Часть I. ТОТ ЧЕЛОВЕК

Часть I

ТОТ ЧЕЛОВЕК

Глава 1

Год спустя. Воскресенье, 3 августа 2003 года.

Некоторые не понимают, как может спать убийца. А дело простое. Убийца спит сном праведника и ни о чем не спрашивает.

Человек спит на спине. Он уснул поздно, на рассвете, с великим трудом, изнуренный работой и страшной жарой, навалившейся на Париж в этом месяце. Июнь и июль уже и так побили все рекорды, а тут надвинулось совсем невыносимое пекло. Человек оставил открытым окно, чтобы с улицы хоть чуть‑ чуть поддувало. Зато теперь слышны шум машин, голоса людей, которые громко говорят и смеются у дверей ресторанов и баров – на его улице есть несколько заведений, открытых всю ночь.

Человек повернулся – спит на левом боку в позе охотничьей собаки. Напротив его кровати стоит обыкновенный столик, на нем всякие мелочи и еще картонная коробка с приоткрытой крышкой. В коробке сидит паук – самка паука‑ птицееда, сантиметров пятнадцать в диаметре, черная, мохнатая. Собираясь поползти по своему жилищу, она быстро‑ быстро сучит лапками, словно стряхивает наваждение. Очень скоро она обнаруживает дырочку, через которую проходит горячий воздух. Несколько секунд спустя паучиха вылезает из коробки – крышка бесшумно падает на столик. Паучиха стоит неподвижно и изучает обстановку. Затем тихо ползет к краю стола и разом съезжает по ножке на пол. Потом стремительно бежит к середине комнаты и там вдруг останавливается. Ее органы чувств засекли поблизости, с левой стороны, живое существо. Она медленно, осторожно поворачивается в эту сторону и ползет вверх по белой простыне – спящий откинул ее до самого пола. Вот паучиха уже в полуметре от его лица…

Потревоженный в своей дремоте человек открывает глаза. Видит, как прямо к нему подползает огромный черный паук…

Паучиха прыгает человеку на голову, а он в тот же миг убивает ее сильным ударом кулака и в полном ужасе выскакивает из постели. Сердце бешено колотится, ноги ватные. Человек хватается за подоконник, чтобы не упасть, вытирает руку о кальсоны.

Проходит несколько минут. Он успокаивается, дышит ровно. Находит на ощупь выключатель, зажигает свет. На витом шнуре под потолком висит сорокаваттная лампочка. Она кое‑ как освещает бедно меблированную комнатушку. Человек внимательно смотрит на постель: теперь он может на нее и сесть.

Вот уже в третий раз ему снится этот кошмар.

У изголовья на полу, на старом линолеуме под паркет, лежит толстая тетрадь на пружинках, простая шариковая ручка и несколько окровавленных платков «Клинекс».

Он листает тетрадь: в ней скрупулезно зафиксированы все его сны, все важнейшие моменты его жизни. Это уже пятая, остальные спрятаны в другом месте. Он находит два предыдущих сна с пауком, внимательно перечитывает записи. Все точно то же – с интервалом в несколько недель. Сновидения его страшно привлекают. Он прочел уже кучу книг об их значении и толковании. Но больше всего он любит спать и сознавать, что видишь сон. Обычно так бывает на рассвете. Он спит, но в то же время ощущает реальность, уличные звуки. Тогда старается, чтобы это состояние продлилось как можно дольше, чтобы держать сон под контролем и знать, куда тот его приведет.

Тонким, красивым почерком он записывает точную дату, место своего пребывания и подробно описывает сон:

«Паучиха явилась в третий раз за два месяца. От страха я просыпаюсь, и тогда мне удается ее убить. Я думаю: что будет, если она все‑ таки прыгнет мне на голову? Я не владею собой и не сознаю, что сплю до такой степени, чтобы пустить ее. Я в полном ужасе. После этого сна я не могу опять заснуть. Я знаю этот символ, много раз читал о нем. Надо серьезно его проанализировать».

Потом на полях помечает:

«Я очень плохо сплю. В комнате стоит страшная жара, уже утром почти тридцать градусов, кажется, так будет и дальше. Но самое трудное впереди, ошибаться я не могу, и лучше не думать, что будет, если просру это дело. Теперь надо начать, я должен пойти туда. Я это знаю, чувствую, и точка. На самом деле, думаю, жара поможет мне».

Пять часов утра. Человек уверен, что уже не заснет. От дурного сна жутко разболелась голова. У него бывают жестокие мигрени, и он принимает сильные лекарства. Он насыпает в стакан растворимый кофе, наливает из крана на кухне горячей воды и садится опять на кровать: принимает тегретол и запивает кофе. Тихонько включает радио: в новостях говорят, что жара во Франции и по всей Европе установилась надолго. Он вздыхает: из‑ за этой аномальной погоды будет много лишней работы, но это его не остановит.

В половине шестого светает. Он выбрасывает окровавленные бумажные платки и проходит в крошечный санузел рядом с комнатой. Над умывальником – туалетный шкафчик с тремя зеркальными дверцами: его повесил домохозяин. Полный ужас. Кошмар. Он боится зеркал, он всегда их завешивает. Ненавидит свое лицо: из‑ за него он много страдает.

Чтобы унять боль и тошноту, неподвижно стоит, опершись на умывальник, немного наклонив голову. Через несколько минут с отвращением чувствует, что из носа потекла теплая жидкость. Это кровь. Медленно, но равномерно – кап, кап, капля за каплей – кровь течет в умывальник. Разбившись о белую эмаль, капли становятся похожи на красные звезды. Он сует лицо под холодную струю, с закрытыми глазами кладет в нос кусочки ватных тампонов, возвращается в комнату и снова ложится.

В воскресенье можно не бриться, избежать этой пытки. С тех пор как человек стал страдать из‑ за своего лица, он пользуется электрической бритвой: лезвия кожа не выносит.

Два часа спустя он делает обычную гимнастику: отжимания, упражнения для пресса, а потом десять минут со скакалкой. На максимальной скорости. Скакалка подметает пол, человек чуть‑ чуть, на пару сантиметров, подпрыгивает над ней. Утомившись и вспотев, он вынимает из маленького холодильника три сваренных вкрутую яйца, быстро проглатывает, залпом выпивает стакан соевого молока. Потом минут двадцать стоит под холодным душем. Он худой, но очень мускулистый, черные волосы подстрижены коротко, тело гладко выбрито. Он тщательно вытирается, надевает легкие бежевые бермуды, белую футболку, кроссовки. Кладет в рюкзачок две большие бутылки воды, таблетки и полотенце.

Сперва он еще минут двадцать тщательно убирает и подметает квартирку, потом выходит, запирает на два оборота все дверные замки. Проворно спускается по лестнице с деревянными перилами.

Сказать, что он человек аккуратный – значит ничего не сказать. У него настоящая мания чистоты и порядка. Есть и фобия: он боится прикосновений. Сам ни к чему не прикасается и не выносит, когда касаются его, а руки моет пятьдесят раз на дню. Всегда находит предлог не пожимать руки коллегам по утрам и вечерам, а когда возможно – надевает трикотажные перчатки телесного цвета, чтобы было незаметно. Как только чуть холодает, перчатки на нем с утра до вечера. Тогда бояться не надо: не придется соприкасаться с руками людей, которые ему противны, а противны ему все, кроме него самого.

Он снял однокомнатную квартирку с душем («меблированную, в центре Парижа», согласно риелторскому объявлению), на седьмом, последнем, этаже без лифта в старом доме. Прямо напротив входной двери хозяин повесил большое зеркало. «Вот как удобно: одеваясь, видите себя во весь рост, к тому же и комната кажется больше». Он только кивнул, а как только остался один, тут же кинулся занавешивать зеркало газетами.

Вот уже несколько месяцев он живет на этой серой, тоскливой, безжизненной улице в Девятом округе, в районе вокзала Сен‑ Лазар. Называется Будапештская. Улица с булыжной мостовой, не очень опрятная, почти переулок между оживленной, шумной улицей Сен‑ Лазар и Будапештской площадью. Когда‑ то это было известное место дешевых борделей, и остряки‑ парижане прозвали улицу Венгерской, а вернее Венгерической. Теперь там осталась только пара проституток уже, честно говоря, не во цвете лет, но сохранивших еще некоторых постоянных клиентов, особенно из числа людей робких – тех, кто боится африканок, румынок и славянок, заполонивших панели Европы: их многие считают слишком назойливыми и хитрыми.

На шестом этаже проживает чета пенсионеров, из тех, у кого нет денег уехать из города и кому родные звонят для очистки совести два раза в неделю. Им обоим восемьдесят лет, они сходят с ума от уличного шума, от нескончаемой жары, от скуки и слабости. Новый сосед действует им на нервы. Каждый день по утрам они слышат, как он скачет, и не понимают, чем может заниматься одинокий мужчина. Каждый день жена просит мужа пойти к соседу попросить не шуметь, а муж отвечает, что пойдет завтра.

Этим утром, сам не зная почему – то ли из‑ за зноя, от которого нервы у всех на взводе, то ли жена до печенок проела, – старик решил: вот он ему покажет! Он решительно вышел на лестницу и тут же столкнулся с соседом. Старик опешил: не ожидал увидеть его. Он как раз составлял в уме речь, но пришлось начинать дело быстро, и он сбился с тона.

– Доброе утро. Я ваш сосед снизу. Вы по утрам очень шумите, не даете спать нам с женой. Не знаю, чем вы там занимаетесь: как будто прыгаете, знаете ли… и еще…

Человек глядит на старика без интереса. Ждет, когда пенсионер замолчит, а тот замолкает быстро: он впервые видит лицо соседа вблизи, а лицо у него необычное…

– Правда? Простите, пожалуйста, я постараюсь потише. Спасибо, что сказали. Всего вам доброго!

Человек старался говорить повеселее, но сил нет. Он пошел своей дорогой, несколько раздраженный замечанием соседа. Пенсионер облегченно вздохнул, закрыл дверь и, стараясь бодриться, обратился к жене:

– Очень удачно получилось, этот парень как раз выходил из дома. Я высказал ему все, что о нем думаю, а он ни слова не возразил, честно говорю! Но видела бы ты его лицо вблизи! Невероятное дело, как будто…

Старика прервал громкий телефонный звонок. Жена заторопилась к аппарату.

– Это моя сестра…

Муж, рассердившись, что его перебили, пожал плечами и сделал радио погромче, чтобы супруга видела, как он недоволен. Пускай теперь зажмет ухо и кричит в трубку.

На улице человек надвигает на лицо бейсболку с большим козырьком, глаза прикрывает солнцезащитными очками. Он похож на туриста, бродящего по расплавленному асфальту столицы Франции. Машину удалось запарковать на самой Будапештской улице: в августе в Париже свободного места побольше. У него темно‑ синий «форд‑ сьерра» – модель двадцатилетней давности в превосходном состоянии. Человек с ней обходится предельно бережно и не может себе позволить даже малейшей поломки. Но сегодня он не будет рисковать и пользоваться машиной. Она у него на потом. Чем меньше видят его «форд», тем лучше. К тому же улицы, на которых он будет охотиться, очень тихие, досужий наблюдатель тотчас заметит необычное. Если он несколько раз медленно проедет по улице, есть риск, что его засекут. Последнюю разведку он сделает на метро и пешком.

* * *

Под вечер человек выходит из сада Трокадеро: там он сидел и смотрел, как парижане и туристы, ошалев от жары, купаются в фонтане. Переходит Иенский мост, проходит под Эйфелевой башней и направляется в долгий путь к Шестому округу. Идет вразвалочку, но к точно намеченной цели. Сначала останавливается перед большим домом на улице Королевского Высочества – довольно тихой, недалеко от Одеона и бульвара Сен‑ Жермен. Это старинное, очень красивое здание с громадной резной двустворчатой дверью, выходящей на улицу. Человек с удовольствием видит: окна на втором этаже открыты. Немножко медлит, открывает дверь универсальным ключом: такие выдают почтальонам, разносчикам пиццы и рекламы, а их размножают в тысячах экземпляров. Входит в парадное. Комната консьержки «закрыта на отпуск» – так написано на картонке, приклеенной к стеклянной двери. Он бесшумно идет вверх по лестнице, по ступеням, застеленным красным ковром. Затаив дыхание, прикладывает ухо к двери и слушает.

За дверью негромко звучит классическая музыка, женщина разговаривает по телефону. Когда повесила трубку, замолчала и музыка. Человек слушает еще пару минут и, убедившись, что женщина действительно одна, спокойно спускается по лестнице.

На том же этаже восьмидесятисемилетний Леонс Лежандр курсирует между окном и глазком входной двери. Окно гостиной у него как раз над монументальной дверью дома, так что он со своего наблюдательного пункта может смотреть на улицу Дюпюитрана, что упирается в улицу Королевского Высочества. В это время года ему очень скучно, а от жары очень плохо. Одно развлечение – каждый день два раза звонит дочь, напоминает, чтобы не забывал охлаждать голову водой. До приходящей экономки, которая приносит поесть и делает вид, будто прибирается в квартире, ему дела нет. Часов в восемь вечера он включает телевизор посмотреть «последнюю сводку», как он привык ее называть. А пока сидит у окна и слышит, как в парадное входит незнакомый человек: Леонс видел, он шел по улице Дюпюитрана. Живенько, бодренько старик перебегает через квартиру, приникает к дверному глазку: человек молча стоит, приникнув ухом к двери соседки напротив. А Леонс глядит за ним: от скуки он стал любопытнее прежнего. «Странно, – думает он, – я не слышал, чтобы парень звонил. Да и девушка, мне кажется, дома».

Открыть дверь и спросить незнакомца, в чем дело, Леонс не решается.

«Может, влюблен… Не мое дело, не буду вмешиваться».

Человек собирается уйти. Леонс все смотрит на него в глазок.

«Как будто в мою сторону посмотрел», – думает он и спешит к окну поглядеть, в какую сторону тот пойдет.

Человек вдруг останавливается и глядит на дверь квартиры Леонса. Слабый шорох – движение руки старика, закрывающего глазок – настораживает его. Этажом выше вдруг отворяется дверь, звучат громкие голоса, слышатся шаги вниз по лестнице, и человек решает уйти.

Дверь вестибюля хлопнула. Он спокойно направляется прочь, не оглядываясь, но чувствуя спиной любопытный взгляд. Он принимает эту неожиданность во внимание.

Леонсу кажется, что посетитель долго задерживается перед выходом. Он пожимает плечами и ищет, что бы еще углядеть на тихой улочке Дюпюитрана прямо напротив окна. Ему оттуда видна парикмахерская, и иногда интересуют клиенты, которые заходят туда, но сегодня воскресенье – на улице никого, кроме туристов.

Человек на ходу неспешно пьет воду из бутылки. Должно быть, за сегодня уже третий литр. В обед он съел только сандвич с кружкой пива и еще раз выпил тегретол. Из‑ за лекарства, снимающего сильную боль, ему все время кажется, что во рту пересохло.

Минут через двадцать человек движется по улице Мадам в том же Шестом округе. Уже проходя мимо нужного дома, он видит, что по тротуару навстречу идет молодая женщина, которую он уже заприметил несколько дней назад. Он не реагирует. Она проходит мимо не глядя. Она очень устала от жары. Он не оборачивается ей вслед, останавливается метров через пятьдесят, опершись на чью‑ то машину. Чуть позже женщина показывается в окне, она рассеянно курит.

Человек радостно идет дальше. Он все так же в бейсболке, козырек надвинул чуть ниже, а солнцезащитные очки снял. Еще и еще раз вытирает лицо салфеткой, чувствуя, что вот‑ вот пойдет кровь из носа. Он запрокидывает голову, вытаскивает из ноздрей тампончики. При этом ему приходится дышать ртом. Неприятно, но делать нечего.

Наконец на улице Сены он завершает свое путешествие. Дом там старинный, прямо на углу улицы Изящных Искусств. Его только что отскоблили, леса почти все убраны. Ставни квартиры, за которой он следит, опущены, от этого он погружается в пучину недоумений, задает себе сотни вопросов. В общем, он решает оставаться неподалеку, садится за столик на улице в баре на бульваре Сен‑ Жермен и с удовольствием пьет холодное пиво. Через час, выпив шесть бокалов, он опять идет на улицу Сены и с облегчением видит: окна в квартире, куда он нацелился, открыты. Тогда он прибегает к той же хитрости, что и на улице Королевского Высочества: своим ключом открывает электронный замок подъезда. Женщина живет на четвертом этаже, лифта нет. Человек молча поднимается, перешагивая через ступени. Ничуть не запыхавшись, доходит до нужной лестничной клетки, задерживает дыхание, приникает ухом к двери и терпеливо слушает. В комнате кто‑ то ходит, доносятся еще какие‑ то звуки. Потом звонит телефон, и он получает доказательство, что женщина действительно дома одна. Она говорит громко, много смеется. Медленно спустившись, он полностью закрывает лицо козырьком бейсболки.

Он возвращается домой на метро, ошалевший от жары, взвинченный оттого, что растет давление. Поужинав сваренными вкрутую яйцами и долго постояв под холодным душем, неспешно собирает сумку на завтра. Прежде всего рабочая одежда и принадлежности, потом завернутая в белье коробка с сотней пар латексных перчаток.

«Их выдало мое начальство, значит, все законно», – думает он, улыбаясь.

Затем кладет в сумку дубинку со свинчаткой, пачку презервативов, листочек белой бумаги в конверте с текстом, написанным изящным почерком, и резиновую купальную шапочку. В довершение засовывает туда, разбив на куски, зеркало высотой сантиметров тридцать.

Прежде чем лечь в постель, он заглатывает обезболивающее и, сложив руки под головой, закрывает глаза, ожидая сна и сновидений, стараясь не думать о будущей неделе, которая все перевернет.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒