ЧАСТЬ ВТОРАЯ 2 страница

Я вытянула адресованный мне конверт, удивленная собственной радостью. Но не открыла его. Это я хотела проделать в одиночестве.

Мае кивнула. Затем она, должно быть, настроилась на мои мысли, потому что сказала:

– Нет, лодыжка? Надо было научить тебя делать переворот на каяке.

Оказавшись у себя в комнате одна, я разорвала конверт. Письмо состояло в основном из отчета о путешествии: побережье графства Керри пустынно, но красивее, чем он себе представлял, – серые скальные выходы на фоне темно‑ зеленых полей и, куда ни глянь, развалины замков.

«История вторгается в современность на каждом шагу», – писал он. Слышала ли я о Скеллигском монастыре? Монахи жили в напоминающих ульи каменных хижинах на скалистом островке в Атлантическом океане у берегов Керри. Они покинули монастырь в двенадцатом веке. Им пришлось уйти из‑ за раскола, после того как некоторые монахи стали сангвинистами.

Он надеялся, что я продолжаю читать. Затем он цитировал строчки из поэмы Уильяма Батлера Йейтса: «Так пусть живет, как лавр вечнозеленый, // в родную вечность уходя корнями»[1].

В заключение он писал: «Я скучаю по тебе».

Этого было недостаточно.

Мае сказала, что лодыжку надо хотя бы один день выдержать в покое. Вынужденная неподвижность сделала меня раздражительной. Чтобы развеселить меня, она принесла мне журналы, купленные в городской аптеке.

Это оказались не те, что я предпочитала. В них основное внимание уделялось текущим событиям: правительство, политика, преступность и война. Я листала их, и мне становилось все тошнее и мрачнее. Папа называл такие события «эфемерами» и говорил, что они возникают циклично. Он говорил, что не стоит обращать внимание на текущие фазы циклов, ибо это порождает «иллюзорное ощущение контроля над происходящим и, в итоге, фрустрацию».

Интересно, прав ли отец? Действительно, я мало что могла сделать, чтобы остановить войну или преступление. Но какая‑ то часть меня испытывала мрачное удовольствие оттого, что теперь я знаю о них чуть больше.

До сих пор война оставалась для меня историческим термином. Под пером историков войны делались обоснованными, понятными, даже благородными, если проанализировать мотивы всех сторон конфликта. Я смотрела на фотографии в журналах и думала: «История – это просто еще одна разновидность повести».

Мае внесла поднос с обедом на двоих. (Дашай «вышла», и, судя по маминому тону, не стоило спрашивать куда. )

Поставив поднос, она сказала:

– У тебя все еще грустный вид, Ариэлла.

– Я читала про политику. – Я развернула салфетку и расправила ее на коленях. – Папа не обращал на нее внимания.

– Тем больше у тебя причин обращать. – Она передала мне приборы. – Если мы будем игнорировать мир, то на свою беду.

– Догадываюсь. Но я скучаю по старым временам. – Фраза повисла над столом сентиментальной розоватой кляксой.

– Я порой тоже.

– О чем ты скучаешь?

– Иногда по Саратога‑ Спрингс. Думала, я скажу, что скучаю по уединению, которым наслаждалась здесь, пока не появилась ты?

– Может быть. – Подобная мысль не раз посещала меня.

– Я рада, что ты здесь. Во всех смыслах. – Она сняла крышку с блюда и начала ложкой раскладывать устрицы в белом соусе на подушку из припущенного шпината и поджаренного хлеба.

– Я скучаю по своему велосипеду. – Эта мысль тоже возникла ниоткуда. С папой я почти всегда думала, прежде чем заговорить.

– Твой велосипед, должно быть, на складе, вместе с мебелью из старого дома. – Она протянула мне тарелку, которую я пристроила на коленях.

Устрицы пахли лимоном, сливками, маслом и эстрагоном – они намекали на дальние края, где мне еще предстояло побывать.

– Почему бы нам не поехать и не забрать твой велосипед? Обстановка нам тоже понадобится, когда достроим дом. Рафаэль сказал, чтобы мы взяли со склада все, что нам нужно, а остальное раздали.

Мае сообщила, что заказала нам билеты на самолет до Олбани на начало сентября. Там мы возьмем напрокат грузовик, поедем в Саратога‑ Спрингс, а потом на нем же вернемся домой со своим имуществом. Мысль навестить родной город вместе с мамой мне понравилась. За обедом мы говорили о папе.

– Ты права – Рафаэль никогда особенно не понимал политики, – сказала мае. – Может, потому, что ему не было знакомо чувство семьи или принадлежности к группе. Отца он не знал. Мать умерла при его рождении, вырастила его тетя.

– Тогда, по‑ моему, ему должно еще больше хотеться быть рядом с нами. – Я едва прикоснулась к еде, а против маминых устриц в белом соусе практически невозможно устоять. – Ему стоило задержаться здесь подольше, чтобы дать нам шанс. – «Шанс побыть семьей», – добавила я мысленно, посчитав эти слова чересчур сентиментальными, чтобы произносить их вслух.

Мае все равно их услышала.

– Но если человек растет без этого ощущения близости, откуда ему знать, как испытывать ее к другим. Она может просто пугать его.

– Я выросла без этого. – Я отодвинула тарелку. – Хочешь сказать, я никогда ни с кем не буду близка?

Слова задели ее, но она постаралась не показать виду и снова пододвинула мне тарелку.

– Если хочешь, чтобы лодыжка зажила, надо есть.

Я наколола на вилку устрицу и откусила кусочек.

– Возводить обвинения легко, – сказала она. – Я виню себя за то, что оставила тебя столько лет назад, и за то, что отпустила одну на каяке сегодня. Это обоснованные обвинения. Я знаю, какую роль я сыграла, и знаю обстоятельства. Но обвинять человека в том, что он не может перестать быть самим собой, несправедливо.

Я чувствовала, что она права. Но я не могла отказаться от мысленно написанной повести о воссоединении моей семьи и дальнейшей жизни в любви и согласии. Нет, я не готова была расстаться с этой повестью.

Проснулась я, видимо, около полуночи. Меня часто будил хор древесных лягушек, или пение влюбленных птиц, или слишком яркий лунный свет, но сегодня я не слышала никого – ни лягушек, ни птиц.

И никакая луна в небе не висела. Однако, выглянув в лунный сад, я увидела оранжевый огонек сигареты.

Я похромала в спальню к маме, потом к Дашай. Обе постели были пусты.

Поэтому я вышла в сад одна. Я двигалась бесшумно, держась возле дома, пока не подошла достаточно близко и не разглядела, кто пожаловал.

На кованой чугунной скамье в шортах и футболке сидел Джесс. Без темных очков он был даже красив: черты у него были правильные, а глаза темные с длинными ресницами. Но что‑ то в изгибе губ и положении нижней челюсти говорило о том, что он не в ладах с миром и предпочитает отвечать ему агрессией. Он не замечал меня, пока я не встала прямо перед ним, и, похоже, не удивился, увидев меня.

– Так вот где ты живешь, – произнес он невнятно. Пивная вечеринка явно оказалась затяжной.

Его ботинки помяли некоторые из цветов, выросших из слез Дашай.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я, гадая, куда подевались мае с подругой.

– Хотел убедиться. – Он рыгнул. – Ты в норме. – Он улыбнулся и похлопал по скамейке рядом с собой. – Садись.

– Это частное владение. – Я не повышала голоса, но была в ярости. – Ты не имеешь права находиться здесь.

Он расхохотался.

– Да ладно! Ари, тебе надо развеяться. Вот и сестра с Мисти тоже так говорят. – Он снова рыгнул. – Ой! Надо выпить. У тебя есть пиво?

– Ступай домой. – Я подошла достаточно близко, чтобы разобрать надпись у него на футболке: «ИСТИНА ГДЕ‑ ТО РЯДОМ».

– Это неправильно. Меньшее, что ты можешь дать мне – парню, который спас тебе жизнь, – это пару‑ тройку глотков пива. – Он снова улыбнулся в надежде обаять меня. Затем его губы и челюсть снова сложились в привычную гримасу.

Я подошла к нему так близко, как только посмела.

– Посмотри на меня. – «Можно ли загипнотизировать пьяного? » Об этом в Интернете не упоминалось.

К вашему сведению, можно. Времени потребовалось больше, чем я рассчитывала, – долгие минуты я заставляла его смотреть мне в лицо, глубоко дышать, слышать только мой голос, расслабляться полнее и глубже, пока не почувствовала еле заметный щелчок контакта, момент, когда он уже не мог отвести взгляда и я знала, что он в моей власти.

– Ты отправишься домой. – Я говорила медленно, ровно. – Поедешь медленно. – Я сообразила, что он приехал на лодке, поскольку на главных воротах стояла сигнализация. – Ты не станешь превышать скорость сегодня. И впредь.

Я вдруг развеселилась.

– Ты больше никогда сюда не придешь. Ты не сможешь пить пиво. Тебя станет тошнить от одного его вкуса. – Я прикинула, насколько далеко мне можно зайти, и решила, что хватит. – Теперь ступай. Очнешься, когда доберешься до дому.

И он послушно поднялся, повернулся и направился к пирсу.

Я вернулась в дом и легла, поздравляя себя с хорошо проделанной работой.

Но недостаточно хорошо, как выяснилось. Наутро за завтраком мае с Дашай дали мне это понять в самых недвусмысленных выражениях.

Сначала они сетовали, что их не оказалось дома, когда это произошло. Они отправились в дом Беннета – сначала Дашай, а потом мае на ее поиски. Беннет домой не возвращался.

Затем они допросили меня о том, что я сказала Джессу. Мае напомнила мне, что не одобряет гипноза в целом, но, с учетом обстоятельств, она может понять, почему я к нему прибегла.

– Девочке пришлось защищаться. – У Дашай был измотанный вид, но голос звучал бодро. – А то, что она велела ему не гонять и не пить, пойдет ему только на пользу. Может, спасет несколько ламантинов, а может, и его собственную жизнь.

Я улыбнулась. Я жаждала их одобрения.

И тут мае спросила:

– А что еще ты сказала?

– Я тебе все рассказала.

– Ты не сказала ему, чтобы он, когда очнется, не помнил твоих слов?

Судя по их лицам, в области гипноза мне предстояло еще многому научиться.

– В Интернете об этом не упоминалось. – Большая часть статей представляла собой схемы‑ памятки для желающих бросить курить или похудеть.

– Ох, Ариэлла. – Мамины слова были как снеговые облака легкие белые сверху, тяжелые серые снизу.

Я сидела неподвижно, ошеломленная ее беспокойством.

Через некоторое время Дашай сказала:

– Может, он и не станет болтать. Забудет, когда протрезвеет, и все.

Но у меня не шли из головы папины слова: «Помни: то, чему ты учишься, имеет вес. Вместе со знанием приходит обязанность применять его правильно».

ГЛАВА 4

Вы когда‑ нибудь слышали хорошую песню, в тексте которой присутствовало бы слово «вечно»? Я – нет.

Получив от мае на день рождения плеер, я закачала туда сотни песен и выискивала их тексты в Интернете. При поиске по слову «вечно» выскакивали строчки типа «Я знаю, мы будем счастливы вечно», «Мы вечно будем вместе», «Я буду ждать тебя вечно» и так далее. И все это писали смертные, не имевшие ни малейшего понятия, о чем говорят.

Я подумывала написать собственную песню, когда у меня зазвонил мобильник. Мае купила мне телефон, дабы я «не теряла контакта с друзьями». До сих пор я пользовалась им считанное число раз. Когда он зазвонил, я подскочила.

– Это Ари? – Голос звучал искаженно, но я узнала Осень.

– Привет.

– Мы собираемся в торговый центр. Хочешь с нами?

Альтернатива заключалась в помощи Леону, шлифовавшему песком оконные рамы.

– Конечно.

Эмоции в ее голосе не читались, и мне было любопытно, какой прием меня ждет. Даже если враждебный, по крайней мере, я узнаю, рассказал ли им Джесс о том, как я его загипнотизировала.

Час спустя они появились у наших ворот. Осень обещала через полчаса, так что я уже некоторое время ждала, когда на дороге показалась медленно ползущая пыльная коричневая машина.

За рулем сидел Джесс. Он улыбнулся мне и помахал – этого я не ожидала.

Осень сидела впереди, и я скользнула на заднее сиденье рядом с Мисти. Джесс поймал мой взгляд в зеркале заднего вида.

– Доброе утро, Ари. Как дела?

– Спасибо, хорошо.

Мисти переводила взгляд с Джесса на меня и обратно. Осень обернулась с переднего сиденья.

– Джесс говорит, что на той неделе вы с ним имели беседу. – Она подмигнула.

Им с Мисти хотелось узнать, что произошло. Следовательно, Джесс им не рассказал.

Я решила ответить настолько честно, насколько смела.

– Я Джессу посоветовала кое‑ что. Ездить помедленнее и не пить.

Голубые глаза Мисти смотрели скептически, но Осень сказала:

– Сработало. За всю неделю он даже банки пива за завтраком не выпил. И вообще не пил, насколько я видела.

– И водит совсем не так, как раньше, – добавила Мисти. – У нас на это два года ушло. А что это за забор вокруг вашего дома?

– Это от охотников.

Многие вампиры ставят вокруг домов ограду из соображений безопасности. Дело не в том, что мы не в состоянии управиться с незваными гостями, а в том, что мы предпочитаем этого не делать.

Джесс то и дело посматривал на меня в зеркало исполненным преданности взглядом. Он думал, что я красивая. У него не сохранилось четких воспоминаний о гипнозе, только ощущение восхищения мной, доверия и благодарности за возможность побыть героем.

Девочки заметили, как он на меня смотрит.

– Мы едем в торговый центр или как? – спросила Осень, глядя в окно. Глаза ее скрывались за солнечными очками, отчего она всегда выглядела скучающей.

Пассаж возле Кристалл‑ Ривер был вторым торговым центром в моей жизни – первый располагался на окраине Саратога‑ Спрингс, что в штате Нью‑ Йорк. И там и там имелись кинотеатры, и «Сирс»[2], и прочее в том же духе, но пассаж у Кристалл‑ Ривер страдал обширным инфарктом розничной торговли. На половине магазинов висели таблички «Скоро закрытие».

Тем не менее в субботнее утро именно сюда съезжались покрасоваться местные подростки. В «Пирсинг пагода»[3] стояла длинная очередь, к кассам кинозалов тоже тянулся хвост.

Осень с Мисти направились к магазину одежды. Джесс остановился, и я заколебалась, не зная, куда идти.

– Ты когда‑ нибудь смотрела ночью на небо и думала, кто смотрит оттуда на тебя? – спросил Джесс. Глаза его приобрели мечтательное выражение. Он запрокинул голову и уставился на потолок торгового центра, словно находился в планетарии.

– Да. Иногда. – На четырнадцатилетие папа подарил мне телескоп.

– А ты думала когда‑ нибудь, каково было бы оказаться в глубоком космосе?

– Да. – Я часто фантазировала на эту тему.

Он помотал головой.

– Я бы хотел путешествовать со скоростью света, чтобы, когда вернусь, я остался бы прежним, но остальной мир сделался бы другим. Все мои друзья состарились бы, а я по‑ прежнему был бы в расцвете сил.

– Это теоретически возможно. – Но вряд ли случится при жизни Джесса, подумалось мне. А если и случится, то вряд ли с ним.

Тут вернулись Осень с Мисти. Осень говорила в прижатый к уху мобильник:

– Хорошо. Хорошо. По фигу. – Она отключилась. – Мне надо съездить на встречу с инспектором по делам несовершеннолетних.

По выражению глаз Мисти я поняла, что для нее эта встреча явилась новостью.

– Мне нельзя пропустить очередной раз, – сказала Осень. – Мы можем оставить вас здесь, а потом заехать за вами.

– Круто, – буркнула Мисти, разглядывая свои туфли. Она дулась.

Я удивилась, почему Осень не может сама вести машину. Возраст ей позволял. Но потом я обдумала возможные причины, по которым ей надо встретиться с инспектором.

– Это недалеко, – сказал Джесс. – Мы скоро вернемся.

– И даже скорее, если ты перестанешь ездить, как старик. – Осень ткнула его кулачком в плечо и смутилась, словно ожидала, что он стукнет ее в ответ.

Мы с Мисти пообедали в кафе под названием «У друзей». Не успела я пару раз откусить свой сэндвич с макрелью, а она уже слопала чизбургер и половину жареной картошки. Она заметила, что я ем не так быстро, как она, и задумалась, не потому ли я такая худая, что ем медленно.

– Ты здесь недавно? – спросила я ее.

– Месяца четыре‑ пять. – Она повозила кусочек картошки в лужице кетчупа. – Это отчим нас сюда перетащил. Его перевели работать на электростанцию.

– Ну и как тебе?

Она сунула картошку в рот и постаралась жевать помедленнее.

– Здесь та‑ ак скучно. Я думала, помру со скуки, пока не познакомилась с Осенью. И с Джессом. – Она вспыхнула и внезапно показалась куда младше.

«Значит, она думает, что любит его, – решила я. – И видит во мне соперницу».

Официант спросил, не желаем ли мы по второй порции газировки. Не дожидаясь ответа, он бухнул в наши стаканы с полкувшина колы со льдом, в процессе щедро наплескав на стол.

– Джесс славный парень, – сказала я, – но он меня не интересует.

Она обрадовалась, но лишь на мгновение.

– Но ему‑ то ты нравишься. Пока мы ехали за тобой, он только о тебе и говорил. Ари сказала то, Ари сказала это. В смысле, ты заставила парня бросить пить! – Она говорила так, словно я совершила чудо.

– Ну, бросил на несколько дней, – возразила я, но чувствовала, что он не начнет заново, если только я ему не велю. И с минуту, признаюсь, наслаждалась своей властью заставить человека поступать так, как я ему приказала.

Склонив головку набок, Мисти улыбнулась. Она знала, о чем я думаю. Она действительно красивая девочка, подумала я, обратив внимание на ее загорелую кожу и тщательно завитые волосы. Куда бы мы ни шли, люди глазели на нее. Хотя мы обе были в джинсах и футболках, на ней одежда сидела куда лучше.

– Я хочу, чтобы ты меня научила, – сказала она. – Научила меня, как понравиться Джессу. Научи меня говорить с ним так, как говорила ты в ту ночь.

Я не собиралась учить ее гипнозу, но, может, мне удастся помочь ей как‑ нибудь иначе.

– Ты тоже можешь кое‑ чему меня научить. – Я указала на двух мальчишек нашего возраста в соседней кабинке. Они не отрывали от нее глаз с тех пор, как мы вошли.

Она уловила намек и подмигнула мне.

После обеда мы бродили по торговому центру. Время от времени Мисти тыкала пальчиком в наряды, в которых я смотрелась бы «горячо», и объясняла, что мне надо больше качать бедрами при ходьбе. А когда стоишь, говорила она, надо большую часть веса переносить на одну ногу, а вторую сгибать в колене, чтобы подчеркнуть форму икр. Между уроками она рассказала мне историю своей жизни, а также историю ее родителей и старшей сестры. Отчим у нее вне работы не чурался выпивки, но он был «лапочка», а не «зануда», как ее «настоящий отец». Мама у нее была «старая хиппи» по имени Солнечный Свет и свою дочь назвала Мистической Розой. Ныне Солнечный Свет работала продавщицей в местной аптеке, где ее звали Солнышком. Еще у Мисти имелись два сводных брата в Теннесси.

Рассказывая мне свою историю, она показывала, что доверяет мне. Я в ответ отделалась общими местами: расплывчатым упоминанием о том, что родители вместе не живут, мама разводит лошадей и пчел, – и кое‑ какими типовыми советами по поводу обращения с Джессом.

– Смотри ему в глаза, когда с ним разговариваешь. Просто поразительно, как редко люди смотрят в глаза друг другу. Смотри пристально, говори медленно. Сообщай ему, чего ты хочешь.

Мисти восприняла этот совет как откровение. Пока я говорила, она в знак согласия и благодарности прикоснулась к моей руке своей маленькой загорелой ладошкой. Я отодвинулась, чтобы она не могла до меня дотянуться. И тут почувствовала это – пробегающее по коже знакомое покалывание, возникавшее, когда за мной кто‑ то наблюдал.

Я огляделась, но никого не увидела. Несколько мальчишек глазели на Мисти.

Инстинктивно мне хотелось убежать.

– Я тебя запятнала! – крикнула я, понимая, как глупо это звучит. – Ты – вода. – И рванула по коридору.

Мисти помчалась за мной. Через минуту я юркнула в боковой проход, ведущий к кассам. Она догнала меня и хлопнула по руке.

– Теперь ты вода!

Я прижала указательный палец к губам. Несколько мгновений мы стояли неподвижно, переводя дух.

Потом Мисти сказала:

– Ой! – И протянула руку. – Смотри, меня что‑ то ужалило, да как сильно. Я ничего не видела, а ты?

И я не видела. Но чувствовала, как к нам что‑ то приблизилось, постояло, затем двинулось дальше. Я взглянула на яркую красную отметину у нее на плече.

– Может, какое‑ то насекомое?

К моменту возвращения Джесса и Осени Мисти уже считала меня лучшей подругой. По пути в Сассу она снова сидела рядом со мной на заднем сиденье, болтая о нарядах, и чесала рубец на плече.

– Как ты думаешь, это не паучий укус?

– Кто знает? – отозвалась я.

Кондиционер в салоне не работал. Даже при открытых окнах было душно от сигаретного дыма и мускусного запаха духов Осени.

Мисти снова тронула меня за плечо и воскликнула:

– Потрогайте, какая она прохладная!

Осень, как всегда бесстрастная в своих темных очках, обернулась.

– Потрогай ее! – настаивала Мисти. Осень протянула руку и едва заметно скользнула кончиками пальцев по моей руке.

– Холодная, – изрекла она.

– Как тебе это удается? Ты даже не потеешь, а здесь градусов под пятьдесят. – Глаза у Мисти были круглые от удивления.

С пару мгновений я размышляла, не открыть ли им правду: вампиры не потеют, а нормальная температура тела у нас ниже, чем у смертных. Вместо этого я сказала:

– Знаешь старую поговорку: «Холодные руки – горячее сердце»?

– У меня дядя так говорит. – Мисти легко было отвлечь.

Она снова принялась чесать плечо. Джесс просто улыбался, не вслушиваясь. Но что‑ то в лице Осени, в положении губ и нижней челюсти, говорило о настороженности. Она снова отвернулась, не сказав ни слова. И снова я обнаружила, что не могу прочесть ее мысли.

– Перестань чесаться, – сказала я Мисти. – У тебя уже кровь идет.

Струйка крови у нее на плече заставляла меня нервничать. Я с усилием отвела глаза.

– Можете высадить меня здесь, – сказала я, когда машина подъехала к нашим воротам. – Спасибо.

– Ари! – окликнула Мисти.

Я уже открыла дверцу.

– Можно, я тебе позвоню? – спросила она.

– Конечно. – Я вылезла из машины. – У Осени есть мой телефон.

Они смотрели на меня, а я не хотела, чтобы они видели, какой код я набираю, чтобы открыть ворота. Я послала Джессу мысль: «Поезжай», – и секундой позже он уехал. Последнее, что я видела, – это личико Мисти в заднем окне, губы ее сложились в беззвучное «спасибо».

Дом уже меньше походил на развалины. Рабочие отсутствовали – был какой‑ то праздник. День труда, по‑ моему. Мае с Дашай на кухне заканчивали поздний обед, и я положила себе салата.

Я села. Они вдвоем уставились на меня.

– Ты куришь?! – спросила мама.

Нет, ответила я им. Мои друзья курят. Запах дыма от их сигарет впитался мне в одежду и в волосы.

– Друзья? – хмыкнула мае. – Это те гопницы, которых мы видели «У Фло»?

– Кончай снобствовать, – сказала ей Дашай. – С кем ей еще тусоваться?

– А «иные» здесь есть? – спросила я. – В смысле, моего возраста. Я единственный подросток среди завсегдатаев «У Фло».

– Я думала, ты в курсе «фактов жизни», – сказала мае.

– В курсе. – Я несколько смутилась. – Деннис мне рассказывал.

– Это многое объясняет.

О Деннисе у нас с ней остались смешанные воспоминания. Он был папиным ассистентом и нашим близким другом. Он учил меня плавать и кататься на велосипеде. Но он был смертным и порой совершал ошибки. В нашу последнюю встречу он попросил меня сделать его вампиром – просьба повергла меня в шок.

– Деннис не специалист. – Мама расчистила на столе место, отнеся тарелки в раковину, и вернулась с блокнотом, линейкой и ручкой. Она расчертила таблицу и начала ее заполнять. Я завороженно наблюдала за происходящим.

– Ты раньше никогда не видела, как Сара составляет таблицы? – Дашай скорчила рожицу. – Она вечно рисует планчики местности и все такое.

– Мне необходимо организовывать имеющуюся у меня информацию, – возразила мае, не переставая писать. От природы она не обладала дисциплинированным умом – ее сознание слишком любило перескакивать с предмета на предмет.

– Потом она начнет устраивать нам презентации в «пауэр пойнте» за завтраком, – продолжала Дашай. – И вот тогда я съеду.

Мамина таблица выглядела так:

Мне не хотелось показаться неблагодарной, но большей частью этих сведений я уже располагала. Ну, я не знала, где секты образовались или в какой части света та или иная из них наиболее популярна, но об основных чертах каждой я уже слышала.

Мае уловила эту мою мысль.

– Хорошо, мисс Всезнайка. Что общего у большинства сект?

Я перечитала таблицу, но это не помогло.

– Ну же, Ариэлла, это же элементарно. Что общего у большинства вампиров?

– Особая диета?

– Так. Что еще?

– Мы должны быть осторожны с солнечным светом и огнем. – Я почувствовала себя увереннее.

– Верно. И?

Дашай пыталась сдерживать смех.

Я снова взглянула на таблицу.

– Гм, некоторые из нас блюдут целомудрие. По‑ моему.

– Да. – Мае с облегчением констатировала, что разговор наконец‑ то к чему‑ то привел. – Сангвинисты особенно приветствуют безбрачие. Почему?

– Потому что они думают, что заниматься сексом со смертными плохо? – Это была догадка.

– Их традиция говорит, что секс – это вообще плохо, и точка, – вставила Дашай, покосившись на маму, дабы убедиться, что вмешательство уместно.

– Кто бы сомневался, что ты влезешь именно на этом месте, – сказала мама, но голос у нее был довольный.

– Не забывай, первые сангвинисты были священниками, – продолжала Дашай. – Может, это стоит внести в нашу очаровательную табличку.

Мама ее проигнорировала.

– Даже после того, как они оставили церковь, они приветствовали безбрачие. Разумеется, встречались и исключения.

– Да, но девочке необязательно все это знать. – Дашай повернулась ко мне. – Тебе надо вот о чем подумать: что у всех этих сект общего помимо того, что ты уже назвала?

Я потянулась через стол к миске с ягодной смесью. Я совершенно запуталась.

– Они не хотят, чтобы вампиры размножались! – Дашай протянула руку и смахнула со стола Грэйс, нашу кошку. – И у каждой свои аргументы. Сангвинисты считают, что мир перенаселен, небьюлисты – что сексом заниматься мерзко, а колонисты хотят, чтобы размножались смертные, потому что они – еда. Но дети у вампиров? Никто из них не считает это правильным.

– Почему? – Я отчего‑ то почувствовала себя уязвленной.

Мама пристально смотрела на меня.

– Потому что если у вампира и смертного родится ребенок, то, скорее всего, у него будут проблемы со здоровьем.

– Это только часть вопроса, – сказала Дашай. – Эти секты считают, что у вампиров чистая кровь, а мир принадлежит чистокровным.

Будучи сама полукровкой, я изо всех сил старалась не воспринимать ничего из услышанного на свой счет.

– А как насчет двух вампиров?

– Невозможно, – помотала головой Дашай.

– Ну, так учит народная мудрость. – Мае стиснула зубы, у нее это признак беспокойства или печали. – Кто знает? Исследований не проводилось. Приходится довольствоваться слухами, мифами и народными сказками, да еще чатами в Интернете. Вампиры в большинстве своем как викторианцы – они предпочитают не говорить о сексе. В любом случае теперь ты знаешь, почему в Хомосассе нет подростков вроде тебя. Ты существо редкой породы, Ариэлла.

У меня – вот снова это выражение – голова шла кругом. Насколько суровы возможные проблемы со здоровьем? Насколько вероятно, что заболею я? Я смотрела на нарисованную из самых лучших побуждений таблицу и жалела, что вообще сменила тему.

Тут Дашай взяла карандаш. Мае поморщилась, но не остановила ее. Дашай добавила еще одну секту: «МЫ». В графе «происхождение» она написала «КТО ЗНАЕТ», а в графе «местоположение» – «САССА». В «характерных признаках» она поставила большой вопросительный знак.

– Мы не принадлежим ни к какой секте, – сказала она. – А что мы делаем, какие у нас характерные признаки… Поживем – увидим.

Я протянула руку и снова спихнула со стола Грэйс, при этом напряженно думая. Для папы быть вампиром являлось очень сложным занятием, повязанным со всех сторон долгом и этикой и всевозможными обязательствами. Для мамы и Дашай это было не такое уж большое дело. А для меня?

Секты имели еще одну общую черту: они все дистанцировались от людей. Даже сангвинисты, верящие в мирное сосуществование, предпочитали особенно со смертными не общаться.

– У меня вопрос. Почему мы не говорим людям, кто мы? Почему мы ходим в ресторан «У Фло» и не ходим в «Мюррей»? Почему мы не живем открыто?

– Потому что открытость может быть опасна. – Мама говорила медленно, терпеливо, но наивность вопроса ее удивила.

– Некоторые вампиры на виду, – сказала Дашай. – В основном в шоу‑ бизнесе. Можно быть рок‑ звездой или актером и заявлять, что ты вампир, а смертные думают: «Ага, точно». Почему‑ то в этом случае они угрозы не чувствуют.

– Потому что думают, что это поза. И говорят себе, что такой штуки, как вампиризм, не существует. – Мае откинула волосы со лба.

Я вспомнила фразу из «Дракулы» (версию 1931 года мы называем просто «Кино»): «Сила вампира в том, что люди в него не верят».

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒