Часть вторая 1 страница

Едва самолет с Гротом, Заикой, Гоблином, Мориарти и примкнувшими к ним Надеждой Холмогоровой и Кабаном, приземлился в Эмирате, криминальная компания тут же была арестована. Ту‑ 154 вернули Красносибирским авиалиниям по требованию российских властей, а вот угонщиков арабы задержали до выяснения обстоятельств.

Никаких очевидных причин для такого решения не было, однако шумиха, поднятая международной прессой вокруг суда над парой наших разведчиков в Катаре, сыграла свою роль. На всякий случай правительство эмирата Абу‑ Дуби временно упрятало Грота и его команду за решетку. Тюрьма была устроена по американскому образцу: зэки жили в камерах‑ клетках по два человека. Впрочем, россиян разместили рядом, так что они могли переговариваться.

Каждый вечер Гоблин и Мориарти, оказавшиеся в одной камере, душевно затягивали старинную арестантскую песню:

Во Владимире с Централа сорвались две гулюшки,

Сорвались‑ то сорвалися, а обратно хуюшки.

– На кой хрен мы сорвались с Вороньего гнезда? – бушевал Грот, вцепившись руками в железные прутья. – Чтобы снова оказаться на кичи да еще тюряге с исламскими понятиями?

Он‑ то представлял себе жизнь в Эмиратах по сказкам «Тысячи и одной ночи» – как нескончаемую цепь удовольствий.

– Д‑ да, – запинаясь, поддакивал ему сосед из клетки напротив, Заика, оставшийся без соседа. – В Во‑ ороньем гнезде мы хоть у с‑ себя дома были. А з‑ здесь все сикось‑ накось! Урки какие‑ то гни‑ илые, да и хавчик мне их травоядный не нравится.

– А в СИЗО сейчас ужин. Макароны, – размечтался Мориарти.

Кабан тоже психовал. Потерять хорошо налаженный конфетный бизнес в Красносибирске и оказаться на зоне в Эмиратах! Такого ему и в кошмарном сне не могло привидеться. Все это, конечно же, из‑ за безумной любви к Надежде, но добро бы она рядом с ним была, а то ведь на женской половине тюрьмы находится, и ее не видно, не слышно.

Кабан с Гротом, квартировавшие вместе, частенько грызлись, оспаривая друг у друга первенство в бригаде российских отморозков. Власть переходила из рук в руки, но явный лидер до сих пор еще не определился.

Мориарти с Гоблином тоже были недовольны тем, что из российских зеков превратились в арабских. В произошедших в их жизни не в лучшую сторону переменах они винили Грота, организатора побега. Тот огрызался: никто, мол, вас из Вороньего гнезда силком не тащил. Сами полетели, гулюшки хреновы.

Смуглые арабы с неприязнью поглядывали на русских, но их не задирали. Два мира, две различные, системы со своими сложившимися традициями, иерархией ценностей, порядками не желали вступать в спор и до поры до времени предоставили друг друга самим себе.

Но как бы ни были недовольны Грот, Заика, Гоблин, Мориарти и Кабан сменой места жительства, им было намного легче в тюрьме, нежели Наденьке Холмогоровой. У мужчин все же были какие‑ то развлечения – шахматы, нарды, прогулки. Женщины на исламской зоне всего этого лишены. Человек двадцать дам, в основном неверные жены различного возраста и социальной принадлежности, целыми днями сидели друг против друга на цементном полу в узкой – два на шесть – комнате‑ камере. Выходить из нее запрещалось, курить тоже. Из‑ за отсутствия курева Холмогорова страдала неимоверно.

Да, и еще одна беда! Надежда стала полнеть. Нет‑ нет, она не была беременной, это точно. Просто на талии стали появляться жировые складки. И это притом, что она сидела на вынужденной диете – скудном тюремном пайке! Холмогорова недоумевала, косясь на соседок по камере. Те‑ то таяли на глазах! «Ну, на кого я теперь похожа? – думала Надя, незаметно ощупывая внутреннюю сторону бедер. И там появилась жировая прослойка. «Кому я с такими телесами буду нужна? » – отчаивалась она.

Что скрывать – свою идеальную фигурку и кукольное личико Холмогорова считала своим главным богатством!

А все шейх! Этот жирный шейх Абдул Аль Азиз! Он ее поднял, и он же опустил на самое дно. Впрочем, что бога гневить, на дне она уже побывала. Когда они с Кабаном в первый раз приехали в Эмираты, ей пришла в голову гениальная мысль сбежать от него со всеми его деньгами.

Жизнь в Эмиратах она вела разгульную, насколько это возможно в исламской стране. А потому деньги быстро кончились, и Надя вынуждена была пойти на работу танцовщицей беллиданса. Но это было прикрытием. На самом деле она зарабатывала деньги не столько на сцене, сколько после нее, работая с клиентами индивидуально.

Она настолько понравилась шейху Абдулу Аль Азизу, что он выкупил ее у хозяина и забрал к себе во дворец. В доме шейха прекрасная одалиска каталась как сыр в масле. Шейх отличал ее, заходил несколько раз в неделю в ее апартаменты, исполнял свои мужские обязанности, а иной раз заставлял исполнять перед гостями танец живота.

Может, и по сей день продолжалась бы эта сказка, если бы не поручение вывезти из России внука шейха Алешу. Здесь его называли иначе – Али…

III

Год назад вечерним рейсом Белов прилетел с Камчатки в Красносибирск. Куда только не заносит по служебным делам директора алюминиевого комбината! В аэропорту Александра встречали Виктор Злобин, Арсений Степанович Власов и Доктор Ватсон.

Когда Александр в длинном черном плаще и с дипломатом в руках вышел из здания аэропорта, то сразу же попал в объятия Степаныча и Дока. А Виктор Злобин фамильярничать с Беловым не стал, хоть и рад был его видеть. Как никак он состоял на службе у директора комбината и соблюдал дистанцию. Крепко пожав прилетевшему руку, Злобин басовито сказал:

– С приездом, Александр Николаевич!

Белов похлопал своего начальника службы безопасности по плечу.

– Здорово, Витек! – и отдал ему дипломат. Затем с улыбкой оглядел приятелей. – Вся компания, за исключением Федора, в сборе.

– У Федора, сам знаешь, – откликнулся Доктор Ватсон, – шифер съезжает с этим его домом бомжа. Не до нас ему сейчас. Нашел каких‑ то бичей, говорит, будто ученые какие‑ то спившиеся. Вот и нянчится сейчас с ними, наставляет на путь истинный.

– Тоже дело, – одобрительно кивнул Белов. – Заеду как‑ нибудь к нему, поговорю. – Он взглянул на Власова. – У тебя, Степаныч, как дела с «Сибирским кренделем» идут?

– Идут, Саша, идут! – усмехнулся Арсений Степанович. – Хлеб всему голова, куда же без него в России. Мы ведь хлебоеды знатные!

– А как с «Бальзамом Вонсовского»? – перевел взгляд на Ватсона Белов.

Вопрос был болезненный. Док развел руками.

– Все так же. До сих пор патент не получил. – Док был профессионал. Он сразу же заметил у Александра на шее ссадину и поинтересовался: – А это что у тебя?

– Так, – отмахнулся Белов. – Ерунда. Выдался свободный денек, по горам на Камчатке полазал, оцарапался маленько.

Начался дождь. Проходившие мимо люди заспешили, стали раскрывать зонтики. Компания заторопилась к автомобилю Степаныча. Под шум барабанящих по фургону капель расселась в нем по местам. Степаныч не спеша завел мотор, погазовал на холостом ходу и тронулся с места.

– Все по вулканам лазаешь, Александр Николаевич, – проворчал Витек, когда автомобиль, развернувшись, бесшумно помчался прочь от аэропорта. – Делать тебе нечего.

Действительно, в последнее время у Белова появилось хобби. Он коллекционировал вулканы, вернее, спуски в них.

– Ничего ты не понимаешь, Витек, – хмыкнул Саша. – Вулканы – давняя моя мечта. Я с детства хотел стать геологом, мечтал изучать вулканы, но не удалось, судьба меня в другую сторону развернула. Зато теперь свободное время могу посвятить любимому занятию.

– Чего же в вулканах интересного? – удивился Злобин. – Только воздух отравляют, му сорят в атмосферу.

– Экстремальные ощущения. Это как наркотик.

Начальник службы безопасности Красносиба не разделял точку зрения своего начальника. На его лице застыло вежливо‑ снисходительное выражение.

– Не романтик ты, Витек! – укорил Белов друга. – Вулканы – это же здорово! Я всегда мечтал попасть на Эоловы острова в Средиземном море. – Александр воодушевился и, уже обращаясь ко всей компании, сказал: – Эол – бог ветра. Представляете, мужики, маленькая островная дуга посреди лазоревого моря, несколько островков – и на них два вулкана. Один Стромболи, другой – Вулкано. Стромболи непрерывно извергается каждые двадцать минут, вы только вдумайтесь, с тысяча пятисотого года до нашей эры! Вся Европа там уже побывала, кроме меня.

Степаныч круто заложил руль, объезжая резко остановившуюся перед фургоном машину, и, выругавшись, сказал:

– Какие твои годы, Саша. Побываешь еще на своих счастливых островах.

– Конечно, побываю! – охотно откликнулся Белов. – И не только на них. Вулканов на земле великое множество. Есть у них свои тайны, загадки. Вот! – Александр взял у Злобина дипломат, открыл его и достал красочно оформленную книгу. – «Горн Гефеста». Есть такой ученый – Осип Ильич Штернгарт. Эту книгу о вулканах он написал. Очень интересно. Если есть желающие, могу дать почитать.

Желающих ознакомиться с «Горном Гефеста» не нашлось.

– Эх, не понимаете вы в жизни ни черта! – рассмеялся Белов. – Есть упоение в бою, и есть упоение на краю кратера вулкана. Ну и хрен с вами, обыватели! Живете, как черви слепые, ни сказок о вас не напишут, ни песен о вас не споют.

Он раскрыл книгу и, в который раз, принялся рассматривать великолепные иллюстрации любимой книги.

Александр Белов сдержал слово и на следующий день перед работой заскочил в Дом Сорского. Это подведомственное Красносибмету учреждение располагалось на базе дома отдыха комбината, и в том, что Белов заглянул сюда, ничего удивительного не было. Федор сумел раскрутить подброшенную Беловым идею создания ночлежки. За короткое время Лукину удалось превратить заброшенную базу отдыха в процветающий приют, слава о котором шагнула далеко за пределы города.

Во дворе ночлежки бородатый завхоз Шамиль с тремя подростками занимался важным делом. Они загружали в старенький грузовичок выращенные в подсобном хозяйстве приюта овощи. Завидев Белова, ребята бросили работу, окружили его со всех сторон и загалдели:

– Здравствуйте, дядя Саша! Как там наш Иван поживает? Скоро в гости приедет?

Когда‑ то Лоцман, Тимоха и Ботаник были беспризорниками, а сын Белова, как раз сбежавший из дому, подружился с ними. С тех пор ребята друг друга из виду не теряли. Поддерживали связь через Александра Николаевича, а иной раз и через интернет. Мальчишки жили под крылом Федора Лукина в Доме Сорского. Учились в обычной школе.

– Здорово, братва! – весело крикнул Белов. – У Ваньки все нормально, все так же в Англии живет и учится. Насчет того, чтобы приехать, речь пока не идет. Он же музыкой серьезно занялся, а это как профессиональный спорт. Чтобы дать результат, нужно пахать по‑ черному.

Подошел Шамиль, сверкнул белозубой улыбкой.

– А ну, брысь, шайтаны! – с шутливой строгостью прикрикнул он на мальчишек. – Давайте за работу быстро! Грузовик простаивает. – Мальчишки упорхнули, а Шамиль, пожимая протянутую руку директора комбината, прогудел: – Здравствуйте, Александр Николаевич, с проверкой к нам заглянули?

Шамиль был бессменным завхозом в Доме Сорского, вся отчетная документация хранилась у него. Жил он на территории ночлежки и занимал с семьей отдельный флигель. Белов отлично знал бородача еще со времен своего чеченского пленения, когда Шамиль помог ему и его команде расправиться с террористом Омаром.

– Да какая там проверка, – добродушно произнес Саша. – По вашим делам, – он кивнул на грузовик, – и так видно, что все идет нормально.

Шамиль степенно, не без гордости ответил:

– Да… развернулись мы. Урожай овощей в этом году такой, что и самим хватит, и кое‑ что продать можем. На вырученные деньги курятник хотим расширить. Маловат стал.

– Курятник – это хорошо! Звучит гордо, – Белов достал сигареты и закурил. Предложил Шамилю, но тот отказался. – Федор у себя?

Шамиль оглянулся на невзрачное одноэтажное строение в углу двора.

– Да вроде у себя был. Пойдемте, товарищ директор, я вас провожу. Может, позавтракаете у нас?

Белов и завхоз не спеша направились к зданию.

– Да нет, – заговорил Белов, – спасибо, поел дома. Я ж вчера из командировки прилетел, так Катя с Ярославой меня закормили. А вот если чайком угостишь, не откажусь. И это, Шамиль, попроще, давай – без чинов и званий.

Много воды утекло с тех пор, как они впервые повстречались в Чечне. Белов в представлении Шамиля был большим человеком, и он слегка робел перед ним, не зная как себя вести – то ли как с товарищем, то ли как с начальником. Но Белов при встрече всегда подчеркивал к нему свое расположение, а его больную олигофренией дочь любил и всегда баловал подарками.

– Как скажешь, Александр Николаевич, – охотно согласился завхоз.

Белов и Шамиль вошли в строение, миновали узкий темный коридор, вошли в каморку, служившую Федору кабинетом. Лукин сидел за грубо сколоченным из досок столом и читал внушительного размера том Владимира Соловьева. На лице хозяина ночлежки застыло глубокомысленное выражение.

– Бог помочь, Федор! – с порога громко сказал Белов.

Лукину, находившемуся в виртуально‑ православном пространстве рядом с великим философом, не сразу удалось вернуться к действительности. Он с трудом оторвал взгляд от страницы, отрешенно посмотрел на Белова, наконец, узнал его, и в глазах бывшего бича появилось осмысленное выражение.

– А‑ а… это ты, чудила грешный, – пробасил Лукин. – Созрел наконец для покаяния или как? – завел он снова свою проповедническую шарманку. – Пора, пора избавиться от погремушек потребительского общества, опутало тебя богатство твое по рукам и ногам, некогда о душе подумать… – он поднял очи горе и скороговоркой произнес: – Боже правый, податель жизни, прииди и поселись в грешнике сем, и очисти душу его от всякаго греха, и соблазна, и спаси, и помилуй… Аминь. Рад есмь видеть тебя, странник Александр. – Федор отложил книгу и покосился на сигарету в руках Белова. – И не кури зелье свое сатанинское здесь, чай, не в кабак пришел, а в обитель благости.

Белов с иронической улыбкой посмотрел на Лукина: мол, ты, Федя, в своем репертуаре, боговед ты наш! Однако сигарету потушил, потом обернулся к стоявшему за его спиной завхозу и попросил:

– Будь добр, Шамиль, чайку организуй, – а когда тот вышел, прикрыл за ним дверь и заявил: – Слушай, Фидель, ты понты свои православные брось, со мной этот номер не пройдет! Прибереги‑ ка их лучше для своей инвалидной команды, а я сам решу, когда каяться и в чем… И помыл бы ты своих странников. А то видел я двоих во дворе. Воняют, как скунсы.

– Ты, Саша, не путай чистоту тела с чистотой души, – обиделся за своих подопечных Лукин. – Это две большие разницы. Вася и Женя не скунсы, а страдальцы и жертвы перестройки. Великого ума люди…

– Чтобы бухать да на дно скатиться, большого ума не надо! – отрезал Белов.

– Ну, не скажи, не скажи, – сокрушенно покачал головой Федор. – Ученые мужи были, авторы эпохального открытия. Только ведь у нас в России дешев человек, вот и выкинуло их государство на помойку. Ты себя вспомни, на свалке‑ то кто тебя спас, когда братки подстрелили. Бомжи! Вот то‑ то и оно!

– Что, правда что ли, ученые? – усомнился Белов. – По виду не скажешь.

Лукин сотворил крестное знамение для подтверждения истинности информации.

– Правда, Саша, правда. Да ты садись, в ногах правды нет, в Боге правда.

Белов сел на один из стоявших у стола стульев и директорским голосом потребовал, чтобы Федор позвал своих квартирантов. Лукин оживился, он знал, что если Белов чем‑ то интересуется, то неспроста.

– Сейчас, – он встал, открыл окно и громко крикнул: – Эй, Лоцман, позови‑ ка Васю и Женю.

Едва Федор сел, как открылась дверь, и в кабинет вошел Шамиль. Он принес поднос, на котором были расставлены заварочный чайник, стаканы в подстаканниках и вазочка с печеньем, и незаметно удалился. Пока пили чай, пришли Вася и Женя, похожие друг на друга как близнецы, очевидно, из‑ за того, что оба были утомлены перманентным пьянством, оба с густыми, давно не стриженными шевелюрами и окладистыми неопрятными бородами.

– Ну, садитесь, братаны во Христе, – сказал Белов, указывая на стулья. – Я ваш новый пастырь, – пошутил он, а когда бомжи уселись, некоторое время изучал их, пытаясь разглядеть в глазах Васи и Жени проблески великого ума, о котором говорил Федор.

Но нет, самые заурядные глаза пьянчуг. В них тупое равнодушие утративших интерес к жизни людей.

– Ну, что, господа бичи, рассказывайте, что там у вас за открытие, и как до такой жизни дошли?

Мужики встревожено переглянулись.

– А он что, из милиции что ли? – спросил у Федора тот бомж, что был помоложе, как выяснилось впоследствии, Вася. – Ты же говорил, что в доме твоем все честь по чести, анонимно и без ментов.

Федор постарался их успокоить:

– Да нет, не мент он, нормальный мужик. Вы расскажите ему свою историю, Александр Николаевич зело интересуется.

Старший по возрасту хмурый с виду бомж Женя посидел немного, помолчал, собираясь с мыслями, затем, с трудом выдавливая из себя слова, заговорил:

– Мы работали на оборонку во времена СССР. Я доктор химических наук, а коллега физик, кандидат. Занимались сверхпрочными материалами, способными выдерживать высокие температуры. Все шло как нельзя лучше, мы изобрели заказанный военными материал с заданными свойствами, и тут СССР развалился, и наше открытие никому не понадобилось. Институт закрыли, мы без работы остались. И без средств к существованию, – горько усмехнулся Женя. – При социализме были в почете, при деньгах, хоть и небольших, и вдруг оказались за бортом. Не смогли приспособиться к дикому капитализму. Ну, и забухали мы с приятелем. Дальше больше. Опускались все ниже и ниже. Семьи наши развалились. Кто ж с такими, как мы, жить будет. Вот мы друг друга с Васей и держимся, так выжить легче. Бомжевать стали. А потом в Красносибирске оказались.

– Давно бомжуем? – поинтересовался Белов.

– Лет десять уже. Сейчас вообще на мель сели, хоть волком вой. Спасибо, Федор вот приютил. Без него вообще бы крышка была.

– Документов, конечно, нет? – думая о чем‑ то своем, спросил Саша.

– Откуда, – ответил на сей раз Вася. – Давно лишились. Мы же и на Кавказе успели побывать. Заманили нас туда чеченцы, документы отобрали и заставили батрачить. Нас федералы освободили случайно, а документы, само собой, у хозяина остались.

– Да, помытарило вас, мужики, – посочувствовал Белов.

– Грех на Господа Бога роптать, – вставил Федор, – он нас, как Иова многострадального, испытывает, а наше дело терпеть да молиться!

Лукин вознамерился было продолжить свою проповедь, однако Саша осадил его взглядом Юпитера, и тот осекся.

Белов некоторое время сидел молча, размышляя, потом спросил:

– А что, господа ученые, хотели бы из грязи в князи выбраться?

Еще не зная, к чему клонит собеседник, бомжи переглянулись.

– А как? – спросил Вася с надеждой в голосе.

Белов побарабанил пальцами по столу и вместо ответа снова задал вопрос:

– Мозги‑ то свои еще не совсем пропили?

– Да вроде, нет, – неуверенно произнес Женя.

Пальцы Александра Николаевича перестали выбивать дробь, он хлопнул рукой по столу.

– В общем, так, уважаемые бичи, – сказал решительно Белов. – У меня на Красносибмете есть небольшая лаборатория. Я предлагаю вам возглавить ее и продолжить работу над созданием своего сверхпрочного материала. Все необходимое, в том числе оборудование, я вам дам. Документы справлю, предоставлю комнату в общежитии. Пока все, а там посмотрим.

В комнате на некоторое время установилась тишина – экс‑ ученые прикидывали, как быть.

– Надо подумать, – блеющим голосом про‑ тянул наконец Женя.

– Да чего тут думать, черт бы вас побрал, прости меня, Господи, окаянного! – Федор Лукин перекрестился: он был так возмущен, что даже черта помянул всуе, а этого с ним давненько не случалось. – Александр Николаевич вам дело предлагает. Привыкли, понимаешь, непотребствам предаваться, пьянствовать да лодырничать. Давайте, мужики, решайтесь.

Лукин выжидающе уставился на Васю и Женю. Те переглянулись, словно спрашивая друг у друга совета, помялись и, наконец, Вася произнес:

– Можно попробовать.

– А в чем сомнения‑ то? – Белов, прекрасно понимая, в чем проблема, насмешливо улыбнулся.

– В этом вот, – Женя щелкнул пальцем по горлу в чисто русском жесте, означающем прием на грудь.

– С пьянством придется завязать, – категоричным тоном изрек директор комбината. – Справитесь с собой, заживете как люди, хорошо. Heт, дам пинком под зад. Дармоедов и алкоголиков держать у себя не буду, не те нынче времена. Ну, что, согласны?

– Согласны, – вразброд ответили жертвы перестройки.

Белов пожал обоим бомжам руку и послал в баню – буквально, под приглядом Федора. Пусть начнут свое обновление с бренной оболочки, а там и душу, даст бог, подчистить удастся.

Осип Ильич Штернгарт проснулся поздно, в девять часов. Может быть, для кого‑ то девять часов утра покажется и не таким уж поздним временем, но для Осипа Ильича – да, ибо вставал он обычно на три часа раньше. Ну, а раз представилась возможность поваляться в постели, Штернгарт не преминул ею воспользоваться, тем более, что случалось это не чаще одного раза в год.

Осип Ильич личность известная во всем мире. Даже, можно сказать, легендарная. Он ученый, исследователь вулканов, писатель, директор Института вулканологии и геодинамики. Ему пятьдесят лет, но выглядит он значительно моложе. И не только внешне. Врачи, как‑ то проводившие медицинское обследование Штернгарта, дали заключение, что физиологический возраст ученого на тринадцать лет меньше календарного. А это означает, что ему сейчас не полтинник, а только тридцать семь. Пушкинский возраст. Кстати, к поэзии Штернгарт имеет отношение, он сочиняет стихи. К бардам – тоже. Пишет к стихам музыку и неплохо исполняет свои песни. Он душа любой компании.

У Осипа Ильича крепко сбитая фигура, широкие плечи, крепкие ноги человека, привыкшего лазать по вулканам и горам. Лицо широкоскулое, обветренное, загорелое. Он мужчина, настоящий мужчина – сильный, отважный, волевой и… ласковый. Поэтому ничего удивительного не было в том, что женщины тянулись к нему. И он не чурался их, а потому пассий у него в жизни было немало. Только официальных жен в разное время у него было три.

Но не только успехами на эротическом поприще мог похвастать Штернгарт. Гораздо больше достижений у него в науке. Он открыл на острове Итуруп месторождение рения – одного из самых тяжелых и тугоплавких металлов. Побывал во многих кратерах вулканов и дал научное объяснение кое‑ каким загадкам огненного зева Вельзевула. Кроме того, раскрыл множество земных тайн. Вот такой он человек‑ вулкан.

Штернгарт встал с постели, потянулся, хрустнув косточками, сделал зарядку и направился в ванную умываться. Пять минут спустя, умытый и причесанный, он вошел в кухню.

Жена его Татьяна – высокая симпатичная тридцатипятилетняя женщина, с ясными, удивительно синими глазами, – хлопотала у плиты. Увидев мужа, улыбнулась ему и чмокнула в щеку.

– Не спиться тебе, – проворковала она. – Вчера поздно лег и с утра уже бродишь.

Штернгарт весельчак и балагур. Он приложил палец ко лбу, с умным видом прошелся по кухне и, дурачась, продекламировал:

– И днем и ночью бомж‑ ученый все ходит по цепи кругом.

– Все шуткуешь, – с деланным укором произнесла Татьяна. – Пора бы повзрослеть! Садись, давай, бомж‑ ученый, есть…

Во время завтрака Татьяна вспомнила: – А ты знаешь, Осип, я забыла тебе сказать. Вчера Сорочинский звонил.

– А‑ а… Писатель, который пишет в унитаз, – откусив от бутерброда, изрек Штернгарт. – Чего хотел?

– В гости сегодня приглашал. У его жены день рождения.

Осип Ильич зачем‑ то взглянул на дисплей микроволновки, на котором высвечивалось время, и поинтересовался:

– В котором часу?

– В семь.

– Что ж, если ты не против, то вечерком сходим в гости.

У Штернгарта был большой круг знакомых. Сила и красота мужчины‑ вулкана привлекала к нему не только женщин, но и людей искусства. Осип Ильич дружил со многими писателями, поэтами‑ бардами, с художниками андеграунда. Он с удовольствием общался с ними, а они были рады заполучить в свой дом интересного человека и собеседника. Потому Штернгарт всегда был нарасхват.

Поцеловав жену, Осип Ильич отправился в свой кабинет и сел за компьютер, чтобы проверить почту. Он вел обширную переписку со всевозможными научными учреждениями, издательствами, знакомыми и приятелями. Но сегодня из пяти пришедших на его почтовый ящик писем ничего интересного не было. Четыре спама, одно письмо, по‑ видимому, от поклонника. Штернгарт надел очки и стал читать.

Уважаемый Осип Ильич. Я директор Красносибирского алюминиевого комбината. Прочитал вашу книгу «Горн Гефеста». Искренне восхищен вашим слогом, знаниями и лично вами. Очень хотел бы с вами познакомиться. С детства увлекаюсь геологией и вулканологией. У меня масса конкретных проектов и предложений к вам касательно исследований вулканов. Если захотите встретиться, сбросьте ответ на мой e‑ mail. С уважением, Александр Белов.

Осип Ильич посидел некоторое время, раздумывая над письмом, потом выдвинул из стола полочку с клавиатурой и стал писать ответ.

Семейная жизнь со Шмидтом у Ольги Беловой не ладилась. Дмитрий раздражал ее все больше и больше. Участившиеся размолвки стали перерастать в ссоры, а потом и в скандалы. И после каждой такой семейной драмы Ольга все больше и больше убеждалась в том, что Шмидт не тот мужчина, который ей нужен. Нет, никогда он не будет в жизни на первых ролях. Хотя Дмитрий и крутой мужик, бывший офицер спецназа, он исполнитель, прекрасно знающий свое дело, умный, грамотный, но только исполнитель. Ему никогда не достичь тех высот, которых достиг Белов. Тот ведь как ванька‑ встанька, падает и снова поднимается, строптивый, неугомонный, грубый и нежный Саша Белый.

Ольге было, что с чем сравнивать в этой жизни. И сравнение это было не в пользу Шмидта. С «Фондом Реставрации» дела шли все хуже и хуже. Шмидт не боец в мире бизнеса. Его вытесняли из дела, а он не мог в нем удержаться и сдавал позицию за позицией. Белый давно нашел бы способ разделаться с конкурентами, а по ходу дела прибрать их бизнес к рукам.

Шмидт, конечно, нормальный мужик, он хорошо относится к Ивану, уважает ее, заботится о семье, но он никогда, никогда не сможет стать для нее тем, чем был Белов. Дмитрий всего лишь начальник службы безопасности ее бывшего супруга, а по своей сути – охранник. Человек, которым командовали, не раз помыкали на ее глазах, а потому Ольга никогда не будет уважать его, как бы того ни хотела.

Понемногу и тайно Ольга стала выпивать, чтобы снять стресс, и не заметила, как втянулась. Но напрасно она пыталась заглушить раздражение против Шмидта, а может, против своей не сложившейся жизни, небольшой дозой мартини, досада и недовольство не проходили. Поначалу никто ее пьянства не замечал, и ее беспричинные вспышки гнева вызывали у Шмидта, да и у окружающих, недоумение. Затем все открылось. Однако Ольга пагубную привычку побороть не смогла, наоборот, стала назло Шмидту выпивать открыто. Интима между ними давно уже не было, спали Ольга с Дмитрием в разных комнатах, поэтому поддерживать видимость семейных отношений дальше не имело смысла.

И вот настал тот день, когда Ольга объявила Шмидту, что им нужно расстаться. Дмитрий воспринял сообщение о разрыве как должное, нисколько не удивился, а втайне был, кажется, даже рад тому обстоятельству, что они разбегаются. В тот же день вечером он, попрощавшись с Иваном и Ольгой, покинул ее дом. Единственное, что его удерживало здесь, был Иван, к которому Дмитрий успел привязаться. Но делать нечего…

Расстались цивилизованно, без взаимных упреков и драм. Бизнес Ольга оставила Шмидту, получив взамен огромную сумму отступного. Дом в Москве оставила за собой.

Ольга вновь попыталась вернуться в мир музыки и продолжить карьеру скрипачки, однако время было упущено, и у нее так ничего и не получилось.

Одиночество также не принесло Беловой желаемого удовлетворения. Чувство тоски и безысходности не покидало Ольгу В конце концов, она решила сменить обстановку. Продала дом и, прихватив скрипку Адометти, вместе с сыном отправилась путешествовать. Вскоре осела в Америке.

В маленьком городишке в Аризоне она купила домик и небольшой участок земли к нему. Скучно и однообразно потянулись дни. Пить Ольга не бросила. Наоборот, еще больше пристрастилась к алкоголю. Теперь ее излюбленным напитком стал бурбон. Она не напивалась, что называется, в стельку, однако все время ходила навеселе, хотя определение «навеселе» не очень подходило к ней, ибо, выпив, Белова становилась злобной.

Неизменным аксессуаром у нее стали большие солнцезащитные очки. За ними она прятала свои выдающие состояние опьянения глаза. Если ей приходилось бывать на улице, она старалась держаться прямо, ходила неестественно ровной походкой пьяницы. Чтобы перебить запах перегара, постоянно жевала «Стиморол». Она много курила, мало ела.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒