Часть третья

⇐ ПредыдущаяСтр 8 из 9Следующая ⇒

Часть третья

10. КАЗНЬ

Дед мой был

Мастак по убою,

Ширококостный,

Ладный мужик.

Вижу,

Пошевеливая

Мокрой губою,

Посредине двора

Клейменый бык

Ступает,

В песке копытами роясь,

Рогатая, лобастая голова…

А дед

Поправляет на пузе

Пояс

Да засучивает рукава.

— Ишь ты, раскрасавец,

Ну-ка, ну-ка…

Тож, коровий хахаль,

Жизнь дорога! —

Крепко прикручивали

Дедовы руки

К коновязи

Выгнутые рога.

Ласково ходила

Ладонь по холке:

— Ишь ты, раскрасавец,

Пришла беда… —

И глаза сужались

В веселые щелки,

И на грудь

Курчавая

Текла борода.

Но бык,

Уже учуяв,

Что слепая

Смерть притулилась

У самого лба,

Жилистую шею

Выгибая,

Начинал крутиться

Вокруг столба.

Он выдувал

Лунку ноздрями,

Весь —

От жизни к смерти

Вздрогнувший мост.

Жилы на лопатках

Ходили буграми,

В два кольца свивался

Блистающий хвост.

И казалось,

Бешеные от испуга,

В разные стороны

Рвутся, пыля,

Насмерть прикрученные

Друг к другу —

Бык слепой

И слепая земля,

Но тут нежданно,

Весело,

Люто,

В огне рубахи,

Усатый, сам

Вдруг вырастал

Бычий Малюта

С бровями,

Летящими под небеса.

И-эх!

Силушка-силка,

Сердцу бычьему перекор, —

В нежную ямку

Возле затылка

Тупомордым обухом

Бьет топор.

И на бок рушится,

Еще молодой,

Рыжешерстный,

Стойкий, как камень,

Глаза ему хлещет

Синей водой,

Ветром,

Упругими тростниками.

Шепчет дед:

— Господи, благослови… —

Сверкает нож

От уха до уха, —

И бык потягивается

До-олго… глухо…

Марая морду

В пенной крови.

(Рассвет, седая ладья луны, соборный крест блестит, из колодцев вода, вытекая, над ведрами гнется. Стучат батожками копыт табуны. Два голоса встретились. Оглашена улица ими. Гремят колодцы. Рассвет. И гнутой ладьей луна, и голос струей колодезной гнется. )

Девка:

Ты, дядя, откудова?

Казак:

Кокчетавской станицы.

Девка:

По облику глядя, дак ярковский, чо ли?

Казак:

Ярковский и есть.

Девка:

А! Ну, так я побегу.

Казак:

уда в рань такую?

Девка:

Не слышал рази?

Седни

Возле Усолки

Наши Гришку Босого

Кончают…

(Тихо. Кони ноздрями шумят. Розовый лес и серый камень, росой полонен любой палисад, девка бежит, стуча каблучками. Берег туманен. Сейчас, сейчас! Первый подъязок клюнет на лесу, выкатив кровью налитый глаз, зов повторит петух под навесом. )

1-й пьяный:

Ну ладно, повесьте, повесьте,

Сукины сыны, вот я весь тут.

2-й пьяный:

Совершенная правда.

Никто нам пить запретить не может.

(Сейчас, сейчас!

Раскрыты ворота, и лошади убегают туда, где блещет иконною позолотой еще не проснувшаяся вода.

Как будто бы волны перебирали ладони невинных улыбчивых дев, сквозили на солнце и прятались в шали, от холода утреннего порозовев.

Стоит в камыше босоногое детство и смотрит внимательно на поплавок.

О, эти припевы, куда же им деться от ласк бессонных и наспанных щек! )

А делают это вон как:

Яме

Перекрестили

Лесинами пасть.

Сплелись лесины

Над ней ветвями,

А яма молчит

И просит —

Упасть.

На тех лесинах

Сороки сидели,

На тех лесинах

Зимы седели,

Их трогали ночь

И утренний дым,

Туман об них

Напарывал пузо, —

А тут аркан

Приладили

К ним,

С петлей на конце

Для смертного груза.

Прибежала

Здришная женка Седых —

Заспанная,

Только что

С-под одеяла,

К яме толкнулась:

— Куды?

— Сюды.

— Батюшки! Неужто же запоздала?

— Успешь, — утешали,

— Годи, успешь…

— К яме

Старый выслуга:

— Люди!

(По-вороньи клоня

Буграстую плешь. )

А не мелка ли такая

Будет?

— Ого! —

Папахой скрыл седину,

Провел Устюжанин сердитоскулый

Пузатую,

Чуть живую жену.

Кругом шепоток:

— На сносях.

Ра-азду-ло… —

Других не тесня,

Пришли Ярковы,

Чубов распустив

Золотой ковыль.

Народ зашумел:

— Босые! —

И снова:

— Меньшиковы!

Всё начальство,

Вся знать

При шпорах:

... Шесть колец,

Семь колец,

Восемь колец.

Только!

И сызнова

Долгий шорох:

— Босые, Босые…

— Босой-отец!

Женка Седых:

— А где же Гришка? —

Ей враз

Похохатывали:

— Ишь ты, что ж!

Гришке, брат,

Гробовая, брат, крышка!

Гришка, брат, будет,

Коли подождешь…

— Таратайка.

Иноходь.

Хаджибергенев!

— Аман-ба!

В дороге —

Четыре дня. —

Пайпаки

Шлепают о колени.

Плывут в глазах

Два жирных огня.

Пока бунт —

Не улажено много дел:

Слушал

Робкое жен

Дыханье,

В темной, круглой

Юрте сидел,

С пальцев слизывал

Жир бараний.

— Аман-ба! Повесят? Закон суров! —

Он не слышал в степях

Об этом приказе…

— Деров!

— Где Деров?

— Деров, Деров! —

И вот он встал

Хозяином казни.

И вот он встал,

Хищный, рябой,

На хрупком песке,

На рябой монете,

Вынесенный

Криворукой судьбой,

Мелкотравчатый плут

И главарь столетья,

Ростовщик,

Собиратель бессчетных душ,

Вынянченный

На подстилках собачьих.

В пиджаке,

Горбоносый, губернский муж,

Волочащий

Тяжелые крылья удачи.

На медлительных лапках

Могучая тля,

Всем обиженным — волк,

Всем нищим — братец,

Он знал —

По нему

Не будут стрелять,

И стоял,

Шевеля брелками,

Не пятясь.

Он оглядывал свой,

Взятый в откуп,

Век,

Чуть улыбчиво

И немного сурово —

Это сборище

Потных тел, и телег,

И очей…

— Арсений Иваныч, готово! —

И машина пошла…

Саблями звеня,

Караул напустил

Конского пляса

В быстрых выплесках

Сабельного огня,

Кровяных

Натеках лампасов.

И станица рванулась

— Эй, эй! — вперед,

Тишины набирая,

Шалея, —

Устюжаниных

Карий род,

И Ярковых

Славимый род,

И Босых

Осрамленный род,

Рот открывши, вытянув шеи.

И машина пошла.

И в черной рясе

Отец Николай

Телеса пронес,

И —

Вслед за ним

Беленый затрясся

На телеге Гришка: простоволос,

Глаза притихшие…

Парень-парень!

Губы распущены…

Парень-парень!

Будто бы подменили — зачах…

(Только что

Пыль золотая

В амбаре

Шла клубами

В косых лучах.

Только что еще

Лежал на боку,

Заперт,

И думал о чем-то тяжко,

Только что

Выкурил табаку

Последнюю горестную затяжку —

Сестрицын дар…)

— Становись! Становись!

(Только что вспомнил

Дедову бороду…

Мать за куделью…

И жись — не в жись!

Ярмарку.

Освирепевшую морду

Лошади взбеленившейся.

Песню.

Снежок.

Лето в рогатых,

Лохматых сучьях,

Небо

В торопящихся тучах…

Шум голубей.

Ягодный сок.

Только что — журавлиный косяк.

Руки свои

В чьих-то слабых…

Мысли подпрыгивали

Так и сяк,

Вместе с телегою на ухабах.

Страх-от, поди,

Повымарал в мел…)

С телеги легко

Оглядывать лица.

Что же?

(Собрались все! )

Оглядел:

Деров…

Устюжанин…

Попы…

Сестрица…

Яма!

Яма, яма-я…

Моя?!

Н-не надо!

(Смертная,

Гибельная прохлада,

Яма отдаривала

Холодком.

Кто-то петлю

Приладить затеял? )

А Ходаненов —

Царь грамотеев —

Вытек

Неторопливо, шажком.

— Грамоту читают!

— Слушай!

— Родовую Книгу!

— Дедовский

Слух! —

Набивались слова

Темнющие в уши,

Словно дождь

В дорожный лопух.

И казначеем

Грозней и грозней

Над книгою растворенною

Качало.

Буквы косило,

Но явственно в ней

Красное

Проступало начало:

Ходаненов:

«…И когда полонили сотню возле

Трясин

И трясли их, нещасных, от Лыча до Чуя,

Он бежал из-под смерти босым, есаул,

Из поема в поем, от росы до росы,

И от этого лыцаря вышли Босые…

…Двадцать три есаула.

Но род захудал —

Кровь мешалась…»

Голос:

Что ж позоришь!

Голоса:

Было, было!

Голос:

Не было дела!

Голоса:

Были дела!

(Грамота в бубны глухие била,

Бубнила,

Бубни-ла! )

Ходаненов:

«…Сын Босого Григорий, второго отдела казак,

Присягал на кресте, шел в царевое правое войско,

Но отцам своим в горесть…»

Поворачивал листы

Грамотей

Тяжело.

Он стоял в середине

Дремучего края,

И пространство кругом

Кругами текло,

Плавниками

И птичьим крылом

Играя.

Побережьем,

Златые клювы подняв,

Плыли церкви-красавицы

По-лебяжьи,

Дна искали

Арканные стебли купав,

Обрастали огнем

Песчаные кряжи.

Туча шла над водой —

Темнела вода,

Туча берегом шла —

Мрачнела дорога.

На шестах

Покачивались невода —

Барахло речного,

Рыбьего бога.

Рыбы гнулись,

Как гнутся

Звонкие пилы,

Чешуя на ветру

Крошилась, светла…

(Грамота в бубны

И в бидла била,

Бубнила,

Бубнила! )

Ходаненов:

«…Атаман им прикончен.

И Гришку Босого,

Бунтаря и ослушника, вражью зашшиту,

Сам старшинный совет порешил порешить».

(Гришка!

Только что

Выпугнул из соломы

Застоявшийся

Нежный холод зари,

Слышал чей-то

Смешок знакомый. )

Ходаненов:

Говори!..

(Говори, говори! Но слова…)

— Подвигайся к яме! —

(…Клочьями шерсти

Слинявших шкур,

Пьяными

Багровыми шишаками

Дикого репья

Полезли в башку. )

Мир ускользал,

Зарывая корму

В пену деревьев,

В облака…

Жить кому?

Умирать кому?

Мир уходил,

Осев на корму,

В темень и солнце

От казака.

— Дайте уступ!

— Казаки!

Сестрица!

(Кого

Отыскать глазами,

Кого? )

Поп,

Сжав в пятерне

Золотую птицу,

Медвежьей тенью

Пошел на него.

И, вдруг ослабев,

Плечами плача, Гришка

(Под барабанный стук)

Губами доверчивыми,

По-телячьи,

Медленно потянулся

К кресту.

— Осподи!

Ма-а-а-мынька! —

Шатнулся сбор.

Крылышки подломив, Анастасия

Пала,

Будто по темю топор,

Люто забилась,

Заголосила:

— Ой, не надо братца!

Гришенька!

Ми-и-лай!

(Но ее подхватили. )

Сердце мое!..

— (Всё дальше и дальше

Относило

Плач ее

И хохот ее. )

И она уже не видела,

Как Деров

Платком махнул палачей артели,

И в тишине

Пыхтящей,

Без слов, Гришке на шею

Петлю надели. И она уже не слышала:

Закричал.

(Мо-ол-чи! )

И народ повалил

На ямину густо,

Сапоги мелькнули,

И хрящи

Сразу лопнули

С легким

Хрустом.

А на сеновале

Уродец короткорукий

За девкой ходил —

Кобель за сукой:

— Я тебе, говорит,

Ленты куплю,

Я тебе, говорит,

Серьги куплю.

Я тебя, говорит,

Люблю,

Меня, говорит,

Не повесят,

Не бойся:

У мово отца —

Станица за поясом.

Мне пора жениться —

Двадцатый год…

А девка посмеивается

И поет:

«Заседлал Степан конягу,

Попросил огня,

Цигарку закуривал,

Глядел на меня:

— Говорила давеча,

Что любишь меня?..

— Ты седлай, Степан, конягу,

На тебе огня,

Цигарку закуривай,

Не пытай меня.

— Говорила давеча,

А прошло два дня.

— Я тебя тогда любила,

А теперь прощай, —

Положила тебе в сумку

Махорку и чай.

Я теперь люблю другого,

Прощай, не серчай!

— Ты меня тогда любила,

А теперь — прощай?

Положила на дорогу

Махорку и чай?

Ну так что ж, люби другого,

Прощай, не серчай! —

Заседлал Степан конягу,

Попросил огня,

Цигарку закуривал,

Глядел на меня:

— Говорила ж давеча,

Что любишь меня?..

— Ну, на что ты, Степка,

Путаешь дела?

Раз такой нескладный,

Взяла да ушла.

Подумаешь тоже —

Взяла да ушла…»

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 6 789 Следующая ⇒