Часть третья 2 страница

– Флейтины ребята принесли двух кабанов. Да ешь, пошутил я.

Маринка промокнула губы платочком, с усилием влила в себя ещё пару ложек и отодвинула миску в сторону.

– Всё, достаточно. – Она резко зачесала правый глаз. – Кто примет передачу?

Вскоре поручение можно было считать исполненным.

К радости Мухи, ни Хвоща, ни Флейты на базе сейчас не было. Общались они с Шершавым – спокойным, уверенным парнем, про которого тоже ходило немало слухов и который считался правой рукой Хвоща. Левое ухо у него было разорвано, на поясе висел меч. Флейта должен был появиться завтра, но Маринка заторопилась в город, где у неё, оказывается, были неотложные дела.

Муха, разумеется, не возражал. Теперь сумки были легче, хотя он согласился бы тащить что угодно.

Он только и думал, что об обратной дороге и шалашах, в которых рыжая, казалось, сбрасывала с себя невидимые глазу колючки.

Неизбежные шуточки насчёт идущей лесом пары Муха никак не комментировал, что, видимо, понравилось Маринке. В какой‑ то момент она вдруг сама уселась к Мухе на колени под гогот обступивших костёр бродяг и велела передать Флейте, что «с ней нельзя ушами хлопать». Однако и здесь Муха ничего не сказал, только обнял её неуверенно, а по характеру рыжей из таких вот «посиделок» ещё ровно ничего не следовало.

Уже к вечеру, на лесной дороге, приводя себя в порядок – ей показалось, что измазалась возле костра, – Маринка вдруг вскрикнула и схватилась за лицо – из руки выпало зеркало.

– Что случилось? – подскочил к ней Муха.

– Кажется, обожглась, – буркнула Маринка, снова взяла зеркало и снова вскрикнула.

– Как можно обжечься о зеркало? – не понял Муха.

– Отстань, – отвернулась от него рыжая, оттолкнула и побежала к ручью. Там она уселась на песок, ударила по воде и вдруг заплакала, закрыв лицо руками. Подошедший сзади Муха бестолково топтался рядом.

– Купчиха, сука старая... Убью... – плакала рыжая, царапая себе щёки, снова оттолкнула Муху, да так, что парень сел, недоумевая, и заорала страшным, визгливым голосом: – Ну чё смотришь? Чё смотришь, калека говняный? Ну на, смотри!

Она развела руки – и Муха охнул. На лице Маринки проступало огромное, уродливое родимое пятно.

Напротив Тараса стоял один из сильнейших княжеских бойцов. Любимец черни, сразу оттянувший симпатии переменчивой толпы. Трибуны восторженно ревели.

В этот раз оружие было одинаковым: меч и неполные доспехи. Вот только вытягивать свой клинок школяр не спешил. Фехтовать с этим парнем явно не стоило.

– Слышь ты, колдун поганый. – Воин медленно приближался, внимательно глядя на пальцы Тараса. – Ты эти прищелкивания брось, всё равно кишки выпущу.

«Боится», – понял школяр. Этот лось, гибрид медведя с комодом, явно его боится. Он нарочито медленно приподнял руки и начал синхронно вращать кистями.

– Да ты блефуешь, недоделок, – ухмыльнулся воин, но без особенной уверенности в голосе. – Здесь же магия блокируется.

Тарас не отвечал, тщательно поворачивая ладони так, чтобы они «ковшичком» держали противника. За этими движениями были только понты, вреда они могли нанести не больше, чем палка, из которой дети целятся на манер мушкета, но само движение было отработанным, и воин растерялся. Быть в фокусе боевого заклятия всегда неприятно, а спокойный вид Тараса мог сбить с толку кого угодно.

Воин был, что называется, тёртый калач и знал, как работают подобные штуки. Заклятия ладони реагируют «на рывок», на резкое движение – «выплескивая» в атакующего магический заряд, в котором умножается адреналин мага и его жертвы. Чем резче дёрнешься, тем «больнее» будет, плавное же движение практически не вредит. Воин двигался теперь подчеркнуто осторожно. Конечно, он знал о предыдущих боях Тараса и решил не проверять на своей шкуре, насколько хороша на арене блокировка. В бою магия ладони применялась редко – слишком поздно сказывался результат. Если навести сильный фокус на печень, то печень «отваливается» через два дня, когда колдун уже изрублен в капусту. Обоим получается хреново.

Воин явно решил не рисковать. Только на это Тарас и рассчитывал, обозначив свои «магические» пассы.

Выходя, школяр успел глянуть на табло средних ставок. Три к одному не в его пользу. Это было почетно много, новичков опускали и до двадцати, и до пятидесяти. За ними будет биться ещё одна пара, а потом настоящий групповой бой, но сейчас всё внимание было приковано к центральному кругу. Всем было интересно, как убьют Тараса.

Только маги точно знали, что на арене работать невозможно. Воин, осторожно, по спирали придвигавшийся к нему, явно решил подстраховаться. Как он планировал нападать, без резких‑ то движений, Тарасу не было понятно. Ещё больше мешала необходимость удерживать руки над головой. Трибуны также не были в восторге от их передвижений: слева даже начали улюлюкать, требуя, чтобы их любимец побыстрее прикончил школяра. Подобное недовольство кумиром было Тарасу на руку, некоторые моменты всегда решала толпа, но само поведение воина, которому было в высшей степени наплевать, как он выглядит в глазах зрителей, школяру не понравилось.

Страх, так мешавший перед боем, куда‑ то исчез. Растворился в глубине, уже не отвлекая. Судя по всему, его восприняли серьезно, но нервничать противник не собирался. Так что это лишь уменьшало шансы.

Они прокружили уже полных три оборота, постепенно, мало‑ помалу сужая круги – в центре невидимой спирали был Тарас в странной, почти балетной стойке, иногда отходивший на несколько шагов, восстанавливая прежнее расстояние. Воину, похоже, эта канитель не надоедала. Трибуны давно уже свистели, переходя на общее улюлюкание, требуя хоть каких‑ то действий, а эти двое всё ходили по кругу, плавностью и вычурностью походки напоминая танцующих журавлей. Воин тоже шёл в высокой стойке, почти закрыв лицо рукоятью меча и левым налокотником. Возможно, он слышал, что такая защита помогает от магии. И не помогала, и не от чего было помогать, но медленная пляска продолжалась. Тарас локтем поправил меч, висевший в ножнах, так, что рука, падая вниз, легко выхватывала его и в положение «бросок», и в положение «удар». Малое это движение не укрылось от глаз противника, и воин, только что приближавшийся, чуть отступил, опасаясь, что Тарас снова метнёт клинок. Это действительно было возможно – школяр выжидал ещё пары саженей, но как только воин отодвинулся, ситуация перешла в глубокий пат.

С трибун полетели бутылки и почему‑ то кости от курицы. Стража метнулась наводить порядок – кто‑ то, не выдержав, попал на немалое число ногтей, но идущих полукругом бойцов это не отвлекало. Тарас подумал было, что можно извлечь из стекла и куриной кожи, но – блокиратор, разве что зайчика в глаза пустить...

Чистейший золотой песок по щиколотку засыпал их ноги.

Фокус чуточку сбился, невозможно точно удерживать эти пустяки без реальных струн, что звенят направление ладоням, и в тот же миг воин прыгнул, распрямившись, хотя, казалось, ничто не предвещало прыжка. Сизый рубящий полукруг расчертил место, где только что был Тарас. Каким‑ то чудом школяр увернулся, изогнув всё тело и раскинув руки, чувствуя, как холодная сталь вспарывает воздух возле самого живота, так что и рубаха под лезвием хрустнула, и тут же прокатился под ним противник, беззащитный на мгновение, ткни сейчас железом – и всё, но, чтобы ткнуть, надо было в стойке остаться, а тогда уже сползали б на песок Тарасовы кишки. Так что не было, наверное, этого шанса. А уже через секунду он среагировал на новый удар, перепрыгнув классическую подсечку, вот только извлечь из этого опять ничего не успел, а противник его уже вскочил на ноги как кошка, и движения его опять были сонны и неторопливы, как если бы вся эта мельница Тарасу померещилась.

Зрители зааплодировали.

И снова противник Тараса никак не повелся на реакцию трибун, хотя полагалось поклониться, отставив левую ногу в сторону. Он воспринимал своего соперника очень серьёзно.

Тарас понял, что из этого внимания можно что‑ нибудь извлечь. Он начал делать пассы левой рукой, которые ведут к быстрому заклятию на почки. Черпающий, вытягивающий пустоту гребок ладони. Это было реальным элементом боевой магии, бесполезным, как курок от мушкета. Не хватало полнолуния, желтого порошка в правой ладони, состав которого школяр не помнил, накладки на средний ноготь и отмены блокиратора. Вот тогда парень почувствовал бы, как ему изнутри почки откручивают...

Но и так получилось неплохо. Воина удалось взять на голый понт.

Где‑ то он, наверное, уже видел подобные движения или слышал, что ни в коем случае нельзя оставаться в фокусе левой ладони. Воин попятился, старательно смещаясь в сторону, оступился и едва не упал. Именно в этот момент школяр в длиннейшем нижнем прыжке классической подсечкой подбил ему ступню. Воин тяжело грохнулся на спину.

Тарас кошкой прокатился по арене, взмахнул коротким мечом, добивая, и... так и не поняв, что же именно случилось, ощутил обжигающий укол под ребра.

Что‑ то горячее, рвущее провернулось внутри его тела, ускользающим сознанием он понял, что даже упавший противник оставался опытным, привычным ко всему бойцом, но как же...

Арена вокруг него качнулась рыжими пятнами, синий купол над ней померк, и пальцы Тараса, сжимавшие клинок, бессильно разжались.

Следующий удар разрубил ему сердце.

Глава 4

Надо попробовать открыть глаза.

Бурые пятна вокруг, плавая, медленно перемещались, пропитываясь багровыми оттенками, стекая алыми каплями с искромсанных стеклом глазниц. Свет, если это был свет, распирал изнутри виски, ядовитой слизью пульсируя в мертвом сердце, и что‑ то колыхалось там, внутри, где когда‑ то был он...

Он ведь был когда‑ то?.. Его звали... Его как‑ то звали... Рожденный женщиной, его опять убили. Надо попробовать открыть глаза.

Не зомби. Не надо больше. Хватит. Что‑ то важное ушло, пропало, оставив вместо себя гниющее нутро с плавающими потрохами, всё внутри просачивается едкой желчью. Это не выдавить, не промыть, не расплескать, это обволакивает полностью и навсегда, желчь сменится трупной вонью, и теперь уже никогда не будет прежнего Тараса, грудь рвёт крутыми скобками, вздохнуть... Сто‑ оп... Его зовут Тарас. Его так звали.

Надо было открыть глаза.

Набрякшие кровью веки неуловимо дрогнули, и огненное пятно колыхнулось. Осколки солнца ввинчивались под череп, от боли можно было бы сблевать, если б повиновались хоть какие‑ то мышцы, но...

Он же умер.

Как он может что‑ то чувствовать, если умер? Душа уходит сквозь разрубленное сердце, Филиппка так говорил, его друг, смешной Филиппка... Огненное пятно колыхнулось снова. Глаза, оказывается, были целы. Глаза – это лучше, чем глазницы со слизью. У него есть глаза, и он жив.

Он же умер?

Ему разрубили сердце. Как...

Боль пронизала левое плечо и там, сзади, под лопаткой. Ушла вверх, ввинчиваясь в ухо, втягиваясь в тело тугой струей так, что голову колыхнуло. Снова плеснуло огнем, теперь взревели почки; ему не дадут покоя.

Веки Тараса чуть приоткрылись. Красной сеткой пропитанные белки стали выкатываться наружу. Варвара, сидевшая перед ним, схватила его ладонь, вливая в неё больше слез, чем силы, но и это живительно встряхнуло. Вытолкнулся и поплыл мутный зрачок. Не фокусируясь, укатился обратно.

Перевернутая фигура нависала тяжелой ношей. Руку стягивало живой болью. Толчками пульсировала кровь. Сердце работало. Сердце давно работало. Разрубленное сердце не может работать.

В разрубленном теле нет души...

Варвара...

Теплые руки вытаскивают его к свету. Варвара... Как это может быть... Как это вообще может быть... Почему он ещё чувствует...

Свет вокруг стал ярче, обозначились зыбкие контуры предметов. Небесно‑ голубого цвета потолок давил на подглазье, слишком весёлые краски, слишком светло...

– Тебя вылечат, миленький... Декан тебя поднимет...

Варвара шепчет. Глупая, он же не может её слышать. Ему разрубили... Но слышит. Он действительно жив.

Другую руку взял Никита. Ничего себе... Кто их вообще сюда впустил? И где он, кстати? Если он жив, то почему не в казарме?

– Не шевелись, всё почти в порядке. Арена лечит любые рассечения. А над тобой ещё декан поколдовал. Почти сутки возился.

Точно. Тарас вдруг почувствовал себя лучше. Он вспомнил, что удар в сердце на арене – это ещё не смерть, а всего лишь тяжелая рана; что смерть приходит позже, когда бойцов подготавливают к жертве, и что сентиментальности в этом ни на полушку, одна выгода для грехов толпы. Целый комплекс знахарских заклятий не дает жизни покинуть тела бойцов, пока это физически возможно, – исключение составляют только рассекающие удары. Уж если голову снесли или развалили туловище, тогда, без цельности, свет не удержит никакая магия... Арена даёт сырье для жертв, а не просто теплые трупы. Лечить таких уже никто не лечит, дорого, а вот продержать живыми до жертвенника...

Это что ж, его теперь добьют, что ли? Жертвенник??

Жить захотелось до зубовного хруста. Тарас повёл глазами, в которые сразу плеснуло болью, пошевелился... Лопнули по всему телу пузырьки сладкой ваты, горячим дурманом качнуло мозг.

* * *

Очнулся Тарас от тепла.

Это было очень странное ощущение. Как будто у него внутри что‑ то разворачивалось, что‑ то живое, уже почти покинувшее тело, расправляясь невидимыми складочками, как ярмарочный пестрый пузырь, надутый горячим воздухом.

Живой. Снова живой.

А не должен бы. Тела с арены сразу уходят на сырье. Знахари ему сейчас не положены. Он попробовал пошевелиться. Боли не было. Всё тело заливала приятная слабость, звенящая легким, еле слышным покалыванием. Но боли не было. Только отголоски этой боли переползали по телу, как червячки.

Даже если больничка. При тюрьме, конечно, неплохо лечат, но...

Что‑ то не так. Кстати, ему недавно грезилась Варвара.

Не делая резких движений, Тарас перекатился на бок и попробовал встать. Не получилось – сразу повело, и он едва не грохнулся с кровати. Из‑ за ширмы появился Никита и незнакомая Тарасу женщина средних лет, по виду – матерая ведьма.

– Очухался, цветный? – На лице Никиты светилась улыбка вдвое шире самого лица. – Ну, как оно, опять с того света выкарабкиваться? Ты бы хоть рассказал, что там, как... Какие там боги?

– Не запомнил, – хмуро пробормотал Тарас и снова попытался сесть. На глюк Никита не походил. Стало быть, и Варвара не привиделась. Надо бы радоваться, но на душе было удивительно тошно. Кстати, уточнить насчёт разрубленного сердца и ускользающей души. Не все эти поверья ерунда, встречается и правда. Как вот сейчас определить, что там, внутри, осталось? Судя по самочувствию... Судя по самочувствию, он сгнивший зомби. И внутри у него плавают забродившие потроха.

Вдвоём сесть получилось, Никита поддерживал его за руки, страхуя возможное падение. Это было, наверное, трогательно, но весьма болезненно. Женщина стояла напротив и разглядывала школяров огромными зелёными глазами. Точно ведьма, решил про неё Тарас и почувствовал магическую силу, исходящую от хозяйки этого странного места.

То, что хозяйка здесь именно она, а не Никита, следовало из того, что все нычки своего цветного Тарас прекрасно знал. Подобной комнаты среди них не было. Кроме того, манера держаться ясно показывала, кто есть кто. И Тарас решил обратиться к незнакомке.

– Эо... вы е пох‑ хли... – Ведьма вопросительно подняла красивую бровь. – Это вы мне помогли? – хрипло спросил школяр, голос ещё не очень его слушался.

Женщина молча кивнула. Взгляд её был глубоким и очень непростым. Прочесть эмоции в этих глазах было невозможно.

– Спасибо.

Женщина снова кивнула и отошла за ширму, оставив друзей наедине. Разговор ей скорее всего будет слышен, равнодушно подумал Тарас. Все тревоги остались на арене. Стекли вместе с кровью в золотой песок.

– Кто это? – спросил он у цветного. Тот скалился, довольный, от уха до уха. Чего улыбается, дурачок...

– Это Сцилла, – чуть понизив голос, сообщил Никита. Тарас мысленно присвистнул. Имя ведьмы многое значило в Тверском княжестве. Сцилла умела почти все. Но лет‑ то ей должно быть... Хотя да, конечно... Когда женщина столько может, она и выглядеть будет соответственно.

– А зачем оно ей? – Длинные фразы не получались, почему‑ то не хватало дыхания. – Декан помог?

– Ну почему декан, – снова осклабился Никита. – Это мой папик, дай ему Сварог здоровья. Заплатил столько, что я и не думал, что у него столько есть. Вернее, было.

Тарас поежился, представив эту сумму. Он пошевелил пальцами рук и ног, поконкретней проверяя тело. Всё было в порядке.

– А папику...

– Кончай дурня валять, Тарас. Единственный сын и его единственный цветный... Он же понимает, что к чему. Ругался, правда, но даже, кстати, почти что и нет.

– А... Чем она меня так...

– Ну, милый. Чем такой фарш соскребать, это мне Сцилла не рассказывала. Хотя знаю, что там была «звенящая баня». Причём даже не основой, а частью процедуры. Ингредиентом, так сказать. – Никита радостно хохотнул.

Тарас снова прикрыл глаза, представив, сколько же всё это могло стоить, если частью процедуры... Да ещё в исполнении Сциллы... Да ещё тело из‑ под основ арены вывезти, выкупить...

– Слушай, у него хоть что‑ то осталось? – спросил он Никиту.

Тот иронично покачал головой.

– По‑ моему, нет. Если не считать долгов, конечно. Да ты не горюй, папик через два года поднимется. Должность у него осталась, – нашелся он. – И связи.

Тарас сел ровнее и приложил ладонь к сердцу. Что‑ то там подрагивало, как если бы внутри появился «кашляющий» мускул. И всё. Никакой боли. И слабость почти прошла.

И душа, надо полагать, тоже в порядке.

Тем более что с нею всё равно не разберёшь, что к чему вяжется.

Варвара гладила небритое лицо Тараса, слезы копились в уголках её глаз и скатывались по щекам, так что школяр, считавший, что внутри всё и напрочь выгорело, вдруг понял, что это не так. Прежде было иначе. И прежде он Варю такой не видел. Пальцы девушки безостановочно блуждали, очерчивая его глаза, брови, губы и переносицу. Лихорадочным шёпотом она бормотала бессвязные слова, и Тарасу становилось легче.

– Ты лечишь? Или просто так?

– И лечу... – Руки снова прочертили полукруг. – И просто так...

Пальцы побежали вокруг ушей Тараса, что‑ то подминая и расправляя, легкими движениями вызывая покалывание и теплоту. Боль была приятной. Хотелось расслабиться и закрыть глаза. Школяр так и сделал.

Варька уселась рядом, умостилась, приткнувшись одновременно и малым котёнком, и мамой‑ кошкой, и положила руку ему на плечо.

Это было её, и вставать отсюда она не собиралась.

– Хвала Создателю! Тарас, ты жив!

– В некотором роде, – хмуро пробормотал Тарас, плотнее запахнув халат, на котором грызлись китайские драконы. Смотрелось это неплохо. А вот правильный мальчик Ярослав выглядел сейчас как босяк после попойки. Куртка в грязи – причём видно, что её пытались отряхивать, лицо в ссадинах, на локте дыра, на плече ещё одна дыра, будто кто‑ то отрывал ему рукав, на длинной нитке единственная пуговица...

Никита, сидевший рядом, похлопал Тараса по плечу, как бы демонстрируя материальность спасённого. Вошла Варвара, поставила на столик питьё, тонкие руки скользнули под расписанную драконами ткань, и через мгновение она уже не просто обнимала Тараса, а вся была внутри халата, прижимаясь к его измученному телу. Не разделяя объятий, они ухитрились опустится на кровать. Рядом сел потрёпанный Ярик.

– Надеюсь, вы не собираетесь сливаться в пароксизме страсти?

– Что? – Варвара подняла голову, не поняв ученой шутки.

– Можно я пока здесь побуду?

– Конечно, Ярик. – Варвара слабо отреагировала на внешность вновь прибывшего. – Ты в порядке?

– Дай‑ ка я посмотрю. – Никита решил проявить участие к вошедшему. – Обо что тебя побили?

– Да ну вас. Скоморохи. Что ты посмотришь, ты что, знахарь?

– Ну так... Лечил в детстве животных. – Никита развернул лицо Ярослава к свету. – Подрался, что ли?

– Да ерунда. Там ходил один, всё высматривал.

– Следопыт этот магистратовский? Чем он тебе помешал?

Ярослав попытался приложить к плечу оторванный рукав куртки. Ещё можно было пришить.

– Да особенно ничем. Ходит, смотрит. Козёл.

– Да он‑ то чем виноват?

Ярослав раздражённо махнул рукой. Воспоминания о драке не радовали.

– Так, брякнул что‑ то. Потом стражники набежали... Ну ничего, всё нормально. Ноздри только опухли.

Никита закончил свой осмотр.

– Жить будешь. Только, чур, в носу не ковыряться.

Вскоре они уже пили чай. Ярослав, которого никто, кроме Никиты, не замечал, деликатно кашлянул.

Тарас вопросительно приподнялся на локте.

– Слышь, Тарик... Ты это... Вспомнить можешь?

– Что вспомнить?

– Ты действительно их убил? В смысле, это был ты? От этого многое зависит.

– Бургомистра?

– Бургомистра и охранников.

Тарас кивнул.

– И да, и нет.

– Я не про тело. То, что руки были твои, оно понятно. Я про суть, про разум говорю.

– Хочешь разложить котлеты по тарелочкам? Виновен либо не виновен? А что это может изменить?

– Кое‑ что всё‑ таки может. Тем более тебе один бой остался.

– Не один, а три. Проигранный вычитают.

– Ну, пускай три.

– Разница очень большая. Поверь мне на слово.

Правильный мальчик замялся. Потом всё‑ таки решился продолжать.

– Они ж так ничего и не поняли. Просто надо было вынести приговор. Вуали на тебя не подействовали, информацию с мозга не считали, так что кто там взаправду виновен, знаешь только ты.

– И что? Мне достаточно сказать, мол, я не виноват? Я просто погулять вышел?

Ярослав рассердился.

– Мы что, в трепанга играем? Если ты соблаговолишь облечь информацию в слова, всегда можно будет проверить, ложь это или правда.

– Легко. Меня полностью зомбировали.

Сидевший рядом Никита тихо свистнул.

– Ты уверен?

– Конечно.

– Не просто накачали магией, а зомбировали?

Тарас снова кивнул. Не самое приятное признание, но... До сих пор никто впрямую этот вопрос не задавал – исключая, конечно, рыцарей. Те не деликатничали.

– Это какие зомби? – Ярик ковырялся в своих лохмотьях, пытаясь сложить прежнюю куртку.

Тарас поморщился. Тема не радовала, но следовало через себя переступить.

– Связались со вторым курсом, – буркнул он. – Ну, существуют три вида зомби. Самый тупой – это остывший труп. Там только гибкость восстанавливается. Это даже в Африке умеют. Впечатляет, конечно, но толку никакого. Понимаешь?

– Нам говорили, в чем‑ то они лучше.

– Да ни в чем они не лучше. Труп – он и есть труп. Только холопов пугать. Ходит медленно, движения вялые, магией пользоваться не может. Воняет от него, потом, видно его сразу. Разве отнести чего‑ нибудь или сломать, оно ещё как‑ то... А в драке зомбика любой забьёт, если не боится. Единственное, когда по такому туловищу бьют магией, направленной против живого органа, – против печени, например, или боевым жезлом... Тут наш мертвячок имеет преимущество – ему печень уже по барабану.

– Я слышала, их на работах иногда используют, – блеснула Варька.

– Ну да. Бревна таскать или лес валить. Физически они сильные. Но это ужас, конечно. Это в основном в крепостях, когда под обстрелом. Ров, например, заканчивать. Или наоборот, засыпать чужой ров. И заразы от них много. Он же вкалывает, пока не разложится. Потом снова хоронить... В Африке, говорят, они работают, пока их птицы не расклёвывают. На карьерах... Там живые работать вообще не хотят, перебиваются покойничками. Но это так, лирика. – Тарас усмехнулся. – Второй тип – это труп не остывший. Только что убитый человек. Остыть ему уже не дают, и он может довольно многое. И долго. Вот эти и встречаются чаще, и опаснее. Плюсов у них много, а минус только один – ограниченная программа. Чуть что вокруг изменилось, уже не поправишь. Будет стоять как баран. А по исполнении задания, естественно, падает. Но нас интересует третий вариант. Мой. – Тарас шутовски поклонился. – Зомбирование ещё живого тела. Тут масса преимуществ. Можно считывать ощущения и поправлять программу. Можно использовать магию, особенно если «сырец» что‑ то в эту сторону умел. Работает в основном спинной мозг, а все команды идут от кукловода.

– А зомби считаются живыми или мёртвыми?

– Пограничное состояние, – буркнул Тарас, у которого стремительно портилось настроение.

– А они сильнее людей? – спросил правильный мальчик, которому, видимо, напрочь отбили вежливость.

– Конечно. Мы намного сильнее людей, – сообщил Тарас, и только тут до Ярика, кажется, допёрло. – Все мышцы на месте, а ресурсы можно жечь, экономить здоровье незачем.

– А почему зомби самоуничтожаются?

– Чтобы след магический прервать. Чтоб не вывести на кукловода.

– А оставить его в живых можно?

– «В живых», – хмыкнул Тарас. – Теоретически, конечно. Но надо будет следить за разными пустяками – чтобы, к примеру, нога не оторвалась. И чтобы зомби, так сказать, не взяли в плен, а то ведь допрос снимут. И, самое главное, обеспечить выход обратно – ну, возвращение в тело сознания, это специальная процедура. Она сложнее, чем зомбирование, и никто, естественно, ею не занимается. Зачем оставлять в живых врага?

– Врага?

– Ну а кого? Или ты думаешь, зомбиков из друзей делают?

– Понятно. – Ярослав задумался. – Потому в княжеском судебнике и нет оговорок про зомби.

– Сделай такую оговорку, и любой душегуб будет рассказывать, как его злые дядьки зомбировали.

– Тарас, у тебя что, комплекс развился? Ты что‑ то всё шутишь.

– А зачем тебе это? Знаешь, тема для меня не из приятных. Мерзкая тема.

– Извини. – Ярослав посмотрел прямо в глаза Тарасу. – Просто мне важно было знать.

Тарас пожал плечами и лёг рядом с Варей. Та положила руку ему на плечо. Ярик принял наконец решение и с хрустом оторвал у куртки рукава. Получилась безрукавка с претензией на стиль.

– У вас здесь ножницы есть?

– Ты что, штопаться надумал?

– Да мне только до дома добраться. Чтоб не позориться.

– У тебя, булочка, глаз подпухает. Вот, возьми. – Никита протянул ему ножницы и коробочку с серой мазью.

– Спасибо.

– А с курткой... Ты, чтобы внимания не привлекать, ползком и перебежками. И лицо рукавами закрой.

– Ладно. – Ярослав повертел рукава, ему жалко было их выбрасывать, но всё‑ таки бросил в корзинку для мусора. – Суть я понял. Кстати, меня декан просил привести Тараса.

Никита почесал широкое плечо.

– Это хорошо. Но там можно и на стражу нарваться. Вдруг.

– Тарас же умер.

– Так тем более нечего по улицам шляться. Хотя можно загримировать...

– Знаешь, идти надо не к декану, а к сыну его. А тот уже папу вызовет. И никаких подозрений.

– Перестраховщики, сладкая булочка. Может, и нет там никакой охраны.

– А может, и есть. Ты, Никита, ещё в розыске.

– Ладно, сейчас и пойдём. Варька, где твоя косметика? Будешь гримёром.

Глава 5

– Где амулет?

– В смысле?

– Без смысла! – Риски был разъярён. – Амулет школяра‑ душегуба. С левого запястья. Почему не сдали в казну?

– Та‑ а‑ а‑ ак это... – Служитель конвертера заикался от рождения. Обычно это было почти незаметно, но в таких интонациях говорить у него получалось крайне медленно. – Та‑ а‑ а‑ ак не было же ничего.

– Что? – Риски вложил в вопрос крайнюю степень презрения. – Ты кого хочешь обдурить, червяк болотный? Этот браслет на особом контроле рыцарей. Он зафиксирован в специальном протоколе. Где он?

Маг магистрата умолчал, что в городской казне работает его родственник, и не всё, что туда сдаётся, доходит до регистрации.

– Так это... Н‑ н‑ н‑ ничего ведь не было на ру‑ руках.

– А где было?

– Ни‑ ни‑ нигде. Ни‑ ни‑ нигде не было.

Риски подозрительно посмотрел на работника холодной. Жалкий вид собеседника мог служить и прикрытием, но Риски, как и все люди, наделённые магической силой, чувствовал, когда ему лгут.

– Ты хочешь сказать, что оберег могли снять в школе гладиаторов?

– Н‑ н‑ н‑ не знаю. Вряд ли.

– Почему вряд ли?

– Они ни‑ ни‑ никогда такие вещи не‑ не трогают.

– Ты тело убитого в конвертер убирал?

Распорядитель трупов кивнул, не рискуя без нужды общаться голосом.

– И на теле ничего не было? Одежда была?

– О‑ о‑ обычная. Ку‑ куртка при нём была школярская.

– Она у тебя осталась?

Собеседник Риски снова кивнул. Он постепенно оправлялся от первого испуга.

– Где она?

Служитель конвертера подошел к длинным стеллажам и вытащил лежавшую там куртку. Это действительно была куртка Тараса, Риски запомнил кровавое пятно на левом рукаве.

– Тело сжег как должно? С исполнением обрядов в основу основ и городское благополучие?

– Конечно. – Распорядитель трупов справился с заиканием.

– На арене он дрался с браслетом. Это я видел, – очень тихо сказал сам себе Риски. – Неужели ланиста позарился?

⇐ Предыдущая 15 16 17 18 192021 22 23 24 Следующая ⇒