Патриция Корнуэлл 19 страница

– Думаю, пора навестить Пи‑ Джея.

В ресторане нам сказали, что у Пи‑ Джея выходной. Дома его тоже не оказалось. На островок уже надвигались сумерки, когда нам удалось обнаружить бармена у «Неряхи Джо». К тому времени он едва держался на ногах. Я перехватила его у бара и за руку отвела к столику.

– Марк Джеймс, мой друг. – Мне было не до пространных объяснений.

Пи‑ Джей молча салютовал Марку бутылкой, пару раз моргнул и с нескрываемым восхищением уставился на моего мускулистого спутника.

– Рукопись Берилл. – В заведении было шумно, и мне приходилось чуть ли не кричать. – Вы не помните, она сделала с нее копию?

Покачиваясь в такт музыке и поглаживая горлышко бутылки, бармен покачал головой:

– Не знаю. Если и сделала, то мне, по крайней мере, ничего не сказала.

– Но она могла это сделать? – не отставала я. – Например, когда копировала письма, которые потом отдала вам?

Пи‑ Джей пожал плечами. Лицо его раскраснелось, по щекам катились капельки пота. Он был пьян, и мои слова просто не доходили до его затуманенного алкоголем сознания.

От Марка помощи было никакой, и я предприняла еще одну попытку:

– Берилл брала с собой рукопись, когда ходила делать фотокопии писем?

– …Как Боги и Баколл… – грубоватым баритоном подхватил Пи‑ Джей вместе с толпой. – Как Боги и Баколл…[20]

– Пи‑ Джей! – резко крикнула я.

– Эй! – возмутился бармен, поворачиваясь к сцене. – Это ж моя любимая песня!

Мне ничего не оставалось, как оставить его в покое и терпеливо ждать, когда закончится песня, чтобы повторить свой вопрос. Пи‑ Джей допил пиво и с удивительной ясностью ответил:

– Я знаю только, что Берилл весь день таскала этот рюкзак с собой. Рюкзак дал я, ей же надо было положить куда‑ то свое барахло. Фотокопии она делала в «Копи‑ Кэт» или где‑ то еще. Вот так. – Он вытащил сигарету. – Может, книга была у нее с собой. Может, она и ее скопировала. Вместе с письмами. Не знаю. То, что Берилл отдала мне, я передал вам.

– Вчера, – напомнила я.

– Точно, вчера. Вчера… – Он мечтательно закрыл глаза.

– Спасибо, Пи‑ Джей.

Бармен лишь кивнул. Мы поднялись и, пробившись через плотную толпу, выбрались из бара на свежий воздух.

– Что называется, бесплодная попытка, – обронил Марк, поворачивая к отелю.

– Может быть. И все же, на мой взгляд, Берилл скопировала рукопись вместе с письмами. Трудно представить, что она оставила книгу Пи‑ Джею, не позаботившись о запасном варианте.

– Согласен. Тем более что твоего знакомого трудно назвать надежным хранителем.

– Вообще‑ то на него вполне можно положиться. Сегодня он просто немного увлекся.

– Увлекся? Да у него крыша поехала.

– Наверное, ты ему понравился.

– Если Берилл сделала копию и взяла ее с собой в Ричмонд, то, скорее всего, рукопись забрал убийца.

– То есть Фрэнки.

– Вот и объяснение, почему его следующей жертвой стал Кэри Харпер. В нашем приятеле взыграла ревность. Мысль о том, что Харпер сделал с Берилл, сводила его с ума. Из рукописи он узнал о привычке романиста посещать «Таверну Калпепера».

– Верно.

– Дальше все просто. Фрэнки оставалось только выбрать удобный момент и подкараулить Харпера у дома.

– Харпер под мухой, – подхватила я. – Он выходит из машины… темно… место уединенное…

– Странно только, что Фрэнки не добрался до Стерлинг Харпер.

– Может быть, отложил до следующего раза.

– Не исключено. Да вот только другого случая уже не представилось. Она его опередила.

Взявшись за руки, мы молча шли по тротуару. Стемнело. Ветер шуршал кронами деревьев. Я невольно замедляла шаг, страшась того, что ожидало нас впереди. И лишь когда мы поднялись в номер и открыли бутылку вина, я все же решилась задать мучивший меня вопрос:

– Что дальше, Марк?

– Я возвращаюсь в Вашингтон. – Он отвернулся к окну. – Мне нужно быть там завтра. Отчет и новое задание. – От его вздоха у меня едва не разорвалось сердце. – А что потом… не знаю.

– А что бы ты сам хотел?

– Не знаю, Кей. Даже не представляю, что меня ждет. – Он все так же смотрел в окно. – Знаю только, что ты из Ричмонда не уедешь.

– Нет, из Ричмонда я не уеду. По крайней мере, не сейчас. Работа – моя жизнь.

– Так было всегда. Моя жизнь тоже работа. Так что нам с тобой не до дипломатии.

Его слова рвали мне душу, но я понимала, что Марк прав. К глазам подступили слезы.

Мы лежали обнявшись, пока он не уснул. Осторожно встав, я подошла к окну и долго сидела на стуле. Курила. Думала.

Небо на востоке порозовело.

Я прошла в душ. Горячая вода помогла хоть немного расслабиться. Сомнения улеглись, решимость окрепла. Накинув халат, я вышла из окутанной паром ванной. Марк уже встал и заказывал по телефону завтрак.

– Возвращаюсь в Ричмонд, – твердо сказала я, опускаясь рядом с ним на кровать.

Он нахмурился.

– Не самая хорошая мысль, Кей.

– Рукопись у меня, ты уезжаешь, а оставаться здесь и ждать одной, пока появится Фрэнки, Скотт Партин или сам Спарачино, мне не хочется.

– Фрэнки еще не нашли, – запротестовал он. – Возвращаться в Ричмонд слишком рискованно. Я договорюсь, за тобой здесь присмотрят. Или переезжай в Майами. Так даже лучше. Поживешь с семьей.

– Нет.

– Кей…

– Марк, Фрэнки, может быть, уже умотал из Ричмонда. Сколько его будут искать, неизвестно. А если не найдут вообще? И что тогда? До конца жизни прятаться во Флориде?

Он молчал.

Я взяла его за руку.

– Не хочу ломать себе жизнь из‑ за какого‑ то мерзавца. Не хочу и не позволю. И запугать себя ему не дам. Я позвоню Марино, чтобы встретил меня в аэропорту.

Марк обнял меня за плечи и привлек к себе.

– Возвращайся со мной в Вашингтон. Или побудь какое‑ то время в Квантико.

Я покачала головой:

– Со мной ничего не случится.

Он вздохнул:

– У меня из головы не выходит Берилл. То, что с ней случилось…

Я тоже не могла об этом забыть.

* * *

Мы попрощались в аэропорту Майами. Я поцеловала Марка и, не оборачиваясь, зашагала к самолету. Сил уже не оставалось, ни физических, ни эмоциональных, и большую часть времени, за исключением пересадки в Атланте, я проспала в кресле.

Марино встретил меня в зале ожидания. Заметив мое состояние, он не стал приставать с расспросами, и мы молча направились к выходу. Яркие рождественские огни и предпраздничное настроение окружающих только усугубляли охватившую меня депрессию. Ничего хорошего праздники не предвещали. Я не знала, когда снова увижу Марка и увижу ли его вообще. Настроение совсем упало, когда, простояв с полчаса у лениво ползущей карусели, мы с Марино так и не дождались моего чемодана. За это время лейтенант успел провести короткий допрос. Терпение мое в конце концов лопнуло. Заполнив бланк, на что ушло почти столько же времени, я села в свою машину и поехала домой. Марино следовал за мной на своей.

Вечер выдался темный и дождливый, так что я не слишком огорчилась при виде своего разгромленного дворика. Марино уже поведал, что поиски Фрэнки пока ни к чему не привели. Свою миссию мой «ангел‑ хранитель» выполнил до конца. Сначала он с фонариком обошел дом и лишь тогда, когда окончательно убедился, что с домом все в порядке, позволил мне войти. Потом мы вместе проверили все комнаты. Марино всюду включал свет, открывал шкафы, а в спальне даже заглянул под кровать.

Завершив обход, мы прошли в кухню, собираясь выпить кофе, но тут на портативной рации лейтенанта замигал глазок вызова: «– Двести пятнадцатый, десять – тридцать три…»

– Чтоб тебя! – пробормотал Марино, выхватывая рацию из кармана пиджака.

Код десять – тридцать три означал «мэйдей», срочный вызов. Между стенами кухни рикошетом, как пули, запрыгали короткие, пронзительные радиосигналы. Патрульные машины, приняв призыв о помощи, срывались с места. Неподалеку от моего дома, в ночном магазине, ранили офицера полиции.

– Семь‑ ноль‑ семь, десять – тридцать три! – рявкнул Марино, уведомляя дежурного, что принял вызов. – Сволочи! Уолтерса подстрелили. Он же еще совсем мальчишка. – Лейтенант выбежал за дверь и, повернувшись, крикнул: – Запри дверь, док, и никому не открывай. Я пришлю сюда пару ребят в форме.

Вернувшись на кухню, я прошла из угла в угол, потом плеснула виски и села у окна. По крыше и стеклам уныло барабанил дождь. Мой чемодан потеряли, а с ним и револьвер. Я не стала говорить об этом Марино. О том, чтобы уснуть, не могло быть и речи. Хорошо еще, что рукопись Берилл лежала не в чемодане, а в сумочке. В ожидании обещанных полицейских я решила перечитать некоторые места рукописи.

Звонок прозвенел около полуночи, изрядно меня напугав. Я приникла к «глазку», но вместо полицейских увидела бледного молодого человека в темном дождевике и форменной фуражке. Повернувшись спиной к ветру, мокрый и продрогший, он прижимал к груди планшет.

– В чем дело? – крикнула я.

– Курьерская служба «Омега». Из аэропорта Бэрда, мэм, – отозвался он. – У меня ваш чемодан.

– Слава богу! – облегченно вздохнула я и, отключив сигнализацию, открыла дверь.

Ужас пронзил меня секундой позже, когда он, войдя в прихожую, поставил на пол мой чемодан. Я вдруг вспомнила, что, заполняя бланк, указала не домашний, а служебный адрес!

Из‑ под козырька на лоб свисала черная прядка.

– Вам только нужно расп‑ п‑ писаться здесь, мэм, – сказал он, не глядя мне в глаза, и протянул планшет.

В моей голове звучали другие голоса.

* * *

Они опаздывали, потому что в аэропорту потеряли багаж мистера Харпера.

У тебя такие чудесные светлые волосы. Натуральные или ты их осветляешь, Кей?

Все они ушли. Все умерли.

В прошлом году нам попалась нить, во всех отношениях идентичная данной, оранжевой. Исследовал ее тоже Рой. Нить обнаружили в «Боинге‑ 747».

Это было уже после того, как мальчик доставил багаж.

Рука в коричневой кожаной перчатке… Я взяла предложенную ручку и планшет.

– Будьте добры открыть чемодан. – Чей это голос? Неужели мой? – Я ничего не подпишу, пока не удостоверюсь, что все вещи на месте.

В его глазах отразилось смятение. Взгляд метнулся к чемодану, и в этот момент я его ударила. Среагировать он не успел. Край планшета врезался в горло, и я сорвалась с места, как испуганный зверь. Сердце колотилось бешеным галопом. Я добежала до столовой, когда услышала за спиной его шаги. В кухню! Гладкий линолеум едва не сыграл со мной злую шутку. Я пролетела мимо стола, сорвала висевший на стене возле холодильника огнетушитель и успела развернуться, так что, когда он ворвался в комнату, его встретила упругая струя сухого порошка. Он ахнул и инстинктивно вскинул руки, защищая глаза. Нож выпал из разжавшихся рук и скользнул по полу. Я схватила с плиты сковородку и, размахнувшись ею, как теннисной ракеткой, ударила его в живот. Он согнулся, и второй удар пришелся в лицо. Что‑ то хрустнуло. Наверное, хрящ. Похоже, я сломала ему нос и, возможно, выбила пару зубов. Если его это и остановило, то лишь на пару секунд. Ослепленный порошком, он с хрипом рухнул на колени и, шаря одной рукой по полу, другой успел схватить меня за лодыжку. Я рубанула его сковородкой сверху, отшвырнула нож и выскочила из кухни, успев зацепиться бедром за острый угол стола и въехать плечом в дверной косяк.

Всхлипывая, глотая слезы и совершенно потеряв ориентацию, я все же добралась до чемодана, выкопала из‑ под одежды револьвер и загнала в барабан два патрона. И тут он набросился на меня. Я слышала шум дождя и его хриплое дыхание. Видела острие ножа в нескольких дюймах от моего горла. С третьего раза боек ударил наконец по капсюлю. Из дула полыхнул огонь. Уши заложило от грохота выстрела. Пуля разорвала живот и отбросила моего противника на пару футов. Он еще попытался подняться, глядя на меня остекленевшими глазами. Еще попытался сказать что‑ то и даже шевельнул ножом. В ушах у меня звенело. Держа «рюгер» двумя дрожащими руками, я набрала в легкие воздух, задержала дыхание и послала вторую пулю ему в грудь. Едкая пороховая вонь смешалась со сладковатым запахом крови, и свет померк в глазах Фрэнки Эймса.

За окном завывал ветер, дождь бил в стену, и кровь Фрэнки медленно растекалась по полированному дубовому полу, а я сидела, дрожа и плача, пока телефон не зазвонил, должно быть, уже в пятый раз.

– Марино, – прошептала я. – О боже, Марино!

Я вернулась на работу только после того, как тело Фрэнки Эймса забрали из морга, а его кровь смыли со стального стола и прогнали по трубам в сточные воды городской канализации. Я не жалела, что убила его. Я жалела лишь о том, что такая тварь жила в нашем мире.

– Судя по всему, – рассказывал Марино, глядя на меня из‑ за скопившейся на столе груды бумаг, один вид которых вгонял меня в депрессию, – Фрэнки объявился в Ричмонде год назад, в прошлом октябре. По крайней мере, именно с этого времени он снимал квартирку на Редд‑ стрит. Пару недель спустя поступил на работу в службу доставки утерянного багажа. У «Омеги» контракт с аэропортом.

Я молча вскрыла еще один конверт и, скользнув взглядом по первым строчкам, отправила в мусорную корзину очередную бумажку.

– Парни, что работают на «Омегу», пользуются собственными машинами. У Фрэнки был «меркьюри‑ линкс» тысяча девятьсот восемьдесят первого года выпуска. В январе у него полетела трансмиссия, а деньжат на ремонт не хватало. А без машины нет работы. Вот тогда‑ то, я думаю, он и обратился за помощью к Элу Ханту.

– А раньше они контактировали? – безразлично спросила я.

– У меня на этот счет сомнений нет, – ответил Марино. – Бентон того же мнения.

– И на чем основываются твои предположения?

– Начнем с того, что полтора года назад, как выясняется, Фрэнки жил в Батлере, в Пенсильвании. Мы просмотрели телефонные счета старика Ханта за последние пять лет. Представляешь, он их все хранит – на случай проверки. За то время, что Фрэнки жил в Пенсильвании, Хантам пять раз звонили из Батлера. Еще раньше им несколько раз звонили из Дувра, что в Делавере, и неоднократно из Хейгерстауна, Мэриленд.

– Звонил Фрэнки?

– Проверяем. Но я почти уверен, что Фрэнки время от времени позванивал своему приятелю и рассказывал, что он сделал со своей мамочкой. Вот почему Эл Хант так много о нем знал. Так что никакой он был не ясновидящий. У меня такое впечатление, что чем сильнее у Фрэнки съезжала крыша, тем ближе он подбирался к Ричмонду. А потом – бац! Год назад этот ублюдок появился в нашем милом городке, и все началось.

– Как насчет автомойки Ханта? Фрэнки там часто бывал?

– Ребята рассказывают, что парень, соответствующий описанию Фрэнки, приезжал туда время от времени начиная примерно с января. Мы нашли февральскую квитанцию на переборку двигателя «меркьюри». Работа на пятьсот баксов. Оплатил, по‑ видимому, Хант.

– Ты не выяснил, Фрэнки был там в тот день, когда туда приезжала Берилл?

– Думаю, именно тогда все и началось. Первый раз он ее увидел, когда привозил багаж Харперов в дом Мактига в прошлом январе. Предположим, что второй раз он мог увидеть ее на мойке, когда приезжал клянчить деньги у Ханта. И вот тогда его осенило. Он решил, что Берилл послала ему сама судьба. Допускаю, что Фрэнки начал за ней следить. Может быть, увидел ее в третий раз в аэропорту, когда она улетала в Балтимор.

– Как, по‑ твоему, Фрэнки разговаривал с Хантом о Берилл?

– Трудно сказать. Но я такой вариант вполне допускаю. Тогда и самоубийство Ханта легче объяснить. Он понимал, что случилось. Понимал, что его психованный дружок убил Берилл. Хант наверняка чувствовал себя виноватым.

Я повертела головой – лежавший секунду назад под рукой календарный штемпель таинственным образом исчез. Болело все тело, а правое плечо было бы неплохо проверить на рентгене. Что касается душевного состояния, то тут помощи ждать не приходилось. Я и сама не знала, что со мной происходит, и чувствовала себя словно в чужом теле. Напряжение не спадало, мне не удавалось расслабиться, и я даже не могла усидеть спокойно на одном месте.

– В силу бредового мышления Фрэнки приписывал некое серьезное значение своим встречам с Берилл. Он видит ее в доме Мактигов. Видит на автомойке. Видит в аэропорту. Это побуждает его к дальнейшим действиям.

– Ага. Шизик воображает, что с ним говорит Бог, что Господь приказывает ему выйти на контакт с хорошенькой блондинкой.

Вошла секретарша. Я молча взяла у нее розовый листок с очередным телефонным сообщением и добавила к стопке таких же.

– Какого цвета у него машина?

Еще один конверт. Машина Фрэнки стояла у меня во дворе. Я видела ее, когда к дому с включенными мигалками подкатили полицейские, но цвет не запомнила. В памяти вообще не осталось никаких деталей.

– Темно‑ синяя.

– И никто из соседей не заметил возле дома Берилл темно‑ синий «меркьюри»?

Марино покачал головой:

– В темноте, если ехать с выключенными фарами, тебя никто не заметит.

– Ты прав.

– А что касается другого вечера, то он, скорее всего, оставил машину где‑ то у дороги, не доезжая до дома Харпера, а остаток пути прошел пешком. – Лейтенант помолчал. – Обшивка на водительском сиденье почти что сгнила.

– Извини, что? – Я подняла глаза от письма.

– Обшивка сгнила, и Фрэнки подложил одеяло. Умыкнул, должно быть, с какого‑ то самолета.

– Ты имеешь в виду оранжевую нить?

– Тесты еще не все провели, но мы думаем, что так оно и есть. В одеяло вплетены оранжево‑ красные нити. Фрэнки, наверное, сидел на нем, когда ехал к Берилл. Вот тебе и террористы. Кто‑ то делает пересадку и прихватывает с собой одеяло с оранжевой ниткой. В результате оно попадает на тот злополучный самолет в Греции. Раз – и сошлось! Нитка прилипает к обритому морпеху. Представляешь, сколько волокон переносится с самолета на самолет?

– Даже и думать об этом не хочу. – Я раздраженно отложила письмо – похоже, почтовый мусор целой страны стекался прямиком в мой офис. – Так вот почему Фрэнки притащил с собой столько волокон. Работал в багажном отделении. Шатался по всему аэропорту, и не исключено, что даже забирался в самолеты. Одному Богу известно, сколько всего к нему цеплялось.

– Ребята в «Омеге» носят светло‑ коричневые форменные рубашки. Из динела, – добавил Марино.

– Интересно.

– А то ты не знаешь. – Лейтенант пристально посмотрел на меня. – Как раз в такой он к тебе и заявился.

Но я действительно не помнила! В памяти остались только темный дождевик и окровавленное лицо с белыми пятнами порошка из огнетушителя.

– Ладно. Пока все складывается. Но вот что непонятно: откуда у него номер телефона Берилл? В справочнике его нет. И как он узнал, что она возвращается в Ричмонд из Ки‑ Уэста именно вечером, двадцать девятого октября? И раз на то пошло, то как, черт возьми, он пронюхал, что я тоже прилетела?

– Все просто – компьютеры. Там вся информация о пассажирах, включая домашние адреса и номера телефонов, расписания рейсов. Скорее всего, Фрэнки удавалось подбираться к компьютерам, когда вокруг никого не было. Может быть, ночью или рано утром. Ты же знаешь, что такое аэропорт. А на Фрэнки никто особенно и внимания не обращал. Болтуном он не был, держался тихо и незаметно. Шнырял себе, как кот по дому.

– Судя по тесту Стэнфорда‑ Бине, – заметила я, хлопая сухим штемпелем по очередной бумажке, – уровень интеллекта у него выше среднего.

Марино промолчал.

– Ай‑ кью за сто двадцать.

– Да, слышу, – раздраженно бросил лейтенант.

– Я просто сообщаю.

– Черт! Ты что, док, серьезно воспринимаешь всю эту чепуху с тестами?

– Это хороший индикатор.

– Но не откровение свыше.

– Нет, я этого и не говорю.

– А я, может, даже рад, что не знаю, какой у меня коэффициент.

– Пройди тестирование. Это никогда не поздно сделать.

– Надеюсь, результат будет получше, чем в боулинге. Все, больше мне сказать нечего.

– Вовсе не обязательно, что лучше. Тем более если ты и шары катаешь плохо…

– Про последний раз и вспоминать не хочется.

Я сняла очки и осторожно потерла глаза. Голова раскалывалась, и мне казалось, что боль поселилась в ней навечно.

– Пока мы с Бентоном остановились на том, что номер телефона Берилл он взял из компьютера, а уже потом начал отслеживать ее полеты. Таким же, наверное, образом узнал, что она улетела в июле в Майами. Ну, после того, как он выцарапал «привет» на дверце.

– И когда он мог это сделать? – Я пододвинула мусорную корзину.

– Когда Берилл летала в Балтимор, то оставляла машину в аэропорту. Последний раз в начале июля, меньше чем за неделю до того, как она обнаружила то сердечко.

– Так он сделал это, пока машина находилась на стоянке в аэропорту?

– А ты что думаешь?

– Вполне возможно.

– Вот и я того же мнения.

– Потом Берилл летит в Ки‑ Уэст, – продолжала я, не прекращая сражения с почтой. – А Фрэнки проверяет по компьютеру, на какое число у нее обратный билет. Больше ничего и не надо.

– Да. В тот вечер, двадцать девятого октября, он все рассчитал, разложил по полочкам. У него был доступ в багажное отделение. Вероятнее всего, багаж Фрэнки забрал, когда его поставили на конвейерную ленту. Нашел по биркам и незаметно снял. Из заявления Берилл мы знаем, что пропала коричневая дорожная сумка.

Точно тот же прием он повторил и в случае со мной. Выяснил по компьютеру, когда я возвращаюсь из Флориды. Украл мой чемодан. А потом предстал у меня на пороге. И я его впустила.

Еще одно письмо. Приглашение от губернатора на прием, состоявшийся неделю назад. Наверное, меня заменял Филдинг. Приглашение полетело в корзину.

Марино рассказывал, что́ именно полиция обнаружила в квартире Фрэнки Эймса в Нортсайде.

Пропавшую сумку Берилл нашли в спальне; в ней лежали окровавленная блузка и белье. В служившем столом сундуке рядом с кроватью валялись порнографические журналы самого откровенного содержания и мешочек со свинцовой дробью. Именно ею Фрэнки наполнил отрезок трубы, которым до смерти забил Кэри Харпера. Там же хранились конверт с компьютерными дискетами и фотокопия рукописи, включая оригинальную первую страницу двадцать пятой главы, которая попала туда по ошибке. Согласно теории Бентона Уэсли, Фрэнки читал рукопись в кровати, держа рядом с собой белье убитой. Может быть. Наверняка я знала одно: у Берилл не было ни единого шанса. Позвонив в дверь, он представился курьером и предъявил ее кожаную сумку. Даже если бы она вспомнила, что уже видела его однажды, когда он привозил багаж Кэри Харпера в дом Джозефа Мактига, для подозрений не было ни малейших оснований. В конце концов, я попалась на тот же крючок.

– Если бы она его не впустила…

«Пластмассовый нож для вскрытия писем пропал. И куда же он мог завалиться? »

– Все логично, – пожал плечами Марино. – Она клюнула на форму и улыбку. К тому же он принес ей сумку, а значит, и рукопись. Снял камень с души. Она рада. Благодарна. Открывает дверь, отключает сигнализацию и приглашает его войти.

– Но зачем тогда переустанавливать сигнализацию? У меня примерно такая же охранная система. И у меня тоже бывают порой курьеры. Если система включена, я отключаю ее и открываю дверь. Если человек внушает доверие, приглашаю его войти. Но при этом не переустанавливаю сигнализацию, чтобы через несколько минут, когда посыльный уйдет, снова ее отключить и переустановить.

– Ты когда‑ нибудь ключи в машине забывала?

– При чем здесь ключи?

– Сначала ответь на вопрос.

– Конечно, забывала.

«Вот и ножик – оказывается, он лежал у меня на коленях».

– Как это случается? В новых моделях есть всякие хитрые штучки, чтобы водитель не забывал ключи, но… – Марино выразительно развел руками.

– Верно. Штучки такие есть, и инструкции я знаю наизусть, но ситуация все равно повторяется: захлопываю дверцу и вижу, что забыла вытащить ключ из зажигания.

– У меня такое чувство, что с Берилл именно так и случилось. Сигнализацию она поставила после того, как посыпались угрозы. А чтобы не забыть включать систему, доводила прием до автоматизма. И довела. Как только закрывалась дверь, Берилл сразу же вводила код. – Он вздохнул и перевел взгляд на мой книжный шкаф. – Чудно́. Оставляет оружие в кухне и выключает систему, впустив в дом незнакомого человека. Надо ж так себя накрутить. Думаю, с психикой у нее было не в порядке.

Я поправила стопку токсикологических отчетов. Отодвинула свидетельства о смерти. Посмотрела на выросшую рядом с микроскопом гору распечаток. От всего этого опускались руки.

– Господи, – недовольно проворчал Марино, – да ты хоть минутку спокойно посидеть можешь? Подожди хотя бы, пока я уйду.

– Не забывай, у меня первый рабочий день. Я ничего не могу поделать с собой. Посмотри на эти груды бумаг. Можно подумать, меня не было здесь по меньшей мере целый год. Да я и за месяц их не разгребу.

– Загляну к тебе завтра, часиков в восемь вечера. Ставлю десятку, что ты со всем справишься.

– Большое тебе спасибо.

– Народ у тебя хороший. Сами знают, что делать. Ну что тебе не нравится? В чем дело?

– Ни в чем. – Я закурила и тут же стала искать пепельницу.

Марино взял ее с края стола и поставил поближе.

– Перестань, ты же знаешь, что нужна им.

– Незаменимых нет.

– Точно. Я так и знал, что ты об этом и думаешь.

– Ни о чем я не думаю. Я просто сегодня очень рассеянная. Несобранная.

Я потянулась к полке слева, чтобы достать ежедневник. До конца недели все мои встречи были отменены, об этом позаботилась Роза. А потом наступит Рождество. Хотелось плакать.

Марино стряхнул пепел.

– Скажи‑ ка лучше, док, что там за книгу написала Берилл.

– Это история ее жизни. Пронзительная и откровенная. Рвет душу и наполняет радостью сердце. – Слезы все‑ таки навернулись на глаза. – Невероятная книга.

– Ну, надеюсь, ее все же издадут. В каком‑ то смысле Берилл останется с нами. Ну, ты понимаешь.

– Можешь не объяснять, я прекрасно тебя понимаю. – Я перевела дыхание. – Марк обещал помочь разобраться, что к чему. Спарачино к бумагам Берилл точно не подпустят.

– Да уж. Тем более что ему грозят большие неприятности. Марк рассказал про письмо?

– Да, рассказал.

Одно из писем Спарачино, обнаруженных Марино в доме Берилл, приобрело новое значение после того, как Марк прочитал рукопись.

Мне было очень интересно узнать, что Джо помог Кэри. Тем более что я сам их познакомил вскоре после того, как Кэри купил этот прекрасный дом. И должен сказать, для меня сия новость не стала сюрпризом. Джо всегда был одним из самых щедрых людей, которых я когда‑ либо имел удовольствие знать. С нетерпением жду от вас новых весточек.

Скорее всего, Берилл и сама не понимала, о чем идет речь. Упоминая в своей книге о Джозефе Мактиге, она вплотную подошла к опасной и запретной теме незаконных махинаций своего адвоката, занимавшегося помимо прочего созданием фиктивных корпораций для отмывания грязных денег. Марк полагал, что Мактиг, имевший обширные связи в деловых и финансовых кругах, по меньшей мере догадывался о преступных комбинациях Спарачино и что его помощь отчаянно нуждавшемуся Кэри Харперу была не вполне законной. Не зная о содержании рукописи и опасаясь, что Берилл может ненароком раскрыть какие‑ то его тайны, адвокат пустился во все тяжкие, чтобы раздобыть книгу. Так что за его стремлением во что бы то ни стало заполучить рукопись стояла не только жадность.

– То‑ то, наверное, обрадовался, когда узнал, что Берилл убита. Он же мог делать с книгой все что угодно. Например, изъять опасные места. А потом обстряпать дельце, продать рукопись да еще и руки на этом нагреть. Желающих ее купить – после такой‑ то шумихи! – думаю, нашлось бы немало. Толкнул бы какому‑ нибудь таблоиду вместе с фотографиями мертвых Харперов…

– Тех фотографий, что сделал Джеб Прайс, Спарачино так и не получил, – напомнила я. – Слава богу.

– Не важно. Я к тому, что за чертовой книжкой выстроилась бы очередь. Хватали бы даже те, кто раньше на нее бы и не глянул. Может, даже я…

– А жаль, – пробормотала я. – Книга великолепная. Тебе бы стоило почитать.

Дверь открылась, и мы оба повернулись. На этот раз Роза внесла длинную белую коробку, перевязанную роскошным красным бантом. Оглянувшись и не найдя свободного места, она просто сунула ее мне в руки.

– Какого еще… – начала я, но остановилась и, положив коробку на колени, развязала атласную ленту. Роза и Марино с любопытством наблюдали. Внутри, на мягкой подстилке из зеленой тисненой бумаги, лежали две дюжины великолепнейших, сияющих, как рубины, красных роз. Закрыв глаза, я наклонилась и вдохнула их аромат. Потом открыла маленький белый конвертик.

«Когда становится невмоготу, пора становиться на лыжи. В Аспене, после Рождества. Сломай ногу и присоединяйся. Люблю, Марк».

[1] Игра слов: Key West и Queer (англ. – похожий на гомика) West. (Здесь и далее, за исключением специально оговоренных случаев, примечания переводчика. )

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 15 16 17 181920 Следующая ⇒