Стюарт М. Камински 3 страница

― Служащий по доставке повесток, ― поправил я.

Это повторялось последние пять‑ шесть раз, что я нанимал машину. Казалось, это их забавляет.

― Чем можем вас порадовать? ― спросил старший.

Когда я пришел к ним в первый раз, они представились. Одного звали Алан, другого Фред, но убей меня, я не помнил, кто из них кто.

― Мне нужна малолитражка.

― Есть «Королла», ― сказал молодой.

― И «Гео Призм», ― добавил старший.

― Одна другой малолитражней, ― сказал первый.

Второй хихикнул.

― Надолго? ― спросил молодой.

― Сколько вы берете сейчас за неделю? ― поинтересовался я.

― Для вас? ― спросил старший. ― Для вас ― сто восемьдесят пять плюс страховка. Забираете с полным баком, возвращаете с полным баком, как всегда.

― А что вы можете предложить за сто сорок, включая страховку?

― Трехколесный велосипед, ― ответил младший, и оба захохотали. Старший покраснел и закашлялся, а младший начал хлопать его по спине и не останавливался, пока тот не пришел в себя.

― Ой, господи, ― проговорил толстяк, вытирая слезы.

― «Гео Метро», ― предложил молодой. ― Чистая, новая, этого года. Белая, маленькая, да еще и ездит. Только радио нужно включать погромче, если хотите расслышать. Отличный кондиционер, поставим еще освежитель воздуха.

― А он понадобится?

Алан и Фред пожали плечами.

― Сто тридцать, хоть нам и в убыток, ― сказал старший.

― Вы нам нравитесь, ― пояснил младший.

― Вы постоянный клиент, даете нам работу.

Теперь настала очередь молодого хохотать.

― Я возьму, ― сказал я.

― Ты выдашь ключи и бумаги, Фред? ― спросил молодой.

Наконец‑ то я запомню: Фред ― это старший. Он уже перестал плакать.

Я не только разобрался в их именах, но и получил машину, в которой, правда, пахло так, как будто в ней жил, а не ездил, злостный курильщик. Спидометр показывал пробег 34 тысячи миль. Может быть, я мог бы сторговаться и выкупить ее за цену трехнедельного найма, но машина была мне не нужна. Я вскрыл пакет с зеленым освежителем воздуха в форме маленькой сосенки, установил его на щиток, включил кондиционер и открыл окна.

Я проехал полквартала до стоянки за «Дэйри Куин». Стоянка была заполнена меньше чем наполовину, очень неплохо для раннего вечера. У окошка выстроилась небольшая очередь, за столиками под двумя зонтиками сидели люди, ели и смеялись. По крайней мере, смеялись трое подростков за одним из столиков. Две тощие женщины лет под пятьдесят, в не по погоде жарких свитерах, молча ели за другим столиком.

Я вдруг почувствовал, что чертовски голоден. Встал в очередь, заказал два гамбургера и колу и отдал Дэйву статью о Джоне Маршалле. Он поблагодарил и сказал, что прочтет, как только у него будет свободная минутка.

Подростки стали смеяться еще громче и бросаться друг в друга кусочками гамбургеров. Кто‑ то из них запулил половинкой булочки в спину одной из женщин.

― Извините, ― сказал тот, кто бросил, продолжая улыбаться.

Женщина не обернулась.

― Подожди‑ ка секундочку, Лью, ― сказал Дэйв, когда настала моя очередь.

Он бросил свой белый передник на стол, вышел через боковую дверь и направился к столику, где молодежь продолжала бросаться хлебом. Рослые мальчишки, похожие на молодых футболистов, не сразу заметили его.

― Поднимите то, что бросили, и извинитесь перед дамой как следует, ― сказал Дэйв. ― Потом убирайтесь и не показывайтесь мне на глаза минимум неделю. А если вернетесь, то ведите себя прилично. Вы меня поняли?

Все трое подростков поднялись на ноги. Дэйв стоял на месте. Они уже не смеялись.

― Мы не нарочно, ― сказал самый высокий.

В его лице был вызов. Другой выступил вперед и положил ему руку на грудь.

― Извините нас, ― сказал он вроде бы искренне. ― Мы праздновали. Мой приятель Джейсон сдавал кровь на СПИД и получил отрицательный ответ. Он только что из больницы, он был уверен, что...

― Это его не касается, ― сказал Джейсон.

― Пошли, Джейс, ― сказал примиритель, взглянув на третьего, который одобрительно кивнул.

― Сначала уберите то, что бросили, и извинитесь, ― повторил Дэйв.

― Не дождетесь, ― сказал Джейсон и взглянул в мою сторону, чтобы убедиться, что, если дойдет до кулаков, их будет трое против одного.

― Кто‑ нибудь из вас знает девушку по имени Адель Три? ― спросил я.

― Нет, ― ответил миролюбивый подросток, но его ответ звучал не вполне убедительно. Казалось, это имя ему знакомо.

― А Адель Хэндфорд?

Все трое повернулись ко мне. Они несомненно знали имя «Адель». Парни переглянулись. Тощие женщины встали из‑ за стола и ушли, унося с собой остатки ланча.

― Подружка Эллен, ― буркнул Джейсон, ― той чувихи, которая чуть не заразила меня СПИДом.

― Адель‑ неломака, ― сказал тот, что вел переговоры. ― Наверное, речь про нее.

― Где ее можно найти?

Они снова переглянулись.

― Я уберу то, что вы разбросали. Извиняться все равно уже поздно.

― Они сами уберут, Лью, ― сказал Дэйв. ― Это их дело.

Я пожал плечами.

― Тогда, если хотите, пять баксов каждому.

― Почему нет? ― согласился «посредник», проходя между Дэйвом и Джейсоном и направляясь ко мне.

Я достал бумажник и вынул три пятидолларовые. Запишем на счет Карла Себастьяна. Спрашивать их о Мелани Себастьян не имело смысла, она принадлежала к другому обществу.

― Она старшеклассница, ― сказал мальчишка. Он был светловолосый и довольно симпатичный, хотя его зубы явно нуждались во вмешательстве стоматолога.

― Адель ходит в школу в Сарасоте?

― Ходила, ― ответил он. ― Я ее не видел последние недели три‑ четыре, ясно?

― Пока не очень, ― сказал я, хотя это было уже что‑ то.

― Это все, что я знаю. А вы не знаете, мужики, что сталось с этой Аделью?

Джейсон фыркнул. Третий сказал:

― Она говорила, что уезжает с отцом. Куда ― не знаю. Она снимала клиентов на Норт‑ Трэй, я ее там видел. Около мотелей, сечете?

― Секу, ― ответил я.

Подросток отошел от меня, а Дэйв спокойно повторил:

― Поднимите, что набросали.

Джейсон наклонился последним.

Попрощавшись с нами хорошо известным жестом, они умчались, скрежеща тормозами. Я взял сэндвич с рыбой, гамбургер и черри‑ близзард. За мной никого не было. Мужчина и женщина с девочкой уехали, когда Дэйв вышел на улицу.

― Они не злобные, ― сказал он, ― просто дураки. Не люблю такую глупость.

Вручив мне сэндвичи и коктейль, Дэйв принялся за статью.

Я пересек стоянку и поднялся по лестнице в свою двухкомнатную каморку с видом на Триста первую из обоих окон.

Я включил свет, посмотрел на жужжащий кондиционер и сел за стол в своем «кабинете», чтобы поискать Дуайта Хэндфорда в телефонной книге Сарасоты и Брейдентона. Ничего не нашлось, да и вряд ли могло быть. На всякий случай поискал еще Дуайта Три ― тоже мимо.

Приканчивая свой обед и глядя, как тает мороженое в коктейле, я набрал номер «Вест вестерна» и попросил Берил Три из комнаты 204. Она сняла трубку после второго гудка.

― Да.

Было слышно, что работает телевизор, кажется, музыка из «Голливудского бульвара».

― Говорит Лью Фонеска, ― сказал я.

― Да‑ да!

― Я еще не нашел ее, но у меня есть нить. Похоже, вы были правы. Я думаю, она жила у отца, может быть, и сейчас у него.

― О господи...

― Она ходила здесь в школу, по крайней мере какое‑ то время. Я съезжу туда завтра утром. Но они могут не захотеть разговаривать со мной, так что, возможно, вам нужно будет подойти.

― Я буду на месте весь день, ― сказала она. ― Только выскочу взять что‑ нибудь поесть и сразу вернусь в комнату.

― Я позвоню вам завтра, ― сказал я. ― Спокойной ночи.

Я разделся, потрогал щетину на подбородке, надел шорты с надписью «ИМКА» [1] и футболку «Университет Иллинойса» и перешел во вторую комнату с остатками сэндвичей и коктейля. Там я достал папку с материалами о Мелани Себастьян и поставил кассету с «Шарадой», которую купил два дня назад за два доллара в комиссионном на Мэйн‑ стрит.

Наблюдая, как Кэри Грант разыскивает Карсона Дайла, я завел дело на Адель Три. Пока оно получилось не очень объемным, только фото и несколько заметок. Мне казалось, папка должна стать толще.

Я работал. У меня было два дела. И куча вопросов.

Мой дед, отец моей матери, играл на мандолине. Он утверждал, что мандолина знает все ответы, хотя не говорил, на какие вопросы. Я любил слушать, как он играет итальянские народные песни, песни своего сочинения, даже одну мелодию Элвиса. Ему очень нравилась «Люби меня нежно». Он просто растворялся в звуках мандолины. Закрывал глаза и слушал ответы.

― Все взаимосвязано, ― говорил он, закрывая глаза и плавая неизвестно где.

Я слышал звуки мандолины. Она задавала вопросы. У меня было двое клиентов, потерявших близких людей. Карл Себастьян, который выбрал меня по случайной рекомендации, потерял жену. Так же как и я. Может быть, мне удастся найти его жену. Берил Три потеряла дочь. Моя жена не дожила до того, чтобы родить дочь. Значит, я потерял дочь или сына.

Фонеска, сказал я себе. Чертов меланхолик. Подумай о чем‑ нибудь, что ты любишь, о чем‑ нибудь, что делает тебя счастливым или хотя бы довольным. Вспомни фильмы с Уильямом Пауэллом и Кэри Грантом или Джин Артур. Подумай о свиных отбивных, которые подают на Дивижн‑ стрит в Чикаго. О горах со снежными вершинами. Ты же любишь горы со снежными вершинами.

Подумай о том, чтобы, как прежде, находить людей. О том, чтобы найти самого себя, ты подумаешь потом.

От моего дома‑ офиса до средней школы Сарасоты можно было дойти пешком, но я поехал на машине. Мне нужно было посетить несколько мест, повидать разных людей, кое‑ что сделать и кое о чем подумать.

Побрившись, умывшись и почистив зубы в ванной, расположенной на втором этаже через шесть дверей от моего офиса, я надел чистые брюки, белую рубашку с короткими рукавами и один из моих четырех галстуков. У меня был один коричневый галстук, один синий, один серый с вышитым Микки‑ Маусом (подарок клиента, который полагал, что обладает чувством юмора) и галстук в стиле Сальвадора Дали, с тающими часами на фоне скал. В это утро я надел простой коричневый галстук и очки. Обычно я надевал очки, только садясь за руль, но иногда еще в особых случаях, полагая, справедливо или нет, что они придают мне более профессиональный вид.

Перед выходом я позвонил в приемную Джеффри Грина, доктора медицины, элитного психиатра. Было бы интересно, подумал я, послушать разговор Грина с Энн Горовиц.

Я сказал, что у меня проблема, и голос секретарши сделался особенно сочувственным. Она спросила, кто направил меня к доктору Грину, и я ответил ― Мелани Себастьян. Я просил лишь несколько минут его времени.

― Одну секундочку, ― сказала она.

Я стоял у окна и смотрел на утренний поток машин на Триста первой. За дорогой находился бар «Хрустящий доллар». Здание было довольно ветхое, и вывеска, некогда, если верить Дэйву, ярко‑ алая, поблекла до мутно‑ розовой. На верхнем этаже соседнего двухэтажного здания помещался танцзал с окнами во всю стену. Иногда я выходил на балкон, опирался на решетку и смотрел, как танцуют вальс.

К югу от бара располагалось несколько магазинов, а за ними ― руины стадиона «Уайт Сокс».

«Сокс» переехали на стадион «Эд Смит» на Двенадцатой улице до того, как я появился в Сарасоте. Летом «Уайт Сокс Сарасота» принимали гостей на «Эд Смит», и город хвастался тем, что здесь некоторое время жил Майкл Джордан [2]. «Сокс» уехали, и появились «Цинциннати Редз». Я еще ни разу не ходил на бейсбол.

― Мистер Фонеска? ― спросила секретарша.

― Да.

― Доктор Грин может уделить вам несколько минут сегодня в час дня. Вам это удобно?

― Да.

― Приходите, если можно, минут на десять раньше, чтобы заполнить некоторые бумаги.

― Хорошо, я приду.

Я повесил трубку. До того момента, когда речь зайдет об оплате, я решил не развеивать ее иллюзии, будто объявился новый пациент. Такие траты я позволить себе не мог. Просунув в дверь одну руку и одну ногу, я знал, как пробраться внутрь.

«ДК» был закрыт. Слишком рано. Я дошел до кафе «У Гвен», находившегося на углу. Хозяйка заведения Гвен ушла на покой несколько лет назад, и ее заменила дочь Шейла. Завсегдатаи стали называть ее Гвен‑ два, а потом просто Гвен. У Шейлы была дочь‑ подросток, которая после школы также обслуживала столики. Ее звали Алтея. Интересно, думал я, превратится ли она в Гвен‑ три. Может быть, это станет традицией, и маму Гвен будет сменять дочка Гвен, пока какой‑ нибудь гигант градостроительства вроде Карла Себастьяна не снесет их уютную кафешку и не построит на ее месте огромный офис‑ блок или еще один дорогой многоквартирный дом.

В зале было много народу. Тут сидели и те, кто заходил перекусить по дороге на работу, и пенсионеры, недавние и давнишние, которые привыкли завтракать здесь, чтобы быть рядом с людьми, здороваться, разговаривать.

Я становился более или менее регулярным клиентом. Я заходил сюда, когда мне надо было рано вставать. Если я вставал поздно, я завтракал у Дэйва в «ДК». «У Гвен» открывалось в пять утра, до рассвета.

У стойки оставалось свободное место между мужчиной, похожим на водителя грузовика, и тощим седым стариком.

Гвен с утренней улыбкой, в переднике и почти без косметики на круглом розовом лице поставила передо мной белую кружку с кофе.

― Омлет, две полоски бекона и ржаной тост?

Я кивнул. Она тоже кивнула и поспешила на кухню с кофейником в руке. Люди, сидевшие за пятью столиками позади нас, вели тихий утренний разговор, постепенно просыпаясь.

― Я видел вас здесь раньше, ― сказал старик справа от меня.

Я кивнул и продолжал пить кофе.

― Вы ведь с севера?

Я снова кивнул. Отхлебнул еще кофе.

― Нью‑ Йорк?

― Чикаго.

― А я из Стьюбенвилла, под Кливлендом. Дин Мартин тоже был из Стьюбенвилла. Я знал некоторых из его людей.

― В самом деле?

― Да. Я тут уже пятнадцать лет. Думал уехать обратно, но у меня там никого не осталось. Жена умерла шесть лет назад. Вы понимаете?

― Понимаю.

― Похоже, вам сегодня не до разговоров, ― сказал он.

Я улыбнулся. Это была не совсем улыбка, но что‑ то похожее.

― Извините, ― сказал я, когда Гвен, то есть Шейла, вернулась с моей тарелкой. ― Я живу здесь около трех лет. Моя жена тоже умерла.

― Сочувствую вам, ― сказал он. ― Она, наверное, была молода. Кэролайн было семьдесят два года, в наше время развитой медицины еще не старость.

― Да, ― сказал я, начиная есть.

― Меня зовут Тим, а вы...

― Лью.

― Чем вы занимаетесь, Лью?

Я пожал плечами. Чем я занимаюсь? Убиваю время. Смотрю фильмы. Беру работу, когда она приходит сама или когда нужно есть, пить и выживать.

― Работаю в суде, доставляю повестки.

― Правда?

― Конечно, правда.

Яйца были хороши, мягкие, но не сырые. Бекон хрустящий. Кофе тоже помогал, и я потихоньку начинал чувствовать себя человеком.

― Опасное дело? ― спросил Тим. Он повернулся ко мне на своем круглом табурете.

― Обычно нет.

― Я не хочу вас обижать, но думаю, я бы не справился с работой, которая бы восстанавливала против меня людей.

― Меня устраивает режим, ― сказал я.

― А я сварщик, ― сообщил Тим. ― То есть был сварщиком. Мне очень нравилась моя работа.

― Корки Флинн, ― произнес голос слева от меня.

Это был крепкий парень на несколько лет моложе меня. Продолжая жевать, он повернулся ко мне.

― Корки Флинн, ― повторил он. ― Не помнишь? Не так уж, черт возьми, давно это было.

Я посмотрел на него, не отрываясь от завтрака. Ни его имя, ни лицо как будто ничего мне не говорили.

― Ты притащил мне повестку на развод. Явился ко мне в гараж и сунул мне ее прямо при Эрле и Спенсе.

― Вряд ли это был я.

Я вел специальную папку, куда вписывал имена всех людей, кому доставлял бумаги, помечая время и место.

― Я никогда не вручал вам повестку, мистер Флинн, ― сказал я.

― Значит, не ты?

― Совершенно точно. Может быть, кто‑ то похожий на меня. На меня много кто похож. Это было давно?

― Сразу после Нового года.

― В этом году?

Я продолжал есть. Тим‑ сварщик с интересом слушал и ждал потасовки, о которой он смог бы рассказать приятелям, сидя у костра.

― В январе я доставлял только две повестки, оба раза женщинам.

Это была правда.

― Я готов поклясться... ― сказал Корки Флинн, пристально разглядывая меня.

― Тебе случалось когда‑ нибудь ошибаться, Корки? ― спросил я.

Он вздохнул.

― Слишком много раз. Три из них я женился. Ломлю теперь как лошадь, всем должен алименты. Раньше водил грузовики, рефрижераторы, но у меня спина... Да ладно. Извини. Я заплачу за твой завтрак.

― Согласен, ― сказал я.

Он встал и вынул из кармана джинсов две десятидолларовые бумажки, бросил их на стойку, похлопал меня по спине и еще раз сказал:

― Извини. У меня была поганая неделя.

― Ты не знаешь водителя по имени Дуайт? ― спросил я, взглянув на Корки Флинна.

― Что гоняет?

― Фургон или грузовик с прицепом, не знаю точно.

― Дуайт, Дуайт... Ну да... не знаю только, как фамилия. И знать не хочу. Дрянь мужик. Работает возле станции техобслуживания где‑ то возле Кэттлмена или Макинтоша. Носит на плече железяку, ищет, кому морду набить. Если когда‑ нибудь подкатит ко мне, я ему этой железкой шею перебью. Не советую с ним связываться.

― Надо. Не знаешь, как его найти?

― Что знал ― сказал. Увидимся.

Я помахал ему рукой.

― Я думал, он вас ударит, ― несколько разочарованно протянул Тим.

― Сожалею.

― Вы могли бы застрелить его, или дать ему в пах, или применить прием карате, ― заметил он.

― Нет, ― ответил я. ― Корки Флинн свернул бы мне шею в два счета. Он оставил столько, что хватит и на ваш завтрак. Я вас угощаю.

Тим улыбнулся. Зубы у него были вставные, но улыбка настоящая. Я коснулся его плеча и вышел на утреннее солнце. Школа находилась в двух кварталах ходьбы, на другой стороне Триста первой, за «Макдональдсом», зданием «Сарасота геральд трибюн», мотелем, закусочной, где подавали жареных цыплят, и магазином, торгующим оптикой со скидкой.

Я доехал на своей «Гео» до школьной автостоянки, поставил ее на одно из мест для посетителей и оставил окна открытыми в надежде, что это поможет моей сосне выгнать застарелый запах табака.

Дети тянулись к краснокирпичному трехэтажному зданию и более новому, одноэтажному позади главного.

Девочки были в наимоднейших нарядах, которые, на их взгляд, придавали им сексапильности, а мальчишки старались смотреться «круто». Я предпочитал более строгий стиль, но в моду снова входил бесформенный гранж. Большинство мальчиков выглядели слишком юными для средней школы. Они шагали, словно зомби, с красными от недосыпа глазами, с рюкзаками, набитыми книжками, и старались разговаривать басом. Я подумал, каково приходится учителю в таком классе, особенно на первом уроке, и решил, что я бы, пожалуй, предпочел встретиться с Корки Флинном в темном углу.

Одна из девочек, у которой ничего не было проколото, по крайней мере на лице и во рту, и казавшаяся не такой сонной, как ее товарищи, направила меня в кабинет мистера Куана, заместителя директора и ответственного за дисциплину. Кабинет располагался в одном из старых одноэтажных зданий.

Справа от двери стояли четыре стула из пластика и алюминия. За столом сидела красивая молодая чернокожая женщина и разговаривала по телефону. Позади нее теснились несколько столов и шкафов с папками, и там две женщины перебирали какие‑ то бумаги. Налево ― закрытые застекленные двери еще двух кабинетов. В первом полная седоволосая женщина, наклонясь над столом, тыкала желтым карандашом в сторону девочки с мрачным размалеванным лицом и голубыми волосами. Руки девочки были сложены на плоской груди. Ей не нравилось то, что она слышала, не нравилась полная дама и вообще вряд ли что‑ нибудь нравилось.

Во втором кабинете у стола стоял мужчина азиатского вида и неопределенного возраста. Его руки были сложены так же, как у девочки в соседней комнате. Мужчина с крепкими мускулами, очевидно мистер Куан, был одет в светло‑ коричневые брюки и белую рубашку с короткими рукавами, на которой выделялся внушительный синий галстук. Он беседовал с толстым мальчуганом, который глядел ему в глаза совершенно мутным взглядом. Паренек был или туп, или балдел от какого‑ нибудь наркотика. Я знаю такой взгляд.

Чернокожая женщина повесила трубку. Прежде чем я успел заговорить, она протянула руку с длинными, накрашенными красным лаком ногтями, прося меня минутку подождать с выражением своей мысли, жалобы или просьбы.

Она снова сняла трубку:

― Да, миссис Стэнли. Я знаю. Но мистер Куан говорит, что ему непременно нужно видеть вас сегодня... Я понимаю, но если вы не можете оторваться от работы на полчаса... Да, с Уильямом снова проблемы. Да, очень серьезные... В полдень? Хорошо.

Женщина посмотрела на меня и повесила трубку.

― Слушаю вас.

― Я хотел бы увидеть мистера Куана.

― Насчет...

― Насчет Адели Три или, может быть, по фамилии ее отца, Хэндфорд.

― А вы...

― Я друг матери Адели, ― сказал я, глядя поверх очков.

― Ну, тогда...

Телефон снова зазвонил. Она взяла трубку и показала мне на ряд стульев. Я сел возле одетого в комбинезон мальчишки, который ссутулился так, что, казалось, вот‑ вот заснет и упадет на пол. Мальчишка был маленький, черный и очень унылый.

― Ты тут за что? ― спросил я его.

Он посмотрел на меня.

― Вы кто?

– «Я ― никто. А ты ― ты кто? Может быть ― тоже ― никто? » [3]

― Чего это вы говорите?

― Так, говорю, ― сказал я, разглядывая трех других школьников, сидевших в рядок с нами. Две девочки перешептывались. Третий был явно старшеклассник, мулат, с короткими волосами. Сквозь его белую футболку просвечивала татуировка. Казалось, он спит.

― Ты знаешь девочку по имени Адель Три или Хэндфорд?

― Допустим. А вы коп? На копа не похожи.

― Нет, я знакомый ее матери. Что ты знаешь про Адель?

― Ничего не знаю.

Он посмотрел на хлопочущую секретаршу.

― Совсем ничего? А пять баксов не помогут?

― Не, ― сказал он. ― Я правда не знаю. Но я вам кое‑ что скажу. Я знаю только одну по имени Адель. Она не такая дура, какой прикидывается. Прикидывается такой, чтобы подладиться к футболистам, баскетболистам и так дальше.

― Адель?

― Ну да.

― А откуда ты знаешь, что она не дура? ― спросил я.

Он посмотрел на женщину за столом, которая продолжала говорить по телефону. Та взяла карандаш и что‑ то записывала, кивая. Потом показала карандашом на мальчика, с которым я разговаривал, и сделала движение в сторону. Он выпрямился. Казалось, карандаши служили здесь регулировочными палочками.

― Она училась со мной в математическом классе, ― сказал мальчик, не сводя глаз с женщины за столом. ― Всего неделю или, может, две. Серьезная математика, спецкласс. Не знаю, как она туда попала, но, наверное, прошла тест. Вид у нее был ― не передать. Вся накрашенная, как шлюха, но соображала отлично. Что ее ни спросят, на все отвечала с ходу. И по английскому так же.

― А почему в прошедшем времени?

― Ее не видно уже с месяц.

― А ты в классе повышенной сложности?

― Что, удивляетесь?

― Удивляюсь, ― признался я.

― Потому что...

― А что у тебя за проблемы? ― спросил я.

― Никаких проблем.

― А что тут делаешь?

― Мать хотела поговорить со мной, ― объяснил он, кивнув на чернокожую секретаршу. ― Она хочет устроить для меня стажировку в Говарде.

― Говарде?

― Что непонятного? Я хочу заниматься градостроительством. Хочу вернуться сюда лет через шесть‑ семь, в дельном пиджаке, и приказать снести тут все под корень, начиная с Ньютауна, и все построить заново.

Дверь в кабинет мистера Куана открылась, и толстый молодой человек вышел, волоча ноги, держа в руке желтую карточку. Возможно, мистер Куан наказывал его за то, что он ударил кого‑ нибудь в лицо, играя в футбол.

Куан посмотрел на женщину за столом, которая все еще говорила по телефону. Она показала карандашом на двух девочек, спящего мальчика и на меня. Куан кивнул и подошел к нам.

― Здравствуй, Тай, ― сказал он мальчику, собиравшемуся перестроить мир.

― Здравствуйте, ― ответил Тай.

― А вы?..

― Льюис Фонеска. Я друг Берил, матери Адели Хэндфорд, друг семьи.

― Пройдемте ко мне, ― сказал Куан, показывая на свой кабинет и взглядывая на часы.

Мы вошли в кабинет. Он закрыл дверь и посмотрел через стекло на утреннюю суету персонала и ожидающих учеников.

― Не очень укромное место, ― сказал я.

― Как и положено, ― ответил Куан, показывая мне на стул у стола.

Это был такой же стул, как те, на которых сидели подростки в приемной. Куан опустился в чуть более мягкое кресло за своим столом. Кабинет был крошечный; стол пустой, если не считать аккуратной стопки тонких пластиковых папок, двух лотков для бумаг и стопки желтых карточек, вручающихся наказанному. Окно во двор открывало Куану чудесный вид на белую стену соседнего здания.

― Адель Хэндфорд, ― сказал я. ― Она училась у вас. Очень симпатичная. Блондинка. Умница. Часто попадает во всякие неприятности. Я слышал, что ее называют Адель‑ неломака. Ее ищет мать.

― А вы ее...

― Я друг семьи, ― сказал я.

― У нас почти две тысячи учащихся, мистер...

― Фонеска, Льюис Фонеска.

― Мне кажется, я вас где‑ то встречал, ― сказал он, изучая мое лицо.

― В кафе «У Гвен», ― сказал я. ― Я иногда завтракаю там, рано, как и вы.

Он вспомнил и удовлетворенно кивнул.

― Думаю, что я знаю эту девочку. Не могу вам много о ней сообщить, ― сказал он. ― Очень смышленая. Ее направляли ко мне два или три раза за грубость учителю, и еще ее застали с мальчиком в кладовке за гимнастическим залом. Возможно, я не имею права говорить вам так много, но я думаю, у этой девочки проблемы.

― Какого рода?

Куан закусил нижнюю губу и посмотрел в окно на белую стену. Потом принял какое‑ то решение и повернулся ко мне. Достал ручку из кармана брюк, взял желтую карточку, написал что‑ то на обороте и протянул мне. Я прочел: «Салли Поровски. Отделение по делам несовершеннолетних, Сарасота».

― У вас есть адрес Адели?

― У меня есть адрес, но он вам не поможет. Однажды я проезжал мимо по дороге домой. Это магазин принадлежностей для гольфа. Я остановился и спросил ее отца. Разумеется, там никогда о таком не слышали.

― Но она ведь живет где‑ то с отцом?

― Где‑ то жила.

― А теперь?

― Я дал вам имя человека, который может вам помочь. Я говорил с ее отцом один раз. Я попросил девочку, чтобы он позвонил мне, когда она получила первое дисциплинарное взыскание. Он говорил спокойно, вежливо. Сказал, что не может прийти, потому что работает, и что его дочь сама решает свои проблемы.

― И это все?

Куан посмотрел через стекло в приемную, наклонился вперед и негромко произнес:

― Честно говоря, в его голосе было что‑ то совершенно жуткое.

Отделение по делам несовершеннолетних располагалось в корпусе «С» трехэтажного комплекса в квартале краснокирпичных офисов на Фрутвилл‑ роуд, сразу за Таттл. В корпусе «А», согласно табличке, размещались бухгалтер, физиотерапевт, двое психологов, еще один бухгалтер и дерматолог. В корпусе «В» находились дантист, педиатр, гинеколог и кабинеты эпиляции и гипноза.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒