|
|||
{227} Булгаков 7 страницаКаждого из персонажей пьесы Булгаков словно бы спрашивает: «А ты понимаешь Пушкина? » И вот как они отвечают на этот вопрос. «Пушкина. Я никогда не слушаю стихов». «Николай. Я ему не верю. У него сердца нет». «Долгоруков. Презираю… Плюю на бездарные вирши». «Кукольник. У Пушкина было дарованье. Но он растратил, разменял его! Он угасил свой малый светильник! » В высшей степени выразительные «интервью»! … Жена поэта, самый близкий к нему человек, «никогда не слушает стихов»! Царь Николай I, бессердечный из бессердечных, укоризненно говорит о Пушкине, что «у него сердца нет». Высокопарный, трескучий, пустозвонный драматург Кукольник осмеливается рассуждать о судьбе «поверхностного» дарования величайшего русского поэта. Все это выглядит злой иронией, и все это придает трагедии Пушкина болезненную остроту. Правда, стихами Пушкина восторгаются Жуковский и Воронцова и младшая Гончарова — Александра. Правда, гений Пушкина пронзил жалкое продажное сердечко сыщика Биткова. Но могут ли эти немногочисленные доброжелатели спасти поэта от заговора, от мощной, тщательно организованной интриги, в которой объединяются Николай, Бенкендорф и Дубельт, и авантюрист Дантес, которому сочувствует блестящий {284} петербургский Свет, и озлобленные личные враги, запомнившие на всю жизнь огонь пушкинских эпиграмм?.. «Ах, как жаль, — говорит Воронцова, — что лишь немногим дано понимать превосходство перед собой необыкновенных людей… Как чудесно в Пушкине соединяются гений и просвещение. Но, увы, у него много завистников и врагов! » Их много, они сильны. Булгаков показывает нам их одного за другим — ростовщиков, донимающих поэта, сыщиков, обнюхивающих все углы его квартиры, Дантеса, позирующего перед Пушкиной, завистливых «пустых и неестественных» литераторов, самого царя, флиртующего с Пушкиной… Сегодня мы знаем о дуэли и смерти Пушкина гораздо больше, чем знал Булгаков сорок лет назад. Многие данные, которые воспринимались Булгаковым как бесспорные, могут быть ныне подвергнуты сомнению или вовсе отброшены. Тем не менее даже с позиций современного пушкиноведения Булгакову нельзя отказать ни в безупречно точном понимании смысла трагедии поэта, ни в необыкновенно проницательном восприятии всей атмосферы травли и интриги, душившей Пушкина. Особенность и оригинальность булгаковского восприятия заговора против поэта состоит в том, что никто ни с кем впрямую ни о чем не уславливается, сложно разработанная интрига развивается, казалось бы, по воле случая, без всякой взаимной осведомленности заинтересованных лиц. Они действуют, словно по уговору, но не уговариваясь и не договариваясь. Они понимают друг друга с полуслова или даже вовсе без слов. Кажется, будто невидимая рука таинственного режиссера организует события и подтасовывает случайности, подводя поэта под пулю циничного дуэлянта. Против таких сил и таких методов, очевидно, бессильны те немногие люди, которым Пушкин дорог, которые хотят спасти его. Бессилен Жуковский, пытающийся примирить царя с поэтом и поэта с царем. И уж вовсе бессильны дворовые люди, вроде Никиты, стоящие вне пределов того мира, где сама собой плетется интрига. Неотвратимость гибели поэта пронизывает пьесу и движет ее. Это движение скорбно и элегично. В пьесе о Пушкине, в сущности, нет того страстного напряжения, {285} той мощи темперамента, которая бунтует в пьесе о Мольере. Драма Мольера разыгрывается под хохот комедиантов, драма Пушкина свершается в холодных дворцовых залах и казенных кабинетах, сопровождаемая незначительной светской болтовней и деловитыми разговорами аккуратных царедворцев. Однако обе пьесы сходятся в одном: в уверенном пророчестве неизбежного — пусть даже посмертного — торжества правды, вырванной художником из преходящей, переменчивой жизни и возвращенной в жизнь навечно.
|
|||
|