Патриция Корнуэлл 13 страница

Было около семи, и мы подъезжали к границе округа Колумбия. Тянувшиеся за окном леса и болота сменились вдруг городскими постройками, между деревьями мелькнул белым пятном Мемориал Джефферсона. Высокие офисные здания так близко подходили к железнодорожному полотну, что за безукоризненно чистыми стеклами окон можно было рассмотреть цветы в горшочках и абажуры на лампах. Потом поезд вильнул и, как крот в нору, устремился в туннель под Моллом.

Доктора Исмаила мы отыскали в фармакологической лаборатории онкологической клиники. Я открыла сумку и поставила на стол пенопластовый ящик.

– Здесь те образцы, о которых мы говорили? – с улыбкой спросил он.

– Да. Они заморожены. Мы к вам прямиком с вокзала.

– Что ж, если концентрация достаточная, я смогу дать ответ через день‑ два.

– А что вы собираетесь с ними делать? – полюбопытствовал Марино, оглядывая лабораторию, которая, на мой взгляд, ничем не отличалась от остальных.

– Все просто, – снисходительно ответил доктор Исмаил. – Сначала получим экстракт содержимого желудка. Это самая трудная и продолжительная часть исследования. Потом поместим экстракт в поляриметр, с виду похожий на обычный телескоп, только с поворотными линзами. Смотрим в окуляр и крутим объектив. Вправо и влево. Если в представленном образце содержится декстрометорфан, луч будет отклоняться вправо и свет в поле кадра становиться ярче по мере вращения объектива вправо. В случае с левометорфаном все будет наоборот.

Найдя в лице Марино внимательного слушателя, доктор объяснил, что левометорфан используется как сильное болеутоляющее средство, которое выписывают почти всем больным раком. Поскольку лекарство разработали здесь, клиника с целью изучения терапевтического диапазона вела учет всех пациентов, получавших его по рецепту.

– Мисс Харпер приезжала к нам каждые два месяца. Мы проводили анализ костного мозга и крови и каждый раз обеспечивали ее запасом лекарства, что составляло около двухсот пятидесяти таблеток по два миллиграмма каждая. Давайте посмотрим… – Доктор Исмаил разгладил страницы толстого журнала. – Так… Последний раз она приезжала к нам двадцать восьмого октября. У нее должно было остаться по меньшей мере семьдесят пять, а то и сто таблеток.

– Мы их не нашли, – сказала я.

– Жаль. Очень жаль. – Он поднял голову и посмотрел на меня грустными глазами. – Все шло хорошо. Она отлично держалась. Очень приятная женщина. Я всегда с удовольствием общался и с ней, и с ее дочерью.

Мы с Марино переглянулись.

– Вы сказали, с дочерью? – спросила я после паузы.

– Мне так показалось… Молодая женщина. Блондинка…

– Она была с мисс Харпер в последний раз? – перебил его Марино. – В конце октября?

Доктор Исмаил наморщил лоб.

– Нет. По крайней мере, в клинике я ее не видел. Мисс Харпер была одна.

– Сколько лет мисс Харпер приезжала сюда?

– Точно не помню, нужно посмотреть регистрационную карту. Но не меньше двух лет.

– И эта молодая женщина всегда ее сопровождала?

– Вначале не всегда, но последний год, насколько я помню, они всегда приходили вместе. Кроме того, октябрьского визита. Должен признать, на меня это произвело сильное впечатление. Приятно, когда больной получает такую поддержку со стороны родственников. К сожалению, чаще случается иначе.

– Где останавливалась мисс Харпер, когда приезжала в Балтимор? – спросил Марино.

– Большинство наших пациентов останавливаются в расположенных поблизости отелях, но мисс Харпер особенно нравилась бухта.

Нервное напряжение и недостаток сна сказались на быстроте моей реакции.

– А вы не знаете, в каком отеле? – не отставал Марино.

– Нет. Даже не представляю.

У меня перед глазами как будто вспыхнули обрывки отпечатанных на белых завитках пепла слов.

– Извините, доктор Исмаил, у вас есть телефонный справочник?

Через пятнадцать минут мы с Марино уже стояли на улице и высматривали такси. Ярко светило солнце, но воздух был прохладный.

– Черт. Надеюсь, ты права, – повторил лейтенант.

– Скоро узнаем, – ответила я, безуспешно пытаясь скрыть волнение.

В деловом разделе телефонного справочника значился отель под названием «Харбор‑ Корт» – «бор Ко», «бор К» с обожженных клочков бумаги. Отель относился к числу самых роскошных в городе и находился через улицу от Харбор‑ Плейс.

– Я скажу тебе, что у меня в голове не укладывается, – продолжал Марино, провожая взглядом очередное промчавшееся мимо такси. – С чего такая секретность? Мисс Харпер решила свести счеты с жизнью, да? Ладно, пусть. Но зачем заметать следы? Сжигать бумаги? Ты что‑ нибудь понимаешь?

– Мисс Харпер была гордая женщина и, скорее всего, считала самоубийство постыдным деянием. Наверное, она хотела, чтобы ее смерть выглядела естественной, и, может быть, поэтому выбрала для последнего шага ночь, когда в доме была я.

– Почему?

– Возможно, не хотела, чтобы ее тело нашли только через неделю. – Машины пролетали мимо, и я уже начала подумывать, не лучше ли отправиться пешком.

– Думаешь, она знала насчет всех этих изомеров?

– Думаю, знала.

– С какой стати?

– С такой, что мисс Харпер хотела уйти из жизни достойно. Я допускаю, что она уже давно планировала самоубийство на случай обострения болезни, так как не хотела ни страдать сама, ни мучить своими страданиями других. Левометорфан – идеальный выбор. Искать его, при наличии в доме средства от кашля, никто никогда бы не стал.

– Ловко. – Марино махнул рукой, и такси, слава богу, повернуло в нашу сторону и подкатило к тротуару. – Знаешь, я ее зауважал.

– Это трагедия. Настоящая трагедия.

– Как посмотреть. – Он сунул в рот жевательную резинку и с ожесточением задвигал челюстями. – Я бы, к примеру, не хотел оказаться на больничной койке с трубкой в носу. Может быть, поступил бы так же.

– Она покончила с собой не из‑ за рака.

– Понимаю. – Мы шагнули к машине. – Но одно с другим связано. Ей и без того оставалось недолго, а тут сначала убивают Берилл, потом брата. – Он пожал плечами. – Какой смысл коптить небо?

Такси влилось в общий поток. Я назвала адрес. Минут десять мы ехали молча, потом машина свернула под узкую арку и выползла в широкий мощеный дворик с многочисленными клумбами и крохотными деревцами. Швейцар во фраке и цилиндре мгновенно взял меня под локоть и сопроводил в великолепный, ярко освещенный вестибюль, отделанный в розово‑ кремовой гамме. Все здесь было чистеньким, новеньким, блестящим: прекрасная мебель, свежие цветы, вышколенный персонал, услужливый, расторопный, но не навязчивый.

Нас провели в офис. Менеджер отеля, мистер Т. М. Бланд, если верить латунной табличке на отполированном до блеска письменном столе, увидев нас, быстро закончил телефонный разговор. Марино не стал тратить время на любезности и сразу же перешел к делу.

– Список наших гостей – документ конфиденциальный, – радушно улыбаясь, ответил мистер Бланд.

Не дожидаясь приглашения и не обращая внимания на плакат с предостерегающей надписью «У нас не курят. Спасибо», Марино занял кожаное кресло, закурил и помахал перед менеджером полицейским жетоном.

– Пит Марино, – лаконично сообщил он. – Управление полиции Ричмонда, отдел убийств. Со мной доктор Кей Скарпетта, главный судмедэксперт штата Вирджиния. Можете не сомневаться, мы понимаем, что у вас тут все конфиденциально. Такое отношение к клиентам заслуживает уважения. Но вот какое дело: Стерлинг Харпер мертва. Ее брат, Кэри Харпер, тоже мертв. Мало того, еще и Берилл Мэдисон мертва. Кэри Харпер и мисс Мэдисон убиты. Что случилось с мисс Харпер, мы пока не знаем. Поэтому и пришли.

– Я читаю газеты, детектив. – Мистер Бланд стрельнул в меня взглядом. – Разумеется, наш отель всегда готов оказать властям любую необходимую помощь.

– Итак, они останавливались у вас…

– Кэри Харпер никогда не был нашим гостем.

– Но его сестра и мисс Берилл Мэдисон были.

– Совершенно верно.

– Как часто они у вас останавливались и когда это было в последний раз?

– Извините, мне нужно проверить регистрацию. – Мистер Бланд поднялся. – Будьте добры немного подождать.

Минут через пятнадцать он вернулся с компьютерной распечаткой, которую передал Марино.

– Как видите, за последние полтора года мисс Харпер и Берилл Мэдисон шесть раз почтили нас своим вниманием.

– То есть они останавливались здесь примерно раз в два месяца, – заметила я, пробегая глазами по столбику дат. – За исключением последней недели августа и конца октября, когда мисс Харпер была одна.

Менеджер кивнул.

– С какой целью они приезжали в Балтимор? – спросил Марино.

– Возможно, по делам. За покупками. Или просто отдохнуть. Не знаю. Мы не следим за нашими гостями.

– Меня ваши гости тоже не интересуют, – проворчал Марино, – если только не попадают на кладбище. Вы заметили что‑ нибудь необычное в поведении двух леди за то время, что они находились здесь? Расскажите, чем они занимались.

Улыбка окончательно сползла с лица мистера Бланда. Он взял со стола ручку с золотым пером, повертел ее, как будто забыл, для чего она предназначена, опустил в нагрудный карман розовой рубашки и робко откашлялся.

– Я могу говорить лишь о том, что видел сам.

– Большего и не требуется.

– Приезжали они обычно порознь. Мисс Харпер вечером, Берилл Мэдисон на следующий день. Выезжали тоже в разное время и никогда вместе. Почти никогда не пользовались одним и тем же видом транспорта. Например, я ни разу не видел, чтобы они вместе садились в такси.

– Из отеля обе отправлялись на железнодорожный вокзал? – поинтересовалась я.

– Мисс Мэдисон, по‑ моему, чаще уезжала в аэропорт, а мисс Харпер… да, она обычно пользовалась поездом.

– Как они устраивались в отеле?

– Да, – вставил Марино. – В бумажке ничего про это не сказано. – Он постучал пальцем по распечатке. – Какой номер брали? Двухместный или одноместный? Ну, с двумя кроватями или с одной?

Мистер Бланд слегка покраснел.

– Леди всегда останавливалась в двухместном номере с видом на бухту. И раз уж это так вас интересует, детектив, они пользовались правами гостей отеля. Только имейте в виду, эта информация конфиденциальная.

– Я что, по‑ вашему, похож на репортера?

– Подождите, – вмешалась я. – Вы хотите сказать, мистер Бланд, что они останавливались у вас бесплатно?

– Совершенно верно, мэм.

– Может, объясните? – насторожился Марино.

– Таково было пожелание Джозефа Мактига, – с достоинством ответил менеджер.

– Извините? – Я подалась вперед. – Джозефа Мактига? Подрядчика из Ричмонда? Того самого Мактига?

– Покойный мистер Мактиг занимался застройкой набережной. Его холдинг является одним из крупнейших держателей акций этого отеля. Исполняя пожелания мистера Мактига, мы всегда, даже после его смерти, проявляли к мисс Харпер максимум внимания.

Через несколько минут мы с Марино уже садились в такси. Право отблагодарить швейцара долларовой монетой лейтенант любезно предоставил мне.

– Может, ты скажешь мне, кто такой, черт побери, этот Джозеф Мактиг? – спросил Марино, захлопывая дверцу. – Что‑ то подсказывает мне, что ты его знаешь.

– Я навещала его вдову в Ричмонде. В Чемберлейн‑ Гарденс. Вспомни. Я рассказывала.

– Черт возьми!

– Да, для меня это стало сюрпризом.

– И что, по‑ твоему, из этого следует?

Я и сама не знала, но кое‑ какие выводы напрашивались сами собой.

– Вообще все немного странно, – продолжал Марино. – Начать с того, что мисс Харпер уезжала поездом, а Берилл почему‑ то улетала. Спрашивается, какой смысл, если обеим по пути.

– Ничего странного. Очевидно, они просто не могли путешествовать вместе. Не могли позволить себе такой риск. Из‑ за Кэри Харпера. Он ведь запретил сестре общаться с Берилл. Представь, что было бы, если бы Харпер приехал встречать ее на вокзал и увидел бы их вместе. А может быть…

– Что? – не выдержал паузы Марино.

– Может быть, мисс Харпер помогала Берилл с книгой, рассказывала о семье, снабжала информацией…

Марино отвернулся к окну.

– Хочешь знать, что я думаю?

– Что?

– Эти две дамочки – тайные лесбиянки.

Таксист бросил любопытный взгляд в зеркало заднего вида.

– Думаю, они действительно любили друг друга, – согласилась я.

– И крутили романчик? Срывались каждые пару месяцев в Балтимор и думали, что их здесь никто не видит.

Я промолчала.

– А что? – не сдавался Марино. – Может, поэтому Берилл и решила сбежать в Ки‑ Уэст. Это ж дом родной для всей розовой братии.

– Твоя гомофобия отвратительна. И утомительна. Будь осторожнее, а то как бы люди не стали задавать вопросы о тебе.

– Да уж, – буркнул Марино.

Я только вздохнула.

– Тут ведь какой вариант просматривается, – продолжал Марино. – Берилл, пока отсиживалась там, вполне могла найти себе подружку.

– Вот и проверь.

– Ну уж нет. В эту проклятую американскую столицу СПИДа и москитов меня и медом не заманишь. А уж тратить время на болтовню с кучкой педиков…

– Местная полиция проверила ее контакты? Ты отправлял запрос? – перебила я Марино.

– Да, ребята поводили носом. Поручение не из приятных. Парни ничего не ели, пили только воду. Один из тех, о ком она писала, сейчас умирает от СПИДа. Копы перчаток не снимали.

– Когда разговаривали?

– Да, беседовали в хирургических масках, представляешь? Ничего полезного не выяснили. Так, по мелочам.

– Конечно, – возмутилась я. – Вряд ли стоит рассчитывать на сотрудничество, если относишься к человеку как к прокаженному.

– Хочешь знать мое мнение? Взять бы пилу да отпилить к чертям этот кусок Флориды. Пусть себе плывет…

– Как хорошо, что твоим мнением никто не интересовался.

В Ричмонд мы вернулись уже вечером, и дома меня ждал с десяток телефонных сообщений.

Надеясь, что среди них есть и от Марка, я села на кровать с бокалом вина и включила автоответчик.

Берта, моя уборщица, сообщала, что слегла с простудой и в ближайшие два дня не придет. Главный прокурор предлагал встретиться за завтраком и обсудить вопросы, связанные с поданными исками. Три репортера один за другим требовали прокомментировать последнюю новость. Мама интересовалась, что я предпочитаю на Рождество: индейку или ветчину, – завуалированная попытка выяснить, может ли она рассчитывать на мое присутствие, по крайней мере, в этот праздник.

Следующий голос, негромкий, с придыханием, я не узнала.

– У тебя такие чудесные светлые волосы. Натуральные или ты их осветляешь, Кей? Я оставил для тебя небольшой подарок на заднем крыльце.

Сдерживая рвущийся страх, с «рюгером» в руке, я еще раз перемотала пленку. Спокойный, размеренный, тихий, чуть громче шепота, голос. Белый мужчина. Ни акцента, ни эмоций. Я торопливо прошла по комнатам, включая везде свет, вздрагивая от звука собственных шагов. Выбежала в кухню. Заднее крыльцо было за ней. С колотящимся сердцем остановилась у вентиляционного окна. Подняла револьвер и чуть‑ чуть раздвинула занавески.

Над крыльцом, отгоняя с лужайки тьму и вычерчивая силуэты деревьев на границе участка, горел свет. Тихо. Пустынно. Я взялась за дверную ручку, выждала какое‑ то время и отодвинула засов.

Дверь открылась. Что‑ то едва слышно брякнуло о дерево. Я выглянула и, увидев, что висит на ручке, захлопнула дверь с такой силой, что в окнах задребезжали стекла.

Марино, судя по голосу, уже успел лечь в постель.

– Давай сюда! Сейчас же! – крикнула я в трубку на пару октав пронзительнее обычного.

– Оставайся на месте! – строго приказал он. – Не открывай никому, пока я не приеду. Поняла? Я уже выхожу.

Четыре патрульные машины выстроились у моего дома. Длинные пальцы фонариков обшаривали ближайшие кусты, скользили по деревьям. Полицейские работали молча.

– Бригада выехала, – сказал Марино, ставя на мой кухонный стол портативную рацию. – Сильно сомневаюсь, что он еще бродит где‑ то рядом, но убедиться лишний раз не помешает.

Я впервые видела его в джинсах. Лейтенант выглядел бы почти стильно, если бы не белые спортивные носки, дешевые мокасины и серый свитер на размер меньше нужного. Кухню заполнял запах свежесваренного кофе. Сварила я его столько, что хватило бы на всех соседей. Взгляд мой метался по комнате, ища какое‑ нибудь занятие.

– А теперь расскажи все по порядку еще раз, – сказал Марино, чиркая зажигалкой. – Только медленно, с толком и расстановкой.

– Я прослушивала сообщения на автоответчике. Дошла до последнего. Услышала голос белого мужчины. Молодой. Послушай сам. Он сказал что‑ то насчет моих волос. Хотел знать, крашеные они у меня или нет. Потом добавил, что оставил подарок на заднем крыльце. Я вышла на кухню, выглянула в окно и ничего не увидела. Сама не знаю, чего ждала. Может, коробки с какой‑ нибудь мерзостью, перевязанной ленточкой. Когда открыла дверь, услышала, как что‑ то царапнуло о дерево. Эта штука висела на ручке.

Пластиковый пакет для вещдоков лежал на середине стола. И в нем «подарок» – необычный золотой медальон на толстой золотой цепочке.

– Ты его видел на Харпере тогда, в таверне? – спросила я.

– Да. – Марино поиграл желваками. – Точно. И теперь уже ясно, у кого он был все это время. Наш приятель снял его с тела Харпера, и вот тебе рождественский подарок. Похоже, он испытывает к тебе теплые чувства.

– Перестань! – раздраженно бросила я.

– Послушай, док, дело серьезное. – Лейтенант взял пакет в руки, рассматривая медальон через пластик. – Ты заметила, застежка погнута? И колечко на конце тоже. Цепочка, наверное, порвалась, когда он срывал ее с шеи Харпера. Потом поправил плоскогубцами. Может, еще и сам носил. Вот дерьмо! – Он стряхнул пепел. – Ты повреждений на шее не заметила?

– От шеи мало что осталось, – тупо напомнила я.

– Видела когда‑ нибудь такой медальон?

– Нет.

Рисунок на золоте напоминал герб, но никаких надписей не было, кроме выгравированной на обратной стороне даты – 1906.

– Судя по клейму ювелира, медальон английский. Отметки обозначают, когда, где и кем он был изготовлен. Думаю, надо обратиться к ювелиру. Ясно, что не итальянский…

– Док…

– Восемнадцатикаратное золото обозначают числом семьсот пятьдесят, у четырнадцатикаратного обозначение пятьсот…

– Док…

– У меня есть знакомый ювелир‑ консультант в Швейцарии…

– Эй, послушай меня, – не выдержал Марино. – Это не важно. Ты понимаешь меня?

Я лепетала как истеричка.

– Даже если мы проследим всех владельцев этой цепочки и нарисуем какое‑ нибудь гребаное фамильное дерево, самое важное все равно не узнаем. А самое важное для нас – имя того ублюдка, что повесил эту штуковину тебе на дверь. – Он вздохнул, помолчал и продолжил уже мягче: – В этом доме есть выпивка? Бренди. У тебя водится бренди?

– Ты же на работе.

– Да не мне, – рассмеялся Марино. – Тебе надо выпить. Иди и плесни на донышко. Вот столько. – Он показал два пальца. – Потом потолкуем.

Я отошла к бару и вернулась с крохотной рюмкой. Бренди обожгло горло, кровь мгновенно разнесла по телу тепло. Дрожь внутри утихла. Меня уже не трясло. Марино наблюдал за мной с любопытством ученого. Его пристальный взгляд заставил меня заметить то, на что я до сих пор не обращала внимания. На мне все еще был тот самый мятый костюм, в котором я ездила в Балтимор. Колготки безжалостно впились в талию и пузырились на коленях. Жутко захотелось умыться и почистить зубы. Чесалась голова. Хорошо еще, что рядом не было зеркала.

– Он тебя предупреждает, – тихо заговорил Марино. – И слов, как мы знаем, на ветер он не бросает.

– Хочет попугать. Знает, что я занимаюсь этим делом. Дразнит. Играет на нервах. Психопаты нередко изводят следователей или даже подбрасывают им сувениры. – Я и сама не верила тому, что говорю, а уж Марино и подавно.

– Мы будем за тобой наблюдать. Выставим охрану возле дома. И запомни пару простых правил. Следуй им «от» и «до». Без глупостей. – Он посмотрел мне в глаза. – Прежде всего по мере возможности радикально измени привычный распорядок дня. Если ходишь в магазин по пятницам, начни ходить по средам и выбери другой магазин. Не выходи из дома или из машины, пока не осмотришься. Заметишь что‑ то необычное, например припаркованную на улице незнакомую машину или чужака на своем участке, немедленно возвращайся домой, запирай все двери и звони в полицию. Если, войдя в дом, что‑ то почувствуешь, сразу же уходи и вызывай полицию. Попроси, чтобы кто‑ нибудь вошел вместе с тобой, и пройди с ним по всем комнатам.

– У меня же сигнализация.

– У Берилл тоже была сигнализация.

– Она сама его впустила.

– Не открывай дверь никому, в ком не уверена на сто процентов.

– И что же, по‑ твоему, он может обойти сигнализацию?

– Все возможно.

То же самое говорил мне недавно Уэсли.

– Не задерживайся в офисе допоздна и не выходи, если рядом никого нет. То же самое и по утрам. Ты обычно приезжаешь затемно, на стоянке пусто – приезжай попозже. Не выключай автоответчик. Записывай все. Получишь еще один звонок, сразу же сообщи мне. Будут продолжаться, поставим твою линию на прослушку.

– Что ж Берилл не поставили? – Я уже начала злиться.

Марино промолчал.

– Так что? И как быть с моими правами? Надеюсь, вторгаться в личную жизнь никто не будет? По крайней мере, до тех пор, пока меня не придушат, а?

– Хочешь, я у тебя переночую? Устроюсь на диванчике, – спокойно предложил Марино.

Я представила, как это будет выглядеть утром. Марино в трусах и обтягивающей живот майке шлепает босиком в направлении ванной. Крышку на унитазе он, конечно, не закроет…

– Не беспокойся.

– У тебя ведь есть разрешение на ношение оружия?

– На скрытое ношение? Нет.

Он отодвинул стул и поднялся.

– Потолкую утром с судьей Райнхардом. Выпишем тебе разрешение.

Вот и все. Часы показывали полночь.

Через минуту я осталась одна. Сон не шел. Я выпила еще рюмку бренди. Потом еще. Легла. Уставилась в потолок. Если неприятности – ваши частые гости, начинаешь задаваться вопросом, а не сами ли вы их приглашаете. Некоторые как магнит притягивают к себе разные проблемы и опасности. Может быть, Этридж был прав, когда сказал, что я, излишне увлекаясь расследованием, сама подвергаю себя риску. Мне и раньше доводилось попадать в ситуации, когда до путешествия в вечность оставался всего лишь один шаг.

В конце концов усталость взяла свое. Я уснула. Мне снилось, что Этридж прожег сигарой дырку в жилетке. Филдинг, делая укол, никак не мог найти артерию и исколол тело так, что оно стало напоминать подушечку для булавок. Марино скакал на детской лошадке, и я точно знала, что он обязательно упадет.

Рано утром я стояла у окна гостиной, всматриваясь в тени на моем участке.

«Плимут» из ремонта еще не вернули, и я, глядя на стоящий напротив дома фургон через едва разведенные шторы, думала о том, может ли спрятаться под ним взрослый мужчина. Спрятаться и схватить меня за ногу, когда я стану открывать дверцу. Убивать меня ему не обязательно – я и сама умру с перепугу. Улица была пуста, тусклый свет фонарей едва пробивался сквозь дымку тумана. Никого не видно. Ничего не слышно. Все как обычно. Наверное, и Кэри Харпер, возвращаясь домой из таверны, не заметил ничего странного.

До завтрака с главным прокурором оставалось меньше получаса – чтобы не опоздать, нужно было набраться смелости, выйти за дверь и преодолеть расстояние в тридцать футов до машины. Я еще раз прошлась взглядом по кустам, растянувшимся невысокой стеной за передней лужайкой. Их силуэты вырисовывались все четче на фоне светлеющего неба. Над ними сиял круглый диск луны. В ее свете серебрилась прихваченная изморозью трава.

Как он подбирался к их домам? Как подобрался к моему дому? Скорее всего, на машине. Странно, но над этим вопросом, похоже, до сих пор никто как следует не задумывался. Даже Бентон ничего не сказал, хотя средство передвижения – такой же важный пункт в составлении профиля преступника, как возраст, пол и расовая принадлежность. Перед глазами снова встало необычно хмурое лицо Уэсли во время нашего последнего разговора в Квантико.

Своим беспокойством я поделилась за завтраком с Этриджем.

– Полагаю, дело в том, что Уэсли просто не обо всем тебе говорит, – пожал плечами прокурор.

– Раньше он всегда был со мной откровенен.

– Не забывай, Кей, что Бюро – особенная организация, и там предпочитают держать рот на замке.

– Обычно он охотно делился со мной своими теориями, высказывал разные мнения, но в данном случае все не так. У меня создалось впечатление, что у него просто нет времени на эти дела. Да и ведет он себя как‑ то странно. Серьезен, даже угрюм, в глаза не смотрит. – Я перевела дыхание. – Уэсли изменился, и, должна признаться, это мне действует на нервы.

– Думаешь, от тебя что‑ то скрывают? – спросил Этридж.

– Думаю, что да, Том.

– И чувствуешь себя немного параноиком, а, Кей?

– Не без того.

– А мне ты доверяешь? Веришь, что я на твоей стороне и забочусь в первую очередь о твоих интересах?

Я кивнула и снова перевела дыхание.

Мы сидели в обеденном зале отеля «Капитолий», излюбленном месте встреч политиков и плутократов. В трех столиках от нас расположился сенатор Партин, его изрезанное морщинами лицо заметно отличалось от того, что мелькало нередко на экранах телевизоров. Сенатор разговаривал о чем‑ то с молодым человеком, которого я видела где‑ то, но вспомнить, где именно, никак не могла.

– Большинство из нас в тяжелые времена испытывают подобные чувства. Нам кажется, что мы одиноки, всеми брошены, что мы одни в дремучем лесу. – Говоря это, Этридж сочувственно смотрел на меня.

– Так и есть, я одна в лесу. Но только мне это не кажется – такова реальность.

– Я понимаю озабоченность Уэсли.

– Конечно.

– Меня беспокоит, Кей, что ты строишь свои теории на интуиции, что идешь на поводу у инстинкта. Иногда такой путь ведет к беде.

– Может быть. Но порой к беде ведет и другой путь, когда люди чрезмерно все усложняют. Убийство же чаще всего удручающе примитивно.

– Не всегда, Кей.

– Почти всегда, Том.

– Ты не думаешь, что Спарачино каким‑ то образом причастен к этим смертям?

– Я думаю, что мы не можем позволить себе объяснять все случившееся его махинациями. Не исключено, что Спарачино и убийца идут параллельными курсами. Они оба опасны. Даже смертельно опасны. Но они разные. И никак не связаны. Ими движут разные силы.

– По‑ твоему, исчезнувшая рукопись тут ни при чем?

– Не знаю.

– И прогресса в этом направлении нет?

Разговор все более напоминал допрос, и я чувствовала себя неловко, как школьница, не выполнившая домашнее задание. Уж лучше бы и не спрашивал.

– Нет, Том. Я не знаю, где она.

– Возможно ли, что Стерлинг Харпер сожгла рукопись в камине перед смертью?

– Не думаю. Мы исследовали обгоревшие клочки бумаги. Эксперт пришел к заключению, что в камине сожгли высококачественную, дорогую бумагу. Такую используют для переписки или составления важных юридических документов. Вряд ли кому‑ то придет в голову расходовать ее на черновик книги. Скорее всего, мисс Харпер уничтожила какие‑ то личные документы, письма.

– Письма от Берилл Мэдисон?

– Это мы еще не установили, – ответила я, хотя лично для себя такую возможность уже исключила.

– Может быть, письма Кэри Харпера?

– Его письма нашли в доме. Впечатление такое, что все на месте и их давно не трогали.

– Если письма были от Берилл Мэдисон, зачем мисс Харпер их сжигать?

– Не знаю, – снова ответила я, понимая, что Этридж думает о Спарачино.

Да, Спарачино. Вот уж кому не откажешь в решительности. Мне уже показали поданное им исковое заявление, все тридцать три страницы. Адвокат обвинял меня, полицию, губернатора. Роза рассказала по телефону, что ей несколько раз звонили из журнала «Пипл», а один репортер, изгнанный охранником из фойе, снимал мой офис с автостоянки. Похоже, слава бежала впереди меня. А еще я становилась специалистом по отказу от комментариев и улепетыванию от газетчиков.

– Думаешь, мы имеем дело с психопатом? – в лоб спросил Этридж.

Как бы ни запутывала дело оранжевая акриловая нить, указывавшая на возможную связь убийцы с угонщиками самолета, версия с психопатом представлялась более вероятной, о чем я и сказала прокурору.

Он опустил голову, помолчал, а когда поднял глаза, то их выражение сразило меня наповал. Печаль, боль, сочувствие…

– Кей, – начал Этридж, – мне нелегко это говорить… – Я потянулась за печеньем. – И все же ты должна знать. Что бы ни происходило вокруг тебя, какого бы мнения ты лично ни придерживалась, я не могу оставлять тебя в неведении.

Есть уже не хотелось. Я решила, что лучше закурить.

– У меня есть один знакомый. Скажу так, он имеет отношение к Министерству юстиции…

– Если это касается Спарачино…

– Это касается Марка Джеймса.

Я была бы не так потрясена, если б он выругался.

– И что Марк?

– Может быть, мне бы следовало задать этот вопрос тебе.

– Что ты имеешь в виду?

– Несколько недель назад вас видели вместе в Нью‑ Йорке. В ресторане «Галлаксер». – Наступила неловкая пауза, и Этридж, прочистив горло, не к месту добавил: – Уж и не помню, когда я там был. – Дым от сигареты струйкой поднимался вверх. – Стейки там замечательные…

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒