Часть III 3 страница

Пытаясь скрыть свое состояние, Вера листала страницы меню, но не могла разобрать ни слова. Она подумала, что ее поведение похоже на действия обезглавленной курицы. Так иногда бывает: птице отрубают голову, а она еще какое‑ то время бегает по двору, суетится. Поведение профессора очень напоминало эту самую беготню.

– Выбрали? – поинтересовался Илья Владимирович пару минут спустя.

– Да, – кивнула она, судорожно припоминая название какого‑ нибудь распространенного блюда.

– Отлично, – он жестом подозвал официанта и посмотрел на Веру вопросительно.

– Греческий салат и вода без газа, – не проявила никакой изобретательности она.

– И мой заказ поторопите, – мельком взглянул Марков на склонившегося в полупоклоне сотрудника.

Во взгляде Ильи Владимировича читался уже не вопрос, а недоумение: пора было раскрыть предмет встречи. Но бедный язык Веры так прочно приклеился к небу, что она поняла: не сможет сейчас ничего объяснить! Ни рассказать о своей идее, ни задать единственно важный вопрос, ради которого она все это и затеяла.

– А почему вы уехали из Москвы? – только и сумела она спросить.

– Получил назначение, – взгляд Маркова стал серьезным, – а в вашем институте мне что, не рады?

– Рады, конечно! – горячо подтвердила Вера.

– В министерстве решили, что здесь я буду полезен.

– Вы вместе с семьей перебрались? – осмелела она.

– Дети уже взрослые, живут за границей, – Марков улыбнулся и добавил многозначительно: – Я один. Только официально пока не разведен.

– Я понимаю, – Вера Александровна отругала себя за бестактность и опустила глаза.

– А ваша семья? – поинтересовался Марков в ответ, сглаживая неловкость.

– У меня нет детей, – призналась она с сожалением, – а с мужем мы давно и официально в разводе.

Перешагнув через первый коммуникативный барьер, собеседники расслабились и стали общаться свободнее. Вера задавала вопросы, Илья отвечал. Он, в отличие от многих мужчин, любил поговорить. Об исследованиях, которым посвятил свою жизнь, о химии как невероятно интересной науке, о научных конференциях по всему миру, о том, что административная должность для него – вынужденная мера. «Но ничего не поделаешь, – добавил он, – если хочешь, чтобы от образования хоть что‑ то осталось, надо идти в управленцы. Иначе у тебя за спиной все разворуют».

– Умные люди среди рядовых не нужны, – продолжил разглагольствовать он на тему, – приветствуют только безропотных исполнителей, рабочих лошадок без собственных идей. Хотя именно в системе образования убийство талантов – самое тяжкое преступление. Мы воспитываем бесталанных студентов. Гениев некому поддержать! Да они просто не дойдут до студенческой скамьи: их погубят еще в школе – те самые недалекие учителя, которых мы тут выращиваем.

В словах, которые произносил Илья, было достаточно смысла: Вера и сама много раз размышляла об этом. Но сейчас в ее душе все равно поднялась буря протеста – слишком личную тему затронул Марков, причем безо всякого снисхождения к преподавателям института. А ведь и Вера тоже – «рабочая лошадка», и она тоже вынуждена пахать под гнетом системы. Но это не значит, что у нее нет никаких идей!

Она же видела, как за несколько лет менялись ее студенты, если ей удавалось вложить в них толику света, научить осознанному чтению и любви к литературе. Не все были готовы впитывать, это правда, но многие. И они уже не смогут остановиться в своем развитии – будут двигаться дальше: читать, постигать, размышлять.

– Так какое у вас было предложение? – без перехода спросил вдруг Илья.

– Мне, – Вера запнулась, – пришла в голову мысль... в общем, все новое – это хорошо забытое старое. Давайте откроем в институте студенческий театр!

– Что? – Илья Владимирович посмотрел на коллегу с недоумением.

– Это – отличная воспитательная работа, – принялась она горячо убеждать его, – и для актеров, и для зрителей! Я говорю о театре на языке оригинала, конечно! Практика языка опять же.

– М‑ м‑ м, – Вере показалось, что во взгляде Маркова читается «сумасшедшая».

– Представляете, – желая убедить его, она распалялась все больше, – как будет доволен ректор вашей идеей! Ему же нужно перед выборами прогнуться перед министерством. Только мы потом сменим вектор и поработаем на вашу кандидатуру...

– Интересно, – Илья улыбнулся, – я вашу мысль понял. Но вам‑ то к чему лишняя нагрузка? Придется возиться со студентами, репетировать. И все – бесплатно. Пропадать в институте с утра до ночи. А у вас наверняка есть и другая работа.

– Есть, – согласилась я, – даже две.

– Вот!

– Уйду из почасовиков, – веселая решимость неожиданно завладела Верой, – зато к каждому празднику у института будет свой спектакль. Ближе к выборам начнем агитировать. Правильно?

– Да, – ответил он просто.

– Мы вас поддержим, – Вера улыбнулась, – силой искусства.

– Хорошо, я подумаю, – кивнул Марков наконец, – пришлите по почте концепцию театра и примерный репертуар. План отбора актеров, предполагаемый график работы – в общем, все, из чего состоит театр!

– Сделаю, – необоснованной радости профессора не было предела.

Ужин закончился тем, что на выяснение отношений – главную цель встречи – Вере не хватило решимости. Илья Владимирович уже рассчитался, решительно остановив ее порыв поучаствовать в оплате счета, а Вера Александровна так и не осмелилась заговорить.

– Вас подвезти? – бросил Марков, когда они вышли на улицу.

– Нет, – Вера отказалась: слишком недружелюбно прозвучал вопрос, – прогуляюсь, погода хорошая.

– Как хотите, – он потянулся губами к ее щеке. Поцеловал, потом сжал в своей большой теплой руке узкую ладонь, и они распрощались.

Вера шла по вечерним улицам родного города с чувством, которое не могла бы объяснить даже себе. Было легко и тяжело, радостно и горько одновременно. Разговор, о котором она так долго думала, не состоялся. Ясность в отношениях, которая была нужна ей как воздух, – не тот уже возраст, чтобы идти на поводу у иллюзий, – не появилась. Что делать дальше?

Видимо, писать концепцию и создавать студенческий театр, ради которого придется забыть о дополнительных заработках. Что называется, назвался груздем... Зато будет хороший повод постоянно общаться с Ильей. Как знать, может быть, в частых разговорах и за наблюдениями она поймет наконец, кто он есть и как относится к ней самой! Усилий было не жаль. Только бы знать, что в конце туннеля брезжит надежда.

Вера провела без сна и вторую ночь – эмоции не давали уснуть. Устав бороться с собой, Вера вылезла из постели, включила компьютер и написала заголовок «Студенческий Театр». К восьми утра – моменту, когда пора было идти в институт – предложение было готово. Оставалось только отправить его Маркову по почте. Так она и сделала.

Следующие две недели прошли для Веры Александровны как во сне: она часто виделась с Марковым, обсуждала с ним подробности работы будущего театра. Организаторы театральной студии проводили вместе все свободное время. Стоило Вере закончить занятия – и она, как на крыльях, летела в лабораторию Ильи Владимировича: кабинет проректора для спокойного разговора не подходил. Они запирались, чтобы Маркова не беспокоили административными вопросами, и сочиняли, придумывали, смеялись. Это было так здорово – создавать театр среди колб и пробирок.

Илья смотрел на Веру с нескрываемым интересом, а она таяла и с каждым днем убеждалась, что любит: впервые в жизни испытывает ту самую страсть, о которой написано столько книг! Брак с Ильнуром казался ей теперь результатом полудетской привязанности, первым интересом к мужчине. С Ильей все было иначе: она сходила с ума от желания, посвящала мыслям о нем каждую минуту. И он – во всяком случае, так Вере казалось теперь – отвечал ей взаимностью.

Сложность была одна – никто не решался на первый шаг. Вера ждала, с каждым днем распаляясь все больше. А Марков открыто демонстрировал свою симпатию, но не предпринимал решительных действий.

Когда концепция проекта была готова, проректор отправился на прием к высшему руководству и там одобрили идею – театру быть! Вера, превратившаяся вдруг из уравновешенного профессора в эмоциональную девочку, разве что не прыгала до потолка от счастья. А Илья Владимирович снисходительно улыбался ей, как ребенку.

На кафедре Вера Александровна, разумеется, ни словом не обмолвилась о своих успехах. Хотя язык чесался невероятно. Но придет время – узнают все сами. И даже, наверное, поймут, ради чего был нужен Вере студенческий театр.

Если разговор кафедрян заходил об Илье Владимировиче, она скромно отмалчивалась и с трудом, но делала вид, что ее эта тема не интересует. И только проницательная Варвара Тихоновна бросала на младшую коллегу лукавые взгляды.

В душе Вера уже праздновала триумф. Они с Марковым договорились о встрече в ближайшее воскресенье, чтобы вдвоем отметить рождение театра – приказ лежал у ректора на столе. Понятно, что он может покоиться там без движения еще целый месяц, если не больше, но основные моменты согласованы. Проректор по воспитательной работе будет назначен куратором проекта, а Вера – художественным руководителем.

Вера Александровна уже сейчас ощущала, что грядущее воскресенье станет переломным в ее судьбе. Мир вокруг сиял теперь яркими красками: она повстречала мужчину своей мечты, и из многих и многих он выбрал ее!

Глава 5

До воскресенья осталось всего четыре дня, когда Вера Александровна спохватилась: одно дело соблазнять мужчину оптимизмом и интеллектом и совершенно другое – разоблачиться вдруг пред ним. При этом у Веры не возникало ни малейших сомнений: стоит Маркову прикоснуться к ней, и она сдастся на милость победителю.

Чувства, успевшие за такой недолгий срок превратиться в часть ее существа, сделали Веру – она вполне отдавала себе отчет – примитивной особью женского пола, которая только и мечтает о прикосновениях и поцелуях. И это давно забытое состояние при всей своей глупости было так радостно и приятно!

Придирчивый осмотр в зеркале показал, что у страждущего тела целых два недостатка: бледная кожа и мерзкий, в толстых складках живот. Если втянуть его и не дышать, можно, конечно, сойти за стройную женщину средних лет. Но стоит расслабиться, как все это безобразие растекается, хороня под собой даже намек на талию.

Осознав бедственность положения, Вера Александровна бросилась к заветной коробочке и изъяла последние деньги «на лето». До отпуска еще далеко, а неудача с Марковым недопустима: она положит конец надеждам профессора на банальное, но такое желанное женское счастье.

Впервые за многие годы Вера влюбилась – другого шанса может уже не быть.

Пересчитывая купюры, она кляла преподавательский образ жизни и привычку придавать значение лишь внутреннему содержанию человека. С утра до ночи – институт, а в редкие свободные часы – диван за компанию с «вкусненьким». Нашла панацею от плохих настроений: мороженое и шоколад. Удивительно еще, что не расплылась во все стороны – видимо, беготня между тремя работами спасала.

Разве нельзя было следить за питанием и ходить в какой‑ нибудь простенький спортклуб или хотя бы бегать по утрам? Нет! Пока гром не грянет, русская женщина о фигуре не вспомнит. Исключение, наверное, составляют представительницы гламурных профессий, к коим преподаватели никак не относятся.

На ходу натягивая джинсы и свитер, Вера ринулась вон из квартиры. План был такой: найти фитнес, сходить в солярий и купить спортивный костюм. За четыре дня она, конечно, не надеялась превратиться из тыквы в принцессу, но какого‑ то результата все равно собиралась добиться. Настойчивость – великая черта характера человеческого.

С мыслями о Маркове доктор наук начать бегать, качать пресс, а заодно бросила есть.

Удовольствие на практике вышло ниже среднего. С непривычки Вера задыхалась на беговой дорожке, у нее то кружилась голова, то кололо в боку. А временами все это происходило одновременно. Несчастные сотрудники клуба, наблюдавшие за порядком в зале, не раз пытались стащить настырную профессоршу – то смертельно‑ бедную, то устрашающе‑ красную – с тренажера и уговаривали измерить давление, но Вера Александровна была непреклонна. Тяжело в учении, легко в бою. Если уж довела себя до состояния старой развалины, будь добра это исправить. С подобной «физической подготовкой» женщину даже в постель к мужчине нельзя допустить: на второй минуте сойдет с дистанции.

Только в воскресенье утром, проснувшись со стоном, она поняла, что перестаралась в издевательствах над собой. Все мышцы болели, тело не сгибалось ни назад, ни вперед. Передвигалась она так, словно зажала мяч между коленями – ноги наотрез отказались расставаться с растопыренным положением.

Представив себе, что к вечеру нужно облачить негнущееся тело в нарядное платье и встать на высокие каблуки, Вера заскрипела от обиды зубами. Но назад пути уже не было. И времени на жалость к себе тоже не оставалось – один за другим начали приходить воскресные ученики.

Днем позвонил Марков, назвал место встречи – Вера Александровна так и не поняла, что это: ресторан или ночной клуб. Но на поиски информации в Интернете времени уже не было. Она только почувствовала разочарование оттого, что Илья Владимирович приглашал не домой: ей‑ то казалось, он уже готов к решительному шагу...

По назначенному адресу она приехала к восьми вечера, вышла из машины, все еще передвигаясь с трудом, и тут же увидела прямо над головой сияющее неоновыми буквами слово «Отель». С минуту Вера Александровна ошарашенно смотрела на дверь – такого поворота событий она не ожидала. Да и за всю жизнь не довелось ей ни разу оказаться в подобной ситуации.

Войти? Неудобно и даже смешно – немолодая женщина, разодетая в пух и прах, заходит одна в отель и спрашивает, в каком номере остановился такой‑ то мужчина.

Сбежать? Но тогда зачем она сама же организовала этот бал‑ маскарад? Написала ему письмо, взвалила на себя студенческий театр, уже поставила с ног на уши всю свою жизнь. И, главное, приехала сюда: Марков решит, что она попросту морочит ему голову или – того хуже – набивает цену. Но ведь не было ничего подобного! Только огромное чувство и желание быть рядом с любимым мужчиной.

Поколебавшись еще с полминуты, Вера наконец набралась смелости: открыла дверь и вошла.

Лобби отеля оказалось совсем небольшим. Девушки за стойкой сразу заметили посетительницу и теперь с плохо скрываемым любопытством рассматривали ее.

– Чем могу вам помочь? – наконец вымолвила одна из них.

– Илья Владимирович Марков в каком номере остановился? – ответила Вера Александровна вопросом на вопрос.

Она старалась держаться с достоинством, но одному Богу известно, каких усилий стоил ей самоуверенный преподавательский тон в такой ситуации.

Девушка сделала круглые глаза – видимо, с тем, что немолодые клиенты способны на похождения, она раньше не сталкивалась – и бросила взгляд на экран монитора.

– В четыреста пятом.

– Спасибо! – ответила Вера небрежно и направилась к лифту.

Девушка открыла рот и хотела что‑ то сказать, – может быть, процитировать правила посещений, – но, к счастью, лифт услужливо раскрыл перед Верой Александровной двери, и она поспешила скрыться.

Поднявшись на четвертый этаж, позвонила Маркову по телефону.

– Ты где? – по‑ деловому поинтересовался он.

– Рядом, – ответила Вера, удивляясь внезапному «дежавю» с переходом на «ты»: в стенах института речь Ильи Владимировича была официальной, – на четвертом этаже, около лифта.

– Умничка! – похвалил он и отключился.

Где‑ то скрипнула дверь, и очень скоро Вера увидела Илью, идущего ей навстречу.

– Как добралась? – Он обнял ее и прижался губами к прохладной щеке.

– Хорошо.

Марков взял Веру за руку – заметил ее смятенное состояние – и поспешил завести в номер. Гостья в нерешительности остановилась на пороге.

– Проходи, не бойся, – Илья Владимирович посмотрел Вере в глаза, – я не обижу.

Он помог ей снять пальто, повесил его в шкаф у входной двери. Но Вера Александровна так и продолжала стоять, не в силах пошевелиться. Вся ее смелость, которой в воображении было даже с лихвой, куда‑ то моментально пропала.

– Снимешь сапоги? – Марков улыбнулся.

– Да.

– Вот и умничка! – снова сказал он Вере, как маленькой.

Вера Александровна расстегнула замки, скинула обувь и прошла в комнату. Оглянулась в поисках стула и, не найдя его, остановилась в растерянности.

– Что‑ то случилось? – ласково спросил Марков и взял Веру за руку.

– Нет, – она напряженно мотнула головой.

– Если ты не хочешь, ничего не будет.

Илья Владимирович усадил Веру на край кровати и опустился перед ней на корточки. Он смотрел, не отрываясь, в ее глаза снизу вверх, а потом тихо спросил: «Можно? »

– Делай, что хочешь, – прошептала Вера в ответ, – я люблю тебя!

Он сладко вздрогнул от этих слов, встал на колени и начал целовать ее – сначала осторожно и неторопливо, потом – неистово, страстно...

Тело Маркова оказалось неутомимым. Он был изобретателен в ласках. В какое‑ то мгновение, уже посреди ночи, Вере почудилось, что она очутилась в одной постели не с живым мужчиной, а с вечным двигателем. С биороботом. Но эта глупая иллюзия возникла всего на пару секунд.

– Я позвоню, – сказал он утром, провожая ее до такси.

– Буду ждать! – отозвалась Вера, невероятно усталая и счастливая.

Впервые за двадцать два года работы в обычный будний день она не пошла в институт: осталась дома. Позвонила Тамаре Львовне и предупредила, что на этот раз проведет свой методический день как положено – среди книг и научных работ, а не в дополнительных консультациях для студентов.

А сама завалилась в постель и, обняв подушку, стала мечтать о Маркове. В длинных рыжих волосах Веры запутался его запах. Она то и дело подносила пряди к лицу, вдыхала аромат любимого мужчины и счастливо улыбалась. Как же это было прекрасно – любить и быть любимой в ответ!

Вера засыпала, просыпалась, и всюду был он: если она бодрствовала – в мыслях, если спала – во снах. Только к вечеру она выбралась из постели и отправилась к холодильнику. Видел бы ее кто‑ нибудь из коллег в тот момент! Решили бы, что профессор Орлова превратилась в блаженную.

После невообразимого для нормального человека ужина – хлеб и шпроты в сопровождении шоколадных конфет – Вера решила, что пора принять душ. Поплелась, чуть пошатываясь, в ванную комнату, но ограничилась лишь умыванием. Поняла, что ни за что не хочет расстаться с запахом Маркова в своих волосах. Ей хотелось провести с ним еще одну ночь.

Вера снова забралась в постель и, зарывшись носом в волосы, сладко уснула.

На следующий день надо было идти на работу. Каждый, кто встречал Веру Александровну в институтских коридорах, тут же начинал сыпать комплиментами: «прекрасно выглядите», «светитесь», «помолодели». Профессор Орлова с удовольствием внимала лестным речам и с лукавой улыбкой благодарила. То ли еще будет!

Во время большой перемены она не выдержала – сама позвонила Маркову. Трубку Илья Владимирович не взял: наверное, был на каком‑ нибудь очередном совещании.

До вечера Вера ждала, что он перезвонит, но этого не случилось. Спать она легла расстроенная.

И новый день тоже не принес добрых вестей: Илья по‑ прежнему не появлялся. Вера несколько раз звонила ему, он не отвечал. Написала sms. И тоже никакой реакции.

До конца недели Марков так и не появился. Измучившись бессмысленным ожиданием, Вера отправила сообщение по электронной почте в надежде получить хоть какую‑ то весточку. Тщетно. Илья словно испарился.

Вера не уставала задаваться вопросом, что именно она сделала не так. Слишком быстро легла в постель? Но ведь Марков понял, что виной тому были ее чувства. А может, они и стали причиной его исчезновения? Многие мужчины боятся серьезных отношений. Только ведь у Веры и в мыслях не было давить на Илью или подталкивать его к браку. Она сама оказалась во власти чувств и готова была к компромиссу.

Еще две недели Орлова проходила, как в воду опущенная. Теперь всякий, кто встречал ее, сокрушался, что она осунулась и похудела.

Марков по‑ прежнему не звонил и не отвечал на звонки. В институте умудрялся перемещаться невидимыми тропами, волшебным образом не пересекаясь с Верой Александровной, хотя она теперь каждый день ходила в главное здание под предлогом столовой. Только вот есть не могла. Сидела за стаканом пустого чая несколько минут, а потом медленно бродила туда‑ сюда по коридорам, высматривая Маркова. Но он провалился, словно сквозь землю.

А потом в жизни Веры Александровны появилась Зуля.

Пышногрудая искусственная блондинка с тонкой талией и длинными ножками была как две капли воды похожа на куклу Барби. Поначалу Вера, увидев девушку в кабинете ректора, не поверила своим глазам: показалось, что истощенное мучительными мыслями о несостоявшейся любви сознание подсовывает ей сюрреалистический кошмар. Было бы неудивительно – депрессия, в которую она погрузилась, могла сотворить и не такое.

Но нет. Зуля оказалась женщиной из крови и плоти, над которой ювелирно потрудился Аллах. Только, видимо, у него не осталось сил, чтобы вложить в ее очаровательную головку хотя бы немного разума.

Зато выглядела она презентабельно, сидя между двух солидных мужчин. Одним из них был ректор – деревенский, по сути, мужик, которого как могли обтесали высокие связи и стремительная карьера; вторым оказался муж Барби, как выяснилось чуть позже.

Приглядевшись внимательнее, Вера вспомнила, где же они виделись с ее мужем: Марка Абсолямова часто показывали по местным телеканалам. И занимал он далеко не последний пост в уездном правительстве.

– Вера Александровна, – торжественно начал ректор, – знакомьтесь. Ваша новая аспирантка Зульфия Ильдусовна.

– Какая неожиданность, – проговорила профессор Орлова, стараясь, чтобы глаза не очень вылезали из орбит: такого способа поступления в аспирантуру на ее профессиональном пути пока не встречалось. Камиль Шабанович, похоже, совсем стыд потерял.

– Очень приятно, – хорошо поставленным голосом отчеканила Зульфия и протянула профессору для пожатия руку.

– И над какой же темой...

– Это обсудите в другой раз, – нетерпеливо оборвал Веру Александровну Камиль Шабанович, – встретитесь отдельно, поговорите!

Вере осталось только закрыть рот и, повинуясь выжидательному взгляду начальства, встать.

– Всего доброго! – пожелала она сквозь зубы.

– До скорой встречи! – осклабился Абсолямов.

Выйдя из приемной, она прислонилась спиной к стене и прикрыла глаза: голова закружилась.

Она не могла понять, почему из огромного количества профессоров, имевших аспирантуру, Камиль Шабанович выбрал ее. Неужели у Зульфии был интерес к зарубежной литературе? В это трудно поверить. А тогда с какой целью эти функционеры от образования втягивают именно ее? В институте всегда хватало специалистов, пишущих диссертации за деньги как раз для таких «клиентов» – вот пусть бы и определили к кому‑ то из них эту Барби. А профессор Орлова, продолжатель научной династии, никогда ничем подобным не занималась.

Вера отклеилась от стены и побрела в свое здание. Постепенно логика ректора начала до нее доходить. Наглый Абсолямов – по его электрическим глазам видно, как он относится к жизни, – и не собирался ничего платить за диссертацию жены. Ему нужна была бесплатная «рабочая лошадь».

Кроме того, драгоценная супруга обязательно выскажет свое мнение о научном процессе мужу. А ведь в институте – чего греха таить – полным‑ полно профессоров, получивших должность от самого ректора по принципу родственных связей, а не за заслуги перед наукой или студентами. У Веры давно уже было такое ощущение, что весь родной аул Камиля Шабановича перебрался в разворовываемый им вуз. Тех, кто оказался совсем уж не годен для преподавательской службы – двух слов связать не мог, – отправили заниматься административными вопросами. Остальные заведовали кафедрами, руководили аспирантами, входили в ученый совет.

Чтобы расчистить место для родственников из кишлака, постепенно избавлялись от многих профессионалов.

Среди тех, кто действительно был преподавателем от Бога и чудом уцелел после ректорских репрессий, остались люди, невыдержанные на язык. Могут и обидеть министерскую жену правдивым словом или огорошить «сором из избы». Профессор Орлова – ректор прекрасно знал – не станет заниматься подобными вещами хотя бы из уважения к профессии.

И еще – было у Веры одно подозрение несколько иного толка. Лет пять назад на институтском празднике Камиль Шабанович не на шутку взялся за нее – усадил рядом с собой за столом, хвалил за работу, сулил золотые горы. Вера Александровна тогда только защитила докторскую диссертацию и была «перспективным молодым ученым»: среди рядовых преподавателей института она стала самым молодым профессором – получила звание в тридцать пять лет. После защиты Вера была счастливая и светилась радостью новой жизни. Может, это и привлекало тогда мужчин: в любовницы в тот год ее пытались заманить все, кому было не лень. Камиль Шабанович тоже поддался общему настроению.

После банкета из дверей института он вывел Веру под ручку: вцепился как клещ и повис. Конечно, она могла бы избавиться от Камиля одним резким движением – этот сморчок был на полголовы ниже ее и весил килограмм пятьдесят, что для мужчины совсем уж странно. Но гуманистические взгляды на жизнь не позволяли молодому профессору применить грубую силу.

Несмотря на деликатные протесты своей сотрудницы, ректор усадил Веру в служебную машину.

– Домой! – скомандовал он по‑ царски водителю.

– А можно подвезти меня по дороге? – вежливо поинтересовалась Вера Александровна. – Здесь близко.

– Сегодня вам по дороге со мной!

– А ваша жена, – Орлова предприняла последнюю отчаянную попытку, – а дети?

– Все уехали, – заговорщицки подмигнул Камиль Шабанович, – не переживайте!

Шофер уже тронулся с места, когда Вера резко распахнула дверцу машины и выскочила вон; водитель чудом успел затормозить. А может быть, чудо здесь ни при чем – только отработанный навык.

– Чокнутая, – беззлобно крикнул он, опустив стекло, – убьешься!

Машина с минуту постояла на месте, видимо, ожидая, что Вера передумает, но у нее и в мыслях не было идти на попятную. Да и не смогла бы она никогда лечь в постель с человеком, к которому не испытывала никаких чувств. Кроме разве презрения.

Камиль из машины не вышел, даже стекло не опустил – Вера прекрасно понимала, как глубоко он уязвлен в своем мужском самолюбии. Охоту в своих угодьях ректор считал законным правом. Штат его официальных любовниц и случайных подруг на одну ночь составлял, по подсчетам Веры, сорок процентов женского коллектива. В тот период любовницей номер один в институте была бухгалтерша, именуемая в народе «бюстгальтершей» за нетривиальные формы и род дополнительных обязанностей. По слухам, щедрый Камиль Шабанович нарисовал пассии зарплату, равную совокупному доходу преподавателей двух кафедр.

Становиться в один ряд с «бюстгальтершей» ради пусть и таких королевских милостей Вера не собиралась. Она, вскормленная мировой литературой, верила только в высшую силу: в любовь.

После того случая институтская карьера профессора Орловой застряла на месте, словно ее прибили гвоздями: ни на заведование, как сулил поначалу ректор, ни на другое повышение ее даже не выдвигали. И в заграничные командировки, на конференции, летала отнюдь не она. Но на последнее обижаться было бессмысленно: все лучшие специалисты, видимо, ради сохранения интеллектуальной собственности нации колесили исключительно по территории России. За границу ездили сплошь приближенные. И выгоды руководства здесь были понятны: во‑ первых, сделать приятное близким людям, а во‑ вторых, предотвратить утечку кадров. Те, кто хорошо живет в собственной стране, и так никуда не сбегут, да и за границей никто не позарится на научных сотрудников такого позорного уровня.

А настоящего ученого поди отпусти со двора: глядишь, он уже в каком‑ нибудь Оксфорде преподает.

Расстраивало Веру в таком раскладе только одно: репутация российской науки в глазах зарубежных коллег. Но ректора это, напротив, совершенно не волновало. Слова «образование» и «наука» были для него пустыми звуком. Зато громадной силой обладало слово «деньги».

А так, Вера была даже рада, что ее не трогают и не заставляют лезть в административные дебри: можно спокойно заниматься студентами. Плохо, конечно, что все ее идеи с тех пор рубились на корню – предлагала она и новые формы практики для студентов, и создание при факультете Кембриджского центра, и организацию помощи в трудоустройстве. Куда там! Ректор молча выслушивал выступления неугомонной Веры Александровны и отворачивался, словно Орловой не существовало в природе. А бедная Тамара Львовна потом выкручивалась из неудобных ситуаций, играя между ними роль миротворца.

В общем, Вера давно поняла, что никакой инициативы в институте видеть от нее не хотят. К чему сотрясать воздух? Из всех проектов только один, причем имеющий весьма опосредованное отношение к образовательному процессу, нашел поддержку в глазах руководства. Да и то лишь потому, что Илья Владимирович выдал его, как Вера и советовала, за собственное детище.

Кроме того, театр никому не мешал, не требовал бюджетных денег, которым можно было найти лучшее применение, – пусть себе ставят студенты спектакли, раз доплаты за это дело никто не просит. Какая‑ никакая, а воспитательная работа со студентами! Будет что включить в ежегодный отчет...

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒