Часть третья 8 страница

– Тебя послушать, расистом можно стать, – зевнул Никита.

– Расист – это тот, кто говорит, что одна порода человека лучше другой. А я тебе пытаюсь доказать, что они различны. Это как с мужчиной и женщиной. Полного равенства не достичь по биологическим причинам.

– Ты вообще‑ то начал с еды. А потом ушел к женщинам. И я по‑ прежнему не вижу связи между китайцами, гусеницами и тем, что нужно отслеживать, что ты ешь.

– Поясню. Вот если ты съешь китайца, нафаршированного гусеницами, то...

– Тьфу.

– Понятно, что тьфу. А почему, собственно? Нормальный белок. Казалось бы.

– А мне так не кажется. И Лучнику не кажется. Хотя он, кстати, уже спит.

Лучник действительно спал, еле слышно посапывая. Ярослав начал говорить ещё тише.

– А свинину есть тебе не гребостно? А половина религий считает это животное нечистым.

– Небось когда свиную отбивную увидят, сразу слюнки потекут.

– Не больше, чем когда ты увидишь салат из гусениц. Он может быть замечателен на вкус, но тебе все равно захочется проблеваться.

– Да я даже говорить на эту тему больше не хочу.

– Ты суть‑ то понял?

– Ни хрена я не понял, кроме того, что жрать не надо все подряд. Не волнуйся, отныне я буду очень разборчив.

– Или взять весенний пост...

– Ярик, заткнись. Аппетит ты мне отбил, и закончим на этом. – Никита повернулся на бок и замолчал.

На следующий день Тарас тоже не появился.

Глава 17

Свист крупными ломтями нарезал мясо, нанизал свою часть на рапиру и принялся прокручивать её над костром. Тарас предпочел выстругать подходящей толщины палочку.

– Ты так лезвие испортишь, – неодобрительно сказал он своему спутнику. Свист беспечно отмахнулся.

– Всё равно продавать. Я этой пикой воевать не умею, а тут, говорят, если не умеешь, так и не доставай. По мне, дак дубинка лучше.

Тарас поглядел на волосатые руки разбойника, на не особо рельефные, но правильные мускулы, что прокачивались совсем не упражнениями, и кивнул в том смысле, что дубина лучше. Попал, так уже попал. К тому же нападали разбойнички обычно ночью да со спины, в благородные дуэли не ввязываясь...

– Свист, а ты как к Хвощу попал?

– В смысле?

– Ну, ты же жил когда‑ то нормальной жизнью. Вот как я.

– В смысле – ты?

– Ну, вот я когда‑ то жил нормальной жизнью.

– И чего?

Тарас потерял терпение.

– Ты, пенёк, как к Хвощу попал?

– А... – Свист неожиданно понял вопрос. – Я сразу‑ то не въехал. Притесняли нас судьи да богатеи. Ты вот говоришь, жил нормально, а я не пойму. Я, считай, никогда нормально‑ то и не жил. То работа как у лошади, то вот... – И он тяжело вздохнул, глядя на узловатую дубину.

Тарас покивал сочувственно головой.

– А всё же как конкретно‑ то притесняли?

– Ну как... – начал заученно рассказывать Свист. – Работаешь как лошадь, а платят шиш. Ну, не совсем шиш, конечно, пару ногтей барин бросит от щедрот своих поганых, и кланяйся ему и кланяйся. А чуть что – стражу зовет. А стража, известно, сперва рыло начистит, а потом уже выясняет, за что это она тебе сегодня рыло‑ то начистила. Одно слово, тоска. А потом вот жениться я хотел. Так мою девушку того... – Свист надолго задумался, вспоминая слово. – Обестестил баринов сынок. Ну, я его кнутом и попотчевал.

Тарас снова сочувственно кивнул.

– И всё?

– В смысле?

– Ну, плетей ему ввалил, и всё?

– А... – Свист снова задумался. – Да нет, потом убил, конечно. Ну да, убил. И вот в бега подался. А тут уже Хвощ. Принял меня, как родного. С тех пор вот и пытаюсь поквитаться. За жизнь свою несчастную. – Он повернул подгорающее мясо. – Да за любовь.

Тарас опять покивал, соглашаясь. Потом спросил.

– Ты что, эту хрень жрецам рассказываешь?

Свист опешил. Никакого сочувствия в школяре не осталось, только издевка над его историей.

– Я что тебе тут, вру, что ли?

– Конечно, врешь. – В интонации Тараса не было ни тени сомнения, поэтому Свист остерегся лезть на рожон и снова задумался. Затем осторожно спросил:

– А в рыло?

– А если хочешь в рыло, то пожалуйста. Только резко ручонками не маши, а то ведь и встать не успеешь.

Свист впал в интеллектуальный коллапс. Так часто думать ему давно не приходилось. Устраивать разборки гребень на гребень ему уже перехотелось. Школяр слишком уверенно держался. Разве что ночью дубиной его огреть...

Чувствуя, что в собеседнике начинают проявляться неправильные мысли, школяр не дал тому уйти в планы ночных развлечений.

– Так скажи, кому ты эту хрень обычно паришь?

Свист вздохнул, уже признавая разоблачение, но все ещё считая тему неприятной.

– Кому, кому. Жрецам да монахам. Ну, бабам иногда.

– А на самом деле?

– А что на самом деле?

– Ты лучше расскажи, я ведь всё равно заставлю.

Огромный Свист с опаской поглядел на Тараса, что был в полтора раза меньше и много моложе, но каким‑ то непостижимым образом говорил с ним свысока, и это получалось правильно. И как‑ то внутри почувствовал, что лучше самому всё рассказать.

– Ну, это... Была у меня девушка... – От напряжения Свист даже вспотел. Средний кусок мяса снова начал пригорать, но теперь он этого не замечал.

– Опять ведь врёшь. Ты что же, голубь, думаешь, что ты можешь мне врать? – В спокойном голосе школяра было столько скрытой угрозы, что Свист струхнул уже не на шутку.

– Бабу я одну по пьяни трахнул. Чужую бабу, соседскую.

– Дальше.

– Дальше мужик её пришел, и я это...

– Что?

– Порешил её мужичка, об косяк башкой приложил. Мозги и вытекли.

– А женщина?

– А бабу оставил. Куда её? И ушел.

– При чем же тут барин?

– Да ни при чем. Работал я тогда у мужика одного богатого. Но не из знатных. Кучером работал. У него коня и распряг.

– Обижал тебя тот мужик?

– Да нет, нормально платил. Скорее я его с тем конем обидел. А зачем тебе всё это?

Тарас еле заметно усмехнулся, глядя в темноту.

– Да ты ешь, ешь. Мясо ж пригорает.

– А ты теперь не того... Не это...

– Да я тебе не судья, Свист. Ты меня не бойся.

Огромный разбойник вздохнул с видимым облегчением.

– Но врать мне более не моги. Понял?

Свист понял. Он кивнул, приняв внутри себя какое‑ то решение, и решение это, видимо, полностью устраивало Тараса.

Путники были явно восточного вида, в халатах и белых чалмах. Длинные, не особо густые бороды, смуглые лица, кинжалы с арабской вязью и странные высокие седла, надетые на низкорослых рязанских лошадей.

– Купцы, что ли? – плотоядно улыбнувшись, предположил Сало.

– Поклажи не видно. Как бы не воины. – Хвощ был настроен более осторожно.

– Всё равно брать надо. У них небось полные карманы ногтей.

– На Востоке ногти вообще за деньги не считают. Золото таскают. Да серебро.

Свист взвесил на руке кистень.

– Дикий народ. Ну чё, валим дерево?

– Многовато идёт, – с сомнением сказал Большой Борис. На груди у бродяги поблёскивал металлический панцирь.

– Да и ладно, – беззаботно брякнул Мыло, натягивая крюком арбалет. – Надоело уже ждать.

– Вот повесят тебя, дурня, на собственных кишках. Надоело. Вали. – Хвощ подал знак рукой. Верёвка, привязанная к давно подпиленной сосне, натянулась, и огромное дерево рухнуло поперек дороги, мощными ветками перегораживая проезд. Ещё одно, практически такое же, повалилось позади всадников.

Тарас сидел рядом, в группе из нескольких лучников. Судя по всему, Хвощ не слишком доверял случайному спутнику.

Первый же залп выкосил треть «восточников». Остальные повыхватывали луки и мушкетоны, один из всадников гортанно крикнул, взмахнув коротким клинком, и вся масса устремилась в обход сосны, через поляну. Разумеется, организовать оборону под ливнем летящих из леса стрел шансов не было, но направление они выбрали неудачно. Именно здесь расположилась основная группа разбойников.

Всадники один за другим слетали с сёдел, а когда край поляны был уже близко, там рухнула третья сосна, отгораживая лучников и отсекая «купцам» всякую надежду на прорыв.

Нестройный мушкетный залп посшибал с веток жёлтые листья, несколько стрел «восточников» так же впустую застряли в ветвях, никто из бандитов не был даже оцарапан. Всадники снова развернулись, сбрасывая с сёдел поклажу и, очевидно, собираясь брызнуть в разные стороны. В этот момент лесная братия ринулась на «купцов».

Убедив себя в том, что заморские гости никак не тверитяне, Тарас бежал вместе со всеми. Впрочем, особого выбора не было, Мыло то и дело поглядывал на своего подопечного. Большой Борис, смачно взмахнув своей секирой, свалил смуглого всадника, бегущий следом разбойник схватился руками за лицо и осел на землю. «Услышав» опасность, школяр ушёл влево, ухо как будто хлестнуло огненной плёткой, голова мотнулась вбок, рядом свистнула стрела, школяр повис на плече конного лучника, весом выдергивая того из седла, и вместе с ним рухнул на землю. Рядом мощный восточный воин палил из скорострельного мушкетона – кто‑ то из разбойников отлетел назад, нарвавшись на пулю, но тут обозначился Свист, с диким, гортанным воплем заваливший воина набок вместе с конём. Кистень скользнул по дымчатой от заговора броне и переломился в рукояти, а воин уже выхватил кинжал, но Свист зарычал и попросту боднул противника. Ни увернуться, ни защититься тот не мог, из разбитой переносицы брызнула кровь. Свист боднул ещё раз и ещё, выламывая из пальцев клинок, покрытый узорчатой вязью.

Школяр плотно зафиксировал «своего» лучника. Оглушённый падением, тот не сопротивлялся. Рядом стреляли разбойники, кричали люди, хрипели лошади, выкатывая безумные круглые глаза...

Вскоре всё было кончено.

Добычи оказалось изрядно, в основном оружие – это действительно шёл отряд восточной стражи, нанятый одним из старицких купцов. Немного шёлка, пряности, порох и, самое сейчас ценное для Хвоща, беспородные рязанские лошадки, которых восточные воины сторговали у зельцкабин.

Тарас специально не представлял себе жизнь разбойников, но общий фон по книгам, рассказам да постановкам получался всё‑ таки повеселее. Романтичнее, что ли. На деле всё оказалось безобразно.

Погода была отвратительной. То дождь, то мокрый снег, как говорится, не способствовали. Ночевали в основном в шалашах, что мастерски возводили набившие руку в лесной архитектуре двое разбойников. Получалось у них быстро и неплохо, но шалаш, как ты его ни строй, остаётся очень лёгкой конструкцией. По осеннему времени жильё хреновое. Тарас не ожидал, что ему предоставят апартаменты, но хотя бы минимальные удобства... Хотя бы ночью просушиться...

И эти люди ухитрялись обходиться без всякой магии.

Банда была большой. Может, по каким пустыням бродят и больше, но для тверских лесов столько лихих людей – далеко за полусотню – было очень много. И где‑ то бродил ещё разведотряд Флейты. Тарас вдруг понял, что у него действительно есть шанс попробовать на прочность башню весталок. Почему бы нет? Или он освободит сестру, или... Душегубов не грех было использовать как пушечное мясо. Близкий к правде экспромт, которым он сумел увлечь Хвоща, начал обретать реальные формы.

Скоро Тарас понял, в чём была его полезность с точки зрения главаря. Школяр походя, чуть ли не на пальцах, ликвидировал бродягам массу неудобств – от укрепляющих заклятий на обувь до обычных вшей. На последнее, правда, потребовались порошки, но кое‑ что у Тараса было. Содержимого его сумки хватило, с крохотным избытком, на полную дезинфекцию. Так и ему было спокойнее. Настроение в банде заметно улучшилось, и на Тараса перестали смотреть как на чужака. Похоже, у Хвоща были на его счёт и более серьёзные планы, но пока заплетённый в косички главарь присматривался к новому знакомцу.

Женщины в группе Хвоща были представлены двумя вечно ноющими побродяжками, которых никто не считал за людей и все пользовали. Сексуальности в этих грязных животных было меньше, чем в гуттаперчевых куклах из специальной лавки. Впрочем, кроме Тараса, здравый смысл в общении с этими подругами проявляли ещё несколько человек.

Школяр понимал, что его ждут в корчме, но всё никак не мог принять решение. Шанс удрать у него, конечно, появился. Внимание разбойников к его персоне ослабло, а один‑ два соглядатая не могли воспрепятствовать побегу. Лошадей у Хвоща поприбавилось, мобильность банды возросла, но удерживало школяра искушение использовать людей Хвоща для освобождения Ольги.

Но для этого следовало слить оба отряда в единое целое, и Тарас присматривался к каждой мелочи, размышляя, стоит ли так рисковать.

Глава 18

– Быстрее, ленивые свиньи! – Стражник пнул отстающего новичка и сам тоже прибавил ходу. Сигнал тревоги прозвучал от Южных ворот.

Опознавший бандитов Митька лежал на прилавке в мясных рядах, прямо среди кусков свинины. Две крестьянки в испачканных кровью халатах хлопотали над его разбитой головой, промывая рану розовой водой из тазика. Смотрелось это жутко, но рана была не опасной – один из разбойников въехал парню в лоб рукоятью меча.

Молодой стражник признал парня с бородавчатым лицом, крикнул «княжеское слово» и выхватил из‑ за голенища клинок. Разбойников оказалось четверо, и Митьке пришлось бы туго, но рядом шёл наряд «петушиных перьев», и всё сложилось не в пользу лесных бродяг.

Вокруг завертелась чехарда людей и орущей стражи, кто‑ то побежал, кто‑ то бросил в душегубов корзинкой, Митька полоснул своего знакомца клинком, удачно отпихнул его дружка, но тут третий бродяга, с рваным ухом, проколол плечо наскочившему стражнику и обратным движением отключил Митьку, оглушив его ударом рукояти.

Один из разбойников успел проскочить Южные ворота, и сейчас его пытались догнать конные стражники. Ещё одного расстреляли со стены арбалетчики. Бородавчатый корчился, зажимая руками распоротый живот, а Рваное Ухо, не добивший Митьку, расшвырял сразу нескольких охранников, но к воротам прорваться уже не успел. Кто‑ то серьёзно достал его клинком, и разбойника оттеснили к стене.

Это был опытный боец, и живым, судя по всему, его брать не собирались.

Народ широко расступился, глазея издали, как на платном ристалище. Стража подтягивалась со всех сторон, но в основном перекрывала пути отхода. Уложили на землю нескольких подозрительных граждан. Старицких стражники знали в лицо, а все приезжие, согласно обстановке, тыкались мордой в землю. Потом их долго будут проверять насчёт лишних денег и преступных связей, но пока всё внимание отвлёк вор, ухитрившийся разбросать целое звено «петушиных перьев».

Половину лица разбойника густо заливала кровь. Глубоко рассеченное надбровье, где зияла раскрытая рана, спутанные грязные волосы, кровавой челкой прикрывавшие разрез, – глаз или вытек, или был сильно поврежден. Сам он раны будто не замечал, медленно поворачивая сизую полосу меча, единственный зрачок цепко держал окружающее пространство. Парень медленно пятился, чуть покачивая лезвием, и было в его тягучих движениях нечто, напрочь отшибавшее желание приближаться. Шестеро мечников охватывали бродягу полукольцом, так что ни малейшей надежды уйти у парня не было, да ещё двое сзади перезаряжали арбалеты. Заторопившись, один зацепил струну так, что и болт заклинило, соскочила струна с винта – арбалет надолго пришел в негодность, стражник присел, пытаясь впихнуть болт в паз, но получилось только хуже. Другой справился быстро, далеко вытянул руку и спустил курок – но кривой разбойник легким, почти изящным движением уклонился от летящего в лицо болта и тут же, почти распластавшись по земле, далеко выбросил правую руку.

Через мгновение он снова пятился, чуть покачиваясь в своей странной стойке, а неосторожный стражник пополз в сторону, волоча подрубленную голень и цепляя землю кривыми пальцами.

Остальные стали ещё осторожнее, еле намечая движение вперед. Позади разбойника начиналась кирпичная стена, и деться ему было некуда. Более удачливый арбалетчик снова спустил курок, и снова стрелка‑ болт ушла в стену, прочертив по грязной крутке разбойника четкую борозду. Реакция у парня была неимоверной. Ещё два арбалетчика попытались достать его со стены, но он вовремя заметил опасность и отступил под деревянный козырёк платяной лавки. И всё ж таки в два арбалета должны были его расстрелять, это было всем понятно, вот только второй стрелок, явно хреновый механик, всё возился и возился с перекосившейся тетивой, и раненый разбойник получил несколько длинных секунд передышки.

Он рванулся вправо, потом влево, каждый раз только намечая движение, надеясь, что собьётся, разорвётся смертная цепь, но стражники не дали себя обмануть, не дёргались, а только держали пространство, как бы приглашая разбойника в звенящий полукруг пяти клинков, где он неизбежно подставил бы спину. Парень снова дернулся, уклоняясь от сверлящего воздух арбалетного болта, и стрелка опять тюкнула кирпич, отколов от стены кусочек. Второй арбалетчик, наконец, справился со струной, для чего ему пришлось переломить, вытаскивая, болт, и теперь торопливо заряжал новый, а все пятеро мечников ещё более напряглись, понимая, что сейчас разбойнику придётся что‑ то делать, потому как от двух болтов одновременно увернуться уже нельзя. Бродяга почти вжался спиной в кирпичи, короткими взглядами прощупывая стену, но стена была как стена, без всяких подвохов – и сзади никто не зайдет, и самому не уйти, разве что развернуться да попытаться залезть по щербинам, пока тебя в пять клинков полосовать будут, – так что парень остался стоять, как на расстреле, и первый же залп, несмотря на рывок в сторону, чуть зацепил ему руку, болт застрял в плече, грязная куртка сразу брызнула красным, а парень чуть присел, прочертив правой страшный сизый полукруг, но ближайший к нему стражник был начеку и вовремя качнулся обратно.

Арбалетчики, надежно прикрытые клинками, снова зашарили в поясных колчанах, причем одному из них все время приходилось ждать другого, дали неудачный залп, и опять пошла перезарядка... Но тут закричал что‑ то раненный в ногу стражник, он и раньше всё время подвывал, пытаясь перетянуть ногу, а тут вскрикнул особо, и один из пяти мечников – опытный, тёртый жизнью боец – выгнулся от боли, качнулся вбок и стал шарить рукой лопатку, из‑ под которой торчало древко болта. В толпе всё же оказался ещё один бродяга, спустивший из‑ под плаща курок. Рана была не смертельна, кожаный панцирь ослабил удар, но стражник поневоле разомкнул кольцо, и одноглазый бродяга тотчас этим воспользовался – рванулся вперёд, ограждая себя широким взмахом, и в сумятице, наверное, пробился бы к воротам, если б не второй ряд арбалетчиков на стене. Часть из них отвлеклась на фигуру в плаще – стрелок юркнул в какую‑ то щель между домами и скорее всего ушёл бы, но двое не сплоховали. Один болт вошел в плечо кривому разбойнику, другой в ногу под колено. Парень запнулся, нелепо и страшно взмахнул длинным мечом, едва не достав горло самому храброму, но на подмогу мечникам уже сбегалась стража со всех сторон. На воина накинули сеть, отжали руку с мечом обычной оглоблей и, навалившись со всех сторон, скрутили.

Теперь его ждали зиндан или рыцарская башня. Там умели задавать вопросы.

– Шершавого взяли! – Влетевший в лагерь разбойник был взъерошен и смертельно испуган. Хвощ встряхнул его за грудки.

– Кто взял? Когда?

– Только что. Всех наших в Старице посекли, всех. Шершавого человек двадцать рубили, справиться не могли, да ещё арбалетчики стреляли. Но потом всё‑ таки взяли.

– А ты...

– А что я? Там только сунься. Ероха пальнул из арбалета и удрал, вроде помог немного, а всё равно и не помог. Всё равно не помог, – в третий раз, совсем тихо повторил разбойник.

– Ероху тоже взяли?

– Не видал. Не видал, не знаю. Если сюда не придёт, может, в болотах отсидится.

– А ты почему не помог?

Интонации взъерошенного стали истерическими.

– А чем поможешь? Этим? – Он выхватил из кармана набор отмычек. – Или с шилом на них кидаться? У Ерохи хоть арбалет был.

Хвощ отшвырнул собеседника, тот зацепился ногой за бревно и упал.

– Шершавый тебя небось бы вытащил.

– Шершавый один пятерых стоит, а я чего могу?

– На чём прокололись?

– Парнишка недобитый заложил. Охранник, со Спас Угла. Он Шушу узнал, он Шуше кишки и выпустил. И началось.

– Мамкина норка. – Хвощ смачно плюнул. – Как он Шушу‑ то узнал? Вроде не успели пообщаться.

– Да Шушу любой узнает, с его бородавками. Шуша у него на уздечке висел, когда останавливали.

Хвощ ещё раз плюнул и высморкался.

– Ладно, хрен с ним, с Шушей, сам виноват. До купца не добрались? Где пряности?

– Какой купец, Хвощ? Мы только в город вошли.

– Откуда я знаю? Может, вы уже успели дело сделать.

– Всё побросали. Все мешки.

– Уходить надо, Хвощ. – Свист снял с пояса новый кистень и теребил его в руках. – Рыцари теперь нас по всем стоянкам вычислят.

– Шершавый не заложит, – брякнул кто‑ то от костра. Реплика была настолько глупой, что никто не стал даже отвечать. Когда рыцари снимали допрос, сохранить информацию могла только магия.

– А зима ведь скоро... – сказал, ни к кому не обращаясь, совершенно лысый бандит с ласковым прозвищем Пушистый.

Хвощ задумчиво смотрел в огонь. Затем перевёл взгляд на Тараса.

– Либо ты нас выведешь на Максатиху... – Голос Хвоща не предвещал ничего хорошего. Банда оказалась в сложной ситуации. Как понял Тарас, некий Шершавый, с которым он так и не успел познакомиться, был правой рукой Хвоща. Зима – сложное время для разбойников, заметать следы по снегу очень тяжело. Было заготовлено несколько вариантов зимовки – в основном охотничьи избушки, заброшенные сторожки лесников, дальние и уже опробованные разбойничьи места. Шершавый знал про каждое из этих лежбищ. Теперь в любом из них могла ожидать засада. И даже если не будет, устроить дежурный пролёт стрелка над возможными стоянками настолько просто, что лучше туда вообще не заворачивать.

Банда сразу осталась без «зимних квартир». Старицкий район никогда их особо не поддерживал, поэтому разбегаться не стоило. Кроме всего прочего, даже простенькая магическая сетка сразу «паутинит» одиночек. Тарас был уверен, что у Хвоща предусмотрен ещё не один вариант, но расспрашивать главаря благоразумно не стал.

– Выведи нас на Максатиху. Сумеешь – я поверю, что ты можешь предложить что‑ то дельное насчёт башни весёлых тёлок.

– Башни весталок, – машинально поправил собеседника Тарас, но Хвощ не собирался обсуждать риторику.

– Хоть зоопарк штурмуй. Если внутри будет серебро – людей получишь.

– А ты сам что, дороги на Максатиху не знаешь?

Хвощ недобро посмотрел на школяра. Затем произнёс, чётко впечатывая каждое слово:

– Они скоро будут знать, где мы стоим. Над лесом повиснет стрелок, на каждой развилке засада. Без магии нам нужно разбегаться.

Тарас задумался. Что будет, если он откажется, он себе примерно представлял. Если сделать это, его зарежут. После чего банда брызгами разойдётся в разные стороны, а по весне соберётся вновь. Если, конечно, разбойников за зиму не переловят. Можно согласиться и слинять по дороге. Шансы наверняка представятся. А можно согласиться всерьёз.

И освободить Ольгу.

– Я вас выведу. Но у меня будет условие, – сообщил Хвощу Тарас.

На телеге ехали двое.

– Люди говорили, что здесь опасно.

– Везде сейчас опасно. У родного дома могут голову проломить.

– Это точно, кум, – согласно кивнул коробейник помоложе и кинул в рот очередное зернышко подсолнуха. На чёрной бороде висела серая лушпайка.

– А где это ты слышал про опасно? – после некоторого молчания спросил собеседник.

– В трактире, где же ещё. Помнишь, мы там о дороге расспрашивали?

– Помню. – Коробейник постарше не то чтобы испугался, просто стал зорче поглядывать по сторонам. На боку его полушубка висел заряженный пистоль, в рукаве на крайний случай имелся шарик ведьминого пороха. – И чего там говорили? Я помню, дед какой‑ то баил, стражу на ямах удвоили.

– А ты, видать, по нужде отходил. Говорили, банду Хлыща в округе ловят. И будто они узбеков недавно возле Старицы побили. То ли купцов, то ли воинов.

– Не Хлыща, а Хвоща. Так это, кум, далеко, – снова расслабился старший коробейник. – Там сейчас за них крепко должны взяться. Кого‑ то уже в самой Старице ущучили.

– Так тут и пеши за день доберешься. А там сейчас дружина со всей волости, что ты думаешь, душегубы там и сидят? Вполне могли сюда свалить. Глянь‑ ка, сапог.

Младший коробейник поднял яркий расписной сапог, валявшийся в кустах у самой дороги.

– С телеги, что ли, свалился? Второго нет, – огорчился он.

– А ты хочешь, чтобы они парами падали, – усмехнулся его спутник. Младший ещё покрутил в руках находку и зашвырнул сапог в кусты.

Поехали дальше.

– А что, кум, говорили, под Максатихой волколак объявился.

– Ну да. Я тоже слышал.

– А чего их не передушат всех? Опасные же звери.

– Дурень ты, кум. Волколак вообще не зверь.

– Типа оборотня?

Старший коробейник задумался.

– Ну да, похоже. Только человечину не жрёт.

– А ну как начнёт жрать? Что тогда?

– А ну как ты начнёшь людей резать? Вычислят тебя ведуны, и на арену. Так и там тоже. Волколаки, наоборот, полезные. Он перекинется и волков уведёт, если много их. Один волколак сотни охотников стоит. Они зверей пасут, как пастухи стадо.

– А правду говорят, что они сырое мясо жрут?

– Ну, это да. Когда он в морде волка, то конечно. А чё ему, по лесу со сковородкой бегать?

– Оба, кум. Второй сапог.

Старший коробейник натянул поводья. Лошадь остановилась.

– Не нравится мне это. Может, засада?

Младший уже спрыгнул вниз и крутил сапог в руках.

– Точно такой же. Да какая засада, нас всего двое. Наехали б мы на Хвоща, то‑ то б он твоего пистоля напужался. Слушай, а тот сапог правый был или левый?

– Не знаю, – хмуро ответил старший коробейник. – Ты ж его смотрел.

– Чёрт, не помню, – задумался молодой. – Поехали обратно.

– Да как ты здесь развернёшься? – резонно спросил его старший.

Развернуться действительно было негде.

– Это тот, кто потерял, увидел, что обронил сапог, да и второй выкинул, – догадался молодой. – Подожди здесь, я сейчас сбегаю.

– Ну давай, только быстро, – с сомнением сказал старший коробейник и на всякий случай приготовил пистоль. Молодой, сжимая в руке сапог, бегом бросился назад по дороге. Только он скрылся из виду, как из‑ за поворота показалась девушка, почти девочка. В лёгком платье, с корзинкой, она пошла прямо к телеге, улыбаясь во все зубы хмурому коробейнику. На глазу у неё растекалось огромное, безобразное родимое пятно.

– А ну стой, – вдруг сказал коробейник. Сзади послышался хруст, и он обернулся, держа в руках пистолет. Там чуть подрагивали кусты и вроде никого не было. – Ты кто такая?

– Я Марина, – сказала Марина. – Я в лесу заблудилась. Скажите, эта дорога на Старицу?

– А ну покажь, Марина, чего там у тебя в корзинке?

– Да вы что, дядечка? Грибы там. Вот. – Марина подняла корзинку обеими руками и протянула её коробейнику, тот автоматически взял корзинку, не выпуская из рук пистоль, в то же мгновение девушка присела, подхватила с земли саблю – та была забросана листьями – и приставила её к горлу бородатого мужика. Сбоку нарисовался однорукий пацан очень неприятного вида, покачивающий двуствольным пистолем. «Не зря хрустело», – обречённо подумал коробейник.

– Слезай, дядечка. Приехали, – спокойно сказала Марина, и коробейник слез, чувствуя, как легко эта рыжая перережет ему горло. Муха пихнул крюком его пистоль подальше в телегу, аккуратно держа коробейника на прицеле, а Маринка профессионально и быстро обшмонала мужичка с головы до ног. Вытащила из рукава шарик ведьминого пороха и жестом приказала развернуться.

Ещё через минуту руки его были скручены проволокой, рот заткнут, на ухо ему шепнули «не поворачивайся», а телега поехала дальше, увозя с собой и весь товар.

Коробейник только мычал, дёргаясь, но не решаясь повернуться – чёрт знает, что на уме у этой жуткой парочки... Получать пулю в затылок мужику не хотелось, было безумно жаль лошади, и в то же время он чувствовал, что только что мог с лёгкостью отправиться на тот свет. Глаза и у девки, и пацанёнка были страшные, полные чёрного яду. И уже без руки, стервец...

– Прикинь, кум, оба левые, – послышалось из‑ за кустов на повороте.

Старший коробейник наконец повернулся, выплюнул тряпку и объяснил куму, куда следует засунуть оба сапога в такой непростой ситуации.

Школяр осмотрелся, «слушая» местность. Фон был везде различным, как и положено. Но в одном месте, у отдельно стоявшей избушки, выделялось «излучающее» пятно. Тарас «прислушался» получше.

Там была опасность.

В русском языке нет точного слова, чтобы передать это ощущение, но ошибиться было невозможно, как невозможно, к примеру, пропустить незамеченным резкий тухлый запах. Избушка бревенчатая, без окон. Или сарай, или банька, вернее банька, поскольку на крыше кособочилась странная, как на детских рисунках, наклонная труба. Зачем было делать трубу не вертикальной? Или это от старости её так повело? Избушка глубоко вросла в землю, бревна почернели.

⇐ Предыдущая 21 22 23 24 252627 28 29 30 Следующая ⇒