|
|||
3. ГРАМОТАЭти стаи привел на Иртыш Ермак, Здесь они карагач на костры вырубали И селились станицами возле зеленой волны, Тынья, крепости называли по-рыбьи и птичьи, — Так возникли Лебяжье, Черлак и Гусиная Пристань. На буграх прииртышских поджарые кони паслись Этих лыцарей с Яика, этих малиновых шапок, Этих сабель свирепых и длинных пищалей, И в Тоболе остались широкие крылья знамен, Обгоревшие крылья, которыми битва махала. К устью каменных гор они песни и струги вели: Где стреляли по лебедю — там возникло Лебяжье, Где осетр попадался обильно — Черлак возникал, Где тяжелые гуси ломали осоку в полете — Там Гусиная Пристань тын городила… Ермак Тимофеич давал есаулам наказ, Чтоб рубили дома казаки и ставили бани, И брюхатили пуще баб завезенных, И заставы покрепче держали на сопках дозорных, Да блюли свои грамоты, власть и оружие. Край богат. По Тоболу и дальше, в леса, Собирай, словно ягоду, соболя, бей горностая, Заводи неводами лисиц черно-бурых и красных. Там на лбах у сохатых кусты костяные растут, И гуляют вразвалку тяжелые шубы медвежьи. Край обилен. Пониже, к пескам Чернолучья, Столько птицы, что нету под нею песка, И из каждой волны осетриные жабры да щучьи… И чем больше ты выловишь — будет всё гуще и гуще, И чем больше убьешь — остальная жирней и нежней. А к Ишиму, к аулам, курган на курган, И трава на траву, и луна на луну, и звезда под копытом, — Воеводство коровьего рева, курчавое море овечье, Лошадиные реки, тяжелый кумыс в бурдюках, Земли стонут от сытости, истосковавшись под ветром. Край чужой. По ночам зачинается где-то тоска, Стонут выпи по-бабьи, кричат по-кошачьи, и долго Поднимаются к небу тревожные волоки волчьи. Выдра всплещется. Выстрелит рядом пищаль, Раздадутся копыта, — кочевники под боком были. Край недобрый. Наклонишься только к ручью, Только спешишься, чтобы подпругу поправить, Тетива загудит, под сосок, в крестовину иль в глотку, В оперении диком, шатаясь, вгрызется стрела, — Степняки и дики и раскосы, а метятся ладно. У Шаперого Яра на пузах они подползли, Караульных прирезали, после ловили арканом, Да губили стрелой, да с размаху давили конями, Есаула Седых растянули крестом и везли Три корзины ушей золоченому хану в подарок. А до Яика сто перелетов гусиных — В поворот бы, да шибко! И в свист — и назад. Отгуляться за всё в кабаках даромшинных, Да купцам повыламывать долгие руки покруче. Там добыча полегче, чем эти пуды в осетрах. Но купцы за широкой и дюжей спиной Атаманского войска велись и радели, И несли на подмогу цареву заступу и милость, Подвозили припасы, давали оружью корма И навстречу гонцам Ермаковым катили бочаги. К устью каменных гор и Тоболу купцы подошли, Подошли, словно к горлу, тряслись по дорогам товарным, — Там, где сабля встречалась с копьем и щитами, Крепко-накрепко встали лабазы, обмен и обман. А станицы тянулись туда, где Зайсан и Монгол, От зеленой волны и до черной тянулись и крепли, Становились на травах зеленых, на пепле, На костях, на смертях, и веселую ладили жизнь Под ясачным хоругвем ночных грабежей и разбоя. И когда не хватало станичникам жен привозных, Снаряжались в аулы, чинили резню, табуны угоняли, Волокли полонянок скуластых за косы по травам И, бросая в седло, увозили к себе на тыны, Там, в постелях пуховых, с дикарками тешились вволю. Оттого среди русых чубатых иртышских станиц Тут и там азиятские водятся скулы, Узкий глаз азията и дугами гнутые ноги, — Это кровь матерей поднимается исподволь в них, Слишком красная, чтобы смешаться с другою. Но купецкие люди своих не держали кровей, Шибче крови степями купецкие деньги ходили, Открывали дорогу в глубинную степь, к Атбасару, Шли на юг и на север, искали в горах серебро, И косили зверье, и людишек вповалку косили. Вознесли города над собой — золотые кресты, А кочевники согнаны были к горам и озерам, Чтобы соль вырубать и руду и пасти табуны. Казаков же держали заместо дозорных собак И с цепей спускали, когда бунтовали аулы.
|
|||
|