Часть третья 5 страница

С Тараса, как шелуха, слетали защитные пленки, он почувствовал, что подсекаются ноги, и тоже едва не упал, ощущая, как маленький убийца вгрызается в радужный кокон. Творение декана рассыпалось, как картон, боль плеснула под брови, будто змея уже вонзилась в тело, школяр вытянул из‑ за пояса дымчатый клинок и полоснул по змее сквозь собственную защиту. Последние плёнки лопнули под встречным ударом, сверкающая рунной насечкой сталь вспорола чешуйки так, как и должно стали, и чисто срезанная голова паучьим комочком скатилась в песок. Тело гадюки шевелилось ещё долго, корчась в агонии среди жёлтых осенних игл.

Тарас остановил Никиту, что собирался растоптать останки змеи.

– Лучше не трогай.

Поднявшийся Лучник убрал за спину арбалеты – школяр не стал ему говорить, что подстрелить обычным болтом такую тварь практически невозможно, – и теперь разглядывал совсем не страшный трупик лесной гадюки.

Тарас осторожно двумя палками отбросил тельце подальше в кусты. Следом улетела змеиная голова и сами палки.

– Здесь оставаться нельзя. Меняем место.

– Что это было? – спросил поднявшийся Ярослав.

Тараса передёрнуло.

– Видишь ведь. Гадюка.

– Я серьёзно. – Ярослав и на мгновение не поверил, что лесная мелочь могла устроить такой переполох.

– Ну, в основе своей гадюка. Как каркас. А сверху плетёнка из магии.

– Я поэтому поскользнулся?

– Конечно. – Тарас не был расположен давать пространные объяснения.

– А она что, по твоему следу шла?

Тарас нехотя кивнул. Никита внимательно прислушивался к разговору. Похоже было, что понимает он ненамного больше Ярослава.

– А так её вообще нельзя убить?

– Вообще‑ то можно. Попасть только трудно, с неё любой удар стекает, как с утки вода. Всё мимо уйдет, а то и в обратку.

– А ты как же?

– Я сквозь защиту бил, не стал дожидаться. Тут она была обычной змейкой. Отрицательное на отрицательное.

– Не думал, что радужку так легко прогрызть, – вступил в разговор Никита.

– Декан сказал, что хватит до Стамбула, – хмуро ответил ему Тарас.

– М‑ да. Ещё до Старицы не доехали.

– Это были валчи? – догадалась наконец Варвара.

Тарас кивнул.

– Её наводил тот же человек, что сделал из меня зомби. По остаточному следу.

– А ты откуда знаешь?

– Ну... Мы теперь друг друга чувствуем. Побыли, как говорится, единым целым.

– Так они ещё такую же могут запустить?

Тарас отрицательно помотал головой.

– Вряд ли. Последа больше нет.

Ярослав опасливо посмотрел за кусты, в которых исчезла разрубленная змейка.

– Что значит нет? Разве твой след куда‑ то делся?

Тарас поморщился. Видно было, что ему хочется прекратить этот разговор.

– Не след, а послед. Это как ниточка, когда клубок разматывается. Она по нему прошла, ниточку на себя смотала, теперь пусто. Но ночевать мы всё же уйдем в другое место.

Лучник, не принимавший участия в разговоре, уже укладывал вещи.

Глава 10

Конь, всхрапывая, бил тяжелым копытом. Вблизи его шерсть уже не казалась шелковистой, в ней попадались и свалявшиеся волоски, и мусор, и даже крохотные катышки навоза. Запах был соответствующий, конский. Никита поморщился. Ему пока не доводилось ездить верхом, он только слышал, что это не так просто, как кажется, и можно растереть, так сказать, нижние подмышки.

Столичный житель вообще не склонен к поездкам. Разве в Кашин, помолиться святым мощам. Да в Осташков‑ град, на чистые озера, отдохнуть, порыбачить свежей водочки. Ну, в ученый Ярославль на книжные ярмарки.

А ещё куда? В дикую Европу, где народ лимоны с деревьев жрёт? И скучно там, и неспокойно. Вместо медовухи вина кислые, вместо еды нормальной незнамо что. Как там за женщиной ухаживать, когда она за всю жизнь ни разу в бане не была? Ездили, правда, в просвещённую Грецию да к ацтекам, за океан, мотались через зельц учиться магии. Но и в этих вариантах конь столичному жителю не надобен.

Так что теперь Никита не знал, как подступиться к новому транспорту.

Конечно, ежели ты воин либо по купеческим делам, то мотаться в седле приходится изрядно. А так... Рейсовая гондола уютнее пыльных и тряских колясок. Летать быстрее. Да и вообще на дороги Великого княжества приятнее смотреть сверху, сплевывая вниз шелуху подсолнухов. Как его, почти бакалавра, угораздило заделаться всадником? Ноги натёр, ступни набил, теперь ещё задницу в порядок привести. И дальше его понесут в паланкине.

Никита наконец взгромоздился в седло, вспоминая уроки Тараса. Тот шёл рядом, поглядывал с усмешечкой, сейчас издеваться начнет. Что он там говорил... Двигаться, приподниматься, чтобы коню спину не стереть... Мол, можно холку набить, особенно если вскачь. Ну, вскачь мы пока не будем, нам бы шагом поболтаться...

Конь всхрапывал, чувствуя неумелого всадника, и косил на Никиту круглым глазом.

Грач орудовал серебряной лопаточкой, терявшейся в мощных пальцах, сноровисто раскладывая по ячейкам цветные порошки. Лизо сидел напротив, развалившись в кресле, и слушал музыку. Неожиданно Грач встрепенулся, как бы почувствовав неладное, и еле слышно выдохнул:

– Он убил ее.

Лизо открыл глаза и посмотрел на своего цветного, вопросительно приподняв тонкую бровь.

– Он убил змею, – пояснил Грач. – Этот школяр становится проблемой.

На мгновение лицо Лизо перекосилось.

– Странно. – Его голос был подчеркнуто невозмутим. – Это действительно странно. – Он привстал в кресле и вытащил из‑ за уха звуковой кристалл. Затем вдруг швырнул его в стену. Грач даже вздрогнул от неожиданности, а кристалл разлетелся тысячью зеркальных осколков. – Это просто чёрт знает что такое, – выругался Лизо.

Грач промолчал.

Варвара и Тарас устроились на деревянной лавочке, на которой и одному лежалось бы тесновато, но больше оказалось негде. Земляной пол маленькой хижины был влажным. Охотничья избушка. Привыкший к спартанским условиям Тарас уснул достаточно быстро, а Варвара всё ворочалась, не пытаясь перевернуться с боку на бок, что физически было невозможно, просто ёрзая в надежде найти наконец расслабленное положение. Ей мешала одежда, в которой она не привыкла спать, жесткое дерево под боком, сквозняк снизу, слишком близкое дыхание Тараса и, самое главное, недостаток места. Наконец она не выдержала.

– Мне руки некуда положить. – Она капризно пихнула Тараса в бок. Тот проснулся.

– Что случилось?

– Мне руки мешают. Девать их некуда, – сообщила Варвара часть своих проблем. Школяр поглядел на неё с неподдельным участием и деловито поинтересовался:

– Тебе они полностью мешают, от локтя или только пальцы?

– Уже не мешают, – мгновенно сориентировалась Варвара.

Остальные, намаявшись за день, спали молча.

Утром первыми поднялись Тарас и Лучник. Варя, освобожденная от соседства, вольготно разлеглась на лавке. Никита и Ярик плотно кутались в спальные мешки.

Лучник щепил полено на растопку. Нож его работал механически, и видно было, что мысли витают где‑ то далеко. Наконец он спросил у Тараса:

– Варвара вчера говорила, что магия везде. Это как?

Тарас ухмыльнулся и ответил заученной фразой:

– Магия окружает нас повсюду.

Лучник огляделся. Охотничья избушка не содержала ничего магического. Несколько испорченных шкурок в углу. Дрова. Узкое оконце, затянутое не стеклом даже, а бычьим пузырем или какой‑ то мутной пленкой. Стены обиты старой фанерой, на ней топорщатся остатки обоев, таких, что сейчас и цвет не угадать. Старательно‑ неумелый рисунок собаки, то ли углем чертили, то ли чёрным грифелем, прямо по фанере. Видно, что лапу пытались исправлять, размазали, да так и бросили в кривом и грязном варианте. Покупная ловушка для комаров, дырявые ведра в углу, сгнившая сетка, удочки, сломанный арбалет.

– Ничего не вижу.

Тарас ногой отгреб в сторону стружки.

– Да везде. К примеру, ловушка для насекомых. Носик отломил, мухи‑ комары слетелись. Тут с внутренним заклятием переборщили однажды, мало кто знает. Наш деканат работал, так были ловушки, отломил, а она не только комнату чистит, так что налипают, но ещё и тянет отовсюду внутрь. Со всей улицы, аж по стеклам чёрная жижа.

Лучник ухмыльнулся.

– Зачем же такая нужна?

– Да не нужна, конечно, просто не рассчитали. Слишком большой радиус, – добавил он непонятное Лучнику слово. – Потом отрегулировали, но жалоб было много. А вот смотри, снасти.

– И чего?

– Свисток для рыбы – раз. Чтобы в сети шла. Прикормка – два. Чтобы рядом паслась. Вплётка по сетке – три. Конечно, можно просто на червя ловить или острогой колоть, но и тут приворот не помешает.

– Ладно рыба, охота, то дело такое. Про арбалет не надо, там все знаю. Можно и без заклятий, но хуже. И ремонтировать чаще. А ещё?

– Да пожалуйста. Свет этот я могу разложить или огонь. Пылинки видишь? Только пузырь снять надо.

– Как разложить?

– На составные части. Но тут не очень практическая магия, вернее, не повседневная. Погоду можно узнать, о землетрясении, о солнечных вихрях. Можно судьбу свою просчитать, но только на смерть.

– Ух ты... И что, ты знаешь, когда умрешь?

– Да нет, оно же на день. Можешь, так сказать, определить шансы. Обычно, конечно, нулевая величина. Но иногда показывает, что неплохо поберечься.

– Полезная штука.

Тарас мотнул головой.

– Как раз не очень. Если б у меня завтра был поединок, эта величина могла бы за половину заскочить. Но изменить‑ то всё равно ничего нельзя. А что поединок опасен, я и так знаю. Но иногда может помочь от внезапной неприятности.

– Это всё по солнцу видно?

– По лучам его, конечно. Дороговато, правда, но реально. Даже с тем, что у меня с собой. Можно разложить и глубже, но здесь уже специальные инструменты нужны. Можно повлиять на погоду. Можно не снимать этот пузырь, и тогда я смогу кое‑ что рассказать про бычка либо корову, я отсюда не вижу, и как его кололи, и про стадо.

– Это медвежий пузырь.

– Ну и ладно. Пусть медведь, про медведя расскажу. – Тарас не смутился своей ошибки. – Шкуры можно расспросить, как их кололи‑ снимали, но это дорого, или просто использовать как сырьё. Но шкуры здесь старые, хреновенькие. Показать?

– Не надо.

– По воде, вон, с ведрами, не меньше чем по солнцу, много всего, но здесь жаб подсобрать надо, лепесточков разных. И сами брёвна... Ну здесь так, по солнцу да по ветру ориентировали. А можно было домик иначе развернуть, для сердца полезнее. И более сложные уровни есть. Не только это.

Лучник обалдело покрутил головой.

– Какие ещё‑ то? Да ещё сложнее? Здесь уж больше нет ничего.

– Ну, как же нет. – Тарас, похоже, входил во вкус. – Вот собачка нарисована. Или тоже медведь?

Лучник присмотрелся.

– Нет, собачка.

– Видишь ты собачку?

– Вижу.

– Четко видишь, собачка?

– Ну.

– А где она?

– Ну вон.

– Что вон? Где она, эта собачка?

– Так на стене.

– Да? Ну, подойди к стене, погладь собачку.

– Нет, ну там же её нет.

– Но ты же её видишь?

Лучник задумался.

– Там рисунок только, – наконец, выдал он.

– Правильно, рисунок, – охотно согласился Тарас. – А что есть рисунок? Ты хотел поглубже, следи теперь. Это ведь несколько царапин на фанере, заполненных углем. Правильно?

Лучник помедлил и кивнул.

– Правильно.

– Ещё раз говорю, несколько царапин. И всё. Где же собака?

Лучник задумался.

– Выходит, нет собаки? – неуверенно сказал он.

– Нет собаки, – эхом отозвался Тарас. – Но тот парень, что собачку рисовал, он о чем думал? О собаке? Или о медведе?

– О собаке. Он собаку рисовал.

– А ты что видишь?

– Собаку и вижу. Чёрт. Выходит, есть собака?

– Есть собака. Не ругайся, сколько раз тебе говорил. – Тарас улыбнулся. – Для тебя собака есть, для него собака есть, а самой собаки нет.

Лучник почесал затылок.

– Правильно, так это и называется рисунок.

– Это не рисунок. Это магия изображения. Слово «рисунок» только передает комплекс магических приемов, которые присущи любому человеческому существу.

– Как‑ то ты говоришь... Существу. Сказал бы – человеку.

– Пусть будет человеку. Там есть нюанс, но сейчас мы его жевать не будем. Суть не меняется – ты наносишь на фанеру несколько штрихов углем, думая о собаке, под определенным углом, и получается изображение. И приходит другой человек, смотрит на эту фанеру и понимает, овчарку ты рисовал либо таксу. Либо медведя.

– Погоди. Запутал ты меня. Где тут магия? Дети могут рисовать, никто их магии не учит.

Тарас усмехнулся.

– Правильно. Правильно. Любой человек может. Любое человеческое существо. А вот обезьяна не может, хотя пальцы у нее точно такие же. И собак она видела, и медведей, и карандаши с мелками ей дай, а рисунка не будет. Не дано обезьяне этой магии, от рождения не дано. Создал Создатель человека по образу и подобию своему, и сие одна из граней созидания.

– Ну ты, блин, заговорил.

– Сам напросился.

– То есть... Ну да, чёрточки просто... С ушками. А что обезьяна будет рисовать?

– Просто каракули. И потом ещё, подумай, это ведь определенное расстояние нужно, определенный свет. Слишком близко – и от картины останутся только чёрточки углём, слишком далеко – и всё в одно пятно сольётся. В инфрасвете... Хотя ладно.

Тарас быстро, в несколько штрихов, набросал кота со смешными усами.

– Вот это что?

– Кот, – уверенно ответил Лучник.

– Правильно. А ведь здесь обозначены только усы, глаза да уши. Нечто плоское, процарапанное на листе.

– М‑ да. Никогда об этом не задумывался. Ты проще мне скажи. Где была эта собака?

– У тебя в голове.

– А когда я не смотрю на рисунок, она там есть?

– Вот! – Тарас восхищенно прищелкнул пальцами. – Отличный вопрос. Считается, что её там нет, только мыслеформа. Но давай‑ ка уже подъём устраивать, потому как этак нам с тобой до вечера общаться.

Глава 11

Фрол скупо наливал вино из кувшина с высоким горлом. Тот стоял на специальном месте, в холодке. Гости стражника, еврей‑ часовщик, живущий напротив, и заезжий фермер, приходившийся дальней родней, накрыли приличный для междусобойчика стол. Фермер обеспечил зелень и картошку, а еврей принес хорошо прожаренную курочку, опровергая общее мнение о скаредности этой расы.

Впрочем, он же и отломил от курочки самый крупный ломоть.

Хозяин закончил филигранный розлив по бокалам – всё, что он нацедил на глаз, можно было смело проверять аптекарской меркой. Первую чарку, чокнувшись, выпили без тоста. Фермер вытер рукавом пот, стражник – усы, а еврей лоб кружевным с вышивкой платочком.

– Исаак, – нарушил молчание стражник. – Вот ты человек и умный, и грамотный. – Исаак сдержанно кивнул, что можно было принять и за одобрение комплимента, и за отрицание его. – Вот ты объясни мне, почему я целый день на службе, да ночью ещё иногда выходишь, а в доме у меня ничего лишнего?

– А ты что, летучую гондолу покупать надумал? – Фермер ощерил крепкие желтые зубы и надкусил куриную ножку. Жалобно хрустнула кость.

– Не гондолу, об этом я и не мечтаю, сапоги нормальные не могу купить. На летучку у нас только бригадир копит. Пятый год копит, ещё пять лет копить будет. Но сапоги? Вещь необходимая. А у меня денег нет. Я ведь не бродяга какой‑ то, не тать из лесу. Объясни мне это, Исаак?

– Что я должен вам объяснить, если вы охраняете эти власти? – Исаак мелкими глотками, смакуя, пил вино. – Так всегда было и так всегда будет. В любое время и в любой стране.

– Но мне это не нравится, Исаак.

Часовщик поставил недопитый бокал.

– Вам, Фрол, ведь не простые сапоги нужны, не хромовые. Вы ведь говорите о скороходах?

– А о чём? Вещь самая необходимая.

– Но сейчас вы без неё обходитесь?

Фрол мрачно налил вина, вспоминая длинную дорогу в город, отхлебнул, затем долил себе и всем присутствующим.

– Обхожусь. В служебных хожу. И на охоту, и на рыбалку. А в твоих хромовых или в кирзе, да двадцать верст по болоту, ты никогда пешком не пробовал? Тут, брат, и потонешь на хрен.

– И нормально обходитесь?

– Очень даже нормально. На днях чуть кистенём по затылку не получил.

– Из‑ за сапог? – Исаак перестал жевать.

– Из‑ за того, что к воротам опоздал. За стеной ночевал, как бродяга.

– Ограбить хотели? Или убить?

Стражник помотал головой, удивляясь непонятливости собеседников.

– Кистенём хотели приложить по затылку. Это как? Нешто ограбить? Это уже, считай, черепушку разнести.

– И чего?

– Отбился, – веско сказал хозяин, доложив на блюдо зелень. Судя по интонациям, отбиваться от бандитов за городской стеной было для него привычным делом. Часовщик молча ждал продолжения, а фермер брякнул:

– Ладно врать‑ то, кум. Отбился он.

– Отбился, – насупился хозяин, – и тебе сейчас почку отобью.

– От ребят Шкворня отбился? Сапогами, что ли, в них кидал?

Фрол побагровел и начал приподниматься, но тут скороговоркой зачастил Исаак:

– Соседушки, дурака валять не нужно. Расскажи, чего да как, может, и я смогу‑ сумею? Как оно там, за городской стеной, после заката? Тут у нас всяких ужасов наворотят.

Стражник налил вина себе и часовщику, а над бокалом фермера скрутил увесистую дулю. Тот, поколебавшись, налил себе сам. Хозяин не препятствовал.

– Правда, расскажи, – попросил фермер. – Чего да как.

Чокнувшись, выпили. Фрол поведал свою историю. Количество выпитого с кумом удвоилось, к дорожным неприятностям прибавился дождь, у разрушенных мостков появились злобные кабаны, причём один был подранок. От кабанов пришлось по бревну перебираться на другую сторону. Бой с неизвестными (нападавших оказалось двое) получился ярким и красочным, кистень стражник выбил молодецким ударом, и они долго друг друга душили, но одолел всё‑ таки стражник. Одолел и связал ночного татя. Сонные иглы из рассказа исчезли, как несущественная деталь.

Фермер закрыл рот, потом снова открыл и робко спросил соседа:

– А второй куда делся?

– Удрал, наверное, – объяснил стражник, снова разливая вино. – А первого я сдал в башню. Сняли с него допрос. А мне премию выдали, – он хмыкнул, показывая несоразмерность подвига и его оценку магистратом, – пять серебряных ногтей. И медальку.

– А кто на вас напал? – поинтересовался часовщик.

– Да просто бродяга. В смысле, бродяги, – поправился стражник. – Тот, которого я поймал, кучером сюда приехал вместе с валчами. А потом провинился, они его побили и выгнали без гроша. А парню возвращаться в Швецию, в Магриб.

– Магриб в Африке, – мягко поправил стражника часовщик.

– Ну, я примерно сказал, – не стал спорить стражник. – А он здоровый, вот и начал бандитствовать. Да пёс с ним. – Неожиданно Фрол потерял интерес к героическому рассказу. – Ты мне скажи, почему я третий год сапоги не могу купить? Почему я чапаю по болотам, когда мог бы через кочку на десять толкаться, как лошадь по мостовой?

Фермер отрицательно помотал головой. Его распирало.

– Хрен ты так по болотам лазить будешь, даже если купишь. Их заряжать знаешь сколько стоит? Купишь, а ходить будешь в обычных. Жаба задавит.

– Пусть давит, – не согласился стражник. – Пусть потом давит, я всё равно хочу купить.

– Никто ж не спорит. – Фермер цапнул с блюда ещё кусок курицы и улыбнулся. – Хотя у вас, городских... – Он не договорил и снова вгрызся в птичье мясо. Курица была отменной, от неё уже мало что осталось. – По болоту пешки надо ходить, не графья. А гребостно, так зарабатывай.

– Нет, кум, ты согласись, что сапоги – дело хорошее.

– Хорошее, – кивнул кум.

– А мне не хватает! И никак денег не скоплю.

– А на вино тебе хватает? – скептически поинтересовался кум.

– Ты это не смешивай, – махнул рукой стражник. – Ты знаешь, я мозгов не пропивал. И у нас же, считай, вся выпивка на дармовщинку. – Он придвинул блюдо с курятиной и поковырял в нём вилкой, но выбрать там было уже нечего. Тогда стражник свернул в трубочку лист салата, поводил им по блюду, выбирая подливу, и раздраженно им захрумтел. – Исаак, – наконец сообразил он. – Это же цыпленок, а не птица.

– Это отличная небольшая курица, – с достоинством ответил часовщик.

– Да я не о том. Вина вон кувшин полный, упьемся, зелени и хлеба целая корзина, а птичка‑ то уже всё? Правду про вас говорят, про евреев, все вы где‑ то часовщики.

– Вы не волнуйтесь, сосед, вторая птичка скоро будет. Яша принесет, вы же, наверное, хотите кушать горячее?

– А... – В голосе стражника появилось понимание. – Ну извини, сосед. Я сразу не сообразил. Давай ещё по чарочке накатим.

Часовщик не торопясь подставил бокал тонкого чешского стекла.

– Вы, Фрол, зря на жизнь жалуетесь.

– Я на жизнь не жалуюсь, ты пойми. – Усы стражника смешно встопорщились, и весь он стал напоминать кота. – У меня жизнь дай бог каждому. Мало кто из простолюдья дослужится до разводящего. Да в столбовой башне. А сапог всё равно нет.

– Это характер, Фрол. Будь у вас сапоги, вы бы грустили о чём‑ нибудь другом. Просто один тратит меньше денег, чем зарабатывает, и у него всегда на всё хватает. А другой хочет больше, и он всегда в долгах.

Перелив в себя очередной бокал вина, стражник надолго задумался. Затем отрицательно помотал головой.

– А соседский барчук, что напротив башен, у него таких сапог две пары. Две, понимаешь? И не работал в жизни ни одного дня. Это справедливо?

Кум одобрительно закивал. Он переливал вино из бокала в кружку – так ему было удобнее.

– И всё ему за так, от рождения. А я, понимаешь, в прошлом году от лихих парней его отбил, как раз сапоги с барчука содрать хотели.

– Ты у нас орел, – серьёзно сказал фермер. – Потому и в башне.

– Я орел? Ладно, пус‑ с‑ сть я орел. Но ему за что все? Почему? Потому что всё ему, а простому человеку – шиш. Си... Сыколько ты ни горбаться.

Чёрные глаза часовщика, наполненные семитской печалью, влажно туманились вином.

– Фроша, не мучайте себя. Есть люди богатые и есть люди бедные. Так всегда было и так всегда будет.

– Но почему? Почему ему всё, а мне хрен копать в огороде?

– А почему у вас, Фроша, плечи как у слона? Правда, у слона не бывают плечи, но вы, Фроша, меня поняли. Я не урод, Фроша, но любая женщина сначала смотрит на вас, а меня она только потом, может быть, замечает.

– При чем тут это?

– При том, что мы родились разные, и все люди разные, и хвала Моисею, пусть и дальше будет так.

Стражник замолчал, сбитый с опоры. Затем решил сменить тему, ткнув пальцем непосредственно в часовщика.

– Почему тебе все тыкают, Исаак, а ты... ик... наоборот, всем выкаешь. Ты что, так всех уважаешь?

– Я себя уважаю, – непонятно ответил часовщик.

– Ты наливать будешь, хозяин? – поинтересовался фермер.

Через полчаса Яша принёс вторую курочку.

В очередном селе объявили днёвку – Тарас решил дать отдых своему малому воинству. За лаковый ноготок их напоили, накормили и протопили баньку, в которой все целый вечер смывали дорожную грязь. Знатно попарились, берёзовую благодать запили квасом, пообщались с хозяйкой, много повидавшей старушкой, и завалились спать на чистых, хоть и стареньких простынях.

Наутро Никита с удивлением обнаружил, что не может встать. То есть при значительном волевом усилии, встать он, конечно, мог, но делать это ему крайне не хотелось. Ещё вчера тело работало как поскрипывающий, потертый, но вполне действующий механизм, а тут – попал в тепло и расползся, как блин на сковородке.

Болело все. Повылезали откуда‑ то болячки на руках, отмылись теплой водой невидимые ранее потертости, на ногах обнаружилось множество водянок, и даже нормально росшие ногти вдруг стали рвать мягкую кожу на соседних пальцах. Вообще ноги, казалось, проще было отрубить, чем вылечить. С руками было полегче. Левая функционировала более‑ менее нормально. Левой он теперь ел. В правой подмышке завелась какая‑ то краснота, локоть, разгибаясь, болезненно поскрипывал, а неудачно обгрызенный на ходу ноготь распушил большой палец в средних размеров сардельку. Вокруг нагноилось жёлтое. Стоило этим пальцем хоть что‑ то зацепить... Не стоило цеплять. Боль тихонько пульсировала там с каждым толчком сердца.

При всем этом трущемся кошмаре Никита прекрасно понимал, что дело именно в стоянке – продолжи они движение, и он, скрипя и стеная, шел бы со всеми, постепенно втягиваясь в маршрут и не позволяя себе расклеиться. Но – раз можно...

Остальные выглядели поприличнее, хотя у Вари с Ярославом тоже были проблемы. Тарас призадумался, потом заплатил хозяйке второй ноготь, и путников оставили на неопределённый срок.

Старушка, считая, что все деньги следует немедленно потратить на свалившихся с неба гостей, кормила их в основном пирогами – с черникой и с рыбой. Так же прекрасно шли сметана и молоко – и не в городских самозаполняющихся кувшинах, а в обычных глиняных кринках, без всякого волшебства. Благодать. Ноги и руки Никиты парили в разных целебных ванночках. Кожа быстро восстанавливалась, и через пару дней бедолага пришёл в норму.

– Анна... – Рыцарь смотрел молодой женщине в глаза. – Вы...

– Андрей, мы же на «ты», – улыбнулась Анна.

– Я знаю, – смешался рыцарь. Его пальцы сплетались и расплетались. – Я хотел... – Сзади послышались шаги, по коридору шёл Стрег. Интонации Андрея неуловимо изменились, глаза поскучнели, потеряли горячечный блеск. – Я к вам, собственно, как к звеньевому...

– Но ваш звеньевой – Ладья, – грустно сказала Анна.

– Ну, его сейчас нет, – нашёлся Андрей. – От стражников пришло сообщение... Слепок допроса некоего кучера... – он опять замялся.

– И что там?

– Подтверждается сговор между валчами и кланом «барсуков». Убийство бургомистра оплачивали бояре.

Анна кивнула.

– Да, по этому поводу уже есть информация. От них же и просочилась. Кстати, где этот кучер?

– Приговорили к одному бою на арене. Подтверждается личный мотив зомбирования школяра. И ещё. – Интонации Андрея стали уже полностью деловыми. – Риски просит добро на тотальную сеть по всему Княжеству. Объединить магов магистрата и Колледжа. Если башня не возражает против такой траты, есть шанс снова выйти на валчей.

– О какой сумме идёт речь?

Андрей вытянул из‑ за пазухи лист бумаги. Анна пробежала его глазами.

– Это очень много. Но я передам на согласование в казначейство Князя и нашему руководству. Ты знаешь, – она подчеркнула это «ты», – что участие валчей в появлении «перевёртышей» не подтвердилось?

– Да, конечно. Но Риски считает, что смерти бургомистра достаточно для активного поиска.

– Разумеется. Но вероятность успеха... – Анна показала на листок. – Впрочем, моё дело передать бумагу выше. – Она улыбнулась. – Спасибо, Андрей.

И вдруг поцеловала его в щёку.

Глава 12

За окном послышались шаги. Ярослав посмотрел – их дом стоял на окраине, и прохожих было мало. Мимо окон шёл мужик, ловко перекатывая по ободу громадную бочку. Она двигалась вперед с такой скоростью, как если бы была снабжена колесами. Видно было, что бондарь профи и бочки катает уже очень давно, Ярослав даже позавидовал его спокойному умению. Знает, куда идёт, знает, зачем катит...

За перегородкой наезжали друг на дружку Варвара и Тарас. Ярик заглянул в дверь, любопытствуя. Стучать не требовалось, поскольку жили все в одной комнате, что, хоть и была тёплой, не располагала к уединению.

– Давай, родная. Пошуршала салат делать. Живенько.

– Ага, счас. – Варька уселась на Тараса сверху. – Уже понеслась.

– Давай‑ давай, лентяйка. Одна нога здесь, другая в салате. – Заспанное лицо Тараса выражало хозяйскую решимость. – Женщина должна знать своё место. А‑ а‑ ой...

Варька качнулась, показывая, что своё место она уже нашла. На ней был легкий синий свитер ручной вязки с надорванным рукавом и тонкие домашние шаровары.

Ярослав покашлял, обозначив своё присутствие. Лучник и Никита спали на сеновале, а хозяйка с рассветом куда‑ то ушла. Игра вполне могла перейти в другое русло.

Тарас повернул голову к зрителю.

– Вон, лентяйка, человек уже кашляет от голода. Салата хочет. Спросить стесняется. – Варвара подозрительно посмотрела на Ярослава, проверяя, насколько тот хочет салата. Ярик с готовностью закивал: мол, очень хочу. Варвара нехотя покинула свой ёрзающий батут и встала с кровати.

– Ладно. Для Ярика похлопочу. Он хороший. Ярик, иди, будешь мне помогать.

Ярослав улыбнулся, соглашаясь. В салат предполагалось потереть морковку и редьку. Залить маслом, да с чёрным хлебушком, для тех, кто понимает, – мечта.

Ярик помог Варваре нашинковать овощи, а потом спросил:

– А почему ты лук не добавила? Я же почистил.

– Он вонючий, – объяснила Варька.

– Если всем поесть, то никто и не заметит.

– Я его не люблю. Если его вообще не кидать, тоже никто не заметит.

– Лук полезный. Я люблю лук, Тарас любит. Вот скажу про тебя Тарасу.

– Тара‑ ас!.. – противным голосом пропищала Варька. – Тара‑ ас, а Ярослав – ябеда.

⇐ Предыдущая 18 19 20 21 222324 25 26 27 Следующая ⇒