|
|||
Из тетрадей Ж.‑П. Б. «Происшествия и сновидения»Глава 4
Среда, 6 августа 2003 года.
Полночи Людовик Мистраль провел, уставившись на экран электронного будильника, а следующие полночи видел дурные сны. Смирившись с неизбежным, в пять утра он встал и взял с письменного стола потрепанную, помятую книжку – свою самую любимую: «Со всего света в середину планеты» Блеза Сандрара. Он читал ее множество раз, на работе она у него тоже лежала. Он открыл ее наугад и отдался на волю магии слов поэта. В то утро ему попалось стихотворение «Рио‑ де‑ Жанейро». До половины седьмого Мистраль читал, потом приготовил завтрак и дождался, пока встанет Клара. – На выходные хорошо бы поехать к морю… – размечталась она. – Давай прошвырнемся в Онфлёр? – вдруг предложил Людовик. – Здорово, давай! Гостиницу закажи ты.
В это самое время человек заканчивал делать гимнастику. Он пошел было в душевую помыться, но от одной этой мысли ему стало тошно.
* * *
Кофе и прохлада в машине постепенно разбудили Мистраля, дали иллюзорное впечатление бодрости. По «Европе‑ 1» передавали репортаж о последствиях непрекращающейся жары для здоровья. Репортер особо останавливался на опасности этой погоды для одиноких пожилых людей, а в конце сказал, что метеоцентр Франции прогнозирует повышение температуры. Хорошего ждать не приходилось. Людовик быстренько «пробежался» по разным программам новостей: везде говорили о небывалой жаре в Европе. «Все – других новостей не осталось! – подумал Мистраль. – Все лето нынешнего года говорят только об этом». Утро началось как обычно: беседа в штабе, кофе, летучка. Никаких новых дел для их департамента и вообще ничего особенного. В августе работы вообще бывает мало – можно подумать, убийцы и прочие преступники тоже отбывают из Парижа в отпуск. Вернувшись в кабинет, Мистраль твердо решил сегодня же приступить к собеседованиям по аттестации сотрудников. «Отделаться от этого побыстрей, пока тихо», – думал он. В половине одиннадцатого, поговорив около часа с одним из своих подчиненных, Мистраль уже собирался пойти пить кофе с Кальдроном, но тут раздался звонок из штаба. – Пожарные приняли звонок от неизвестного, который заявил, что его знакомая Элиза Норман не подходит к телефону. На работе эта женщина тоже не появлялась. Пожарные направились в ее квартиру на улице Мадам в Шестом округе, взломали дверь и обнаружили ее мертвой. Женщину убили. – А точнее? – Как доложил сержант дежурной части округа, в ее лицо и грудь воткнуты острые осколки зеркала. – Добро, еду. Сообщите дежурному заместителю и скажите Бальму, что я уехал. – По местному телефону Мистраль позвонил Венсану Кальдрону. – Кто сегодня на дежурстве? – Отряд Жерара Гальтье. А что случилось? Наше дело? – Еще не факт, но возможно. – Гальтье еще на той неделе взял убийство. Дело скоро должно быть на выходе, но как раз сегодня у него много допросов. Лучше вызвать запасной отряд. – Хорошо. Кто там? – Дальмат. – Дальмат же хотел видеть убийство? Вот и кстати. Сегодня и начнет. Сколько у него людей? – С ним вместе пятеро. Лейтенанты Жозе Фариа и Ингрид Сент‑ Роз, сержанты Роксана Феликс и Себастьен Морен. – Молодая команда, самый старший и двух лет еще не служит! Если что не так, вызовите Гальтье. – Нет проблем, я сам послежу за Дальматом с его ребятами, если станут путаться. Я их в деле видел: опыта маловато, но хорошие будут сыскари. Все сделают как надо, я уверен. Не прошло и десяти минут, как Мистраль, Кальдрон, Поль Дальмат и его отряд уже ехали к улице Мадам. Отыскать место было, как обычно, нетрудно: там уже стояли машины полиции округа и пожарная. Постовой расставил сигнальные фишки для водителей, которым всегда не терпится узнать, что случилось. Подъезд охраняли двое молоденьких полицейских. Возле дверей Мистраль получил эсэмэс от первого замдиректора Бернара Бальма: «При первой возможности сообщи, что там». Морен и Феликс остановились переброситься парой слов с постовыми. На погонах у постовых был один простой шеврон: это значило, что в полиции прослужили меньше года. – Что, новеньких загорать посылают? – пошутил Морен. – Ага, шеф сидит в машине с кондиционером. Говорит, от жары у него голова раскалывается. Постовые отдали честь Мистралю, один из них подсказал: «На четвертом справа, лифта нет». – Кто бы сомневался, – заметил Мистраль. – Девять раз из десяти: если труп – значит, шагай по лестницам. Да тут и не ошибешься: покойником даже на первом этаже воняет. – И я то же подумал. Если тремя этажами ниже такая вонь – смотреть на труп, должно быть, неприятно. Да и жара некстати. Кальдрон произнес эти слова со стоическим видом, но не показал, что ему не по себе, хотя он уже много лет провел в криминальной полиции и навидался покойников. Поднимаясь по лестнице, Мистраль обернулся к нему. – Запах смерти, Венсан, никого не оставляет равнодушным, и привыкнуть к нему нелегко. Но чем ближе к смерти ты сам, тем больше с ним миришься, хотя бы отчасти. Должно быть, он указывает нам на наш собственный конец, чтобы смерть казалась еще страшней. – Мысль для меня новая, но спорить трудно! Мистраль стал подниматься, дальше, а Кальдрон обратился к остальным полицейским: – Поль, заходишь со мной в квартиру; остальные пока остаются здесь. – Вот это вонища! – буркнул Себастьен Морен. – Я думал, сблюю, до того шибает. – Привыкай, Себ, – отозвалась Роксана Феликс. – Сделай, как я: намажь нос тигровой мазью. Так можно дышать. – Она достала из сумочки маленькую коробочку и помахала перед Себастьеном. – Мне кажется, тогда будет вонять трупом и камфарой вместе – та еще смесь. Но давай, попробую, поставлю опыт над собой. Полицейские дошли до четвертого этажа. Там их ждали пожарные и двое из дежурной части. Невыносимый запах выгнал их из квартиры. Неописуемая вонь – смесь гнилого мяса с чем‑ то еще – сковывала людей и будто мешала разговаривать. Мистраль взглянул на Дальмата: капитан, белый как полотно, молчал. Мистраль узнал командира пожарной команды – подающего надежды капитана. Они уже встречались по другим делам и уважали друг друга. Капитан четко, без прикрас, доложил полицейским о своих действиях: – Поступил звонок по 18, [5] звонили из автомата. Мужской голос заявил, что его приятельница Элиза Норман два дня не подходит к телефону и не появляется на работе. Назвал адрес и повесил трубку. Вот и все. Поскольку из‑ за жары теперь часто умирают пожилые, у нас много выездов. По запаху на лестнице мы сразу все поняли, тут и говорить не о чем. Только это не естественная смерть, и человек не пожилой – вы сейчас увидите. – Телефонный разговор записан на пленку? – Да, конечно, как все вызовы. Номер телефона определился на табло у телефонистки, она тут же установила, где это. Телефон‑ автомат на вокзале Монпарнас. – Запись разговора передадите нам. – Нет проблем, вы получите на диске. Трое полицейских натянули латексные перчатки, полотняные бахилы и последовали за старшим пожарным. Мистраль надиктовывал на диктофон результаты осмотра помещения. Пожарный пропустил полицейских вперед. В комнату, где произошло убийство, люди вошли осторожно, чтобы не уничтожить какие‑ нибудь следы. Помимо невыносимого запаха и испепеляющей жары, стояло еще непрестанное жужжание: тысячи мух облепили мертвое тело. Они слетелись на трупный запах отложить яички. Уже появились и первые личинки. Потом они станут мухами и тоже будут откладывать яйца в мясе. Полицейские, еле сдерживая тошноту, отгоняли насекомых. Мухи садились на людей, потом перелетали на труп. Мистраль подошел к телу, сосредоточенно произнося в диктофон слова: – Женщина в положении лежа на спине, рост около ста шестидесяти пяти сантиметров, руки сложены под телом. Тело вздутое, посиневшее, в рот и в горло воткнуты осколки зеркала. Лицо вздулось до неузнаваемости, веки приподняты, видны остекленевшие глаза. На лице женщины и вокруг тела пятна крови. Полностью обнажена. Можно предположить изнасилование. – Какая ужасная жара! Сколько градусов в комнате? – спросил Дальмат. – Думаю… пожалуй, градусов сорок. И не упомню в Париже такого пекла, – ответил Кальдрон. Мистраль все время отмахивался от стаи мух. Бесполезно. Тошнота подкатила к горлу, его чуть не вырвало. Кальдрон и Дальмат опирались спиной о стену, зажав нос платками, и тоже отмахивались от омерзительного роя, кружащего вокруг убитой. Полицейские вышли к пожарным на лестницу. – Жуть! – воскликнул Мистраль. – Что вы делали, когда прибыли сюда? – Взломали дверь. Труда не составило: дверь была только захлопнута на защелку. Войдя, увидели обнаженное тело, лицо закрыто салфеткой в засохшей крови. Еще на груди лежал листок бумаги с какой‑ то надписью, но я его не смотрел, просто положил на стол. Кругом эти мухи, мухи – в самом деле мерзость! – К телу прикасались? Что‑ нибудь трогали, перекладывали? – Нет. Только то, о чем я уже сказал, больше ничего. Увидев, в чем дело, я тотчас же отослал своих из квартиры. Все были в перчатках, в комнате никто не задержался. – Не положено перекладывать такие важные предметы на месте преступления! – Мистраль был недоволен, что капитан не сдержал своего любопытства. – Конечно, конечно… Признаюсь: то, что мы тут увидели, когда вошли, было так ужасно, что мы не удержались от позыва к рвоте… – Ладно, проехали. Мне понадобятся показания от вас и ваших людей. Вы можете быть свободны после обеда? – Безусловно. Часа в три? – Годится, и не забудьте запись разговора. – Мистраль обернулся к Кальдрону и Дальмату: – Конечно, мы берем это дело! Я жду помощника прокурора, чтобы все оформить. Сейчас отзвоню Бальму и в штаб, а вы пока поищите документы этой женщины и проверьте, хотя бы приблизительно, с учетом состояния ее лица, что это действительно Элиза Норман. Поль, прикажите своим немедленно начать опрос жильцов дома! Минут через двадцать «полицейская машина» набрала обороты. В квартире копошились выездные криминалисты в комбинезонах с капюшонами – с прорезями для глаз и рта, перчатках. Приехал помощник прокурора – молодая женщина, имеющая три‑ четыре года стажа. Ей не хотелось ударить в грязь лицом перед полицейскими из опербригады. Встретив Мистраля на площадке, она решительно к нему направилась. По ходу разговора она бледнела и менялась в лице. – Вас запах беспокоит? – поинтересовался Мистраль. – Должна сказать, с такой вонью еще не сталкивалась. А эти мухи повсюду летают, жужжат все время – какая гадость! – А теперь пройдемте посмотрим место убийства. В комнате четко, сосредоточенно, без разговоров работали трое. Расположение пятен крови. Снимки. Карты памяти для фотоаппаратов. Все были в белых комбинезонах и буквально плавали в поту. На головах капюшоны до самых глаз, на ногах бахилы, на лицах маски, на руках латексные перчатки – в такую жару так работать почти невозможно. Но это элементарное правило: не оставлять на месте преступления своих следов, в частности, собственной ДНК. Сделав снимки подоконников, криминалисты наконец открыли окна настежь, и в комнату ворвался горячий воздух, создав что‑ то вроде сквозняка (дверь квартиры теперь тоже стояла открытая). Мухи разлетелись в поисках новых трупов. Один из криминалистов увидел Мистраля и передал ему прозрачный конвертик: – Это бумажка, обнаруженная на теле, которую пожарные переложили на стол. Мы сделали снимок, там могли быть отпечатки. – «И восходит солнце», – вслух прочел Мистраль. – Название романа Хемингуэя. Еще один псих – любитель загадок! – Я, кажется, не очень хорошо себя чувствую, мне придется выйти на улицу… Позвоните после обеда, и я все оформлю. – Молодая прокурорша произнесла эти слова бледная как мел – даже не произнесла, а чуть прошептала. – Я вас провожу, – склонил голову Мистраль. Мистраль тоже был совсем даже не против глотнуть свежего воздуха. Им повстречалась пожилая дама с лицом, растревоженным от усталости и неотступного трупного запаха. Казалось, смерть предупреждала, что поселилась в этом доме и свою работу еще не закончила. Старушка никак не решалась переступить порог, чтобы смерть и ее не забрала с собой. В руке у нее была банная рукавичка, смоченная одеколоном. Дама то и дело протирала ею лицо и шею. – Скажите, ее правда убили? Такая милая женщина и такая молодая, ей рано умирать… – Не беспокойтесь, мы найдем убийцу. – А мне, знаете ли, одной страшновато. Вдруг он опять сюда придет? – Не придет. Он уже где‑ то далеко: такие это люди. Мистраль старался успокоить женщину, которую повергала в ужас мысль, как бы смерть опять не поразила их дом. Думала она и о жутком запахе: знала, что никогда его не забудет. На улице Кальдрон, Дальмат и подчиненные Дальмата обменивались впечатлениями о первых результатах опроса. – Если в двух словах, Элиза Норман жила очень неприметно, гостей не принимала и сама почти всегда находилась дома. Тридцать восемь лет, не замужем, бойфренда, кажется, тоже нет, но тут еще надо покопаться. – Ингрид Сент‑ Роз закрыла блокнот. – Негусто. Кем работала? – Юристом, помощником нотариуса в предместье Сент‑ Оноре. – Добро. Роксана и Себастьен, бегом к нотариусу, постарайтесь что‑ нибудь разузнать. Теперь надо вернуться в квартиру закончить осмотр. Вот это лежало на ее теле: бумажка с надписью «И восходит солнце». Если у кого‑ то есть идея, что это значит, я весь внимание. – Мистраль помахал перед собравшимися прозрачным пластиковым конвертиком с листком. – «Род проходит, и род приходит, а земля пребывает вовеки. И восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к своему месту, где оно восходит». Примерно так сказано в Экклезиасте, я цитирую по памяти. Название романа Хемингуэя взято отсюда. – Дальмат произнес эти слова медленно, спокойно, глядя вдаль. Воцарилось молчание. Пораженные собеседники переглянулись. – Откуда ты знаешь? – изумился Кальдрон. – Я был семинаристом. Мы изучали Экклезиаст. – Семинаристы – это которые учатся на попов, да? – насмешливо поинтересовался Себастьен. – Ты поэтому всегда такой хмурый и в черном? Мистраль строго прервал разговор: – Вас, кажется, посылали к работодателю? Роксана с Себастьеном отправились восвояси, поняв, что не у всех есть чувство юмора. – Если расширить цитату, которую вы сейчас привели, она будет годиться в дело? – Не знаю, надо подумать. Я уже почти десять лет как оставил семинарию. – Добро, поговорим об этом после. Только вот что надо учесть: некоторые считают, что, если они все сделают как в американском сериале, их сочтут за умных. Оставляют какие‑ то слова, не имеющие отношения ни к чему. Мой совет: сосредоточиться на объективных показаниях, а загадки пока оставить в стороне. – Понял, – кивнул Дальмат. – Ингрид и Жозе, вы продолжаете звонить во все квартиры и разговаривать с соседями. В случае надобности позовете нас. Дальмат на ходу разговаривал по мобильному. По улице к полицейским направлялся рыжий, жизнерадостный, толстый, неряшливый человек с большим чемоданом. На круглом лице выделялись огромные брови, рубашка темнела пятнами пота, да и с него самого пот лил градом. – А вот и Мохнатый Глаз, – тихонько улыбнулся Жозе Фариа. – Кто‑ кто? Как ты его назвал? – Да вот этот, что идет сюда. Он судмедэксперт, вся уголовка зовет его Мохнатый Глаз. Видишь, какие у него брови. Доктор подошел к полицейским. – Привет полиции! Что, покойничек у вас? – Только вас и ждали, самый знаменитый медэксперт в Париже! На четвертом, лифта нет. – Кальдрон, улыбаясь, дружески похлопал доктора по плечу. – И вы, Венсан, всегда на боевом посту, как вижу! Кто бы сомневался! – А где мне еще быть? Тело никто не трогал, дожидались вас. Доктор натянул латексные перчатки и, тяжело дыша, встал на колени, чтобы осмотреть тело. Поль Дальмат и Венсан Кальдрон ходили по квартире с маленькими видеокамерами, скрупулезно снимая все предметы, мебель, тело. Когда доктор с помощью Мистраля перевернул тело, завоняло еще сильнее. – Газы выходят, – спокойно пояснил судмедэксперт, хладнокровно глядя на побледневшего Мистраля. – Э, глядите: у нее руки связаны! – Сейчас мы крупно сфотографируем узлы, а развяжут пускай у вас в ИСМ. [6] Веревка капроновая, на пластике могут остаться следы, с которыми можно работать. Когда она умерла? Хотя бы примерно? – Навскидку… дня два, максимум три назад. На разложение трупа не смотрите, от жары это происходит гораздо быстрее – вот уже и лицо совершенно неузнаваемо. Видите: конечности опять стали подвижны, это бывает к концу вторых суток. – Доктор двигал ногами женщины, как в анатомическом театре для студентов. Мистраль записывал его пояснения на диктофон. – И вот еще эти большие синие мясные мухи. Они уже отложили яйца. Всякий нормальный сыщик знает: насекомые появляются в первые минуты после смерти и остаются три дня. – Совершенно точно. Есть восемь известных спутников смерти, и мухи появляются первыми. Кладку они уже сделали, вылупились новые мухи, так что, грубо говоря, получается двое суток с чем‑ то. Доктор покачал большой рыжей головой. – Обычно считают, что мухи слетаются на трупный запах. Но первые появляются за несколько минут до смерти: их привлекает агония, когда запаха никакого еще нет! Кальдрон с Дальматом (он завесил нос и рот платком) закончили съемку помещения. Кальдрон продолжал снимать на видео заключения эксперта. – Кроме того, могу сказать, что умерла она здесь. После этого ее никто не переносил и не трогал. Трупные пятна находятся точно там, где и должны быть… – Это я тоже знаю. Остановка сердца, кровообращение прекращается, кровь застаивается в нижней части тела. Доктор надел очки, внимательно и подробно осмотрел все тело, особенно лицо, ноги, связанные руки. – Надо еще проверить аутопсией, но видно, что она сопротивлялась, а ее били. Руки возле плеч повреждены. Кроме того, на левом предплечье шрам, как будто она закрывала лицо. Все это характерные признаки самообороны. Мистраль внимательно слушал эксперта. Тот тщательно осмотрел синяки на теле, сливающиеся с синими трупными пятнами. Кальдрон все снимал. – Посмотрите под ногтями. В институте возьмут обычные анализы. Не сомневаюсь, в них они найдут следы воска. – Доктор показал Мистралю сломанный ноготь с маленькими коричневыми пятнышками. – Возможно, если хорошо будете искать, обнаружите еще какие‑ то следы на полу. Потерпевшая должна была хвататься за все, что могло хоть как‑ то помешать убийце. Затем эксперт указал на повреждения в области паха. – Она была изнасилована. Аутопсия покажет – до смерти или после. Мистраль все эти выводы считал несомненными. – Венсан, звоните в штаб, пусть присылают похоронную команду и везут в Институт судебной медицины. А когда из помещения все выйдут, посмотрим еще раз, не осталось ли чего на полу. Еще приедут из Службы криминалистики распылить «Блю стар». Пока Кальдрон выходил звонить, Дальмат поделился с Мистралем первыми результатами осмотра. – Убийца порылся в комнате. У нее были компьютер и мобильный телефон. Остались только зарядник, шнуры и принтер. Дамская сумочка вывернута на кровати, в ней не осталось ничего ценного. Возможно, это мотив убийства. – Что вы заметили кражу – это хорошо, но это, конечно, не мотив. Когда человека просто хотят обворовать, с ним так зверски не расправляются. Думаю, убийство объясняется как‑ то иначе. Осколки зеркала в теле, накрытое лицо, записка на груди – запутанно все получается. Надо профильтровать всю жизнь этой женщины. – Верно, – согласился Кальдрон. – А причина смерти? – По первому заключению эксперта – удушение. Осколки воткнули в тело и уже потом изнасиловали. Но конечно, аутопсия еще уточнит. Судмедэксперт собрал вещи, попрощался «с теми, кто живой» и вышел на улицу «проветриться и выкурить сигарку, убить миазмы». Полицейские еще стояли на лестнице у квартиры, когда пришли ребята из похоронной команды с прочным черным пластиковым мешком. Как и все, они жаловались на жару и отсутствие лифта. Кальдрон дал им указания, Дальмат ко всему присматривался и прислушивался, Мистраль поспешил отойти. К ноге убитой женщины привязали ярлычок с ее именем и названием полицейской части, ведущей следствие, потом тело проворно засунули в мешок. Громко вжикнула молния. Тысячу раз отработанным жестом похоронщики взяли мешок за ручки и разом подняли. Задыхаясь и истекая потом, они спустились на улицу. Два криминалиста в белых комбинезонах, открывающих только лицо, и ничего больше, получили от Мистраля сигнал начинать. Они спустили шторы, чтобы затемнить помещение, и распылили вокруг места, где лежала Элиза Норман, какую‑ то жидкость из орудия, похожего на малярный пистолет. Потом прошли в соседние комнаты. Дальмат с любопытством наблюдал за ними. – Это реактив, позволяющий выявить следы смытой крови, – пояснил Мистраль. – Если реакция положительная, на месте смытого пятна появится голубоватый след. – А здесь какой в этом смысл? – не понял Дальмат. – Надо всегда точно знать, что ты делаешь, что видишь и чего не видишь. Может, картина преступления проста, а может быть, нет. Представьте: вдруг он ради забавы что‑ то пишет кровью, любуется надписью, а потом смывает. Это может дать ниточку. Криминалисты завершили работу. Анализ оказался отрицательный: следов смытой крови не обнаружилось. Уходя, Кальдрон опечатал дверь: веревочка между дверью и косяком держалась на двух красных восковых печатях. К веревочке привязали ярлык со штемпелем сыскной бригады. Черный фургон похоронной службы, стоящий на улице с открытыми дверцами, принял тело Элизы Норман. Фариа и Сент‑ Роз, глазам своим не веря, увидели на стеллажах шесть трупов. – И это все покойники? – на всякий случай спросила Ингрид. – Ну да, а вы как думали? – ответил старший похоронной команды. – Считаете, мы катаемся для своего удовольствия? Вы, может, не в курсе, только все морги набиты до краев и выше. Мест вообще нет. Не знаю, куда мы этих‑ то повезем. Ваш не в счет: ему, конечно, дорога прямо на стол для вскрытия. Молодые сыщики смотрели на него открыв рот. Увидев, что его слова произвели впечатление, он не сразу продолжил разговор, а сперва прикурил от старенькой зажигалки воняющей бензином за пять шагов, стараясь не подпалить себе большие усы коромыслом. – А про остальных старичков в грузовике, – указал он пальцем через плечо на свою машину, – начальство скажет, куда их везти. Родным все сообщено, будем ждать, что они решат с похоронами. Только родные‑ то все в отпусках и, видно, не шибко торопятся. – Обалдеть можно! Ведь этого же никто не знает! Фариа смотрел, будто искал одобрения, то на Ингрид, то на старшего похоронщика. – А то! Вот ворочаешь день за днем горы трупов, как в войну на передовой, а всем вокруг до фонаря. Ну все, пока, пора уже груз вываливать. Хорошо еще, что внутри холодильник. Ингрид и Жозе смотрели вслед грузовику и никак не могли переварить то, что услышали. – Как думаешь, не загибает этот мужик? – Мне кажется, это у него защитная реакция. Представь, ты бы целый день развозил покойников: либо начнешь выпендриваться, либо «крыша» поедет. Полицейские вернулись на набережную Орфевр. Время было уже обеденное. Мистраль рассеянно слушал «Франс‑ Инфо». Официально признан рост смертности на 180 %. Мистраль, как давно привык, бегло просмотрел все новостные программы. Напряжение заметно возросло. Журналисты подхватили сводки пожарной службы, брали интервью на предмет роста смертности у врачей «скорой помощи», но пока не торопились с выводами, как будто сами еще до конца не верили в то, что после назвали «национальной катастрофой».
Глава 5
В тот же день.
Наскоро пообедав, Мистраль и его команда вернулись в кабинет комиссара подвести итоги. Там уже стояли кофейные чашечки, на столе заседаний были разложены ручки и блокноты. Снимки передавали из рук в руки неспешно, рассматривали под разными углами. Кальдрон показывал отснятое видео и комментировал. Время от времени в кадр попадали криминалисты из научно‑ технической полиции в своих комбинезонах. Сосредоточившись на работе, люди почти не разговаривали. Только изредка тишина нарушалась бульканьем радио или звонком мобильника. Крупный план небольших царапин на полу у ножки стола: это могло быть то самое, о чем говорил судмедэксперт, осматривая руки Элизы Норман. Полицейские за столом отмечали мельчайшие детали. Когда камера показала тело, крупный план вздувшегося лица, крепко связанные за спиной руки, все скривились. – Тут у нас хотя бы не воняет и мух нет. – Этой лаконичной репликой Жозе Фариа выразил то, о чем подумали все. – Ладно, это кино мы еще много раз посмотрим. Что дал опрос соседей? – поинтересовался Мистраль. Все как один покачали головой, Ингрид Сент‑ Роз произнесла очевидное: – Желательно было бы снимать, пока не заявились пожарные с полицией округа. Наверняка они что‑ то затоптали или переложили. – Вы, конечно, правы, Ингрид, но следственная бригада редко попадает на место убийства раньше всех. Пожарные извинились, что сняли с лица тряпку и переложили записку на стол. Когда они придут к нам, узнаем что‑ нибудь еще. Надо не забыть снять у них отпечатки пальцев и взять анализ на ДНК. А то пойдем по ложному следу: будем искать отпечатки пожарных и местных полицейских. – Мистраль разошелся не на шутку. – Пока все, что у нас есть, совершенно непонятно. Перечисляю вкратце: женщина убита и изнасилована, лицо закрыто тряпкой, под тряпкой в лицо и в горло воткнуты осколки зеркала, оставлена записка, которую уже толковали по‑ разному. Может, это цитата из Хемингуэя, может быть, из Экклезиаста. Дверь квартиры не повреждена. Она либо открыла сама, либо у убийцы был ключ. Опрос свидетелей пока ничего не дал. Вот так, в общем! – Кто же мог пойти на такое гнусное дело? Все обернулись к Полю Дальмату. До сих пор он говорил меньше всех, а эту фразу произнес с крайним омерзением, выделяя каждое слово. – Надо спрашивать не «кто», а почему, – ответил Кальдрон. – «Кто» – мы уже потом легко поймем. – Да‑ да‑ да, я еще не научился правильно ставить вопросы. – Дальмату было неприятно, что ему при всех сделали замечание. Мистраль разрядил обстановку: – Не в этом дело. Сейчас мы не спрашиваем «кто», не спрашиваем «почему», а дешифруем имеющуюся информацию. Ингрид, проверьте в Главном управлении по САЛЬВАКу, [7] не отмечались ли прежде убийства такого типа. Венсан, позвоните в Институт судебной медицины, узнайте, когда будет аутопсия. Жозе, свяжитесь с ребятами, которые поехали к нотариусу, узнайте номер ее мобильного – у хозяина он должен быть. А там уже узнаем побольше, кто она такая, кому звонила и так далее. В половине пятого секретарша доложила, что прибыла пожарная команда, вскрывавшая квартиру Элизы Норман. Снимать их показания Мистраль отправил Дальмата и Фариа. Через полтора часа, когда пожарные собирались уходить, Мистраль подошел сам немного поговорить с офицером. – Не скрою, мне очень хотелось бы узнать, чем дело закончится. Интересно же, кто способен на такое убийство, – вздохнул офицер‑ пожарный. – Я, конечно, надеюсь, скоро вам позвонить, – улыбнулся Мистраль. – И это будет означать, что мы со всем уже этим делом закруглились. Только… судя по тому, что мы имеем, я сомневаюсь. Вот еще что: возвращаясь с адреса, я слушал по радио новости; сказали, что из‑ за аномальной жары смертность подскочила почти на сто восемьдесят процентов. Ваши там через край не хватили? – Нет, совсем нет. У нас полнейшая санитарная катастрофа, только публика об этом еще ничего не знает! Все морги в больницах забиты до отказа, и это не считая пожилых людей с полным обезвоживанием организма, которых туда везут одного за другим и кладут в коридоры – в палатах мест нет. А еще учтите, время отпускное, народа везде не хватает… – Офицер сделал многозначительную паузу. Мистраль тем временем смотрел на трех пожарных, дожидающихся своего шефа. Один из них привлек его внимание. – Вон у того парня лицо все искромсано. Что с ним случилось? – Насколько знаю, автокатастрофа. Вылетел через лобовое стекло, вот и изрезал себе лицо. – Офицер говорил тихо, чтобы подчиненные не слышали. – На деле? – Нет, в отпуске. Он служил морским пожарным, приехал сюда из Марселя. У нас несколько месяцев. Решил покинуть родные места – семейные проблемы, все такое. А поскольку пожарные на военной службе есть только в Марселе и в Париже, его сюда и перевели. Нормальный парень, физически очень сильный, хоть этого сразу и не скажешь, а вот душевно его сильно тряхануло. – Попал он после шока из огня да в полымя… Вот еще что: вы принесли запись телефонного звонка, которым известили о пропаже Элизы Норман? – Да, я отдал диск вашим людям. Мистраль вернулся в кабинет с чашечкой кофе. Капитан отказался составить ему компанию. – Нездорово это – пить кофе после пяти вечера, – заметил Кальдрон. – Спать не будете. – Пей не пей – я все равно не сплю. А дел выше крыши, взбодриться надо. – Мне кажется, вам дела не хватало – прав я? – Может, и правы, Венсан.
Человек был вне себя. Его опять решительно отшила телефонистка с ФИП. А ведь ему хотелось элементарного – поговорить. Поговорить с девушками с обворожительно‑ загадочными голосами, с женщинами без лиц. Он безумно желал, чтобы они обращались только к нему одному: к нему, а не к тысячам других мужчин, которые, он был уверен, все желают того же. Он хотел хотя бы мгновение слышать их негромкие слова, чтобы эти бархатные голоса произнесли его имя, хотел болтать немного о том о сем – недолго, но регулярно, по‑ дружески. Но нет! В этом пустяке ему было отказано каким‑ то цербером, имеющим право сказать грозное «нет». Вновь и вновь человек сталкивался с запретами: они преследовали его непрестанно. Человек смертельно устал. Профессия тоже до смерти надоела ему: все время у кого‑ то на службе. Хорошо еще, что в служебной машине есть кондиционер, а то он вообще непонятно как выдержал бы. Особенно выбивали из колеи подколки молодых сослуживцев. Он притворялся, что смеется вместе с ними, но старался не поддерживать разговор. При любой возможности он мыл руки и обрызгивал лицо холодной водой. Если никак нельзя было не прикоснуться к кому‑ нибудь, а воды поблизости не наблюдалось – долго и тщательно вытирал руки бумажным платком. Иногда перехватывал удивленные взгляды сослуживцев: они смотрели на него и ничего не понимали. Человек медленно‑ медленно ехал на «второе действие», как он это называл. Работал он целый день с двумя короткими перерывами на обед и потом еще под конец. Только сандвичи и вода из бутылки. Дел всегда по горло, а в такое время особенно. Он вернулся домой переодеться и неспешно постоять под холодным душем, потом взял все, что нужно для второго действия. Человек сел за руль своего «форда». С Будапештской улицы свернул на Амстердамскую, неспешно проехал вдоль вокзала Сен‑ Лазар, оттуда прямо к церкви Мадлен, объехал ее и направился к площади Согласия. По радио он рассеянно слушал джазовую передачу, начавшуюся на ФИП минут пятнадцать назад. Оставив справа Национальное собрание, он медленно двинулся от реки по бульвару Сен‑ Жермен, слушая Джона Колтрейна. Все окна в машине были опущены, горячий воздух пролетал через салон, но не охлаждал. Слева на улице Святых Отцов расположились бар и автостоянка только по абонементам. Человек пожал плечами: кому нужен абонемент в августе? Он решил сделать передышку: сел за стол, заказал большой омлет и три раза пол‑ литра пива. Убийство на улице Мадам человек отодвинул от себя куда‑ то далеко, даже не вспоминал о нем. О том, что он совершит сейчас, тоже старался не думать. Он выпил еще двойной кофе, расплатился по астрономическому счету и все так же медленно отъехал. «Джаз на ФИП» уже заканчивался. Вдруг человек почувствовал, будто в левый глаз впилось раскаленное острие. Он знал, что этот приступ сделает его ни к чему не годным, а сейчас это совсем некстати. Он в панике остановился, выключил мотор и как можно скорее схватил таблетки, зная, что они дадут только слабое облегчение. Пригоршню тегретола он запил почти половиной бутылки воды. Это лекарство следовало принимать в определенное время и никогда не превышать дозировку, но он предписания врача не выполнял. Он уже все знал про эту боль: она начиналась в спине, с левой стороны под лопаткой, таким мышечным спазмом, что слезы брызгали из глаз, поднималась по позвоночнику, буравила череп, ухо, взрывалась в глазу. Диагноз: невралгия Арнольда. Уровень боли: выше терпимого. Лечение: сильные анальгетики. Надо было терпеть: таблетки подействуют не раньше чем через полчаса. Он знал на опыте, что мышечную боль можно снять, сильно прижавшись к выступу стены или двери, – так он и поступал дома или в укромном месте. Теперь боль была невыносима – почти до потери сознания. Но только такой способ разбить комок мышц, давящих на нерв, из‑ за чего и начинались мучения в голове и в глазу, он считал эффективным. Человек изогнулся, прижал спину к углу сиденья машины – недостаточно твердому, но это лучше, чем ничего. Все же боль в спине стала совсем нестерпимой. Он еще плотнее прижался к изголовью сиденья. Стук в окошко вернул его к реальности. Полицейский знаками велел ему опустить стекло. – Прошу прощения, здесь стоянка запрещена. Только по абонементам. – Да‑ да, конечно, – быстро проговорил человек. – Сию минуту уеду. Я просто подбирал бутылку с водой – закатилась за сиденье. Я думал, как бы не вылилась… «Полицейское удостоверение достану только в самом крайнем случае, чтобы не начались расспросы: ты из какой службы да из какой бригады… Вопросы невинные, только я не хочу разговаривать – очень уж сильно болит», – думал человек. Полицейский только покачал головой, не уходил – ждал, пока отъедет машина. Человек тотчас подчинился, глаз горел, голова разлеталась на куски, а мышечный ком в спине продолжал давить на нерв. Через несколько сотен метров он понял, что почти приехал к месту второго действия, и стал искать, где можно не бояться, что машину заберет эвакуатор. В Шестом округе Парижа народу всегда очень много – это место любят и парижане, и туристы. Улочки здесь узкие, много дорогих магазинов, ресторанов и кафе с открытыми верандами. Человек терпел боль из последних сил, но он знал, как ее облегчить. Он направился к подземной стоянке на площади Сен‑ Сюльпис, доехал до третьего уровня и там остановился. Какие‑ то люди впопыхах поставили свою машину рядом с ним, даже не заметив его. Он подождал, когда они уйдут. Человек распахнул дверцу настежь, вышел и встал на колени, спиной прижавшись к краю дверцы. Слезы выступили на глазах. Он нажал спиной на дверцу что было сил, чтобы разбить спазм. Было так больно, что он застонал и чуть не потерял сознание. Два‑ три раза ему приходилось прерваться: приходили люди забрать машину. Тогда он садился и переводил дух. Такой самомассаж продолжался полчаса. Потом понадобилось еще полчаса, чтобы как‑ то начать соображать. После этого человек выехал обратно, весь разбитый после приступа, но сам приступ прошел. Он поехал по бульвару Сен‑ Жермен не быстрее тридцати километров в час. На углу улицы Бюси, напротив газетного киоска, чья‑ то машина отъехала с места, на самом деле не предназначенного для парковки. Он тотчас же встал туда, не обращая внимания на взбешенный гудок парижанина, уже присмотревшего себе это местечко. После девяти вечера риск увидеть свою машину на эвакуаторе практически равен нулю. Человек пошел по улице Сены: рюкзак на правом плече, в левой руке холщовая сумка. Квартира «второго действия» была в паре сотен метров. Ему то и дело встречались отпускники в шортах и футболках, уплетающие мороженое. Район многолюдный, туристы расхаживают посреди мостовой – на машине никак не проедешь. Это ему на руку. Чем больше на улице народа, тем меньше свидетелей, которые смогут его описать. Человек без труда вошел в холл, открыв дверь своим ключом, подходящим ко всем подъездным замкам. Тихонько поднялся наверх по лестнице, накрытой красной ковровой дорожкой, медленно ступая, держась за перила. Во рту пересохло, голова кружилась, сердце колотилось. Он уже знал, что это побочное действие тегретола. Неудачи быть никак не могло. Подойдя к квартире намеченной жертвы, человек глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, приложил ухо к двери, внимательно прислушался. Ничего не слышно. Он закрыл глаза, чтобы сосредоточиться. Наконец послышались какие‑ то шорохи – он не понимал, какие именно. Человек достал полицейское удостоверение и позвонил. Внутри послышались шаги, женский голос спросил: – Кто там? – Полиция, мадам. Резко щелкнули задвижки, дверь приоткрылась. Книжечка в вытянутой руке закрывала нижнюю часть лица человека. Он сильно толкнул женщину плечом, так что она упала. Ногой закрыл за собой дверь. Наконец‑ то он дошел до места и вздохнул свободно. Хозяйка квартиры лежала в полуобмороке, она разбила себе нос. Сквозь застилавшую глаза пелену женщина увидела, как человек надевает латексные перчатки и резиновую шапочку. Он показался ей страшным. Она попыталась встать, наклонила голову, и тут дубинка со свинчаткой мощно ударила ее по затылку. Женщина затихла. Человек для удобства лег рядом с ней и задержал дыхание, чтобы унять возобновляющуюся боль.
Клара услышала, как машина Людовика въезжает в гараж. Она удивилась: обычно он оставлял ее на улице перед домом. Через несколько минут Людовик появился совершенно голый. Клара не могла понять: то ли смеяться, то ли тревожиться. – Костюм у тебя бесподобный! А я как раз пригласила соседей распить бутылочку, они с минуту на минуту будут. – Серьезно? – Да нет же, я пошутила. Тебе очень идет, только ты, мне кажется, отощал. Что, так зажарился сегодня? – Да, но главное – весь пропах трупом. Я в гараже разделся и всю одежду сложил в сумку. Сейчас приму душ и все расскажу. Через полчаса Людовик без подробностей поведал, как обнаружилось убийство молодой женщины, как запах от ее трупа проникал повсюду, пропитал его до кожи. – Я тебе дам флакончик парфюмерной воды: подыши, станет легче, вот увидишь. Потому и говорят, когда кому‑ то становится лучше, что он нашел свой запах. А хорошо быть парфюмером, правда? – Ты замечательная! – улыбнулся жене Мистраль. – Только почему сказала, что я тощий? – Потому что так и есть. Ты плохо спишь, мало ешь, и это заметно. Ты, должно быть, еще не совсем в форме и ничего мне не говоришь – разве не так? – В общем, так. Ну и что, ничего страшного, не я один такой. Многие ребята тоже устают из‑ за жары. – Ну да, ну да, конечно. Жара все спишет. Людо, имей в виду: я была вместе с тобой в самые тяжелые минуты твоего последнего дела. Не бойся, ты все можешь мне рассказывать, я все пойму. – Клара, что ты придумываешь, это тут совершенно ни при чем!
Из тетрадей Ж. ‑ П. Б. «Происшествия и сновидения» 1980 год.
«На пятнадцатилетие я сам себе купил мопед б/у. Сначала я мыл машины по средам и субботам и копил деньги. Но потом понял, что на мопед мне копить еще два года, и начал тырить деньги где придется. Дело это простое, меня ни разу не замели, и через три недели я уже был с мопедом. За мной везде бегает мой песик Том. Слушает все, что я рассказываю. Я ему одному все говорю, особенно – что делаю плохого. Зверь если даже и понимает, ругаться не станет. Я еще раз спрашивал мать об этом – о чем спрашиваю все время с десяти, наверное, лет. В ответ заработал охрененную плюху – она ее, должно быть, нарочно берегла, у меня чуть голова не оторвалась. И как заорет: „Какой тебе, в жопу, отец – отгребись от меня совсем“. „О'кей, мамочка, сообщение принято, – подумал я. – Когда вырасту – клянусь, я узнаю, кто он, где он. А если ты будешь меня так лупить, я когда‑ нибудь и отомщу“. Я очень рад. Наконец‑ то ко мне вернулся сон, который я не видел уже два года. Без него было так плохо, что я даже матери готов был об этом рассказать. Теперь сон вернулся, но стал отчетливей. Правда, я так и не знаю, кто эта тень – парень или девчонка, так и не могу разобрать. Мне снилась огромная толпа в парке, и я чувствовал, что за мной следят, искал и находил ту черную тень, что на меня смотрела. Я бежал за ней далеко‑ далеко по лугам, вдоль скалистого берега. Все было как в тумане. Чем быстрее бежал я, тем скорее убегала она. Никак не мог к ней приблизиться. А потом я пошатнулся и полетел вниз со скалы. Полетел – и тут же проснулся. Я поклялся догнать эту тень. Иногда у меня болит голова. Доктор сказал – ничего страшного, но мне пришлось пройти кучу обследований. Меня смотрели, смотрели, а потом док, такой довольный, говорит: „Это ничего“. Почему же голова болит, если ничего? А доктор, дурак такой, ничего не сказал. В школу я уже два года не хожу, мне присылают уроки по почте. Я их делать не хочу, а матери так лучше, она говорит, что заставит меня учиться. Мне это не нравится, я никого теперь не вижу, она одна все время рядом торчит. В школе я хорошо учился, а теперь ничего не хочу. Иногда встречаю бывших одноклассников. Хорошо, что купил мопед, – хоть можно куда‑ то поехать. Иногда как раз и езжу с ними повидаться. Оказалось, воровать очень просто. Тем и развлекаюсь. Я краду и то и се: тетрадки, ручки, сладости, игрушки, диски, запчасти к мопеду. То одно, то другое… А вообще я не каждый день ворую. Один раз меня чуть не загреб охранник в супермаркете, а теперь я сразу завязываю дело или валю в другое место. Один парень, сачок еще тот, раз он дал мне курнуть. Я катаюсь на мопеде и цепляюсь к автобусам и грузовикам – кайф ловлю. Мимо едут тачки, сигналят шоферам, что я прицепился. Однажды я запалился. Только раз. Один мужик взял и остановил тихо грузовик – не знаю почему. Слез со своего драндулета, подбежал ко мне и врезал так, что я вырубился. С тех пор как только кто начинает тормозить, я отцепляюсь и сваливаю. А круче всего зацепиться между грузовиком и прицепом. Если у тебя заклинит колеса – все. Кайф дикий. Мать так и не видела ни разу моих тетрадок для снов. Я заметил: если не запишу сон сразу, как проснусь, то потом забуду. Но если снился кошмар, он ко мне потом привязывается на целый день, а бывает, что и на несколько дней. Прячу я свои тетрадки всегда хорошо. Часто перечитываю, иногда делаю примечания. Теперь я многое начал лучше понимать, хотя это бывает сложно и трудно выразить на бумаге. Мне опять все время снится туман. Я куда‑ то бегу и не могу прибежать. Бегу куда‑ то конкретно, но куда – не знаю, и добегу ли когда‑ нибудь, тоже не знаю. Потом перечитываю, что я писал в прежние годы, становится легче, проще терпеть. Я курю почти каждый день: украл пачку сигарет и зажигалку. Их я тоже прячу. Мне осточертели мужики, которые приходят спать с матерью. А мать все закрывает мне лицо. Она точно понимает, что я не сплю, и теперь позволяет себе больше шуметь. Однажды вечером привела нового ухажера. Они прошли мимо моей комнаты. В коридоре горела только маленькая лампочка, но я точно знал, что раньше этого мужика не видел. Меня дико взбесило, что сейчас мне закроют лицо. Я вытянул руки поверх одеяла, а глаза закрыл. Мать подошла меня накрыть, а я крепко прижал руки к кровати. Она и отстала. Потом я встал и заглянул в ее комнату. Она лежала на спине, а тот на ней. Мать повернула голову к входу, она меня видела, я уверен. Я оделся, побежал на улицу, пес за мной. Я сблевал. Потом я ходил всю ночь по улице и не возвращался домой, пока мать не пошла на работу. Вечером мы с ней ужинали, смотрели телик, она мне ничего не сказала. Шкаф у нее все время заперт на ключ. Я везде ищу этот долбаный ключ, но так он мне и не попадался. Наверняка она его носит с собой в сумке. Когда я ложусь спать, всегда гляжу за окно – иначе не могу».
|
|||
|