Стюарт М. Камински 15 страница

― Так говорят, ― сказал я. ― Только где он на самом деле?

― Вы умнее, чем кажетесь.

― Помогает в работе. Скажите мне, где Пираннес, и я уйду.

― Ну вот, только мне стало с вами интересно! Если он узнает, что я его сдал, ― мне крышка.

― В наш прошлый разговор о Пираннесе вы говорили то же самое. Он ничего не узнает.

― Говорят, он отправил яхту, чтобы подумали, что он пережидает, пока тут все уляжется. У него здесь дела, и, если он уезжает больше чем на три дня, все разваливается. Вы понимаете?

― Понимаю.

К нам подошла официантка и спросила, буду ли я что‑ нибудь заказывать. Я сказал «нет», и она отошла.

― Считается, что я этого не знаю, ― сказал Тилли, наклоняясь вперед. ― Считается, что никто не знает, но на самом деле знают очень многие. Пираннес любит отсиживаться в квартире, которая у него есть на Проктор‑ роуд. Большой дом, высокие ворота. Называется Нью‑ Палмс‑ Мэнор. Он живет под именем Стил. Теперь вы все знаете и можете уходить. Только разыскивать этого человека ― глупая затея, я уже предупреждал вас. Когда он начинает нервничать, это неприятно.

― Я в курсе, ― ответил я. ― Он пытался меня убить.

― И вы хотите еще раз навестить его?..

― Да.

Тилли пожал плечами и снова надел очки.

― Приятной вечности, ― сказал он и уткнулся в газету. Разговор окончился.

Я ехал на юг по Трэйл мимо бесконечной череды торговых центров, больших и маленьких, бензоколонок, магазинов компьютеров и офисных принадлежностей и ресторанов, которых в Сарасоте не счесть. Отдыхающие едят в ресторанах, состоятельные пенсионеры едят в ресторанах. Большинство населения города питается не дома. Но мне очень не хватало приличного китайского заведения. В Чикаго было больше сотни первоклассных китайских ресторанов. Мой любимый назывался «Чайна‑ таун», мы с женой ходили туда не реже раза в месяц.

Я вел машину медленно, устало, разглядывая проезжающих водителей, ожидая, что один из них протаранит меня или расплющит в лепешку, прижав к соседней машине.

Я включил радио. Дж. Гордон Лидди отвечал на вопрос какого‑ то слушателя о нравственности и верности. Он говорил, что после Уотергейтского скандала его посадили в тюрьму из‑ за того, что он не стал лгать под присягой, а потом похвалил Сьюзан Макдугал и сказал что‑ то о важности верности. «Вы отдаете кому‑ то свою верность и, даже если этот кто‑ то от вас уходит, не изменяйте ему... » ― примерно так.

Я отдал свою верность Берил Три. Я не отдавал ее Карлу Себастьяну, но я все еще работал на него. Я должен был ему то, что обещал, ― найти Мелани, но пока я пытался довести до конца дело Берил.

Я проехал по Проктор‑ роуд, между домами и участками за высокими стенами и решетками и по мосту через 1‑ 75. Нью‑ Палмс‑ Мэнор появился с правой стороны. Я подъехал к воротам и подождал. Из будки вышла женщина в серой форме, без фуражки и без куртки. Стройная, темноволосая, с серьезным выражением лица. Мне захотелось спросить ее, не итальянка ли она.

― Да, сэр?

― Я хотел бы повидать мистера Стила. Мы договорились о встрече. Меня зовут Дуайт Хэндфорд. Здесь есть клуб или кафе?

― Прямо и направо.

― Там много народу сегодня?

― Трудно сказать, но обычно в пятницу вечером там собираются люди, выпивают, играют в карты.

― Хорошо. Передайте, пожалуйста, мистеру Стилу, что я жду его в клубе.

Она кивнула и вернулась в свою будку. Я видел, как она сняла трубку телефона, набрала номер и стала говорить. Потом снова взглянула на меня и заговорила опять. Затем повесила трубку и вышла ко мне.

― Мистер Стил встретится с вами в клубе через несколько минут.

Она вернулась на место, нажала какую‑ то кнопку, и ворота поднялись.

Клуб я нашел легко, возле него стояло около тридцати машин. Я припарковал свою «Гео» как можно дальше от входа.

Войдя, я оказался в просторном зале с диванами, столами и стульями. Почти все места были заняты, несколько групп разговаривали стоя. За стойкой небольшого бара стоял невысокий бармен в белой рубашке и красном галстуке. Обитатели Нью‑ Палмс‑ Мэнор, по большей части немолодые люди, были одеты просто ― в брюки и рубашки с короткими рукавами, юбки и блузки.

Я нашел свободный диван справа от двери и сел.

Пираннес появился через пять минут, один. Одет он был слишком торжественно ― брюки, рубашка с галстуком и легкий светло‑ коричневый пиджак, выражение лица угрюмое. Это было чересчур торжественно, и вид у него был не очень радостный. Увидев меня, он подошел и сел рядом, глядя в сторону.

― Вы покойник, ― сказал он.

― Откуда вы узнали, что я не Дуайт Хэндфорд?

― Хэндфорд мертв, ― сказал он. ― Я узнал об этом около полудня. Кроме того, Анджела описала мне вас.

― Вашу привратницу зовут Анджела?

― Ее зовут Анджела Конфорти, меня ― Ричард Стил, а ваше имя ― Дерьмо. Как вы меня нашли? Кто вам сказал?

― Я ваш секрет никому не выдам, но вам стоило бы быть в курсе, что не меньше трети криминального сообщества этого города знает о месте жительства мистера Стила.

― Какого черта вам еще надо, Фонеска?

Я посмотрел на него.

― Вы убили Дуайта Хэндфорда? Не то чтобы мне это было очень важно, просто хочу знать наверняка. У меня все равно нет никаких доказательств, и это останется между нами. А вы всегда сможете отказаться от своих слов.

― У вас может быть микрофон или диктофон, ― сказал он.

― Давайте по‑ дружески. Обыщите меня.

― Тогда идем в один из кабинетов.

― Оттуда я могу не выйти.

― Я не совсем спятил, чтобы убивать вас здесь.

Я прошел за ним через расположенный слева вестибюль, где за двумя столами играли в карты. В дальней стене было две двери. Мы вошли в правую, Пираннес включил свет, подошел ко мне и ощупал без лишней деликатности.

Комнатка была маленькая, с красивыми обоями и мебелью в старинном французском духе, освещенная миниатюрными бра.

― Я не убивал Хэндфорда, ― сказал он. ― Так же как и Тони Спилца. Девчонка наврала, что я был там. Я кое‑ что вам скажу, Фонеска.

Он снова начинал раздражаться, а это не предвещало ничего хорошего.

― Я скажу вам, что я думаю, ― продолжал он, наставив на меня указательный палец. ― Я думаю, что Хэндфорд меня подставил. Я думаю, что он пришел за девчонкой, когда меня не было. Я думаю, что он убил Тони, возможно не без ее помощи. Он велел ей сказать, что я при этом присутствовал. Поэтому если бы кто‑ то не убил Хэндфорда, я сделал бы это своими руками. Но я не успел.

― Оставьте Адель в покое, ― сказал я.

Он затрясся от хохота и даже немного закашлялся. Наверное, я выглядел очень смешно.

― Вот бы никогда... ― Он подавил смех и остановился, чтобы вернуть себе свой голос и свой гнев. ― Я не только не взял бы ее обратно, но никогда в жизни не подошел бы к ней. Она могла бы убить клиента, могла бы убить меня. Но я скажу вам, что мне нужно и что обеспечит ее безопасность.

― Что?

― Деньги, которые я за нее заплатил, ― сказал он.

Он провел рукой по волосам и стал совершенно серьезен.

― Сколько?

― Очень мало. Хэндфорд сильно продешевил: всего восемь тысяч. Он не знал, сколько мог получить. Так что меня устроят восемь тысяч. Я буду очень любезен и не попрошу ничего из того, что мог бы на ней заработать.

― Вы человек принципа, ― сказал я.

― За сарказм вы когда‑ нибудь заплатите жизнью.

― Я думал, я уже покойник.

― Нет. Вы мне нравитесь. Я мог бы предложить вам работу, но навряд ли вы примете предложение, да и я не стал бы вам доверять. Поэтому я согласен взять восемь тысяч завтра, около полудня. Вас оставят в живых, а девчонку в покое.

― Что вы можете представить в качестве доказательства того, что я могу доверять вам?

― Это просто, ― сказал он. ― У меня нет причин говорить неправду. Если бы я хотел убить вас, мой человек подождал бы вас у двери, прошел бы за вами к вашему чудесному автомобилю, преспокойно прикончил бы вас, сложил в багажник...

― Я не поместился бы, это «Гео».

― Тогда засунул бы вас под заднее сиденье, ― сказал он. ― Вывез вас, улыбнувшись Анджеле, и оставил бы где‑ нибудь в тихом покойном месте.

― Как он вернулся бы назад?

― Вы всегда так рассуждаете? ― спросил Пираннес с улыбкой.

― Почти всегда. Не могу остановиться.

― За ним ехала бы другая машина, подобрала бы его и отвезла в другое место. Есть еще вопросы? Не советую вам выводить меня из терпения.

― Куда я должен доставить восемь тысяч?

― На центральную почту. В двенадцать ноль‑ ноль. Вас будет ждать женщина в белом платье, блондинка. Молодая, красивая. Деньги наличными, в конверте. Если деньги будут как‑ то помечены ― вы на том свете. Хотите умереть за восемь тысяч?

― Нет, ― сказал я.

― А у вас есть эти деньги?

― Сейчас нет, но я их достану.

― Вы же понимаете, что мне не нужны восемь тысяч. Но я должен их забрать.

― Дело принципа.

― Именно. А теперь идите прочь и никогда не возвращайтесь. Никогда больше не ищите меня и забудьте, что были со мной знакомы.

― Знаком с кем?

Он улыбнулся и потрепал меня по шее, не очень ласково.

― Правильный вопрос. Через три минуты вы должны быть на Проктор‑ роуд.

Я вышел. В дверях я никого не заметил, но это не значило, что там никого не было. Меньше чем через две минуты я ехал назад по Проктор‑ роуд.

Было темно, но еще не поздно. Я поехал к Фло. В доме горел свет. Ее джип стоял, вероятно, в гараже.

Она открыла дверь через несколько секунд после того, как я позвонил. В руке она по‑ прежнему держала стакан.

― Льюис? Ты что, приехал проверить меня?

― Нет, Фло.

― Понюхай, пожалуйста, и попробуй. ― Она сунула стакан мне под нос. Я понюхал и попробовал.

― Джинджер‑ эль.

― Севен‑ херен‑ ап! ― отрезала она. ― Проходи.

На Фло была голубая рубашка на пуговицах и сатиновая юбка. По дому разливался чей‑ то знакомый голос, напевая что‑ то про розу Сан‑ Антонио.

― Рой Роджерс, ― пояснила Фло. ― Недооцененный талант, хотя его очень любят на Западе. У тебя есть новости? Выпьешь что‑ нибудь?

― Пить не буду, спасибо.

Я застал Фло за ужином, поэтому мы сели на кухне. На столе стояла курица и зеленая фасоль, тарелка, нож и вилка.

― Ничего, если я буду есть?

― Пожалуйста, ― сказал я.

― Ты съешь что‑ нибудь?

― Нет.

― Мне звонила Эдна Стокбридж, сказала, что Адель должна побыть у них еще несколько дней, пока проверят все бумаги и судья одобрит мою персону. Она уверена, что все будет в порядке. Ты только представь себе ― в моем возрасте заделаться мамашей!

― Ты знаешь...

― Ну валяй, валяй выкладывай, ― подбодрила она меня. ― Не тяни резину.

― Нужно восемь тысяч долларов, ― сказал я. ― Мне нужно восемь тысяч, наличными.

Она проглотила кусок курицы и спросила:

― Когда?

― Самое позднее ― завтра утром.

― Крупными, мелкими?

― Все равно.

― Я дам их тебе, когда закончу ужин, если ты не спешишь.

― Ты не хочешь знать, зачем они мне нужны?

― Хочу, если это не секрет.

― Это для Адели, ― сказал я. ― Мы... ты защитишь ее от ее прошлого.

― Что‑ то слишком дешево.

Она закончила есть, сполоснула тарелку, вилку, нож и стакан и поставила их в посудомоечную машину. Затем подошла к одному из выдвижных ящиков, открыла его, достала маленькую отвертку и пригласила меня за собой. Через гостиную и коридор мы прошли на другую половину дома. Здесь я никогда не бывал. Она ввела меня в маленькую комнатку с ковром на полу, двумя креслами с откидными спинками и телевизором. Свет уже горел, и голос Роя Роджерса звучал и здесь. Теперь он пел про пони.

Фло подошла к телевизору, стоявшему на столе из темного дерева на колесиках. Отодвинув телевизор, открыла дверцу маленького встроенного в стену шкафа, заполненного книгами, вынула книги и передала мне. Я положил их на одно из кресел. Она поддела заднюю стенку шкафа отверткой и сняла ее, но мы все еще не были у цели. За стенкой оказался сейф с белыми цифрами на циферблате.

― Я ставлю дату своего рождения в обратном порядке, ― объяснила она и набрала: ― Тридцать четыре, двадцать девять, девять.

Сейф открылся. Он был битком набит банкнотами. Она вытащила пачку с левой стороны, отсчитала восемьдесят сотенных и протянула мне. Остальные убрала на место и закрыла сейф.

― Спасибо тебе, Фло, ― сказал я.

Она отмахнулась и подвинула телевизор на прежнее место.

― Тебе нужен конверт?

― Да.

Она подошла к столику между креслами, открыла ящик и достала конверт.

― Гас и я, мы жили почти только в этой комнате, ― сказала она. ― Теперь я живу тут одна. Смотрю телевизор, читаю, пишу письма, пью, слушаю музыку. Это было его кресло, то ― мое. Я люблю эту комнату, мне нравится, что она такая маленькая.

― Мне тоже тут очень нравится, ― сказал я.

Это была правда.

― Когда Адель поселится у меня, я переделаю для нее комнату для гостей, за холлом. Она сможет устроить там что угодно при условии, что будет чисто.

― Не балуй ее, Фло.

― Я с ней разберусь. Не переживай.

― И не говори ей про сейф.

― Льюис, ты знаешь меня уже три года! Неужели я похожа на дуру?

― Ни капельки.

― Тогда не говори ерунды. Я прекрасно понимаю, как она жила. Я беру ее не из института благородных девиц. Она сирота с трудным характером, а я ― вдова с трудным характером. Славная компания.

― Очень, ― согласился я.

― Именно, ― заключила она, подводя меня по коридору к двери. ― И‑ мен‑ но! ― Она держала меня за руку, из кармана у нее торчала отвертка. Она довольно улыбалась.

Когда я выходил, Рой Роджерс пел «Счастливые дороги».

Я двинулся к дому, с восемью тысячами в кармане и орудием убийства под сиденьем. Синий «Бьюик» следовал за мной. Не прямо за мной, но достаточно близко, чтобы я мог его видеть.

Я не перекусил ни с Тилли, ни с Фло. Пираннес тоже ничего мне не предложил. Но есть мне почему‑ то не хотелось. В «ДК» торговля шла полным ходом, стоянка была почти заполнена. Я поднял пистолет, положил его в карман, хотя он и без пакета плохо туда помещался, и прошел в свой офис‑ квартиру.

Стекло было вставлено, сломанный кондиционер убран. Эймс, опять Эймс. Я запер дверь, придвинул к ней стул, отключил телефон, положил пистолет и конверт с деньгами под кровать и лег. В моем жилище не было места, чтобы что‑ нибудь спрятать, а расставаться с этими двумя предметами я не хотел. Поэтому я положил их туда, где их нашла бы даже слабоумная и слепая шимпанзе. Потом я поставил кассету с «Милдред Пирс» и стал смотреть ее в трехсотый или четырехсотый раз.

Проснувшись в начале восьмого (во сне я видел Энн Блит, которая пришла, чтобы застрелить меня), я проверил деньги и пистолет, они лежали на месте. Мне хотелось есть, и надо было побриться. Я вышел в кабинет и включил телефон, который тут же зазвонил.

― Алло, ― сказал я.

― Льюис, твой телефон не работает или тебя не было всю ночь?

― Я отключал его.

― Это я, Харви.

― Я слышу.

Мой пересохший язык с трудом ворочался.

― Дело в шляпе, ― сказал он. ― Нашел твою Мелани.

Значит, Мелани Себастьян уже готова, чтобы ее нашли. Теперь я мог не торопиться: я знал, что она будет ждать меня. Она сдержала свое слово, то есть дала мне найти ее именно тогда, когда обещала.

В эту субботу мне надо было успеть очень много. «ДК» еще не открылся, а «У Гвен» по выходным не обслуживали. Я поехал в «Макдональдс» на углу Тамайами‑ Трэйл и Триста первой, напротив офиса «Сарасота геральд трибюн».

Синий «Бьюик» следовал за мной. Сонным субботним утром спрятаться ему было некуда.

Я взял маленький черный кофе и два сэндвича. Сэндвичи ел за рулем, а кофе выпил, припарковавшись напротив «Тайсинкер, Оливер и Шварц». Улица была почти пуста. У тротуаров стояло всего несколько машин, хотя в будние дни здесь не найти ни одного свободного места.

Допив кофе, я вошел в здание и поднялся на лифте. Дверь в контору открыта, дежурного нет, голосов не слышно. Я прошел по коридору мимо стола главного референта и вошел в комнату Харви.

― Льюис, ― приветствовал меня он.

Харви был чисто выбрит и аккуратно причесан. Он сидел за компьютером в хлопковом джемпере «Орбелин», рядом с ним стояла чашка горячего кофе или чая.

― Что ты нашел, Харви? ― спросил я.

― Технологии нахождения источника вируса «Буга‑ бута‑ бу» не существует, ― ответил он. ― По крайней мере, я ее еще не открыл. На информационном суперхайвэе пока нет скоростных ловушек.

― Очень жаль.

― Но я еще не сдался. Тебе нужна Мелани Себастьян. Я нашел ее. Вчера она внесла оплату с кредитки на свое имя в «Баррингтон‑ Хаус» на Холмс‑ Бич. Это на Анна‑ Мария‑ Айленд.

Харви протянул мне телефон и продолжал работать. По телефонной книге я посмотрел, что такое «Баррингтон‑ Хаус» ― это была гостиница. Трубку сняла женщина. Я сказал, что звоню из Балтимора, ищу уголок, где мог бы провести с женой спокойный уик‑ энд в конце года, а на этой неделе хотел бы заехать и осмотреть место. Она объяснила мне, как проехать. Я повесил трубку, поблагодарил Харви и прошел обратно мимо пустых кабинетов.

Мне хотелось избавиться от пистолета. И от восьми тысяч наличными тоже. Я не боялся, что меня может остановить полиция за превышение скорости или поворот в запрещенном месте, для этого я слишком осторожный водитель, но я мог снова понадобиться детективу Этьенну Вивэзу.

Я проехал к дому Карла Себастьяна. Я ожидал, что разбужу его, но он не спал. Он ответил на звонок снизу через минуту и спросил, кто я такой. Я представился, и он впустил меня. Когда двери лифта открылись, он стоял в дверях, в белом халате, только что из душа, со стаканом «Ви‑ восемь» в руке. Он выглядел очень встревоженным.

― Вы могли бы позвонить, ― сказал он, ― но если у вас есть новости о Мелани... Я встал в четыре часа. Не могу спать.

― Сегодня, ― сказал я, когда лифт закрылся. ― Я найду ее сегодня и поговорю с ней. Решать будет она, и если она скажет «нет», я умываю руки.

Он поспешно ввел меня в квартиру и закрыл дверь.

― Вы уверены, что сможете найти ее сегодня?

― Уверен.

― Когда?

― До захода солнца.

Он сделал глоток из своего стакана и кивнул. Руки у него немного дрожали.

― Я, конечно, не смогу вас уговорить сказать мне, где она, чтобы...

― Мы с вами это уже обсудили, ― остановил я его.

― Да, да, конечно. Только скажите ей, что я люблю ее, что хочу, чтобы она вернулась. Она может ставить любые условия. Если я в чем‑ то виноват...

― Я знаю, что нужно сказать. Чтобы закончить это дело, мне нужно еще пятьсот долларов. Я представлю вам полную смету расходов.

Он посмотрел на меня и спросил:

― Вы действительно знаете, где она?

― Действительно знаю.

― Это не трюк, чтобы выманить у меня еще полтысячи?

― Можете не давать их мне, и я немедленно прекращаю работу.

Он допил стакан сока и подумал несколько секунд.

― Я выпишу вам чек.

― Мне было бы удобнее наличными.

Он поставил стакан на стол и опустил руки в карманы халата. Посмотрел на портрет жены над камином. Я тоже посмотрел на портрет. Он вздохнул и сказал:

― Хорошо, наличными.

Я остался в гостиной смотреть на портрет Мелани Себастьян, а он отправился в кабинет.

Минуты через три он вернулся, держа в руке свернутые деньги.

― Я напишу вам расписку, ― предложил я.

― Это не нужно. Пожалуйста, найдите ее сегодня, ― сказал он.

Себастьян снова стал самим собой.

Не пересчитывая деньги, я положил их в карман и вышел.

На улице было пасмурно. Большие кучевые облака медленно ползли по небу. Я подъехал к сарасотской школе, чтобы посмотреть на тренировочный матч бейсбольных команд. На трибунах сидели десятка два зрителей ― родители, подружки игроков и зеваки вроде меня.

Ангела на «Бьюике» видно не было. Может быть, бейсбол не интересовал его. Тренер время от времени останавливал игру, чтобы что‑ то объяснить, показать шортстопу, как посылается двойной мяч ― с первой базы на вторую с возвратом на первую, чтобы продемонстрировать центральному аутфилдеру, как вбрасывать мяч из‑ за пределов ромба, чтобы его мог перехватить питчер. Это было не так захватывающе, как наблюдать будним вечером за игрой «Кабс», но немного отвлекало меня от мыслей о деньгах и пистолете.

Через час я ушел. Дома в шкафу у меня лежала бейсбольная кепка «Чикаго Буллс», но я не догадался взять ее с собой. Если бы я посидел на солнце еще час, то получил бы солнечный удар ― еще одно следствие почти полного отсутствия волос.

Время двигалось очень медленно. Так же поступал и я, и синий «Бьюик». Около половины двенадцатого я наконец разрешил себе направиться в сторону центральной почты на Ринглинг.

Стоянка была почти заполнена, но я отыскал место для своей «Гео». На тротуаре стояла тележка с хот‑ догами, покупателей почти не было. Я купил хот‑ дог у загорелой улыбчивой продавщицы, высокой стройной брюнетки лет сорока.

Сосиска была не кошерная, а булочка не подогретая. Я взял добавочную порцию лука и горчицы и стал есть, наблюдая за зданием почты.

«Бьюик» ждал в дальнем конце стоянки.

― Как идет торговля? ― спросил я.

― Суббота не лучший день, ― ответила продавщица. ― В будни, когда все кругом работают, выстраивается очередь. А по субботам остается отлавливать тех, кто выходит с почты.

― Так, может быть, в субботу и смысла нет выезжать?

― У меня трое детей и муж‑ инвалид, ― объяснила она. ― А это дает мне возможность выбраться из дому и получить от пятидесяти до ста пятидесяти чистыми.

― А хотите удвоить оборот? ― спросил я, трудясь над своей сосиской и поглядывая на дверь.

― Нет, ― сказала она. ― Я не хочу подниматься выше прожиточного минимума.

― Кошерные хот‑ доги, свежие подогретые булочки лучшего качества.

― Слишком дорого.

― Удвоит ваш доход.

― Вы уверены?

― Жизнь это риск, ― философствовал я, доедая хот‑ дог и бросая салфетку в мусорную корзину.

― Лучше уж буду заниматься тем, что знаю, ― сказала она. ― Большая прибыль, низкие расходы. Если я больше потрачу на товар, мне понадобится тележка больше, а покупателей будет столько, что я не справлюсь.

В этом был резон.

― Видите вон ту машину, синий «Бьюик» в конце стоянки?

Она прикрыла глаза ладонью, заслоняясь от солнца.

― Вижу.

― Отнесите ему два хот‑ дога со всеми приправами, пакет чипсов и колу, ― сказал я, протягивая ей десять долларов. ― Сдачи не надо.

― Благодарю вас, ― сказала она.

― Я посмотрю за тележкой, пока вы сходите. Вы можете следить за мной.

Она завернула два хот‑ дога, взяла бутылку колы и пакет чипсов и сложила все в коричневый бумажный мешок. Я смотрел, как она быстро пересекла стоянку и постучала в окно. Стекло опустилось. Она протянула ему мешок и показала на меня. Я помахал ему рукой. Он взял пакет и поднял стекло.

Появление блондинки я пропустил, она уже стояла на месте. На ней была белая юбка и блузка, а длинные волосы, забранные в хвост, лежали на левом плече. На правом плече у нее висела маленькая красная сумочка. Она оглядывалась по сторонам.

Мимо нее прошло несколько человек. Я стоял, наблюдая и дожидаясь продавщицу хот‑ догов. На блондинку смотрели все мужчины, хотя и старались этого не показывать. Женщины были более откровенны.

Я обошел пару машин и подошел к женщине, которая теперь увидела меня. Она была очень хороша. Без косметики, лет под тридцать. Голубые глаза, светлая кожа; даже цвет волос казался настоящим.

Я протянул ей конверт. Не говоря ни слова, она взяла его, положила в сумочку и ушла.

Сев в машину, я выехал на Ринглинг и повернул на восток. «Бьюик» держался на почтительном расстоянии. Я представлял себе, что мой ангел перешел ко второму хот‑ догу и жует, капая кетчупом на брюки.

В том, чтобы быть преследуемым, а не преследователем, есть одно несомненное преимущество. Опытный водитель с крепкими нервами, хорошо знающий город, мог оторваться от «Бьюика» минут за десять, даже если бы преследующий был мастером своего дела. Приличный водитель, наделенный воображением, мог бы оторваться за пятнадцать минут. Льюису Фонеске, который не мог превысить скорость и не мог рисковать, понадобилось немного больше времени.

С Ринглинг я свернул направо по Таттл, проехал до Баия‑ Виста и снова вернулся на Трэйл, где взял налево и снова направо, чтобы добраться до стоянки напротив клиники. Я проехал вдоль балюстрады, размышляя, последует ли «Бьюик» за мной или будет ждать, пока я спущусь. Я полагал, что ему придется поехать за мной. Я мог поставить машину и перейти через балюстраду к больнице, но без машины было не обойтись. Я мог бы выйти через другой вход или попытаться проскользнуть мимо него. Я заехал на верхний этаж гаража и стал спускаться, раздумывая, что предпринять. В худшем случае придется изобретать что‑ нибудь еще.

Теперь он должен был понять, что я пытаюсь оторваться. Я покатался вверх и вниз минут пять, пока, проезжая в четвертый или в пятый раз мимо главного въезда, не увидел, что в очередь на выезд выстроились четыре машины. Между первой и второй оставалось немного места, и я протиснулся в него. «Гео» была достаточно минюатюрна, чтобы мне это удалось при небольшой поддержке со стороны водителя второй машины. За рулем ее сидела полная пожилая дама в очках, которой приходилось вытягивать шею, чтобы видеть, что происходит впереди. Она, кажется, даже не заметила моего дерзкого вторжения, зато я не сомневался, что ангел все увидел. Теперь нас разделяли четыре машины. Добравшись до ворот, я свернул направо и сразу еще раз направо и проехал полквартала к Оспри. Вместо того чтобы свернуть снова, я заехал на стоянку клиники, которая была теперь справа от меня. Стоянка была полна машин. Я проехал к дальней ее стороне, где, как я знал, имелся еще один подъезд, нашел место, припарковался и вышел. С улицы «Гео» не было видно.

«Бьюик» выехал на угол и задумался, потом взял направо и двинулся в сторону Оспри в поисках меня.

Когда он скрылся из виду, я снова сел в машину и покинул стоянку, пока он не вернулся. Уверившись, что оторвался от него, я остановился у площадки с мусорными контейнерами за Саутгейт, достал пистолет из пакета, вынул оставшиеся пули, протер его, бросил в пакет от «Макдональдса» и, убедившись, что на меня никто не смотрит, опустил в ближайший контейнер, словно добропорядочный гражданин, выбрасывающий куда следует пакет от ланча.

Некоторое время спустя я переехал мост к Сент‑ Арманд, миновал набережную Лонгбоут, Галф‑ оф‑ Мехико‑ драйв, высотный дом Пираннеса слева и Саннисайд‑ Кондос, где он держал яхту, справа, и двинулся дальше, надеясь, что Джон Пираннес остался позади навсегда.

За коротким мостом в конце острова вдоль Брейдентон‑ Бич потянулись гораздо менее претенциозные, а иногда и более чем скромные маленькие отели и сдающиеся внаем коттеджи. Минут через десять я заметил вывеску «Баррингтон‑ Хаус» и свернул на тенистую дорожку. На площадке, посыпанной белой галькой и ракушками, стояли всего две машины.

«Баррингтон‑ Хаус» представлял собой белое трехэтажное здание двадцатых годов с зелеными деревянными ставнями. За низким деревянным заборчиком пестрели цветочные клумбы, а вывеска возле правого угла дома указывала на вход. Я прошел по мощенной кирпичом дорожке шагов десять и открыл дверь. За ней оказался просторный холл в стиле охотничьего домика с темной деревянной лестницей, застеленной ковром, ведущей на небольшую площадку и, вероятно, к комнатам. Вдоль стен выстроились шкафы с книгами, а в углу находился шахматный стол с расставленными фигурами. Большой камин разжигали, вероятно, не чаще чем несколько раз в году, в середине зимы.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 11 12 13 141516 Следующая ⇒