Иори Фудзивара 8 страница

Несмотря на боль, в его глазах мелькнуло удивление.

– Хидэки Кацунума откололся от банды Саэки… А Саэки… был дядькой моего отца.

– Так. И где этот Саэки сейчас?

– Помер… Но не в перестрелке… От инфаркта, лет пятнадцать назад… Так я слышал.

– Ясно. А что этому Кацунуме понадобилось от меня? Я никого не трогал. Его мне разыскивать некогда. Так что давай колись…

Он заколебался. Я знал, что для него это самое трудное. По их понятиям, выдать главаря, да еще какому‑ то «лоху» вроде меня, – все равно что самому себе кишки выпустить. Парень явно задумался о смысле жизни. Я схватил его за шиворот и прижал толстую шею к земле. Он начал задыхаться. Я терпеливо ждал, глядя, как его лицо наливается кровью. И чуть погодя схватился за кол, на котором его распял.

– Ладно! С ребрами закончили. Дальше возиться нет времени. Займемся позвоночником. Не волнуйся, я знаю, как это делается.

Было бы куда – его глаза расширились бы еще больше. Но больше было некуда. Я вгляделся в его перекошенное лицо. Запредельный ужас. Нечеловеческое напряжение. Нерешительность. Все смешалось на этом лице. Сколько раз я уже это видел…

И в этот миг странная белая пустота залила все вокруг. В голове пронеслось сразу все, что произошло. Очень быстро, за какие‑ то две или три секунды. Но достаточно, чтобы я сам себе поразился. Что я делаю? Что уже натворил? Мои руки двигались сами, я ни о чем не думал. Но разве я не знал, что будет, когда шел к стройплощадке?

Рука сама отпустила его. И тут же закружилась голова. Я надеялся, что снова справлюсь с собой, – но приступа такой слабости у меня еще не было никогда в жизни.

– Считай, что тебе повезло… – успел пробормотать я.

Затем его лицо расплылось и исчезло. Меня повело куда‑ то вбок. Асфальт приблизился к глазам и заполнил собою весь мир. Шершавый асфальт, воняющий сыростью. Асфальт, по которому бежал какой‑ то луч света. Не в силах крикнуть, я смотрел на этот луч и вспоминал черно‑ белую рябь аналоговой видеозаписи. И это было последнее, что я помнил, перед тем как память оборвалась.

Воздух дрожал.

Несколько секунд ушло на то, чтоб открыть глаза. Первое, что я увидел, – старое знакомое пятно на потолке. Я наконец‑ то дома. Лежу в своей постели. Голова в испарине. Жду, пока в этой голове прояснится. Слышится слабый шум кондиционера. Так вот почему дрожит воздух…

Я замечаю, что в комнате что‑ то не так. Что?

С трудом поворачиваю голову.

Рядом Охара. Положила локти ко мне на постель. Сидит в своем черном костюмчике, черной же блузке и глядит на меня, подперев подбородок ладонями. На секунду ее лицо расплывается, затем снова становится четким. Она улыбается:

– Ну что, проснулись?

С моей головы что‑ то падает. Мокрое полотенце со льдом. Ее рука тянется куда‑ то и водружает его обратно мне на лоб.

На стене за ее спиною часы. Двенадцать с чем‑ то. Значит, с тех пор, как я вырубился, не прошло и часа? Впрочем, рот открыть я моту. Пробую заговорить, но из меня вылетают какие‑ то хрипы.

– Охара…

– Что такое?

– Ты знаешь, что мои мозги иногда превращаются в соевый творог?

– Да у вас они постоянно такие. Что значит «иногда»?

– Ну… Это когда я вообще не понимаю, что вокруг происходит. Вот, например… Ты что здесь делаешь?

– Жду ваших объяснений. Я ведь тоже ничего не понимаю.

– Ну, тогда ты первая объясняй… Как я здесь оказался?

Она засмеялась и рассказала. По ее словам, выходило следующее.

Спускаясь по лестнице, она решила‑ таки вести себя так, как я ей сказал. Возможно, это последнее распоряжение ее безумного шефа. И выполнить его нетрудно. Думая об этом, она вошла в бар.

Удивленным хозяевам она сообщила, что отправила больного шефа домой, а сама решила выпить еще немного. Завязалась беседа, но Охара продолжала следить за временем. Когда прошло минут пятнадцать – половина назначенного мною срока, – Нами‑ тян вдруг спросила ее, зачем она так часто глядит на часы. И она рассказала.

– Вот дурашка! – звонко рассмеялась Нами‑ тян. – Ты всегда веришь в то, что тебе мужики говорят? Все, что болтают мужики за сорок, надо делить надвое. То есть сейчас – самое время! Интересно же, пошли посмотрим! И Майка возьмем для безопасности.

Поднявшись на улицу, они увидели, что на земле корчатся сразу несколько человек.

– Ну и картинка! – протянул Майк. – Полный сюр…

Когда он подошел к нам, лежавшие, не считая меня, принялись кое‑ как подниматься. Очень медленно и совсем не агрессивно. Ни слова не говоря, двое молодых взвалили на себя третьего, постарше, и заплетающимися ногами побрели прочь. Когда они исчезли за поворотом, на земле остался лишь я один.

– Я хотела сразу «скорую» вызвать. Но Майк отсоветовал: дескать, это может вам не понравиться. Он тут же вас осмотрел и сказал, что тревожиться нечего. Что вы просто физически очень перенапряглись при такой температуре и отключились на время. И тогда я повезла вас домой.

– Что, одна справилась?

– Скажете тоже! Какое же такси посадит девушку с такой бездыханной тушей на спине? Конечно, Майк помогал! Сказал, что примерно понял, что там произошло.

– И что он понял?

– Что вы сделали из них бефстроганов. А что, шеф, вы правда так классно деретесь?

– Да нет, просто ребята на стройплощадке ноги себе переломали. Я всегда говорил, что эти ночные работы до добра не доведут. О пешеходах совсем заботиться перестали.

Она рассмеялась.

– Ну а потом что?

– Ну потом мы дотащили вас на третий этаж, положили в постель. Тут Майк сказал, что у него работы полно, и уехал.

– Надо же. Странный тип. Я и в бар‑ то их всего второй раз заглянул… А что он еще говорил?

– Ну, оглядел вашу квартирку, покачал головой и проворчал, что никогда еще не видел, чтобы люди жили так незатейливо… Как вам не стыдно называть его странным типом? Вы были как тюфяк раскаленный, а он вас на третий этаж заволок… Вы знаете, что у вас температура за сорок?

Она достала откуда‑ то градусник и поднесла к моим глазам экранчик с электронными цифрами. Я вспомнил, что недавно купил его сам.

– Ты что, карманы мои выворачивала?

– Ну конечно, а вы как думали? Как бы мы без ключа в квартиру попали? Вам еще повезло, что у меня в блокноте ваш адрес записан.

Я вздохнул:

– Ну ясно. Благодарю…

– Что‑ то не похоже, будто вы благодарны.

– Извини, если так послышалось. Но на самом деле довезти до дому было достаточно. Езжай‑ ка теперь домой, а то еще от меня заразишься. Если температура за сорок – значит, наверняка зараза какая‑ то. Мне так врач на работе сказал.

– Не волнуйтесь. У меня иммунитет крепкий.

– Все равно. Тебе здесь сидеть больше незачем.

– Как вам не стыдно! Я вам все рассказала. Теперь ваша очередь. Что это за «последнее задание»? Вы же обещали как‑ нибудь рассказать. И где это «как‑ нибудь»? Просто свинство так с людьми обращаться, даже и с подчиненными!

– Эй. А ты понимаешь, что находишься в квартире у одинокого мужчины? Подумай о времени. Уже ночь на дворе.

– Глупости! Я не в квартире одинокого мужчины, а у больного в одноместной палате. А намеки у вас… – она оглядела комнату, – такие же незатейливые, как жилье.

Крыть было нечем. Из электроприборов в квартире имелись только факс, телевизор и холодильник. Кондиционер уже висел на стене, когда я сюда заселялся. Прачечная за углом, так что стиральная машина тоже отсутствовала. А из мебели – только кровать.

– Оставь мою жизнь в покое. Лучше своей займись. Твой муж небось уже там с ума сходит.

– Ну вот, шеф! Вы уже наполовину не салариман…

– В смысле?

– Это вы мне о времени говорите? И вам не совестно? Я из‑ за вас, между прочим, ночами вкалываю и надбавок не требую! Кто об этом забывает то и дело – я или вы?

Я вдруг впервые задумался. А ведь верно. Никогда еще мне не приходило в голову разделять сотрудников на мужчин и женщин. Когда снимался очередной ролик, мы засиживались в студии до рассвета, но Охара ни разу не возразила. И когда я от усталости с ног валился, она продолжала вкалывать как заведенная. Последние наши съемки «Антика» задержались до четырех утра. И они с помощником режиссера обдували стакан с «Антиком» изморосью от сухого льда для создания «образа свежести и прохлады». Я даже помню, как при взгляде на ее жизнерадостную фигурку вдруг подумал о том, что уже никогда не буду так молод…

Полотенце опять сползло с головы. Она снова протянула руку, разровняла лед в полотенце и вернула компресс на лоб. От приятной прохлады голова успокаивалась. Я поймал себя на мысли, что так за мной еще сроду никто не ухаживал.

– Что ты хочешь услышать? – спросил я.

– Все, – потребовала она.

Сам не знаю, что заставило меня подчиниться. Наверное, температура, не иначе. И только? А может, ее глаза, сверкавшие любопытством у края моей постели. А может, хотя бы перед увольнением мне захотелось ее за все отблагодарить. Ну или просто представил, как они с Майком тащили меня в квартиру. Не знаю. Сам не пойму. Так, ничего не понимая, я и начал рассказ. О том, что случилось за последние трое суток. Все, что касалось меня самого, я сократил до минимума, но рассказал и то, о чем не сообщил Какисиме. Как догадался насчет компьютерной графики, как устраивался на работу – все по порядку. Кто‑ кто, а Охара должна понять. Я выбалтывал ей историю так долго, что сам испугался. Определенно, проклятая температура виновата, думал я то и дело – и все‑ таки не мог остановиться. А может, и не хотелось.

– Вот почему я сегодня и пришел в этот бар, – закончил я.

На весь рассказ ушло больше часа.

Охара молча слушала, склонив голову набок.

– Фантастическая история, – отозвалась она. – Самое непонятное – с этой компьютерной графикой. Зачем кому‑ то понадобилось делать такую запись?

– Как знать…

Она улыбнулась:

– Смешная у вас привычка, шеф.

– Какая привычка?

– Каждый раз, когда вы говорите «как знать», вы словно хотите скрыть, что у вас на уме.

– Что, у меня и правда такая привычка?

– Да нет! Это я так, вашу память проверила… Значит, проверка этой записи и была вашим «последним заданием»?

– Да, но теперь я хочу понять, что случилось. А если то, что я рассказал Исидзаки про эту чертову графику, и привело его к самоубийству?

– Ну это вы уже сами накручиваете. Вам ведь тоже нравился наш президент, правда?

– Ну… да, – ответил я. – Хороший был мужик. Мы с ним мало были знакомы, но он мне нравился. Такие ребята всегда умирают раньше других.

– А те головорезы в переулке – они‑ то здесь при чем?

– Вот уж не знаю.

– Но откуда они узнали, что вы будете в этом баре? Они же вас там давно поджидали, верно?

– У меня башка соплями забита. Даже ты меня выследила так, что я не заметил. А уж им‑ то сам бог велел… Наверно, еще с Хироо меня пасли. Вычислили бар и стояли курили, меня дожидаясь. Но что им от меня нужно – понятия не имею.

– А как они вас узнали?

– У меня есть метка… Я помахал левой рукой.

Она помолчала, уставившись на ожог, потом спросила:

– Значит, эта бандитская история гораздо длиннее?

– Какая история?

– О вашем прошлом. Вы рассказывали мне лишь то, что ваш отец – якудза. Но ни о молодости, ни о детстве ни разу не обмолвились. Но ведь и сегодняшние разборки с бандитами, и этот ожог – все связано, верно?

Ее рука, подплыв к моему лицу, легонько коснулась лба. За ней тут же потянулась вторая. Две горячих ладони – еще жарче, чем я сам, – обняли мое лицо. Все вокруг замерло. Я вспомнил, как нечто похожее случилось со мною лет двадцать назад. Почему я подумал об этом?

Где‑ то вдалеке шумел кондиционер.

– Не хочу вспоминать…

– Ну, тогда я не буду спрашивать.

Она смотрела на меня не отрываясь. Я залюбовался сиянием ее глаз. Живым сиянием, которому суждено померкнуть еще не скоро. Моя рука вдруг сама потянулась к ней – но тут же упала обратно на одеяло. Отняв руки от моего лба, она опустила их на подушку. Глядела на них и молчала.

– Эй, Охара…

– Да, шеф?

– Это правда, что салариманы живут свою жизнь взаймы?

– Жизнь взаймы?

– Каждый день на одном и том же месте делают одно и то же. То, что не имеет никакого отношения к ним самим. Они никогда не думали, что будут жить именно так. Наверно, мечтали, что где‑ нибудь найдут себе более подходящую жизнь. И с этой детской мечтой продолжали вкалывать до самой старости… Может, не нужно доживать до сорока шести лет, чтобы об этом задуматься? Как считаешь?

– Все люди разные…

– Наверное. Но ты уж точно не такая.

– Это верно! Мне работать интересно. Я не из тех, кто свое дело не любит. Я и в другой секции спокойно работать могла бы. А то и в другой компании…

– Это правда. Ты не из тех, кто живет взаймы. На таких, как ты, вся страна и держится. Какие бы увольнения ни случались. Даже если вся экономика к чертям полетит, ты достаточно крута, чтобы выжить.

– Это вы меня хвалите? Или за дурочку держите? Одно из двух…

– Ни то ни другое. Представь себе, даже твой шеф‑ каракатица иногда способен на искренние слова.

– Вас послушать – такие, как я, похожи на тараканов. Знаете, какая у тараканов выживаемость? Вот и мы такие же…

– Теперь салариманам без этого никуда. Такие уж нынче времена настали.

Я вспомнил Томидзаву. Наш разговор на поминках Исидзаки. Конечно, его возраст и ситуацию с Охарой не сравнить. Можно только сочувствовать тому, в какой заднице он оказался. Но разве сам Томидзава мог бы выжить в любых условиях? Весь остаток жизни он, скорее всего, проведет покорно понурив голову. Ведь ему есть что терять. А у меня ничего нет. Ни дома, ни семьи, ни готовности к переменам. И ни малейшей перспективы…

– Может, вы и правы, – тихо сказала Охара. – Только… С чего это вас на такой разговор потянуло?

– Да так. Просто подумалось.

Она подняла на меня глаза. И очень долго не опускала.

– Ну а вы сами какого типа?

– Наверно, я все еще ребенок, – ответил я. – Права была Нами‑ тян… Но разговор сейчас о тебе. Ты когда‑ то сказала: мол, если муж – хозяин, то ты в его доме – жилец. Помнишь такое?

– Помню, – кивнула она.

С ее мужем я встречался только однажды. Как‑ то вечером он ждал ее с работы на улице перед конторой. А меня только что перевели в рекламный отдел. Я столкнулся с ними на улице, и мы поболтали каких‑ то пять минут. В основном болтала она. О том, что они собираются на концерт. И назвала имя какого‑ то неизвестного мне дирижера. «Муж собирается стать свободным журналистом, – сказала она. – А готовить не умеет, вот и приходится жить с ним под одной крышей». И весело улыбнулась. Рядом с ней стоял молчаливый парнишка – настолько робкий и забитый, что я сильно засомневался, потянет ли он фриланс. По крайней мере, тогда мне так показалось. А потом она взяла его за руку, и они растворились в вечерних сумерках. Было это два года назад.

Наше молчание затягивалось. Она все глядела на меня. Оторвавшись от простыней, ее ладони тихонько легли мне на плечи. Я не мог пошевелиться. Лишь наблюдал за ее руками из‑ под полуприкрытых век.

И тут раздался звонок. Приглушенный, невнятный. Все звенел и никак не хотел оборваться.

Охара едва заметно улыбнулась:

– Что? И это по работе?

– Не сомневаюсь.

Она встала, прошла к вешалке у двери. Затем вернулась обратно к кровати и вручила мне мобильник, который я обычно ношу в пиджаке.

Господин Хориэ? – Голос в трубке звучал спокойно и как‑ то устало.

– Слушаю, – ответил я.

– Ради бога, извините, что так поздно… Моя фамилия Саэки. Я уже несколько раз пыталась до вас дозвониться, но никто не брал трубку. Я все колебалась, не слишком ли поздний час, но потом решила, что так будет лучше для всех…

Я взглянул на экран телефона. Действительно, один неотвеченный звонок. «Вне зоны действия сети»? Когда она звонила, я сидел под землей в баре «Бруно». Я снова приложил трубку к уху и посмотрел на Охару. Она сидела на кровати, глядя на меня. Прерванная улыбка еще не исчезла с ее губ.

– Госпожа Киэ Саэки? – сказал я так, чтобы Охара тоже слышала. – Значит, это вы мне звонили на работу сегодня после обеда?

– Да, – ответила она. – Но мне сказали, что вы сегодня отдыхаете…

– Где вы сейчас находитесь? Вы уже дома?

– Уже на Хироо, но до квартиры еще не дошла. Я позвонила с другого телефона и прослушала сообщения на автоответчике. Может быть, нам стоит встретиться?

– Я и сам хотел вас об этом спросить. В ее голосе прочитался легкий смешок.

– Надеюсь, не для разговоров о модельном бизнесе?

– Нет, модельный бизнес ни при чем. Если удобно, можно прямо сейчас. Скажите, где вы, я приеду куда угодно…

Я посмотрел на Охару. Ее брови поползли вверх.

– Но у меня ребенок. И совершенно негде поговорить в такой час.

– Ах да, конечно… Ну тогда сами назначьте время и место. Если честно, я бы и сам подождал до утра.

– Прекрасно! Давайте завтра в двенадцать. Конечно, если это не помешает вашей работе…

– Нисколько не помешает, – ответил я.

Она назначила встречу в вестибюле отеля на станции «Сироганэ». От Готанды – рукой подать. Где она сейчас – не сообщила. Судя по упоминанию о ребенке, где‑ то задержалась с ним вместе. Я кинул взгляд на костюмчик Охары.

– На мне будет черный галстук, на левой кисти – шрам. Так что сразу узнаете.

– Хорошо, – сказала она, – тогда я первая вас окликну.

И она снова извинилась за столь поздний звонок. Я успокоил ее, сказав, что если ложусь спать, то выключаю мобильник.

– Спокойной ночи, – произнес мягкий голос, и трубку повесили.

– Ваша подруга?

– Вроде того…

Теперь между мной и Охарой было около метра. Это расстояние она выдерживала с момента, когда отняла руки от моих плеч.

– Завтра я на работу не выйду, – сказал я. – Дела.

– Обещайте, что, когда вернетесь, сразу в постель!

– Хорошо… Обещаю.

– О'кей, шеф! Я отмечу, что у вас отгул… Хотя лучше бы я сказала ей вчера по телефону, что вы заболели и у вас страшный жар.

– Это еще зачем?

– Ну, она же смогла потерпеть до завтра! Да вам сейчас любой врач велел бы лежать два‑ три дня не вставая, иначе вообще загнетесь! А только я вас уложила, вы сразу вскакиваете и слушать ничего не хотите. И что за шеф мне достался!

– Ну я же говорю – потерпи еще две недельки.

– А кстати, эта Саэки… Может, она как‑ то связана с бандой Саэки?

– Откуда я знаю? Саэки – такая же обычная фамилия, как Охара или Хориэ. В общем, если повезет, завтра уточню. А послезавтра выйду на работу.

– Послезавтра?! – возмутилась она. – Да у вас такой жар, что вы перед этой подругой замертво упадете. Какая тут работа! Вы же так никогда не поправитесь!

– На сегодняшний день я еще салариман. Может, меня и лихорадит немного, но тратить свои кровные отгулы на простуды я больше не собираюсь.

– И это говорит человек перед увольнением!

– Как раз перед увольнением и думаешь об отдыхе больше всего. Все‑ таки двадцать лет менял работу на зарплату…

– Где это вы таких выражений насобирали? В каменном веке? Сегодня так говорить уже не стильно.

– Говорю как хочу. Что для меня стильно, что нет, – я всегда выбираю сам. Может, ты хоть это во мне заметила?

– Как раз это я в вас сразу заметила! Как в холодильник к вам заглянула – сразу подумала: здрасьте, шеф.

– А что у меня в холодильнике?

– Ну, я думала, он у вас алкоголем набит до отказа. А там одни энергетические напитки! И все как один – «Антик». Вы что, не знаете, что это образцы для маркетинговых исследований? Или вам жить надоело? – Я молча взглянул на нее. Она насмешливо улыбалась, – Ну, к одной болезни другая уже не прилипнет. Хотя, конечно, вы сегодня и так побредили здорово…

– Согласен, – кивнул я. – Не история, а бредни какие‑ то.

– Бог с ней, с компьютерной графикой. Самое непонятное – зачем президенту понадобилось запускать такую фальшивку в эфир?

– Хороший вопрос. Когда компания планирует такие вещи, цель у всех обычно одна. Сама знаешь какая…

– Извлечение прибыли, – кивнула она. – Основа маркетинга. Но здесь же не шла речь о личных доходах президента! Вы сказали, когда президент услышал от вас о компьютерной графике, ему даже полегчало?

– Это точно… – кивнул я. – Но самое главное – по‑ моему, я наконец‑ то захотел спать.

Она тут же вскочила с кровати.

– Понятно! Тогда я пойду. Раз уж вы так настаиваете… А дома подумаю хорошенько. Хотя и не надеюсь, что в чем‑ нибудь разберусь.

– Тогда и время не трать. Забудь обо всем да выспись хорошенько. Полезно для здоровья. И даже, наверное, для красоты.

– А об этом не беспокойтесь. Мой безумный шеф скоро уволится, вот тогда и расслаблюсь.

Я криво усмехнулся:

– Эй, Охара…

– Что еще?

– Большое спасибо тебе за то, что привезла меня сегодня домой.

– Что это с вами, шеф? Будто чужим голосом заговорили!

Она чуть приблизилась – и вдруг наклонилась надо мной. И я ощутил мягкое прикосновение. Ее губы коснулись моих. Теплые, как лучи весеннего солнца. Я услышал запах ее волос. Незнакомый мне доселе и совершенно неземной. Но уже в следующий миг все закончилось. Словно птица перед глазами махнула крылом и тут же исчезла.

Она встала. Чуть погодя я услышал, как входная дверь открылась и еле слышно захлопнулась. Моя гостья ушла, не прощаясь. Даже спокойной ночи не пожелала. По лестнице удалялись ее каблучки. Я вслушивался в них до последнего звука, а когда все стихло, принялся смотреть в потолок. Шумел кондиционер, еле слышно шумел, и я впервые подумал о том, как все‑ таки громко он у меня тарахтит.

Первый этаж отеля пустовал. В огромном зале я насчитал всего четверых посетителей, включая меня самого. Сказывался ли экономический кризис или здесь всегда так по будням – я понятия не имел. Полдвенадцатого. Из дому я вышел пораньше, а на такси ехал всего пятнадцать минут.

Голова почти не кружилась. Перед уходом я снова поставил градусник. Температура опустилась до тридцати восьми. Цифры на термометре день ото дня менялись, как этажи на экранчике в лифте. Я уже напоминал себе холоднокровное животное, которое то нагревается, то остужается по обстановке.

Я рассеянно вспоминал вчерашний вечер – цепочку событий, связь между которыми я понимал с трудом. Помню, что после ухода Охары я, кажется, провалился в сон. Вот только крепко я спал или нет – не помню. Так или иначе, благодаря этому сейчас я чувствовал себя намного лучше.

– Извините… Господин Хориэ?

Я повернулся. Передо мной стояла стройная женщина в темно‑ сером, почти черном костюме. Лет, наверное, за тридцать. Я сразу понял, отчего так солидно кивнул консьерж на мой вопрос о ее красоте. Впрочем, одна деталь была для меня неожиданной. Я рассчитывал увидеть женщину в каком‑ то смысле ночного образа жизни. Но ничего подобного в ней не заметил.

– Да‑ да, – отозвался я. – Госпожа Саэки?

Она кивнула, мы оба раскланялись, прошли к ближайшим креслам и присели.

Заказав кофе, она посмотрела на меня и выдержала долгую паузу. На ее губах застыла вежливая улыбка. Наши взгляды пересеклись, и я почувствовал, что у меня опять поднимается температура. Эдак, чего доброго, и правда свалюсь от лихорадки, как пугала меня Охара. На лице же моей собеседницы, как и в голосе вчера по телефону, проступала хроническая усталость.

Она достала из сумочки визитку. Я передал ей свою, и мы снова раскланялись. Я скользнул взглядом по карточке. В правом верхнем углу – логотип: SAEKI. Словно название фирмы. Внизу указаны два адреса в разных районах – Эбису и Дайканъяма. И никаких «Розовых холмов».

Поймав мой удивленный взгляд, она пояснила:

– Я держу сразу два ресторана.

– Понятно, – ответил я.

Снова пауза. Она все так же пристально смотрела на меня. Делать нечего – пришлось начать разговор самому:

– Прошу прощения за вчерашнее.

– Ну что вы. Это вам спасибо! Позвонила вам прямо домой чуть не заполночь, а вы были так любезны.

– Но ведь это я оставил вам сообщение, хотя мы ни разу не встречались. Скорей уж, это я к вам навязался!

– Вы очень любезны.

– Зависит от собеседника…

Она снова вежливо улыбнулась. Хотя на этот раз чуть более искренно.

– Значит, вы тот самый господин Хориэ, о котором я столько слышала?

– Слышали?

– О да.

– От кого?

– От господина Исидзаки.

– Ах да… – только и ответил я.

Принесли кофе. Официантка исчезла. Саэки так и не обратила на свой заказ никакого внимания и продолжала смотреть на меня, лишь слегка склонив голову набок.

– Я думала, вы удивитесь, когда узнаете, что мы знакомы. А по вашему виду этого не скажешь.

– Ну… судя по вашему виду, было бы странно думать, что вы незнакомы.

– В каком смысле?

– Ваш наряд очень близок к траурному. И при этом – никаких украшений. Я плохо разбираюсь в моде, но молодых женщин в таком стиле встретишь сегодня нечасто. Если только у них не скончался кто‑ то из близких.

Она еле слышно рассмеялась:

– Ну, я давно уже немолода… А вы внимательны к мелочам!

Я вспомнил вчерашний вечер – и жемчужные бусы, что так изменили внешность Охары.

– Ну что вы, – покачал я головой. – Я даже примерно не представляю вашего возраста.

– Тридцать восемь исполнилось, – сказала она с мягкой улыбкой. – Дама средних лет…

– Дамы средних лет тоже бывают разные. Особенно в последнее время. А в вашем возрасте чего только в жизни не происходит… Но вернемся к нашему разговору. Я и правда удивился, хотя и не тому, о чем вы подумали. С чего бы он вам обо мне рассказывал? Что именно и когда? Даже представить себе не могу. Вы не могли бы рассказать чуть подробнее? Ее взгляд устремился куда‑ то поверх меня. Она явно подыскивала слова.

– Как вы думаете, в каких мы были отношениях?

– Но вы же сами сказали – знакомые…

– Ну а кроме того?

– А кроме того – вероятно, любовники? Уж извините, если такая формулировка вам неприятна. Я человек простой, других слов мне в голову не приходит…

– А разве простые люди не употребляют слова «компаньоны»?

– В нашей стране «компаньонство» предполагает, что один за другого платит. А вы, если честно, не очень похожи на содержанку. К тому же вы оба жили поодиночке. В нашем обществе такую связь даже «внебрачной» не назовешь.

Она впервые засмеялась в полный голос.

– Да, господин Хориэ… Вы уникальный человек!

– Да нет! Просто сам иногда выступаю в роли любовника.

Она опять посмотрела куда‑ то вдаль и почти прошептала:

– Хотела бы я, чтоб так было…

Я не сразу понял, о чем она. И лишь через пару секунд догадался:

– В смысле – у вас с Исидзаки?

Ее взгляд пробежал по мне и сразу же опустился.

– Боюсь, теперь уже я слишком «просто» выразилась.

– Вы о чем?

– Вы когда‑ нибудь были женаты?

– Один раз. Развелся.

Мне вдруг захотелось оспорить ее комплимент – насчет моей внимательности к мелочам. Пожалуй, это могло относиться к кому угодно, только не ко мне. Я вспомнил, что сказала жена Кумико, когда окончательно махнула на меня рукой. Человек примеряет в жизни разные роли. Кому‑ то удается роль Человека, Который Рядом. Я же оказался мужиком совсем не семейным. Так она и сказала. Слишком занят своей работой. В итоге Кумико разобралась с собою даже честнее, чем я ожидал. «Если мужчина не в силах делить в себе поровну дом и работу, он не имеет права мучить других людей. И обвинять потом должен только себя самого…»

– А я никогда не была замужем, – сказала она ровным голосом. – Хотя сын есть.

– Ну что ж. В последнее время многие так живут. А где ваш ребенок сейчас?

– В номере. Сейчас он уснул…

– Вы с ним решили здесь остановиться? Она кивнула.

– Наверное, вы думаете, что Исидзаки – его отец?

– Ну… откуда же я знаю.

Я вспомнил слова Исидзаки: «Из родителей у малыша только мать. Отец, похоже, отсутствует». Я поймал ее вопросительный взгляд и продолжил:

– Признаюсь, этого я тоже не исключал. Но если вы говорите, что вы не любовники…

– К этому ребенку господин Исидзаки отношения не имеет. То, что я его родила, – моя блажь!

– Блажь?

– Простите… Слетело с языка. Конечно, о ребенке так говорить нехорошо.

Я промолчал. Она глубоко вздохнула и тихо, почти шепотом произнесла:

– Я очень любила его. По‑ настоящему и очень долго…

Я думал, что она разрыдается, но лить слез она не стала. Наверное, не тот характер. Я смотрел на нее, не говоря ни слова. Наконец она медленно покачала головой. Словно пыталась отогнать от себя неизбежное понимание всей абсурдности своих поступков. Ее речь потекла без остановки:

– Я впервые рассказываю об этом постороннему. Мне очень нелегко подбирать слова, – начала она ровным механическим голосом, за которым скрывалось твердо принятое решение. – По возрасту он мне в отцы годился. А я все равно испытывала к нему такое, что сама удивлялась. Меня словно приворожили. С первой нашей встречи прошло уже больше десяти лет – а я и сейчас чувствую то же самое. Но он всегда держал дистанцию. Всегда притворялся, будто не понимает, что я чувствую. Вот почему наша связь была просто дружбой близких людей. Чувства были только с моей стороны, и пропасть, которая нас разделяла, так ничем и не заполнилась. Словно омут какой‑ то. И все это длилось годами. Настоящей встречи между любящими людьми у нас так ни разу и не случилось. Все закончилось ничем… Вам, наверное, смешно, что женщина в таком возрасте рассказывает такую наивную историю. Но, я надеюсь, вы мне верите?

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 6 789 Следующая ⇒