Шэна Эйби 11 страница

– Ей нравится твоя соленая кожа, – сказала Элисия.

Кайле было щекотно, она невольно улыбнулась и, подняв глаза, встретилась с взглядом Роланда.

Солнечный свет, просачивающийся сквозь густую листву, придал его глазам более темный оттенок, и Кайле на миг показалось, что она смотрит в глубину океана. Он не улыбался, но она ощущала его радость, которую, казалось, он хочет передать ей, она чувствовала жар и энергию его тела. Его рука потянулась к ней, но затем он, словно передумав, принялся гладить оленя, но по‑ прежнему не отрывал от нее взгляда, внимательно рассматривая ее лицо своими потемневшими, словно море в шторм, глазами.

И она не могла отвести от него глаз, захваченная в плен, попавшая в паутину его желания, которое она так явственно чувствовала. Он притягивал ее к себе, и уже не имело значения, хочет она этого или нет. Он уговаривал ее, подчинял своей воле, разжигая тот скрытый огонь внутри ее, который она не хотела или, вернее, не смела признать. Он заставил ее на миг забыть обо всем, и, погрузившись в пучину его взгляда, она словно во сне чувствовала, как сгущается воздух вокруг них, как собираются над головой грозовые облака, как все вокруг обещает дождь… И он заставил ее жаждать этого дождя – дающего свежесть и освобождение от этого невыносимого грозового напряжения, охватившего их обоих.

Кто‑ то толкнул Кайлу, одна из девочек пробежала мимо к другому оленю, и чары были разрушены. В воздухе и правда пахло грозой.

Она видела, как Роланд отвел взгляд, как вновь напряглись линии вокруг его сжавшегося рта.

Олениха покончила с ее рукой и занялась рукавом, который принялась с аппетитом жевать.

– Я кое‑ что принесла тебе, Элинор, – сказала Элисия и, порывшись в глубине своего платья, извлекла на свет красное яблоко.

Элинор мгновенно оставила рукав Кайлы и потянулась за лакомством.

Тем временем дети разбрелись по лужайке, они окружили оленей, гладили их, предлагали яблоки. Женщины стояли в стороне и молча наблюдали, так же, как и Харрик.

Роланд обошел Кайлу и, взяв за руку Элисию, повел ее к другим оленям. Его тут же окружили остальные дети, он присел на корточки, чтобы быть с ними на одном уровне, охотно разговаривал с ними, отвечал на самые невероятные вопросы, которые посыпались на него градом.

Кайла чуть отошла и наблюдала со стороны за совершенно невероятной картиной, которая, видимо, была здесь довольно обычной. Разве могла она когда‑ нибудь подумать, что знаменитый, внушающий всем страх лорд Стрэтмор, этот Цербер, ищейка короля, может вот так запросто играть с детьми и животными, словно какой‑ нибудь нежный паж. И ведь ни одна душа здесь не выказывала страха перед ним. Дети забирались на его плечи и скатывались по нему, как по горке, олени совершенно спокойно позволяли ему гладить их. Элисия стояла между его коленей и о чем‑ то оживленно с ним болтала, а он кивал, и смеялся, и протягивал другим детям яблоки из своей сумки, чтобы те могли покормить животных.

Все любили его. Это было совершенно очевидно! Все жители острова – и не только, вспомнила она его солдат, – все любили и уважали его, к ней же относились с вежливой настороженностью. И это различие было ей очень неприятно. Но неужели они ничего о нем не знали? Не слышали о том, что он делал на службе у короля? На что он был способен? Ведь он был безжалостным убийцей, орудием мщения в руках короля, его карающим мечом, лишенным души…

Но кто же тогда был этот мягкий, добрый человек, так любящий детей и животных? Кайла знала, что ни тех, ни других обмануть невозможно, они бы сразу почувствовали фальшь. Кто он – этот человек, греющийся в лучах всеобщего обожания?

По какой‑ то необъяснимой причине в Кайле вдруг проснулся гнев. Они просто не имеют права так любить его! Он не заслуживает любви, он заслуживает лишь страха и ненависти. Так неужели они этого не видят? Как они могут так обманываться в нем?

Что ж, тогда она будет его ненавидеть. Она знала, что ей есть за что его ненавидеть, может быть, у нее даже больше причин, чем у кого бы то ни было. И она будет ненавидеть его каждый день на протяжении всей своей жизни, она заставит его почувствовать на своей шкуре всю ее боль, причиной которой он стал.

Но не успела она так подумать, как гнев, внезапно вспыхнувший в ней, так же внезапно куда‑ то испарился. Той ненависти, которую она старалась в себе вызвать, на самом деле никогда не существовало. И никогда уже не будет. Потому что она давно поняла, как много всего соединилось в этом человеке, который сейчас на ее глазах так самозабвенно играл с детьми. Она видела, какой противоречивой, сложной натурой он был. Казалось, что он часто противоречил самому себе, вступая сам с собой в разногласия. Да, он был охотником за людьми, но и спасителем; убийцей, но и защитником. Что ж, правда никогда не бывает слишком простой.

И Кайла знала, что она никогда не сможет с чистым сердцем сказать, показывая на него пальцем: «Этот человек – злодей».

А затем в ее мозгу раздался ехидный голос, сводящий на нет все эти высокоморальные рассуждения, и прошептал то, что больше всего беспокоило ее сейчас. Имей он самое черное сердце на свете, едва ли это повлияло бы на ее влечение к нему. Ее телу не было дела до его моральных устоев. Ее влекло к нему как к мужчине. Святые небеса! Она жаждала оказаться в его объятиях, она мечтала о его ласках!

Небо тем временем все больше приобретало свинцовый оттенок, в воздухе все сильнее пахло дождем. Поднялся ветер, он налетел порывами, взметнув ее юбки, заставив вуаль Кайлы метаться и танцевать вокруг ее головы и плеч.

– Элинор была ее матерью, – раздался тихий голос позади нее.

Кайла повернула голову и увидела Марлу, которая неслышно подошла к ней, трава заглушала шаги.

В голове Кайлы мгновенно сложились кусочки головоломки, одним из которых стала и эта фраза.

– Элинор была матерью Элисии, – повторила она. В этом был смысл.

– Да. Элинор, сестра вашего мужа.

Неудивительно, что Сина и Харрик так странно отреагировали на слова Элисии сегодня утром. Марла встретила ее взгляд, затем снова перевела глаза на детей. Кайла проследила за ее взглядом.

– Так, значит, она сама так назвала оленя?

– Да. В свое время это нас очень тревожило. Олени были молодыми, но Элисия не собиралась давать им всем имена. Только этой. Сразу, как только олененок родился семь месяцев назад, Элисия настояла на том, чтобы прийти сюда, и дала ей имя. При этом она упорно отклоняла все остальные предложения.

Элисия по‑ прежнему стояла возле Роланда, сидящего перед ней на корточках. Она о чем‑ то говорила ему, подняв лицо, словно глядя на верхушки деревьев, а он внимательно и даже как‑ то задумчиво ее слушал, кивал и иногда что‑ то отвечал.

– Он мне как брат, – сказала Марла, кивнув головой в сторону Роланда. – Я помогала растить их обоих. Мэдок, Сина и я. Их отец был всегда слишком занят, чтобы заниматься детьми. Такой деловой человек, знаете ли, был Харольд Стрэтмор. Всегда очень занят, особенно после того, как умерла его жена. Роланду было всего девять лет, когда это случилось, а Элинор только исполнился год. Лихорадка забрала Рейчел. – Марла опустила глаза. – Так просто отнять у человека жизнь.

Кайла нахмурилась.

– А где тогда был Харрик?

– Харрик – побочный сын старого графа, случайный ребенок, оставшийся ему после славных дней, проведенных рядом с королем Вильгельмом. Он вырос в монастыре на материке. На наш остров он приехал всего несколько лет назад по настоянию Роланда. Предполагалось, что он всего лишь навестит нас здесь. Но он остался.

Харрик громко рассмеялся, издав при этом глубокий, мычащий звук, заставивший всех животных повернуть в его сторону уши. Некоторые дети попытались повторить этот звук.

– Вы видите перед собой остатки когда‑ то славного рода, миледи, – произнесла беззаботно Марла. – Одинокий граф, бастард и слепой ребенок. Долгое время все думали, что на этом все и закончится.

Она повернулась к Кайле, ее глаза загадочно блеснули.

– Конечно, теперь, с вашим приездом, все изменится.

– Что случилось с Элинор? – Кайла услышала, как вопрос слетел с ее губ, но сама не поверила в то, что задала его. Что‑ то внутри ее говорило, что она в действительности не хочет знать об Элинор, пропавшей сестре, матери слепой девочки. О женщине, чья дочь назвала в память о ней своего любимого оленя.

Марла пристально посмотрела на нее, словно изучая, пока обдумывала свой ответ. Видно, решала, достойна ли она доверия, подумала Кайла. Это несколько обескураживало, так как Кайла не представляла, каким будет это суждение. Но, должно быть, она все‑ таки не выдержала экзамен, так как Марла просто пожала плечами и сказала:

– Она умерла.

А затем направилась к детям, оставив Кайлу одну.

Элинор, олениха, смотрела на нее своими огромными черными глазами, пока ее со всех сторон гладили маленькие ручки детей. Дикое, хотя и с человеческим именем, животное на удивление стойко сносило прикосновения людей. Ее глаза, большие, влажные, бесконечно глубокие, смотрели на Кайлу, не отрываясь. Девушке вдруг показалось, хотя она и понимала, что это невозможно, будто олениха действительно ее знает, что она смотрит не просто на нее, Кайлу, а заглядывает прямо ей в душу и при этом что‑ то видит, что‑ то понимает. У Кайлы даже голова закружилась от ощущения возникшей вдруг между ними связи.

Одна из женщин на миг загородила оленя от Кайлы, и когда она снова увидела Элинор, та уже отвернулась к детям, и это снова было всего лишь красивое, грациозное животное.

Кайла услышала шум дождя раньше, чем на нее капнула первая капля. Этот звук пришел сверху, капли зашелестели по листьям в кронах деревьев, разлетаясь во все стороны. Брызги попали ей на нос, затем на щеку, и вот уже на земле образовалась мозаика из сухих и мокрых участков, которых становилось все больше и больше…

Прежде чем она успела понять, что начался дождь, он уже превратился в сплошной ливень, заливая их с ног до головы. Дети визжали и смеялись, олени подскочили и легко унеслись в глубину леса в поисках укрытия. Харрик, Роланд и женщины попытались собрать визжащих от восторга и бегающих вокруг них детей.

Прямо над ними сверкнула молния, и сразу же раздался оглушительный гром. Кайла зажмурилась и споткнулась. Потоки воды мгновенно промочили насквозь ее одежду и волосы. Мокрые юбки стали сразу тяжелыми, вуаль облепила лицо и плечи, вызвав неприятное ощущение, отчего по телу побежали мурашки. Снова и снова сверкала молния и гремел гром, и каждый удар внезапно налетевшей бури казался яростным посланием с небес и звучал в ее ушах грозным предзнаменованием.

Кайле показалось, что они оказались прямо в сердце урагана, ослепленные, одинокие, беспомощные перед яростью разбушевавшейся стихии.

Кто‑ то взял ее за руки. Сквозь пелену дождя она увидела женщину, которая повела ее куда‑ то, но Кайла почти не видела остальных, она не видела даже деревьев – настолько сильным был ливень.

Женщина заставила ее бежать, она тащила ее за собой, и Кайла пыталась изо всех сил не отставать. Это была Марла. Если Марла была здесь с ней, то где же тогда Элисия? Последним с ней был Роланд, так что есть надежда, что с девочкой все в порядке. Кайла была просто не в состоянии оглядеться вокруг, но Марла ни за что не оставила бы Элисию одну, в этом Кайла была уверена.

Они так и бежали сквозь дождь, сквозь мокрый лес, держась за руки, и внезапно что‑ то случилось.

Это произошло мгновенно, как чудо. Откуда‑ то вдруг появилось ощущение свободы, летящей радости, воздух сам наполнял легкие пьянящим ощущением полета, дыхание стало ритмичным. Дождь вдруг стал добрым другом, он хлестал по коже холодными струями, но это вдруг оказалось очень приятно. Мох и трава стелились под ногами, показывая путь к дому. Ее ноги вдруг сделались сильными, тело – легким, казалось, она могла бежать так целый день, всю жизнь!

Кайла не могла удержать улыбку. Возле нее бежала Марла и тоже улыбалась, время от времени поглядывая на небо, приспосабливаясь к радости Кайлы точно так же, как только что приспосабливалась к ее шагам.

Дождь стал немного слабее. Теперь уже Кайла видела и всех остальных. Все дети были тут, они резвились и шалили, шлепая по лужам. Роланд нес на плечах Элисию, Харрик сопровождал самых маленьких, все они были в полном порядке, весело прыгали и скакали вокруг него.

Лес расступился, и Марла громко, заразительно засмеялась, выражая общую радость: прямо перед ними в тумане сквозь пелену дождя виднелся Лоремар.

В замке их уже ждали.

Когда они подошли к стенам, им навстречу из главных ворот высыпали обеспокоенные мамы и няни и даже несколько солдат. Все разговоры были только о грозе, о яростных порывах ветра, о том, как близко ударяла молния, какой оглушительный был гром.

Марла отпустила руку Кайлы и повела в дом Элисию, которую Роланд к тому времени уже опустил на землю. Бросив Кайле последнюю прощальную улыбку, Марла с девочкой скрылись в доме. Роланд стоял со своими людьми, смеясь и вытирая широкой ладонью воду с лица и волос.

Остальные дети также уже отправились со своими нянями и мамами в дом, переодеваться в сухую одежду. Весьма хорошая мысль. Кайла тоже была не прочь это сделать. Роланд, по всей видимости, совсем ею не интересовался. За исключением одного‑ единственного взгляда, брошенного через плечо, чтобы убедиться, наверное, что она не отстала совсем, он больше ни разу на нее не взглянул. Казалось, он старался вообще избегать ее. Сейчас он стоял, повернувшись к ней спиной, и оживленно беседовал со своими воинами, в то время как все остальные толпой отправились в дом. Немного подумав, Кайла решила присоединиться к ним.

То ли благодаря чистой удаче, то ли настойчивости, с которой она пыталась запомнить путь в свою спальню, но, к ее огромному облегчению, на этот раз память ее не подвела, и она без приключений добралась до своих покоев. К счастью, никаких таинственных шагов за спиной она тоже больше не слышала.

В спальне было темно. Лишь дальние всполохи уходящей грозы освещали ее, высвечивая резкими тенями отдельные предметы, лишенные своих естественных красок в жемчужно‑ сером свете умирающего дня.

Кайла скинула мокрую одежду и бросила ее на два кресла с высокой спинкой перед камином. Она вытерлась насухо мягким покрывалом с кровати, затем завернулась в него и, продолжая вытирать концами все еще заплетенные в косы волосы, направилась к своему сундуку, собираясь найти там чистое платье.

Но по дороге ее внимание привлек вид из большого окна, на который раньше она как‑ то не обратила внимания. Сейчас этот вид захватил ее. Она медленно приблизилась к окну. Отсюда она видела верхушки деревьев, изумрудные склоны холмов, зубчатый край прибрежных скал вдали. А справа перед ней расстилался океан: бескрайний свинцово‑ серый простор, волны, бегущие до самого горизонта.

Громады облаков, плоских у основания и закручивающихся замысловатыми клубами на вершинах, постепенно меняли зловещий фиолетовый цвет на торжественно пурпурный, алый и оранжевый в лучах заходящего за горизонт солнца.

Замерев от восторга, Кайла прислонилась к подоконнику, положила руку на край оконной рамы и, прижавшись лбом к руке, потерялась в мечтаниях, даже не заметив, что дверь позади нее открылась.

Роланд вошел в спальню; при этом ему пришлось наклонить голову, чтобы не задеть дверной косяк.

– Кайла? Я искал…

Увидев ее, он остановился, и она вдруг застыла, обернувшись вполоборота, – оба захваченные удивительной гармонией этого мгновения. Она – одинокая фигура на фоне прекрасного закатного неба, босоногая, стройная, закутанная в покрывало; и он, залитый светом заходящего солнца, – бирюзовый взгляд, золотые волосы, рассыпанные по плечам, мощная стать, само воплощение мужской красоты. Они замерли, потрясенные, не отрывая взглядов друг от друга.

Роланд метался по замку, не зная, что ему делать. Он никак не мог найти Кайлу. Он видел, как она вернулась с Марлой, но потом они расстались, и Марла не знала, куда она пошла. Его мучили жуткие видения – вот она, заблудившаяся в многочисленных переходах замка, не знает, куда ей идти, напуганная, одинокая, несчастная… Лоремар был пока еще ей совершенно неизвестен, а здесь было множество опасных тайн, на которые она могла случайно наткнуться: потайные двери и ходы, люки с секретом, ведущие глубоко вниз, в глубины донжонов… Да мало ли что еще!

Но она была здесь! Ну конечно, она была здесь, где же еще она могла быть! Это было так естественно, что он должен был бы сразу подумать об этом. И вот она стоит перед ним, его лесная колдунья, закутанная в покрывало, красноватый шелк ее волос, уложенных в виде короны, пламенеет на фоне ярких красок закатного неба, затмевая их красотой. А ниже… о мой бог! Одеяло чуть разошлось, приоткрывая – так невинно – стройную ножку с восхитительной коленкой и изящной лодыжкой.

Он хотел отвести глаза и не смог. Он попытался развернуться и уйти, но его тело не слушалось его. Он попал в плен к этой ножке и не мог двинуться с места. Не мог, хоть убей, даже если бы от этого зависела его жизнь.

Кайла чуть пошевелилась, издав легкий испуганный возглас, и покрывало от этого движения разошлось еще больше, приоткрыв белоснежное гладкое бедро. У Роланда захватило дыхание. Но это продолжалось всего одно мгновение. Кайла резким жестом запахнула покрывало, позволив при этом верхнему его концу опуститься слишком низко, открыв жадному взору Роланда изумительную упругую грудь.

Оказалось, что он все‑ таки может двигаться. Он развернулся и захлопнул дверь, закрыв ее на задвижку. Теперь они были в спальне одни, вдвоем…

Кайла стояла все так же неподвижно, когда он подходил к ней, только откинула назад голову, чтобы смотреть прямо ему в лицо. В ней не было и намека на страх, который он так боялся увидеть. Серебро ее глаз казалось безмятежным, взгляд их обольщал, притягивал, как луна – язычника, молящегося на нее в ночи. Он мог утонуть в глубине ее глаз, потеряться в них навсегда, завороженный их чувственной чистотой, погруженный в трепет ее еще не осознанного, но такого откровенного желания.

Медленно, очень медленно он положил руки ей на плечи, проверяя ее готовность, позволяя ей оттолкнуть его, если она того пожелает. Ее кожа была теплой и гладкой, плечи казались такими хрупкими… Она не остановила его. Ее губы чуть приоткрылись, дыхание стало чуть более прерывистым…

Он скользнул ладонями под покрывало, вдоль ее спины, вниз. Ощущение ее гладкой кожи вызвало в нем легкое головокружение, словно он выпил слишком много эля. Он подошел к ней еще ближе… теперь он касался ее грудью и мог чувствовать, как при дыхании поднимается и опускается ее грудь, чуть быстрее, чуть более неровно…

Она не отстранилась, она позволила ему все это, значит, она позволит и поцеловать ее. Потому, что если он ее сейчас не поцелует, то просто умрет, прямо здесь, у ее ног.

Он медленно наклонился, все еще давая ей возможность остановить его, и, когда она не сделала этого, он просто провел губами по ее щеке, закрыв глаза от этого болезненного наслаждения, уступив своему страху, что она оттолкнет его в последний момент.

Но Кайла не оттолкнула его. Она повернула голову, чтобы встретить его губы своими губами, и в этот миг вспышка страсти пронзила их обоих. В едином порыве они приникли друг к другу, она обвила его руками, а он со всей силой прижал ее к себе, тут же забыв о своем благом намерении быть осторожным и нежным.

Но она все равно бы не позволила ему этого. Она пылала живым огнем в его руках, изгибаясь, оплетая его своим телом, словно плющ, встречая каждый его поцелуй с жадностью умирающего от жажды, почувствовавшего наконец на губах живительную влагу.

Он позволил ткани соскользнуть с ее спины, теперь она держалась лишь спереди, зажатая между их телами. И теперь его руки могли беспрепятственно скользить по ее спине, по тонкой талии, по мягкому изгибу ягодиц… Здесь он не смог удержаться и, обхватив ее обеими руками, приподнял; она резко выдохнула, схватившись за его плечи. Она была такой легкой, словно он сжимал в объятиях эльфа, но тело ее было телом женщины, живой, реальной, и его тело знало об этом очень хорошо.

Он прижался губами к ее шее, чувствуя вкус дождя на ее коже. Ее руки сжались на его плечах, сминая тунику. Он опустил ее на пол и снова поднял на руки. Она была настолько меньше его, что ему не составило никакого труда держать ее, одной рукой подхватив под коленями, а другой – поддерживая за спину. Покрывало, ничем не удерживаемое, медленно сползло на пол.

И тогда она задрожала, от холода или волнения, он не знал, но они уже были возле постели. Он опустил ее на подушки и одеяла, восхищенный и взволнованный, словно это была его первая женщина. Все происходящее казалось ему слишком чудесным, чтобы быть правдой. Все его фантазии померкли перед реальностью, перед живой теплой женщиной – его женщиной – с ним в постели. Она снова задрожала и отвела глаза, но теперь в них отражалось явное смущение.

Роланд взял мех, лежащий на кровати, и провел, возбуждая и лаская, пушистым кончиком по ее коже, бедрам, животу, по восхитительным полушариям груди. Теперь она снова смотрела на него, на ее губах дрожала дразнящая улыбка. Медленно подняв руку, она дотронулась пальцами до его рта, совсем легко, едва касаясь, и он застыл, позволяя ей обследовать линию его губ, скул, подбородка. Она чуть прищурила глаза и казалась такой сосредоточенной, такой серьезной… Он наклонил голову, поцеловал ее запястье и почувствовал, как ее пальцы запутались в его волосах.

Роланд хотел вытянуться рядом с ней, но обнаружил, что все еще полностью одет, причем даже не переоделся после грозы. Его одежда показалась ему вдруг досадной помехой. Он принялся быстро стягивать ее с себя, а она, откинувшись назад, наблюдала за ним, пока смущение окончательно не овладело ею. Тогда она отвернулась, безотчетным движением облизав губы и чувствуя, как горят ее щеки.

– Кайла, – его голос звучал глухо и тихо. Все это действительно было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Он ждал ее так чертовски долго, все это время она наполняла его сны страстным желанием, а дни – мучительными мечтами о вкусе ее губ. Он должен сделать так, чтобы и она чувствовала нечто похожее. И неважно, какой мукой для него это обернется, но он должен знать, что она хочет его так же сильно, как он ее.

Ее кожа пылала, она натянула одеяло на себя, и он нырнул под него, согреваясь ее жаром, сходя с ума от ощущения ее обнаженного тела… Он знал, что должен остановиться, должен, сжав зубы, бороться с желанием, рвущим его на части и требующим овладеть ею прямо сейчас, сию минуту, не откладывая…

Когда он лег рядом с ней, она повернула к нему голову, хотя все еще боялась встретиться с ним взглядом. Трепет ресниц и эта маленькая складочка на лбу – первые признаки ее неуверенности. Он снова и снова обещал себе, что будет с ней бережным и нежным, что сможет контролировать этот жар в крови, готовый пожрать и его, и ее, требующий овладеть ею, заставить ее кричать от наслаждения…

Он заставил себя немного подождать, чуть отодвинулся от нее, касаясь лишь кончиками пальцев ее щеки, шеи и ломая голову над тем, как вернуть ее желание, совсем еще недавно полыхавшее в ней, как преодолеть ее застенчивость.

Роланд потянул ее за руки, заставив сесть, а потом скользнул ей за спину и обхватил ее ногами, почти не прикасаясь к ней. Кайла чуть повернула к нему голову – невысказанный вопрос дрожал на ее губах. Но он заставил ее молчать, прижав палец к ее рту и дождавшись, пока слова умрут сами собой, а затем провел пальцем по ее губам, щекам, шее, по ее волосам…

Ее косы, переплетенные замысловатым способом, терялись одна в другой. Ему пришлось проследовать по каждой из них по нескольку раз, пока он не нашел конец одной косы. Освобождение их из плена было для него словно поиск сокровищ. Он осторожно высвободил ее косы, затем расплел их, пропуская через пальцы каждую шелковистую прядь, позволяя им огненным потоком струиться по его рукам, распуская эти великолепные волны по ее плечам до самой талии…

Он был очень осторожен. И хотя его грубые пальцы не привыкли к таким деликатным действиям, он старался, как мог, быть нежным, вытаскивая гребни из ее прически, распуская и расчесывая косы. При этом он не уставал восхищаться яркими струящимися потоками шелка на фоне белоснежной кожи плеч и спины. Она сидела, не двигаясь, только еще ниже наклонила голову, чтобы спрятать лицо за россыпью волос, когда он поглаживал ее волосы, легкими движениями массировал ей голову, снимая напряжение и разжигая каждым прикосновением собственное страстное желание обладать ею.

Наконец волосы были полностью распущены, и теперь их тела разделяла только эта масса роскошных шелковистых кудрей, спускающихся до талии. Чуть влажные после дождя, они холодили его грудь и живот, вызывая мучительно острое чувство наслаждения. Вот она, его жена, перед ним, вся – соблазн и желание. Ее нежное тело пьянит крепче вина, пламенеющий шелк ее волос разжигает огонь в его крови.

Роланд наклонился вперед, медленно проведя горячими ладонями по прохладной коже плеч и рук вниз, да так и застыл, задержав дыхание, так как она неожиданно отклонилась назад и прижалась спиной к его груди, повернув к нему голову.

– Кайла, – прошептал он, щекоча дыханием ее висок, и в его дрожащем голосе слышалась мольба.

Где был ее рассудок, в котором она так сейчас нуждалась? Куда подевались мысли о мести и правосудии? Она не знала, она не могла ни о чем думать. Она вообще не хотела больше об этом думать. Это были всего лишь слова, и их туманный смысл ее больше не волновал, хотя в глубине души она знала, что это неправильно.

Кайла попыталась хоть на мгновение отвлечься от этого человека рядом с ней, от его мучительно нежных прикосновений, от его губ, скользящих по ее шее и что‑ то страстно шепчущих в висок. Бесполезно. Он полностью подчинил ее себе. Она ощущала его тело, прижимающееся к ее телу, его руки, обвившиеся вокруг нее. Но она не была его пленницей, он ни к чему не принуждал ее, и она это знала. Выбор оставался за ней.

Она хотела быть с ним. Это чувство было сильнее мучительной боли внутри ее, сильнее, чем голод, сжигающий ее изнутри и пронизывающий желанием все ее тело. Он был нужен ей весь, целиком. Девочка, которой она была еще совсем недавно, невинная, полная добродетельного негодования, исчезла, и Кайла неожиданно была рада этому. В этот момент она обнаружила в себе чисто женские чувства и потребности, и ее обрадовали эти изменения. Она жаждала нового знания о тех таинственных, прекрасных вещах, которые должны были сейчас с ней произойти.

Она страстно, всем сердцем желала найти ответы на те вопросы, которые невольно возникли, когда Роланд растревожил ее своим первым поцелуем там, в туманном лесу. Эти вопросы преследовали ее слишком долго, и теперь ее тело не позволило бы этим острым, волнующим мгновениям исчезнуть без ответов. Любые сожаления, которые могли бы сейчас возникнуть, казались не более существенными, чем пыль на ветру. Он оплел ее тонкой паутиной желаний, в нем одном заключалось сейчас все, что ей было нужно. Легкая, едва заметная дрожь в его руках, выдававшая невероятное напряжение, помогла ей окончательно отбросить все сомнения, если бы таковые еще оставались.

Кайла повернулась в его объятиях так, чтобы иметь возможность видеть его. Ее темные ресницы поднялись, и взгляд, полный нескрываемой страсти, которую он в ней разглядел еще раньше, встретился с его пылающим взглядом. Кайла шумно выдохнула, обнаружив, что очень давно сдерживала дыхание.

Она молчала, подняв к нему лицо. Ее губы чуть раскрылись, приглашая к поцелую, и Роланд ощутил мгновенную, безграничную благодарность, граничащую с благоговением. Он потянул ее вниз, заставив лечь, а сам нагнулся над ней, замирая от легких прикосновений ее рук, заставляющих петь его тело. Едва касаясь, она скользила ладошками по его плечам, груди и затем ниже, соблазняя, дразня, и вдруг замерла, вспыхнув от смущения. Едва сдерживаясь, Роланд взял ее руку и помог ей преодолеть смущение и почувствовать силу его желания. Громкий стон, который невольно сорвался с его губ, когда она слегка сжала руку, неожиданно подбодрил ее в ее исследованиях, а он, не останавливаясь, покрывал поцелуями ее лицо, шею, затем чуть прикусил ее сочную нижнюю губу, и Кайла от удивления сильнее сжала руки.

Он едва не охнул, когда неожиданный взрыв потряс его тело от ее неопытных, но излишне смелых ласк. К счастью, он сумел вовремя сдержаться и лишь резко откатился от нее. Откинувшись навзничь, он притянул ее к себе, так, что она оказалась лежащей на нем. Ее густые волосы шелковистыми волнами упали вокруг него, накрыв их обоих, словно шатром, пахнущим дождем и женщиной. Как давно он мечтал об этом, представлял себе, как это будет: он и она вместе на одной постели. Действительность превзошла все ожидания.

Ее груди вдавливались в его грудь, и это совершенно убивало его. Чтобы полностью не лишиться самоконтроля, он позволил себе лишь один короткий взгляд на нее. Лесная колдунья, нежная, пылкая, такая изящная и женственная, и она принадлежит ему! Только ему одному! Навсегда!

Это было ошибкой. Он слишком долго любовался ее чувственной красотой. Он собирался еще какое‑ то время соблазнять ее сладкими речами, искусными комплиментами, которые так любят женщины, превозносить ее бархатную кожу, ее сочные, словно спелые вишни, губы, ее серебристо‑ дымчатые прекрасные глаза… Ни одна женщина не заслуживала этих комплиментов больше, чем Кайла. Его Кайла, его жена.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒