Annotation 18 страница
На следующее утро я просмотрела местные новостные сайты и интернет-версии газет Сан-Франциско в поисках сведений о Пало-Альто. Ни о расследовании убийства, ни о мужчине, которого обнаружили мертвым дома, ничего не было. Странное дело – в новостях не нашлось ни слова. Конечно, вряд ли убийца был общительным человеком. Прежде чем кто-то найдет его в кровати, могут пройти недели. Эта мысль не радовала. На тот случай если меня решит проверить мама, перед уходом в школу я очистила историю поиска в ноутбуке. Этого достаточно, чтобы удержать ее от вопросов, но как насчет полиции? Что, если на моем винчестере остались улики или следы, ведущие ко мне после просмотра новостных веб-сайтов? Я вздохнула. Если кто-либо решит устроить моему компьютеру серьезную судебную экспертизу, мне все равно будет крышка по десятку других причин: звонки с моего телефона, данные в навигаторе машины. В криминальных шоу хватает крошечной зацепки для того, чтобы схватить убийцу. Однако в телепередачах всегда был очевиден мотив. Но кому взбредет в голову, что ученица старших классов провела за рулем всю ночь, чтобы убить случайного незнакомца? Если только эта ученица уже прославилась ужасным столкновением с терроризмом, а от опыта такого рода у человека может появиться одержимость смертью. По крайней мере, моя защита всегда сможет сослаться на сумасшествие. Добравшись до школы, я поискала машину агента Рейеса, но безрезультатно. С первого дня после зимних каникул он ни разу не появлялся. И прекрасно. Наверное, хорошо, что теперь, когда я стала преступницей, ФБР мной не интересуется. Если бы здесь появился Рейес, меня бы подмывало задать ему ряд вопросов о гипотетических серийных убийцах. А отныне эта идея не такая уж хорошая. Сначала я отправилась в кабинет учета посещаемости[119] и вручила записку от мамы. Там объяснялось, что она серьезно больна, и, возможно, в следующие месяцы я пропущу часть уроков, помогая ей. Мама была кристально честна, поэтому в записке не оговаривалось мое вчерашнее отсутствие. Однако все предположили то, чего и следовало ожидать, и очень мне сочувствовали. Я училась в выпускном классе, и выписки из моей экзаменационной ведомости уже были отосланы в колледжи. Считалось, что старшеклассники в последнем семестре забывают про учебу. То, что у меня появился действительно благовидный предлог, все упростило. В коридоре меня поджидала Джейми. – Привет! – Она виновато поздоровалась со мной, легко взмахнув рукой. То, что она проговорилась о моем тайном приятеле, уже почти вылетело у меня из головы. Я обняла Джейми. – Рада тебя видеть. Прости, что я исчезла, никого не предупредив. – Я понимаю, почему тебе понадобилось побыть одной, но Анна совершенно обезумела. Мне пришлось ее успокаивать. – Спасибо, Джейми. – И ты на меня не дуешься за то, что я рассказала о твоем приятеле? Я предположила, будет лучше, если она узнает, что тебе есть куда податься. А не то она бы думала, будто ты ездишь всю ночь напролет и занимаешься всякими глупостями. У меня вырвался смешок. «Всякие глупости» были несопоставимы с тем, что я совершила ночью. Джейми восприняла смешок как знак прощения, и мы обнялись снова. Но когда мы отстранились друг от друга, она выглядела встревоженной. – Ты говорила что-то непонятное о зловещих жнецах. Что на тебя нашло? – Ничего, – ответила я, пожав плечами, – просто из-за плохой новости о маме я была сама не своя. – А насколько серьезно больна Анна? – Точно не знаю, – произнесла я и задумалась. Я ведь могла бы провести утро в Сети и выудить оттуда всю информацию об МДС, а не рыскать по сайтам в поисках новостей о убийстве старика. Пожалуй, дочь из меня получилась такая же никудышная, как и преступница. – У нее проблемы с кровью. – Вроде лейкемии? Я покачала головой. – Мне никогда не доводилось о таком слышать. Вроде бы лечение займет некоторое время. И пока еще неизвестно, будет ли она… Голос начал мне изменять, и я сглотнула. Я почувствовала, как ноги делаются ватными. Прозвучал второй звонок на урок, и коридор вокруг нас опустел. Джейми положила руку мне на плечо. – Нужно ли тебе вообще находиться сегодня в школе? – Мама в этом не сомневалась. – Наверняка тебе влетело по полной. – Ага. – Мы особо не говорили о моем наказании, но сегодня утром мама забрала мою новую машину и укатила на работу. Я была уверена, что в ближайшем будущем вовсе не сяду за руль. – Ерунда! Даже если она до моего восемнадцатилетия применит ко мне домашний арест, ждать осталось недолго. Всего-то три месяца! Джейми усмехнулась. – Ты выбрала удачный момент для мятежа. Должно быть, твоя мама хочет познакомиться с твоим таинственным парнем. – Благодаря тебе. – А у меня тоже появится возможность с ним познакомиться? Я сгораю от нетерпения! Я пристально посмотрела на нее. – Поэтому ты ей все выложила? – Конечно, нет! – возразила она, прижав руки к сердцу. – Но я рада, что рассказала. Анне надо быть в курсе событий, в особенности сейчас. – Ты права, – согласилась я, задаваясь вопросом, каковы мои шансы на то, что Яма сядет с нами за стол обедать. А если я признаюсь ему в совершенном убийстве, то усложню ситуацию. Тем не менее у меня опять не было выбора. Джейми потащила меня в класс. – Лиззи, вам обеим пора прекратить таиться друг от друга! Я кивнула, поскольку была не в состоянии продолжать разговор. В моей жизни появилось столько тайн, но я никогда не осмелюсь раскрыть их. Ни мама, ни Джейми, ни любой другой человек из верхнего мира ничегошеньки не узнает. В конце концов, у меня возникло подозрение, что я вообще не смогу быть откровенной ни с кем. Вечером мы с мамой вместе готовили, а также беседовали. Нет, не о ее болезни, а о моем отце, о его личных качествах. Странно, ведь с тех пор, как папа нас бросил, мы старались не говорить о нем. – Он считает людей пешками в своей игре, – заявила я, думая и о мистере Хэмлине. – Мы существуем для его развлечения. Мама нахмурилась, как будто хотела высказаться в его защиту, но затем покачала головой и сказала: – Прости, я была молода. В итоге мы засиделись допоздна, и мама разделила со мной свой бокал вина. Мы чокнулись за хороший оставшийся год, ведь нам, вероятно, уже выпала наша доля несчастий. Минди лучилась счастьем из-за того, что является частью нашей маленькой семьи. Она наблюдала за нами из своего угла, поэтому я не заводила никаких разговоров о детстве матери. Теперь, когда Минди забыла случившееся тридцать пять лет назад, напоминать ей о трагедии казалось жестокостью. Потом мама отослала меня спать. Минди переполняла энергия. Ей хотелось погрузиться в реку, добраться до Нью-Йорка и шпионить за моим отцом. – Давай-ка в другой раз. Надо кое с кем встретиться. – Ты имеешь в виду своего парня-психопомпа? – спросила Минди, пожав плечами. – Он тоже может к нам присоединиться. Я не сразу поняла, что новая Минди ни капельки не боится злодеев. Однако то, что мне придется объяснить Яме, не предназначено для ее ушей. – Не сегодня. Я вернусь до рассвета. Минди немного поворчала, но в конечном счете отправилась бродить по округе в одиночку – бесстрашное маленькое привидение. Я встала посреди спальни и плавно переместилась на обратную сторону, приготовившись встретиться с Ямой лицом к лицу и сознаться в содеянном. Но не успели затихнуть произнесенные мной магические слова из службы спасения, как отдающий ржавчиной воздух донес до меня голос. «Элизабет Скоуфилд… ты мне нужна». Судя по звуку, голосок принадлежал ребенку, возможно, ровеснице Минди. У меня замерло сердце: что, если одна из освобожденных мной девочек до сих пор мается на том свете? Но когда меня окликнула снова, я различила легкий акцент, как у Ямы. Меня звал призрак его сестры Ями. Река знала, что делать. Мне всегда было любопытно, как Яме удается мгновенно появляться по моему зову. Впрочем, течением управляли связи и желания. Воды Вайтарны бурлили от моего стремления понять, почему вместо Ямы меня позвала его сестра. Я вступила в поток, и он тотчас подхватил меня, неистовый и стремительный. Причина должна быть простой, ничего ужасного. Разве мама не объявила, что в этом году несчастий больше не будет? Я вынырнула из водоворота и увидела новый пейзаж. Куда ни глянь, во всех направлениях простиралась безликая равнина, хотя небо выглядело каким-то неправильным. Вместо черноты звездной ночи на нем алел гаснущий закат, правда, ржавый и неяркий. Я невольно удивилась тому, что над бесконечной серостью все же просвечивают потускневшие краски. Ями была на месте, ее огромные глаза так и впились в меня. – Давно не виделись, – сказала я. – Нам обеим было не до того, – произнесла она, расправляя складки серой юбки. – Пришлось занять место моего брата, когда он решил забросить свой народ. – Ясно, – проговорила я и на миг замолчала. Яма однажды упомянул, что его сестра не одобряет наше знакомство. – Мне жаль, если я его отвлекала, – добавила я. – Сомневаюсь, – буркнула она. Я прищурилась. – Разве я его не отвлекала? – Так и есть, но я сомневаюсь, что тебе жаль. Натолкнувшись на ее правоту, мои умные доводы разлетелись в пух и прах. – Ями, почему ты меня позвала? Твой брат в порядке? – Он просит прощения за то, что не смог прийти. В нем нуждаются его люди, – вымолвила она и затихла. – Они в кольце… – Там внизу бой? – вырвалось у меня, и я тревожно встряхнула головой. – Разве в подземном мире бывают войны? – Не совсем войны, но если совершается нападение, оно оказывается столь же смертоносным. Нам угрожает хищник. Чтобы вникнуть в смысл сказанного, мне потребовалось время. А когда я вникла, мне на ум пришли чудовища. – Просто жуть. – Владыка Яма не боится, но, полагаю, ты можешь… – Она протянула мне руку. – Мой брат все объяснит. – Ты собираешься взять меня в подземный мир? Ями приподняла брови, как будто я не стою даже элементарного ответа «да». Яма рассказывал мне о своем прекрасном доме, но мысль о столь глубоком спуске меня пугала. Мне до сих пор было не по себе от нескольких случайных призраков в школе. Я не могла представить себе город, где их тысячи. Я взглянула на кроваво-красное небо. – Мы уже близко? – Здесь протекает самая глубокая часть реки, – пояснила Ями. Пока я колебалась, она щелкнула пальцами, и с них упала густая тягучая капля. – Давай, девочка. Или ты боишься отправиться в преисподнюю? – Как мило ты выражаешься, – произнесла я, уставившись на растекающуюся черную лужицу между нами. – Извини меня за мой английский, – улыбнулась она. – Может, ты предпочитаешь название «Гадес»? [120] Кстати, там неплохо. И весьма тихо. – А еще там есть хищники. Она кивнула. – Сейчас – да. Но мой брат, похоже, считает, что ты способна нам помочь. Против такого не поспоришь, кроме того, я решила встретиться с Ямой и рассказать ему обо всем, что случилось со мной за последние два дня. Я потянулась к его сестре. Мы спустились вниз: настолько глубоко мне еще не доводилось забираться. Здешний свет отличался от верхнего уровня загробного мира. Небо, земля и даже одежда Ями окрасились румянцем – и этот оттенок был ярким, по крайней мере, по сравнению с бесконечной серостью обратной стороны. Воздух тоже изменился. Чтобы его вдыхать, моим легким приходилось усиленно работать. Я будто очутилась в тесной комнатушке, набитой свежесрезанными цветами, пахнущими кровью и ржавчиной. Мы очутились на балконе, с которого открывался вид на изломанную линию горизонта. Повсюду возвышались здания, они не соответствовали друг другу и напоминали коллаж из фотографий, а не город. Казалось, их собрали из разных эпох: от каменных лачуг до особняков с колоннами и современных многоквартирных высоток. Скопище разнообразных окон, в которых отражалось кроваво-красное небо, бесстрастно взирало на меня. Зрелище было величественное. А что, если город возводился тысячи лет, и в нем никогда ничего не сносилось? А может быть, существовавшие на земле города соединились в нем воедино? – Кто это построил? – Никто. Здания просто сохранены в памяти. Ну, разумеется, дома-призраки. Я подошла к краю балкона и перегнулась, созерцая город мертвых. Мы находились на высоте нескольких этажей, и я заметила, что границы строений размыты, подробности трудноразличимы: передо мной темнели поблекшие воспоминания, получившие форму. Все было безжизненным. В разные стороны тянулись широкие пустые проспекты. Непрестанный ветер не шевелил ни одной соринки. Ни транспорта, ни светофоров. – Где люди? – Там, где они всегда прячутся, когда под дверью поджидает волк. Внутри. Я повернулась к ней. – Волк в буквальном смысле? Призрак зверя? Ями промолчала. Похоже, она хотела, чтобы я сама догадалась. У меня не было настроения с ней играть. – Где Яма? – Ямараджа там, где в нем нуждаются. Он вернется, когда сможет. – Ты говорила, я могу помочь. Как? Ями ненадолго задумалась, а затем произнесла: – Выпьем чаю? Она зашла внутрь через балконные двери, столь же громадные, как футбольные ворота. Они вели в гигантскую комнату размером с мой дом. Посередине был расстелен узорчатый ковер, окруженный десятками подушек. Над потолке висели люстры со свечами. Когда я переступила порог, из теней выступили мужчины в свободных брюках и халатах до колен. Они зажгли огни в рожках светильников, используя тонкие свечи. Призрачные слуги были такими же серокожими, как и Ями. Они не разговаривали, хотя один встретился со мной встревоженным взглядом и сразу потупился. Ями устроилась на подушке и жестом указала мне на место напротив. – Устраивайся поудобней, девочка. – Меня зовут Лиззи. – Тебе лучше относиться к своему имени более уважительно, Элизабет. Здесь очень важны имена. Я не стала садиться, вбирая в себя красоту зала. Высеченные из камня колонны с каннелюрами[121] удерживали сводчатые потолки, которые были расписаны красно-коричневыми завитками. Свечи в люстрах мерцали, как звезды. Вдруг Ями сказала: – Хищник забирает только детей. От этой новости у меня подкосились колени. Я села, лишившись на мгновение дара речи, и уставилась на тканый ковер. Узор, составленный из зигзагов и ромбов, запестрел у меня перед глазами, и мое зрение запульсировало вместе с сердцем. Только детей. Ями щелкнула пальцами, и вперед вышли двое слуг. Вместо горящих свечей они держали серебряные подносы, на каждом из которых стояли заварочный чайник под паром и фарфоровая чашечка без ручки. Пока они нас обслуживали, Ями наблюдала за их работой и благодарила каждого поименно. Воздух стал вязким, поскольку зал наполнил аромат, напоминающий запах роз и жженого сахара. – Хищник, – повторила я. – Он – один из нас, психопомп. Она кивнула, ожидая продолжения. – А дети… они мирно умерли, окруженные заботой родителей. Я имею в виду, в то время, когда они были живы. – Но этот человек беспокоил и тебя, – отчетливо проговорила она. – Он тот, кто послал моему брату сообщение. Я кивнула. «Я голоден» – предупреждение. – Как ты привела его сюда, девочка? – Зачем мне это? Я даже никогда не была здесь раньше! – Как бы еще он установил связь с моим братом? – Связь? – переспросила я, пытаясь вспомнить, что произошло в подвале в ту ночь, когда мистер Хэмлин отдал мне Минди. – Я поцеловала его руку, но Яма обо всем знает. – Думай лучше, Элизабет, – отчеканила Ями, подчеркивая каждый слог моего имени. Я зажмурилась и услышала голос мистера Хэмлина. «Я хочу, чтобы ты кое-что передала своему весьма впечатляющему другу. Напомни-ка как его зовут? » И я ответила. – Ямарадж, – выдавила я. – Я сказала мистеру Хэмлину его имя… случайно. Ями пристально смотрела на меня, затем подняла свою чашку и подула на нее. От ее губ клубился пар. Я с трудом вдыхала густой, отдающий кровью воздух. Здесь имена были и впрямь очень важны. Вот почему мистер Хэмлин смог проследовать за мной до самого Нью-Йорка! – Прости. Я не знала, что этого делать нельзя. Меня не предупредили. – Мой брат тебе не сказал, – ответила Ями, смежив веки. – Ты его отвлекаешь. И он не хотел пугать тебя правилами загробного мира. Ты превратила его в дурака самим своим существованием. Я замотала головой. Яма тоже часто говорил мне, что здесь важны имена, просто недостаточно доходчиво. Возможно, после трех тысяч лет это казалось для него очевидным. И нельзя же объяснить невежественным новичкам все сразу! Надо проявлять хоть какую-то снисходительность. У меня резко пересохло во рту. Я потянулась к чашке, но в ней не было ничего кроме пара. – Одни воспоминания, – пояснила Ями. До меня не сразу дошло, что она имела в виду чай. В подземном мире не было ничего, кроме призрачных воспоминаний. Примерно так же дети играют с пустой посудой в чаепитие. – Сколько детей он забрал? – спросила я. – Пока трое. – Чем я могу помочь? Ями вздохнула, будто мои мозги загустели, как здешний воздух, и я совсем ничего не соображаю. – Ты заявила, что поцеловала его. Ты знаешь имя хищника. – Да! Мы связаны, – подтвердила я, с трудом вставая. – Я позову его или выслежу, сделаю все, что надо. Ями подняла ладонь. – Подожди Ямараджу. Правосудие вершить ему. Глава 37
Внизу вплоть до далеких холмов разливается тьма, накрывая долину покровом полуночи. Ни один костер не притягивает глаз, и в засушливый сезон небо не отражается от ярких разбегающихся ручьев. Но Дарси Патель замечает, как среди непроницаемого бархата сверкает единственная блестящая монетка – яма с водой. Пересохший язык скребет по мучительно растрескавшимся губам, однако Дарси не спешит и замеряет координаты созвездий Ворона и Южного Креста. Она должна идти строго по прямой, чтобы до восхода солнца успеть добраться до пятна жидкого серебра. Последние семнадцать дней принесли ненасытный зной, который забрал по очереди вьючных животных, каторжан, а затем и вольных членов экспедиции. Местные проводники благоразумно сбежали еще неделю назад. Курс определен, Дарси ковыляет по неровному склону, жажда задает темп. Дарси предстоит долгая ночь. Тем не менее рвение Дарси сдерживают болезненные падения из-за того, что ее внимание приковано к созвездиям над головой, а не к россыпи камней под ногами. Высохшие русла пересекают долину, и вскоре мышцы начинают гореть от усталости. Дарси то карабкается вверх, то спускается вниз… Ей не дает покоя запах вяленого мяса в заплечном мешке, но во рту слишком сухо, чтобы от еды был какой-то прок. В самое холодное время суток, когда чуть озаряется горизонт, впереди мелькает проблеск воды. Дарси даже не смеет в это поверить. Но почва под ногами становится мягче, и нос улавливает в воздухе запах остролиста и мятного куста. [122] Слышится далекий всплеск. Наверное, горный валлаби[123] спустился на свой первый за день водопой. Но беспокойство о свежем мясе будет потом… а сейчас Дарси хочет только одного. Она изнывает от жажды. Она бежит, падая на колени в красную грязь. Как только лицо касается воды, ее трясет от взрыва чувств. Наконец-то охлаждаются ранки на губах, трещины в горле крадут первые глотки до того, как влага достигает желудка. Проходит целая минута, прежде чем Дарси удается напиться, и она пытается выбраться из объятий грязи. Но та не отпускает Дарси. Она подтягивается на локтях, но это все, на что она способна. Ее руки и ноги оказываются в ловушке чего-то вязкого и неодолимо сильного. Странно, но в нескольких сантиметрах от ее лица вода ускользает вниз. Нечто огромное шевелится в глубине, как будто вздымается сама земля… Дарси слышит вокруг себя шлепки и вытягивает шею. В розовом свете зари дюжина валлаби прыснула в разные стороны, спасаясь бегством от того, во что постепенно превращается огромная глыба липкой грязи… Засасывающий захват ослабевает, и Дарси, приложив все силы, встает на ноги. Какое-то мгновение она стоит прямо на набухающей куче грязи, но внезапно красная земля под ногами делается вязкой, и Дарси погружается в живое, пульсирующее тепло. Неторопливая и безжалостная жижа неумолимо поглощает ее тело и, в конце концов, заполняет легкие. Задыхающаяся Дарси ощущает глубинные содрогания и рокот древних газов в ядре, чье звучание похоже на слово… Буньип! Дарси проснулась в испуге, хватая ртом воздух, мутузя скрученные простыни. Она далеко не сразу поняла, что цела и лежит в безопасности на собственной постели, а не задыхается в алчной грязи священного водопоя в австралийской глухомани. Много времени прошло с тех пор, как она в последний раз видела кошмары о Буньипе. Однако сейчас, покрываясь потом, Дарси в полной мере вспомнила вдохновленные книгами Кирали ночные ужасы, которые снились ей, когда она только вступила в подростковый возраст. Тут-то она и сообразила, что черная нефть из ее романа подозрительно похожа на живую красную землю из легенд Тейлор. Забавно, что Кирали никогда об этом не упоминала. Заметила ли она вообще? А может, просто привыкла к тому, что у нее заимствуют? Имоджен лежала, свернувшись в клубок, на своей стороне кровати. Кошмар ее не потревожил. Было девять утра – обычно она начинала просыпаться через несколько часов. За пять недель, что прошли после того, как Дарси отослала издателю исправленный текст своего романа, Дарси прекратила бодрствовать по ночам и порой отправлялась спать в два часа после полуночи. Однако Имоджен по-прежнему строчила до утра, стараясь сделать первый черновик «Фобоманта» идеальным и впечатляющим. Их часы сна постепенно переставали совпадать. «После всех этих мучений…» Дарси выскользнула из кровати, надела халат, шлепанцы и неслышно пробралась на кухню, чтобы приготовить кофе. На плите стоял кофейник Имоджен, а в холодильнике хранился эспрессо той марки, которую предпочитала Имоджен. Их вещи перемешались, вкусы переплелись. Но сегодня, когда Имоджен еще спала и Дарси одна встречала холод раннего марта, она чувствовала себя падшей. Изгнанной из рая для подростковых авторов и живущей с Одри Флиндерсон. Она отмерила порцию молотого кофе, наполнила кофейник и принялась наблюдать за тем, как горит пламя. В ожидании, пока забулькает кофе, Дарси грела руки над конфоркой. В параллельной вселенной она бы наткнулась на другую страницу из дневника – исследовательскую заметку, идею для сюжета или очередной нелепый псевдоним Имоджен. А может, она бы блаженствовала в своем неведении и, несомненно, с возбуждением ждала нового дня работы над книгой. Но эта Дарси не написала ни единого слова «Безымянного Пателя». Прошлой ночью уже не в первый раз Имоджен застала подругу за ее обычным занятием: Дарси задумчиво пялилась в окно. Имоджен закрыла свой ноутбук и, вздохнув, произнесла: – Нет ничего зазорного в том, чтобы растрачивать время после окончания романа. У тебя обычная послеродовая депрессия. Она лечится тем, что ты начинаешь писать следующую книгу. Ее совет был неплох… «Безымянный Патель» требовалось закончить менее чем через шесть месяцев. Но Дарси чувствовала себя выжатой досуха последними днями редактирования. Она отбросила все предыдущие попытки и отправилась в новом, безумном направлении. Послала своих персонажей в ад, порезала их на куски, а потом убила одного из своих любимцев. Ямараджа остался с разбитым сердцем тяготиться вечностью, наконец-то почувствовав себя как настоящий бог смерти. В общем, хеппи-энда не получилось. Но что удивительно – концовка понравилась и Мокси, и Нэн Элиот. Дарси могла ликовать… после всех этих мучений. Однако Имоджен не удосужилась даже просмотреть последнюю главу, сочиненную Дарси. Недели плавно сменяли друг друга, а Имоджен все откладывала чтение, ссылаясь на то, что ей нужно сосредоточиться на первом черновике «Фобоманта». Когда она с ним расправится, сразу уделит новой концовке Дарси все свое внимание. А может, Имоджен надоело слушать про финал. Ее тошнит от всего, что связано с Дарси Патель. Наверное, теперь это все – просто мучение. На плите, обещая ей утешение, зашипел и забулькал кофейник. Дарси налила себе чашку эспрессо, обхватила ее обеими руками, чтобы согреться, и вернулась к ноутбуку в большой комнате. Она проверила почту. Ее поджидало письмо от Реи: «Привет, Дарси! В прикрепленном файле – предпечатные исправления и издательские инструкции. [124] Мы ускорили подготовку к печати, и Нэн говорит, что если ты отошлешь нам текст до среды, можно будет подготовить предварительные копии для американской книжной ярмарки. [125] Ура! » Дарси слегка приободрилась, и ее уныние начало развеиваться. В том, что ее книга подготовлена к печати, было что-то приятно официальное и одновременно – пугающее. Она углубилась в изучение инструкции. Это был список из имен и характеристик каждого персонажа. «Лиззи: 17 лет, сокращенное от Элизабет, белая, единственный ребенок, цвет волос неизвестен. Ямараджа: выглядит на 17 (3000? ), индус (смуглая кожа), брови «домиком», красивый, брат Ями…» Дарси нахмурилась. Подробности о ее героях казались скудными и пресными. Конечно же, в тексте упоминается цвет волос Лиззи. Она открыла файл и провела быстрый поиск по слову «волосы», но выяснила лишь то, что они у Лиззи достаточно длинные, и она может закладывать за ухо мокрые пряди. Дарси тихо выругалась и прочла следующее описание: «Джейми: 17 лет, имеет машину, живет с отцом». – «Имеет машину»? И все? – воскликнула она. Ни цвета волос, ни братьев или сестер? Ни расовой принадлежности? О ней вообще почти ничего не известно. Но по мере развития сюжета Джейми становится совершенно потрясающим, хоть и не секси-персонажем. Однако Джейми не только подруга, а краеугольный камень нормальной жизни, который удерживает Лиззи в реальности. И она оказалась картонным силуэтом. – Как же так! – вырвалось у Дарси. – Эй! – откликнулась заспанная Имоджен из дверей спальни. – Ты орешь на саму себя? Дарси кивнула. – Прислали отредактированный для печати текст. Оказывается, я паршиво прописала персонажей. Имоджен почесала голову и принюхалась. – Это кофе? Они сели друг против друга, внимательно читая распечатки издательских инструкций. – Хронология событий – просто отпад, – заявила Имоджен. – Точно. – Литературный редактор тщательно проанализировал все упоминания о времени в книге Дарси. («Это был день в школе? Ночное время? Сколько прошло недель? ») и собрал их в одном месте. Дарси изумилась тому, что не догадалась сама создать столь полезный документ. Впрочем, другой документ – руководство по принятым в «Парадоксе» правилам оформления текста, был скорее загадочным, чем полезным. В «Парадоксе» требовали использовать серийные запятые[126] и хотели, чтобы воспоминания в виде прямой речи были выделены курсивом. Числительные до ста и сто требовалось писать прописью, а выше – цифрами, за исключением круглых чисел, появляющихся в диалогах, например, миллиона. А еще там было множество пунктов с деталями, о которых Дарси никогда и не задумывалась. Однако, по крайней мере, эти решения были приняты за нее. Обратившись к самой рукописи, Дарси нашла новые каверзные вопросы и то, что можно расценить как «вкусовщину». Она в ужасе смотрела на поля, которые пестрели сотнями вопросительных знаков – по несколько штук на каждой странице. Дарси просматривала документ, выборочно читая редакторские пометки. – Джен, что такое «нельзя шипеть без шипящего звука»? – Откуда это? – спросила Имоджен, которая к этому времени открыла у себя в ноутбуке собственную копию документа. – Когда Лиззи находится на своей кухне с мистером Хэмлином, – сказала Дарси, проследовав по пунктирной линии от комментария к тексту. – В том абзаце, где говорится: «– Тихо! – зашипела я…» Что означает «без шипящего звука»? – А то, что в «тихо» нет ни одной «ш». – Разве, если в слове нет «ш», его невозможно шипеть? – Я умею. Тихо! – зашипела Имоджен, понизив голос до шепота, напрягая мышцы шеи и обнажив зубы, будто змея – клыки. – Надо же, – восхитилась Дарси. – Ты и впрямь прошипела. Она создала собственный комментарий и впечатала туда «оставить, как было». Этому корректурному знаку ее научила Кирали, сказав, что он является магическим заклинанием, отменяющим редакторскую правку. – Один позади, миллионы впереди, – резюмировала Дарси, принимаясь читать дальше. – Ладно, вот пометка, где говорится: «Похоже, вы не определились насчет призраков. Они люди или нет? » – Постой! Это редактор осведомляется о том, что в твоей книге представляет целую моральную дилемму? – Да. Но послушай, Джен, она права. Лиззи постоянно беспокоит реальность личности Минди. Однако, когда исчезают пять убитых девочек, ей вообще все равно, куда они провалились! Имоджен пожала плечами. – Но жертвы маньяка – незначительные персонажи, вроде парней из военных фильмов, которые погибают на заднем плане. По сути, романисты – не что иное, как злые психопомпы. С несколькими персонажами мы обращаемся, как с настоящими людьми, зато остальные – пушечное мясо. – Но если даже редактор проявил такой интерес к моим призракам, то эта дилемма любого сбивает с толку. Может, моя книга коренным образом непоследовательна в плане морали! – Или редактор не любит неопределенность, – предположила Имоджен. – Совершенно верно, – прошипела Дарси, хоть у нее и не получилось настолько по-змеиному, как у Имоджен. – Оставить, как было. Затем они обе замолчали и углубились в чтение. Дарси лихорадочно просматривала бесчисленные вопросы. Завтра она начнет с самого начала и обдумает все по порядку, но сейчас даже простая выборка внушала ей чувство страха. Тем не менее она сдерживалась: не хотелось впасть в панику и испортить миг совместной работы с Имоджен. Дарси соскучилась по совместным бдениям за одним столом, по тихому постукиванию клавиш, по груде бумаги. Имоджен еще не сняла пижаму, ее волосы спутались и неравномерно отросли после стрижки, и теперь все пряди выглядели восхитительно растрепанными. Возможно, когда Дарси снова начнет писать, фраза, выхваченная из дневника, выветрится из памяти. – Отличный кофе, – произнесла Имоджен. – Спасибо, – поблагодарила Дарси, уставившись в собственную пустую чашку. – И спасибо за то, что ты занимаешься моим текстом. Я знаю, как важен для тебя «Фобомант». Но я бы без тебя спятила. Имоджен улыбнулась, одарив ее ленивым кошачьим подмигиванием. – Наслаждайся, Дарси! Нет ничего лучше предпечатной подготовки. Поэтому повеселись! Ты получаешь возможность засесть здесь на целую неделю, копаясь в «Оксфордском словаре английского языка»[127] и раздумывая, что правильней: точка с запятой или длинное тире. – Твое представление о веселье несколько отличается от моего, – проворчала Дарси. – В смысле, какое отношение имеет эта правка к историям? Так ли важна орфография в романе, у которого есть перчинка? – Чудо в перьях, орфография и есть самый смак. – А я ее в десятом классе называла порфография. – Только помалкивай при Кирали! Иначе она отречется от тебя и никогда больше не напишет хвалебный отзыв на твою книгу. Дарси хихикнула над собственным сленгом, но спустя секунду встрепенулась: – Что-что? А разве Кирали собирается это сделать? – Эх, я проболталась, – вздохнула Имоджен. – Кирали сама хотела тебе все сообщить. Ей безумно понравилась твоя новая концовка. Она назвала ее «в меру жестокой». Надеюсь, это не появится в отзыве! Дарси широко улыбнулась, уныние последних недель покинуло ее. – Я так рада, Джен, что ты мне сказала, хоть тебе и не положено. – Когда Кирали позвонит, ты хоть сумеешь изобразить удивление? – Разумеется. В глубине души я до сих пор поражена, что Кирали Тейлор вообще прочла мой роман. А ее решение написать рецензию… Имоджен ухмыльнулась. – Я бы сама написала отзыв, который бы могли втиснуть на обложку, но не думаю, что мое имя поможет тебе с продажами. – Но ты его не читала, – сказала Дарси дрогнувшим голосом. На лице Имоджен промелькнули удивление, замешательство и досада. Дарси напряглась: она-то как раз не собиралась давить на подругу, или произнести свою краткую тираду так убийственно серьезно. – Во всяком случае, ты не читала новую концовку, – запинаясь, добавила она. – Прости, – подняв руки, признала Имоджен, – я помешалась, знаю. – По-моему, ты на меня сердишься. – Не глупи. Меня доводит «Фобомант», а не ты. Дарси попыталась притормозить, но слова так и посыпались из ее рта: – Ты вечно твердишь, что я – мучение! – Правда? – Наверное, ты назвала меня так всего однажды… Помнишь ту ночь, когда я сунула нос в твой школьный фотоальбом? Однако «мучение» прямо застряло у меня в голове и… – Дарси зажмурилась. Вот и наступил момент истины. – Я… короче, я заглянула в твой дневник. Наступила тишина. Дарси открыла глаза. – Это получилось случайно. Мне должна была позвонить Нэн, а я не могла найти свой телефон. – И ты воспользовалась моим, – проговорила Имоджен ничего не выражающим голосом. В нем не было ни злости, ни разочарования, ни эмоций. Она стала абсолютно бесстрастной, даже зрачки не двигались. На миг она как будто превратилась в картонный силуэт. «Имоджен: 23 года, белая, высокая, короткие темные волосы». – Я не собиралась ни на что смотреть, Джен. Я лишь хотела позвонить на собственный телефон… чтобы его найти, и наткнулась на твой дневник. Ты называла меня мучением и сукой. Совсем как ту девушку. Имоджен медленно покачала головой. – Неправда. – Да, назвала! – взорвалась Дарси. Когда ее наконец-то пробило на честность, у нее не осталось иного выбора, кроме как дать себе волю. Ей требовалось выплеснуть гнев и обиду. – Проведи поиск. Найди слова: «После всех этих мучений, очередная сука! » Имоджен вытащила мобильник из кармана и, задумавшись, неторопливо стукнула по экрану. А Дарси как-то отстраненно отмечала, что при каждом ударе ее сердца очертания комнаты на долю секунды искажаются. Когда она моргнула, из глаза выкатилась одинокая слезинка. После бесконечной паузы Имоджен выгнула бровь. – Ха. Никогда не обращала на это внимания! – Никогда? – сердито переспросила Дарси. – Странно! Ты сама все написала! – Не совсем, – ответила Имоджен до бешенства неживым голосом. – Ты здесь ни при чем, Дарси. Я писала о своей вступительной сцене. О версии, которая не нравится моему агенту. – Не понимаю. С какой стати тебе так выражаться о сцене? Имоджен неторопливо встала. Теперь ее тело пришло в движение, напоминая ожившую статую. – Потому что «с» недалеко от «м», – спокойно ответила она и направилась к двери. Дарси знала, что ей лучше пойти за ней и продолжить спор, пока все не выяснится. Плевать, что она подсмотрела проклятый дневник, важно, чтобы они обе узнали, как на самом деле относятся друг к другу. Главное – честность, а не секреты. Важно, не сочиняет ли Имоджен/Одри в своей голове или дневнике очередную безжалостную статью, на сей раз о Дарси Патель. Однако почему-то она не могла заставить себя сдвинуться с места. Она была слишком зла и удивлена тем, что Имоджен отвечает бессмысленными фразами. Итак, «с» неподалеку от «м». Что за головоломка? В какой параллельной вселенной фраза из дневника могла бы относиться к вступительной сцене «Фобоманта»? «С» неподалеку от «м». У Дарси дернулись пальцы, и вдруг ее осенило. Не умом, а самой сутью рук, мышцами, наученными миллионами слов, которые она напечатала за свою жизнь, всеми бесконечными имейлами, школьными работами и фанфиками, чередой забракованных черновиков своего романа… Ее пальцы опять дрогнули, выстукивая по буквам слова. Она разгадала загадку. Дарси уставилась на клавиатуру ноутбука. Действительно, буква «с» находилась совсем рядом с «м». Она закрыла глаза и увидела эту фразу снова… «После всех этих мучений, очередная мука». Палец Имоджен соскользнул и нажал «с», а может, одну из других букв в маленькой группе – «в», «а» или «п» – и благодаря программе ошибка стала безошибочно недвусмысленной. – Проклятая автозамена, – прошептала Дарси. Она кинулась в спальню. Имоджен уже сменила пижаму на одежду для улицы. Она складывала футболки в пластиковый пакет. – Пожалуйста, Джен, не надо. Я теперь поняла. Ты перепутала буквы и сделала опечатку! Имоджен повернулась. – Думаю, ты хотела сказать, что это просто оплошность. Дарси попыталась улыбнуться и едва не разревелась. – Извини. – И ты меня извини, – сказала Имоджен и откашлялась, – Дарси, я могу смириться с тем, что ты суешь нос в мои старые школьные фотоальбомы. Пусть. Тебе лишь хотелось что-нибудь разведать обо мне. И ты, безусловно, вправе знать мое настоящее имя. В любом случае, рано или поздно ты бы прочла тот очерк. – Имоджен… – Ты украла у меня сцену, но разве это проблема? Ты не специально. Пожалуй, когда писатели живут вместе, подобное случается. Меня все устраивало, правда, пока я могла иметь хоть что-то, что принадлежит только мне. Мой личный дневник. – Да… но это вышло случайно. – И давно? Когда ты его прочла? Дарси уставилась в пол. – За шесть дней до сдачи романа. Когда звонила Нэн. Я искала свой телефон. – Однако ты ничего не забыла. И шесть недель молчала о том, что его читала! Вот почему ты была так угнетена, верно? Потому что все время думала о той фразе. – Да, – сказала Дарси. Отныне и впредь ей придется быть честной. – Потому что слова из моего дневника стали для тебя самым важным на свете, поскольку предполагалось, что это моя тайна и они только мои! – ответила Имоджен, отворачиваясь и заталкивая пригоршню нижнего белья в мешок для мусора. – Все остальное, о чем я говорила тебе за последние полтора месяца, на самом деле не имело значения, правда? Тебя убедили слова, и ты доверилась случайной опечатке! Не мне. – Я доверяю тебе, Джен. – Нет! Что бы я ни прятала, это всегда будет для тебя важнее того, что я говорю и делаю. Что бы я тебе ни дала, будет менее важным, чем то, что я оставила себе. Ты будешь все время хотеть больше, чем у тебя есть. Тебе будут нужны мои сокровенные мысли, мои писательские идеи, мое настоящее имя. – Твое настоящее имя Имоджен Грей. – Вовсе нет. Я – Одри, которая написала тот жалкий язвительный очерк. Вот кого ты во мне видишь. – Я вижу в тебе Имоджен. – Это просто мой писательский псевдоним, и, возможно, будет им не так уж долго. – Пожалуйста, не говори так. И пожалуйста, прекрати паковать вещи, – взмолилась Дарси, прислонившись к стене и сползая, пока не оказалась на полу. – Поговори со мной. – Ладно. Хочешь знать, что я на самом деле думаю? Что написано о тебе в моем дневнике? – Да… – ответила Дарси, слыша, как затихает собственный голос. – То есть, если не хочешь рассказывать, не говори. Храни любые секреты, Джен. – Я никогда не считала тебе сукой, Дарси. Ни разу. Ты ее противоположность – милая неопытная девушка. Может, немного везучая, не знавшая трудностей и невзгод, но достаточно умная, чтобы не нуждаться в том, чтобы тебе по-настоящему досталось от жизни. – Прекратив укладывать вещи, Имоджен застыла и заговорила безжизненным голосом с непроницаемым выражением лица. – Умная, но, возможно, не такая уж везучая, как кажется. Полагаю, тебе слишком рано в опубликованные авторы. – О, – тихо произнесла Дарси. Ей только что разбили сердце. – Не потому, что не готова твоя работа, а потому, что не готова ты. Ты не доверяешь мне и не станешь доверять собственному роману, когда тот выйдет и о нем начнут писать. Тысячи людей, порой выдающихся, порой глупых, а то и подлых, и вредных. Мне страшно за тебя, Дарси. В моем дневнике многие страницы посвящены тому, как мне за тебя страшно. – Я не знала, – сказала Дарси. – Это потому, что я не хотела, чтобы мои страхи стали твоими. И я не ошиблась, сохранив их в тайне, ведь ты сходишь с ума из-за опечатки! Что же с тобой станет, когда тысячи людей начнут придираться к твоему роману? – Все будет в порядке, – сказала Дарси, – потому что ты будешь здесь. – Возможно. Дарси не поняла это слово. Не смогла. Она покачала головой. – Еще я думаю, что ты слишком рано меня повстречала. В моем дневнике есть и об этом. Ты хочешь чего-то грандиознее этих отношений, чего-то небывалого и заоблачного, чтобы мы читали мысли друг друга. – Нет. Я лишь хотела, чтобы ты прочла концовку. – Да, в этом я виновата. – Каменный фасад Имоджен начал рассыпаться. Теперь она выглядела так, словно потерпела поражение в уличной драке, волосы стояли торчком, лицо горело. – Но пока я не разобралась со вступительной сценой и за последний месяц совсем не продвинулась в работе. Мне нужно прочистить мозги. Я хочу уехать к себе домой и написать книгу. А затем Имоджен принялась запихивать в пакет для мусора свое имущество: зарядное устройство для телефона, пригоршню колец и привезенную из турне последнюю книгу Стэндерсона с автографом автора. Туда же полетели спичечные коробки, которые Иможден использовала исключительно для писательских целей, причем почти каждый из них был помечен ее мини-заметками о предположительных местах действия и потенциальных пожарах. Дарси попыталась пошевелиться, не дать подруге уйти, но сила гравитации прижала ее к полу. Даже воздух стал вязким и густым и набился в легкие. Имоджен, не прощаясь, пронеслась мимо Дарси, которая пыталась сделать судорожный вдох. Везение оказалось для Дарси обманом, хитроумной приманкой, западней. В действительности ее удача была пустышкой, иллюзией. Она слишком рано повстречала любовь своей жизни, а теперь она могла все потерять. Глава 38
|