Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Часть первая 13 страница



Вся заключительная глава этого «дамского романа» и каждый ее эпизод в отдельности оставили у Ярослава ощущение искусственности. Как будто автор не знал, как завершить историю, и накрутил диких ошибок, совершенно невозможных в реальной жизни недоговоренностей и взаимного непонимания, беспочвенных обид и стечения самых неблагоприятных обстоятельств.

Еще у «романа» обнаружился эпилог. Ровно неделю спустя после размолвки Матвеев по делу заглянул в «ЧеНеп».

У него, оказывается, какие‑ то связи с «Черемушки‑ Нефтепроектом» – с удивлением отметил Ярослав. Вот это новость!!!

К Царевой он не зашел, однако они «случайно» встретились в коридоре. Матвеев знал, что Ксения работает на пятом этаже, но отправился с большим интересом осматривать новый учебный центр для сотрудников, расположенный в том же холле, где ее кабинет. В свою очередь, Царева ждала визита Григория, который давно поговаривал, что скоро должен оказаться в «ЧеНепе» по делам.

Они, конечно, вышли навстречу друг другу. Матвеев был в сопровождении Регины – президентской секретарши и коменданта здания. При появлении Ксении он издали широко улыбнулся. У той немного отлегло от сердца! Правда, оставались сомнения: может, улыбался‑ то Гриша и не ей, а секретарше, с которой в тот момент оживленно беседовал. Он подошел и, продолжая выдавать широкий «социальный» оскал, коротко поцеловал Ксению в губы. Та чувствовала холодок. Будто Григорий поприветствовал ее только для того, чтобы не нарваться на публичную истерику выбитой из колеи женщины: рыдания, уговоры, резкости, претензии. Короткий общий разговор, в котором Григорий почти не обращается к Ксении. Потом переводит на нее взгляд и улыбается. Ксения поэтично замечает, что его глаза – потемневшие и глубокие – сияют ей навстречу, «будто грозой омытые». Она смущенно улыбается в ответ. Вдруг улыбка сбегает с его лица, глаза становятся холоднее железа на морозе, он отводит взгляд и более не обращает его к Ксении. Он уже собирается уходить, когда та жестом и мимикой просит: «Останься! Надо поговорить наедине! »

Они отходят в сторону. В отдалении маячит Регина, с любопытством нацелившая нос на двоих секретничающих.

Ксения спросила растерянно:

– Как дела?

– Ксень, все непросто! – ответил Матвеев. – Бабка в выходные умерла, старая хозяйка дачи.

– Ты бы мне хоть эсэмэску кинул, – мягко, измученно пеняет женщина. – Я ж с ума схожу, не знаю, что думать!

Григорий проявляет все признаки нетерпения: ведь его ждут! Ксения, чтобы не давить, позволяет ему навязать темп беседы, торопливо просит:

– Позвони мне!

Григорий серьезно, становясь похожим на человека, дающего клятву под пыткой – как всегда с ним происходит в моменты принятия важных решений, обещает:

– Я позвоню! – и стремительно ретируется.

Ксении становится легче. Вернувшись вечером домой, она не в силах согнать с лица счастливую улыбку. Она припоминает, как элегантен он был сегодня в строгом деловом костюме.

Вечером звонка нет. Что ж, он устал, наверняка здорово выпил. Завтра!

Утром, в его обычное время, звонка нет. В обеденный перерыв Ксения получает эсэмэс: «Прости, что не звоню. Не знаю, что сказать». Она отвечает паническим: «Гриша! Я уже совсем ничего не понимаю! Что происходит?! » В ответ получает еще более меланхоличное: «Знал бы – сказал…» Она пишет: «Ты на работе? Один? Можно тебе позвонить? » Молчание. Вызывает его номер. Пустые гудки, потом текст, хлесткий, как удар бича: «Не могу и не хочу! Извини». Ксения, поразмыслив, снова ему пишет. Происходит обмен длинными посланиями.

«Гриш, уважаю и признаю твое право со мной расстаться. Но если уж так, то почему бы не раскрыть карты? По‑ другому просто нечестно: не отбирай у меня право понять! Я поняла уже, что очень сильно и глубоко тебя обидела. Но я не намеревалась причинить тебе боль: ты мне слишком дорог. Может, очень резко ответила на боль, случайно причиненную тобой… Почти уверена, что произошла дикая ошибка: мы просто не поняли друг друга. В любом случае, пока не объяснимся, отношения останутся незавершенными ни для меня, ни для тебя».

Ксения комментирует: в тот момент ей бы следовало просто написать: «Мне так плохо без тебя! Давай мириться! » Но не хотелось акцентировать тему ссоры, размолвки. Она ясно понимала, что беспроигрышный вариант только один – написать: «Прости меня! » Но не нашла сил просить прощения за то, в чем не чувствовала себя виноватой. Написать прямо: «Люблю тебя, не могу без тебя! » Она сомневалась, что Григорий поверит, боялась, что ударит еще больнее. Она долго подстраивалась под Григория и теперь, обнаружив, что эта тактика не принесла плодов, решила: либо отношения на равных, либо… В результате текст записки получился, по ее мнению, слишком холодным, рассудочным.

Тем не менее Матвеев ответил значительно мягче, чем в предыдущий раз: «Ксень, не все и не всегда поддается объяснению. У меня что‑ то сломалось внутри. Да, наши отношения не разорваны. Я не уверен, стоит ли их продолжать. Это уже плохо. А дискутировать с тобой, профессионалом, я не хочу. Пожалуйста, не тереби меня».

Ксения опять позволила навязать себе его игру: «О'кей. (Только какой я, к черту, профессионал – в любви‑ то? Даже обидно… Бреду ощупью и все время ошибаюсь…) Все, молчу…» В последний раз она вновь, как частенько происходило прежде, испугалась, что Григорий неверно истолкует ее записку. Рискнула добавить: «Прости, еще одна реплика, и я заткнусь. Коряво написала: не в тебе ошибаюсь, а в том, как строить отношения. А тереблю – тоже ведь все внутри на куски рвется!.. » Наконец она была искренна с ним и решилась доверить ему и свои истинные переживания, и сомнения.

Но Матвеев хранил молчание.

Ярославу пришло в голову, что, если бы женщина с такой страстью и нежностью призналась ему в любви, он был бы счастлив. Повод к разрыву нашелся, причину разрыва он так и не понял. Мало ли, у кого какие тараканы в шкафу – не все же из‑ за этого разбегаются!

Гриша всю последующую жизнь бережно хранил, как болезненную прививку от опасной хвори, воспоминание о предательстве женщины, которой доверился всем сердцем и которая оставила после себя выжженную землю. Он не желал признать, что земля давно исцелилась и готова к новому цветению. Не умел, не хотел, боялся заметить, что рядом с ним оказывались не те же самые женщины, а совсем другие! Так объяснила разрыв Ксения.

Ярослав внимательно посмотрел на запертую дверь. За нею зиял сжавшийся, но не побежденный разлом структуры пространства‑ времени. Теперь понятно, почему «дыра» прицеплена к зданию компании «ЧеНеп»! Ведь именно здесь, в этом самом холле, мужчина разорвал прочную, как канат, связь с женщиной. Энергия созидания и отдачи превратилась в свою противоположность; отвергнутая, бесконтрольная сила стала поглощать и разрушать.

Ксения ждала и «не теребила» до Нового года. Она была уверена: если Григорий примет решение не в ее пользу, то позвонит ей и предложит забрать вещи: ночную рубашку, брючки, подаренные им теплые носочки. Она упаковала в пакет книжки, которые он давал почитать и которыми очень дорожил, и засунула в дальний угол, чтобы не мозолили глаза. Она обо всем рассказала К. Вместе пришли к одному выводу: ничего не предпринимать, не торопить, запастись терпением! К его родителям не обращаться: могут выдать из лучших побуждений! От К. она знала, что Григорий в Австралии – гостит у детей. Да в любом случае не стала бы звонить сама: слишком жесткий прессинг для чувствительного к любому нажиму Матвеева!

Поздравила с Новым годом эсэмэской – теплой, дружеской, ни к чему не обязывающей. Он не ответил. Что походило на хамство и было совсем уж не в его стиле! Если, конечно, он к тому моменту не забыл, что месяц назад заявил подруге: «Наши отношения не разорваны».

Ксения сказала себе: ставлю крест! За десять дней новогодних праздников успела даже немного успокоиться: ходила в гости, занималась танцами, флиртовала направо и налево ради самолечения. Только вот не чувствовала себя готовой позвонить Григорию с предложением забрать книги. И понимала с беспощадной ясностью профессионала: отношения остаются незавершенными!

Она вышла на работу на день раньше окончания установленных государством и смертельно надоевших всем, кто не уезжал в дальние края, каникул: президент собирал руководящий состав. А Матвеев, не зная, что Ксения будет там, вновь зашел в «ЧеНеп». Они столкнулись внизу, в холле. Народ дружно подтягивался на праздничное «совещание». Регина еще не получила от шефа указаний, где оно будет проводиться, поэтому сотрудники не расходились – ждали внизу, весело болтали, делились свежими впечатлениями о путешествиях и каникулярных развлечениях. Григорий вошел чуть позже других, повел носом по сторонам, оптом поприветствовал собравшихся. Он был в светло‑ серой куртке. Лицо его показалось Ксении заострившимся, утомленным, столь бледным, что сливалось с курткой. Волосы тоже будто посерели.

Ярослава поразило, насколько это описание походит на словесный портрет дяди Гриши, сделанный неделю назад его сестрой!

Увидев Ксению, Матвеев конвульсивно дернул головой в сторону, будто хотел отпрянуть он нее или вовсе убежать. Ксения не отказала себе в удовольствии по секундам расписать сцену своего печального реванша.

«В следующую секунду по лицу его прошла целая гамма чувств. Он надменно поджал губы, как бы закрываясь, демонстрируя непримиримую холодность. Потом – испуг: вдруг она сейчас бросится ко мне и со всей дури влепит по щеке? Растерянность…» Ксения улыбнулась. Глаза Григория расширились. «Вновь испуг, но теперь с другим знаком: вдруг она сейчас бросится мне на шею с воплями: «Вернись, я все прощу»?! » Ксения улыбалась открыто и тепло: она была рада его видеть, не держала обиды, но и не пыталась добиться внимания. Просто приветствовала любимого человека. Губы Григория дрогнули, натянуто поползли в стороны. Медленно‑ медленно улыбка поднималась вверх по складкам у рта, по щекам – до самых глаз. И стала очень похожа на добрую и искреннюю.

А потом, улучив момент, Гриша все‑ таки сбежал! Он просто‑ напросто снова надел только что снятую светло‑ серую куртку, тихо сказал Регине за спинами собравшихся в холле людей: «Я так зашел, проведать, поздравить всех с Новым годом! Пойду: меня еще ждут дела! » Он обменялся рукопожатиями с оказавшимся рядом Анатолием Ивановичем; Ксения услышала шорох шагов и краем глаза поймала светло‑ серую тень, мелькнувшую у парадных дверей.

Так все и закончилось.

 

* * *

 

– Здравствуйте, Ярослав! Давно ждете? Простите, не предупредила вас, что в середине дня буду занята: вылетело из головы!

В третий раз Ярослав встретился с Ксенией Алексеевной, и она поразила его своей способностью становиться другой! Нельзя сказать, что Ярослав не узнал ее и долго присматривался, дабы определить, в самом ли деле видит перед собой Цареву. Однако…

Лицо Ксении обрамляла новая, высокопрофессионально сделанная и очень шедшая ей стрижка. Волосы радовались облегчению: лежали они теперь очень пышно, а при малейшем движении головой подлетали вверх и ссыпались вниз короткими завитушками. Благодаря новой стрижке скулы резче выступили, щеки округлились, появилось общее впечатление здоровья и – на расстоянии – даже беззаботности; хотя глаза, при ближайшем рассмотрении, оставались не то строгими, не то грустными.

Заметив в его руках свое произведение, Ксения смутилась, даже побледнела. Отвернувшись, чтобы отпереть кабинет, спросила с ироничной усмешкой, делано небрежным тоном:

– Прочитали? – Голос, однако, предательски дрогнул на ударном слоге.

– Не все, – хмуро сообщил Ярослав. – То, что вы зачеркнули, пропустил.

– Ярослав, я прошу у вас прощения! – Голос Царевой звенел, как у пионерки, которая намерена по доброй воле сознаться в том, что списала контрольную по химии. – Я – психолог; это накладывает определенный отпечаток на личность. Я привыкла свободно обсуждать все, что угодно. Для меня не существует запретных тем, будь то чувства, физиология, отношения с близкими, секс, и тем более собственные ошибки и тайные желания. Только вам‑ то все это ни к чему. Я думала: вы извлечете из моей тетрадки интересующие вас факты, и лишь потом сообразила, что для этого вам придется продраться сквозь ворох ненужных подробностей! Времени, должно быть, потеряли уйму? Простите! Хоть что‑ то полезное нашли?

– Ксения, вы не против, если мы перейдем на «ты»? – внезапно предложил Ярослав. – Я так сроднился с вами за это время!.. То есть пока читал.

– Я только за! Что будем пить на брудершафт? Чай, кофе?

– Кофе хочу. Вроде выспался, а глаза слипаются – хоть плачь!

Ярослав медлил говорить о деле, еще неуверенный, стоит ли афишировать свое знакомство с Матвеевым. На сей раз у Царевой, помимо традиционных сластей, были приготовлены бутерброды с колбасой и сыром. Она проследила взглядом, как Ярослав потянулся за одним из них.

– Я подумала: это посущественнее печенья. Угадала?

– Спасибо, угадала!

– Знаешь, я совсем не соображала, когда всучивала тебе эту тетрадку, – вернулась она к волновавшей ее теме, – так было плохо! Я ведь в тот день голос его услышала.

– Услышала голос?!

– Да… А! Ты решил… Нет, не в том смысле! Мне рассказал… общий знакомый, что на Григория напали бандиты, разбили голову. Я вставила в телефон другую симку: у меня, случайно так получилось, есть запасная. Он не знает другого номера. Позвонила. Сначала по домашнему – не подошел. Совсем расстроилась: подумала, может, в больнице. Потом – по сотовому. Послушала, как он отвечает «алё» и прочее. Он долго старался, чтобы услышать кого‑ нибудь, и довольно бодро. Я бы даже сказала, жизнерадостно. Раньше я думала, что он именно меня так приветствует… Короче, поняла, что с ненаглядным все в порядке. Дальше сценарий, как ты понимаешь, предполагает сопли и вопли. Так что извини, была неадекватна!

– Я думаю, даже психолог порой должен поплакаться в первую попавшуюся жилетку, – ответил банальностью Ярослав.

– Если бы первую! – самокритично улыбнулась Царева. – Опять же, как профессионал, я знаю: чтобы освободиться от прошлого, нужно вспомнить и оплакать все, отпустить каждую подробность, каждый эпизод. Вне зависимости от того, каков характер прошедших событий: приятные они были сами по себе или травмирующие.

– А если это… катастрофа? – Ярослав подался вперед. – Глобальный катаклизм?

– Да, тот же принцип. Чтобы боль прошла, нужно сначала вытащить из памяти все, что запинал туда, когда было нестерпимо об этом думать. Как правило, психотравма плохо заживает, когда к событиям по сути своей ужасным добавляются стыд, чувство вины.

Ксения замолчала и выжидательно посмотрела на собеседника: мол, готова отвечать на вопросы, сколько понадобится!

А Ярославу было не до вопросов! Ему бы впору сесть перед Царевой и исповедаться ей в свою очередь! «Стыд, чувство вины» – колокольным звоном отдавались в голове слова. Он не в силах ни думать о чернобыльской трагедии, ни говорить о ней; он бежит от воспоминаний. Иногда ему снятся сны, от которых он просыпается с криком и вновь бежит: в работу, такую трудную, такую благородную и нужную людям… Он тогда так грамотно себя вел. Он спас сестру. Только он ведь уехал, бежал, а другие остались в отравленном городе. Он спасал и собственную шкуру. Стыд и вина.

– Нужно обязательно себя простить, – тепло, но твердо сообщила Ксения, будто услышала и приняла его «исповедь». Ее взгляд мягко ласкал лицо Ярослава. – Это главное и единственное условие исцеления! Чаще всего объективно человек мало что мог сделать для других. Например, ребенок всегда думает, что мог спасти своих родителей.

Ярослав вздрогнул и с недоумением воззрился на Ксению.

– От развода, например, – добавила та, будто нарочно старалась убаюкать его бдительность: я, мол, не о тебе, я так, вообще рассуждаю, – от болезни, от безвременной гибели.

Обтекаемые слова стали колючими и конкретными. Они все‑ таки догнали Ярослава и камнем упали в его сердце.

– Но ведь, если рассудить здраво, – добавила Ксения, – это не так! Бывает и хуже: человек струсил, сбежал. Но значит, в тот момент не мог поступить иначе!

– Так можно оправдать дезертирство, подлость. – Ярослав решил окопаться на рубеже отвлеченных рассуждений.

– Я думаю, подлец не испытывает чувства вины. А остальное… Поработал над собой – стал другим человеком. Тот, кто поступил плохо, перестал существовать. Это уж не открытие психологии. Тут можно вспомнить и постулаты христианства, и обычную юриспруденцию…

Ровная, уютная, успокоительная речь Ксении плыла куда‑ то мимо оглушенного Ярослава. Как у них, психологов, все просто: возьми да перестань чувствовать себя виноватым!

– Разумеется, не так все просто, – подхватила Ксения. Одно слово: женщина! Ведьма там, не ведьма… – Я вот тоже все никак не прощу себя за некоторые глупости, которые наделала в своей жизни!

Ярослав обрадовался возможности увернуться от обсуждения больной темы.

– Ты про историю с музыкальным магазином?

– Не только. – Царева задумалась. – Григория я все‑ таки отпустила за эти дни. Ты мне очень помог, Ярослав!

– Чем? – искренно заинтересовался он.

– Тем, что прочитал мои записки. Представляешь? Малознакомый человек читает то, что я написала. Содержание текста превращается из события моей внутренней жизни в нечто отвлеченное, далекое, вроде… ну, вроде приключений в каком‑ нибудь романе. Даже, когда писала, порой думала: так же просто не бывает, выдумки – и те должны выглядеть правдоподобнее! И все отодвинулось… Стало бумагой, чернилами, прекратило жить, – добавила она грустно.

«Так ли? » – Ярослав с сомнением посмотрел на Цареву, которая еще позавчера плакала при одном намеке на утраченное.

– Ксения, а у тебя такое… такое сильное чувство впервые?

– Намекаешь на мой возраст? – Она иронично усмехнулась. – Спасибо! Впервые. Я всю жизнь гадала, что же такое любовь, как это? Очень хотела испытать. И не жалею!

– Ты ведь была замужем?

– Это совсем глупая история. Я была девчонкой: восемнадцать лет. Даже, по‑ моему, значение слова «секс» смутно представляла. Я такая домашняя девочка была – послушная, покладистая. Папа почему‑ то очень боялся, что меня первый же мужчина с нечестными или несерьезными намерениями поманит – я и пойду, и буду потом страдать. Он решил поскорее выдать меня замуж за хорошего человека. Выбрал одного из своих молодых сотрудников. Хороший был мальчик. Мы на некоторое время привязались друг к другу – так как‑ то, по‑ детски. Заводить своих детей не торопились: я же училась, папа хотел, чтобы прежде закончила университет. Года через три догадались, что нам практически нечего делать вместе – ни в быту, ни в развлечениях, ни в постели. Потом аспирантура. Потом… Были какие‑ то поиски – находок не случалось. Я очень долго оставалась папиной дочкой. Знаешь, кто идет в психологи?

– Кто?

– Люди, у которых полно личностных проблем. Сапожник – без сапог. Я десять лет упорно работала над собой, чтобы всего‑ навсего стать свободной от родительского влияния на мою жизнь, судьбу, душу. И сейчас я постоянно что‑ то делаю: меняю себя, корректирую, подтачиваю характер. Поэтому мне было так обидно… Если бы Гришка чуть‑ чуть потерпел, я успела бы стать другой.

– Ты уверена, что это правильно: подстраиваться под него, себя переламывать?

– Переламывать – никогда не правильно. А изменить себя я все равно хотела именно в эту сторону. Гриша помогал мне: кое‑ что намеренно подсказывал и подправлял, иногда сама ситуация заставляла меня искать новое решение. Он – прекрасный учитель! Только…

– Я знаком с твоим героем, – перебил Ярослав.

Ксения беззвучно ахнула – будто задохнулась.

– Матвеев его фамилия, так ведь?

– Каким образом ты с ним знаком? – обрела дар речи Ксения.

– Мой самый близкий друг, несмотря на разницу в возрасте. Он очень замкнутый, можно сказать, скрытный…

– Что есть – то есть!

– Он вряд ли был бы в восторге от того, что я все это прочитал.

– Скажи, Григорий никогда не называл тебя так, коротко: «Ясь»?

– Так и называет.

– Я вспомнила, уже после того, как отдала тебе тетрадку: он однажды рассказывал о друге, который занимается странными делами, но человек хороший. Спросила, почему имя такое – он поляк, белорус? Нет. Больше из него не вытянешь. Позавчера подумала: может быть Ясь производным от Ярослава?.. Григорий заговорил о тебе после того, как я напугала его, назвавшись «ведьмой». Он все пытался освоиться с этой мыслью, крутил ее в голове так и эдак…

Ксения лукаво усмехнулась, неожиданно став очень соблазнительной.

Ярослав демонстративно окинул ее взглядом с нескрываемым восхищением:

– Да, Гриша умеет выбирать лучшее!

– Спасибо! – развеселилась было Ксения, но тут же добавила печально: – Только Григорий ведь меня не выбрал… в итоге.

– Еще чаю‑ кофею нальешь?

Ярославу заметно полегчало после шока, вызванного беседой о травматических переживаниях и чувстве вины.

– Так чаю или кофею? – звонко уточнила Ксения, мотнув красиво стриженными волосами, будто стряхивая с них печаль.

– Зеленый есть?

– Ask!

Ну прямо девчонка, Настьке под стать!

– Давай! И побольше!

Ксения, не оборачиваясь, расставляла чашки.

– Ярослав! – начала она по‑ прежнему бодро, но опять серьезно. – У меня тут на досуге родилось одно соображение, может быть, важное для решения нашей загадки.

Ярослав только теперь осмыслил, что за все время пребывания в «ЧеНепе» не поинтересовался состоянием энергетического пробоя, ради исследования и устранения которого сюда пришел.

– Помнишь, когда ты впервые пришел к нам и заглянул в мой кабинет, ты заметил лужу под окном? Я стояла у распахнутого ливню окна и думала: хорошо бы Гришка узнал, что со мной творится. А еще лучше – случилось бы что‑ нибудь, что заставит его заглянуть в себя, в самую глубину. Испытал бы он ту же боль, что я, во всей полноте? Вот ему и прилетело! Я теперь самой себя боюсь!

Ярослав покачал головой: бывают же совпадения!

– Еще ты сказал, что я сильная. Как думаешь, могла послать любимому на голову… такое?

– Такое? – усмехнулся Ярослав, вспомнив «дротик» и его вероятное внеземное происхождение. – Такое точно не могла! Я вот тоже недавно испугался, что ненароком взорвал нефтяное поле на Ближнем Востоке. Обошлось. Почудилось: мания величия обострилась.

Ксения тепло рассмеялась.

– Но вот что я думаю. Если Гриша был хотя бы вполовину столь же неравнодушен к тебе, как ты – к нему, то между вами была очень мощная связь. Собрались двое людей с огромным энергетическим потенциалом, хоть и не практикующих! Разрываешь такую связь по живому – получаешь дырищу! Элементарно.

Пока Ярослав излагал свою гипотезу, она существенно дополнилась. Быть может, Матвеев уже тогда влип в опасную игру, некая, пока еще не ясная, роль в которой принадлежит «дротику»? Не столь важно, появился ли сам «дротик» на сцене сразу или позже. Главное, Матвеев столкнулся с какой‑ то серьезной опасностью, не захотел подставлять женщину, которая была рядом, и прекратил отношения! При этом нарочно навязал ей чувство вины за разрыв: чтобы внимательная и умная Ксения не докопалась до истины! Стройная версия! Но еще история «дротика» как‑ то связана с личными делами Григория и с женщиной, вспомнил Ярослав. Сама Ксения все‑ таки вряд ли опасна: в ее записках – ни фальши, ни умолчаний – он готов был голову дать на отсечение!

Новые соображения Ярослав, ясное дело, не стал озвучивать.

– Похоже на правду, – задумчиво кивнула Ксения.

Он‑ то опасался нового ущерба носовым платкам и макияжу! Но женщина, определенно, была сегодня куда спокойнее. И неспроста!

– Похоже! – кивнул он. – Как мне, дураку, такая хрень сразу в голову не пришла?! Ксения! Что ты сделала с пробоиной?

– Энергетической? Мне кажется, она поменьше стала. Тебе тоже?

– Дырку от бублика ты себе представляешь?

– Отчетливо!

– А от баранки?

– Вполне!

– А от сыра «Маасдам», например?

– Лучше всего: вот же он, перед глазами!

– Ну, вот так: была дырка от бублика, а стала – от «Маасдама». Что ты для этого сделала?

– Ничего специально не делала. Понимаешь… После встречи с тобой я посмотрела на себя со стороны. Как бы твоими глазами – взглядом мужчины, постороннего человека, а не любящих меня подруг или партнеров по танцам, для которых я – не я, а таинственная незнакомка, мытая Золушка в бальном наряде. Обнаружила, что совсем распустилась. Чему клиентов учу, к себе приложить не в силах. Стыдоба! Вышла на улицу – ветрище такой сильный, ураганный! Погуляла, подумала, мозги прочистились. Поняла очевидное: что ждать больше нечего… В конце концов, если бы он в глаза мне бросил: ты не нужна, пойди прочь – было бы еще хуже. Значит, пощадил меня, пожалел. Спасибо… И пора приходить в себя. С тех пор я не плачу, заметил?

– Заметил. – Ярослав рассеянно кивнул.

Какую же тайну скрывает Григорий Матвеев и от чего он пытался уберечь свою Ксению, по живому разрывая сильную и ценную для обоих связь?

– Ну как, будем ликвидировать разрыв?

– Что?! – Ксения побледнела.

Ярослав зажмурился от досады: вот же ляпнул! Постарался ответить небрежно, будто ничего не случилось:

– Энергетический пробой – это разрыв в структуре пространства и времени. Закроем дырочку?

– Конечно, – безразлично кивнула Ксения.

«А ты говоришь, что забыла его! – мысленно поддел Ярослав. – Все бы ты так встрепенулась от одного намека на ликвидацию разрыва! »

Для ликвидации разлома ему не требовалось делать каких‑ либо эффектных жестов. Даже руками шевелить не надо: он же находился в самом центре аномалии. Ярослав просто опустил глаза и сосредоточился. Края разлома начали стягиваться; в центре вихрь энергии со свистом, почти реально слышимым, уходил в никуда. Настоящая, а не выдуманная в книжках, работа с тонкими энергиями, как правило, неброско выглядит со стороны. Для мысленного взора она, правда, довольно зрелищна.

Царева понимала, что Ярослав погружен в работу, и не вмешивалась, молча ждала. На некоторое время он забыл о присутствии хозяйки кабинета. А вспомнил оттого, что услышал дыхание – тяжелое, будто Ксения со всех ног бежала в гору. Поднял глаза. Она сидела в соседнем кресле, тяжело опершись о подлокотники и наклонясь вперед, как астматик. Лицо приобрело голубоватый оттенок.

– Что с тобой?

– Не знаю! Воздуха не хватает, – проговорила она с одышкой.

Ни хрипения, ни свиста не доносилось из ее горла. Ярослав, убей, не видел, чтобы бронхи Ксении были стиснуты отеком. И сердце в порядке, только страдает от недостатка кислорода.

– Зато я знаю! – воскликнул Ярослав. – Держись! Потерпи немножко! Сейчас станет еще хуже, а потом пройдет.

– Я потерплю. А можно окно открыть?

Ксения уперлась локтями в подоконник. Ярослав теперь не закрывал глаз: продолжая стягивать края разлома, поглядывал на Цареву: как она?

Оставалось совсем чуть‑ чуть. Большая пробоина в тонкой структуре пространства и времени собралась до размеров узкой водопроводной трубы. А поток энергии в нее уходил прежний, только скорость увеличилась в десятки раз! Тонкий свист на грани слышимости резал уши. Ксения повернулась лицом к Ярославу, сползла по стене и села на пол под окном, глаза ее закрылись.

– Не смей брякаться в обморок! – прикрикнул на нее Ярослав и в один прыжок оказался рядом. Вспомнил, что в таких случаях говорят врачи, и потребовал: – Открой глаза сейчас же!

Вдох после двух выпаленных на одном выдохе фраз. Легкие не заполнились. Ярослав автоматически втянул воздух поглубже. Вновь не набралось достаточно, чтобы насытить легкие. Ладно, некогда! Он направил левую ладонь в сторону крошечного черного отверстия, зависшего прямо посередине комнаты, а правую положил Ксении на голову. Его подопечная распахнула глаза, вздохнула полной грудью и внезапно легко вскочила на ноги. Ярослав почувствовал, как воздух пронесся сквозь его бронхи, словно сквозь аэродинамическую трубу. Пробоя больше не существовало.

– Убрал дыру?

– Убрал.

– Что со мной было?

Ярослав помедлил с ответом.

– Ты же знаешь! – допытывалась Ксения.

«Просто кое‑ кто, прекращая отношения с тобой, очень боялся, что разрыв впрямь станет полным и окончательным, хотел обязательно остаться в памяти твоего сердца, твоего тела, твоей души! Программа называется: не могу без него дышать! И ты добровольно согласилась: не могу! »

– Обычное явление при закрытии крупных пробоев! – соврал Ярослав.

Оказавшись на улице, он первым делом огляделся: надо же, наконец, узнать, какая погода. Гарь висела над асфальтом тяжелой желто‑ серой пеленой. Слепым серо‑ белым затянуто небо – не то облака в вышине, не то смог над городом. Сегодня урбанистическому пейзажу совершенно нечем было порадовать взгляд. Даже молодая зелень деревьев казалась прибитой и неприкаянной. Растения будто просили: забери нас отсюда, помоги выбраться туда, где свежий воздух и чистая вода, где жизнь вместо медленного умирания. Ярослав поморщился.

Григорий ответил со второго гудка. Ни звонкого «алё», ни обычного радостного «здорово».

– Нет, Ясь, сегодня не приезжай… Пожалуйста, давай перенесем разговор: мне сегодня не до встреч!.. Со здоровьем все в порядке… Никаких проблем, связанных с нашим делом… Родители, дети, квартира, дача, машина в порядке. Извини, Ясь…



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.