Мишель Ходкин 15 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 15 из 21Следующая ⇒

Я раздвинула жалюзи, открыла окно, и в комнату рванулся теплый воздух.

— Где Джозеф? — немедленно спросил Ной с ноткой паники в голосе.

Я потерла ноющий лоб.

— В доме приятеля, он…

— Его там нет, — сказал Ной. — Одевайся. Мы должны идти. Сейчас же.

Я попыталась привести мысли в порядок. Паника еще не началась.

— Если его там нет, мы должны рассказать родите…

— Мара. Послушай меня, потому что я скажу это только один раз.

У меня пересохло во рту, и я облизнула губы, ожидая, пока он договорит.

— Мы отправляемся на поиски Джозефа. У нас мало времени. Мне нужно, чтобы ты доверилась мне.

В голове моей был туман из-за прерванного сна и недоумения. Я не смогла сформулировать вопрос, который мне хотелось задать. Может, потому что все это было не по-настоящему. Может, потому что я спала.

— Торопись, — сказал Ной, и я заторопилась.

Я натянула джинсы и футболку, но ушибла палец, когда обувалась. Тот запульсировал болью, и я сдержала шквал проклятий, которые мне хотелось прокричать. Я посмотрела на Ноя, но он глядел в другую сторону, туда, где на улице горел фонарь. Он жевал изнутри щеку; челюсти его были напряжены. В выражении его лица было нечто опасное. Готовое взорваться.

Одевшись, я положила ладони на подоконник и выпрыгнула на влажную траву. Покачнулась, потеряв равновесие. Ной потянулся, на мгновение поддержал меня, потом поспешил вперед. Мне пришлось пуститься вприпрыжку, чтобы его догнать. Набухший влагой воздух толкал меня в грудь, и я догнала Ноя не без труда.

Он припарковался на подъездной дорожке. Там был только его «Приус» — машина Даниэля исчезла, как и машина отца, и матери. Наверное, они уехали порознь.

Ной распахнул дверцу и завел мотор. Я едва успела сесть, как Ной вжал в пол педаль газа. Меня припечатало к спинке сиденья.

— Пристегнись, — сказал он.

Я сердито посмотрела на него.

Когда мы выехали на шоссе 75, Ной все еще не зажег сигареты и все еще молчал. Желудок мой выписывал кульбиты. Меня до сих пор ужасно тошнило. Но я ухитрилась проговорить:

— Что происходит?

Он выдохнул, провел рукой по небритой челюсти. Тут я заметила, что за минувшие несколько дней его губа, казалось, зажила. С моего пассажирского сиденья глаза его были совсем не видны.

Ной заговорил, и его голос был осторожным. Взвешенным:

— Джозеф послал мне СМС. Его друг отменил встречу, и Джозефа нужно было довезти домой из школы. Когда я появился, его не было на месте.

— Так где же он?

— Думаю, его забрали.

Нет.

В последний раз я видела Джозефа за завтраком нынче утром. Он помахал рукой перед моим лицом, а я сказала… Я сказала…

«Оставь меня в покое».

О господи.

В моих жилах запульсировала паника.

— Почему? — прошептала я.

Этого не происходит. Этого не происходит.

— Не знаю.

Мое горло было забито иголками.

— Кто его забрал?

— Не знаю.

Я прижала к глазам основания ладоней. Мне хотелось выцарапать свой мозг. Существовало два варианта. Первый: это все не по-настоящему. Это ночной кошмар. Такой вариант казался вероятным. Второй: это не ночной кошмар. Джозеф и вправду пропал. Последнее, что я сказала ему: «Оставь меня в покое», и теперь он оставил меня в покое.

— Откуда ты знаешь, где он? — спросила я Ноя, потому что у меня было полно вопросов, из которых я могла задать только один.

— Не знаю. Я еду туда, где он, по-моему, находится. Может, он там, может, его там нет. Пока этого достаточно, ладно?

— Нам надо позвонить в полицию, — оцепенело сказала я и потянулась к заднему карману за мобильником.

Мобильника не было.

Не было, потому что вчера я разбила его о стену. Всего лишь вчера. Я закрыла глаза; голова кружилась, я теряла рассудок.

Голос Ноя прервал мое падение:

— Что бы ты подумала, если бы кто-нибудь сказал тебе, что знает, где находится пропавший ребенок?

— Я бы подумала, что этот человек что-то скрывает.

— Полицейские будут задавать мне вопросы, на которые я не смогу ответить.

Я впервые заметила нервозную нотку в его голосе. Нотку, которая напугала меня.

— Это не может быть полиция. Это не могут быть твои родители. Это должны быть мы.

Я наклонилась и сунула голову между коленей. Происходящее совершенно не походило на сон. Не походило на кошмар. Оно ощущалось реальным.

Рука Ноя легонько скользнула по моей шее.

— Если мы его не найдем, позвоним в полицию, — мягко сказал он.

Разум мой был пустыней. Я не могла говорить. Не могла думать. Я просто кивнула, потом посмотрела на часы на приборной панели.

Час пополуночи.

На полной скорости летя по шоссе, мы миновали несколько машин, но, когда Ной после часа езды свернул, шум Майами замер вдали. Уличные фонари, мимо которых мы неслись, омывали машину желтоватым светом. Мы ехали молча. Фонари попадались все реже и реже. Потом вообще исчезли, и не стало ничего, кроме дороги перед нами, слабо освещенной фарами. Зияющая темнота изгибалась над нами, как тоннель. Я взглянула на Ноя, стиснув зубы, чтобы не плакать. Или не вопить. Лицо его было мрачным.

Когда мы в конце концов остановились, я видела лишь высокую траву, покачивающуюся впереди под горячим ветерком. Ни зданий, ничего.

— Где мы? — негромко спросила я.

Сверчки и цикады почти заглушили мой голос.

— Эверглейдс-сити, — ответил Ной.

— Это не очень-то похоже на город.

— Он граничит с парком. — Ной повернулся ко мне. — Ты не останешься здесь, даже если я попрошу.

Это было утверждение, а не вопрос, но я все равно ответила:

— Не останусь.

— Даже если это чертовски, дьявольски рискованно.

— Даже тогда.

— Даже если мы оба можем не…

Ной не договорил фразу, но глаза его договорили. Оба мы можем не выжить, сказали они мне.

Какой-то ночной кошмар. Я ощутила в глотке желчь.

— Не останусь.

— А если я… не смогу, — сказал Ной. — Делай все, что можешь, чтобы разбудить Джозефа. Вот. — Он сунул руку в карман. — Возьми мой ключ. Введи свой адрес в GPS. Просто веди машину и не останавливайся, хорошо? Потом позвони в полицию.

Я взяла кольцо с ключом и сунула в карман.

— Ты меня пугаешь, — сказала я, стараясь, чтобы голос не дрожал.

— Знаю.

Ной сделал движение, чтобы вылезти из машины, и я последовала его примеру. Он меня остановил.

В ноздри мои забился запах гниющей зелени.

Ной уже стоял перед морем травы, вытаскивая фонарик. Я заметила, что его ссадины еще не исчезли. Они поджили, но из-за синяка одна его щека казалась запавшей.

Я задрожала. Я была в ужасе. Из-за топи. Из-за того, что Джозеф и вправду мог быть в ней. Из-за того, что мы можем его не найти. Из-за того, что он исчез, пропал, оставив меня в покое, как я и хотела, и я никогда его не верну.

Ной как будто почувствовал мое отчаяние и взял мое лицо в ладони.

— Не думаю, что что-нибудь случится. И нам не придется идти далеко, может, с полкилометра. Но помни… Ключ, GPS. Езжай на шоссе и не останавливайся, пока не увидишь поворота к своему дому.

Ной опустил руки и шагнул в траву. Я последовала за ним.

Может, он знал больше, чем со мной поделился, а может, и не знал. Может, это был ночной кошмар, а может, и нет. В любом случае в некотором измерении я была здесь. И если Джозеф тоже, я собиралась его вернуть.

Вода немедленно проникла в мои тенниски. Ной не разговаривал, пока мы тащились по грязи. Кое-что из сказанного им не давало мне покоя, но слова эти ушли прежде, чем я смогла их ухватить. И мне следовало смотреть, куда я ступаю. Полчища квакающих лягушек подняли вокруг нас низкий гул. Когда меня не ели заживо москиты, меня царапала колючая трава. У меня все чесалось, мои нервы были воспалены, в ушах гудело. И это так расстраивало и отвлекало меня, что я почти прошла мимо Ноя.

В ручей.

Изогнутые корни мангровых деревьев уходили в черную жижу, а на другой стороне ручья трава тянулась в бесконечность. В небе висела серебристая луна, и еще никогда в жизни я не видела столько звезд. В темноте едва можно было различить очертания дома неподалеку.

Ной стоял лицом к спокойной воде.

— Нам нужно переправиться на другой берег, — сказал он.

Не нужно было быть гением, чтобы догадаться, что это означает. Аллигаторы. И змеи. Но вообще-то они могли притаиться и между машиной Ноя и тем местом, где мы сейчас стояли. Так почему бы не переправиться через речушку? Без проблем.

Ной провел лучом фонарика по воде. Она отразила свет; под поверхностью ничего не было видно. Речушка была примерно тридцати футов в ширину, и я не могла разглядеть, куда она уходит и откуда течет. Трава сменялась тростниками, тростники — корнями, мешавшими что-либо разглядеть.

Ной повернулся ко мне.

— Умеешь плавать?

Я кивнула.

— Хорошо. Следуй за мной, но только когда я переправлюсь. И без всплесков.

Он сошел по крутому берегу, и я услышала, как он погрузился в воду. В правой руке Ной держал фонарик и немало прошел, прежде чем поплыть. Но ведь он был шести футов ростом. Я так далеко не пройду. У меня все перевернулось в животе от страха за нас обоих, горло тревожно сжалось.

Когда я услышала, как Ной выбрался из воды, у меня чуть не подогнулись колени от облегчения. Он направил луч фонарика вверх, озарив свое лицо жутковатым желтым светом. Кивнул, и я стала спускаться.

Я поскальзывалась и сползала по берегу ручья. Ноги погрузились в заросшую водорослями жижу, ступили на дно. Вода была странно холодной, несмотря на жаркий парящий воздух, и доходила мне до колен. Я сделала шаг. Она поднялась до бедер. Еще один шаг. До груди. Вода защекотала мне грудь у нижней кромки лифчика. Я осторожно шла вброд, ноги запутывались в водорослях на дне. Ной фонариком светил передо мной, осторожно, чтобы не попасть мне в глаза. Под лучом вода была мутно-коричневой, но я проглотила отвращение и продолжала двигаться вперед, ожидая, когда из-под ног уйдет дно.

— Не двигайся, — сказал Ной.

Я застыла.

Свет его фонарика скользнул по поверхности воды вокруг меня. Словно из ниоткуда появились аллигаторы. Удары сердца отдавались у меня в ушах — я заметила несколько разбросанных огоньков, плывущих в темноте слева и справа. Одна пара глаз. Три. Семь. Я потеряла счет.

Меня парализовало. Я не могла двигаться вперед, но не могла и вернуться. Я посмотрела на Ноя. Он был футах в пятнадцати от меня, но разделявшая нас вода с тем же успехом могла быть целым океаном.

— Я вернусь в реку, — сказал он. — Чтобы их отвлечь.

— Нет! — прошептала я.

Не знаю, почему я чувствовала, что должна вести себя тихо.

— Мне придется. Их слишком много, и у нас нет времени.

Я знала, что не должна этого делать, но отвела взгляд от силуэта Ноя и огляделась. Они были повсюду.

— Ты должен добраться до Джозефа, — отчаянно сказала я.

Ной шагнул вперед по берегу ручья.

— Не надо.

Он скользнул в реку. Луч света запрыгал по воде, я услышала всплеск. Ной не опускал фонарика. Несколько пар глаз исчезли. Потом появились снова. Намного, намного ближе.

— Ной, убирайся!

— Мара, давай!

Ной заплескался в воде, оставаясь недалеко от берега, но двигаясь прочь от меня.

Я наблюдала, как аллигаторы плывут к нему, но несколько пар глаз остались со мной. Он только делает все хуже, идиот. Вскоре мы оба окажемся в ловушке, и мой брат останется один.

Я почувствовала их приближение прежде, чем увидела. Широкая, доисторическая морда возникла в трех футах передо мной. Я могла разглядеть очертания кожистой головы. Я очутилась в ловушке, я впала в панику, но испытывала и другие чувства. Мой брат исчез, он был один, и ему было страшнее, чем мне. Ему больше никто не мог помочь, никто, кроме нас. И, похоже, у нас могло не оказаться шанса ему помочь. Только Ной знал, где его искать, а он собирался погибнуть.

Что-то свирепое шевельнулось во мне, когда на меня уставились черные глаза. Большие, черные кукольные глаза. Я их ненавидела. Я бы их убила!

У меня не было времени удивиться, откуда взялась эта мысль, потому что кое-что изменилось. Низкий, едва различимый рокот потряс воду, и я услышала всплеск слева. Я круто развернулась, у меня кружилась голова от нахлынувшей ярости — но там ничего не было. Глаза мои метнулись туда, где находилась ближайшая тварь. Она исчезла. Я проследила взглядом за кружком света, когда Ной провел лучом по воде. Там было уже меньше глаз, теперь я могла их сосчитать. Пять пар. Четыре. Одна. Они скользили прочь, в темноту.

— Давай! — закричала я Ною и оторвала ноги ото дна, чтобы проплыть оставшуюся часть реки.

Потом услышала, как Ной вышел из воды.

Я металась во мраке, один раз запуталась в водорослях, но не останавливалась. У берега мои руки скользнули по спутанным корням, и я не смогла ни за что ухватиться. Ной потянулся вниз, и я ухватилась за его руку. Он потянул меня; я скребла ногами по земле.

Выбравшись, я отпустила его руку и с кашлем упала на колени.

— Ты, — отплевываясь, сказала я, — идиот.

В темноте я не могла различить выражение его лица, но слышала, как он сделал вдох.

— Невозможно, — прошептал он.

Я с трудом поднялась на ноги.

— Что? — спросила я, переведя дыхание.

Он проигнорировал меня.

— Нам надо идти.

Одежда облепила тело Ноя, и, когда он резко провел руками по волосам, они встали дыбом. Бейсболка его исчезла.

Ной двинулся вперед, и я последовала за ним, с плеском пробираясь через мокрые тростники. Когда мы добрались до длинной полосы травы, он пустился бегом. Я — за ним. Грязь засасывала мои тенниски, я задыхалась от усилий. Под ребрами кололо, я хватала ртом воздух и чуть не рухнула, когда Ной остановился перед маленьким бетонным сараем. Глаза его вглядывались в темноту. Я увидела очертания большого здания вдалеке и хижину футах в сорока.

Ной нерешительно посмотрел на меня.

— Куда сначала?

У меня резко полегчало на сердце при мысли о том, что Джозеф может быть так близко, что мы почти до него добрались.

— Сюда, — сказала я, указав на сарай.

Пройдя мимо Ноя, я попыталась открыть дверь, но она была заперта.

Я почувствовала на плече руку Ноя и, проследив за его взглядом, увидела крошечное окошко под выступом крыши. Оно было не больше окна в подвал; Ной никоим образом туда не пролезет. Я тоже могу не пролезть. Стены были гладкими — не на что ступить, чтобы подняться наверх.

— Подсади меня, — без колебаний сказала я Ною.

Ной сцепил пальцы. Перед тем как я шагнула на его руки, он оглянулся, всего один раз. Я ухватилась за его плечо, а потом полностью выпрямилась и вцепилась в подоконник, чтобы удержать равновесие. Подоконник был грязным, но внутри виднелось маленькое пятнышко света. К стене были прислонены инструменты, небольшой генератор, на полу валялись несколько одеял… И… Джозеф. Он был там, в углу. Осев у стены.

Мне пришлось справиться с приливом эмоций: облегчением, смешанным со страхом.

— Он там, — прошептала я Ною, толкнув стекло.

Но в порядке ли он? Окно заело, и я пробормотала молитву всем богам, которые могли меня услышать, чтобы эта штука открылась, — как раз перед тем, как она поддалась.

Да.

Я просунула в окно руки и, извиваясь, полностью протиснулась внутрь. Упав головой вперед, я приземлилась на плечо. В боку взорвалась горячая боль, и я сжала зубы, чтобы не завопить.

Я открыла глаза. Джозеф не шевелился.

Я обезумела от ужаса. Поднявшись, я вздрогнула, но даже не подумала о плече, когда ринулась к младшему брату. Он выглядел так, как будто здесь заснул, угнездившись на куче одеял. Я придвинулась ближе. Я испугалась, что, когда я к нему прикоснусь, он окажется холодным.

Он не был холодным. Он дышал, и дышал нормально.

Меня захлестнуло облегчение. Я потрясла Джозефа. Голова его упала набок.

— Джозеф, — сказала я. — Джозеф, очнись!

Я скинула с него легкое одеяло и увидела, что ноги его связаны, а руки скручены спереди. В голове у меня плыло, но я резко сфокусировала зрение. Оглядев комнату, я не увидела ничего, чем можно было бы перерезать жгуты на запястьях и лодыжках Джозефа. Ничего подходящего.

— Ной! — позвала я. — Ты можешь передать мне карманный нож?

К тому времени как я перерезала путы на руках Джозефа, у меня были ободраны пальцы. Они онемели, когда я закончила трудиться над его ногами. В конце концов мне удалось его осмотреть. Он все еще был в школьной форме, штанах-хаки и полосатой рубашке поло. Одежда была чистой. И, судя по виду, он не был ранен.

— Мара! — услышала я голос Ноя по другую сторону стены. — Мара, поторопись!

Я попыталась приподнять Джозефа, но мое плечо пронзила боль. Из глотки моей вырвался полузадушенный всхлип.

— Что случилось? — спросил Ной.

Голос его звучал неистово.

— Поранила плечо, когда упала. Джозеф не просыпается, и я не могу поднять его и вытолкнуть через окно.

— А как насчет двери? Ты можешь отпереть ее изнутри?

Я идиотка.

Я поспешила к двери, повернула замок, открыла. Ной стоял по другую ее сторону и до смерти меня напугал.

— Думаю, это означает «да», — сказал он.

Мое сердце бешено стучало, когда Ной подошел к Джозефу и приподнял его за подмышки. Мой брат был совершенно обмякшим.

— Что с ним?

— Он без сознания, но не видно синяков, ничего такого. Похоже, он в порядке.

— Как мы будем…

Ной вытащил из заднего кармана фонарик и бросил мне. Потом взвалил Джозефа на плечи, схватив одной рукой под колено, другой — за запястье. Он пошел к двери так, будто вес Джозефа был сущим пустяком, и открыл ее.

— Хорошо, что он тощий мерзавец.

Я нервно засмеялась. Мы вышли — и тут же нас троих осветили фары машины.

Ной встретился со мной глазами.

— Беги.

Мы сорвались на бег, наши ноги месили грязь. Трава хлестала меня по рукам, воздух обжигал ноздри. Мы добрались до речушки, и я включила фонарик, поведя лучом по воде. Никого там не было, но я знала, что это ничего не значит.

— Я пойду первой, — сказала я воде.

Я почти бросала вызов аллигаторам — пусть попробуют вернуться!

Потом я погрузилась в ручей. Ной спустил Джозефа с плеч и двинулся за мной, следя за тем, чтобы голова моего брата находилась над водой. Он поплыл, держа Джозефа под мышками.

Примерно на середине реки я почувствовала, как что-то коснулось моей ноги. Что-то большое. Я подавила крик и продолжила плыть. Никто за нами не последовал.

Ной поднял моего брата, чтобы перехватить удобнее, и я едва-едва (плечо вопило от мучительной боли) ухитрялась держать Джозефа. Ной вскарабкался вверх по берегу, забрал его у меня, снова поднял, и мы побежали.

Когда мы добрались до автомобиля Ноя, тот опустил Джозефа на заднее сиденье, потом забрался в машину сам. Я почти рухнула на пассажирское кресло, внезапно начав дрожать в облепившей тело мокрой, холодной одежде. Ной включил обогреватель на полную мощность, вдавил в пол педаль газа и гнал, как маньяк, пока мы не добрались до шоссе 75.

Небо все еще было темным. Ровный шум мостовой под покрышками грозил убаюкать меня, несмотря на мучительную боль в плече. Как я ни устраивалась на сиденье, плечо все равно оказывалось не под тем углом. Когда Ной обхватил меня рукой, положив пальцы на мою шею, я закричала. Глаза Ноя участливо расширились.

— Плечо, — сказала я, вздрагивая.

Потом оглянулась назад. Джозеф все еще не шевелился.

Ной придерживал руль коленями, пока пальцы его легко пробегали по моей ключице, а потом по плечу. Он исследовал его темными от грязи пальцами, и я прикусила язык, чтобы не завопить.

— Оно вывихнуто, — тихо сказал Ной.

— Откуда ты знаешь?

— Оно висит. Разве ты не чувствуешь?

Я бы пожала плечами, но… Да.

— Тебе придется отправиться в больницу, — сказал Ной.

Я закрыла глаза. Люди без лиц появились в темноте, столпились у моей постели, толкали меня. Я неистово потрясла головой.

— Нет. Никаких больниц.

— Сустав надо вправить.

Ной прощупал мышцы, и я подавилась всхлипом. Он убрал руку.

— Я не хотел сделать тебе больно.

— Знаю, — сказала я сквозь слезы. — Дело не в этом. Я ненавижу больницы.

Я начала дрожать, вспоминая тот запах. Иглы. А потом нервно засмеялась, потому что сегодня меня чуть не сожрала гигантская рептилия, но иглы каким-то образом казались страшнее.

Ной провел рукой по челюсти.

— Я могу его вправить, — глухо сказал он.

Я повернулась на сиденье, из-за чего подавилась болью.

— Правда? Ной, ты серьезно?

Лицо его потемнело, но он кивнул.

— Это было бы… Пожалуйста, сделай это!

— Будет больно. Ты понятия не имеешь, насколько будет больно.

— Мне все равно, — едва дыша, сказала я. — Мне не будет больнее, чем в больнице.

— Необязательно. Они могут дать тебе какие-нибудь лекарства. Болеутоляющие.

— Я не могу отправиться в больницу. Не могу. Пожалуйста, Ной, сделай это. Пожалуйста!

Ной метнул взгляд на часы на приборном щитке, потом проверил зеркало заднего вида. Вздохнул и свернул с шоссе. Когда мы въехали на пустую, темную парковку, я проверила заднее сиденье. Джозеф все еще не очнулся.

— Давай, — сказал Ной, вылезая из машины.

Я последовала за ним, и он запер за нами дверцы. Мы прошли немного, потом Ной остановился под спутанными ветвями деревьев за торговым центром. Он закрыл глаза, и я заметила, что руки его сжались в кулаки. Мускулы на предплечьях напряглись. Он бросил на меня мрачный взгляд.

— Иди сюда, — сказал Ной.

Я подошла к нему.

— Ближе.

Я сделала еще шаг, но солгала бы, если бы сказала, что мне не было страшно. Сердце гулко стучало в груди.

Ной вздохнул и подошел ко мне вплотную, потом встал так, что грудь его коснулась моей спины. Я чувствовала, как он крепко прижался ко мне, и задрожала. То ли из-за того, что стояла на улице в мокрой одежде, то ли из-за того, что чувствовала его за собой, не знаю.

Ной обхватил меня поперек груди, вдоль ключицы, а вторую руку подсунул мне под мышку, так, что его ладони почти соприкасались.

— Стой неподвижно, — прошептал он.

Я молча кивнула.

— Тогда хорошо. Один, — негромко проговорил он мне в ухо, защекотав его.

Я чувствовала, как сердце мое бьется под его предплечьем.

— Два.

— Подожди! — сказала я, запаниковав. — Что, если я завоплю?

— Не вопи.

А потом мой левый бок вспыхнул болью. Добела раскаленные искры взорвались у меня в глазах, я почувствовала, как колени подогнулись, но так и не почувствовала под собой земли. Меня уносило прочь, я видела лишь темноту, глубокую и непроницаемую.

Я очнулась, ощутив, как машина разворачивается на тротуаре, и подняла глаза — мы проезжали под знаком выезда.

— Что случилось? — пробормотала я.

Мои волосы стали жесткими в теплом воздухе, и грязь, запекшаяся на них, похрустывала.

— Я вправил тебе плечо, — сказал Ной, глядя на светлеющую дорогу впереди. — И ты упала в обморок.

Я потерла глаза. Боль в плече утихла до тупого, пульсирующего нытья. Я взглянула на часы. Почти шесть утра. Если это происходит по-настоящему, мои родители скоро проснутся. А Джозеф уже проснулся.

— Джозеф! — сказала я.

Он улыбнулся мне.

— Привет, Мара.

— Ты в порядке?

— Да. Только слегка устал.

— Что случилось?

— Думаю, я просто упал в канаву на футбольном поле, где вы, ребята, меня и нашли, — сказал он.

Я украдкой бросила взгляд на Ноя. Он встретился со мной глазами и еле заметно покачал головой. Как он мог думать, что Джозеф на такое купится?

— Странно, я даже не помню, как туда пошел. А как вы меня нашли, ребята?

Ной потер лоб грязной ладонью.

— Догадались, — ответил он, избегая моего пристального взгляда.

Джозеф посмотрел прямо на меня, но обратился к Ною:

— Я даже не помню, как послал тебе эсэмэску, чтобы ты меня забрал. Должно быть, я сильно ударился головой.

Наверное, то была еще одна ложь в придачу к той, которую рассказал ему Ной о футбольном поле. И по взгляду Джозефа было видно, что он не поверил ни тому, ни другому. Однако он как будто подыгрывал лжи.

Поэтому я тоже подыграла.

— Болит? — спросила я.

— Немножко. И вроде бы слегка тошнит. Что я скажу маме?

Ной смотрел только вперед, ожидая, пока я приму решение. И было ясно, о чем спрашивает Джозеф: должен ли он выдать меня и Ноя. Должен ли он довериться нам. Потому что я знала: если Джозеф выложит родителям ту ложь, которую рассказал ему Ной, мама полностью потеряет над собой контроль. Абсолютно.

И она будет задавать вопросы. Вопросы, на которые, как сказал Ной, он не смог бы ответить.

Я оглянулась на младшего брата. Он был грязным, но в полном порядке. Скептически настроенным, но необеспокоенным. Неиспуганным. Но если я расскажу ему правду о случившемся — что некий незнакомец увез его, связал и запер в сарае посреди болот, — что эта правда сделает с ним? Как он тогда будет выглядеть? Мне вспомнилось пепельно-бледное, подавленное лицо Джозефа в больничном покое после того, как я обожгла руку, вспомнилось, как он сидел в больничном кресле, маленький и напряженный. Это было бы еще хуже. Я могла представить лишь несколько вещей более травмирующих, чем похищение, и знала по опыту, как трудно оправиться от чего-то подобного. Если Джозеф вообще смог бы оправиться.

Но, если не рассказать ему, значит, не рассказать и матери. Только не после ожога руки. Не после таблеток. Она бы никогда мне не поверила.

Поэтому я приняла решение. Я посмотрела на Джозефа в зеркало заднего вида.

— Не думаю, что мы должны об этом упоминать. Мама распсихуется, я имею в виду, по-настоящему распсихуется. Может, она испугается слишком сильно, чтобы позволить тебе и дальше играть в футбол, понимаешь?

Во мне вспыхнула вина, когда я произнесла эту ложь, но правда сломала бы Джозефа, а я не собиралась так с ним поступать.

— А папа, наверное, подаст на школу в суд или сделает еще что-нибудь в этом роде. Может, ты просто вымоешься снаружи под душем у бассейна, отправишься в постель, а я расскажу маме, что ты плохо чувствовал себя вчера вечером и попросил меня тебя забрать?

Джозеф кивнул.

— Хорошо, — ровным тоном ответил он.

Он не задал вопросов, настолько он мне доверял. У меня сжалось горло.

Ной свернул на нашу улицу.

— Вот твоя остановка, — сказал он Джозефу.

Ной развернулся на стоянке, и брат вылез из машины. Я последовала за Джозефом, прежде чем Ной открыл для меня дверцу.

Джозеф подошел к боковому окну со стороны водителя, просунулся в машину и пожал руку Ною.

— Спасибо, — сказал брат, сверкнув улыбкой и показав ямочки на щеках.

Потом направился к дому.

Я прислонилась к открытому пассажирскому окну и спросила:

— Поговорим после?

Ной помолчал, глядя перед собой.

— Да.

Но у нас не было такого шанса.

Я встретилась с Джозефом в доме. Теперь на подъездной дорожке стояли все три машины. Джозеф принял душ на улице, потом мы пролезли в окно моей комнаты так, чтобы никого не разбудить. Брат часто улыбался и на цыпочках, с преувеличенной осторожностью прошел по коридору, как будто это была игра. Он закрыл дверь своей комнаты и предположительно отправился в постель.

Я понятия не имела, о чем он размышляет, что он думает о случившемся, почему он так легко спустил мне все с рук. Но у меня все ныло от усталости, и я не могла с этим бороться. Я стащила одежду и включила душ, но обнаружила, что не в силах даже стоять. Тогда я опустилась под струей воды, дрожа, несмотря на жар, и уставилась пустыми глазами на кафельную плитку. Я не чувствовала себя больной. Не чувствовала себя усталой. Я чувствовала себя потерянной.

Когда потекла холодная вода, я встала, натянула зеленую футболку и полосатые пижамные брюки и отправилась в гостиную. Опустившись на кожаную кушетку, я включила телевизор в надежде, что он сможет заполнить пустоту в моем мозгу, пролистала программу, но мало что нашла кроме коммерческих передач, в то время как на заднем плане бубнили новости.

— Этим утром местные сообщили о массовой гибели рыбы в Эверглейдс-сити.

Я навострила уши при упоминании города и закрыла программу, сосредоточившись на похожей на пластмассовый манекен телеведущей, которая говорила:

— Биологи, вызванные на место событий, заявляют, что, скорее всего, это произошло из-за недостатка кислорода в воде. Они считают, что в том следует винить поразительное множество трупов аллигаторов.

Телекамера переключилась на чернокожего мужчину в шортах-хаки, он держал микрофон, направив его на свой прикрытый банданой рот. Мужчина стоял перед странно знакомой с виду темной водой; камера давала панораму белобрюхих мертвых аллигаторов, плавающих в ней в окружении сотен дохлых рыбин.

— Избыток разлагающейся материи в водоемах вбирает большое количество кислорода и убивает рыбу в округе в течение нескольких часов. Конечно, в данном случае то, что убило аллигаторов, могло убить и рыбу. Если хотите, можете назвать это загадкой курицы и яйца.

Манекенщица заговорила снова:

— Рассматривается также возможность сброса опасного количества отходов. Ожидается, что герпетологи в Метро-зоо за следующие два дня вскроют трупы животных, и тогда мы немедленно сообщим о результатах. Тем временем туристам лучше держаться подальше от этого места, — сказала она, зажимая нос.

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 141516 17 18 19 Следующая ⇒