Часть 2. Суть воли 3 страница

Тим вздохнул и присел у стены. Бежать ‑ опасно, не бежать ‑ тоже. И пойди догадайся, что опаснее. Учиться на волина? Что‑ то не верилось, что у него есть хоть малейший шанс научиться жить по законам этотого странного мира. Да уж, это дома в Питере легко было рассуждать, сидя за очередной книжкой, или кладя пачками врагов в какой‑ нибудь компьютерной ролевухе. Тим откинулся спиной на стену и погрузился в мрачные думы. В таком виде его и нашел куратор.

‑ Почему ты здесь? ‑ спросил Ашер Камо с нескрываемым раздражением, проходя в комнату, ‑ урок давно закончился, а ты просто бессмысленно тратишь время.

Тим бросил на Ашера Камо равнодушный взгляд. Почему‑ то недовольство куратора его ничуть не напугало ‑ ну и пусть. Какая разница, забьют его насмерть прямо сейчас, поджарят завтра или нарежут на куски послезавтра? Неужели этот придурок ничего не понимает?

‑ Какой смысл? ‑ спросил Тим равнодушным голосом, не поднимая головы. Ашер Камо явно озадачился.

‑ Объясни, ‑ потребовал он холодным, но спокойным тоном. Тим пожал плечами.

‑ Айра Цу сказал, что следующий урок он начнет с проверки наших знаний. Значит, мне придется тоже сесть под эти пластины и ждать, что одна из них упадет мне на голову. А она будет большой, это Айра Цу тоже сказал. И тогда я умру.

‑ Почему?

Тим посмотрел на бесстрастное лицо куратора. Он что, издевается?

‑ Потому что мне голову пополам разрубит, вот почему! Потому что я точно знаю, что не смогу научиться этим... этим... ‑ Тим попытался найти какой‑ нибудь слово типа 'фокусы' или 'чудеса', но не смог и продолжил, ‑ этому, чтобы отводить удары от себя силой мысли. Я не знаю, когда следующий урок, но...

‑ Раз ты уже решил, что точно не сможешь, тогда, разумеется, не сможешь, ‑ перебил его куратор, ‑ ты разве еще не понял, что это зависит только от тебя? Ты должен решить, что сможешь, и тогда ‑ сможешь.

‑ Я не могу так решить! ‑ завопил Тим, ‑ потому что это невозможно!

‑ Ты даже не пытался, ‑ отрезал Ашер Камо.

‑ Я пытался, ‑ возразил Тим жалобно, ‑ но как я могу верить во что‑ то, точно зная, что это ‑ неправда?

‑ Ты своими глазами видел, что это ‑ правда, ‑ холодно заявил куратор, ‑ не старайся вызвать во мне сочувствие. Ты уверился в собственной неспособности и не желаешь приложить даже малейшего усилия. Ты ждешь, что кто‑ то придет и сделает все за тебя, но этого не будет ‑ твой шаретор мал, а должников в этом мире у тебя нет вообще. Никто, кроме тебя самого, не способен тебе помочь. Разве ты не видел, как другие ученики делают то, что ты считаешь невозможным?

‑ Они другие, ‑ пробурчал Тим.

‑ Они такие же, как и ты. Их способности различны, но они всю свою силу вкладывают в обучение. А ты ‑ если не умеешь трудиться ничем, кроме рук, лучше бы пошел в крестьяне. Главная сила волина ‑ в его голове.

‑ Ну... я ж не знал, что все так запущено. Может, мне и в самом деле лучше крестьянином стать?

‑ Ты уже сделал выбор. Теперь ты станешь волином или умрешь.

‑ Значит, умру, ‑ Тим пожал плечами. Ашер Камо присел перед ним, взглянул в глаза.

‑ Если ты хочешь умереть, твое желание исполнится. Только сначала реши, что таково твое истинное желание. Что тебе нужно, чтобы ты поверил, что можешь стать волином?

Тим задумался.

‑ Наверное, если бы у меня получилось сделать что‑ нибудь... такое, что мне кажется невозможным. Тогда бы, может, поверил.

Ашер Камо встал.

‑ Так почему ты даже не пытаешься сделать? Почему ты сидишь и ждешь, когда оно само собой сделается?

Тим вскочил.

‑ Как я могу пытаться, а?! Я ничего не понял из того, что объяснял Айра Цу. Повторяю: ни‑ че‑ го! Даже у тех, кто что‑ то понимает, и то не сразу получается, вон, ‑ Тим ткнул пальцем в черное пятно на полу, ‑ я сегодня чуть от своего долга не освободился. Упади эта железяка чуть в сторону, ему на артерию, и все ‑ конец! А я? Я даже толком не запомнил, что там делать‑ то надо, потому что ничего не понял. А, да что тебе объяснять?

Тим досадливо махнул рукой и успокоился. Ашер Камо, небось, тоже сидит и с ходу не въезжает, как это можно такие простые вещи не понять. Им же с детства внушали, что в мире все происходит так, как им хочется. А Тиму‑ то никто ничего такого не говорил, наоборот, он уже два года физику проходит, так там, блин, совсем наоборот все объясняется. Этого бы гаврика заставить два года повторять, что сила действия равна силе противодействия, посмотрел бы Тим, как он потом будет взглядом вещи двигать.

Ашер Камо нахмурился.

‑ Ты зря полагаешь, что твой долг кому‑ либо исчезает после его смерти. Твой долг просто распределится между наследниками умершего и его перерождением.

Тим фыркнул. Что в лоб, что по лбу. Да какая Тиму сейчас разница, что станет с этим уродским долгом? Он вздохнул и поинтересовался с деланным безразличием:

‑ А когда следующий урок по... Воле в Бездействии?

Теперь вздохнул уже Ашер Камо:

‑ Ровно через райм, ‑ переводчик поднатужился и перевел 'райм', как 'неделя'. Одновременно с переводом пришло понимание, что в местной неделе девять дней, а не семь. Тима новость вначале не порадовала ‑ ждать целую неделю? Да уж лучше бы урок был завтра же, а теперь столько мучаться в предвкушении собственной смерти? Но потом он приободрился ‑ зато за неделю можно что‑ нибудь разузнать об окружающей местности и драпануть отсюда. Вот только...

‑ А другие такие предметы есть? Где помереть можно, если урок не выучил?

Ашер Камо нахмурился.

‑ Что значит 'не выучил урок'? Ты не должен учить, ты должен понять и научиться пользоваться.

Тим нетерпеливо кивнул.

‑ Я это и имел в виду. Просто у нас так говорят.

Ашер Камо пристально взглянул на Тима.

‑ Таких предметов много. Их большинство, ‑ Тим упал духом ('ну вот, я так и знал'), ‑ но ты неверно представляешь себе задачу учителя. В его задачу вовсе не входит убийство всех нерадивых учеников.

'Да что вы говорите', ‑ подумал Тим с сарказмом, ‑ 'даже как‑ то не верится'. Вслух он, разумеется, ничего такого не сказал, но, видимо, что‑ то мелькнуло на его лице. Потому что Ашер Камо нахмурился и продолжил с нажимом:

‑ Задача учителя ‑ раскрыть способности каждого ученика в полном объеме. Учитель вправе отказаться от ученика тогда и только тогда, когда способностей ученика оказывается недостаточно, чтобы воспринять учение.

‑ А разве..., ‑ начал Тим, но куратор перебил его:

‑ Нет! Твои способности скрыты и ты еще даже не начал их раскрывать. Любой крестьянин этого мира, не волин, способен сделать с девственным материалом что угодно, ты же не можешь даже этого. Ты пока совсем не умеешь распоряжаться своей волей. Вот когда ты научишься, и, когда выяснится, что воли в тебе недостаточно даже чтобы помочиться, не запачкав рук, вот тогда твой учитель тебя и убьет. Но не раньше. Ты думаешь, Айра Цу случайно выбрал для проверки знаний именно этих учеников? Ты полагаешь, он не знал, что Арам не сможет правильно вложить волю в защиту? Он отлично это знал и поэтому упавший клинок его всего лишь несерьезно ранил. На примере Арама Айра Цу показал ученикам самую распространенную ошибку, теперь они ничего подобного не допустят. И перестань беспокоиться за свою жизнь ‑ твоя смерть сейчас никому не нужна. У учителей есть специальное указание Хозяина на этот счет. Понятно?

‑ Да, ‑ сказал Тим, облегченно вздыхая.

‑ Если понятно, то иди в свою комнату и занимайся с девственным железом. Ты должен делать это сам, без напоминаний и независимо от того, что с тобой случилось за день.

‑ Я... да, сейчас иду... у меня один вопрос, можно?

‑ Задавай.

‑ Я это... насчет наказаний. Вот на этом уроке ‑ Айра Цу, он..., ‑ Тим погладил щеку, ‑ бьет учеников. Я понимаю, что какие‑ то наказания и поощрения должны быть, но у вас же есть этот... шаретор? Почему бы просто не уменьшать его в качестве наказания?

‑ Первое, это неэффективно. Ваши шареторы ничтожны, вы целиком принадлежите хозяину, так какой смысл уменьшать и без того малое? Это плохой стимул, в отличие от боли. Второе, и главное ‑ незачем плодить долги. Один великий долг лучше множества мелких, такая ситуация лучше способствует порядку в целом и Порядку Вещей в частности. Разве ты еще не понял, что Порядок Вещей не только обязывает должника заплатить долг, он также обязывает хозяина долга ‑ его принять. Думаешь, учителям нужны ваши ничтожные долги в неимоверных количествах? Поэтому намного проще для вас вернуть долг сразу после его возникновения через боль. Боль ‑ великое благо, без нее порядок был бы недостижим.

‑ То есть..., ‑ начал догадываться Тим, ‑ боль увеличивает шаретор?

‑ А разве у вас не так? Если ты причинил беспричинно человеку боль, разве ты не становишься ему должен?

Тим задумался.

‑ Ну... вроде как да, ‑ неуверенно сказал Тим, ‑ иногда даже платят... если доказать удастся.

Ашер Камо недоуменно нахмурился, но переспрашивать не стал.

‑ Поэтому учитель причиняет боль в размере долга ученика, чтобы не уменьшать его шаретор и не плодить излишние долги.

‑ Понятно, ‑ с удовлетворением сказал Тим. Он и в самом деле начал понимать эту странную систему взаимоотношений, и это понимание доставляло ему удовольствие, ‑ но ведь он нас учит, значит, мы все равно становимся ему должны?

‑ Нет. Учить вас ‑ его обязанность, которую он выполняет в счет долга хозяину. А вот за все, что не входит в его обязанности, вы должны платить.

‑ Подождите, ‑ видя, что куратор собирается уходить, сказал Тим ‑ его только что осенила очередная догадка. Ашер Камо с неудовольствием обернулся:

‑ Это уже четвертый вопрос.

‑ Последний, ‑ быстро сказал Тим, ‑ а если я причиню боль сам себе?

‑ Твой шаретор возрастет. Самоистязание ‑ один из способов увеличить свой шаретор, но я советую тебе избегать его. Этот способ содержит множество ловушек, и увеличить свой шаретор до достойных величин при помощи самоистязания очень сложно. Если ты привыкнешь к боли, твоя жизнь сильно усложнится, а если она начнет приносить тебе удовольствие, ты погибнешь.

‑ Я все понял, ‑ кивнул Тим, ‑ где вы будете и где мне найти Арама? Чтобы переписать долг?

‑ Я его уже встретил. Иди к себе в комнату. Я пришлю к тебе наказующего.

‑ З‑ зачем? ‑ Тим попятился.

‑ Ты предался унынию. Это ‑ самое неэффективное действие из всех, что могут быть и в данном случае ‑ ты получишь боль не как плату, а как наказание. Тридцать ударов.

‑ Тридцать?! Так много?

‑ Так мало, но только в первый раз. Еще раз увижу тебя впавшим в уныние, получишь пятьдесят. Тридцать, плюс пять за неподобающее поведение. Иди!

Ашер Камо развернулся и вышел. Тим сглотнул, выждал полминуты, чтобы не наткнуться на куратора в полумраке коридора, потом поплелся наружу и к себе в комнату ‑ за обещанным наказанием.

Глава 4

Первая часть записей Каравэры.

Меня зовут Шаар Лам, это значит ‑ 'рожденный сегодня'. Я действительно не помню дней до этого дня, но это имя вызывает у меня недоумение. Ведь завтра мне придется сменить имя на 'рожденный вчера'. А послезавтра ‑ на 'рожденный позавчера'. Это же неудобно! Я не знаю имен людей, что меня окружают, но мне кажется, моя личность им знакома. Управляющие, которым я должен подчиняться, ведут себя так, будто уже пользовались моими умениями раньше, хотя я сам исполняю их волю впервые. Возможно, они пользовались умениями кого‑ то, такого же как я? Если мое существование прекратится сегодня же, это объяснит все непонятное, но ‑ эта мысль мне неприятна, хоть я и не могу понять почему. Я спросил у Хозяина, мое существование прекратится сегодня? Он ответил, ‑ 'нет', ‑ и подкрепил словом правды. Но даже без слова у меня нет оснований не верить ему ‑ я помню, что именно по его воле человек‑ маг обучил меня умению упорядочивать и выражать свои мысли сначала в словах, потом в письме. Хозяин попросил меня описать письменно действия по очистке внутреннего горизонта и отдать написанное человеку‑ скрипту. Скрипт вложил лист в книгу и поставил ее в один из шкафов. Тогда я понял всю глубину собственной неэффективности. Сколько дней понадобится, чтобы мне написать хотя бы одну книгу? А шкаф книг? Я попросил Хозяина написать еще что‑ нибудь, но Хозяин ответил, что ему больше ничего от меня не надо. Я неэффективен. Я не должен был общаться без приказа Хозяина ни с кем, кроме него, но я должен был повышать свою эффективность на пользу Хозяину. Я выбрал одного из младших, того, чей цвет души отличался от остальных и попросил его дать мне задание. Он не дал мне задания, он сделал много лучше ‑ он дал мне идею. Дневник ‑ удивительная и прекрасная идея давать задания самому себе. Пусть даже это задание ‑ лишь описать случившееся за день. Уверен, малый вред, принесенный моими действиями, будет компенсирован моей возросшей эффективностью. За сим, день первый.

На этом записи заканчиваются.

* * *

Тим проснулся, разбуженный шагами в коридоре. Потянулся, зевнул. Перевернулся на другой бок и уже собрался подремать еще, но вдруг понял, что означает эта беготня снаружи ‑ завтрак! А поскольку время вчерашнего ужина он провел, лежа на кровати и страдая от жалости к самому себе, кушать хотелось больше обычного. И пить хотелось больше обычного... да блинский нафиг! За весь вчерашний день он съел одну маленькую плошку каши и выпил одну чашку воды ‑ не то, чтобы Тим был любитель пожрать, скорее даже наоборот, но он и припомнить не мог, когда последний раз так хреново питался.

Шум в коридоре потихоньку стихал, удаляясь в направлении выхода, и Тим задергался. Вскочил, быстро натянул штаны с футболкой, сунул в карман обмотанный носовым платком брусок ‑ разумеется, совершенно целый, несмотря на пару (ну, или чуть меньше) часов вчерашних трудов ‑ и выскочил в коридор. Хотелось, правда, еще и в туалет, но Тим решил потерпеть ‑ опоздавшие тут еды не получают, это он уже понял.

В столовую он успел ‑ в очереди за едой стояло всего два человека, остальные уже сидели за столами. Завтрак Тиму понравился больше вчерашнего обеда. Состоял он из двух мягких булочек с пряным ароматом, трех каких‑ то фруктов, похожих на большие персики зеленого цвета и все той же чашки с водой. Булочки пришлись Тиму по вкусу, он уплел их с удовольствием. Фрукты он некоторое время с подозрением разглядывал ‑ были они твердыми и выглядели чертовски незрелыми ‑ но, понаблюдав за действиями соседей, решил попробовать. Разломил плод пополам и обнаружил внутри красноватую полупрозрачную массу с кучей маленьких зерен. Осторожно попробовал и с трудом удержался, чтобы не расплыться в восхищенной улыбке ‑ вкус был просто восхитительным. Еще этот плод несомненно обладал сильным тонизирующим эффектом ‑ остатки сонливости мгновенно улетучились и вообще Тим почувствовал на удивление бодрым и свежим. 'Вот это классно', ‑ подумал Тим, вылизывая сердцевину последнего фрукта, ‑ 'вот выучусь окно домой открывать, устрою перевозку этих фруктов к себе в Питер. Разбогатею, у‑ у‑ у. Как Абрамович. Вкуснотища! '.

Первый урок ‑ по 'Восприятию' ‑ оказался куда более понятным, чем тот, вчерашний. И еще он оказался куда более безопасным, так что Тиму почти понравился. Совсем понравиться помешало только то, что у Тима все равно ни черта не получалось. Суть предмета состояла в том, чтобы научиться видеть и слышать больше, чем это можно сделать просто глазами и ушами. Как понял Тим из скупых комментариев учителя ‑ одноглазого хромого старичка по имени Пар Самай ‑ это умение было очень важно для волина. Тим, правда, не понял, почему именно ‑ видимо, об этом рассказывалось на предыдущих уроках. Этот учитель говорил мало и уж совсем не грузил Тимовы мозги непонятными терминами и сложными для восприятия предложениями. Он просто говорил, что нужно сделать, а потом сразу переходил к практике. Практика заключалась в том, что они всем классом пытались допеть песни, которые начинал Пар Самай. Причем учитель сразу объяснил, что всех их он сочинил буквально только что, поэтому слов никто знать не может. Правда, Тиму в это верилось с трудом ‑ половина учеников подхватывали мотив и куплеты так уверенно, словно часами разучивали эти песни каждый день в течение недели минимум. Вторая половина класса тоже потихоньку втягивалась, и до конца песню допевал уже уверенный хор, в котором не звучал только один голос ‑ догадайтесь, чей?

Учитель щурил единственный глаз, сообщал, что удовлетворен действиями учеников, но предупреждал их, чтобы они не увлекались особенно своими успехами ‑ дескать, угадать слово, заданное ритмом и смыслом песни, да еще и в момент, когда о том же думает еще несколько человек ‑ проще простого. Он так часто повторял это, что начал верить даже Тим. Ему уже начало казаться, что и он почти слышит эти слова до того, как их споет хор, но тут урок кончился. Учитель объявил классу, что урок прошел удовлетворительно, все справились с заданием, предупредил, что в следующий раз будет сложнее, и смылся. На Тима он за весь урок даже не взглянул ни единого раза. Тим, озадаченный и немного расстроенный, брел в толпе учеников на следующий урок, весь поглощенный своими мыслями, поэтому не заметил, как что‑ то изменилось. Точнее, заметил, но поздно ‑ только он спохватился, что негромкие разговоры вокруг затихли совсем, а шаги ускорились, как причина нервного поведения учеников оказалась у него прямо перед носом.

‑ А..., ‑ сказал Тим и замер, выпучив глаза на самое странное существо, которое приходилось ему видеть в своей жизни. Оно было двуного и оно было красного цвета. Еще у него был хвост. И оно было большим ‑ черт побери, оно было просто громадным ‑ и, на почтительном расстоянии обтекаемое притихшими учениками, возвышалось посреди немаленького коридора, как скалистый утес посреди реки. Насчет остальных частей тела и конечностей Тим затруднился бы сказать что‑ либо определенное. Верхняя часть тела существа была покрыта какими‑ то складками и буграми, в которых вполне могли таиться как пара когтистых лап, так и десяток‑ другой щупалец. Чудовище стояло спокойно, только время от времени резким движением поворачивало из стороны в сторону нечто, принятое Тимом за голову ‑ длинный складчатый конус на вершине тела. Ничего похожего на глаза или рот там не было, поэтому Тим решил, что это именно голова, просто по ее местонахождению. Чудище было, судя по всему, неопасным, но Тиму оно почему‑ то очень не понравилось. Еще бы. Такого в фильм ужасов можно без грима брать, если операторы не разбегутся. Тим попятился, стараясь скрыться в толпе учеников и поскорее обойти его по максимально широкой дуге. Но у него не получилось ‑ неуловимо‑ быстрым движением чудовище вдруг опустило голову, приблизив трепещущее окончание конуса прямо к лицу Тима, и спросило трубным голосом:

‑ Как твое имя?

Тим икнул и сделал еще пару шагов назад, но вокруг него уже образовалось пустое пространство. А чудище чуть наклонилось вперед, вернув выигранное Тимом расстояние, и поинтересовалось:

‑ Ты меня не понимаешь?

‑ По... кх‑ х ‑ Тим прокашлялся, ‑ понимаю.

‑ Тогда дай мне задание.

Тим только глазами захлопал. Какое задание? Это что, прикол местный? Очень это было похоже на школьный подвох, типа как с пуговицей: ловит скучающий старшеклассник какого‑ нибудь третьеклашку, хватает его за пуговицу и спрашивает: 'Твоя пуговица? '. Скажешь: 'Да', ‑ оторвет и вручит, ‑ 'на, забери'. Скажешь: 'нет', ‑ оторвет и выкинет, ‑ 'а че тогда носишь? '. Короче, как не отвечай, все равно в пролете. Вот только чувствовал Тим, что в результате здешнего подвоха можно лишиться чего‑ нибудь более стоящего, чем пуговицы. Головы, например. Поэтому он не стал говорить ничего напрашивающегося, типа 'вот тебе задание: уйди отсюда', или 'верни меня домой', а выждал немного и осторожно спросил:

‑ Какое задание?

Чудище дернулось и издало шипящий звук.

‑ Не любое. Желательно, чтобы результат его был значим некоторое время. Как книга, например.

Тим почесал затылок. На розыгрыш это уже было мало похоже.

‑ Ну и написал бы книгу. Или ты писать не умеешь, да?

Чудище замерло и вроде как призадумалось. Тим уже сделал маленький шажок в сторону, надеясь, что озадаченная страхолюдина не обратит внимания на его уход, но тут она вышла из ступора.

‑ Я умею писать. Я не знаю, что писать. Скажи мне, что.

Тим быстрым взглядом проводил последних скрывающихся за углом коридора учеников и сказал нетерпеливо:

‑ Да что угодно. Вот, заведи дневник. Просто пиши, всё что увидишь и думаешь.

‑ Это невыполнимое задание, ‑ глухо сказало чудище, ‑ записывая свои мысли, я буду порождать другие мысли, и так бесконечно.

‑ Ну не всё, конечно, ‑ 'ну и тупица', ‑ самое важное. То, что тебе кажется важным, ‑ добавил он быстро, во избежание очередного вопроса.

Чудовище постояло пару секунд в задумчивости, потом издало влажный хлюпающий звук, плавно развернулось, едва не зацепив Тима хвостом, и быстро ушагало вдаль по коридору. Тим проводил его взглядом, потом бросился вслед. Не догонять чудище, разумеется ‑ больно оно ему сдалось ‑ а искать свой класс.

К счастью, ему удалось не опоздать. Ученики еще только рассаживались за стоящие рядами длинные столы, когда Тим неслышной тенью проскользнул в комнату и поспешил скрыться в глубине класса. 'Хорошо все‑ таки', ‑ подумал он, ‑ 'что дверей тут не придумали. Пусть‑ ка пока и не придумывают. А то б стучаться пришлось, тогда бы точно десяток ударов схлопотал. А так вроде прокатило'.

На столах лежали пачки желтоватых листов какого‑ то материала и короткие деревянные палочки с обожженными концами ‑ несомненно, писчие принадлежности. Тим сел на свободное место, поерзал, устраиваясь поудобнее, и взял в руку 'карандаш'. Покрутил в руке, разглядывая, хмыкнул тихонько. 'Дикари все‑ таки', ‑ подумал снисходительно, ‑ 'эх, что ж я сумку‑ то уронил? Ща я все свои фломастеры загнал бы втридорога, даром, что китайские'. Тим вздохнул. 'Или плетей бы получил, что тоже вполне вероятно'.

В это время к стене вышел высокий лысый мужик и молча принялся что‑ то на ней чертить. В руке у мужика был маленький предмет вроде угля, оставлявший на белой стене отчетливые черные полосы. Тим не сдержался и фыркнул, соседи неодобрительно на него поглядели, но сам учитель, к счастью, ничего не услышал. Или не обратил внимания.

Поначалу Тим решил, что учитель рисует на стене какой‑ то сложный узор ‑ больше всего это было похоже на то, что получится, если взять пару десятков рыболовных крючков и высыпать их на ровную поверхность. Тим, глядя на эти художества, даже взгрустнул немного ‑ рыбачить он любил и в крючках (равно как и в прочих рыболовных принадлежностях) разбирался очень хорошо. Там, в Питере, скоро бы каникулы были, а с ними ‑ походы на озера и рыбалка каждые выходные. А тут ‑ неизвестно когда еще удастся какой‑ нибудь водоем увидеть, не то, что удочку в него забросить. Но тут учитель пририсовал снизу получившегося рисунка два узорчатых кружочка и Тим вдруг понял, что в этих кружочках содержится вполне определенный смысл ‑ это были иероглифы, и означали они 'Зеленый Холм'. Еще через мгновение Тим понял, что это ‑ имя и имя, скорее всего, самого учителя. Сай Ашан, стало быть. Только после этого до него дошло, что рисунок, расположенный выше ‑ тоже текст. Просто Тим до этого еще не встречал образчиков местной письменности, поэтому не сразу понял смысл учительских художеств. А написано там было следующее: 'Внушение, как подавление своей волей воли противника и защита от оного'. Тим два раза перечитал текст, убедившись, что понял написанное правильно, потом вздохнул. Если здесь есть предмет 'правописание', то Тиму стать в нем отличником совсем не светит ‑ удобством и простотой местная письменность не грешила ни в малейшей степени.

Сай Ашан повернулся к классу, смерил его мрачным взглядом, потом снова повернулся к стене. Поднял руку с углем, и (Тим даже вздрогнул) стена вдруг совершенно очистилась ‑ учитель не тер ее рукой или тряпкой, не стучал по ней и не нажимал никаких кнопок. Просто только что на стене был отчетливый узор и раз ‑ чистая стена без малейших следов черного. Сай Ашан выждал секунду и принялся рисовать очередной набор крючков. Тим вздохнул и признал, что кое в чем местные технологии совершеннее. 'Возьмите стило в руку и приложите к бумаге' ‑ прочитал Тим. Нахмурился, осмысливая прочитанное. 'Стилом', очевидно, являлся карандаш ‑ правда, было не совсем понятно, почему его переводчик перевел это слово именно так. Тим взял из пачки один из листов, осмотрел. Бумагой материал листа явно не был, скорее это была какая‑ то материя с пропиткой, что‑ то вроде стеклоткани. Края листа были неровными, грязными и обгрызенными. Тим скептически разглядывал 'бумагу', пока не ощутил на себе чье‑ то пристальное внимание. Поднял голову, встретился с пронзительным взглядом учителя, вздрогнул, опустил голову и, быстро положив лист перед собой, приложил к нему обожженную часть 'стила'. Ощущение тяжелого взгляда прошло, зато рука (его, Тима, собственная рука) вдруг самостоятельно пришла в движение и принялась рисовать на листе загогулины и линии какого‑ то замысловатого узора. Пару секунд Тим, отвесив челюсть, пялился на это чудо, потом возмутился. 'Какого хрена? ', ‑ пробормотал он вслух и, с некоторым усилием, оторвал стило от бумаги. Рука дергалась и рвалась продолжить рисовать, поэтому Тим отложил стило в сторону и сунул руку под собственное седалище. Рука все равно продолжала вздрагивать, но так ее порывы сдерживать было проще.

Тим перевел дух и только в этот момент спохватился ‑ не сделал ли он чего‑ то неподобающего? Бросил короткий взгляд на учителя ‑ Сай Ашан стоял вполоборота к классу, прикрыв глаза, и как будто не обращал никакого внимания на то, что в нем творилось. А творилось в классе странное ‑ шипя и приглушенно вскрикивая, все ученики дергались, крутились на месте и привставали, но в тоже время ни на секунду не прекращали что‑ то рисовать. Точнее ‑ писать. Тим бросил взгляд на свой лист и понял, что его восприятие опять его обмануло ‑ узор на бумаге был текстом. 'Урок шестой', ‑ значилось на листе, ‑ 'защита от внушения. Твоя задача ‑ не... ', ‑ на этом его текст обрывался. Заинтересовавшись, Тим скосил взгляд на листок соседа. 'Твоя задача ‑ не поддаться моему внушению и не писать эти слова', ‑ было написано на листке несколько раз подряд. Из под обгрызенного края выглядывал еще один листок, на котором, похоже, было написано то же самое. Пока Тим, не веря своим глазам, разглядывал надпись, поверх двух исписанных листов лег еще один. Тим обвел недоумевающим взглядом класс, потом гордо выпрямился и широко улыбнулся ‑ похоже, он был единственным во всем классе, кому удалось выполнить написанное. Через пару секунд он вспомнил, что улыбаться нельзя и согнал улыбку с лица. Правда, сделать это оказалось потруднее, чем успокоить взбесившуюся руку.

Тут возня в классе прекратилась ‑ ученики перестали писать, отложили в сторону стила и выпрямились. Сай Ашан обвел хмурым взглядом класс, на едва заметную долю секунды задержав его на торжествующем лице Тима. Потом отвернулся к стене, тем же непонятным способом стер написанное и опять начал водить углем. 'Для начала', ‑ возникли на стене слова, ‑ 'съешьте все исписанные листки'. Класс зашуршал и зачавкал. Тим осторожно понюхал край листка, поморщился, лизнул торчащие острые волокна, потом отложил в сторону лист, отодвинулся от стола и с крайне довольным видом принялся разглядывать работающий челюстями класс. У некоторых из учеников исписанных листов было мало ‑ один‑ два, а некоторые успели исписать половину пачки. Но такого успеха, как у Тима, не было ни у кого.

Он сидел и тащился от своей крутизны, пока Сай Ашан не привлек его внимание ритмичными постукиваниями угля по стене. Там уже темнела новая надпись, но в первую очередь Тим заметил узорчатый кругляш‑ иероглиф. Что‑ то было в нем очень важное, но он только секунд через десять понял, что это ‑ его имя. А полностью новый текст выглядел так: 'Удовлетворение должен вызывать собственный результат, а не отсутствие результата у соседей. Чтобы усвоить это, Тимоэ, съешь три чистых листа'.

Тим скривился ‑ радости как ни бывало. Три листа! Все‑ таки они редкостные уроды ‑ на взгляд Тима, хватило бы и одного, он же все‑ таки единственный из класса выполнил задание. Но делать нечего ‑ перечить учителю Тим не решился и, с трудом разорвав жесткий лист пополам, принялся с усилием его пережевывать. Вкус у него, как Тим и ожидал, оказался премерзопакостнейшим, а по жесткости он ничуть не уступал той самой стеклоткани, о которой Тим подумал при первом взгляде на этот материал. Во всяком случае, язык и небо моментально покрылись саднящими ранками. Напрягшись и обдирая горло, Тим проглотил прожеванный кусок и с отвращением принялся за следующий. Сай Ашан тем временем расписывал на стене, что нужно делать, чтобы противостоять чужому внушению, но Тим ничего читать и не собирался, полный обиды на уродское устройство этого мира.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒