в режиме реального времени этого ползучего гада ему пришлось бы искать как минимум до следующего дня, а то и дольше, потому что пан президент планировал рано утром уехать в Гданьск. Помешали ему в этом таинственные высшие силы. Приехав туда, куда ему подсказали, в закоулках служебных помещений шалмана пани Красной, Возняк узрел сцену, которую не мог себе представить в самых смелых мечтах. Пан Рептилло на ватных ногах висел в нежных объятиях двух сотрудников комиссара и, трепетно к ним прижимаясь, из последних сил хриплым ревом протестовал против вызова «скорой» и полиции. Понимая, что шеф вот-вот будет здесь, помощник комиссара Казик Вольский настаивал на медицинской помощи, обходя полицию дипломатическим молчанием. Возняк не стал настаивать даже на «скорой». Пан Рептилло хочет домой — милости просим, никаких проблем. Машину он припарковал поблизости, от желания сесть за руль легко отказался, и его повез Возняк. Машин возле кабака оказалось многовато, но ближайший патрульный автомобиль, не мозоля глаза, помог решить вопрос, и один одолженный комиссару патрульный поехал за ними в машине Возняка. Воспользовавшись случаем, Возняк сразу принялся сочувственно расспрашивать потерпевшего. С умеренным успехом. Пан Рептилло, постанывая, первым же делом сообщил, что врач у него есть, живет на той же лестничной клетке, поэтому никто ему не нужен. Он с трудом выкопал в кармане мобильник; и набрал номер. — Пан Метек, — прохрипел он. — Вы ко мне, того… зайдите, я уже подъезжаю. Пострадал я, зайдите, пожалуйста… Чо? А, ничо такого, по морде получил… Чо? А, ну да… придушила меня еще, сука такая… То есть сукин сын… Возняк не только слушал, но и записывал беседу на диктофон. Он отреагировал молниеносно. Жертву дальше повез помощник комиссара Вольский, а шеф пересел в собственную машину и развернулся так, что завизжали покрышки. Внезапная смена пола обидчика пана Рептилло очень его заинтриговала. Казик Вольский, воткнув в ухо наушник, по дороге выслушал строгие инструкции. А именно: он должен везти пострадавшего осторожно, как тухлое яичко, медленно, осторожно, объезжая колдобины и буераки, не дай бог растрясти клиента. Это последнее он, ясное дело, пустил мимо ушей, но сразу резко сбавил ход. Затем Вольский должен заботливо опекать Рептилло, глаз от него ни на миг не отводить, и ни в коем случае не оставлять его одного! Врача заморить заботами и беспокойством о здоровье пациента, расспрашивать о подробностях ухода и лечения, пациента поить чайком из собственных рук и вообще делать все, что угодно, лишь бы дождаться приезда Возняка. И боже упаси представляться полным полицейским титулом, максимум — именем! Казик Вольский все понял правильно, и распоряжения ему исключительно понравились. Возняк добрался до кабака «А фиг вам» куда быстрее, чем оттуда отъехал. Из машины он вылетел, как из рогатки, но в забегаловку вошел уже уверенным и спокойным шагом. Все выглядело нормально, гости вели себя чинно и достойно, только бармен исполнял еще и обязанности официанта на уровне средней паршивости. Пани Идалии за барной стойкой не было, поэтому Возняк осведомился о ней у официантки, которая дополнительно работала и за бармена. Оказалось, что хозяйка занемогла, как-то очень странно: часа два или три тому назад у нее страшно заболела голова, и она прилегла на минутку у себя в кабинете подремать, а официантка каждые пять минут к ней бегает проверить, не надо ли чего. Вот бармен и обслуживает гостей, потому что хозяйка предпочитает для себя женскую обслугу. Столь исчерпывающего и подобострастного ответа на короткий и невинный вопрос Возняк не получал еще никогда в жизни, и его подозрения переросли в уверенность. Вопли «Только через мой труп! », попытки броситься на слегка затоптанный пол у дверей и раздирание рубахи на груди Возняка не тронули, обычные протесты он пропустил мимо ушей и все-таки нанес визит заболевшей даме. Дама, правда, слабо отмахивалась от него, но не очень-то энергично. Недомогание проявлялось двояко. Пани Идалия была одета в широкую хламиду, напоминавшую халат, расписанную очень цветастыми павлиньими хвостами, а воротник тесно охватывал ее шею. Одеяние было практически светское — это первое. Во-вторых, она не извивалась на ложе в приступах боли, а сидела у длинного кухонного стола, и перед ней стоял весьма оригинальный набор продуктов: початая селедка в масле с лучком и бутылка коньяка, солидного «Хеннесси». Возняк подумал, что эти продукты он бы решительно предпочел употреблять по отдельности. Пани Идалия долго молчала, с достоинством принимая выражения соболезнования и сочувствия, и не отвечала ни на какие вопросы. И все-таки она не выдержала. — Сучий потрох, — яростно изрекла она. — Пидор недоделанный. — Это кто же такой? — изумился Возняк, хотя ответ прекрасно знал. — А, говорить не о чем, — с горечью ответила дама, помолчав, и широким рукавом, на который как раз приходился особенно цветастый павлиний хвост, смела со стола пузатую рюмку, к счастью, пустую. — Ядька, ты чо, ослепла? У меня посуда разбилась! Этот кабан недобитый, Валюсь, на голову больной, выродок, мамкой на пол уроненный! Задушить меня хотел, сволочь, вот! Она оттянула воротничок, едва не сбросив со стола вторую рюмку, которую ей как раз подсовывала официантка. Официантка проявила смекалку, придержав рюмку, которую пани Идалия немедленно от души наполнила. Воротничок вернулся на большие багровые следы на шее пани Идалии. Еще раньше Возняк успел заметить легкую асимметрию ее лица под глазом и возле носа, но начинающий синеть багрянец комментировать не стал. Теперь можно было поговорить и об этом, тем более что оставшаяся в бутылке одна треть говорила сама за себя. Хозяйке кабака никто не посмел бы поставить початую бутылку. — А почему он вдруг воспылал к вам такой неприязнью? Пани Идалии срочно нужно было выговориться. — А я, дескать, язык распустила, решил поговорить со мной с глазу на глаз в подсобке… никто его не видел… ага, как же, все уже знают, что Хелюсиного хахаля кто-то в расход пустил, а мне он якобы пасть заткнет, вошь паршивая, да что он себе… — Словесный поток внезапно иссяк, словно скованный льдом. — А я тут полдня лежу, голова у меня болит, даже встать не могу. Пан инспектор, может, рюмочку, а? За здоровьице покойника… помянуть надо бы. Здоровьице покойника внезапно резко повышенный в должности комиссар не помянул, зато попытался вызнать подробности слишком косноязычно изложенной мысли пани Красной. Это заняло у него двадцать минут. «Хеннесси» сначала очень помогал, но на последнем этапе начал мешать, поэтому комиссар бросил страдающую даму и помчался к другой жертве, оставив на камерах слежения все совершенные им мыслимые нарушения правил дорожного движения. Казик Вольский образцово справился с заданием. Доктора из его когтей вызволил только Возняк, прибыв на место, ибо перепуганный терапевт решительно требовал проведения дополнительных анализов и обследований, рентген, томографию головного мозга, ларинголога, стоматолога и обязательного вызова полиции. — Его держали за горло и очень сильно при этом трясли, после удара в голову и при вывихнутой челюсти, — раздраженно говорил он. — Челюсть я вправил, но ответственности на себя взять не могу. Я должен сообщить в соответствующие органы, это нападение! Доктор успокоился только на лестничной клетке, где ему показали служебные удостоверения собеседников, и он понял, что должен сидеть тихо, поскольку полиция и без него все знает в полном объеме и все остальное сделает сама. Естественно, что каждый из полицейских представился врачу по отдельности, — президента компании пана Рептилло нельзя было ни на миг оставить одного. — Ну, тогда, между нами говоря, ничего с ним не сделается, — с облегчением сказал врач и пошел к себе. — У него частная практика со всеми лицензиями. Он терапевт, но со второй специализацией по хирургии и травматологии, — успел сообщить Вольский начальнику в просторной прихожей. — Эти обследования нужны ему, как пятое колесо телеге. Перестраховщик. — Не беда. К допросу подозреваемого, которого в порыве щедрости ниспослала ему судьба, Возняк приступил прямо-таки с песнями и счастливым трепетом в сердце. Пани Красная — первый источник информации, к тому же источник пьяный, — показалась ему очаровательной женщиной. Версия, которую Рептилло изложил комиссару, слегка отличалась от той, которую Вольский услышал в машине, на что, несомненно, повлияло присутствие пани Рептилло. Согласно той, первой версии, здоровенный бугай добивался взаимности девицы, чуда красоты, которая жила где-то там поблизости и вообще-то была совершенно недоступная, а к тому же через три недели должна была уехать, потому что в Польше пребывала как туристка. Адрес неразборчиво прошептала ему на ухо официантка из «А фиг вам». Абы кого девица не принимала, но пана президента компании наверняка примет, а имя у нее было экзотическое: Инес. Одного имени было достаточно, чтобы воспылать. Темно там было, как у негра в заднице… это не расизм никакой, боже упаси — человеку цвет кожи дан от природы… какие-то сараюшки, помойки… Он, наверное, заблудился, услышал за спиной шаги, обернулся и сразу же, без объяснения причин, получил в морду. Это был здоровенный бычара с бешеной рожей, пан Рептилло начал защищаться, они друг друга взаимно придушили, после чего удар пану Рептилло по голове дал существенное преимущество противнику. Очнулся Рептилло, только когда господа полицейские начали приводить его в чувство… Пани Рептилло не производила впечатления нежной и снисходительной особы, в ней искрил темперамент, она ежесекундно подносила мужу какие-то ранозаживляющие травки и садилась на край дивана, поэтому экзотическая Инес превратилась в сапожника, который долгие годы чинил обувь пану Рептилло, а в последнее время переехал куда-то и пропал из виду. У пана Рептилло был его новый адрес, но он потерялся, а найти сапожника нужно было обязательно, потому что сапожники почти вымерли, а как еще спасти новые ботинки, у которых стерлись подметки? Или каблук жене починить… Продолжение было идентичным: здоровенный бычара с бешеной рожей. Вот он-то пана Рептилло и погубил. — Темно, не темно, но ведь что-то вы видели, — заметил Возняк. — Вы же сами говорите, что он щерил зубы, а из носа у него торчали черные лохмы. Придется вам поехать с нами и посмотреть фотографии из нашей картотеки. Если что, мы с вами сделаем фоторобот. Только тогда и вышло на свет божий, что коллектив спасателей — это полиция, и пан президент компании был изрядно потрясен, хотя его без труда удалось убедить, что ему представились еще раньше, он просто недослышал. Пан Рептилло сразу сделался ужасно больным, и не могло быть и речи, чтобы он куда-то ехал. Ехать он отказывался с энергичностью самого здорового, вплоть до того момента, когда помощник комиссара Вольский сладким тоном попросил пани Рептилло принести стаканчик воды. Возняк немедленно воспользовался ситуацией. — Вы хотите, чтобы мы вам все эти вопросы задавали в присутствии вашей супруги? Она наверняка охотно послушает… — Какие… Какие вопросы? — Насчет пани Идалии Красной из кабака «А фиг вам». О пани Хелене Хавчик. О вашем сопернике, пане Бартоше… — Тихо! — дико зашипел пан Рептилло, потому что супруга со стаканчиком воды уже возвращалась, а уши ее словно бежали впереди нее самой. — Ну да… возможно… А до завтра… ну, то есть это уже сегодня… это не может подождать? — Не может. Этот бандит с лохмами в носу очень нас интересует, мы его ищем. Вдруг он снова от нас уйдет? Наша машина ждет внизу, она большая и удобная, милости просим. Оказавшись между молотом и наковальней — то есть темпераментной и сверкающей подозрительным оком супругой и чересчур хорошо информированной полицией, — пан Рептилло выбрал второе. Пани Рептилло, правда, запротестовала, озабоченная здоровьем супруга, но мужская солидарность взяла верх. Постанывающего, сердитого и несчастного пана президента компании перевезли в отделение, где никто не стал демонстрировать ему бандитов с лохмами в носу. Но пан Рептилло явно предпочел бы самых волосатых и лохматых троглодитов тем вопросам, что ему задавали. Все началось с Бартоша. — Ну что значит «не знаю»! — разозлился пан Рептилло. — Ведь я же знаю, что этого мошенника давно нет в живых, как я могу его знать? Что он, с того света мне ручкой машет, мол «привет-привет»? — А откуда вы знаете, что его нет в живых? — Ну как это откуда? От Идальки. Она все знает, у нее везде знакомства… То есть из сплетен, люди болтают… Пан Рептилло сам доносил на себя изо всех сил. Несомненно, на это повлиял таящийся в домашнем уюте образ его грозной супруги. — И когда пани Красная вам об этом рассказала? — Только что… То есть не так давно. Да разве упомнишь, кто и когда тебе всякую чушь в уши льет… — Случайно, не вчера? Вы встретились с ней в служебных помещениях ресторана… — Да какое там вчера, в каком ресторане… Она давно уже это говорила, сплетни по всему городу распускает! — И поэтому вы договорились с ней встретиться возле тех сараев? Вы надеялись, что никто вас не видит, и в темноте вам удастся навсегда заткнуть ей рот. Так вы ей и сказали. — Швабра паршивая! — вырвалось у пана Рептилло сквозь скрежет зубовный. — Она меня… Что это я… Навоз у нее вместо мозгов… — Вот именно, она вас… Занятый точным и подробным описанием черт характера и внешности пани Красной, пан Рептилло пару минут не обращал внимания ни на какие вопросы. Возняка это не удивило. Оперативник, который любовался сценой драки с некоторого отдаления, успел пересказать, что именно он видел. Пан Рептилло дал по физиономии пани Красной и усердно приступил к ее удушению, но, видать, забыл, что пани Красная была когда-то надзирательницей в женской тюрьме, и с работой своей справлялась весьма успешно. Возможно, он легкомысленно отнесся к этому факту, ибо дальнейшее застало пана Рептилло врасплох. Пани Идалия моментально опомнилась от шока, в ответ начистила репу пану Рептилло, после чего добавила еще целый ряд дополнительных манипуляций. Территорию она знала, заметив подбегающего оперативника, а за ним — Казика Вольского, она тут же исчезла из виду. Никакого бычары с лохмами в носу, ясное дело, не было, а пан Рептилло покрыл себя несмываемым позором. У Возняка сложилось впечатление, что он гораздо охотнее признался бы в том, что отрубил голову сопернику, нежели чем в позорном поражении от рук мерзкой бабы. Это его очень огорчило. Поверив в сверхъестественную притягательность покойного Бартоша для женщин, Возняк делал ставку на соперника, который почему-то пребывал в страшном бешенстве. Эва Гурская была реалисткой и никогда не страдала мифоманией. Если она так отчетливо запомнила ощущение бешенства, которое ломало и трясло жасмин, значит, бешенство там было. Бушевало. Ревело. Как буйвол, продирающийся к врагу. Прорвался, впал в ярость, схватил первое, что попало под руку, и как следует размахнулся. Хелюся с ее растоптанными чувствами либо эмоционально сникла, либо убежала в слезах и самого убийства не видела. И это было единственное логическое объяснение преступления. Да, но сам преступник должен был быть взволнован куда больше. Волнение же пана Рептилло коренилось в настоящем моменте, а не в прошлом десятилетней давности. К прошлому он был явно равнодушен. Неужели притворялся? Уже поверил, что совершил идеальное преступление? Срок давности можно было в расчет не принимать: десять лет с грошами, до двадцати далеко. Или он забыл, что сделал? Значит, надо ему напомнить! И тут пан Рептилло превратился в гранит и мрамор, в чем ему весьма помогала нарастающая ярость. Никакого шестого июня он ни на каких огородах не был, плевать он хотел на все лютики-цветочки, он не садовод. Что, еще и дождь шел? Он еще с дуба не рухнул, чтобы под дождем шляться по кустам. Да и каким чудом он может помнить, что делал шестого июня десять лет назад! Может, был на какой-нибудь конференции, может, в кабаке, может, в Болгарии. — Может быть, жена вспомнит? — сладким голоском подсказал Возняк. Пугалка подействовала. Пан Рептилло закрыл рот и с минуту молчал. Возняк еще подбодрил его, вспомнив пани Красную и пани Хавчик, если свести всех трех женщин вместе, это обязательно освежит память пана Рептилло. Это уже было выше сил несчастного. Бедолага застонал, охнул и наконец принял мужественное решение. — Ладно, расскажу. Что вы хотите знать? — Шестого июня десять лет назад вы были на том участке? — Пан комиссар, я не знаю, шестого этого было, пятого или седьмого. Но я там был. Если я не признаюсь, жена расскажет. А дождь тогда шел, это факт. Возняка слегка удивило сообщение о разговорчивости жены пана Рептилло на эту тему, но он продолжил допрос. — И что там происходило? Вы встретили там пани Хавчик и пана Бартоша. — Ни хрена! — перебил его хриплым ревом замученный пан Рептилло, снова разозлившись. — Если бы! Я полез туда за Хелюсей, бегаю за ней всю свою жизнь и буду бегать, это мое дело. Если Бартош с ней будет там миловаться — не выдержу, наконец-то раз в жизни дам ему в рожу. Это я так думал. Я о ней знал все, и где она шляется, потому что я своим людям велел за ней следить. Да и следить-то особо нечего было, никаких фокусов она не вытворяла, да и муж за ней тоже следил. Я хотел так украдкой за ней подглядеть, ну и пшик из этого вышел, какая-то дрянь меня поймала. Возняк попросил «какую-то дрянь» описать подробно. Пан Рептилло мрачно объяснил, что, желая подкрасться незаметно, избегая людских глаз, он не пошел по аллейке, а стал ломиться напролом через чужие участки, на которых густо росла всякая зелень. Его очень рассердило, что сразу за воротами он с кем-то столкнулся, больше он такой ошибки повторять не хотел. Он перебрался на другую сторону аллеи, а там было еще хуже, влез в какие-то джунгли, его всюду кололо, царапало, какие-то шипы… пока не угодил в настоящую ловушку. В него вонзились жуткие шипы, поймали за одежду; стоило ему дернуться, как шипы вонзались глубже. Пиджак был разорван в клочья, брюки тоже, на заднице что-то разрезало штаны поперек. Да черт бы с ней, с одеждой, но эта гадость стала распахивать ему тело! Кровь из него текла, как из зарезанной свиньи, какой-то чудовищно острый шип вонзился ему в загривок, он боялся даже голову повернуть, а рукой дотянуться не мог, потому что кусты держали его за изодранные рукава… Да он до самой смерти этого не забудет! Он подумал тогда, что истечет кровью, прежде чем из этой чащобы выберется, Хелюся с Бартошем вылетели у него из головы, он чуть себе глаз не выколол, нос пропорол с одной стороны, совсем обессилел. Он чуть не расплакался. Потом перестал дергаться, отдохнул, огляделся, этой мерзости там не так много было, просто цепкое все и крепкое, а он по глупости влез в самые густые заросли. Это чтобы люди его не видели. Какие люди, там ни единой живой души не было! В конце концов вылез он оттуда почти по кусочкам, кровь натекла в ботинки, всю морду себе разодрал. Хорошо еще, что машину близко поставил, а то выглядел он, как упырь. Жена дома, когда его увидела, чуть замертво не упала, еще его и обругала, что он законченный кретин, с ума сошел, дрался с голодным тигром, что ли… и чем это его так ухайдакали, звери какие-то, потому что люди так не смогли бы. Хелюси и Бартоша он в глаза не видел, так его эта кровища испугала. Холера их знает, были они вообще там или нет! Что за место, маленькое, а такое чудовищное! Чащоба пани Амелии! Перед глазами Возняка возник самый древний фрагмент зарослей, почти на углу. Ну да, именно там росла акация, наверняка экзотическая, потому что ни на какой другой акации он не видел столь чудовищных шипов, и впрямь впечатляющие. А еще именно в том углу запуталась колючая проволока, явно просто забытая и невидимая в зарослях. Техническая бригада убирала ее очень осторожно, но и то все поцарапались. Он ни слова не сказал на эту тему, но без труда поверил, что эту интереснейшую растительность пан Рептилло должен был видеть собственными глазами. Возможно, он даже непосредственно с ней сталкивался. Что не означало, что он сказал всю правду. Он солгал. Любой бы на его месте солгал. Комиссар почувствовал настолько полное удовлетворение, что решил его посмаковать. Никаких грубых поступков, дипломатически и с великосветскими манерами, полная забота о человеке! Рептилло отлично знает, что он подозреваемый, пусть думает, что с него как раз сняли подозрения, все по протоколу, жену нужно допросить, обыск устроить, но все это — чистая формальность. Пана Рептилло задерживать не стали. Наоборот, его заботливо обследовали, перевязали, положили баиньки, потом угостили завтраком и отвезли домой. Возняк медицинское обследование и сон пана Рептилло пропустил, зато в тот момент, когда подозреваемого отвозили домой, у него на руках уже был ордер от прокурора на обыск квартиры и на временное задержание пана президента компании, а за ним ехала техническая бригада из трех человек. Пани Рептилло в принципе подтвердила показания супруга. Она помнила даже дату — шестое июня. — Такое не забывается, — сказала она сухо. — Пан комиссар, он вошел домой, как тяжелобольное путало, весь окровавленный, а я вся на нервах его ждала, потому что мы должны были идти в гости. А тут — просто привидение времен войны, словно им поле бороновали. До сего дня понятия не имею, что с ним случилось, потому что он нес всякую чушь и правды мне точно не сказал. Его не ограбили, это точно — вот и все, что я знаю. Обыск квартиры ничего не дал, и Возняк уже предвидел в связи с этим проблемы, но слепая удача по-прежнему была на его стороне. Совершенно спокойная жена президента компании сидела на кухне у стола и чистила себе яблоко. Комиссар вошел туда, чтобы обменяться с ней парой слов, и тут заметил, чем именно хозяйка дома чистит это самое яблоко. В ту же секунду его словно пронизал ток высокого напряжения, пробежавший по всем артериям и венам. — Разрешите? — сказал он как мог чарующе и взял у дамы предмет из рук. — Это садовый нож, как вижу, очень старый. Откуда он у вас? Жена Рептилло пожала плечами: — Откуда мне знать? А, нет, знаю. Это мужнин. По-моему, он его где-то нашел очень давно. А что? Возняк извинился и отправился к хозяину дома, к которому уже вернулась ясность мыслей, и он как раз звонил своему адвокату. Возняк показал ему на ладони сложенный садовый ножик, красный, украшенный медными колечками. — Откуда это у вас? Президент компании Рептилло посмотрел, отнял телефон от уха и в первый раз побледнел. — Я… того-этого… ну… нашел… — Где? Острота мышления явно не относилась к достоинствам Валюся. — Ну… не помню я… где-то там… — Я вам напомню. На месте преступления. Ордер на арест, однако, очень пригодился. * * *