Глава 12. Часть третья. ДВЕ РЕАЛЬНОСТИ

ДВЕ РЕАЛЬНОСТИ

Глава 21

Он вошел в палату. Если не считать краткого визита к шанхайскому иглотерапевту, Билл никогда не видел отца на больничной койке. Постаравшись скрыть охвативший его ужас, он бросился к отцу и торопливо поцеловал в щеку.

«И это мой старик, – думал взрослый сын, стыдясь слез и не позволяя им вырваться наружу. – Что же стряслось с моим стариком? »

Впервые на больничной койке и впервые – неопрятный, прямо как старики из трущоб. Небритый. С непривычно длинными всклокоченными волосами. Глаза слезятся. Биллу показалось, что он прикоснулся губами не к отцовской щетине, а к наждачной бумаге. Но не это самое страшное. Страшнее было интуитивное ощущение, что его отец не выкарабкается.

За несколько месяцев болезнь буквально сожрала Уильяма Холдена‑ старшего, и от сильного, гордого человека осталась лишь оболочка. Перед Биллом на больничной постели лежал тщедушный старик, настолько немощный, что молоденькой филиппинской медсестре пришлось усаживать его и подкладывать под спину подушку. Рядом с койкой, словно часовой, застыл черный кислородный баллон. Отец Билла стал похож на больного ребенка: слабого, вялого, которому и пальцем не пошевелить без посторонней помощи.

Билл обнял отца. Их глаза встретились всего на мгновение, потому что потом к старику подошли Бекка и Холли. Но в это мгновение Холден‑ старший сумел сказать ему взглядом что‑ то невыразимое и непроизносимое. Потом все сменилось наигранной бодростью, как часто бывает в больничной палате.

– А что у нас здесь? – тоном Санта‑ Клауса спросил Билл, указывая на принесенные мешки.

– Подарки! – радостно выкрикнула Холли.

Билл выложил на тумбочку большую коробку шоколадных конфет, украшенную панорамой пудунских небоскребов. Из другого мешка он достал портативный DVD‑ плеер и несколько коробок с дисками. Все это он купил в беспошлинном магазине пудунского аэропорта.

– Все, что ты любишь, папа, – все тем же фальшиво‑ веселым голосом продолжал Билл. – Шоколадное ассорти с ликером и ковбойские фильмы. – Не зная, что говорить дальше, Билл принялся раскладывать диски. – Кажется, я ничего не забыл… «Дикая банда»… «Шейн»… «Человек, который застрелил Либерти Вэланса»… «Настоящее мужество»… «Ровно в полдень»…[69]

Старик взглянул на конфеты.

– Гэри Купер[70] и Берти Бассетт, [71] – хриплым, совершенно непривычным для Билла голосом произнес он. – Разве можно желать большего? – Да, прежний отцовский голос исчез навсегда. Холден‑ старший повернулся к медсестре. – Это мой сын. Юрист высокого ранга. Работает в солидной фирме.

Медсестра одарила Билла широкой белозубой улыбкой.

– Вашего отца постоянно навещают, – сказала филиппинка и добавила уже громче, словно оба Холдена плохо слышали: – Мистер Холден очень популярен.

В больничной палате эта фраза звучала нелепо. Вероятно, медсестра позаимствовала ее из какой‑ то телепередачи.

– Просто они меня плохо знают, – усмехнулся старик и подмигнул ей.

Было видно, что медсестра – добрая и заботливая девушка. Тем не менее ее тон чем‑ то задел Билла. К доброте примешивалась снисходительность. Ему стало противно: значит, стоит оказаться в этой палате, и тебя уже отделяют от всего остального мира.

Бекка и Холли присели на краешек кровати. Внучка тут же принялась рассказывать деду о своих занятиях танцами. Бекка и старик улыбались, слушая невинную детскую болтовню. Билл мучительно искал себе занятие. Увидев, что принесенные отцу цветы завяли, он осторожно вынул их из вазы и запихнул в опустевшие мешки. Он сказал, что вынесет мусор и попросит, чтобы отцу сделали чай.

Когда он вернулся, то увидел в палате новых посетителей – пожилую супружескую пару, соседей отца. Вероятно, по дороге сюда они заезжали на заправку, поскольку в палате ощутимо пахло бензином. Разговор, как всегда в подобных случаях, вертелся вокруг повседневных пустяков. Сосед добродушно подшучивал над отцом, говоря, что на него, наверное, заглядываются все хорошенькие сиделки и медсестрички.

Возможно, причиной стали бензиновые «ароматы». А возможно – очередной приступ удушья. Холден‑ старший потянулся к пластиковой маске. Соседи молча смотрели, как он привычным движением поворачивает вентиль и чистый кислород помогает его изношенным легким дышать.

– По‑ моему, кто‑ то еще в такси просился в туалет, – сказала Бекка, чтобы увести дочь от тяжкого для детских глаз зрелища.

Когда обе вернулись, маска лежала на своем месте, а землистое, небритое лицо старика улыбалось.

Медсестра сказала правду: к отцу Билла часто приходили. После супружеской пары явились другие соседи. Они принесли Холдену‑ старшему виноград. Тесная палата с трудом вмещала всех посетителей. А Билл‑ то думал, что его старик лежит в одиночестве. Ничего подобного! Многие искренне любили этого человека, невзирая на его тяжелый характер, и не оставили его умирать одного.

Когда умерла мать Билла, их семья стала совсем маленькой. И в этой маленькой семье он рос, взрослел, а потом ушел, чтобы построить собственную. Да и была ли у них с отцом семья? Исчезло связующее звено – женщина. Жена. Мать.

Но у отца оставались родственники. У его родителей была большая семья, и несколько братьев здравствовали до сих пор. Все они навещали Холдена‑ старшего. Приходили вдовы тех братьев, что уже покинули мир земной. Билл даже не предполагал, что столько людей любят его ворчливого, упрямого старика таким, какой он есть. И эта любовь отнюдь не обусловливалась кровным родством. Билл радовался за отца, одновременно испытывая жгучую, пронзительную грусть. Почему родственники, друзья, соседи, давние сослуживцы почти не заглядывали к нему домой? Почему только эта палата в отделении для раковых больных стала местом выражения их любви к его отцу?

В самолете Билла крепко зацепил вопрос: а кто бы оказался у его постели, случись с ним такое? Нет, вовсе не мысли об умирающем одиноком старике мешали ему уснуть в мягком самолетном кресле. Билл вдруг впервые понял, что через какое‑ то время – пусть и весьма отдаленное – та же участь ожидает и его.

Холли устало ерзала на краю дедовской койки. Как здорово было вначале! Дед слушал только ее. И зачем все эти люди пришли сюда? Бекка сказала свекру, что ей с дочерью пора домой. Они обе поцеловали Холдена‑ старшего. Билл вышел их проводить.

За стеклянными дверьми, на улице, какой‑ то старик в полосатой больничной пижаме курил сигарету. Билл обнял жену и дочь.

– Ты устал с дороги, – вздохнула Бекка. – Едем домой, Билл.

Но куда домой? Свой дом они сдали семье нью‑ йоркского юриста. Отец Бекки чувствовал себя лучше, и теперь она тоже жила у сестры.

– Я не могу его оставить, Бекки, – признался Билл.

Жена не стала спорить. Билл поцеловал ее и Холли и вернулся в отцовскую палату. За это время там сменились посетители. Кое‑ кого из них он знал, однако очень давно не видел. Были и совсем незнакомые ему люди. Холден‑ старший оживился, знакомя их с сыном. Билл стойко выдерживал рукопожатия, поцелуи в щеку и вежливые, ничего не значащие фразы.

Постепенно все посетители разошлись. Час был уже поздний, и Билл подумал, что и его тоже попросят из палаты. Но на раковом отделении действовали иные правила. Еще одно напоминание о неизбежном. По словам врача, старику оставалось жить несколько недель. Сколько именно – никто не знал. Билл подозревал, что каждый день Холдена‑ старшего может стать последним.

На дежурство заступила другая медсестра, молодая чешка. Когда она поправляла постель, у старика вновь начался приступ удушья. Женщина быстро надела ему маску и открыла кислород. Холден‑ старший взглянул на Билла, потом закрыл глаза. Билл понимал: отцу страшно. Это удивило его: он не помнил, чтобы отец чего‑ либо боялся. Но сейчас…

Нечему тут удивляться; кто бы сейчас не боялся, оказавшись на месте Холдена‑ старшего?

– А симпатичный у меня парень, правда? – спросил старик, когда санитарка сняла пластиковую маску.

Билл впервые слышал, как отец хвалится им перед другими людьми. В этом было что‑ то нелепое и даже фальшивое.

Санитарка подоткнула ему простыни. Внизу лежала прорезиненная клеенка. Точно такую же клали в кроватку Холли, когда дочь была совсем маленькой.

– Я потом приду и помою вашего отца, – сказала санитарка.

– Нам с тобой… многое… надо наверстать, – вдруг произнес старик, задыхаясь на каждом слове.

Он весь дрожал, и Билл испуганно подумал, не опустел ли кислородный баллон.

Уходя из палаты, санитарка погасила свет. Отец и сын остались наедине. В сумрак палаты прорывались звуки: шаги по коридору, приглушенные голоса, стоны в соседнем помещении. Звуки одинаковы во всех больницах – и в Лондоне, и в Шанхае.

Отец и сын улыбнулись друг другу. Билл взял отцовскую ладонь, он не держал ее в своей с пятилетнего возраста… Рука строительного рабочего, сильного и крепкого человека. Всю жизнь его отец работал руками и не очень представлял, как работают головой.

– Пап, не умирай, – сказал Билл, моргая от жгучих слез. – Прошу тебя, не умирай.

Им нужно было многое наверстать.

Среди ночи отец проснулся. Он тяжело ворочался. Сидевший на стуле Билл тоже проснулся и сразу же нажал кнопку вызова медсестры. Старика скрутило от невыносимой боли. Пришла чернокожая медсестра (Билл видел ее впервые) и спокойно подала отцу белую таблетку. Потом она снова поправила простыни, устало улыбнулась Биллу и ушла. Больной в соседней палате бредил, зовя какую‑ то женщину. Билл вновь взял отца за руку. Холден‑ старший лежал на спине, закрыв глаза, и боролся за каждый вдох.

– Жаль, что мы с тобой столько ссорились по пустякам, – сказал Билл.

Он произнес это почти шепотом, будто говорил сам с собой. И очень многое из того, что он носил в себе, о чем не решался даже заикнуться отцу, сейчас беспрепятственно складывалось в нужные слова.

– Ты всегда был моим героем. Я восхищался тобой. Я считал тебя самым лучшим отцом. – Билл слегка коснулся отцовской руки. Возможно, старик этого даже не почувствовал. – Мне всегда хотелось, чтобы в моей жизни было так, как у вас с мамой. – Он перевел дыхание. – И я всегда любил тебя, папа. Может, внешне это выглядело по‑ другому, но я никогда не переставал любить тебя.

Холден‑ старший спал.

Несколько часов спустя забрезжил рассвет. Билл проснулся, когда в палату вошла медсестра‑ чешка. Ловко удерживая одной рукой поднос, другой она включила свет.

– Ваш завтрак, мистер Холден, – сказала она.

Билл посмотрел на часы. Восемь утра. Больница просыпалась.

– Если хочешь, поешь, – предложил отец, когда они снова остались одни. – Мне сейчас ничего в глотку не лезет.

– Я тоже не хочу. Ты давно узнал… об этом? – спросил Билл.

– Почти сразу, как вернулся от вас.

– И почему ты молчал? Наверняка думал, что обойдется! – вдруг рассердился на отца Билл.

– Ну, думал. Не любил я никогда по врачам ходить. Только не говори мне сейчас: «надо было следить за собой». Раку все равно, следишь ты за собой или плюешь на себя. Лучше расскажи, как ты там в своем Китае. И вообще, как у вас.

Несколько фраз забрали у Холдена‑ старшего силы. Он снова закрыл глаза.

– У нас нормально, – соврал Билл, пододвигая стул к койке. – И у тебя все будет нормально. Как только тебе станет лучше, ты приедешь к нам. Вот Бекка с Холли вернутся в Шанхай, и я закажу тебе билет. На этот раз полетишь первым классом. Нечего экономить.

Стоило отцу серьезно заболеть… да что там… смертельно заболеть, как он сделался дорогим и желанным гостем. Билл со стыдом вспоминал, сколько раз он спорил с Беккой, не желая приглашать отца в гости. О чем они будут говорить? Или они давно не сцеплялись из‑ за очередной ерунды? Иногда он стыдился узколобых и прямолинейных отцовских рассуждений.

Билл с удовольствием стер бы из памяти все эти эпизоды, но было поздно. Если хочешь что‑ то исправить в прошлом, всегда бывает слишком поздно.

– Мы все встретим тебя в аэропорту. И ты останешься с нами, – продолжал Билл, ощущая прорвавшиеся слезы. С таким же успехом он мог обещать отцу полет на Луну и обратно. – Пап, ты будешь жить с нами, и все пойдет замечательно.

Холден‑ старший вдруг протянул свою, такую слабую теперь, руку и потрепал Билла по плечу, словно не он сам, а его молодой и здоровый сын нуждался в утешении.

Днем поговорить о серьезных вещах не удавалось – мешали посетители с типично больничной болтовней и бодрыми заверениями, что отец обязательно поправится. Билл надеялся на поздний вечер, если только старика не скрутит от боли или его сознание не затуманится от сильнодействующих лекарств. Если пронесет, тогда они «наверстают упущенное».

– Билл, как у вас с Беккой? – вдруг спросил отец.

Билл не думал, что их вечерний разговор начнется с этого вопроса. У него не хватило сил соврать отцу, отгородиться лживыми заверениями. Вранье незаметно пожирает человека, что‑ то отбирая у него. Насовсем. Как ни странно, это всегда уберегало Билла от лжи.

– Не знаю, папа, – ответил он на отцовский вопрос.

Старик глядел на него сквозь прищуренные веки. В душе Билла зашевелилось давнишнее, еще детское ощущение, которое он всегда испытывал, огорчая отца.

– У тебя появилась другая женщина? – спросил отец.

Откуда этот однолюб столько знал о хрупкости современных супружеских отношений?

Билл не воспользовался последним шансом солгать, а молча кивнул. Он ждал новых вопросов, однако старик молчал. Тогда Билл заговорил сам:

– Вам с мамой не приходилось разлучаться. Если бы не ее смерть, вы и сейчас были бы вместе. Как тебе это удавалось? Как у тебя получалось всю жизнь хранить верность одной женщине?

Холдена‑ старшего скрючило от нового приступа боли. Он тяжело выдохнул и заерзал на подушках. Билл вскочил, готовый помочь, но отец жестом велел ему сесть.

– Во‑ первых, не всю жизнь, а восемнадцать лет. Мы не были образцовыми супругами. Детям кажется, что родители сделаны из другого теста. Нет, Билл. У нас тоже случались увлечения.

Билл попытался представить, как выглядели родительские увлечения. Все равно мир тогда был несколько иным. Он пытался поставить отца на свое место, а мать – на место Бекки. Не получалось. Даже мысленно он не мог вообразить родителей в «Райском квартале». А чтобы его старик увяз в истории, в которой сейчас барахтался он сам, – это выходило за пределы воображения.

– Но вы оставались вместе, – сокрушенно произнес Билл. – Что бы ни происходило, вы оставались вместе.

Боль снова навалилась на старика. Он схватил с тумбочки пульт вызова медсестры – металлическую коробочку с большой красной кнопкой, но кнопку пока не нажимал.

– Мы оставались, потому что… ты же не бросишь своего ребенка ради другой женщины. – Старик поглядел на Билла так, словно он ничего не знал. – Все они одинаковы… в постели, – с трудом произнес Холден‑ старший и вдавил красную кнопку.

Отцу Билла нравилось хвастаться перед сиделками и медсестрами. Он никогда не страдал тщеславием, а тут его вдруг словно подменили. Вот и сейчас он старался пустить пыль в глаза молодой чешке, которая пришла взглянуть на график его самочувствия.

– Ну, как вам? – спрашивал Холден‑ старший, вертя в руках портативный DVD‑ плеер. – Одна из последних моделей. Это мне папа купил.

От неожиданности Билл даже рассмеялся. Но смешного тут ничего не было. Отец не просто оговорился. Такие слова вполне могли оказаться первыми «звоночками» помутнения рассудка. Билл дотронулся до высохшей отцовской руки, покрытой черными и желтыми следами от анализов крови, обезболивающих уколов и капельниц.

– Тебя сегодня что‑ то тянет шутить, – проговорил Билл, ободряюще улыбаясь. – А ты помнишь, как я принес тебе этот плеер? Это было в тот день, когда я прилетел из Шанхая. Я принес тебе его, диски с фильмами и конфеты. Неужели забыл?

По старческим щекам вдруг потекли слезы, словно Билл сказал ему что‑ то обидное.

– Но мой отец был здесь, – упрямо заявил Холден‑ старший. – Я его видел.

Чешка взглянула на Билла. Внешне лицо медсестры сохраняло полное бесстрастие, но Билл сумел прочитать адресованное ему послание: «Вы же знаете, что у таких больных из‑ за лекарств слабеет разум. Они погружаются в свой придуманный мир, и их все труднее вытянуть оттуда».

– Хотите побриться? – спросила она старика. – Вас хотите я побрею?

«Почему они все делают одинаковые ошибки в английском языке? » – подумал Билл.

– Спасибо, я сам побрею отца, – сказал он медсестре.

На седьмой день глаза у Билла закрывались сами собой. Его кренило то вперед, то вбок. Усталость была чудовищной.

– Отправляйся домой, – прохрипел отец. – Поезжай и выспись как следует.

За эти дни Билл успел привыкнуть к новому отцовскому голосу. Он почти забыл прежний голос Холдена‑ старшего. И новый голос казался ему вполне нормальным: не столько голос, сколько треск, создаваемый легкими, в которых почти нет воздуха, зато предостаточно боли.

Как ни странно, сегодня отец выглядел бодрее, нежели в предыдущие дни. Боль отступила, а вместе с нею отпала необходимость в отупляющих уколах морфина. Если не голос, то характер старика обрел знакомые властные черты. Холден‑ старший безапелляционным тоном приказывал сыну. Он снова лучше Билла знал, что тому нужно делать.

– Я тебе сказал: отправляйся домой, – повторил старик. – Или ты хочешь, чтобы тебе поставили койку рядом с моей?

Билл встал, разминая затекшую спину.

– Пожалуй, я действительно ненадолго тебя покину. Высплюсь, а утром снова приеду.

– Здравая мысль.

Холден‑ старший сидел на койке. Правда, теперь он находился в этой позе постоянно, даже когда спал. Уже мягче он добавил, что бессонница еще никому не шла на пользу.

– Я всего на несколько часов, – повторил Билл.

Он посмотрел на свежевыбритое отцовское лицо. Кожа у Холдена‑ старшего была гладкая, как у младенца. Билл вдруг вспомнил, что должен сказать отцу очень важные слова.

– Папа!

Отец опустился на подушку. Удивительно, сегодня движения давались ему легко, и боль не сминала его лицо в жуткую гримасу. Похоже, он и сам собирался вздремнуть. Вопрос сына заставил Холдена‑ старшего открыть глаза.

– Что еще?

А еще сын должен был сказать отцу простые, очевидные и такие необходимые слова.

– Я люблю тебя, папа, – произнес Билл и смущенно засмеялся.

– Я знаю, что ты меня любишь. – Старик улыбнулся. – И я тоже тебя люблю. Ты ведь знаешь: я не вру.

– Прости меня, отец. – Билл понурил голову.

– За что?

– За то, что я не говорил тебе этих слов раньше.

Старик улыбнулся и поглядел на своего взрослого сына.

– Одного раза хватит с избытком.

Утром Биллу позвонили из больницы и сообщили о смерти отца.

Билл догадался об этом, едва зазвонил его мобильный телефон. Он еще вчера чувствовал, что это может случиться, но упорно гнал от себя ужасную мысль.

Отныне ему предстояло жить в мире без отца.

Короткий звонок от служащего больничной администрации, которого Билл не видел и не увидит. Наверное, служащих специально учили сообщать людям о смерти их близких. Слова соболезнования и сочувствия звучали вполне искренне. Билл машинально поблагодарил, отключился и теперь сидел на постели в комнате дома Сары и вертел в руках мобильник. Одним стариком на земле стало меньше. Заурядное событие, когда оно касается неизвестных тебе людей. А когда умирает твой отец?

Билл подошел к небольшому окну, глядевшему на тихую улицу. Он ничего не ощущал. Он даже не мог заплакать. Нет, одно чувство все‑ таки было: слабое утешение, что отец отмучился. Потом нахлынуло чувство вины. Биллу стало стыдно, что в последние минуты жизни отца его не было рядом. Вина сменилось ощущением благодарности Богу за то, что его отцом был Холден‑ старший.

Билл спустился вниз. Из кухни слышались голоса Бекки и Сары. Кроме жены, ему не хотелось никого видеть, но он не мог ждать, пока Бекка выйдет в коридор. Едва Билл вошел в кухню, Бекка мгновенно все поняла. Она подбежала к мужу, обняла его и долго не отпускала. Сара коснулась его руки и дипломатично покинула кухню.

Бекка обняла его еще крепче, прижав к себе. Билл зарылся в ее светлые волосы, губы ощутили ее лицо. Он дышал Беккой, мечтая раствориться в ней.

– Я скорблю вместе с тобой, Билл, – тихо сказала жена. – Твой отец был замечательным человеком… Может, ты еще немножко поспишь? – спросила Бекка, прекрасно зная, что он откажется.

– Не получится, Бекки. Надо еще много сделать.

Надо забрать из больницы отцовские вещи. Нужно заняться похоронами. Нужно сообщить всем, кто знал и любил его старика, что отец умер. И в первую очередь, ему требовалось оформить свидетельство о смерти. Билл не представлял, с чего начинать и как вообще все это делается.

– Несколько часов роли не играют, – проговорила Бекка, гладя его по спине. – И потом, ты же не один.

В коридоре Сара выпроваживала детей на улицу. Их у нее было трое: дочери шести и восьми лет и десятилетний сын. Как ни странно, дети не упирались, а тут же пошли одеваться. Увидев вышедшего Билла, Сара бросилась к нему и обняла. Ее лицо повлажнело от слез. Билл до сих пор не понимал, почему другие способны плакать по его отцу, а сам он – нет.

Сара была старшей сестрой Бекки, похожей на нее, но более спортивной и подвижной. Судя по футболке с эмблемой пилатес‑ центра, она собиралась на тренировку. Из прежних привычек Сара сохранила лишь пристрастие к коротким, крашенным в рыжий цвет волосам.

Все слова Бекки о позитивных переменах в жизни сестры оказались правдой. Полоса приключений осталась позади. Сара вынырнула из прежнего хаоса, превратившись в заботливую сестру для Бекки и любящую тетку для Холли. Она стала настоящей опорой для их семьи, о чем Билл до вчерашнего вечера даже не подозревал.

К ним спустился Джо – бойфренд Сары. Он стиснул руку Билла, выразив свои соболезнования. Высокий немногословный человек в тренировочном костюме. Вероятно, личный тренер в каком‑ нибудь спортивном центре. Увидев одетых детей, Джо сказал Саре, что они все отправятся в парк. И вновь Биллу стало стыдно за свои превратные суждения о Джо.

Семья нормальных, достойных людей. Они заботились о его дочери, пока Бекка находилась рядом с отцом. Сейчас они были искренне огорчены известием о смерти его отца. Память, как назло, развернула перед Биллом его телефонную ссору с Беккой. Он покраснел. Противнее всего было сознавать, что он усомнился в своей жене. Разве Бекка могла оставить их ребенка у кого попало? Кто дал ему право навешивать на людей ярлыки и судить о тех, кого он вообще ни разу не видел? Что с ним происходит?

– Спасибо вам, – смущенно пробормотал Билл. – Спасибо за все… Я пойду к Холли.

Его дочь сидела в гостиной и смотрела на DVD мультсериал «Удивительные животные». [72]

Билл поднял Холли, но она извивалась, пытаясь выскользнуть из его рук. Глаза девочки словно приклеились к телеэкрану.

– Я хочу смотреть мультик, – заявила Холли.

В гостиной было прохладно и сумрачно. Единственный свет исходил от экрана телевизора, где тройка храбрых друзей спасала яйцо какой‑ то птицы.

– Ну когда у них наступит хороший конец? – нетерпеливо спросила Холли.

– Я не знаю, но он обязательно наступит, – улыбнулся Билл.

Девочка еще выросла и прибавила в весе, но она все равно оставалась его малышкой. Холли продолжала следить за приключениями на экране через отцовское плечо. Сейчас он скажет ей, что деда Вилла больше нет. Биллу захотелось побыстрее пережить это тяжкое мгновение.

– Холли, дорогая… твой дедушка… он теперь на небесах.

Билл произнес эту затертую фразу, не зная, как еще сообщить дочери о смерти деда, как растолковать четырехлетнему человечку, что такое смерть.

– Я знаю, – вдруг ответила Холли, поворачиваясь к отцу. – Деда был здесь.

– Конечно. Дедушка Джо часто навещает тебя. Он тоже тебя любит. Но я сейчас говорю не про маминого папу. Не про дедушку Джо.

– Какой ты непонятливый! – нетерпеливо тряхнула головой Холли. – И я говорю не про дедушку Джо. Я про другого деда. Который умер.

Биллу стоило немалых сил выдержать взгляд этих невинных голубых глаз.

– Я про твоего папу. Он был здесь. Он мне улыбнулся. – Холли говорила об этом как о чем‑ то само собой разумеющемся. – Это правда. Ты сам знаешь.

Билл взглянул на нее и вдруг крепко сжал в объятиях. Сквозь шторы в гостиную хлынуло яркое февральское солнце. Окна дома в лондонском пригороде мгновенно сделались золотыми. Биллу даже пришлось зажмуриться.

– Да, дорогая. Я знаю, – прошептал Билл, не понимая, как в его сердце уживаются сейчас любовь, скорбь и… страх.

Повернув ключ, Билл приналег на дверь. Она открылась с большим трудом, преодолевая сопротивление валявшихся на полу рекламных буклетов и бесплатных газет. Пока отец находился в больнице, почтальоны исправно бросали все это в почтовую щель в двери.

Бекка вошла вслед за мужем в затхлую темноту прихожей. В этом доме Билл родился и вырос. Но сейчас он оглядывался по сторонам, словно попал в чужое жилище.

Нащупав выключатель, Бекка зажгла свет.

– Ты как? – спросила она, касаясь руки Билла.

– Здесь не продохнуть.

– Я сейчас открою окна. – Жена оглядела стены прихожей, ища ключ от задней двери.

– Тут ты ключа не найдешь, – сказал ей Билл. – Ищи под ковриком.

Бекка прошла к задней двери и приподняла коврик с выцветшей надписью «Наш дом». Действительно, ключ лежал там. Она открыла заднюю дверь, которая выходила в изрядно запущенный садик, и с наслаждением втянула носом воздух. На дворе пахло уходящей зимой. В доме – застарелым табачным дымом и болезнью.

Когда она вернулась, Билл стоял в гостиной, осматривая книжный шкаф. В одной руке он держал упаковку разобранных картонных коробок, в другой – голубой рулон мешков для мусора. Что‑ то из отцовского имущества еще годилось для благотворительных организаций. Остальное придется выбросить.

– А это помнишь? – спросил он.

Бекка кивнула, обрадованная его улыбкой. Билл глядел на снимок трехлетней Холли. Их дочь держала в руке большой красный карандаш и улыбалась худенькой чернокожей девочке, стоящей рядом.

– Ее первый день в детском саду, – сказала Бекка.

Они принялись вдвоем исследовать содержимое книжного шкафа. Книг там не было – только несколько потрепанных номеров «Ридерс дайджест» и «Нэшнл джиогрэфик». Сувениры, привезенные из‑ за границы: испанские кастаньеты, китайская кукла. Все остальное пространство занимали альбомы с семейными фотографиями.

День свадьбы родителей Билла… Новорожденный Билл на руках у матери… Двухлетний малыш с короткой стрижкой держится за отцовское колено… Свадьба Билла и Бекки… А дальше – Холли от первых в ее жизни снимков до тех, что сделаны в Китае.

– Ему было очень одиноко.

– Я раньше тоже так думала. А оказалось – очень многие любили твоего отца. Сам видел на похоронах.

На кофейном столике лежал буклет с программами телепередач. В тот день отца спешно увезли в больницу, и передачи, обведенные красным, остались непросмотренными. Боевики, вестерны, семейные сериалы, спорт.

– Так как, начинаем? – спросила Бекка. – Или, если не хочешь сейчас, приедем в другой день.

Билл покачал головой.

Бекка занялась кухонными шкафами и полками. Почти все продукты, которые там хранились, исчерпали свой срок годности еще в прошлом веке. Доверху наполнив несколько голубых мешков, Бекка поднялась на второй этаж. Билл сидел на кровати перед раскрытой зеленой шкатулкой для документов. Она молча примостилась рядом. Ее муж держал снимок, вырезанный из журнала: Билл в строгом черном костюме и черном галстуке, а рядом – она в вечернем платье. Они обнимали друг друга за талию, держа в свободных руках длинные бокалы с шампанским и смущенно улыбаясь.

– Наш первый корпоративный вечер в твоей фирме. Мы тут совсем юные.

Билл молча кивнул. Шкатулка была полна вырезок из деловых изданий. Билл смотрел на них, не притрагиваясь. Тогда Бекка начала сама доставать листки из шкатулки. Она брала их очень осторожно, словно это были древние манускрипты и Бекка опасалась, что они могут рассыпаться.

– А это помнишь? – спросила жена, показывая свидетельство о награде, которую Билл получил еще в студенческие годы.

Порванный край свидетельства был аккуратно заклеен скотчем.

– И он хранил всю эту дребедень! – воскликнул Билл. Он покачал головой и спрятал лицо в ладонях. – Мне так хотелось, чтобы отец мной гордился.

– Ты этого добился. – Бекка обняла его за плечи.

Билл сидел, не отнимая ладоней от лица.

– Ты только не теряй в меня веру, Бекки. Что бы ни случилось.

Эти слова рассмешили Бекку.

– Да с чего бы это?

Они втроем стояли у подножия холма и ждали. Издали доносился негромкий шум дороги. В парке кричала резвившаяся малышня. В голых ветвях шелестел ветер.

– Сегодня нам не повезло, – наконец сказал Билл. – Идемте домой.

Бекка колебалась.

– Может, подождем еще немного?

Холли театрально вздохнула.

– Мамочка, надо подождать еще, – произнесла она, столь же театрально опуская плечи. Чувствовалось, что девочка устала, но изо всех сил скрывала это от родителей. – Ну пожалуйста.

– Только одну минуту, – согласилась Бекка.

Муж и дочь сомневались, а в чудесах сомневаться нельзя. Бекка не сомневалась. Она знала: это обязательно произойдет.

Потом она увидела их – спрятанных жирафов. Пока Билл и Холли глазели по сторонам, Бекка вдруг заметила над частоколом голых деревьев пятнистую шею жирафа. Казалось, он тоже глядел на их семью, задумчиво пережевывая листья. Бекка не успела и рта раскрыть, как появился второй, а затем и третий жираф. И все они с некоторой укоризной смотрели на этих странных людей, которые позволяют себе сомневаться в чудесах.

– Да смотрите же! Вон они! – наконец крикнула Бекка, боясь, что жирафы в любую секунду исчезнут.

Холли прыгала и хлопала в ладоши. А жирафьи шеи неторопливо покачивались в лучах неяркого зимнего солнца. Потом Билл и Бекка, совсем как малые дети, тоже принялись аплодировать спрятанным жирафам.

Ночь перед отлетом в Шанхай Биллу хотелось провести наедине с женой и дочерью, но не в неуютном отцовском доме, а в каком‑ нибудь отеле. Узнав об этом, Сара бурно запротестовала. После всего, что она сделала для Холли и Бекки, упорствовать было совестно.

Холли спала вместе с двоюродными сестрами. Билл с Беккой легли в комнате для гостей. Бекка понимала: мужу хотелось не так. Билл жаждал несколько часов побыть с семьей, закрывшись от окружающего мира.

Бекка не стала надевать пижаму. Она осталась в футболке и трусиках. Еще подходя к кровати, Бекка поймала на себе выразительный взгляд мужа. Она улыбнулась.

– Где же ваша стальная воля, мистер юрист? Я вернусь в Шанхай через неделю. А слышимость в этом доме просто потрясающая. Я серьезно.

– Мы немножечко пообнимаемся и будем спать, – пообещал он.

– Знаю я твои «немножечко пообнимаемся».

Стоило ей лечь, Билл сразу же обнял ее, словно целую вечность дожидался этой минуты. Он прошептал ее имя, потом еще раз.

– Только очень тихо, Билл. Слышишь? Стены здесь тонюсенькие.

Билл кивнул, готовый обещать что угодно. Одним движением он задрал и скинул с жены футболку.

– У меня есть замечательная заглушка, – прошептал Билл.

Он поцеловал ее в губы, потом покрыл поцелуями лоб, щеки, шею и двинулся ниже. Бекка чувствовала, как он хотел ее, и чувство это было знакомым и новым одновременно.

Как давно они не лежали в этой позе: Билл на спине, а она на боку, в его объятиях. А ведь когда‑ то они каждую ночь засыпали именно так. Точнее, плавно проваливались в сон. Когда они перестали так спать? Когда поженились? Когда родилась Холли? Бекка попыталась вспомнить, но не сумела.

– Давайте полетим все вместе, – прошептал Билл. – Утром. Еще можно оформить для вас билеты на мой рейс.

– Мы скоро приедем, – осторожно возразила Бекка. – Очень скоро.

– Ну почему не завтра? – с отчаянием спросил Билл.

– Потому что нужно выписать Холли из школы. Я же не могу и это вешать на Сару. Я хочу еще раз переговорить с кардиологом отца. И потом… кажется, мы нашли не самых аккуратных квартирантов. Я как раз собиралась туда наведаться и выяснить, что к чему… Пойми, Билл, у меня есть дела, и за несколько дней я их все закончу. На следующей неделе будешь встречать нас в Пудуне. Договорились?

Утром Билл улетел в Шанхай один.

⇐ Предыдущая 14 15 16 17 181920 21 22 23 Следующая ⇒