Понедельник, вечер

Форс припарковался около машины Нильсона, вышел и поднялся по тропинке. Через некоторое время он оказался у летнего домика Берга. Подойдя к дому, заглянул в окна. Пол в комнате был покрыт серым картоном. Посередине стоял стол, на нем лежал рулон обоев. У стены стояли радио и термос.

Форс несколько раз обошел дом, остановился и отыскал взглядом скамью. Она находилась довольно далеко, приблизительно в трехстах метрах. Разглядеть, кто сидит на скамейке, было практически невозможно еще и из‑ за берез, росших перед домом.

Форс пошел дальше по тропинке. Через некоторое время он увидел быстро идущего навстречу Нильсона

– Как дела? – спросил Форс.

– Ничего по‑ прежнему. Собака ищет чуть выше. Там густые заросли. Собаке трудно из‑ за ветра. А я провалился в канаву.

И Нильсон показал мокрые ботинок и штанину.

– Хаммарлунд едет сюда, – продолжил Нильсон, – он хочет поговорить с тобой. Будет здесь через четверть часа.

– А другие?

– Больше никто не пришел.

– Я разговаривал с Бергом.

И Форс пересказал Нильсону разговор с Бергом.

– Кажется, дело плохо, – протянул Нильсон и посмотрел на свой ботинок.

– Нам нужен водолаз, – сказал Форс, – я пойду обратно и подожду Хаммарлунда.

– Я пойду с тобой, – ответил Нильсон, – у меня в машине есть пара запасных сапог.

И они пошли обратно.

– Что собой представляет семья Тульгрен? – спросил Форс.

– У Берит киоск, у Лудде грузовик. Он был осужден за какое‑ то небольшое преступление, сбыт краденого, что ли. Она получает неплохой навар с киоска. Одну бутылку колы продает законно, и она облагается налогом, а другую сбывает без чека. Этот киоск – золотое дно. Вот что человеку нужно – всего лишь небольшой киоск вместо того, чтобы бегать по лесу с мокрыми ногами.

На парковке стоял новый темно‑ синий «вольво». За рулем сидел сам начальник полиции Хаммарлунд и слушал спортивные новости. Он был в куртке из блестящего материала и белом свитере. Его седые вьющиеся волосы были аккуратно подстрижены.

Форс сел в «вольво». В салоне пахло кожей и лосьоном для бритья. Хаммарлунд выключил радио.

На заднем сиденье лежала бадминтонная ракетка в футляре. Когда‑ то Хаммарлунд едва не стал мастером спорта по бадминтону. Он повернулся к Форсу:

– Как дела?

– Вы ведь уже все знаете.

– Расскажите еще раз.

– Парень должен был забрать полотенце в Валлене. По дороге туда он заехал к своей подружке, дочери пастора во Вретене. Этого вы, может быть, не слышали – Нильсон об этом еще не знал. Он уехал от девочки около половины седьмого и направился в Валлен. чтобы забрать полотенце и вернуться домой. Он планировал посмотреть футбол в семь часов. Мы сделали вывод, что он ехал вон по той тропе. У председателя коммуны, Улле Берга, есть летний домик рядом с дорогой. Он видел на тропе несколько пьяных подростков около половины седьмого в субботу. Это могли быть два парня и девчонка, которая имела зуб на Хильмера. Они одеваются как экстремисты, рисуют свастику, преследуют иммигрантов‑ беженцев. Месяц назад Хильмер вмешался в драку между этими подростками и мальчишкой по имени Мехмет. На шкафу Хильмера кто‑ то нарисовал свастику. Школьный завхоз закрасил ее. Кроме того, на его шкафу кто‑ то написал «Предатель ». Я думаю, что Хильмер ехал мимо по тропинке, эти подростки его остановили и, возможно, избили. Мне нужны еще люди и водолаз, чтобы поискать велосипед во Флаксоне.

Хаммарлунд забарабанил пальцами по рулю.

– Скверно звучит.

– Я разговаривал с одним из этих парней. Хенриком Мальмстеном. Притворился, будто знаю, что он был на реке в субботу вечером. Он признался сначала, что это так и было, затем изменил показания. Вполне может быть, что тут замешан кто‑ то еще.

Хаммарлунд провел рукой по волосам.

– Но это все догадки и предположения. Пока ничего более существенного нет?

– Нет. Мне нужны еще люди.

– А где полотенце?

– Полотенце?

– Оно было в раздевалке спортплощадки в Валлене?

– Про него я забыл. Спрошу у Нильсона.

– Каковы ваши дальнейшие действия?

– Нильсон будет возглавлять работу здесь. В городе есть один нацист. Маркус Лундквист. Вполне возможно, что он являлся тут вдохновителем. Я собираюсь сейчас поехать туда. Завтра утром мы со Стенбергом и Юхансоном начнем искать, как только рассветет. Я уверен, мы найдем какие‑ нибудь следы.

Хаммарлунд подумал.

– Многие подростки убегают из дома. Парень мог покончить жизнь самоубийством. В этом нет ничего необычного.

– Хильмер должен был забрать полотенце, он был у своей подружки, собирался смотреть футбол. Неправдоподобно, чтобы он вдруг надумал повеситься. Я уверен, на него напали и избили. Он лежит где‑ то тут.

Хаммарлунд кивнул и снова забарабанил пальцами по рулю.

– Будьте осторожны в разговорах с прессой, не наболтайте глупостей. Лучше всего сразу посылайте их ко мне.

– Это мне подходит, – сказал Форс. Хаммарлунд повернул ключ зажигания. Форс

вылез из машины.

Нильсон сидел за рулем в своей машине и разговаривал по мобильному телефону. Закончив разговор, он положил телефон во внутренний карман, вылез и отряхнул брюки. Березы качались от ветра.

– Стенберг и Юхансон на другой парковке, они сейчас придут, – сказал Нильсон. На нем были черные сапоги.

– Отлично, покажи им скамейку и расскажи о наших предположениях. Я поеду в город и попытаюсь побеседовать с Маркусом Лундквистом. Если что, звони мне домой. Я приеду сюда завтра рано утром. Мы можем встретиться в участке. И еще нам нужен водолаз. А кстати, что с полотенцем?

– С полотенцем? Мы забрали его, фру Эриксон опознала его. Разве я не говорил?

– Не помню. Но теперь мы знаем, что до Валлена Хильмер так и не добрался. Он выехал из Вретена в половине седьмого. То есть здесь он был приблизительно без двадцати семь. Теперь я поеду в город.

Нильсон кивнул:

– Поезжай осторожнее. Как бы ветер не повалил деревья.

Форс уселся в «гольф», включил радио и повернул ключ зажигания. Он ехал не спеша.

Подъехав к городу, он почувствовал сильный голод, остановился у киоска и купил бутылку минеральной воды и выпил, сидя в машине.

Маркус Лундквист жил в районе, построенном по жилищной программе в начале семидесятых. В июле возвели семь восьмиэтажных домов, в газетах написали, что в этом районе каждый ребенок будет иметь свое собственное дерево для лазанья. Форс проработал пять лет в Худдинге, районе Стокгольма, и ему показалось, что он видел этот райончик раньше.

Маркус Лундквист жил на улице Люковеген.

Форс припарковал машину и вошел в ворота. Две девочки лет десяти с угольно‑ черными полосами и в красных платьях сидели на нижней ступеньке. Из окна доносился популярный турецкий шлягер. В лифте кто‑ то явно помочился, так что Форс решил идти по лестнице.

Маркус Лундквист жил на пятом этаже. На площадке обнаружилась одна дверь без таблички с именем. На других дверях имена были такие, что Форс не рискнул бы их выговаривать. Форс постучал в ту дверь, за которой, как он предположил, находилась квартира Маркуса. Никто не открыл. Форс постоял минутку и постучал снова. Ответа не было. Тогда он нагнулся и заглянул в щель для писем, но ничего не увидел. Позади него открылась дверь, и на лестницу выглянул широкоплечий мужчина с большими седыми усами и темными глазами.

– Что ты тут делаешь? – спросил усач.

– Я полицейский, – сказал Форс, пригладил свои крохотные усики и показал удостоверение.

Мужчина с большими усами улыбнулся.

– Я тоже полицейский. Из Тегерана. Был капитаном криминальной полиции.

Форс протянул руку бывшему капитану и невольно охнул. Таким рукопожатием можно было расколоть грецкий орех.

– Вы знакомы с жильцом из той квартиры?

– Нет, но я знаю, кто он.

– Вы знаете, как его зовут?

– Лунтквист

Капитан полиции из Тегерана произносил «т» вместо «д».

– Вы часто его видите?

– Я часто его слышу. Он включает музыку по вечерам. Мои дети не могут спать. В том, что не заснуть мне, нет ничего страшного, но мои дочки учатся в гимназии на курсе естествознания, и ночью им надо высыпаться. Я жаловался домоуправу, но это не помогло.

Капитан из Ирана пожал плечами и развел руками.

– Когда вы видели Лундквиста в последний раз?

– Несколько дней назад, А слышал прошлой ночью. Он включал музыку.

– Вы не знаете, он был дома в субботу?

– Он пришел домой после футбола. С ним было несколько человек. Они оставались в квартире час или около того, затем вышли. Поорали на лестнице, пнули мою дверь. Почему шведам непременно надо орать, когда они выпьют?

– Ну мы ведь не такой культурный народ, как древние персы.

– Он очень неприятный.

– Лундквист?

– Да.

– Спасибо за помощь.

Капитан полиции из Тегерана пожал плечами и закрыл за собой дверь. Форс спустился вниз. Две девочки по‑ прежнему сидели на ступеньках. У одной в руке был какой‑ то мешочек. Форс подумал о том, что произойдет через несколько лет. Они станут старше. Лундквист и его приятели будут оскорблять их, а братья девочек станут защищать честь сестер. Он остановился.

– Уже поздно, – сказал он. – Вам не пора домой?

Подружки переглянулись.

– Барышням такого возраста в это время следует быть дома, – сказал Форс.

Одна девчонка захихикала, вторая осталась серьезной. Затем обе поднялись, сказали что‑ то друг другу на языке, который Форс не смог идентифицировать, и побежали вверх по лестнице. Форс вышел во двор. Ветер едва не сбил его с ног, казалось, между домами образовался туннель. Форс опустил голову, прищурился и столкнулся со Свеном Хумблебергом.

– Вы знаете, где Маркус? – спросил Форс.

– Нет.

– Вы договаривались встретиться с ним?

– Нет.

– Но вы здесь, чтобы встретиться с Маркусом?

– Я надеялся, что он будет дома.

– Он не открыл, когда я стучал. Давайте сядем в машину.

– Согласен, – сказал Хумблеберг. Оба молча подошли к «гольфу». Форс отпер его, и они забрались внутрь.

– Так что вы здесь делаете? – поинтересовался Форс.

– Я хотел поговорить с Маркусом.

– О чем?

Хумблеберг немного помолчал.

– Я видел его в субботу.

– Где?

– Он приходил ко мне домой, хотел одолжить инструменты. Он был у Аннели. Они расстались.

– Во сколько это было?

– До трех.

– И куда он отправился потом?

– Он сказал, что поедет домой, чтобы подправить что‑ то в машине. Затем он собирался смотреть футбол. Я предложил ему навестить Маргит, но он сказал, что у него нет времени.

– А зачем вы приехали сюда сегодня вечером?

– Я хотел поговорить с ним.

– О чем?

– О Хильмере.

– О Хильмере?

– Я хотел услышать от самого Маркуса, что он не имеет никакого отношения к исчезновению Хильмера, и, если бы выяснилось, что он виновен, я попросил бы его пойти в полицию.

– И он бы сделал это, если бы вы его попросили?

Хумблеберг помолчал немного.

– Не знаю. Но я хотел сделать все возможное.

– Что он говорил про Аннели?

– Что они расстались.

– Кто из них предложил расстаться?

– Маркус сказал, что он.

– Вы уверены, что он приезжал до трех?

– У меня была встреча в три часа, и я вышел из дома без десяти. Тогда как раз заехал Маркус.

– А что за поломка была в его машине?

– Не поломка, просто он поставить дополнительную сигнализацию.

– Он такой умелый?

– Он неглупый. И легко обучается всему, чему хочет.

– И сейчас вы хотели встретиться с ним?

– Да.

Хумблеберг помолчал минутку. Ветер раскачивал «гольф».

– Я позвонил ему утром, – сказал он немного погодя. – Я сразу же подумал о нем, когда узнал об исчезновении Хильмера.

– Почему вы подумали именно о нем?

– Маркус знаком с Аннели, Бультерманом и Мальмстеном. Но я уверен, что он не имеет к этому происшествию никакого отношения. Я уверен, что в субботу он поехал домой. Он очень хотел заняться машиной.

Мимо «гольфа» быстро прошел парень в черных джинсах и короткой распахнутой куртке. Он был без шапки и подстрижен почти под ноль.

– Это Маркус, – прошептал Хумблеберг. Он открыл дверь и вылез из машины. – Маркус! – крикнул он.

Маркус обернулся. Он держал руки в карманах, плечи были приподняты.

– Что такое?

– Можно с тобой поговорить?

– О чем?

– Подойди сюда.

Маркус неохотно сделал несколько шагов к машине.

– Мы хотим спросить тебя кое о чем, – позвал Хумблеберг.

Маркус сделал еще несколько шагов и остановился.

– Кто это с тобой?

Форс вылез.

– Моя фамилия Форс, я полицейский. Я выясняю обстоятельства исчезновения Хильмера Эриксона.

– Тут его нет, – сказал Маркус.

– Но ты ведь знаешь Хильмера?

Маркус Лундквист не ответил.

– Ты знаешь Хильмера? – повторил Форс.

– Ты легавый? – спросил Маркус.

– Да.

– Вы настоящие предатели родины. Ты это знаешь?

– Ты будешь отвечать на мой вопрос?

– А ты на мой?

– Хильмер Эриксон пропал.

– Насрать мне на это.

– Маркус… – начал Хумблеберг.

Маркус резко повернулся:

– Какого черта ты притащил сюда этого гребаного копа?

– Маркус…

– Я не разговариваю с легавыми.

И Маркус Лундквист повернулся на каблуках и поспешно ушел.

Хумблеберг и Форс остались у «гольфа».

– Я могу вас куда‑ нибудь отвезти? – предложил Форс.

Хумблеберг отказался.

– У меня там машина. Я поеду домой.

– Увидимся, – сказал Форс и сел за руль.

Он дождался, пока исчезли красные огни машины Хумблеберга. Тогда он вышел из «гольфа» и направился обратно к дому, где жил Маркус Лундквист.

Девочек на ступеньках уже не было. За одной из дверей в подъезде Форс услышал детский крик. Форс остановился около квартиры Лундквиста, перевел дыхание и постучал. За дверью послышалось какое‑ то движение. Форс постучал снова.

Дверь открылась.

Увидев Форса, Маркус Лундквист попытался снова закрыть дверь, но Форс ловко подставил ногу.

– Я могу вернуться вместе с двумя коллегами в форме, если тебе так больше нравится.

– Я не разговариваю с гребаными полицейскими.

– Разговаривать или нет, решать тебе. Но я могу отвести тебя в участок для допроса.

– Ничего ты не можешь, я ничего не делал.

– Что случилось на лестнице в субботу?

– Я не знаю.

– А говорят, что ты и несколько юнцов ходили тут, пинали двери и выкрикивали нацистские лозунги.

– Ничего подобного.

– Или ты впускаешь меня, или я ухожу. Но учти: через пятнадцать минут я вернусь не один, мы выбьем дверь и заберем тебя на допрос в участок. Насколько я понимаю, ты хранишь дома оружие?

Маркус Лундквист посторонился, и Форс вошел в квартиру.

Это была двухкомнатная квартира с видом на парковку, где Форс оставил «гольф». Под вешалкой лежала пачка рекламных брошюр, в кухне стоял складной стол и табуретка. На столе валялась картонка из‑ под пиццы. В спальне был матрас, покрывало с простыней, торшер и несколько книг, сложенных в стопку около постели.

Маркус прошел в гостиную. Ни занавесок, ни цветов на окнах не было. На стене висела афиша с изображением молодого человека довольно зверского вида на красном фоне. Его голову украшал стальной немецкий шлем сороковых годов. На противоположной стене висел флаг со свастикой. Из мебели в комнате были белый лакированный садовый стол и три таких же складных стула.

Форс подошел к окну. На подоконнике лежал армейский нож. Форс потрогал пальцем лезвие.

– Ты берешь его с собой, когда выходишь на улицу?

– Я с тобой не разговариваю.

– Послушай, мы можем поговорить и разбежаться, но если ты будешь артачиться, то тебе не поздоровится. Ты ведь понимаешь, что из‑ за субботней истории с криками на лестнице тебя вполне могут выселить отсюда.

– Плевал я на твои угрозы.

– Тогда тебе снова придется переехать к Маргит.

– Не вмешивай сюда мою мать.

– Это ты ее вмешиваешь.

– Ты ничего не знаешь.

– А разве не ты воспользовался ее ключами, чтобы пробраться в школу Люгнета пять лет назад? Ведь это ты нарисовал свастику на стене около учительской, не так ли?

– Это еще никто не доказал.

– Я говорю не о преступлении, а о том, что Маргит вмешиваешь именно ты. Что ты делал в субботу?

– Не твое собачье дело.

Форс сел на один из стульев и положил ногу на ногу.

– Это ведь мебель из сада Маргит?

Маркус Лундквист не ответил.

– Вряд ли ты обеспечиваешь себя сам. В принципе, ты мог бы работать, но ты же выше этого! Получается, что ты живешь за счет своей матери. И говоришь, что ее не стоит вмешивать. Как ты думаешь, каково ей содержать такого выродка? Как долго, ты думаешь, она еще выдержит?

Маркус Лундквист сунул руки в карманы.

– Свои воспитательные беседы можешь проводить где‑ нибудь в другом месте. Спрашивай, что тебе надо, и отваливай.

Форс задумчиво поковырял ногтем стол.

– Ну, выкладывай свои вопросы! – заорал Маркус. – Что тебе от меня надо?

– Я думаю, ты и так понимаешь, о чем идет речь. Ты знаешь, что Хильмер Эриксон пропал.

– Я не знаю, кто это.

– Расскажи мне, что такое три буквы Н.

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

– Кто написал три буквы Н на школьном шкафчике Хильмера Эриксона? Аннели Тульгрен? Вы ведь встречаетесь, я правильно понял?

– Мы расстались.

– Когда?

– В прошлую субботу.

– Ты встречался с Аннели в субботу?

– Это не твое дело.

– Я спрашиваю, встречался ли ты с Аннели в субботу? Отвечай, или я задам тебе тот же вопрос в участке.

Маркус Лундквист молчал.

– Ну так что?

Маркус Лундквист поднял на Форса взгляд. У него были голубые глаза.

– Да. я встречался с ней.

– Где?

– У нее дома.

– Во сколько?

– Я не знаю. Где‑ то около двенадцати.

– Как долго ты там оставался?

– Пару часов.

– Ее родители были дома?

– Нет.

– Куда ты пошел потом?

– Я поехал к Свену.

– Зачем?

– Взять инструменты.

– А потом?

– Я поехал домой и стал возиться с машиной.

– Как долго ты занимался с машиной?

– Где‑ то до шести. Потом пришел Рулле.

– А потом?

– Мы пошли в «Капри» смотреть футбол.

– Во сколько вы пришли в «Капри»?

– Чуть позже шести.

– Как долго ты там оставался?

– Футбол начался в шесть. Мы были там около шести, а ушли не раньше десяти.

– И куда ты отправился потом?

– Сюда. Со мной было несколько человек.

– Что вы делали в «Капри»?

– Мы смотрели футбол. Ты что, тупой?

– В «Капри» было много народу?

– Все было переполнено. Мы сидели на лучших местах.

– Многие видели тебя в «Капри»?

Маркус Лундквист с презрением посмотрел на Форса.

– Да все, кто пришел смотреть футбол. Я сидел впереди и вскакивал каждый раз, когда забивали гол, а голов было четыре. Все меня видели.

– Хорошо, что видели. Почему ты расстался с Аннели?

– Она ходит в девятый класс.

– Ну и что?

– Ну и что? – передразнил Маркус.

– Да, ну и что? Ты же любишь девочек помладше?

– Слушай, заткнись, а?

– Такие как ты всегда любят маленьких девочек. Ведь на них легко произвести впечатление – достаточно лишь пить пиво, ржать и хамить. Аннели для тебя как раз то, что надо.

– Ты ничего не понимаешь.

– Так объясни мне.

– Пошел в задницу.

Форс барабанил ногтем по столешнице и смотрел себе под ноги. Похоже было, что на полу разлили пиво. Форс порадовался, что не снял ботинки.

– У тебя еще есть вопросы? – спросил Маркус Лундквист.

– А ты считаешь, что мне уже пора?

– Если у тебя все, то исчезни.

– Как ты думаешь, что случилось с Хильмером?

– Нс знаю.

– На него могли напасть?

– Да мне насрать.

– Мог кто‑ то, кого ты знаешь, напасть на Хильмера?

Маркус Лундквист закричал так, что у него покраснело лицо:

– Убирайся отсюда!

Форс молча посмотрел на Маркуса.

– Если Хильмера избили шестнадцатилетние подростки, то ими займутся органы опеки. Но если в избиении принимали участие люди твоего возраста, то им грозит тюрьма.

Маркус скривил верхнюю губу:

– Ты меня не запугаешь.

– Я и не думаю тебя пугать, а только рассказываю тебе, как все будет. Мы скоро найдем Хильмера и возьмем тех, кто на него напал. Подумай об этом. Если ты захочешь что‑ то рассказать, то меня можно найти в полицейском участке. Если ты замешан в этом деле, то тебе лучше сознаться. Тогда тебе засчитают помощь следствию. Подумай об этом. И кончай пинать двери в доме и громко включать музыку, потому что дело закончится тем, что тебя отсюда просто выкинут, а ты же этого не хочешь? У тебя же тут так здорово, такой ножик и картинки на стенах.

Форс поднялся и вышел из квартиры. На улице он порадовался свежему воздуху, ветру и даже поднимавшимся клубам пыли. Он сел в «гольф» и поехал домой.

Дома, не снимая куртки, он прошел прямо в кухню, достал из холодильника кочан салата и три помидорины, нарезал салат и помидоры и поставил кастрюлю с водой на плиту. Затем он разделся, принял душ и голый вернулся в кухню. Бросил спагетти в кипящую воду, достал кусок пармезана и натер его на терке. Потом Форс облачился в синий халат, полученный от жены на то последнее Рождество, когда они еще жили вместе. Одевшись, он уселся за кухонный стол и просмотрел почту: две квитанции и письмо из библиотеки с просьбой вернуть книгу Вайно Линна.

Спагетти сварились. Форс выложил их на тарелку, посыпал сверху пармезаном. За ужином он думал про Хильмера. Одновременно он пытался вспомнить, где же может быть книга Вайно Линна. Доев, он поставил тарелку в мойку и пошел искать книгу в гостиной. Роман отыскался в корзине для бумаг под кучей рекламных газет. Форс как раз стоял с библиотечным томом в руках, когда зазвонил телефон. Это был Нильсон.

– Тебе нужен автоответчик, – упрекнул Нильсон.

– Он сломался.

– Мы нашли его.

– Где?

– В куче компоста за маленьким домиком Хагберга, с грибами. Ты знаешь, где это?

– Да

– Собака Седерстрема обнаружила его вскоре после того, как ты уехал.

– Он жив?

– Да, но неизвестно, надолго ли. Он без сознания.

– Что случилось?

– Его жестоко избили, и он сейчас в Общественной больнице.

– Найди фотографа.

– Сейчас?

– Да.

– Уже поздно.

– Позвони Хаммарлунду. Позаботься о том, чтобы Хильмера сфотографировали, пока он еще жив. Мне завтра будут нужны эти фотографии. Я немедленно еду в больницу. Встречаемся в участке в семь утра. До этого я хочу посмотреть место, где нашли Хильмера. Проконтролируй, чтобы нам хватило народу для задержания и домашнего обыска в трех местах. Мы возьмем Тульгрен, Мальмстена и Бультермана для допроса, пока они еще не успели уйти в школу. У тебя есть номер моего мобильника?

Номера мобильника у Нильсона не было, и ему пришлось записать его.

Форс положил трубку, вышел из кухни и открыл бутылку минералки. Он выпил ее стоя и посмотрел в окно. В окне противоположного дома он увидел целующуюся в спальне пару. Она была в ночной сорочке, он – в рубашке. Наконец женщина опустила гардины. Форс осушил бутылку, оделся, положил мобильник в карман и пошел к «гольфу».

Дорога до больницы заняла не больше десяти минут. Форс зашел в отделение интенсивной терапии и показал свое удостоверение дежурной, одетой в зеленую униформу. Она показала на дверь.

Операционная «В».

– Родители сидят там, – сказала дежурная, женщина одних с ним лет. – Мальчика сейчас оперируют.

Форс пошел в комнату, где ждали родители. В отделении интенсивной терапии не было специального помещения для посетителей, так что Эриксоны сидели в комнате для персонала. Мать Хильмера положила голову на плечо своего супруга. Она тихо плакала, муж обнимал ее. Он был очень бледен.

Форс подошел к ним. Женщина, казалось, его не заметила.

– Простите, – сказал Форс.

Ему не хотелось мешать.

Он представился отцу Хильмера.

– Как он?

Женщина издала стон, в котором не слышалось ничего человеческого.

– Он чудовищно избит, – прошептал Андерс Эриксон, – я не смог бы узнать его, если бы не рубашка.

И Эриксон затрясся в рыданиях, пытаясь спрятать лицо в коротких рыжих волосах жены.

– Я не хочу показаться вам бесчувственным, – прошептал Форс, – но я послал сюда фотографа. Он сейчас придет. Если врачи позволят, он сфотографирует Хильмера.

Женщина застонала.

– Я понимаю, – сказал ее муж. Он тоже говорил приглушенным голосом.

Форс подумал: а что же, собственно, Андерс Эриксон понимает, – но ничего не сказал. Он сам слишком часто ничего не понимал. Вот и сейчас он не понимал, кому и зачем понадобилось избивать до смерти подростка, который интересовался шахматами и играл в футбол.

Около них по комнате двигался Хильмер Эриксон. Он уже начал осознавать, что сделали с его телом. Он видел, как плачет его мать, и пытался утешить ее. Но она его не замечала.

Она его не видела.

Вокруг него

запах

сгнившей листвы.

Как будто все произошло не в мае,

а осенью.

И вокруг летали не жаворонки

и не ласточки,

а вороны.

Форс подошел к дежурной по отделению и продиктовал ей номер своего мобильника.

– Мне нужно поговорить с врачом, который осматривал Эриксона. Позвоните мне, когда это будет возможно. Я буду ждать.

– Хорошо, – сказала дежурная, не поднимая глаз. Он листала какую‑ то толстую папку.

Форс повернулся и пошел к дверям. Едва он собирался выйти, как на пороге появились Эллен Старе и высокая женщина с длинными вьющимися ореховыми волосами. Эллен была вся красная от слез. Они остановились перед Форсом.

– Как Хильмер?

Форс показал на листавшую папку дежурную, затем на комнату для персонала.

– Можете спросить у дежурной по отделению. Родители Хильмера сидят там.

Эллен побежала к стойке. Форс представился женщине с длинными волосами.

– Айна Старе, – ответила она, – я мать Эллен.

Форс кивнул:

– Я занимаюсь расследованием.

Айна Старе посмотрела на Форса.

– Это правда, что его избили?

– Да.

– Вы знаете, кто это сделал?

– Нет.

– Ему очень плохо?

– Я не знаю. Жду, когда можно будет поговорить с лечащим врачом.

Айна Старе посмотрела на Форса долгим взглядом. Затем она порывисто обняла его и вместе с дочерью пошла в комнату для персонала, где сидели родители Хильмера. Форс пошел по длинному коридору к выходу.

Ветер стал слабее. Форс сел в «гольф», включил радио и стал слушать музыку, которая ему совершенно не нравилась. Переключать на другой канал не хотелось. Форс откинулся назад и закрыл глаза. Он уже почти заснул, когда зазвонил телефон.

– Доктор Шелунд готов встретиться с вами.

Форс вылез из машины и вернулся в здание больницы. Он поспешно проследовал по коридору, вошел в отделение интенсивной терапии, толкнул дверь и поздоровался с мужчиной в зеленой медицинской униформе, который представился доктором Шелундом. Он говорил быстро, не сводя с Форса глаз.

– Хильмер Эриксон зверски избит каким‑ то тупым предметом. Выбиты шесть зубов, разбиты губы, сломаны нос, челюсть, левый глаз поврежден настолько, что зрение едва ли сохранилось. Сломаны два ребра, разорвано легкое. Какие повреждения у почек и селезенки, мы еще не знаем. Эриксон не приходит в сознание, ни на что не реагирует, и мы не знаем, в какой степени пострадал мозг. Исход неизвестен.

Шелунд умолк.

– Я послал за фотографом, надеюсь, что Хильмера можно будет сфотографировать, – сказал Форс.

Не отводя взгляда, доктор Шелунд произнес ровным голосом:

– Вы можете созвать к кровати Эриксона симфонический оркестр, он этого все равно не заметит.

В кармане Шелунда запищал телефон. Доктор взглянул на дисплей и потянулся к стационарному телефону.

– Спасибо, – сказал Форс.

Шелунд кивнул.

Форс сел в «гольф» и поехал домой.

Дома он разделся догола, открыл окно в спальне, лег в кровать и погасил лампу. Через открытое окно со двора доносился запах черемухи.

Он вспомнил ручей.

Ребенком он рыбачил там. Велосипед приходилось оставлять на лесной тропинке, еще час надо было идти вдоль ручья. На том месте, где он любил рыбачить, было два неглубоких водоема. В начале лета там бывала хорошая рыбалка. Форс вспомнил больших белых мух и жирных форелей весом в килограмм.

Он помнил кукушку и цветы пушницы.

Тогда не кричали вороны.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 Следующая ⇒