и только моя!

Я развернулась на каблуках и буквально слетела с лестницы. Миновав скучающих у входа ментов, я выскочила на улицу. Али‑ Хассан следом за мной не пошел, и я несколько минут простояла, прислонясь к железной решетке ограды. Довольно скоро ко мне подъехала старая «пятьсот тридцатая» «БМВ». Машине было минимум лет семь, она была бита‑ перебита, много раз неряшливо перекрашивалась, и, судя по всему, техническое ее состояние оставляло желать лучшего. Тем не менее хозяева не поскупились на убогий внешний апгрейд рыдвана. На чадящие сизым дымом сдвоенные выхлопные трубы были надеты наконечники из нержавейки. Над бампером красовались пародийно‑ огромные желтые противотуманные фары. К покореженной черной крышке багажника крепился покрашенный в отвратительный желтый цвет спойлер. Внутри маячила небритая рожа. Судя по всему, это и был тот самый Магомед, с которым мне предстояло проехать триста километров до полыньковского элеватора.

Водительское окошко со скрипом открылось, и к моим ногам упал выброшенный из машины окурок.

– Ты, что ли, к Мураду?

– Догадался? – спросила я, садясь на заднее сиденье. – Вычислил в толпе?

В переулке, кроме меня, все равно не было ни одного человека. Догадаться, что именно я их жду, было нетрудно.

– Умную из себя не строй! – процедил сквозь зубы водитель. Я стиснула зубы и не стала отвечать. Я даже не подумала сесть спереди и разместилась на заднем сиденье. В машине воняло горелым табаком. Обивка во многих местах была прожжена окурками. На зеркальце заднего вида болтались дешевые четки с прикрепленной к ним прямоугольной пластинкой, покрытой зеленой эмалью. На пластинке арабской вязью было выведено, видимо, что‑ то благочестивое из Корана. Я отвернулась к окошку, чтобы не видеть ни это убожество, ни обсыпанную перхотью засаленную шевелюру водителя.

Через тридцать пять минут мы подъехали к аэропорту. Прошло меньше двух часов с того момента, как здесь приземлилась наша эмчеэсовская «тушка».

– Жди в машине, – приказал Магомед сквозь зубы, заглушил мотор и, оставив машину на стоянке, отправился к зоне прилета.

За то время, что мы ехали, у меня затекла нога. В кармане переднего сиденья лежала жестяная коробка из‑ под датского печенья, которая больно давила на колено и не давала вытянуть ноги. Воспользовавшись остановкой, я переместилась немного вдоль дивана и приняла более‑ менее приемлемое для долгой поездки положение. Пристраивая ноги поудобнее, я сильно задела коробку, и в ней грохнуло что‑ то железное и, судя по всему, тяжелое. Осмотревшись и убедившись, что рядом никого нет, я вытащила ее и открыла. Внутри лежал завернутый в кухонное полотенце пистолет «макаров» с полным магазином патронов. Там же были две полные запасные обоймы и одна пустая. Серийный номер на пистолете отсутствовал – был спилен или сточен. Пустой магазин я оставила в коробке вместе с тряпьем, а все остальное распихала по карманам своей куртки. Когда я занималась в стрелковой секции, мы стреляли из малокалиберного «марголина», но для порядка изучали и прочее стрелковое оружие. Как говорил наш тренер, «макаров» пригоден в основном для того, чтобы застрелиться самому. Вспомнив это высказывание, я усмехнулась – это не про меня! «Мы пойдем другим путем! » – так, по‑ моему, утешал Ильич свою мать после того, как повесили брата Сашу. Впрочем, в отличие от классика марксизма‑ ленинизма, мне предстоящий путь был неведом. Так что я для верности сняла пистолет с предохранителя и дослала патрон в патронник. Мало ли что!

Аслан оказался здоровенным длинноволосым детиной лет двадцати пяти от роду. В отличие от мрачного Магомеда он весело поздоровался со мной и даже спросил, удобно ли мне сидеть сзади. Я не стала говорить ему, что неплохо было бы подвинуть его сиденье вперед, – боялась, что они вспомнят про коробку и обнаружат пропажу ствола.

– Все нормально! – ответила я ему. – Не так уж долго нам ехать!

Магомед что‑ то сказал Аслану – я думаю, какую‑ нибудь гадость обо мне, завел мотор, и мы помчались. Магомед был самый отвратительный водитель из всех, кого я когда‑ либо знала. С правилами движения он, может быть, когда‑ то и ознакомился, но презирал их, а заодно и всех, кто оказывался одновременно с ним на дороге. Он, как мог, гадил другим водителям: подрезал, ослеплял дальним светом, не прекращая гудел. Больше всего ему нравилось пристроиться к кому‑ нибудь сзади, буквально в полуметре, и сигналить всеми доступными ему способами, при этом осыпая жертву отборными проклятиями. О том, что это именно проклятия, а не что‑ нибудь иное, догадаться было нетрудно. Вся речь моих спутников процентов на двадцать‑ тридцать состояла из русских слов, причем в бранных выражениях этот процент сильно повышался.

Через полторы сотни километров от города нам пришлось остановиться. Дорога была перегорожена двумя милицейскими «Жигулями», а большой дорожный кран, отмеченный знаком все того же МЧС, вытаскивал из лесозаградительной полосы обгоревшие остатки какого‑ то легкового автомобиля. Тот еще дымился. Мы простояли минут пятнадцать, пока кран не поставил бывший автомобиль на обочину и, убрав телескопическую стрелу, освободил одну из полос для движения. Мои спутники отреагировали на происходящее как‑ то очень нервно. Внимательно приглядываясь к горелой груде железа, они тихо что‑ то обсуждали.

– Знакомая машина? – спросила я.

Магомед вообще никак не отреагировал на мой вопрос, словно и не слышал его.

– Не волнуйся! Тебя это в любом случае не касается! – осклабился в мою сторону Аслан.

Он вообще периодически оборачивался и пристально меня осматривал. Признаться, мне было совершенно не до того, чтобы оценить, какого рода эта заинтересованность.

После того как мы отъехали с места происшествия, Магомед и Аслан пытались по очереди куда‑ то позвонить по телефону. Судя по всему, они хотели соединиться со своим хозяином Мурадом, но сотовая связь в этой зоне не работала. Посмотрев на экран своего телефона, я убедилась, что он тоже мертв.

Мы мчались по узкой, но довольно гладкой дороге, соединяющей областной центр с северо‑ восточными районами. Я никогда и нигде не видела более плоского места на суше. Унылая то ли полупустыня, то ли полустепь расстилалась на многие километры вокруг. И если в нескольких десятках километрах слева от нас несла свои воды река Волга, то направо путника не ожидало ничего – вначале российское ничего, потом столь же бескрайнее ничего казахское. Устав разговаривать, Магомед с Асланом попытались включить магнитолу, но ее заело при первых же звуках лихого вайнахского танца. Кассета застряла внутри, и единственное, что им оставалось, – слушать радио. Мне казалось, что за всю свою жизнь я не прослушала столько дряни, как во время этой дороги. Каждая новая песня была еще ублюдочнее предыдущей. Все они слились у меня в ушах в единый вопль спутавшихся в клубок онанистов, педерастов и малолетних слабоумных б…. Даже тупая реклама, прерывавшая эту визготню раз в десять‑ пятнадцать минут, была приятнее. Криминальным же новостям я и вовсе обрадовалась, как родным. Аслан с Магомедом тоже очень заинтересовались сообщениям с фронтов всероссийского беспредела. После информации о подрыве речного трамвайчика с армянской свадьбой в Ростове диктор перешел к новостям московского криминала. Мне сразу резануло ухо название моей улицы. Совпал и номер дома. Далее сообщили, что на пороге своей квартиры была убита тремя выстрелами из пистолета… я сама! Я даже не сразу сообразила, что произошло. Аслан издал победный крик. Магомед тоже воскликнул что‑ то и победно пожал руку Аслану.

– Красивая девка была! – повернулся ко мне Аслан. – На тебя даже похожа! Она, с‑ сука, моего брата с дядей под русских бандюков положила! Если бы не знал, убивать было б жалко!

– Так ей и надо! – прорычал Магомед. – Исса в три деревни денег присылал! На хлеб, на чай старикам…

«Вот почему Мурад не верил Али, что это я! Они выследили и убили Аниту! Значит, Ира не зря меня предупреждала! Какой ужас! Анита! За что ты от меня это все приняла! » Целый вихрь мыслей пронесся в моей голове. Стиснув зубы, чтобы ни звука не вырвалось наружу, я не понимала не только что делать, но и как контролировать себя. Я находилась в одной машине с человеком, который убил Аниту… почти меня саму… нет – меня саму. И мы ехали в неизвестность, где в лучшем случае мне придется заплатить огромные деньги за своего сына, скрывая, что я – это я! И рядом нет никого! Ничего не знающий Семен встречает в Женеве ничего не знающего Лалита. Ничего не знающий старый таец ждет меня на далеком острове с темненькой девочкой, уже забывшей вкус моего молока. Ничего не знающая мама в нашем подмосковном доме, наверное, уже сходит с ума без моих звонков. А про «великого дипломата» Култыгова я не хочу даже думать. Он почти все знает, но почти ничего не может!

Мы въехали в задрипанную станицу. Ее незатейливое название – Полыньковская – красовалось на ржавой дорожной табличке. Буквы «л» и «ы» были перечеркнуты, а наверху коряво подписано «ебе». Мы проехали мимо красно‑ белой антенны сотовой связи. Я только подумала проверить, есть ли сигнал, как мой телефон ожил, зазвонил и завибрировал в глубине кармана. Номер звонившего мне был неизвестен и начинался на 380 – Украина.

– Я слушаю, – отозвалась я, уверенная, что это ошибка.

– Здравствуй!

Это был голос Лени! Моего Лени! Глядя на сидящих впереди меня подонков, я не могла вымолвить ни слова.

– Номер отобразился? – спросил Леня.

– Да…

– Срочно прилетай в Киев! Мы с мальчиком… с нашим ребенком уже здесь! Сообщи номер рейса…

– Я в Полынь…

Магомед резко повернулся ко мне и правой рукой вырвал трубку. От неожиданности я даже не попыталась ее удержать. Мой телефон полетел в бардачок.

– Все! Отговорила, хватит! – проговорил Магомед.

– Я что, пленница?

– Заткнись!

Мы выехали на круглую, засыпанную щебнем площадь, ровно в центре которой стоял старый, ржавый и очень грязный тракторный прицеп. Я так и не поняла, то ли он случайно был здесь оставлен безвестным трактористом, то ли его установили специально по указанию свыше, дабы он символизировал прогресс в районной зерновой индустрии. Напротив ворот располагался двухэтажный конторский домик, позади громоздилась грязно‑ серая бетонная громада зернохранилища, за которую сейчас заходило солнце. Вокруг не было ни души. Рабочий день уже закончился, а ближайшие жилые дома стояли примерно в километре от здания элеватора. Полыньковская еще в дни горбачевской перестройки практически полностью обезлюдела, а совсем недавно стала заселяться самыми нищими из чеченских беженцев, в основном овдовевшими женщинами с детьми и стариками. Те беженцы, у кого имелись хоть какие‑ то средства, предпочитали селиться в Старой Днепровке, где хотя бы была нормальная питьевая вода в домах, работали медпункт и два магазина.

Магомед остановил машину, но вместо того чтобы сразу заглушить мотор и выйти, позвонил куда‑ то по своему мобильному телефону. Разговаривал он минут пять, судя по всему, с Мурадом. В разговоре, как мне показалось, он несколько раз произнес имя «Усман». Все это время Аслан, повернувшись назад, в упор смотрел на меня. Мне страшно было поверить, что этот парень, внешне похожий на нормального человека, еще утром так же смотрел на Аниту, а потом хладнокровно убил ее в полной уверенности, что убивает меня. Мне было невыносимо смотреть на эту рожу, и я попыталась выйти из машины, но только теперь заметила, что ручки открывания у задних дверей выломаны. Бояться я перестала. Сунув правую руку в карман, я сжала холодную рукоятку – «макарову» недолго уже оставалось лежать в кармане без дела. Для меня существовал только один вопрос: «Когда? »

Наконец Магомед вышел из машины и открыл мне дверь:

– Пошли!

– Куда? – Мне нетрудно было изображать испуганную дуру.

Он схватил меня за локоть и выдернул наружу. Я едва не упала, так как продолжала держать правую руку в кармане.

– Пошли, говорю. – Он подтолкнул меня в сторону конторского здания.

– Я приехала к Мураду Чигириеву, – дернулась я, – и буду с ним общаться только после того, как мне отдадут моего ребенка!

– Делай, что тебе говорят, сука! – прорычал Магомед. – Чего захотела! С Мурадом говорить?! Да кто ты такая вообще, чтобы с ним говорить?! Нет Мурада. Он занят. На свадьбе сейчас. Все мужчины на свадьбе. Мы с Асланом тоже скоро на свадьбу поедем. Но вначале с тобой разберемся!

Мы вошли в сумрачное здание и, не включая света, поднялись на второй этаж. Магомед направился прямо в директорскую приемную. Он первым сел за длинный ободранный стол и указал мне на скамейку, стоящую напротив стола, возле батареи парового отопления. Вошедший вслед за нами Аслан показался мне еще более огромным, чем раньше. Перед тем как опуститься на стул возле меня, он щелкнул выключателем, и над нами заморгала пыльная флуоресцентная трубка. Я уже поняла, что никакой Мурад со мной встречаться не планирует, зато два мои спутника явно хотят со мной каким‑ то образом разобраться.

Магомед играл карандашом и ждал, когда Аслан начнет, и тот не заставил себя долго ждать.

– Ты кто? – спросил он меня.

Я назвала себя, и лицо его от напряжения стало багрово‑ красным.

– Кто убил Усмана?

– А! Его убили! – Я никогда не видела этого Усмана, но все равно не могла сдержать своей радости по поводу безвременной кончины очередного выродка.

– Ты видела на дороге сгоревшую машину, сука! Усман, мой двоюродный брат, в этой машине сгорел! Кто его убил?!

– Мне известно только, кто убьет тебя. – Я сказала это, как могла, спокойно и, не вынимая руки из кармана, осторожно положила палец на курок.

– И кто, б…?! Кто же меня убьет? – Он изобразил на своем мерзком, жестоком лице вызывающую содрогание улыбку.

– Я, разумеется! – Я плавно нажала на спусковой крючок, направив дуло притаившегося в кармане «ПМ» прямо в эту улыбку!

Выстрел грохнул так, что показалось, будто рушится здание. Пуля выбила Аслану правый глаз и раздробила височную кость. Он, к моему ужасу, успел еще с ревом вскочить со стула. Я выстрелила еще раз и теперь попала под подбородок. Кровавый фонтан из разорванной артерии ударил вначале в стену надо мной, а потом мне в лицо – сердце Аслана успело сделать несколько бессмысленных ударов, перед тем как тяжелое тело обрушилось вперед и вбок. Магомед понял, что случилось, даже быстрее, чем я сама. Аслан еще не распростерся на полу, когда тот, толкнув на меня стоящий перед ним стол, бросился прочь из кабинета.

Понимая, что нельзя дать ему уйти, я побежала вслед. Но те доли секунды, что я потеряла, делая второй выстрел, оказались фатальными. Добежав до первого этажа, Магомед одним движением оборвал провода в силовой коробке. Он мчался по темному коридору, обрушивая железные бочки и ржавый инвентарь. Ушибив ногу о какую‑ то железку, я выбежала наружу, когда он уже успел влететь в машину и выхватить из кармашка сиденья ту самую жестяную коробку из‑ под печенья. По весу он сразу же понял, что она пуста, и ему стало ясно, откуда у меня оружие.

Я дернулась, чтобы вытащить «макарова» из обгорелого кармана, но дуло зацепилось за подкладку. Я опять выстрелила через карман, но расстояние для такой стрельбы теперь было слишком велико. Пули пробили крышку багажника, оторвали крепление спойлера и разбили заднее стекло. Патроны в магазине закончились. Магомед выехал из ворот и умчался в направлении Старой Днепровки. Через некоторое время он вернется с подмогой. Я наконец высвободила ствол и вытащила пистолет наружу. От правой полы куртки мало чего осталось, но я не стала стаскивать ее с себя и выбрасывать. Было холодно и вообще не до красоты. Я знала, что до Старой Днепровки около шестидесяти километров. Если там гуляют и телефоны выключены, то по такой дороге потребуется час‑ полтора, чтобы приехать с подмогой и убить меня. Прятаться здесь негде. На самом элеваторе меня заметят и поймают еще быстрее, чем здесь. Убогая деревня населена только несчастными соплеменниками моих врагов. Голодные и затравленные, они не будут ради меня навлекать гнев своих «благодетелей». Вокруг на многие, многие километры – погружающаяся в ночную тьму пустынная степь. Я решила запереться в конторском здании и попытаться позвонить всем, чьи телефоны помнила наизусть. Мой телефон уехал в бардачке Магомедовой машины, и мне пришлось, содрогаясь от омерзения, обыскать карманы Аслана, чтобы завладеть его мобильником. Сделав это, я увидела, что связь отсутствует, а значит, шансов успешно побороться за свое выживание у меня, похоже, нет вовсе. В качестве позиции самым удобным мне показался директорский кабинет, однако пребывание в нем вместе с трупом Анитиного убийцы было для моей психики невыносимо. Мне казалось, что Аслан еще больше возненавидел меня после того, как я завладела его сотовым телефоном! Вот‑ вот прямо сейчас он встанет, страшный, одноглазый, с раздробленным черепом, болтающимся на кровавых жилах. Поднявшись с пола, он пойдет прямо на меня. Как в жутком 3D‑ триллере… Наверное, это даже 4D: имелось еще одно ужасное измерение – жуткий, тошнотворный запах остывающей крови. Чтобы избавиться от кошмара, я не без усилия поставила стол на место, затем встала на него, сдвинула верхние щеколды оконной рамы, распахнула настежь окно и, подтянув к нему покойника, напрягла все свои силы и перевалила стокилограммовую тушу через подоконник. Аслан рухнул во мглу. Вначале послышалось, как тело тяжело шлепнулось о твердое, потом грохнула покатившаяся по бетонным ступеням, опрокинутая железная урна. И все стихло. Я осталась в конторе совсем одна.

⇐ Предыдущая 21 22 23 24 252627 28 29 30 Следующая ⇒