Иори Фудзивара 9 страница

– А может, его мысли были заняты другой? Она горько улыбнулась:

– Да, кое с кем у него были особые отношения. Такие, что не оставляли места в его сердце больше ни для кого на свете… Вы меня понимаете?

– Кажется, я догадываюсь, – осторожно ответил я. – Но это всего лишь догадки. Без каких‑ либо оснований…

Здесь я слегка покривил душой. Основания для подозрений у меня все же были. Сам Исидзаки, своими же словами, вызвал призрак той женщины из моей памяти.

– Я думаю, вы правильно догадываетесь. Она была актрисой. Насколько я знаю, вы с нею тоже однажды встречались…

– Дзюнко Кагами, не так ли? Она кивнула:

– Когда‑ то она пользовалась этим псевдонимом для сцены. Ее настоящее имя – Дзюнко Саэки. Это моя старшая сестра.

Очень долго я не мог произнести ни слова.

– Вот об этом, если можно, подробнее… – вымолвил я наконец.

Она опустила глаза. И, словно впервые заметив свой кофе, отпила глоток.

– Помните ли вы, что случилось двадцать лет назад на одном телешоу?

– Разумеется, – ответил я.

– Как раз тогда господин Исидзаки впервые встретился с моей сестрой. По крайней мере, так он мне рассказывал. Обычная история…

И она начала свой рассказ.

После злосчастного инцидента Дзюнко Кагами решила еще раз извиниться. И написала Исидзаки письмо. Тогда ей исполнился тридцать один. Необычайно серьезный и вежливый тон письма, так не свойственный звездам экрана, произвел на Исидзаки огромное впечатление. Он тут же ответил. Так начались их отношения. Очень быстро они перешли во взаимную страсть. Но жена Исидзаки была еще жива, и подобную связь пришлось держать в тайне.

Это продолжалось довольно долго. Постепенно Дзюнко Кагами утратила всякий интерес к актерской профессии. Причина проста – ее внимание полностью поглотил Исидзаки. Вначале и она занимала его мысли ничуть не меньше. Только в нем еще оставалась любовь к жене, а кроме того, нельзя было забывать о его положении в компании. Разнюхай о его двойной жизни газетчики – их обоих сожрали бы с потрохами. Поэтому он был постоянно на взводе. Наверно, и правда – история, каких тысячи…

Перелом случился четырнадцать лет назад. Не в силах больше терпеть, Исидзаки решил наконец развестись. Но внезапно жену положили в больницу. Диагноз – рак печени. Метастазы уже распространились по организму, и, как предположили врачи, жить ей осталось не больше года. Как было принято в те годы, больной об этом не сообщили, и настоящий диагноз знал только муж.

С этих дней Исидзаки потерял покой и сон. Он все больше сострадал умирающей, и все мучительней для него становились тайные встречи на стороне. Тогда‑ то он и обратился за помощью к психиатру. Если верить Киэ Саэки, к этому времени их отношения достигли критического накала.

Жена пролежала в больнице дольше, чем предполагали врачи, – два с половиной года. И умерла в восемьдесят шестом.

– Дату я помню точно. – Она поднесла к губам чашку. – Я познакомилась с ним через год после того, как он овдовел. В восемьдесят седьмом.

– И все это вам рассказала сестра? Она покачала головой:

– Нет, он сам. С сестрой мы никогда об этом не разговаривали. Слишком нелегкая для нее ситуация. Сама она вела себя очень осторожно – видимо, оберегала меня от лишних волнений. Вообще, мы с детства хорошо чувствовали друг друга, но редко откровенничали. Да оно и понятно. Что общего мржет быть между детьми из разных поколений?

– Ну, у меня ни сестер, ни братьев никогда не было, так что судить не могу… Просто немного странно, что Исидзаки вас так подробно во все посвящал.

– Я бы так не сказала! – Она вновь покачала головой. Ее взгляд снова рассеялся, устремившись в далекое прошлое. – Я постоянно приставала к нему с расспросами, хотя он всегда отвечал односложно. Так, постепенно, и вытянула из него всю эту историю. Обычно он бурчал в ответ что‑ нибудь и тут же менял тему. А мне уже потом приходилось собирать все осколки в одну большую мозаику. Если какие‑ то неувязки и есть, то совсем небольшие. Как вы думаете?

– Не сомневайтесь – в случае больших неувязок я бы тут же переспросил.

Она снова поглядела на меня. И улыбнулась – совсем слабой улыбкой, от которой у меня больше не поднималась температура.

– Кстати, чтобы вы не сомневались: решение взять вас на работу господин Исидзаки принял сам. Сестра никак в нем не участвовала. Она узнала об этом много позже. А я очень долго даже имени вашего не знала. Хотя он не раз о вас вспоминал. Дескать, встречаются же на свете такие интересные молодые люди.

– Погодите, но…

– Что?

В голове закопошились вопросы. Я открыл было рот, но передумал. Она, как видно, никуда не торопилась. Я тоже.

– Нет‑ нет, извините. Продолжайте, пожалуйста. Она посмотрела на меня, закусив губу. Перехватив мой взгляд, тут же произнесла:

– Я могла бы рассказать, что было потом. Если вам любопытно, конечно. Правда, дальше все гораздо прозаичнее.

– Забыл вам сказать – работник из меня бестолковый. А потому и сегодня, и завтра у меня отгулы. Так что свободного времени много. А любопытства еще больше.

Ее лицо немного смягчилось.

– Сестра с малых лет очень любила сцену. Школы не окончив, завербовалась в театральную труппу и ушла из дому. Сначала в маленьком коллективе играла. Но однажды их выступление увидел какой‑ то телепродюсер. Пригласил ее в сериал, и вскоре она с головой погрузилась в мир шоу‑ бизнеса. Уж не знаю, за что у них ценят, – но, по‑ моему, ей просто везло… Я тогда еще в младших классах училась. Помню все какими‑ то обрывками. Кажется, лет после двадцати она впервые снялась в телесериале. С тех пор и начала использовать свое сценическое имя, Кагами. Дед у нас родом из Канадзавы – поэтому «Kaгa», а «ми» уже для красоты прицепила[29]. Ну а что с нею дальше было – вы и сами, наверное, знаете…

Я молча кивнул. И она перешла к рассказу о себе. Говорила негромко, без эмоций в голосе.

С дебюта Дзюнко Кагами на телевидении прошло несколько лет. Киэ Саэки еще не исполнилось двадцати, когда их школу посетили вербовщики молодых талантов и предложили ей пробу на роль в телешоу. Но тщеславия у девушки было немного, и она отказалась. Отчасти не испытывала к этому интереса, отчасти – не хотела жить в тени славы сестры.

Впрочем, даже у нее было одно страстное увлечение. Возможно, даже одно‑ единственное: кухня. Всякий раз, оказываясь на кухне, она забывала любые печали. Других особых талантов она за собою не замечала, и решение, куда в жизни податься, крепло в ней с каждым днем. Закончив школу, Киэ Саэки проучилась год на курсах французского и отправилась в Париж. Она мечтала стать шеф‑ поваром. Это стало ее главной целью в жизни. Пожалуй, стремление осуществить мечту детства и было единственным, что объединяло таких разных сестер.

Однако во Франции ее надежды разбились на мелкие осколки. Впервые она осознала, что миром правят мужчины. Ни один ресторан мало‑ мальски приличного класса не желал нанимать женщин даже в поварята. Изрядно помыкавшись, она поступила‑ таки в один из парижских кулинарных колледжей – «Кордон Блю» – и через полтора года закончила его. Получив заветную степень, она вернулась в Японию.

Однако и в этой стране двери в мир французской кухни для женщин были закрыты. По крайней мере, в отношении еды половая дискриминация объединяет все страны без исключения. Этот абсурд, переходящий все мировые границы, она испытала на собственной шкуре, когда ей исполнилось двадцать. В итоге ее согласились нанять лишь в одной кондитерской – пирожником. Даже с французским дипломом другой работы для нее не нашлось.

Но, как говорится, золотые руки не спрячешь. Так и вышло: довольно скоро слух о ее пирожных пронесся по всей округе. О заведении, в котором она работала, несколько раз написали в популярных женских журналах. Имени ее там не упоминалось, но девушка наконец‑ то поверила в себя. Хотя и стала еще больше презирать мир мужского господства. Не то чтобы очень глубоко, но осколок обиды застрял в ее сердце. Немало мужчин пробовали соблазнить ее и даже признавались в высоких чувствах, – но она подчеркнуто не обращала на них внимания.

И все же ее мастерства оспорить не мог никто. Хозяин кондитерской через пару лет назначил ее заместителем управляющего. Понемногу Киэ постигала премудрости менеджмента и в конце концов убедила хозяина, что помимо пирожных стоит предлагать и горячие блюда. Несмотря на то что специфика кондитерской связывала ей руки, благодаря ее усилиям все больше молоденьких девушек готовы были просиживать в их кафешке часами, и популярность заведения только росла.

Как‑ то к ней в кафе заглянула редкая гостья. Женщина из другого мира. После возвращения Киэ из Франции сестры и виделись‑ то всего дважды или трижды. Но теперь она пришла не одна. Ее компаньона звали Хирохиса Исидзаки. Дзюнко наскоро представила их друг другу, и на том разговор закончился. Работы у Киэ было по горло, да и особой ностальгии по семейным узам она не испытывала.

После этого Дзюнко забегала к ней в кафе от силы раз в полгода. А вот Исидзаки стал заглядывать чаще, вроде бы заинтересовавшись ее стряпней. Каждый раз, отобедав, он коротко делился с ней впечатлениями. В их обширном меню он всегда безошибочно угадывал, какие блюда готовила Киэ. И постепенно ее интерес к нему превратился в симпатию. Пополам с замешательством. Впервые за свои без малого тридцать лет эта женщина, выполняя привычную работу, испытывала такие необычные чувства. Да не к кому‑ нибудь, а к мужчине за пятьдесят!

И вот однажды, особо не думая, она решила обратиться к нему за советом. Нет‑ нет, ничего серьезного. Ей просто захотелось с ним поболтать. Вот и спросила, что господин Исидзаки думает по одному вопросу. Без всякой задней мысли. А он возьми да и ответь: с удовольствием, дескать, помогу чем смогу…

– Вот так через год я открыла на Эбису свой первый маленький ресторанчик, – сказала Киэ Саэки, будто заглядывая в далекое прошлое. – Даже не помню, о чем мы говорили, когда впервые вдвоем остались… Я тогда еще совсем наивной была, с ума по нему сходила. Наверно, все о себе болтала. А он меня, девчонку сопливую, выслушал очень внимательно. И в конце концов предложил: если хочешь, мол, свое дело открыть – буду рад лично выступить твоим спонсором. Я так удивилась! Точней, испугалась даже. Вот и вы, господин Хориэ, говорите, что в наше время платят только содержанкам. И в каком‑ то смысле он действительно меня содержал. Но после этого разговора между нами так ничего и не было. Хотя я была и не прочь. То есть он постоянно устраивал что‑ то вроде свиданий. Концерты, театры, рестораны, кино… Я уже и домой его приглашала. Бесполезно. Он так и не вышел из роли посетителя – поклонника моей кухни. В наши дни над такими невинными парочками даже школьники смеются. А он просто видел во мне отражение старшей сестры. Уж это я прекрасно понимала. Начнись у нас настоящий роман, – он бы не смог ничего скрывать. Ведь он совсем не умеет притворяться. В общем, я вся извелась. Хотя в душе и гордилась, конечно. Хотя бы тем, что вот такой у меня любимый. Чистый, порядочный человек…

В общем, выходило так, что много лет она прожила без будущего. И тут к ней явился принц на белом коне. Если не вспоминать, чем он кончил, – вполне симпатичный принц. Пускай и не первой молодости. И стали они жить‑ поживать… Обычная история, каких тысячи.

Ничего этого я, конечно, вслух не сказал. За эти двадцать лет я общался с Исидзаки всего два раза: когда устраивался на работу – и когда увольнялся. Но ее рассказ о нем – человеке воспринял довольно естественно. Может, он и не был великим менеджером. Однако его щепетильность в подобной ситуации меня не удивила. «Спасибо тебе за все…» – вновь прозвучали в ушах слова старика. И потонули в голосе Киэ Саэки.

– Я всю жизнь лелеяла мечту о своем ресторанчике. А он ее осуществил. Конечно, я там только арендатор. Заправляю, скорее, на правах какой‑ нибудь племянницы. Но я наконец стала свободной! А через пару лет, несмотря на кризис, даже смогла открыть филиал.

– А потом и квартиру в центре приобрести… – добавил я.

– Это в рассрочку! – невесело улыбнулась она. – Несколько лет назад, еще до кризиса, рекламный агент из банка пришел. Все раскланивался, уговаривал – отличный, мол, вариант, оформляйте кредит, вам же удобнее. А всех моих сбережений как раз на первый взнос и хватало. Вот и согласилась. Но теперь такие времена настали, что выплачивать – концы с концами больше не сходятся. Так что один ресторанчик я на днях закрываю, хоть там и просторнее. Ничего не поделаешь, придется потесниться…

Я вспомнил роскошный особняк Исидзаки. И подумал, что для аренды ресторанчика ей пришлось заплатить совсем немного. Гарантийный взнос да расходы на косметический ремонт – больше с арендатора и не требуется. Неплохое предложеньице, что говорить! Если Исидзаки действительно решил ей помочь, то все обустройство ресторана он, видимо, взял на себя. И, судя по всему, поддерживал ее основательно. Раз банкиры сами предлагали ей взять кредит – стало быть, дела процветали не год и не два. Но теперь, похоже, загоняют ее в угол с выплатами. На дворе кризис, в двух заведениях расходов вдвое больше, а опекать ее больше некому. Срочно закрыв один ресторан, еще можно успеть и не свалиться в долговую яму.

Ничего этого я тоже вслух не сказал. Только вздохнул и проворчал:

– М‑ да… Ну и времена пошли.

– И не говорите! – кивнула она. – Просто ужас какой‑ то.

Мы помолчали. И все‑ таки времена временами, а кое у кого и помимо экономических кризисов проблем хватало.

– Кстати, – нарушил я паузу. – В вашем рассказе было несколько неувязочек… Ничего, если я прямо спрошу? Уж извините за простоту.

– Спрашивайте что хотите.

– Когда вы узнали, что господин Исидзаки покончил с собой?

– Вчера в обед. На глаза случайно телевизор попался, новости передавали. У меня аж дыханье перехватило. Чтобы он сам наложил на себя руки?! До сих пор в голове не укладывается… Сперва я так удивилась, что даже не заплакала. Выбежала за газетами, просмотрела одну за другой – и только тогда уже слезы ручьем полились.

Я попытался представить ее заплаканной, но не смог. Тем не менее после долгого рассказа она словно устала и еще больше осунулась. Явно не выспалась этой ночью.

– Однако на поминальной службе вас не было.

– А вы представляете, что подумала бы семья, заявись туда такая гостья, как я?

– М‑ да, – осекся я. – Извините, глупость сморозил… Ну хорошо, вот вы говорите, что давно обо мне слышали, только имя совсем недавно узнали. Когда же он успел вам его сказать?

– В тот же день, когда повесился.

Смерть наступила глубокой ночью. Ей следовало бы сказать «за день до того». Но придираться к таким оговоркам бессмысленно. Я вспомнил рассказ Какисимы о том, как президент говорил секретарше, что отлучится.

– Значит, где‑ то после трех часов дня? Она удивилась:

– Я смотрю, вам много что известно… Да, он позвонил мне и сказал, что срочно хотел бы встретиться, если это возможно. Конечно, я сразу пошла, куда он сказал, в кофейню на Синдзюку.

– То есть по телефону он просто назначил встречу? И больше ничего не говорил?

– Да. Мы повесили трубки через пару минут.

– А о чем вы беседовали в кафе?

– Он предлагал, чтобы я с недельку, начиная с той ночи, пожила вместе с сыном здесь.

– В этом отеле?

– Да, – кивнула она. – Дескать, я в последнее время на работе так выматываюсь, что хотя бы от домашних забот должна отдохнуть. Номер он заказал, о деньгах велел не беспокоиться… Я, конечно, удивилась – все было так неожиданно. Но сделала, как он сказал. И только теперь поняла, от чего он хотел меня уберечь. Когда человек его положения кончает с собой, газетчики сразу начинают искать мотивы, верно же? Вот он и предвидел, какая шумиха может подняться вокруг меня. Мы ведь часто встречались на публике, он ни от кого не прятался. То каких‑ то моих знакомых случайно встретим, то он сам меня кому‑ то представит. Да о наших отношениях что угодно можно насочинять, если захотеть! Вот он и беспокоился…

– В самом деле, – сказал я. – А как он держался во время последней встречи?

– Как и всегда… Хотя нет – даже немного жизнерадостней, что ли. Словно от груза в душе избавился. Так мне теперь вспоминается. Когда человек принимает какое‑ то важное решение, так часто бывает, правда? Вот только…

– «Вот только» что?

– Пожалуй, было в его речи что‑ то необычное. Почти незаметно – но разговаривал он немного не так, как в прошлый раз.

– В прошлый раз?

– Наверное, с месяц назад. Он снимал нас с сыном на видео. Я сперва отказалась, но он таки настоял. Что совсем на него не похоже… В конце концов я сдалась, но осталось какое‑ то странное впечатление.

– Но разве вы не знали, что президент всю жизнь любил снимать на видео? – спросил я. – Что же странного?

– Видите ли… – начала было она, но тут же умолкла. С лица вдруг исчезло всякое выражение. – Раньше он никогда этого не делал. С тех пор как ребенок родился – ни разу. Несколько раз предлагал поснимать забавы ради, но я отказывалась, да на том все и кончалось.

Ответ, порождающий еще больше вопросов. Обычно детей снимают на видео, чтобы запечатлеть, как они растут. По словам Исидзаки, три года назад он заменил свою камеру на новую той же модели. Даже если это не его сын – возможно, именно рождение ребенка и побудило его это сделать. Если их отношения и правда такие, как она описала, то с его характером предложение «поснимать забавы ради» вовсе не выглядело странным. Значит, за ее постоянным отказом сниматься что‑ то стояло? То, о чем она не хотела бы говорить?

Я снова взглянул на нее. Ее лицо оставалось абсолютно бесстрастным. Меня охватило странное чувство. Зачем я здесь? И кто я такой, чтобы ковыряться в ее личной жизни? Я задумался.

– Значит, вашему сыну сейчас три года? – спросил я.

– Это вам консьерж рассказал? – Ее взгляд наконец ожил, и она улыбнулась. Так, словно смеялась над собой. – Да вы не смущайтесь. Можно и жестче вопросы задавать, я не обижусь.

– Жестче?

– Вы хотите знать, кто отец ребенка?

– Ну… Подобная «жесткость» уже слишком похожа на наглость.

– Знаете что, господин Хориэ? Вы меня извините, конечно…

– А что такое?

– Вам не идет, когда вы стесняетесь.

– Это точно, – кивнул я. – Никогда особо не скромничал. В молодости, как только хотел что‑ нибудь спросить, – сразу спрашивал напрямую. Но в мои нынешние годы пора уж и меру знать. Есть же какие‑ то пределы, что можно спрашивать, а что нельзя. Особенно при первой встрече…

– Может, вас покоробило, когда я сказала, что этот ребенок – моя блажь?

– Да нет, – покачал я головой. – Не такой уж я гуманист. Просто я до сих пор не сказал, зачем мне нужна была наша встреча. Не знаю, смогу или нет, но я хочу понять, из‑ за чего господин Исидзаки покончил с собой. Для этого вас и побеспокоил. Почему‑ то я чувствую, что обязан во всем этом разобраться. Вот и все, уверяю вас. Вы уже сказали, что ваш ребенок не имеет к моему президенту никакого отношения. Если это действительно так, то больше мне знать ничего не нужно. И если даже я не достиг своей цели – что ж, ничего не поделаешь. Я вовсе не собираюсь лезть людям в душу с вопросами, после которых меня сочтут идиотом или пошляком. Слишком уж я сам ненавижу себя такого…

Она опустила голову, но тут же подняла и посмотрела мне прямо в глаза. В ее зрачках словно зажегся какой‑ то свет. Сияние, которого я никогда раньше не замечал.

– Теперь понятно…

– Что именно?

– То, что он сказал во время нашей последней встречи. «Если, не дай бог, попадешь в какой‑ нибудь переплет, а меня не будет рядом… – да‑ да, он сам так сказал: „не будет рядом…" – найди человека по имени Масаюки Хориэ. Он служит у нас в рекламном отделе. Ему можно доверять во всем. Помнишь, я говорил: иногда на свете встречаются любопытные молодые люди? Он один из них». Вот так он мне посоветовал, почти дословно. Тогда я даже не сообразила, о чем он. И только сейчас поняла!

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 6 7 89