MIXAEL LESTER 4 страница

Ящик у входа исчез. Грек, наверное, унес его с собой. Тем лучше. На улице ничего не изменилось – жара, тишина, заброшенность… Запах пыли, сухой травы. Ни звука. Очень хотелось убежать, спрятаться на горе, но как тогда меня найдет Саймон? Я вернулась в пещеру, постояла минуту, попыталась представить все это до землетрясения, как несли Аполлона, устанавливали… Потом решила еще поисследовать пещеру, пока Димитриос не пришел. Не знаю, что я искала, уж точно не сокровища, но скоро я увидела что‑ то чужеродное, кучу, явно недавно разворошенную. Наклонилась. Ничего похожего на ящики и коробки, отпечаток веревочной туфли в пыли, след чего‑ то протащенного… Я подошла поближе, фонарь чуть не выпал у меня из руки, луч дрогнул и застыл на том, что лежало за кучей камней и грязи.

Убийца и не пытался похоронить Нигеля, притащил его тело и бросил в это жалкое укрытие, теперь оно лежало, тихое, ужасное и неописуемо нелепое между кучей и стеной пещеры. Прежде чем я в ужасе и мгновенном параличе уронила фонарь, я узнала что случилось с Нигелем, очень многое можно увидеть за секунду шока. Мозг регистрирует полную картину, которая потом возвращается миллионом кошмаров. Ничего не исчезает, каждая дьявольская деталь остается навсегда, чтобы потом появиться вдруг перед глазами. Он был связан. Веревка отсутствовала, значит, она понадобилась убийце, но запястья мальчика были разодраны до крови. Его пытали. Разорванная зеленая рубашка открывала плечо и руку, покрытые пятнами так систематично расположенными, что вопросов не возникало. Четыре или пять ожогов. Я увидела и другое, чего сразу не осознала, но что в ночных кошмарах заставляло меня страшно кричать, я не собираюсь этого описывать, он умер в мучениях. Открытые глаза сверкнули при свете фонаря, в зубах зажато что‑ то похожее на кусок кожи… Раненый указательный палец Димитриоса… Грязная рука убийцы вчера держала меня за плечо.

Не знаю, что происходило, когда упал фонарь и наступила темнота. Очнулась я у ног Аполлона от боли – золотая стрела воткнулась мне в руку. Какое‑ то время я сидела и не могла понять, что это. Я думала… Димитриос вчера убил Нигеля, как раз, когда мы находились здесь, рядом, на солнце. А потом пришел обыскивать его комнату… Бедный, красивый, молодой Нигель… Мы думали, что Димитриос – ерунда, что с ним легко можно «разобраться», Саймон идет за ним по пятам, хочет напасть и не знает, что это – безжалостный и порочный преступник, как Ангелос… Я забыла о Нигеле и побежала, ворвалась в пещеру, ослепла от темноты и остановилась подождать, пока начну видеть хоть что‑ нибудь. И тут я услышала.

Сначала я подумала, что это опять бьется мое сердце, но это были шаги веревочных туфель в пыли. По пещере двигался свет мощного фонаря. Если это Димитриос, может, и Саймон здесь? Во всяком случае, грек шел в пещеру так уверенно, что явно не подозревал о моем существовании. Тут я услышала тихий звук на улице. Луч фонаря не шевельнулся, не боится… Шум повторился, металл, мул… Грек исчез из моего поля зрения. Знакомые звуки – он берет коробку, осыпаются камни, тяжелое дыхание. Я подвинулась чуть вперед и выглянула. Он положил фонарь рядом с собой, луч направлен на кучу камней, через которую он наклоняется. Мощное тело, под голубой рубашкой играют мускулы, он выпрямился, понес ящик к выходу, положил, идет обратно. Вот он вошел в луч света. Второй раз за недолгое время я впала в состояние шока. Это не Димитриос, этого человека я видела впервые в жизни.

Хотя я сразу поняла, что не права, видела и не раз. Он копался в моторе джипа у дома Димитриоса. И на рисунке Нигеля – изображение улыбающейся архаической статуи. Значит, именно это лицо узнала Даниэль… Поняла. Это Ангелос! Сам Ангелос. А Димитриос бог знает где и Саймон вместе с ним. Он повернулся к куче камней, луч скользнул по его толстой коже, сияющей от пота. Улыбка не исчезала. Он улыбался, без сомнения, гнусный оскал не исчезал, когда вместе с Димитриосом он лишал жизни Нигеля. Конечно, он будет улыбаться, когда Саймон избавится от Димитриоса и прядет в открытую к пещере искать меня…

Ангелос выпрямил мощное тело и встал, будто прислушиваясь. Повернул голову. Шум снаружи, не металл, кто‑ то спешит к пещере. Я подумала – если закричу, предупреждены будут и Саймон, и Ангелос… Он ждет Димитриоса, не знает, что мы здесь, и даже не пытается выключить фонарь. Но с другой стороны, Саймон тоже не знает, что он здесь, если успел расправиться с Димитриосом. Шаги все ближе, в тоннеле. Ангелос засунул руку в карман. Я затаила дыхание.

Рывком и тяжело дыша в пещеру вбежала Даниэль.

Человек расслабился, но его низкий голос был злобен:

– Какого черта ты здесь делаешь?

Она остановилась, очень молоденькая и хорошенькая, на краю пятна света и уставилась на ящики:

– Вот оно!

На ней были бирюзовая блузка и алая юбка, горящие щеки и неровное дыхание делали ее более нормальной и менее циничной.

– Вот оно! Я сказал, что мы это нашли, нет? Ну и какого дьявола ты не делаешь как сказали, а путаешься под ногами, когда никто тебя не звал?

Пока он говорил, она медленно шла вперед, не отводя взгляда от того, что лежало у его ног, прикрыв глаза ресницами, на губах снова провокационная мальчишечья улыбка.

– Хотела сама увидеть, что происходит, не сердись… Никто не видел, как я сюда шла.

– Димитриоса по дороге не видела?

Она мотнула головой, пальцем пошевелила разбитую коробку. Грудь ее приподнималась и опадала, как от возбуждения.

Он спросил резко:

– Никаких признаков?

– Нет.

Мужчина со злобой бросил лопату на камни.

– Тогда к какому лешему его занесло? Я шел поверху, это короче, если знаешь дорогу, и если ты его тоже не видела…

– Я тоже шла поверху. Как, по‑ твоему, я узнала куда идти? Подождала тебя и пошла по пятам.

– Умная, да? Значит, он пошел вниз искать меня. Козел, прыгает, как фасоль на сковородке, и толку от него примерно столько же. А ты… должна была держаться подальше, пока я за тобой не пришел. Сказано, что нечего тут делать…

Она засмеялась.

– А может, я тебе не доверяю, Ангелос. Может, ты бы за мной не пришел.

Он тоже засмеялся:

– Может быть.

– Ну и я хотела увидеть это, а не болтаться без дела целый день. Этот проклятый джип все равно, как динамит.

– Почему? В нем пусто и чисто.

– Да, но…

– Поставила его, где я сказал?

– Да, конечно. А почему ты решил сделать это днем? Ты чокнутый?

– Знаю, что делаю. Луны почти не видно, ночные дороги этой страны, да еще на муле – убийство, а освещать окрестности я не собираюсь. Да и никого здесь нет, без хлопот все довезем, если ты сделала все как надо, а мой хладнокровный кузен появится вовремя, чтобы помочь.

Дыхание ее уже успокоилось, вернулось обычное состояние духа. Она выпрямилась и бросила на него один из своих коронных взглядов:

– А я тоже могу помочь… Ты теперь меня не прогонишь? Ты не думаешь, мой Ангелос, что мог бы и притвориться, что рад меня видеть?

Она подошла близко к нему, он притянул ее к себе и поцеловал одновременно небрежно и похотливо. Она прижалась к нему тонким телом, руки перебирали тугие кудри на его затылке.

Я отодвинулась поглубже.

– Ее любовник – Ангелос! Факты переформировались в моей голове по‑ новому. И дрались, значит, мы с ним, и так легко она согласилась, что это Димитриос…

Ангелос отпихнул девушку не слишком нежно.

– Ты отлично знаешь, что не должна была приходить сюда. В моих играх нет места для детских нервишек.

Она закурила:

– Это не нервы, это – любопытство. Я имею право знать, что происходит. Что, мало для тебя сделала? Без меня у тебя не было бы джипа, я достала инструменты и мула, я шпионила за англичанином и его нескладной девкой… А ты и всего‑ то вышел из тумана, побыл со мной полчаса, командуешь и думаешь, что я буду слушаться! Запросто мог поставить меня в безвыходное положение вчера ночью, и ни слова не сказал!

Он продолжал работать ломом, почти не обращая внимания на ее лепет, своротил огромный обломок скалы, который прикрывал несколько ящиков. Грязь и маленькие камушки дождем посыпались на пол.

– Что ты имеешь в виду?

– Прекрасно знаешь! Когда ты ко мне пришел вчера, ты сказал, что не видел Нигеля…

– Нигеля?

– Ну этого английского художника, я говорила. А он в понедельник вечером намекал, что станет богатым и известным, и напился. Когда все ушли, я с ним еще поддала и пошла погулять. Я говорила? – Мужчина продолжал работать, она смотрела на него сквозь сигаретный дым. – И стало ясно, что он отыскал что‑ то на горе. Ты говорил, что подождешь его и посмотришь, что это!

– Ну и что, не понадобилось, твои английские друзья нам все показали.

– И вход в пещеру?

– Если бы они знали, где он, мы бы сюда и не подошли, все заполнили бы войска на много километров…

Она нетерпеливо шевельнулась.

– Да я не про то. Конечно, они ее не нашли, а то бы не уехали сегодня в Левадию. Но ты что‑ то слишком быстро все нашел. Димитриос сказал мне, что ты нашел место и работаешь там, пока он вернулся кое с чем разобраться.

Он отложил лом и отгребал обломки лопатой.

– Когда Стефанос продемонстрировал место, где я сломал Михаэлю шею, я сам все понял, горы изменились, но узнать можно. Когда я отослал Димитриоса, сразу нашел вход.

– Ты мне это говорил вчера! – Ее сигарета не висела на губе, как обычно, она курила резкими, нервными движениями. Она сказала, и это прозвучало, как обвинение. – Но ни слова ни сказал про мальчишку!

Он выпрямился и уставился на нее, наклонив голову, как бык, улыбка как всегда сохранялась на его губах. Он сказал грубо:

– Ну продолжай. О чем это ты? Какого черта я должен о нем трепаться?

Она выпустила длинный клуб дыма.

– А зачем тебя понесло в его комнату?

– Очень понятно, нет? За моим портретом, ты сама рассказывала, что он, как фотография. Я хотел его уничтожить.

– Он же ушел и взял все с собой, я же тебе сказала! Я сама пробовала найти портрет, и его вещей не было. Он унес его с собой!

– Нет, его с ним не было.

– О чем ты говоришь? Ты его не видел. Откуда ты знаешь?

Она замолчала. Ее глаза расширились, сигарета упала на землю и лежала, дымилась.

Он стоял очень тихо, опершись на лопату, пот блестел на лице и волосатых руках. Он мягко сказал:

– Ну?

Ее голос полностью лишился оттенков.

– Ты его видел? Вчера? Он сказал тебе, где пещера?

– Видел. Но он ничего мне не сказал.

– А зачем ты соврал?

Улыбка углубилась, раздвинула губы.

– Ты знаешь. Нет?

Долгая пауза.

Ее язык выскочил, как у ящерицы, и облизал губы.

– Ты убил его?

Нет ответа. Мускулы ее шеи шевельнулись, будто она что‑ то проглотила. На ее лице не было ни ужаса, ни страха, оно лишилось выражения.

– Да… Ты не сказал…

Он был добр и жизнерадостен:

– Нет, не сказал. Не хотел тебя спугнуть.

– Но… Не понимаю. Он знал о пещере?

– Знал, точно, но не сказал. Мы пытались его уговорить, но он не произнес ничего осмысленного.

Она опять сглотнула, не отрывала от него глаз, стояла как статуя, жили только глаза.

– Ты… Тебе пришлось убить его?

Он пожал плечами.

– Мы не собирались его убивать, он, к сожалению, сдох сам. – Его глаза опустились, шевельнулась вечная улыбка. – Ну и как, испугалась, завизжишь и убежишь?

Она опять подошла к нему поближе, взяла руками за рубашку на груди.

– А что, похоже, мой Ангелос? – руки скользнули ему на плечи и дальше на шею. Она прижалась к нему теснее, – Ангелос Драгумис, я знаю про тебя все… Здесь много про тебя говорят.

Он засмеялся:

– Ты меня удивляешь.

Она притянула к себе его лицо и сказала прямо в рот:

– Да? И тебя удивляет, что поэтому я и с тобой, поэтому ты мне и нравишься?

Он поцеловал ее, на этот раз долго, но потом опять отпихнул свободной рукой.

– Нет, с какой стати? Таких женщин я уже встречал.

Лопату он не выпускал, вернулся к своему занятию.

Даниэль спросила, глядя в его широкую спину:

– Где он?

– Недалеко.

Она нервно осмотрелась по сторонам:

– Расскажи, что случилось.

Он рассказал. Они ждали у Дельф, но мальчик обошел их, и они догнали его только на месте, когда он уже вышел из пещеры. Синица в руках. Ангелос сомневался, что Стефанос точно вспомнит место, к тому же мальчик его видел, нарисовал портрет. Они пытались заставить его говорить, но он молчал, поэтому они сначала подумали, что Даниэль ошиблась, но потом он начал бормотать о пещере и о том, что дороже денег. Убийцы ничего не поняли. Вода… Цветы… К тому же Ангелос и английский знал плохо. Когда Нигель начал говорить что‑ то о золоте, он умер.

– Видит бог, мы только начали. Наверное, сердце слабое.

Как раз в это время Стефанос привел нас. Они смотрели сверху, а тело художника лежало рядом. Когда мы удалились, они отыскали свой клад – Стефанос все точно рассказал, а мальчик говорил о траве и цветах – они росли только в одном месте. Вещи забрал Димитриос и сложил в багажнике джипа. Там валялась папка с рисунками, но без портрета Ангелоса.

– Может, это и ерунда, но такие детали иногда очень много значат… Я официально мертв, и собираюсь пребывать в том же состоянии, ни к чему мне слухи! Но я его не нашел. Там была куча мусора, идиот Димитриос не додумался его захватить, но я думаю никто не обратит на него внимания. Они просто вообразят, что он собрался и уехал.

– Именно так. Английская пара думает, что он уехал через горы – вместе с мулом.

– Да ну? Значит, так оно и есть.

Он уже очистил коробки от камней, вытащил одну из общей кучи.

Даниэль, глядя на игру его огромных мускулов, произнесла:

– Где он?

– Кто?

– Боже, Нигель, конечно! Ты что его просто бросил?

– Да нет, это бы выдало нас слишком рано.

– Здесь?

– Там! – махнул он рукой в сторону, взял коробку и пошел из пещеры. Девушка смотрела в темноту, сделала шаг, остановилась, взяла фонарь, пошла, будто преодолевая сопротивление. К счастью, мне не было видно этого места, но я вспомнила, что там валается мой фонарь. Если она его увидит…

Ангелос вынес коробку, вернулся, сказал озабоченно:

– Все еще никаких признаков. Он, наверное, понес один из маленьких ящиков вниз.

Тут он увидел, где она стоит. Тяжелое лицо не поменяло выражения, но что‑ то в его глазах заставило мою кровь погустеть.

– Ну?

Она резко обернулась.

– Оставишь его здесь?

– А куда его еще деть, отвезти в джипе на прогулку к заливу?

Она проигнорировала иронию:

– Не похоронишь?

– Боже мой, девочка, нет времени. Масса сил уйдет, чтобы очистить Парнас от этих запасов. Можешь закидать его грязью, если хочешь и делать нечего, но это, в общем, неважно. Можешь этим заняться, пока я гружу.

– Не хочу здесь оставаться.

Он засмеялся.

– Как пожелаешь. Я думал, ты не такая нервная, мой цыпленочек.

– А я и нет. Но это не дело, оставлять его здесь, его найдут…

– А с какой стати сюда кому‑ нибудь приходить?

Она смотрела ему в глаза:

– Саймон, англичанин…

– Что он? Ты же сказала, он уехал.

– Знаю, но… Я думаю, что в театре, ночью в понедельник…

Я захлебнулась волной напряжения и страха, что мы говорили? Но что бы она ни слышала, она уже все пересказала раньше.

– Да это не новость. Он, конечно, знает, что Михаэль убит, Стефанос ему, конечно, сообщил. Какая разница? Он не знает, почему.

– Ну а если он узнает, что ты жив?

– Он? Как? Нигель умер, и никто эту картинку не узнает.

– Там было золото.

Темнота вокруг меня закипела, я вспомнила, как Саймон сказал «Это не закончится, пока я не найду… Золото…»

– А золото, везде оно тебе мерещится, да цыпленочек? – Он все веселел. – Ты же не видела, что это золото, она просто подняла что‑ то блестящее, а остальное – твое воображение.

Я чуть‑ чуть расслабилась, слава богу, они слышали не все.

Ангелос потащил еще ящик.

– Все. Больше мул за один раз не поднимет… Забудь эту чушь на пять минут и помоги грузить. Вчера он золота точно не нашел, чего ему возвращаться? Принести братику букет? Хотя мог бы и вернуться, я ему кое‑ что должен…

– И ей. Она ударила тебя.

– Это точно, – сказал он жизнерадостно. – Подождем Димитриоса, он скоро придет… А смешно, тут почти ничего не изменилось… Колонна, скала – львиная голова, где‑ то льется вода. Никогда не мог найти ручей… Слышишь?

Она сказала нетерпеливо:

– Но Нигель. Надо что‑ то сделать. Неужели не понимаешь…

– Пригодится и мертвый. Может, бросить со скалы лучше его… Точно, где‑ то есть вода.

Голос девушки остановил его.

– Джип? Со скалы? Ты про это не говорил…

– Не знаешь всех моих планов, прекрасная леди.

Он повернулся к ней. Я видела только ее лицо. Она осунулась, выражение испуганного мальчишки.

Он сказал:

– Ну ты что? Мы должны как‑ то избавиться от джипа, нет? Если его найдут в джипе в море, все прекрасно объяснится.

Она сказал почти шепотом:

– Он мой. Все знают, что я привезла его из Афин.

– Ну и что? Все подумают, что ты тоже в нем была.

Она не шевелилась, только смотрела на него.

Он подошел к ней так близко, что ей пришлось поднять голову, чтобы увидеть его глаза.

Он спросил нетерпеливо:

– Ну что ты? Испугалась?

– Нет. Мне просто интересно…

– Что?

Она заговорила тем же торопливым шепотом:

– А что бы ты сделал с джипом, если бы… А если бы не оказалось тела Нигеля, чтобы сбросить…

Он сказал медленно:

– То же самое. Они подумали бы, что там ты…

Он засмеялся. Очень темная и волосатая рука медленно поднялась и пробежала по обнаженному оливковому предплечью.

– Ну, ну, ну… бедненькая, маленькая, хорошенькая, ты что ли правда думаешь, что я сделаю такое с тобой?

Она не шевелилась. Тонкая рука стекала вдоль тела, голова откинулась назад, большие глаза смотрели в одну точку.

Она сказала тонким голосом:

– Может, сбросить лучше его… Значит, ты хотел кого‑ то еще. Хотел…

Его рука обвилась вокруг нее и притянула поближе. Она не сопротивлялась.

Его голос стал ниже.

– И ты решила, что я хотел тебя?.. Тебя? Моя маленькая Даниэль…

– Тогда кого? – Он не ответил, ее глаза сузились и опять распахнулись. – Димитриоса?

Он быстро закрыл ей рот толстыми пальцами, тело его затряслось, как от смеха.

– Тише, маленькая дурочка, тише, здесь у гор есть уши.

– Но Ангелос мой…

– Ну? Ты, кажется, говорила, что знаешь меня, девочка? Не понимаешь? Он помог мне, и его лодка, но разве он заработал половину? Товар мой, я ждал его четырнадцать лет, а теперь получил, думаешь, я буду делить его… с кем угодно?

– А я?

Он притянул пассивную плоть еще ближе, вдавил ее в себя и засмеялся глубоко.

– Это не дележка. Ты и я, цыпленочек, мы – одно целое…

Его свободная рука скользнула по ее шее до подбородка и откинула голову так, что их рты встретились.

– И ты мне еще нужна, доказать?

Его пасть жадно захлопнулась на ее губах, она на секунду напряглась, будто хотела освободиться, но устремилась навстречу, обняла за шею.

Он засмеялся, не отрываясь, а потом сказал хрипло:

– Здесь. Быстро.

Я заткнула уши, отвернулась так, что щека и руки уткнулись в холодную скалу, в острые камни. Они пахли дождем…

Не хочу писать, что было дальше, но, думаю, должна. Когда я закрыла глаза, мужчина целовал ее, а его лапа начала ворошить, ковырять, раскрывать ее одежду. Она приникала к нему, ее плоть рвалась навстречу, руки тянули голову к жадному рту. Дальше я не смотрела. Он бормотал обрывочные, задыхающиеся, непонятные слова, смесь греческого и французского.

Я слышала, как он отбросил камень ногой, когда потянул ее на пол рядом с кучей обломков… с трупом Нигеля… Она издала только один звук – полувздох, полустон удовольствия. Клянусь, удовольствия. Я тряслась, покрылась потом, мне было жарко, будто в моей сквознячной щели развели костер. Я отломила кусок камня и сжала до боли. Не знаю сколько времени прошло, прежде чем я поняла, что в пещере тихо, раздается только глубокое и ровное дыхание.

Он встал в тусклом свете фонаря у кучи камней, молчал и не уходил, улыбался вниз Даниэль. Она лежала и смотрела на него, блестели ее глаза. Лицо его от пота казалось сделанным из мыла. Он стоял очень тихо, улыбался девушке, а она смотрела на него, яркая юбка помялась и запылилась. Я подумала до безумия тупо – как ей, наверное, неудобно. Она похожа на мертвую. Ангелос шагнул, взял ее за плечи, потащил и бросил рядом с Нигелем.

Вот так погибла Даниэль в двадцати ярдах от меня, и я не пошевелила пальцем, чтобы ей помочь.

По милости провидения я не упала в обморок, иначе вывалилась бы прямо на свет фонаря. Но узкая расщелина удержала тело, а сознание, замутненное повторяющимся шоком, очень медленно впускало полную картину того, что произошло. Какой‑ то мозговой цензор уронил занавес дымки между мной и сценой в пещере, она отдалилась, убийца перемещался в пространстве, занимался своими жуткими делами, как на экране или освещенной сцене. Я была невидима, неслышима, бессильна – человек, который видит сон. Наступит утро, и кошмар закончится. Я смотрела на него в странном состоянии транса. Если бы он пошел в мою сторону, я бы не додумалась спрятаться.

Он бросил тело Даниэль в пыль рядом с Нигелем, постоял, посмотрел на них, отряхивая руки. Я подумала, что он будет их закапывать, потом до меня дошло, что раз джип наняла Даниэль, значит, ее останки и должны были там найти, Нигель – уже дополнение. План ясен. Ни на минуту я не поверила, что он намеревался прикончить своего родственника, но даже если и так, явно он не собирался делить что‑ нибудь с девушкой. То, что она могла дать, легко найти везде. Понятно, он не хотел убивать ее здесь, телу предстояло добраться до места назначения самостоятельно. Она рано разволновалась, впала в истерику и вывела любовника из себя. Пришлось успокоить ее и увеличить груз.

Он повернулся к фонарю, я смотрела на него, как на плохого актера – лицо без выражения: ни ужаса, ни возбуждения, ни даже интереса. Протянул руку, поднял фонарь и выключил. Темнота закрылась, как крышка ящика. Кажется, он прислушивался. Пыль шелестела, укладываясь вокруг тел. Ни звука снаружи. Опять включил свет и ушел из пещеры. Мул зашевелился, но, кажется, он его не отвязывал. Мягкие шаги человека без сопровождения острых ударов копыт. Он, должно быть, пошел посмотреть…

Я ждала. Тишина, только нетерпеливое шевеление животного.

Одно ясно, он даже не представляет, что Саймон имеет хоть малейшее основание быть поблизости, чувствует себя в полной безопасности на Парнасе, как на Луне. А Саймон… Я выскочила из щели и понеслась через пещеру, мне не нужен был свет, тело действовало самостоятельно, как у лунатика, как во сне, я обходила все препятствия на чистом инстинкте. С головой у меня… Никаких сознательных планов, даже четких мыслей, я должна выйти из пещеры к Саймону… предупредить, что дело придется иметь не с мелким жалким преступником, с двумя убийцами. И выбраться из темноты этой скалистой тюрьмы на благословенный свет.

Солнце ударило меня, как топором. Я закрыла рукой глаза, отшатнулась, как от настоящего удара, ослепла и поплыла в океане света. Другая рука наткнулась на что‑ то теплое и мягкое, оно шевелилось. Я отскочила в ужасе, но поняла, что это мул в узком проходе рядом со входом в пещеру. Он посмотрел на меня одним глазом и продолжил аппетитно жевать. Запах его шкуры заставлял вспомнить о Нико. Я протиснулась и побежала на середину впадины – никаких греков не видно – на тропинку… Жар в центре можно было трогать руками, пот медленно потек по телу, воздух прижимал к земле, пыль горела в горле. Все было неподвижно, я летела, слепая и охваченная паникой… Подбежала к скале. Похоже, я подсознательно понимала, что Ангелос пошел искать Димитриоса не через скалы, а через проход. Я рвалась вверх из стен к небу.

Полдневное солнце раскалило тропинку, она прожигала туфли, как раскаленный металл, я взялась рукой за камень, очень больно. Я карабкалась, как могла, быстро и беззвучно, пыль осыпалась как песок под ногами, мелкие камушки падали на землю со звуком пистолетных выстрелов, я дышала громко до всхлипа.

Пройдя полпути, я услышала, что он возвращается. Я замерла, прижалась ящерицей к голой скале, камень прожаривал тонкое платье. Скоро он увидит меня. Не успею добраться доверху. Спрятаться бы как‑ нибудь… Некуда. Голый зигзаг козьей тропы, природные каменные ступени, открытые солнцу… Не обращая внимания на шум, я полезла по ступеням, свернула с тропы и спряталась за убогое ограждение засохших кустов высотой в фут, как комок колючей проволоки. Я прижалась к своему убежищу, мяла его отчаявшимися руками. Нормальный кошмар – барьер между мной и убийцей и должен осыпаться под руками.

Я вжалась в пыль. Смогла бы, зарылась бы, прижалась к ней щекой, жарилась на солнце и смотрела вниз. Ангелос быстро прошел к пещере и скрылся из виду. Я ждала… Только собралась начать двигаться, как он появился снова, но уже осторожный, двигался очень тихо и оглядывался. В руке – его собственный фонарь, который я уронила у тела Нигеля. Улыбка не сошла с губ. Я лежала тихо, звенел копытами невидимый мул. Грек поднял голову, обвел глазами скалы, пожал плечами, спрятал фонарь в карман. Из другого достал пистолет, взвесил его в руке и повернул к пещере. Руки мои сжимали пыль. Фонарь он, конечно, узнал. Пошел искать в пещере того, кто его уронил. Скоро выйдет. Бессмысленно его ждать, чтобы выстрел смел меня отсюда. Мускулы мои проволочно напряглись, скоро он скроется с глаз, и я побегу.

Что‑ то упало мне на руку, причинив острую боль. Камушек. А потом душ из пыли и маленьких камней откуда‑ то выше меня посыпался, как стая крыс, стукаясь об скалы выстрелами. Ангелос замер и уставился прямо на меня. Я не шевелилась. Он просто не мог меня видеть. Страшнее звуки сверху – Димитриос, а за ним Саймон? Или жизнерадостный Саймон, который хочет сообщить мне, что справедливость восторжествовала, и мародер прошлой ночи понес заслуженное наказание. Надежда, что грек рассказал Саймону об Ангелосе, растворилась в звуке этих неосторожных шагов. Ангелос напрягся и спрятался за скалой. Звуки приближались. Я повернула голову так, что вывернув глаза почти до полного вылезания, видела вершину скалы. Если это Саймон, надо закричать, я приготовилась, открыла рот и облизала пыль с пересохших губ. Что‑ то шевельнулось на фоне сияющего неба.

Коза. Другая. Три большие черные козы с желтыми глазами и развесистыми ушами мирно брели надо мной по сияющему небу. Вдалеке пропела свирель, как ручей Аполлона. От облегчения я опьянела, закрыла глаза и расслабилась в пыли. Сладкий ароматный запах напоминал об английских садах, чае, пчелах…

Не знаю через сколько минут или часов, но, когда я вернулась к реальности, Ангелос в полной тишине оставил укрытие и стоял, где раньше, в центре, глядя на край скалы.

Тихо я повернула голову. Козы не удалились. Стояли как на витрине в магазине стройным рядом и смотрели вниз, выставив вперед уши, глаза внимательные и любопытные…

Шесть желтых сатирьих глаз уставились на меня, в сорока футах ниже их. Ангелос пошел к скале. Козы ушли, опять посыпалась пыль.

Сердце мое дергалось и прыгало, но я не шевелилась. Я застыла, кровь остановилась, я лежала совершенно плоская и не могла шевелиться. Грек очень близко, убегать поздно, я вжалась в землю. В общем‑ то я не совсем на виду, можно надеяться или нет, что он пройдет мимо поворота и не заметит?.. Платье бледное, пыльное… Он ведь мог меня не заметить? Чуть‑ чуть ниже меня он заколебался, сопел и смотрел вверх. Мое замирающее дыхание шевелило пыль под носом. Двинулся дальше – не вверх, а прямо подо мной, налево. Отсрочка. Через мертвые растения я видела его макушку. Он сошел с тропы, осыпал камешки ногами, сухая трава трещала. Он перемещался очень осторожно, все время останавливался. Внимательно обыскал ямку, в которой не спрятался бы и ребенок, почти обнюхал, как собака с пистолетом в руке. Я начала надеяться, что он удовлетворится. Но он повернул обратно на тропу и пошел вверх, прямо ко мне.

Я даже не испугалась. Ощущение полной ирреальности происходящего. Это – не со мной. Мне казалось, что никто не верит в собственную смерть, особенно насильственную. Что‑ нибудь его остановит. Это не может произойти. Не со мной. Я лежала, почти расслабленная, покорная судьбе в пыли, а убийца медленно поднимался ко мне. Скоро он придет и сразу меня увидит, а может, и чуть попозже, но не минует… Я где‑ то читала, что самое опасное и труднопреодолимое желание в таких обстоятельствах – сдаться и умереть, но никогда в это не верила. Оказалось – правда. Может, я не захотела, чтобы он нашел меня униженной и жалкой, валяющейся у него в ногах, но я встала. Поднялась перед ним и начала отряхивать платье, не обращая на него внимания. Он замер, как мертвый.

Идти было некуда, только к нему. И я отправилась в бесконечное путешествие мимо него, опять как во сне. В глаза его я не смотрела. Он немного подвинулся, и я проскользнула, проплыла рядом. Мы направлялись вниз. На уровне земли я споткнулась, он поддержал меня за руку, плоть моя взбунтовалась, я чуть не потеряла сознание. Ангелос развернул мое онемевшее тело к себе лицом. Если бы он не перестал меня трогать, я бы заорала, но он убрал конечности, и я сохранила молчание и, наверное, жизнь. Я отошла на шаг и села, ноги не держали, уперлась руками в теплый камень и посмотрела на этого человека. Он стоял, ноги врозь, одна рука за поясом, другая – висит сбоку с пистолетом. Голова вперед, как у задумчивого быка. Жесткая обычная улыбка, правильные арки бровей, жестокие глаза – сплошь черные, без зрачков и света изнутри. Ноздри подрагивали. Кудри у лба тугие и мокрые от пота.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8 9 10 111213 Следующая ⇒