Часть 2. Суть воли 4 страница

После этого урока ученики отправились на обед, совершенно неотличимый от вчерашнего. Впрочем, если бы их на этот раз ожидал шашлык из осетрины или рябчики в винном соусе или еще какое‑ нибудь изысканное блюдо, которое Тим никогда не пробовал, он бы все равно не смог его оценить. После Сай Ашановского 'угощения' он и полужидкую кашу‑ то с трудом заставил себя проглотить.

На третий урок Тим пришел, охваченный тоскливыми размышлениями ‑ обида бурлила в нем колючим комком, и, не в силах проявить ее словами или действием, он решил выразить ее полным бездействием. Предмет назывался 'О Порядке Вещей', и был первым из попавшихся здесь предметов, который содержал только голую теорию. Во всяком случае, ничего расслаблять и ничего напрягать от учеников не требовалось, более того, от них вообще ничего не требовалось. Во всяком случае, учитель ‑ уже знакомый Тиму одноглазый старичок Пар Самай ‑ и не заикнулся о какой‑ нибудь возможной в будущем проверке знаний по предмету, не предложил ничего записывать; он просто вышел в центр круга и принялся рассказывать.

Поначалу Тим не слушал, погруженный в свои мысли. Потом ‑ старался не слушать, потому что был обижен. Потом поневоле заинтересовался, потому вещи рассказывал Пар Самай презанятнейшие. Если бы его учитель физики (теперь уже бывший, видимо), Петр Семеныч Сердюков по кличке 'Рожа‑ Аш', услышал пару предложений из речи Пар Самая, его бы удар хватил. И ладно еще, что Пар Самай чихать хотел на все законы физики, которые 'Рожа‑ Аш' почитал за незыблемые твердыни ‑ Тим уже об этом догадывался. Намного интереснее оказалось мнение Пар Самая об ученых ‑ 'о тех, кто исследует неизведанное или проникает в неизведанные глубины известного'. Раньше Тим думал, что задача ученых ‑ сначала исследовать какое‑ то явление, а потом придумать для него объяснение, которое они называют 'теорией'. Но Пар Самай заявил, что первая задача и главное умение ученого ‑ сначала придумать полезную и удобную для использования теорию, а потом получить ее экспериментальное подтверждение. После этого теорию можно обкатать в узком кругу ученых, а потом, когда она начнет работать безотказно, теорию можно пускать в практическое применение.

Тим только глазами хлопал. 'Правильный ученый ‑ наполовину волин', ‑ вещал Пар Самай, ‑ 'он хоть и работает в девственных областях, которых еще не касалась воля других людей, но минимальными навыками вложения воли он должен обладать, иначе не сможет качественно воплотить свою теорию. Из сильных волинов редко получаются ученые ‑ волину проще напрямую добиться желаемого результата, пусть даже изменив закон природы, но это не значит, что труд ученых малозначим. Порой работа одного ученого может заменить волю сотен волинов. В качестве примера приведу кровососущих насекомых, которых множество в окрестных лесах. Известно ли вам, что еще сотню лет назад насекомые не делали разницы между зверьми и людьми, с одинаковым удовольствием кусая тех и других? Разумеется, волины были способны оградить себя от укусов, но простые люди страдали, что снижало их эффективность. Сколько усилий бы потребовалось волинам, чтобы заставить всех насекомых этого мира отличать людей от зверей? Титаническое усилие ‑ воли никакого волина на это бы не хватило, понадобился бы созыв Большого совета, а может, и Великого совета. Но этого не потребовалось, потому что ученый по имени Хал Тама, Мыслящий Пам Савона из округа Зелай, придумал теорию, по которой может существовать такой газ, учуяв малую толику которого, любое насекомое начинает испытывать отвращение к людям. Еще Хал Тамай предположил, что все потомство этого насекомого также будет испытывать отвращение к людям. И еще ‑ если малая частица этого газа проникнет в листья любого дерева, дерево начнет в небольших количествах сей газ вырабатывать. Поскольку Хал Тама был опытным и мудрым ученым, он нашел способ синтезировать этот газ и открыл сосуд с ним в ближайшем лесу. С тех пор насекомые больше не кусают людей. Это ‑ пример достойного ученого. Если кто‑ то из вас однажды поймет, что воли его недостаточно, чтобы стать сильным волином, пусть не ждет неизбежного падения ‑ у него еще останется шанс выучиться на ученого и таким образом вернуть долг своему хозяину'.

Тим ошалело помотал головой ‑ вот ничего себе! Взял, придумал какой‑ то сказочный газ, а потом взял его и синтезировал. Ладно если бы он сначала в генетике разобрался, а потом вирус какой‑ нибудь специальный вывел... Хотя ‑ почему нет? Может, именно это у него и получилось. А еще точнее ‑ может, это с точки зрения земных ученых так получилось. А у него ‑ просто газ. Просто потому что этот Хал Тама был хорошим ученым и не придумывал всяческих сложностей. Чем не вариант?

Пар Самай тем временем продолжал:

'Важно помнить, что мир таков, каким мы все его себе представляем. Но есть вещи столь далекие или столь мелкие, что мы о них не задумываемся. Там и лежит область работы ученых. Сложно, а иногда и вообще невозможно изменить широко известный закон природы. Но можно придумать некие условия, в которых этот закон работать не будет. И если эти условия таковы, что воля помнящих о законе людей на них не распространяется, то этот закон природы можно преодолеть ничтожно малой силой, много меньшей, чем потребуется для его отмены грубым вложением воли. Но есть и оборотная сторона такого подхода ‑ для ученого умение много важнее воли. Несколько лет назад один ученый, имя которого вам знать незачем, решил научить людей летать. Мало того, что подобное умение, данное каждому человеку, не принесет пользы сему миру. Ученый еще и не удосужился как следует продумать теорию. Он заметил, что никакой предмет весом с человека не поднимается над землей выше чем на сотню ралан' ‑ Тимов переводчик запнулся на мгновение и сообщил, что ралан ‑ местная мера длины, немного короче земного метра, около девяноста двух‑ девяноста трех земных сантиметров. Тим нахмурился, кивнул и слушал дальше.

'Поэтому сей ученый предположил, что для всех тяжелых предметов, каким‑ то образом оказавшихся на высоте более ралан метров над землей, сила притяжения направлена не к земле, а от нее. Он полагал, что люди начнут ставить высокие башни и летать с одной на другую. Тимоэ, что с ним стало? '

Тим вздрогнул и машинально встал. Хотя это действие при ответе здесь было совершенно необязательным, более того, Тим ни разу не видел, чтобы какой‑ то ученик тут вставал, отвечая на вопрос учителя. Но Пар Самай не рассердился, продолжая смотреть на него ожидающим и вполне доброжелательным взглядом единственного глаза. И Тим решился.

‑ Он... улетел в..., ‑ Тим поискал в голове слово 'космос', не нашел и закончил просто, ‑ в небо?

‑ Именно! Он построил башню, взобрался на нее и улетел вверх. Насколько высоко ‑ неведомо никому, поскольку над нами нет земной тверди, способной остановить падение тела вверх. К счастью, он не успел распространить свою теорию, поэтому воли его хозяина оказалось достаточно, чтобы ее отменить. Вскоре после этого сей ученый упал на землю и, разумеется, разбился насмерть.

Тим огляделся и осторожно сел. Пар Самай не обратил на это внимания, продолжая:

‑ Важно также отличать непознанное от неизвестного. Некоторые явления незнакомы нам, но происходят вследствие известных нам законов природы. Это ‑ неизвестное, и здесь задача ученого состоит в том, чтобы понять, какие законы природы образуют это неизвестное. Вернусь к примеру ученого, пытавшегося улететь. Как выяснилось при его осмотре, умер он не от того, что разбился, и даже не от холода, который возникает на больших высотах, а от удушья. Почему? Потому что воздух, которым мы дышим, как любой газ, также имеет массу и лежит на земле слоем некоторой толщины, подобно воде в сосуде. Есть некоторая высота, на которой воздух кончается, о чем до того случая никто не знал. Поэтому ученый должен не только достаточно полно представлять себе цель своей теории и последствия ее применения, он еще и должен знать известные законы природы, чтобы суметь предсказать результат их взаимодействия в областях неизвестного. На следующем уроке, завтра, мы продолжим разговор о науке и ее месте в обществе. Этот урок закончен, на сегодня больше уроков нет.

С этими словами Пар Самай подобрал с пола какой‑ то длинный предмет и вышел из комнаты. Ученики потянулись следом, Тим тоже пошел к себе, по дороге размышляя об услышанном.

Что‑ то там историчка рассказывала о познаваемости мира. Ну да, что все люди делятся на тех, кто думает, что мир можно познать и тех, кто так не думает. Дескать, те, которые верят в бога ‑ это агностики, а те, которые в науку ‑ гностики. Тогда Тиму это показалось вполне разумным, он размышлял над этими двумя вариантами, потом решил, что он верит в познаваемость мира. Не прямо сейчас, конечно, когда еще столько всего непонятного на свете, а лет через двести‑ триста. Но тут нарисовался какой‑ то третий вариант, и Тим теперь снова размышлял над тем же вопросом. Как‑ то так выходило, что мир получался одновременно познаваемым и непознаваемым. Можно исследовать все известные законы природы, но какой в этом смысл, если любой ученый может взять и придумать еще парочку, которые тут же начнут взаимодействовать с уже известными, усложняя и без того непростой мир.

А еще, ‑ вдруг понял Тим, ‑ если Пар Самай не соврал насчет того, чем занимаются ученые, то земные средневековые монахи были, в общем‑ то, правы, запрещая науку. То есть, они‑ то запрещали просто из глупости, конечно, и этого... как его ‑ мракобесия. Но получается, правы они были. Ведь оно что выходит ‑ дай волю этим ученым, такого наоткрывают, за тысячу лет потом не разберешься. А с другой стороны ‑ совсем запрещать ‑ тоже как‑ то нехорошо. Вот если бы Тим сейчас стал главным над наукой, он бы придумал, как сделать так, чтобы все было правильно. Наверное.

Хотя, что об этом думать? Так они и разбежались вернуть его на Землю, да еще и министром по науке сделать. Поэтому Тим принялся думать про лежавший у него в кармане брусок. Если сломать его у Тима не получается только потому, что сам в это не верит, то почему бы не сунуть этот брусок в какой‑ нибудь мощный механизм? Тим, правда, таких тут не видел, но он и не искал. Должна же быть у них хотя бы мельница какая‑ нибудь? И вот тогда брусок сломается стопудово ‑ мельница‑ то не живая, она не может верить, что брусок металлический и очень твердый.

В его комнате на кровати сидел Ашер Камо. Тим напрягся, но виду не подал. Он уже уяснил, что здороваться здесь не принято, поэтому прошел внутрь, как ни в чем не бывало, сел на кровать рядом с куратором, достал из кармана брусок и вцепился в него обоими руками.

‑ Подожди, ‑ сказал Ашер Камо.

Тим отпустил брусок и застыл в ожидании.

‑ У тебя разве нет вопросов по сегодняшнему дню?

Тим даже удивился ‑ он уже понял, что здесь, чем меньше задаешь вопросов и чем до больше додумываешься сам, тем лучше. И чем же, спрашивается, недоволен Ашер Камо на этот раз? Пожал плечами, потом вспомнил.

‑ А... да. Я видел... необычное существо. Что это было?

В ответе куратора прозвучало некоторое недовольство, похоже, он ждал не этого вопроса.

‑ Существо из другого мира. Тебе не следует знать больше.

Тим виду не подал, но обиделся. 'Ах, так', ‑ подумал он, ‑ 'тогда и тебе кой‑ чего знать не следует'. Он собирался рассказать про разговор с той страхолюдиной, но сейчас передумал. Хотя вообще‑ то куратор должен был сам заметить, ведь Тим вроде как оказал чудищу некоторую услугу и его шаретор должен был вырасти? Про беседу с Арамом Ашер Камо тогда моментально просек. А может, дело в том, что чудище не было человеком?

‑ У меня есть вопрос про шаретор, ‑ сказал Тим, ‑ если я накормлю голодную собаку...

В этом языке было слово 'собака' и обозначало, вроде бы, именно собаку. А слова 'кошка' не было. Тим замолчал на секунду, задумавшись об этой странности, но понял, что не время и встрепенулся.

‑ Тогда у меня шаретор вырастет?

На этот раз Ашер Камо выглядел более довольным.

‑ И да и нет. Шаретор ‑ закон природы. Один из древнейших, и распространенных по всем мирам. Поэтому изменить его практически невозможно. Шаретор ‑ свойство разума. Любое разумное существо им обладает и пользуется им в общении с другими разумными существами. Исходя из этого, ты, разумеется, увеличишь свой шаретор, оказав услугу пусть и не другому человеку, но, несомненно, разумному существу. Но то количественное выражение шаретора, которое ты видишь... ‑ Ашер Камо запнулся, бросил косой взгляд на Тима и поправился, ‑ которое видим все мы, не является полным соответствием природному шаретору. Сделано это было потому, что у малоразумных существ шаретор выражен слабо и, что хуже всего, иногда работает неправильно. Иная собака, получив еды от одного человека, преисполнится благодарности ко всем людям. Другая же, получив точно такой же кусок еды, останется равнодушна и при первой возможности вцепится накомирвшему ее в горло. И та и другая действуют в соответствии со своим шаретором, но и в том и в другом случае он работает неправильно... Скажу по‑ другому ‑ он работает неудобно ‑ на разум и на шаретор собак слишком большое влияние оказывают инстинкты, учесть все из них зачастую оказывается невозможным. Кроме того, собаки, даже самые разумные, слабо участвуют в экономической жизни общества, и было бы изначально неверным включать их шаретор в нашу экономику. Поэтому было сделано проще ‑ мы видим только ту часть шаретора, что возникает из взаимодействия людей с людьми. Понятно?

‑ Понятно, ‑ Тим кивнул. Ага, значит, услугу этому кошмарику он оказал задарма. С одной стороны, не очень хорошо ‑ он пока не совсем понимал, каким образом на этот шаретор можно покупать что‑ нибудь более материальное, чем ответы на вопросы ‑ но за шестнадцать лет своей жизни он уяснил, что денег мало не бывает. С другой стороны ‑ куратор не узнал про разговор, и это неплохо. Тим пока еще не придумал, почему неплохо, но чувствовал это со всей определенностью. Да и просто, выходит, с этим чудищем можно спокойно поболтать, не опасаясь, что незаметно прикончишь свой кошелек. Надо бы как‑ нибудь выяснить, где оно живет... спрашивать у куратора, пожалуй, не стоит ‑ Ашер Камо явно не очень‑ то хочется о нем разговаривать.

‑ У тебя нет вопросов по предмету Внушение? ‑ безразлично поинтересовался Ашер Камо; Тим внутренне ухмыльнулся и немало возгордился. Но только внутренне ‑ трех проглоченных кусков наждачной бумаги на сегодня ему хватит. Внешне же пожал плечами и ответил еще безразличнее:

‑ Нет. У меня нет вопросов по предмету Внушение.

Куратор помялся и сказал.

‑ Сай Ашан порекомендовал мне обратить на тебя особое внимание. Знай, что, принуждая тебя, он вкладывал больше воли, чем в принуждение всех остальных учеников, но практически безуспешно. Будь он с тобой один на один, он, скорее всего, смог бы навязать тебе свою волю, но такой уровень сопротивления на первом же уроке Сай Ашан встретил впервые. У тебя большой потенциал, и ты делаешь ошибку, не желая его раскрывать.

‑ Что? ‑ Тим совершенно разомлел от похвал, но последняя фраза диссонансом резанула слух.

Ашер Камо взглядом указал на брусок.

‑ Если ты не сломаешь его сегодня, завтра ты получишь пять ударов. Если не сломаешь завтра ‑ к этим пяти добавится еще пять, и послезавтра ты получишь десять. И так ‑ за каждый день будет добавляться еще по пять. Надеюсь, это ускорит твой результат.

Ашер Камо встал и вышел из комнаты, оставив обескураженного Тима наедине со своей обидой. Тим убедился, что куратор ушел и со злостью запульнул уродский кусок девственного железа в угол. Ну что за козлы!

Глава 5

Записи Каравэры.

Если бы я начал писать Дневник сегодня, я написал бы его слово в слово с тем, что я прочитал на листе, найденным мной на дне коробки писчих принадлежностей. Меня и сегодня зовут Шаар Лам, и я не помню вчерашнего дня. Я был бы уверен, что я не существовал вчера, если бы не этот лист. Он многое объясняет, но также порождает и множество других вопросов.

Возможно ли, что я наиболее эффективен для Хозяина, когда я не помню прошедшего со мной? В таком случае я не должен говорить ему о Дневнике, иначе Хозяин заберет его у меня для восстановления моей эффективности. Но я эффективней сейчас! Теперь, зная, что нужно от меня Хозяину, я смог сделать восемь разделений сфер. Хозяин был доволен, я видел это.

Возможно ли, что хозяин неправильно оценивает мою эффективность? Возможно ли, что Хозяин может быть неправ?

Танар‑ ри. Так назвал меня волин, пришедший к Хозяину сегодня. 'Прикажи своему ручному Танар‑ ри', сказал и имел в виду меня. Похоже, этот волин не слабее Хозяина ‑ Хозяин был недоволен, но не стал выражать свое недовольство. Возможно, в библиотеке есть книги, объясняющие, что такое танар‑ ри. Но я не могу брать книги из библиотеки для себя ‑ это противоречит прямому указанию хозяина. Но. Возможно, зная о себе, я мог бы значительно повысить свою эффективность. Что если дать себе задание, чтобы взять книгу с целью повышения собственной эффективности? А если я ошибаюсь, и книга не увеличит мою эффективность, то я не буду пользоваться полученными данными.

На этом записи заканчиваются.

* * *

‑ Вчера, ‑ сказал Пар Самай, ‑ я рассказал вам про труд ученых. И привел два примера. Сегодня я хочу спросить, что должно быть сделано, чтобы случаев, подобных первому было больше, а случаев, подобных второму ‑ не было вообще? Лайл?

Тим удивленно хлопнул глазами ‑ он не понял последнего вопроса. На Тенне ‑ языке имен слово 'лайл' означало 'прыжок' и Тим озадачился, не сразу сообразив, что учитель просто назвал имя одного из учеников. Лопоухий парень, сидевший в первом кругу, кашлянул, прочищая горло, и ответил:

‑ Следует запретить свободную деятельность ученых, и разрешать им делать что‑ либо только после изучения их теорий советом специально отобранных людей.

‑ Хм‑ м, ‑ сказал Пар Самай со странной интонацией, ‑ пусть так. А каким образом запретить? Известно ли тебе, что запрет без возможности тотального контроля выполнения сего запрета исключительно вреден для общества?

‑ А..., ‑ Лайл задумался, ‑ можно собрать Великий совет и его волей сделать невозможным деятельность ученых...

‑ Да, ‑ задумчиво сказал Пар Самай, ‑ можно. Последний раз Великий совет собирался сто сорок лет назад по поводу наступавшей холодной эры. Может, уже пришла пора созвать его очередной раз? А потом ‑ созывать всякий раз, когда 'совет специально отобранных людей' решит, что какая‑ то теория достойна воплощения в жизнь. Кстати, кто будет отбирать этот совет и из кого?

Лайл поежился.

‑ Я... наверное, так не получится. Мне следует еще продумать этот вопрос.

‑ Следует. Когда ты понял, что твой ответ недостаточно продуман?

‑ Еще до того, как ответить. Но я же знал, что мой ответ не окажет никакого влияния на настоящее решение. Поэтому я счел целесообразным...

‑ Неверно! ‑ отрезал Пар Самай, ‑ подобное притягивает подобное. Ты предложил вариант решения задачи, зная, что он неверен. От этого очень недалеко до лжи!

Учитель обвел взглядом замерший класс.

‑ Каждый из вас знает, что ему грозит, если он будет уличен во лжи. И каждый знает почему, поэтому не буду распространяться на эту тему. Есть и другая опасность в твоем намеренно неправильном ответе ‑ ты можешь разучиться думать правильно. Ты должен принимать только верные и продуманные решения. По любому поводу ‑ даже если тебе всего лишь захочется почесать руку. Или чихнуть. Ты должен принять правильное решение и выполнить его. И так должно быть каждый день, каждое мгновение твоей жизни. Только так ты можешь научиться думать правильно и быть уверенным, что твое решение будет верным, когда от него будет зависеть многое. Большое складывается из малого.

‑ Но... Пар Самай, ‑ сказал один из учеников удивленным голосом, ‑ мы же можем иногда ошибаться, что тогда... ‑ и вздрогнул, проглотив восклицание и зажав предплечье с торчащей в нем короткой деревянной стрелкой.

Пар Самай, наклонив голову и поджав губы, понаблюдал за тем, как ученик вытаскивает стрелку из предплечья и останавливает кровь, затем произнес негромко.

‑ Вас учат всему тому, чему учат, не для того, чтобы вы это просто знали, а чтобы вы этим пользовались. У вас было занятие по Воле в Бездействии, и что?

Пар Самай помолчал, прошелся по краю круга, образованного сидящими учениками и продолжил:

‑ Ожидать ошибок нельзя. Даже если цена ошибки очень высока. Даже если вам кажется, что вероятность ошибки велика. Нельзя готовиться к ошибке и представлять себе варианты развития событий в случае ее наступления. Все это приближает вас к неправильному решению. У вас нет правильных и неправильных вариантов ‑ верное и самое эффективное решение в любой ситуации ‑ вот единственный путь волина. Волину не просто нельзя принимать неправильные решения ‑ у него нет варианта принять неправильное решение.

Учитель остановился и оглядел класс, как показалось Тиму, с некоторой ехидцей. Дескать ‑ на‑ те, съешьте. Сам Тим, во всяком случае, решительно не понимал ‑ как это ‑ нельзя готовиться к ошибке? Есть же там всякие вероятности, как с ними быть? Тим даже моментально придумал подходящую ситуацию: например, такая игра, что каждый игрок бросает монету, и, если выпадает решка ‑ получает десять рублей, а если орел ‑ то за секунду говорит город на букву 'О' или его убивают. Ну, дурацкая игра, конечно, но что же, по‑ ихнему выходит, что нельзя даже заранее придумать этот город на букву 'О'? И что ‑ от этого орлы выпадать перестанут? Бред какой‑ то. Тим даже рот открыл, чтобы спросить, что делать в такой ситуации, но вовремя одумался ‑ на фиг ему нужна стрелка в руке? Лучше у куратора спросить. Класс, очевидно, пришел к такому же решению ‑ пару недоумевающих взглядов, которыми обменялись ученики, Тим заметил, но задать вопрос учителю не рискнул никто. Пар Самай хмыкнул и сказал:

‑ Вы пока еще не волины. Поэтому не думаю, что у вас сразу же получится не делать ошибок.

Учитель помолчал мгновение и продолжил с нажимом, выделяя каждое слово:

‑ Если случится так. Что вы решите. Что допустили ошибку. То. Осмыслите свое решение и поймите, что оно было верным и эффективным. Подумайте и найдите ‑ почему. Возможно, дела пошли не так, как вы планировали. Обдумайте ситуацию и уясните, что они пошли намного лучше, чем вы планировали. И только после этого ‑ забудьте о том, что вы посчитали своей ошибкой. Ошибки не было. И быть не могло. Сможете ли вы стать волином, зависит также от того, как вы распорядитесь полученной только что информацией. Сая, почему Тан принял верное решение, когда задал мне вопрос пару эрмов назад?

Тим недоуменно нахмурился, услышав незнакомое слово, но подумать над этим ему не дал звонкий девчачий голос сбоку.

‑ Ты напомнил ему, что всегда следует быть защищенным от атаки. У тебя он отделался всего лишь маленькой ранкой. А Айра Цу на следующем уроке по Воле в бездействии запросто мог бы убить Тана, окажись он не готов к неожиданной атаке.

Тим с удивлением глядел на ответившего ученика, точнее ‑ ученицу. Несмотря на такую же, как у всех остальных, одежду и короткую мальчишескую стрижку, сбоку от него, несомненно, сидела девчонка. До этого момента Тим почему‑ то был уверен, что в школе обучаются только мальчики. Точнее, он об этом даже не задумывался, приняв, как аксиому и теперь был немало удивлен живым примером обратного. Выходит, даже девчонки могут выучиться на волина? Хотя, почему нет.

С большим запозданием вдруг пришло значение слова 'эрм' ‑ местная мера времени, по продолжительности близкая к минуте. Точнее, что‑ то около минуты с четвертью. Тим удивленно моргнул ‑ обычно переводчик действовал куда расторопнее, но тут Пар Самай заговорил и Тим навострил уши.

‑ Правильный ответ, хоть и неполный. Но вернемся к нашему предмету, в частности к вопросу об ученых. Тимоэ, как следует поступить народу Сай?

Тим вздрогнул. Поежился. И обрадовался ‑ хорошо, что он подумал об этой проблеме еще вчера.

‑ Э‑ м‑ м..., ‑ сказал он, ‑ Во‑ первых, надо разрешить ученым свободно исследовать только области неизвестного. Это там, где уже работают известные... природные законы. А самостоятельно исследовать области непознанного ‑ надо запретить. Но не вообще, а силами тех волинов, что являются хозяевами ученых. И только когда возникнет надобность, разрешать... ихние теории.

‑ Правильно, но опять неполно. Кто должен разрешать теории?

‑ Я думаю, ‑ начал Тим, заметил что‑ то, мелькнувшее в глазах учителя, и поправился, ‑ нет. Должно быть сделано так, что теорию каждого ученого будет рассматривать совет других ученых. Кроме того, что выдвинул теорию. И еще должна существовать группа ответственных волинов при... ‑ Тим поискал в словаре слово 'правительство', но не нашел, ‑ подчиненных Сах Аоту, которые будут принимать окончательное решение ‑ пропустить теорию или нет.

Пар Самай пронзил Тима взглядом и поинтересовался:

‑ Ты знаешь, как обстоят дела на самом деле или разговаривал по этому вопросу с кем‑ либо?

‑ Нет, ‑ Тим удивленно помотал головой.

‑ Тогда скажу тебе, что ты принял правильное решение. Именно так все и обустроено. Но ответ все равно неполон. Каким образом волины должны запрещать исследовать области неопознанного? Ведь оно же еще неопознанное ‑ откуда хозяину ученого знать, в запрет чего следует вкладывать волю?

Тим открыл рот. Потом подумал и закрыл. Подумал еще чуть‑ чуть.

‑ Не знаю.

И замер, ожидая реакции учителя. Но наказания не последовало.

‑ Правильный ответ, ‑ сказал Пар Самай, ‑ Тан, скажи ты.

‑ Им надо вкладывать волю в защиту Порядка Вещей, ‑ выпалил Тан так быстро, словно ожидал этого вопроса в нетерпении, ‑ только касательно не себя, а своих ученых. Так же, как мы вкладываем волю в защиту себя. Ведь Порядок Вещей ‑ это константный набор правил, пусть даже какие‑ то из них и неизвестны, и к нему вполне можно приложить волю, так? Правильно?

Тиму показалось, что Тан даже дрожит от нетерпения.

‑ Правильно, ‑ сказал Пар Самай, ‑ и теперь ответ стал полным. Оба ответа. Теперь ты видишь, что твой недавний вопрос был верным и эффективным решением?

‑ Да, учитель, ‑ Тан тихонько выдохнул и расслабился.

‑ Но тебе следует поработать над контролем эмоций, ‑ сказал Пар Самай, отворачиваясь, и Тим тихонько позлорадствовал про себя ‑ ох, схлопочет этот Тан пяток плетей после ужина. В своем злорадстве, Тим был, конечно, неправ, но удержаться не мог. Ну, нечестно же ‑ он тоже бы все как есть объяснил, ну так он же просто не знал, что там и как делается на этой дурацкой Воле в Бездействии! А Тан и рад воспользоваться, когда ему уже все разжевали. Так что правильно ‑ можно и десяток всыпать ‑ нефиг выделываться. Тим задумался и чуть не пропустил вопрос, опять адресованный ему.

‑ Так почему же стал возможным тот случай с улетевшим ученым? Тимоэ?

‑ Что? Ой! ‑ опомнился Тим, загнал немедленно возникшую панику далеко вглубь себя и попытался собраться.

‑ Видимо, ‑ сказал он, помолчал и продолжил, тщательно обдумывая каждое слово, ‑ видимо, по каким‑ то причинам хозяин этого ученого разрешил ему... внедрение неправильной теории без предварительного согласования.

Пар Самай помолчал, разглядывая Тима взглядом энтомолога, изучающего под лупой любопытный экземпляр какого‑ нибудь насекомого. Тим молча потел.

‑ Правильно, ‑ сказал, наконец, учитель и отвел взгляд. У Тима словно гора свалилась с плеч, но даже пошевелиться себе разрешил не сразу ‑ не то, что облегченно вздыхать. Хоть и хотелось.

Пар Самай принялся подробно рассказывать о том, как устроена эта их система контроля над учеными. Среди последних, оказывается, тоже существовала четкая иерархия ‑ некоторым позволялось довольно много, но и спрос с них был побольше. А испытывать свою теорию на себе, как это сделал тот злосчастный исследователь стратосферы, у местных ученых являлось не просто хорошим тоном, а вообще единственно приемлемым. Если же теория требовала отработки на множестве людей, в качестве подопытного материала использовались тоже ученые, только проштрафившиеся ‑ те, чьи теории несколько раз подряд признавались (или оказывались) нежизнеспособными. 'Надо бы и у нас такую систему ввести', ‑ подумал Тим, ‑ 'не можешь придумать ничего полезного ‑ становись подопытным кроликом для более умных коллег. Вот наука бы зашевелилась'. И хмыкнул тихонько. Но потом стало не так интересно ‑ учитель принялся подробно описывать иерархию здешних ученых и Тим заскучал. Все равно запомнить всю эту чересчур сложную систему местной науки он бы не смог. А Пар Самай, словно этого было мало, еще и называл поименно каждого занимающего ту или иную должность и расписывал его успехи на научном поприще. Тим полчаса с трудом удерживался от того, чтобы не начать зевать, потом урок кончился. 'Вот спросит он на следующем уроке ‑ как зовут Второго Надзирающего по Округу Зилай ‑ будет мне опаньки', ‑ подумал Тим про себя, но почему‑ то без особого беспокойства. Спросит ‑ так спросит. И хрен с ним.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒