Часть третья 7 страница

– Он не дает мне развлекаться, – тоном обиженного ребенка пожаловалась Росалита.

Музыканты облегченно улыбались, глядя, как уводят их мучительницу.

Какие‑ то шутники кричали, чтобы Росалита спела на бис. Женщины язвительно смеялись. Глаза Росалиты сверкали от злости и жалости к себе.

– Он – просто дешевка, – громко заявила она.

Когда Билл и Нэнси подвели Росалиту к столу, оркестр заиграл «The Girl From Ipanema». [61]

– Дешевка! – выкрикнула Росалита, глядя в затылок Шейну.

Шейн вздрогнул, но не повернулся.

– А где кофе? – все тем же капризным тоном спросила филиппинка.

И снова Биллу и Нэнси пришлось конвоировать ее к стойке бара. Оказалось, что в этом отеле кофе подают только в номер. Билл нетерпеливо бросил на стойку крупную купюру, и бармен послушно отправился за кофе.

Росалита положила голову Биллу на плечо. Она назвала его «симпатичным мальчиком», заявив, что он ей всегда нравился. Признание она подкрепила припевом из «Yesterday Once More». Язык уже плохо слушался Росалиту. Филиппинка пролила сентиментальную слезу, после чего уложила голову на руки и заснула.

На соседнем табурете сидела Элис Грин. Журналистка поморщилась, презрительно фыркнула и отвернулась.

– Нет ничего паршивее этих сладеньких «Карпентерз», – пробормотала она. – Всегда ненавидела их блеяние.

С другой стороны на табурет взгромоздился Шейн. Он молча глядел на спящую жену, затем протянул руку. Рука застыла над гривой блестящих черных волос, словно австралиец не осмеливался их коснуться.

– Она проспится и придет в норму, – сказал ему Билл.

– Верно говорят: можно вытащить девчонку из бара, но нельзя вытащить бар из девчонки, – с грустью заметил Шейн.

– Ты этого и не делал, – возразил Билл. – Ты не вытаскивал Росалиту из бара. Она так и осталась завсегдатаем. Это часть ее жизни.

– Да, – вздохнул Шейн, глядя на жену со смешанным чувством горечи и восхищения. – Это часть ее жизни.

Он похлопал Билла по плечу, избегая смотреть другу в глаза.

– Давно мы с вами не виделись, – усмехнулась Элис. – Как дела в «Баттерфилд»?

– Думаю, лучше, чем у вас, – не слишком учтиво ответил Билл.

Он регулярно просматривал интернет‑ версию ее газеты, надеясь увидеть статью о трагедии на фабрике «Хэппи траусерз». Статьи не было. Ему не встречалось вообще никаких материалов, написанных Элис Грин.

– Это вы в точку попали, – печально рассмеялась журналистка.

Билл только сейчас обратил внимание, что прежняя, насмешливая и самоуверенная, Элис куда‑ то исчезла. Перед ним сидела растерянная и даже неухоженная женщина. Биллу стало ее искренне жаль.

– Моя газета впала в ступор, – сказала Элис. – Запасы благородного негодования иссякли. Сколько можно писать о захвате земель, промышленном загрязнении окружающей среды или о зачуханных фабричных рабочих, которые валятся замертво от усталости?

Она уставилась в свой бокал, будто ответ находился там.

– Я тогда в Шэньчжэне собрала материал и написала статью. Редактор пробежал ее по диагонали и скривился. Это уже не удивляет. Понимаете? Это стало привычным, как снимки голодающих детей из африканских стран или сообщение об очередном взрыве бомбы в каком‑ нибудь ближневосточном городе. Это уже видели, слышали, читали… Все это проело плешь читателям. Помните, что я вам сказала, когда Бекка нашла младенца в мусорном контейнере?

Билл кивнул. Он не забыл ее слова: «Такое в Шанхае не считается сенсацией».

– Теперь нужны журналисты, способные рассказывать о чудесах. Редакторам нужны чудеса. Бурно развивающийся Китай. Динамичный Шанхай. Не жалейте слов, рассказывая миру, что Пекин становится похожим на Вашингтон, а Шанхай превращается во второй Нью‑ Йорк. Вот эта оптимистичная трескотня пойдет на ура. Позитивное, жизнеутверждающее дерьмо!

Элис качнула бокалом, шутовски салютуя не то бурно развивающемуся Китаю, не то динамичному Шанхаю.

Вернулся бармен, неся три порции капучино.

– А где черный кофе? – спросил Билл. – Я заказывал черный.

– Только капучино, – сокрушенно вздохнул бармен. – Черный кофе кончился.

В каждой чашке поверх пенки лежало шоколадное сердечко.

– Вы выиграли, – сказала Элис. – Ваш жребий выпал. Поздравляю.

– Мой жребий? – удивился Билл, глядя, как Нэнси осторожно расталкивает Росалиту.

Свою чашку он отставил в сторону.

– Они – не мой жребий, – упрямо произнес он, сам не зная, что именно означают «они».

Но Элис не услышала его возражений.

– Мне вообще надо было бы родиться раньше. – Она махнула бармену, заказывая новую порцию выпивки. – Жаль, что меня тогда не было на площади Тяньаньмэнь. – Она прищурилась, в упор глядя на Билла. – Тогда, четвертого июня тысяча девятьсот восемьдесят седьмого. [62] Оттуда все и началось. Алчность. Коррупция. Корень отравы – там.

Нэнси посмотрела на Элис в упор. Та рассеянно разглядывала принесенную выпивку, а проснувшаяся Росалита вяло потягивала капучино, пачкая губы растаявшим шоколадом.

– Думаете, это просто совпадение, что приказ ввести танки отдал создатель китайского «экономического чуда»? – спросила Элис, тыча пальцем в сторону Билла. – Думаете, «дорогой вождь, уважаемый товарищ Дэн Сяопин» по чистой случайности ответствен за тогдашнее побоище на Тяньаньмэнь? Никаких случайностей и никакого совпадения! Все население Китая, от мала до велика, получило недвусмысленное послание: «Поддержите нас, и мы сделаем вас богатыми, а если вздумаете сопротивляться, мы раздавим вас танками». – Элис снова приложилась к бокалу и резко тряхнула головой. – Чертовски жаль, что меня там не было.

– Да, жаль, что вы не находились где‑ то поблизости, – вдруг вступила Нэнси.

Все повернулись к ней: Элис, Билл и даже Росалита, не успевшая протрезветь.

В устах Нэнси эта идиома[63] звучала так, словно китаянка выудила ее из какого‑ то лингвистического пособия Берлица. [64]

– Тогдашнюю бойню вы пропустили, – учтиво улыбаясь, продолжала Нэнси. – Зато вы обязательно поспеете к следующей.

Покинув бар, Билл отправился не домой, а в район Бунда. Он шел, огибая группы туристов, глазеющих на вечерние огни, уворачивался от попрошаек с детьми, пытавшихся ухватить его за одежду. Ему встречались подвыпившие бизнесмены и трезвые официантки баров, закончившие работу. Были и молодые, модно одетые китайцы и китаянки, которые никуда не спешили, а просто прогуливались. За эти месяцы их стало заметно больше. Они явно считали Бунд своим.

Билл договорился встретиться с Цзинь‑ Цзинь в баре отеля «Мир». Только сейчас, сидя с бутылкой «Чинтао» и слушая «I'll Be Seeing You», [65] он вдруг понял, что избрал неподходящее место для встречи.

О чем он думал, приглашая Цзинь‑ Цзинь сюда? Этот бар – замечательное место, куда принято приходить с женами. Многие считали шестерку нестареющих китайских джазменов неприступными мэтрами, которые сами выбирали, что им играть. И ошибались. Музыканты охотно играли на заказ. Просто потрясающе: они, эта живая легенда, играют твою любимую мелодию, а ты сидишь и балдеешь от удовольствия. Но для тех, кто не хотел оказаться в щекотливом положении, бар был неподходящим местом.

Как всегда, здесь хватало туристов, однако Билл опасался не их. Он боялся встретить кого‑ нибудь из знакомых, а такая вероятность была весьма велика. Все западные компании, имевшие филиалы в Шанхае, непременно водили своих клиентов и деловых гостей в бар отеля «Мир». Такой же ритуал, как посещение знаменитого чайного домика в саду Юй‑ Юань. Сегодняшний лондонский гость – важная шишка. Как‑ никак старший партнер. Там, в баре на восьмидесятом этаже, он открыто зевал, выказывая все признаки сбоя часовых поясов. Но где гарантия, что Девлин и Тесса не поволокут его сюда, обещая показать «настоящий Шанхай»?

Билл торопливо глотал пиво, не спуская глаз с входной двери. У него колотилось сердце. Оно забилось еще сильнее, когда он увидел вошедшую Цзинь‑ Цзинь. Она остановилась, обводя глазами зал. Билл замер от восторга. Ему нравилось наблюдать за Цзинь‑ Цзинь, не знавшей, что он уже здесь и следит за ней. Наконец она заметила его и заулыбалась во весь рот. Ее красивое лицо стало еще прекраснее. Лицо и улыбка принадлежали ему. Это было лицо «моей девочки», как иногда Билл мысленно называл Цзинь‑ Цзинь.

Она шла прямо к его столику.

Билла охватил стыд. Он завидовал Цзинь‑ Цзинь. Ей не надо ни от кого прятаться, не надо оглядываться на дверь. Она вела себя честно. Лгуном и обманщиком был он, Билл Холден.

Цзинь‑ Цзинь поцеловала его в губы и положила ладонь поверх его ладони. Официант осведомился у нее насчет заказа.

– Спасибо. Мы спешим, – выпалил Билл.

Не выпуская руки Цзинь‑ Цзинь, он повел «свою девочку» туда, где можно было не опасаться Девлина и Тессы, – в заведение «Вместе с Сюзи». Там они сели у дальней стены. Цзинь‑ Цзинь оживленно защебетала с обеими Дженни, Энни и Сахарной. Билл стал разглядывать танцующих.

Все женщины, охотившиеся здесь за клиентами, использовали одни и те же профессиональные приемы. Потенциального клиента они встречали с такой искренней нежностью, что тот поневоле начинал верить в свою избранность. Шумный, прокуренный зал представлялся ему землей обетованной, где его давно ждали и где жила настоящая любовь.

Если мужчина отвергал предлагаемое общение, женщины отходили. Их улыбки воплощали собой искреннее сожаление, словно этот человек своими руками прогонял собственное счастье. Билл поражался их способности не выходить из роли даже после самых грубых отказов. Но если мужчина заглатывал наживку и проявлял интерес (угощал выпивкой, вел танцевать или лез обниматься), в глазах женщин появлялось совсем другое выражение. Их губы продолжали механически улыбаться, однако нежность сменялась холодным, оценивающим взглядом. Со стороны это просто шокировало. Билл мысленно спрашивал себя: почему эти мужчины принимают коммерческий расчет за внимание к ним, за желание или любовь? Почему на них находит затмение?

Здесь торговали не сексом, а мечтами. Их продавали, потому что на мечты был спрос. В зале, где пахло табачным дымом и пивом и звучали хиты Эминема, набиралось достаточно мужчин, готовых платить за несбыточное. За грезу об удивительной женщине, которая где‑ то обязательно есть, но которую они до сих пор не встретили. Они приходили сюда не столько для того, чтобы выпить или послушать музыку (выпивки и музыки с избытком хватало в других местах). Они приходили купить мечту. Они верили: вдруг случится чудо, и завтра кто‑ то из них проснется в объятиях прекрасной, чистой и верной женщины вроде Цзинь‑ Цзинь Ли.

У Билла щипало в глазах от густого табачного смога. В ушах звенело от «The Way I Am» и «Lose Yourself»[66] и множества других песен, которых он не знал. Лучше бы они с Цзинь‑ Цзинь пошли к ней домой и закрылись от всего мира. (Он никогда не водил ее к себе; они даже не заикались об этом, оба понимая, что там нельзя. ) Но близился канун китайского Нового года, и Цзинь‑ Цзинь хотелось повидаться с подругами, пока те не отправились в родные края. Новый год – самый главный и наиболее почитаемый в Китае праздник и, конечно же, повод навестить близких. Еще немного, и вся страна придет в движение.

Разговор за их столом не утихал. Билл даже не пытался угадать, о чем они говорят. Цзинь‑ Цзинь и Дженни Первая запальчиво спорили с Энни, а та почти со слезами на глазах отстаивала свою правоту. Билл и не подозревал, что всегда сдержанная, надменная Энни может быть столь эмоциональной. Дженни Вторая с Сахарной задумчиво кивали. Потом они взяли Энни за руки, но она вырвалась и вдруг стала закатывать рукав. По ее щекам текли слезы.

Билл даже вздрогнул, увидев на правой руке Энни свежую татуировку. Скорее всего, крупные иероглифы составляли имя. В неоновом свете бара иероглифы как будто и сами светились.

– Он очень рассердился, когда увидел это, – по‑ английски сказала Цзинь‑ Цзинь, включая в разговор Билла.

Ему не понадобилось спрашивать, о ком речь.

– Он сказал, что она должна убираться прочь, – добавила Дженни Вторая, которую заботы Энни волновали больше собственных. – Но ведь она сделала это для него. Только для него!

– А он ее отверг, – вздохнула Дженни Первая.

«Он ее отверг». Так они всегда говорили о брошенной «канарейке».

Энни глядела на иероглифы, которые искренне считала зримым выражением признательности своему престарелому спонсору, поселившему ее в «Райском квартале». В глазах всех китаянок Билл видел немую просьбу – объяснить странности и переменчивость мужского сердца. Но как объяснишь чужие намерения?

Билл покачал головой, словно извиняясь.

– Нам пора.

В квартире Цзинь‑ Цзинь Билл сказал, что сегодня они поменяются ролями: она пусть отдохнет, а он приготовит чай.

Билл прошел на кухню. Цзинь‑ Цзинь включила телевизор. Из гостиной доносился ровный, уверенный голос дикторши, читающей выпуск новостей. Билл достал чашки и жестяную коробку с китайским чаем. Хотя ему почти ежедневно приходилось пить китайский чай, назвать себя большим любителем этого напитка Билл не мог.

Он добросовестно пытался оценить достоинства китайского чая, но так и не понял, в чем тут фишка, как не понимал и особую прелесть джаза или крикета. Иногда, ради разнообразия, можно выпить чашку китайского чая, но привычный черный все же казался Биллу вкуснее. Он искренне обрадовался, обнаружив на одной из полок нераспечатанную пачку английского «Чая для завтрака». Должно быть, Цзинь‑ Цзинь купила этот чай в местном супермаркете как нечто экзотическое. Как некий сувенир. На ее кухне сплошь и рядом попадались такие «сувениры». Пыльная бутылка французской минеральной воды. Банка растворимого кофе без кофеина. Пачка мюсли. Картонная упаковка с полудюжиной бутылок кока‑ колы. Посланцы из далекого, чужого мира, о котором она знала лишь по книгам и фильмам.

Билл заварил чай, дал ему настояться, наполнил чашки и поставил их на поднос, добавив картонный пакет молока и нерафинированный тростниковый сахар. Цзинь‑ Цзинь, затаив дыхание, глядела на молодую дикторшу, продолжавшую читать новости.

Заметив в чашках черный чай, Цзинь‑ Цзинь поморщилась.

– Ты будешь пить чай с молоком? – удивилась она.

– Да. Ты только попробуй, – улыбаясь, предложил Билл.

Он поставил поднос на столик. Цзинь‑ Цзинь вернулась к созерцанию дикторши. Билл был почти уверен, что сейчас она думает: «Я бы тоже так могла».

– Цзинь‑ Цзинь, я хочу тебя спросить.

– Да, Вильям.

Она почему‑ то никогда не называла его Биллом.

– Ты продолжаешь жить в этой квартире, – сказал он, не зная, как спросить о том, что не давало ему покоя. – В этой квартире… Ты по‑ прежнему здесь живешь.

– Да. И что? – Цзинь‑ Цзинь повернула к нему лицо, забыв про телевизор.

– Почему? – спросил Билл, садясь рядом. – Это ведь не твоя квартира. – Цзинь‑ Цзинь молча глядела на него, ожидая продолжения. – Квартира принадлежит ему. Тому человеку. Твоему прежнему бойфренду. – Билл не мог заставить себя сказать «мужу». Язык не поворачивался. – Я удивляюсь: почему он не выгнал тебя отсюда, когда ты порвала с ним?

Столь прямой вопрос ошеломил и даже испугал Цзинь‑ Цзинь.

– Он – не такой человек, – ответила она. – Наверное, он всегда знал, что я кого‑ то встречу. Что такой день наступит. – Она попробовала чай и поморщилась. – Я не могу остаться здесь насовсем. Я это знаю. Но он никогда… никогда не выгонит меня. – Последние слова Цзинь‑ Цзинь произнесла с трудом.

Билл поставил свою чашку на поднос.

– Тогда, должно быть, он тебя очень любит.

– Он заботится обо мне.

То, что у нее было с владельцем серебристого «порше», она не называла любовью. Никогда не называла.

– А как у тебя с деньгами? – спросил Билл.

– Пока хватает.

– Тебе нравится чай? – спросил он, чтобы уйти от неприятной темы.

– Чай с молоком? – надула губы Цзинь‑ Цзинь. – Это ужасно.

Билл засмеялся и взял сахарницу.

– Это легко исправить. Нужно лишь подсластить чай.

Он сам положил ей ложку тростникового сахарного песку и тщательно размешал.

Цзинь‑ Цзинь все так же настороженно попробовала непривычный напиток.

– А теперь?

– Лучше. Как ты сказал? Нужно лишь подсластить. Я запомню.

На коленях у Тигра лежал новенький ноутбук. Пальцы водителя бегали по клавишам. Обычно Тигр вылезал из кабины и распахивал дверцу, однако сейчас он даже не заметил подошедшего Билла. Утро было морозным. Холодный январский ветер продувал насквозь, забираясь внутрь его недавно купленного пальто от Армани.

Биллу пришлось постучать по лобовому стеклу. Лишь тогда Тигр встрепенулся, закрыл ноутбук и положил на заднее сиденье.

– Неужели тебе времени не хватает? – удивился Билл. – И чем ты так увлекся?

– Ничего особенного, босс.

Тигр не успел выключить компьютер. Билл, не спрашивая разрешения, откинул крышку. Честно говоря, он ожидал увидеть картинки с голыми девицами или новыми машинами. Вместо этого на дисплее красовалась цветная фотография странного сооружения – не то кресла, не то трона – величиной с телефонную будку. Сидящего на нем можно было увидеть лишь спереди; со спины и с боков этому мешали деревянные стенки, украшенные резьбой и рядами каллиграфически вырисованных иероглифов. Стенки и придавали этой старинной китайской мебели сходство с телефонной будкой. Вокруг нее толпились босоногие ребятишки. Пояснение к снимку было на английском языке, и Билл прочитал: «Гонконг, 1963 г. Юные родственники пытаются подглядывать за невестой, которую несут к месту брачной церемонии».

– Что это такое? – спросил Билл.

– Мой бизнес, босс, – смущенно улыбнулся Тигр. – Это мой личный сайт. Желаете посмотреть?

Билл ободряюще улыбнулся. Тигр осторожно взял ноутбук. Его пальцы опять забегали по клавишам. Вещи, появлявшиеся на экране компьютера, скорее напоминали произведения искусства, нежели предметы быта… Черные лакированные шкафчики, которые ставились возле кровати. Дорожные сундуки. Ширмы с ручной росписью. Кофейные столики. Специальные сундуки для хранения подушек. Кровати с деревянным балдахином. Красные фонари, которые Билл видел в исторических фильмах. Во всем этом была странная, аскетичная красота.

– Это мой способ разбогатеть, – застенчиво улыбаясь, сообщил Тигр. – У меня есть связи в Гонконге и на Тайване. И с фабриками на юге. Много фабрик, босс.

– И что, большой спрос на такие вещи? – осторожно спросил Билл.

– Огромный. И он все время растет, босс. В прошлом, когда были плохие времена, много китайской мебели уничтожили. Теперь в Китае много богатых людей. Они не хотят западную мебель. Она им надоела. Они хотят традиционную китайскую мебель.

Тигр глядел на него, словно мальчишка, которому требовалось одобрение взрослых.

– Скажете, плохая идея, босс?

Билл был потрясен и немного огорчен. Очень скоро они могут лишиться опытного водителя. Но таков уж Шанхай, где каждому непременно хочется разбогатеть.

– Что ты, Тигр! Это прекрасная идея. Потрясающая идея. Я от всего сердца желаю тебе успеха. А скажи: мебель, которую ты показывал, – она подлинная или сделана под настоящую?

– Всякая, – обрадованно закивал Тигр. – Есть старинная, есть и современная. Вы не поверите, уцелела мебель времен династий Мин и Цин. [67] Я знаю хороших реставраторов. А южные фабрики делают точные копии старинной мебели.

Тигр выключил ноутбук и завел мотор. Билл мысленно усмехнулся: как всегда, граница между подлинниками и копиями была весьма размытой. В основном, это зависело от того, во что ты предпочитаешь верить и сколько готов заплатить. Если денег очень много – тебе достанут подлинные вещи в приличном состоянии. Если денег поменьше – найдут подлинные, но требующие реставрации. В остальных случаях тебе предложат копии. Впрочем, даже для того, чтобы сделать копии со старинной мебели черного и красного дерева, нужен изрядный талант. А бывают поистине гениальные мастера, чьи копии вообще не отличишь от подлинника.

Глава 20

В аэропорту было не протолкнуться. Казалось, весь Китай собрался куда‑ то лететь. Ежегодно страну охватывала лихорадка предпраздничных перемещений. Вот и сейчас китайские пассажиры в теплой одежде (температура до сих пор держалась ниже нуля) волокли через металлодетекторы свои неподъемные чемоданы. Все здание аэровокзала было увешано красными фонариками. Китай готовился встречать Новый год по лунному календарю.

Снег на обочинах чанчуньских дорог почернел от копоти и грязи. Сам город выглядел куда суровее и угрюмее самоуверенного Шанхая. У горожан тоже другие лица: замкнутые, настороженные. И одеваются здесь намного проще и беднее. Биллу вдруг показалось, что он переместился не только в пространстве, но и во времени, попав в старый Китай.

Он снял номер в одном из отелей центральной части города. Цзинь‑ Цзинь сказала, что только взглянет, как он устроился, и поедет к своим. Она собиралась все это время жить в квартирке на окраине Чанчуня, где сейчас проживали мать и сестра и где прошло ее детство. Цзинь‑ Цзинь добавила, что, если бы она осталась с Биллом в номере, это не понравилось бы ее матери. Как ни странно, Билл даже обрадовался. Пусть побудет у своих, пусть окунется в атмосферу родного дома.

Однако праздновать китайский Новый год им предстояло в жилище Цзинь‑ Цзинь. Спустя несколько часов она заехала за Биллом. На ней был ярко‑ красный свитер. Щеки Цзинь‑ Цзинь тоже раскраснелись от мороза. На время торжеств унылый серый Чанчунь расцвечивался красным.

В вестибюле отеля царила предпраздничная суета. Очередь на такси намного превышала привычные размеры. Казалось, Рождество, календарный Новый год и начало летних каникул слились воедино.

Из центра города такси повезло их по уныло одинаковым улицам, застроенным уныло одинаковыми серыми домами. Это был коммунистический город в китайском воплощении. Километры улиц и ряды домов, полностью исключающих даже намек на индивидуальность. Но и здесь, в окнах этих омерзительно одинаковых квартир, светились красные фонарики.

Билл держал Цзинь‑ Цзинь за руку и думал о мире, в котором она выросла. Была ли она похожа на нынешних чанчуньских ребятишек, радостно спешащих с родителями домой? Вряд ли. Эти дети принадлежали уже совсем к другому поколению. Детство Цзинь‑ Цзинь было намного тяжелее. Она не очень любила рассказывать о нем, но даже по ее коротким фразам Билл догадывался, как сильно бедствовала их семья. Цзинь‑ Цзинь могла утаивать воспоминания. Но мизинцы на ее ногах… достаточно взглянуть на эти пальчики, чтобы о многом догадаться.

Ее мизинцы на ногах были совсем детскими, сморщенными, несоразмерными с остальными пальцами. Как ни странно, Цзинь‑ Цзинь даже гордилась этим и утверждала, что родилась с такими мизинчиками, унаследовав их от матери. Билл не спорил с ней. Но настоящая причина была совсем иная – бедность.

В какой‑ то момент у Цзинь‑ Цзинь, как и у любого подростка, начала расти нога. Девочке требовалась новая обувь по размеру, а денег в семье не хватало. И Цзинь‑ Цзинь приходилось ходить в старой, с трудом впихивая выросшие ступни в тесные туфли. Основной удар приняли на себя мизинцы – немые свидетели нищеты, в которой жила семья Цзинь‑ Цзинь. Наверное, крестьянским детям было легче хотя бы потому, что они ходили босиком. Но зимой, да еще по городским улицам, босиком не погуляешь.

Такси остановилось возле многоквартирного дома, в окнах которого, как и везде, горели красные фонарики. Железобетонный улей, разделенный на маленькие соты. Жилой барак, точнее стойло, построенное для бессловесного рабочего скота в те времена, когда северо‑ восток называли «индустриальным сердцем Китая» и когда чанчуньские заводы и фабрики работали в три смены.

Таких грязных парадных Билл не видел даже в лондонских трущобах. Серые стены, покрытые густым, многолетним слоем копоти – неизбежной спутницы тогдашней китайской индустриализации. Серые, выщербленные ступени. Квартира, куда Цзинь‑ Цзинь вела Билла, находилась на самом верхнем этаже. Подниматься пришлось пешком; во времена строительства этих коробок лифты считались «буржуазным излишеством». Лестничная площадка встретила их тусклой лампочкой. На потолке блестели крупные капли скопившейся влаги.

В квартире его ждали. Дверь открыла мать Цзинь‑ Цзинь – маленькая толстая женщина.

«Будда женского рода», – подумал Билл.

Она радостно улыбалась, покачивая бутылкой пива и ничуть не стесняясь своих облегающих леггинсов. За спиной матери стояла Лин‑ Юань – миловидная младшая сестра Цзинь‑ Цзинь. Она тоже улыбалась, но застенчиво, хотя чувствовалось, что девушку распирает от любопытства. Ростом и фигурой Лин‑ Юань пошла в мать.

Обе женщины сразу же засуетились вокруг Билла. Ему подали чай. Мать о чем‑ то доверительно рассказывала ему на мандаринском диалекте. Биллу оставалось лишь улыбаться и качать головой. Лин‑ Юань изъяснялась на ломаном английском, однако больше двух‑ трех фраз подряд произнести не могла.

Многое, очень многое Билл понял без слов, сидя в этой чистенькой, но очень бедной квартирке. И для матери, и для ее дочерей жизнь была сплошной борьбой за выживание. Обе девочки родились еще до 1978 года, когда китайское правительство провозгласило принцип «Одна семья – один ребенок». [68] Билл сразу представил, с какой яростью воспринял правительственное постановление их отец, явно мечтавший о сыне. Несчастья сыпались на их семью, как из дьявольского рога изобилия. Чанчунь втягивало в полосу экономического кризиса. Отец пополнил ряды миллионов сяган, как называли временно уволенных рабочих. Временно уволенных, но так и не принятых обратно. Когда мать развелась с ним, Цзинь‑ Цзинь было тринадцать. Чтобы прокормить детей, эта самоотверженная женщина работала на трех работах. За младшей сестрой присматривала Цзинь‑ Цзинь.

Цзинь‑ Цзинь рассказывала Биллу, как у них празднуют китайский Новый год. Иногда несколько слов вставляла Лин‑ Юань. Мать только улыбалась, наливая ему «Чинтао». Они старались изо всех сил, чтобы Билл чувствовал себя как дома, и это искренне растрогало его.

Интересно, а они знали, что он женат? Цзинь‑ Цзинь рассказала им про Бекку и Холли? Билл не решался спросить ее об этом. Достаточно того, что он здесь, вместе с Цзинь‑ Цзинь помогает им делать цзяоцзы – праздничные пирожки с мясом, рыбой и овощами. В один из пирожков клали мелкую монетку «на счастье». Биллу вспомнилось, как его мать всегда прятала в рождественский пудинг новенький пятидесятипенсовик.

И вдруг из‑ за закрытой двери соседней комнаты послышался детский плач. Лин‑ Юань быстро пошла туда и вернулась с малышом на руках. Ребенку было года два. Его волосики напомнили Биллу детский снимок Элвиса Пресли. Голубой комбинезончик с синими сердечками подсказывал, что это мальчик. Итак, семья наконец‑ то получила сына. Лин‑ Юань качала малыша, пытаясь успокоить. Плач перешел в хныканье. Ребенок испуганно озирался по сторонам. Его личико оставалось серьезным и насупленным. Увидев Билла, малыш завопил еще громче. Все засмеялись. Лин‑ Юань передала ребенка сестре.

– Это наш Чо‑ Чо, – сказала Цзинь‑ Цзинь, принимаясь его качать. – Не плачь, малыш. Дядя‑ иностранец – хороший человек. Он очень любит маленьких детей.

Билл провел в их жилище прекрасный, удивительный вечер. Взрослые продолжали лепить пирожки, а Чо‑ Чо ползал рядом. Все, даже Билл, по очереди брали его на руки и играли. Вскоре малыш перестал бояться «дядю‑ иностранца» и что‑ то верещал, сидя у него на коленях.

В полночь небо над Чанчунем вспыхнуло каскадами фейерверков. Чтобы полюбоваться на салют, они вышли во двор. Вокруг сверкали бенгальские огни, хлопали петарды и слышался смех. Чо‑ Чо высовывал голову из пуховика Лин‑ Юань и от холода сразу же начинал хныкать. Мать Цзинь‑ Цзинь надела старую армейскую шинель, которая была ей велика. Сама Цзинь‑ Цзинь нарядилась в теплую желтую лыжную куртку с капюшоном, надвинутым почти на глаза.

Когда малыш совсем замерз и поднял рев, все вернулись в квартиру, где ели пирожки и поздравляли друг друга с Новым годом. Под вспышки последних фейерверков Билл почти поверил, что в середине февраля действительно наступил новый год.

Цзинь‑ Цзинь хотела проводить его до отеля, но Билл отказался. Он знал: если они поедут вместе, ему захочется, чтобы она осталась, а это было невозможно.

Билл тепло простился с ее матерью и сестрой, затем потрепал по щеке сонного Чо‑ Чо. Накинув желтую куртку, Цзинь‑ Цзинь вышла с Биллом на лестничную площадку. Там было темно. Билл попросил ее включить свет. Оказалось, что освещение включается централизованно и на ночь его гасят для экономии электричества. Сделав пару шагов, Билл больно ударился о чей‑ то велосипед, прикрепленный к ограждению перил. Цзинь‑ Цзинь удостоверилась, что у Билла есть с собой визитка отеля на случай, если водитель такси не поймет, куда ему нужно ехать.

Они крепко обнялись и стояли так, не в силах разжать руки. Где‑ то продолжали хлопать петарды.

– Здесь холодно, – наконец сказал Билл. – Иди внутрь, иначе простудишься. Завтра увидимся.

– Завтра увидимся, – повторила Цзинь‑ Цзинь.

После долгого поцелуя она наконец отпустила его, веля спускаться осторожно. На улице горели фонари, но их свет почти не достигал лестничных окон. Со всей осторожностью, на какую он был способен, Билл двинулся вниз, стараясь не испачкаться о закопченные стены и не задеть допотопные велосипеды, стоящие на каждом этаже.

⇐ Предыдущая 12 13 14 15 161718 19 20 21 Следующая ⇒