Китайская церемония. и не только

Китайская церемония

и не только

Кажется, совсем немного времени прошло с тех пор, как я, охваченная тоской и отчаянием, валялась на больничной койке. Я умею терпеть боль, но не переношу ощущения бессилия – оно буквально выворачивает мой мозг наизнанку. Я решила обратиться за помощью к Большому Тао. Когда‑ то я сочла, что рассказы о главе местной мафии – всего лишь сказка, рассказанная немцем, влюбленным в юную актрису. Я была уверена, что это просто треп, рассчитанный на то, чтобы произвести впечатление на неприступную девушку Женю. А мы с Алексеем, прозванным Космонавтом, играли роли статистов в забавном спектакле. Но после того как военные, едва я назвала имя старика, предоставили мне возможность путешествовать по закрытой части острова, я поверила в реальные силы этого человека.

В день, а точнее, вечер нашего знакомства он сказал мне, беременной одним ребенком, что у меня появится сразу двое детей. Он просто констатировал, что мальчика я назову в его честь – Тао, а девочка будет носить имя Линя, как его покойная жена. Я так и не поняла, почему он был так уверен, что я назову в честь него сына и что на моих руках окажется еще один ребенок, девочка. Или Большой Тао не только мафиози, но и провидец?! Да нет, чушь это все! Почему же я все‑ таки назвала детей Тао и Линя?! Я все же надеялась на его помощь! Пусть мой сын будет Маленьким Тао и пусть чужая темненькая девочка, увлеченно сосущая мою грудь, носит имя покойной жены старика! Пусть! Лишь бы он оценил это и реально смог мне помочь найти и спасти своего маленького тезку!

Доктор Харикумар давал мне успокоительное, чтобы я могла спать, и я действительно много спала. Я не помню, снилось ли мне что‑ нибудь. Я ощущала невероятную слабость, а перед глазами постоянно плыл разноцветный туман. Я уже вставала и даже сидела с девочкой на той самой веранде, где ее ублюдочная мать рассказывала мне про негритенка, который, судя по всему, и оказался отцом Лини.

Доктор подтвердил мне, что сам лично ездил к Большому Тао, чтобы рассказать о случившемся. По словам Харикумара, старик очень взволновался и пообещал помочь, но прошло уже двое суток, а вестей все не было. Молчала и Москва, хотя я успела обратиться за помощью к своим коллегам. Правда, дозвониться мне удалось лишь до Ирины, но я помнила, что она поставит в курс дела всех, кого необходимо. Мама, разумеется, ни о чем не должна была знать, и я решила, что несколько дней буду имитировать плохую телефонную связь, а дальше – само что‑ нибудь придумается.

Рано утром я проснулась не от плача девочки, а от осторожного прикосновения. Чья‑ то легкая, сухая, пахнущая сандаловым маслом ладонь коснулась моих волос. Я открыла глаза и увидела, что мы с Линей не одни в этой просторной затемненной палате – на пластмассовом стульчике возле моего изголовья сидел старый Тао. Это он погладил меня по голове. Прищурив и без того узкие глаза, старик улыбался. Теперь он смотрел на спавшее дитя. Рядом с ним стоял доктор Харикумар. На лице индуса застыло озабоченное выражение. Жестами я поздоровалась с гостями и, убедившись, что в комнате больше никого нет, обратилась к Харикумару.

– Доктор, – я говорила шепотом, чтобы не разбудить девочку, – вы сможете немного попереводить? Большой господин Тао почему‑ то без переводчика. Он не владеет английским, а я – тайским.

Доктор развел руками:

– Я же индус, вы знаете. Я могу произнести на тайском только несколько фраз. Мой рабочий язык – английский, а родной – малеялем. На малеялеме говорят в Керале, откуда я родом. Но нам это не поможет.

– Так что же нам делать?

Тао оторвал свой взгляд от Маленькой Лини и пристально посмотрел мне в глаза.

– Раз все так сложно, придется нам говорить по‑ русски! – произнес он это с сильным акцентом, но, в общем, почти правильно…

– Так что же вы раньше не сказали, что говорите по‑ русски?! – воскликнула я.

– А ты меня разве спрашивала?

– Где вы его выучили?

– Там же, где все, – в Советском Союзе. Я учился в Тимирязевской сельскохозяйственной академии, – он усмехнулся, – специализировался по маку и конопле.

Я вспомнила несколько замечаний относительно состояния головы старого Тао, высказанные мной во время нашего ночного визита к нему. Помнится, я поделилась тогда с Космонавтом и с Женей мыслью, что зря мы потревожили старого и, видимо, уже слабого на голову человека. Я даже не переходила на шепот, так как была уверена, что никто другой меня не поймет.

Большой Тао, конечно, услышал и понял ход моих мыслей. Он усмехнулся:

– Не беспокойся! То, что ты сказала тогда, – это ничто по сравнению с тем, что обо мне говорили твои соплеменники. Я не обижаюсь… Ты же просто меня пожалела. К тому же я действительно уже старый. И действительно мне тогда было грустно и плохо…

Доктор Харикумар ничего не понимал и вертел головой во все стороны. Я объяснила индусу, что происходит. Вслед за произнесенными мной словами старый Тао утвердительно закивал. Некоторое время все молчали, и я поняла главное – моего мальчика, увы, пока еще не нашли. На меня накатила новая волна отчаяния, но Тао продолжил:

– Нам удалось задержать в аэропорту Бангкока доктора Чена. У него просрочен паспорт, а продление подделано. Российскую визу он получил, но из Бангкока улететь не смог. Он рассказал нам все, что знал.

– Где он?! – Я подскочила на кровати. – Я убью его!

– Я не дам тебе этого сделать. Когда умирала моя Линя, – глаза старика увлажнились, – я пообещал ей, что не позволю никого больше убивать на этом острове. Да это и ни к чему. Он сам еще может нам пригодиться. А его труп не нужен никому.

– Я хочу посмотреть на него! Я хочу взглянуть в его глаза! Куда надо ехать?

– Никуда, – спокойно ответил Тао и поклонился дрожащему всем телом Харикумару. – С любезного разрешения доктора Харикумара, Чен пока побудет здесь, в лечебнице. Он в соседней палате.

Я, не одеваясь, босиком побрела к дверям. Меня шатало. Харикумар подхватил меня под локоть, а Тао в резиновых шлепанцах зашаркал сзади. Я решила, что люди Тао страшно избили китайца, но не испытывала к Чену никакой жалости. Понятно, конечно, он мог не просто варварски прооперировать меня, но и зарезать вообще, но от этого моя ненависть к этому жуткому человеку не становилась меньше. Я ввалилась в соседнюю палату и сразу увидела безумные, вытаращенные глаза китайца. Пол‑ лица его закрывала пластиковая кислородная маска. Он не спал, но говорить, наверное, не мог. На кронштейне перед его глазами вместо телевизора стояла банка с каким‑ то раствором, в котором плавали какие‑ то мерзкие ошметки. Я не сразу догадалась, что это такое.

– Извини, но нам пришлось все же наказать нашего китайского друга. Не из жестокости. Просто другие должны знать, что за такие нехорошие поступки всегда приходится отвечать. Я решил, что будет достаточно просто лишить его яиц. А саму операцию сделал очень хороший врач и, разумеется, под наркозом. Под местным наркозом, разумеется.

Я повернулась к доктору Харикумару. Индус был слишком смуглым, чтобы побелеть лицом и приобрести цвет накрахмаленной простыни. Цвет его лица стал серым, как грязная штукатурка. Он отрицательно покачал головой.

– Нет, нет, что ты! – понял ход моих мыслей Большой Тао. – Я не мог попросить о таком одолжении уважаемого доктора Харикумара. Для этого нашелся другой, но тоже очень квалифицированный хирург, к которому я и обратился.

– Я не слышала, чтобы здесь в округе практиковал еще один хирург.

– Ты права, дорогая! Но я попросил самого доктора Чена оказать мне такую небольшую услугу. – Он жестко уставился в глаза обезумевшего китайца. – Ведь правда, уважаемый доктор Чен, это была совсем несложная операция?! Почему ты не отвечаешь мне? Забыл русский язык? Ну ничего! Тебе еще будет предоставлена возможность освежить свою память! А пока любуйся плодами своего хирургического мастерства!

Китаец и так практически неотрывно смотрел на установленную в метре от его лица банку.

Я не могла подобрать слова, чтобы отреагировать на произошедшее.

– Вы что, заставили его самого себя кастрировать?

– Я не заставлял, – мягко поправил меня старый гуманист. – Я только попросил. Но, знаешь ли, на Кануе, когда я прошу, мне редко отказывают… последние лет двадцать…

– Да, господин Тао, я заметила! Я тоже… Вы же знаете, как я назвала детей!

– Я оценил! – кивнул мне старик. – Я не провидец, конечно, но почему‑ то в тот миг, когда ты появилась в моем доме, я уже знал, что маленькие Тао и Линя скоро придут в этот мир. У нас с женой детей не получилось… – На глаза старика навернулись слезы.

Из моей комнаты послышался плач.

– Маленькая Линя проголодалась. Может быть, вы расскажете мне, что происходит, пока я буду кормить?

Я сама не понимала, откуда у меня брались душевные силы на это внешнее спокойствие. Как у меня сохранялась способность здраво рассуждать и о чем‑ то осознанно говорить? Если бы я перестала держать себя в руках, то просто рухнула бы на сверкающий каменный пол и билась головой о полированные плиты. О боже! Внутри все мое естество содрогалось, и про себя я визжала, как делала бы это вслух всякая баба на моем месте: «Где мой ребенок?! Где мой сын?! Найдите, найдите мне его!!! »

Очевидно, я еще валялась без сознания под действием наркоза, слишком сильного для такой операции, как кесарево сечение, когда трое преступников с моим ребенком в руках вылетели из Кануя в Бангкок. Пока неизвестно, сколько денег они дали за то, чтобы получить российское свидетельство о рождении мальчика и визы для Василисы и Чена. Но Большому Тао уже было известно имя российского вице‑ консула, получившего взятку и оформившего документы в обход всех законов. Маша с Василисой и моим сыном отправились из Бангкока в Москву дневным рейсом Аэрофлота, и остановить на границе их уже не успели. А доктор Чен явно сэкономил – продление его паспорта было подделано так грубо, что на это без всяких указаний сверху обратили внимание сами пограничники. И уже потом полиция международного аэропорта Бангкока по запросу коллег с Кануя отдала им никому не нужного китайца. А дальше – все понятно. Перед тем, как выполнить над собой несложную операцию, Чен рассказал все, что знал. Знал он, правда, немного. Главное – то, что мой мальчик родился абсолютно здоровым. Рост – пятьдесят сантиметров, вес – три килограмма и сто граммов, никакого гипертонуса, никакой желтухи. Василиса за ним умело ухаживает, а Маша, превратившаяся после родов в дойную корову, может выкормить еще минимум пятерых таких, как мой Тао. Китайцу не было известно, куда именно в России направятся Маша с ребенком и китаянкой после прилета в Москву, зато он указал на нужного нам вице‑ консула – Александра Петровича Назарченкова. Тот, несомненно, должен был знать, по крайней мере, адреса и телефоны, по которым нам предстояло искать суку Машу. Вопрос только, как можно поймать и допросить защищенного неприкосновенностью дипломата? Я осознавала, что по доброй воле получивший взятку чиновник никогда не даст выйти на того, кто ему дал эту взятку. Однако Большой Тао заверил меня, что проблем не возникнет и через несколько дней вице‑ консул будет у нас в руках, все расскажет и предоставит любую помощь.

Высказавшись в таком духе, старик Тао попрощался и покинул меня, пообещав позвонить и приехать, как только появятся новости. Доктор Харикумар удалился в свой кабинет. Как я поняла, после всего случившегося он вообще не уходил из клиники и даже ночевал в процедурной комнате на большом массажном столе.

Покормив девочку, я соединилась с Москвой и попыталась обсудить с Игорем Борисовичем то, что со мной случилось. Но вместо сочувствия и предложений о помощи я оказалась с головы до ног облитой словесными помоями.

– Меня зае… твои приключения! – заорал на меня Чертков. – Если есть в мире какое‑ то г…, ты непременно его найдешь и влезешь по самое горло! Мне что, больше нечего делать, как по всей Саратовской области какую‑ то б… искать?! Думай, с кем общаешься! Рожала бы в Кремлевке, как все нормальные люди! А ты, с брюхом своим, охренела совсем! Ничего не делаешь! Одни проблемы от тебя! Индусы рекламации выставляют! Кто контракт подписывал?! А?!

– Какой контракт? Все контракты подписывает Егерев!

– Ах, какой контракт?! На колодки тормозные для «двадцать первых» «МиГов» – вот какой контракт!

– Все контракты подписывает Егерев! – повторила я.

– Ты на Егерева не списывай! Мы про него все знаем! А визировал кто? Кто будет за эти е… рекламации отвечать?

– За какие, черт возьми, рекламации? Так мы же поставили их уже!

– Поставили, блин?! А почему там выточки не круглые, а прямоугольные?

– Спецификациями и чертежами инженеры, специалисты занимались – не я! Они не подходят, что ли?! – Сейчас было самое время говорить о выточках на этих долбаных тормозных колодках.

– Подходят, подходят!.. Ни посадочные размеры, ни материалы не изменились! Выточки эти технологические, только для упаковки в ящики. А х… толку?! ГОСТ еще при советской власти сменили, а индусы, сволочи, говорят, что знать ничего не хотят! И платить не будут, и колодки не отдадут, и новые контракты с нами денонсируют! Им прицепиться надо было к чему‑ то! И они нашли! Из‑ за тебя, б…! Из‑ за твоего е… Гупты!

– Почему моего! Это ваш Гупта!

– Мой?! Это ты с ним пила! Не я!

– Какого хера вы на меня орете?! – Меня всю трясло.

В трубке запикало.

Сказать, что произошедшее усугубило мое отчаяние, – ничего не сказать. Да, Чертков, как и Семен, участвовал в моем вызволении из тюрьмы Ха’Шарон, куда я попала за то, что убила молодого террориста, покушавшегося на жизнь моего любимого. Да, Игорь Борисович сделал меня равноправным партнером в серьезном международном бизнесе. Если бы не он, я бы никогда не стала владелицей роскошного дома в одном из самых престижных мест ближнего Подмосковья и, наверное, не встретила бы язычника Евпатия, а значит, и целитель Архипушка никогда не спас бы моего Леню, и я не забеременела бы от того человека, которого так любила. Все сплетено в один клубок, и этот отвратительный, циничный Чертков, как ни крути, глубоко внутри этого клубка. И тем не менее положение стало невыносимым, и не просто невыносимым – наконец осознав, что и мое финансовое благополучие тоже под угрозой, я позвонила Ирине. Она разговаривала со мной спокойно и доброжелательно и в отличие от Черткова выслушала меня до конца и ответила, что найдет способ перерыть всю Саратовскую область, где, по словам Космонавта, трудился в хлебном бизнесе Машин любовник бывший боксер Бухарцев. После этого, заверила она меня, не будет никаких проблем провести «операцию по спасению». Я немного успокоилась и поинтересовалась, что же на самом деле произошло с нашими индийскими партнерами.

Ирина подтвердила слова Черткова. Похоже, Гупта последние несколько недель лихорадочно искал, к чему придраться, чтобы расторгнуть внезапно разонравившийся ему контракт, и без особого труда нашел. Действительно, многие части к авиационной технике несколько изменяются, оставаясь в то же время полностью совместимыми, – это связано и с изменением ГОСТов, и с переносом процесса изготовления с одного завода на другой. Обычно это не вызывает затруднений в работе. Поставщик просто предъявляет покупателю документы, подтверждающие полную совместимость и пригодность измененной конструкции. Однако у клиента, если он не заинтересован в продолжении сотрудничества, всегда остается возможность устроить скандал, остановить оплату и разорвать контракт. Само же разбирательство переносят в арбитражный суд, и оно занимает месяцы или даже годы. А в нашем случае рассмотрение дела в арбитражном суде и вовсе невозможно, учитывая конфиденциальность осуществляемой сделки. Короче, Гупта явно нашел другого партнера, по тем или иным причинам более подходящего, чем мы, и одним выстрелом решил убить трех зайцев: избавиться от обязательств по продолжению бизнеса с нами, мотивируя это поставкой не соответствующей контракту продукции, присвоить недоплаченные нам деньги и, наконец, выслужиться перед индийским Министерством обороны и руководством авиастроительного концерна, продемонстрировав им свою бдительность. Полученный товар, разумеется, пойдет в дело и даже будет оплачен за вычетом двадцати‑ тридцати процентов через гибралтарский офшор самого Гупты. Но мы этих денег не увидим никогда! Понятно, что не этот потерянный миллион вывел из себя Игоря Борисовича. Для Егерева это не бог весть какая сумма. Главная проблема – провал на важнейшем индийском направлении. Друзья‑ генералы могут не простить Черткову такого провала, причем их не будет волновать, чья здесь вина. Однако по старой номенклатурной привычке он все же нашел виноватого во всем – главным виновником поражения на «индийском фронте» стала я.

Итак, то, о чем мне говорил во время своего краткого визита Семен, стало принимать черты мерзковатой реальности.

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 151617 18 19 20 Следующая ⇒