Москва, двухтысячные 3 страница

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, твоя Мэри расправляется с бутылкой коньяка примерно за полчаса, потом открывает окно на втором этаже, усаживается на подоконник, свешивает ногу на улицу и курит, – усмехнувшись, сообщил он. – Сидит, болтает ногой и курит. Иногда еще и поет.

– Поет?!

– Поет‑ поет. Какие‑ то песни странные, про тюрьму все, про арестантов.

Я расхохоталась, представив, как пьяная Мэри оглашает тихую улицу исполнением шансона. При своей музыкальности и привычке к хорошей музыке она могла иной раз послушать что‑ то из «блатняка», в машине, насколько я знаю, точно всегда возила пару сборников. Но что она еще и поет… Могу только догадаться, как сильно удивился Алекс, услышав и увидев это все впервые.

– Тебе смешно, Марго? А я серьезно думаю, что ей надо врачу показаться.

– Ой, Алекс, перестань. Просто стресс, а вообще Мэри давно уже не напивалась – ну, при мне, во всяком случае.

– Да при мне тоже. Но сам факт!

– Не перекраивай ее, не нужно. Она не даст тебе сделать этого – вы только истреплете друг другу нервы.

– Не учи меня.

Он допил кофе, выкурил еще сигарету, потянулся и встал:

– Слушай, Марго… я устал, поспать бы. А с проблемами давай завтра.

– Как скажешь.

Когда Алекс рядом, мои проблемы становились мелкими и незначительными – мне казалось, что вокруг меня вообще зла нет. Так что подождать я могла и до завтра, и еще неделю.

Я постелила ему на диване, подождала, пока уляжется, и присела на край:

– Можно я посижу с тобой?

– Ну, посиди.

Алекс закинул руки за голову и задумался; я боялась шевельнуться, чтобы не спугнуть или не нарушить ход его мыслей. О чем он думает? Или – о ком? Набравшись смелости, я негромко спросила:

– Алекс, скажи… у тебя с ней было что‑ то?

– Нет, – спокойно отозвался он.

– Нет?

– Что тебя удивило, Марго?

– Ничего, просто… просто я думала…

Он рассмеялся и взял меня за руку:

– Ты знаешь, она оказалась сильнее, чем я мог представить. Сильнее не физически, как ты понимаешь. Она меня уничтожила словами, унизила так, что я до сих пор удивляюсь, как не убил ее на месте. Сказала – «а говорил, что тебе не нужны мои обязательства. Врал, как и все мужики. Ну, воспользуйся силой и случаем – я в чужой стране и полностью от тебя завишу». Представляешь?

Я представляла… Чтобы сказать такое Алексу в лицо, нужно было быть Мэри, а ему, чтобы стерпеть и не дать хотя бы пощечину, нужно было видеть перед собой опять‑ таки ее. Определенно, эти двое нашли друг друга, и теперь все либо пойдет хорошо, либо слишком плохо. Бесконечный ужас – или ужасный конец, и даже непонятно, что лучше.

– Н‑ дааа, – протянула я, избегая смотреть ему в глаза.

– Скажи, Марго, а ты очень расстроишься?

– В смысле? Из‑ за чего я должна расстроиться?

– Если вдруг когда‑ нибудь я скажу тебе, что между мной и Мэри что‑ то есть?

Вопрос… На такое способен только Алекс – вот так загонять иголки в сердце и смотреть, как я корчусь от почти физической боли. Но не в этот раз. Я давно для себя поняла – что бы там ни было между ними, я никогда не сумею заставить себя ревновать, расстраиваться или плакать. Это моя Мэри и мой Алекс – и для меня почти естественно, что между ними может быть что‑ то. Почти…

– Вряд ли.

– Вряд ли? – он искренне удивился, по‑ моему. – Или ты имеешь в виду, что она вряд ли согласится – учитывая обстоятельства, в которых сейчас находится?

– Она не вечно будет в бегах. И не вечно будет жить у тебя. – Вот тебе, получи. Решил сделать мне больно? Ну, так сам попробуй, каково.

– Я могу сделать так, что она сама никуда не захочет.

– Ты всегда был слишком самоуверенным, Алекс. Всегда – слишком. Чем ты можешь удержать ее? Деньгами? Смешно – она бросила мужа, у которого денег куры не клюют. Сексом? Сомнительно – насколько я ее знаю. Страхом? Вряд ли – в определенный момент она перестанет бояться и уйдет. Понимаешь?

– Ты приводишь какие‑ то нелепые доводы, Марго. Можно подумать, что, кроме этого, в жизни больше ничего нет. – Алекс сел и потянулся к стоявшей на полу пепельнице.

Я щелкнула зажигалкой, давая ему прикурить:

– Почему? Наверняка есть. Но Мэри… ты не понимаешь в ней многих вещей – да и я, если честно, не все понимаю.

– А ты не допускаешь, что она может влюбиться?

– Ха‑ ха‑ ха, – без тени улыбки отозвалась я. – Ты на это надеешься? Зря. Она не рассказывала тебе о Германе?

– О ком?

– Был такой персонаж пару лет назад – собственно, из‑ за него вся возня сейчас и происходит. Так вот, после его смерти Мэри сказала: больше никогда и никого. А уж тут – поверь, я это знаю – она из кожи вывернется, но сделает так, как сказала. И ты не станешь исключением, Алекс. Можешь даже не упираться.

Господи, как же мне нравилось втыкать словесные шпильки ему в душу! Я прекрасно знала – азартный Алекс кинется доказывать, что я ошиблась, что уж он‑ то, блестящий и великолепный, всегда победит в любом забеге. Это могло бы быть интересным, конечно… Но в реакции Мэри я была уверена настолько, что могла поспорить даже на что‑ то ценное.

– Все, ты заморочила мне голову, Марго. Иди спать – завтра день трудный.

Ага, мне удалось его уязвить – раз он так скоро свернул разговор и отослал меня спать. Ничего, дорогой, и тебе полезно научиться смотреть под ноги.

Уже выходя из комнаты, я не удержалась, чтобы не клюнуть его еще и напоследок:

– А вообще‑ то ты прав – она может влюбиться. Но вряд ли в тебя.

Вслед мне полетели тапочки, и я со смехом убежала в спальню.

– Алекс, а можно, я ей позвоню? – крикнула я, забравшись в постель с мобильником, и он отозвался:

– Звони. Только боюсь, что сейчас она уже пьяна.

Он продиктовал мне какой‑ то незнакомый номер, и я приготовилась долго ждать, но Мэри схватила трубку на втором гудке:

– Алло! Алекс…

– Это Марго.

– Марго!!! Марго, родная, откуда? Как ты узнала? – Мэри, казалось, вне себя от счастья, от звука моего голоса, от моего звонка.

– От него и узнала. Как ты там, моя девочка?

– Все хорошо, Марго. Все на самом деле хорошо. Я была такой дурой, когда упиралась… прости меня, если можешь, – в голосе Мэри явственно слышалось раскаяние – этого просто не могло быть… Что Алекс сделал с ней? Я не узнавала свою девочку, решительно не узнавала.

– Мэри… ты… пьешь? – с усилием вывернула я, и в ответ мне зазвучал ее смех:

– Что, Алекс нажаловался? Не волнуйся, Марго, сегодня я абсолютно трезва.

– Слава богу. Мэри, ты не побоишься несколько дней побыть одна? Пока не вернется Алекс?

– У тебя случилось что‑ то, Марго? – сразу став серьезной, спросила Мэри.

– Нет, что ты…

– Марго! Если он сорвался с дивана после телефонного звонка и уехал – то зачем ты теперь пытаешься меня убедить, что с тобой все нормально? Рассказывай.

Я вздохнула и выложила ей все о звонке Кости. Мэри помолчала какое‑ то время, подышала в трубку, пощелкала зажигалкой.

– Н‑ да… Марго, как ты думаешь… если ты попросишь Алекса забрать тебя сюда?

– Он не согласится, Мэри. Ни за что не согласится. Мне кажется, у него планы относительно тебя, и в моем присутствии он будет себя сдерживать…

– Марго, не говори ерунды! – перебила Мэри. – Никаких планов нет, поверь. Я сразу сказала – даже не думай об этом.

– И он, конечно, тебя послушал, – улыбнулась я. – Ты просто вспомни, что я тебе рассказывала о нем, и подумай, есть ли для Алекса слово «нет», если ему чего‑ то захотелось.

– Марго, я никогда… это твой мужчина, я не позволю себе – даже если сама захочу…

– Мэри, Мэри, ну, что ты говоришь? Он давно не мой – и ничей. Он свободен – от всех. И ты теперь тоже свободна. Почему ты всегда мучаешь себя ограничениями там, где не нужно?

Она не ответила. Да и зачем? Я и так знала ответ. Для Мэри существовали какие‑ то только ей понятные законы, по которым она жила. И если она по какой‑ либо причине отказывала себе в удовольствии – то, значит, считала себя недостойной. В том, что Алекс мог стать для нее этим самым удовольствием, я не сомневалась, но упрямица Мэри уже поставила себе табу. Оставалось только надеяться, что он сумеет ее переубедить, – хотя бог весть, зачем мне‑ то это было нужно?

– Марго, я очень тебя прошу – будь осторожна. Поверь мне – Костя не тот человек, с кем стоит играть. Если что – скажи ему все, что он захочет. Я пойму.

– Ты дура, Мэри! – Меня просто взорвали эти слова – как она смеет вообще говорить мне подобное?! – Ты понимаешь, что обижаешь меня?!

– Прости, Марго. Я хотела как лучше.

– Не надо хотеть «как лучше» – ты не знаешь, что лучше для меня! Только я это знаю! А для меня лучше, если с тобой не случится ничего и я буду в этом уверена!

– Не кричи, Марго. Я хорошо понимаю спокойную речь.

– Хватит болтать! – раздалось над головой, и из моей руки безжалостно вырвали телефон. Алекс!

Он приложил трубку к уху и спросил:

– У тебя все в порядке? Точно? Тогда ложись. Да, я позвоню утром. Все, спокойной ночи. Да. Да. Молодец.

Отключив телефон, он бросил его мне в руки и ухмыльнулся:

– Ну что, Марго? Убедилась, что мы с ней не спим?

Я вспыхнула:

– Почему ты позволяешь себе так разговаривать со мной? Ты мне сказал – нет, и мне достаточно твоего слова, чтобы еще и у Мэри перепроверять. И вообще – мне нет дела до того, с кем ты спишь или не спишь!

– Не ври. – Он пошел к двери и на пороге обернулся: – Может быть, тебе нет дела до остальных. Но до этой девушки – есть. Не ври мне, Марго. – И вышел, прикрыв за собой дверь.

Ну, что ж, один–один…

Алекс прожил у меня почти неделю, но ничего так и не произошло. Звонков от Кости не было, никто не приезжал, не приходил, не караулил. Алекс засобирался домой, а я вдруг ощутила такую пустоту и одиночество, каких не испытывала прежде. Вот сейчас и он уйдет, как ушла Мэри, – и что мне делать здесь совсем одной? Одной – в пустой квартире, без работы, без друзей? Я передвигалась по дому как привидение, натыкалась на предметы, разбила столько посуды, сколько не удалось за всю предыдущую жизнь. Алекс наблюдал за мной с легкой усмешкой – мне казалось, что он получает своеобразное удовольствие от моих мучений, растерянности и испуга. Вечером накануне отлета он куда‑ то исчез, а когда вернулся, удивленно спросил, оглядывая прихожую:

– Я не понял… а где вещи твои?

– Какие вещи? – не сразу поняла я.

– Ну, чемодан твой где?

– Чемодан? – тупо переспросила я, глядя на Алекса с недоумением.

Он сморщился, пошел в спальню, выдернул с верхней полки шкафа мой розовый чемодан и начал сбрасывать в него все, что попадалось ему под руку.

– Что ты делаешь?

– Непонятно? Собираю твои вещи. У нас самолет через пять часов, поторопилась бы.

Я завизжала и кинулась к нему, повисла на шее, и он, не удержавшись, повалился вместе со мной на кровать. Я, не помня себя и не вполне понимая, что делаю, целовала его в щеки и ревела.

– Марго, ты забываешься, – его голос отрезвил моментально, я села на кровати и прикрыла рукой рот:

– Прости…

– Все, собирайся.

Он встал и ушел в кухню, а я вытерла слезы и попыталась сосредоточиться на чемодане. В душе вместе с благодарностью всколыхнулась обида – что ему стоило ответить на мой поцелуй? Неужели он забыл все, что было? Неужели все прошло и никогда уже не воскреснет? Тогда почему я помню каждую нашу минуту, каждый миг, проведенный вместе? Я перебираю их, как жемчужные бусины, нанизываю на нитку, любуюсь, достаю из ящичка памяти в тот момент, когда мне плохо. А он? Он… да…

– Марго, поторопись, – донеслось из кухни.

Я вздохнула, вытерла слезы, снова побежавшие было по щекам, и взяла себя в руки. В конце концов, разве я имею право что‑ то требовать от него? Нет… Я не дождалась, вышла замуж за Рому – а когда через год после свадьбы Алекс снова возник в моей жизни, ясно сказала ему, что он может считать себя свободным после всего, что мне пришлось пережить.

– А мне? – спросил он тогда, требовательно глядя мне в глаза. – Что пришлось пережить мне – сейчас? Вот сейчас – когда я вижу, за чем ты замужем? Марго, как ты могла?

И я с несвойственной мне категоричностью заявила, что не обязана была ждать его всю жизнь – мы не в голливудской мелодраме. Он развернулся и ушел, однако с тех пор все в наших жизнях пошло наперекосяк – и у него, и у меня. Всякий раз, когда у меня что‑ то случалось, Алекс бросал свои дела и летел мне на помощь. Он обращался со мной как с чужим человеком – но при этом ни разу не отказал, как будто искупал вину за все, что сделал. Насколько я знаю, его личная жизнь не особо сложилась, он так и не смог найти женщину, которая устроила бы его полностью. Его любовницы всегда были молодыми, яркими, известными – но жениться он не торопился. Я не льстила себе, не думала, что причиной этому – я, нет. Но где‑ то совсем глубоко и только наедине с собой я признавалась, что мне это приятно. Эгоизм чистой воды…

В самолете я спала – всегда так делала, когда приходилось много летать по рабочим вопросам. Глаза открыла только во время посадки, глянула в иллюминатор – и не узнала место. Это точно не аэропорт Хитроу – уж его‑ то я узнала бы моментально. Переведя взгляд на Алекса, я открыла рот, чтобы задать вопрос, но он меня опередил:

– Это Цюрих, Марго.

– Что??

– А что? Я не говорил разве? – улыбнулся он, расстегивая ремень. – Я теперь тут живу, в пригороде.

– И что же – Мэри ты привез сюда?

– Мэри? Нет, Мэри в Лондоне.

Я уставилась на него, чувствуя, что сейчас разревусь. Как это – Мэри в Лондоне? А почему тогда я здесь, в Цюрихе?!

– Потом, Марго, все потом. – Алекс почти силой поднял меня на ноги и повел к выходу.

В машине по дороге я молчала, прикусив губу, чтобы не начать орать и оскорблять его, держалась из последних сил. Меня уже ничто не радовало – ни отъезд из Москвы, ни прерванное наконец одиночество. Я стремилась к Мэри – а ее здесь не было…

Про «пригород» Алекс приврал – дом, у которого мы остановились, располагался на окраине самого Цюриха, на тихой узкой улочке. В другое время я принялась бы рассматривать двор, изгородь, сам дом – но сейчас мне было совершенно все равно, как это выглядит. У меня осталась обида ребенка, которому пообещали красивый большой леденец, но в последний момент рука, протягивавшая его, спряталась за спину. Алекс вышел из машины, помог выбраться мне и подтолкнул в сторону невысокого крылечка:

– Что встала? Иди, там должно быть открыто.

Я замерла, не в силах сдвинуться с места. Не хотела я никуда идти, ничего открывать – зачем? Алекс достал чемодан и свою сумку, мимоходом подтолкнул меня в спину еще раз и легко взбежал на крыльцо. Я понуро побрела следом. Он толкнул дверь, которая в самом деле оказалась не заперта, вошел в просторную прихожую и, опустив вещи на пол, громко спросил:

– А почему никто не встречает?

Где‑ то в глубине дома раздался цокот каблучков – и в большой арке за свисающими до полу тонкими занавесками показался женский силуэт. Когда же занавески разлетелись в стороны, я увидела Мэри в коротких шортах и майке… Не в силах поверить, я обернулась – сзади, скрестив на груди руки, улыбался Алекс…

Когда первый шок прошел, я, уже сидя в кресле перед огромным камином и держа Мэри за руку, спросила:

– Ты… знала?

– Знала – что, Марго? – улыбнулась она.

– Что он меня заберет.

– Конечно, нет – можно подумать, ты сама не знаешь, что он никогда не посвящает никого в свои планы. Он позвонил мне вчера вечером, я уже спать собиралась, сказал, чтобы я открыла дверь в одиннадцать утра. И все.

Я уже плохо слышала ее слова – я рассматривала мою девочку. Надо же – всего за несколько дней из задерганной, нервной, болезненно реагирующей на каждое слово истерички она превратилась в довольное жизнью существо. Определенно смена места жительства пошла ей на пользу.

– Мэри… тебе хорошо – тут?

Она задумалась буквально на пару секунд, прижала мою руку к щеке и улыбнулась:

– Мне везде хорошо, Марго. А здесь просто спокойно.

– И только? – Меня иной раз злило равнодушие Мэри к происходящему, к окружающему. Я‑ то всегда с радостью впитывала в себя все новое, с удовольствием открывала для себя города и страны, какие‑ то маленькие городки и деревушки, новый для меня уклад жизни. Мэри же только равнодушно пожимала плечами.

– А что еще? Мне нужно привести в порядок нервы, успокоиться, прийти в себя – а здесь все такое умиротворяющее, что я иной раз хочу напиться вдрызг и орать посреди улицы.

– В этом ты преуспела, – сообщил Алекс, входя к нам с бутылкой вина и тремя бокалами. – Соседи всерьез обеспокоены нравами моей новой девушки.

– Не льсти себе, – фыркнула Мэри, и Алекс, к моему удивлению, не крикнул, не велел ей следить за словами, а лишь протянул нам пустые бокалы.

Мэри взяла свой за тонкую длинную ножку, повертела в пальцах, потом перевела взгляд на бутылку – я уже увидела, что это «Слеза Христова», «Lakrima Christi», вино из чуть подвяленного винограда. Я даже помнила цвет и теплый аромат, исходивший от напитка. Давно… это было так давно. Мэри, крайне редко употреблявшая напитки вроде этого легкого вина, к моему удивлению, не возразила, послушно подставила бокал под янтарную струю. Мне кажется, только я знала о ее пагубной привычке носить в сумке маленькую фляжку коньяка – не то чтобы она пила, нет, но присутствие этой самой фляжки вселяло в Мэри уверенность в собственном моральном равновесии.

– Ну что, девочки, придется какое‑ то время жить втроем, – Алекс сел в кресло, закинул ногу на ногу и улыбнулся нам обеим сразу, но улыбки вышли все равно разные – или это мне так показалось?

«Моя» была теплой – так смотрят на любимого, хоть и проблемного и избалованного ребенка, а улыбка для Мэри… о, и пусть эти двое не говорят мне о своем равнодушии – ни за что не поверю. Но, возможно, мне просто хотелось, чтобы так было.

Мы выпили, потом еще… В голове зашумело, я стала какой‑ то вялой и словно набитой ватой – захотелось стечь на пол и лежать, глядя на огонь в камине. Я долгое время не могла видеть открытый огонь – очень долгое время. Но сегодня почему‑ то вид горящего камина не пугал, а, напротив, дарил покой и ощущение полноты жизни. Вот сидят мои любимые люди – и больше никто не нужен.

– Мэри… проводи меня в спальню, я хочу по‑ дремать… – пробормотала я, обращаясь почему‑ то именно к подруге, хотя логичнее было бы попросить Алекса – вряд ли худая невысокая Мэри справится с моим обмякшим от вина телом.

Но именно Мэри увела меня наверх, в простор‑ ную спальню с огромной кроватью, помогла раздеться и лечь, задвинула плотные шторы и забралась с ногами на постель.

– Марго, что происходит? Ты так странно смотришь на меня.

– Я хочу тебе счастья, моя девочка, – пробормотала я плохо слушающимся языком.

– Да? Спасибо, – усмехнулась она, поправляя волосы. – Только, дорогая, будь так добра – не напрягай ситуацию, хорошо? Она напряжется сама – если будет нужно.

– Ты о чем?

– А вот о чем – прекрати сводить меня со своим Алексом! – зашипела вдруг она, сразу напомнив мне злую рыжую кошку, ощетинившую загривок. – Даже то, что я живу в его доме, не обязывает меня иметь с ним какие‑ то другие отношения, ясно тебе, Марго?

– Мэри…

– Все! Отдыхай, ты плохо переносишь перелеты.

Она спрыгнула с кровати, сунула ноги в шлепанцы на высоких каблуках и удалилась, не забыв плотно закрыть за собой дверь.

Меня почему‑ то захлестнула обида – я старалась дать ей счастье, старалась устроить ее жизнь – а она…

Хотя…

Если вдуматься, Мэри права – разве можно осчастливить насильно? Разве я могу управлять ею или Алексом?

Конечно, нет…

Потекли дни, недели… Блаженное ничегонеделание – мы с Мэри валялись в кроватях до полудня, встречались внизу у камина – Мэри с чашкой кофе и сигаретой, я – с чаем и пирожным. Мы болтали, читали стихи, иногда Мэри вспоминала какие‑ то танцевальные истории – и никогда, просто ни разу больше мы не коснулись темы Алекса. Он не особенно обременял нас своим присутствием – по традиции пропадал где‑ то и возвращался поздно, а иногда и вообще не возвращался. Мы не придавали этому значения, тем более что у нас обеих начала образовываться в Цюрихе своя личная жизнь.

Мэри познакомилась в одном из многочисленных кафе со Стасом, бывшим соотечественником, да мало этого – еще и тренером по бальным танцам, а я…

Я встретила Лео – своего давнего приятеля и любовника еще со времен моей первой поездки в Испанию. Столкнулись мы случайно и в буквальном смысле – выходя из маленькой пекарни с двумя батонами свежего хлеба, я налетела на крыльце на мужчину, а когда подняла глаза, чтобы извиниться за неловкость, обнаружила, что на меня с высоты двухметрового роста смотрит Лео.

– Лео!

– Марго! – сказали мы в унисон удивленно и расхохотались.

Он потянул меня к себе, довольно бесцеремонно, но, как, наверное, и подобает старому любовнику, обнял и поцеловал, не смущаясь тем, что мы на довольно людной улице.

– Как ты оказалась тут, Марго?

– Я… случайно. Долгая история. А ты?

– А я тренирую местную команду.

Во времена нашего знакомства Лео тренировал юношеский состав футбольной «Барселоны». Значит, теперь перебрался в Швейцарию, надо же…

– Ну что – поищем место, где пьют сангрию? – шутливо предложил он, и я неожиданно согласилась.

Дома ждала Мэри, но ведь я спокойно отношусь к ее отлучкам с этим Стасом и вопросов не задаю. А с Лео меня связывают не только любовные, но и дружеские отношения – что же, я не могу посидеть в кафе со старым приятелем? Оправдавшись в собственных глазах, я радостно взяла Лео под руку, и мы двинулись куда‑ то в сторону центра.

Колоритная внешность Лео не оставляла нас без постороннего внимания – огромный, с длинными, чуть вьющимися седоватыми волосами, он напоминал холеного льва, степенно вышагивающего по тротуару. К собственному удивлению, я не испытывала к нему больше ничего, кроме приязни. А ведь раньше, бывало, мы часами не вылезали из постели в его большом доме неподалеку от стадиона. Надо же, как все меняется со временем…

Уютный ресторанчик с красными клетчатыми скатерками и настоящими фиалками в горшочках мы нашли, и сангрия там оказалась приличная – уж кто‑ кто, а Лео понимал в этом. Именно он научил меня пить ее, и с тех пор я частенько держала на столе большой кувшин со сладким красным вином, добавив в него еще и яблоки с апельсинами.

Разговоры ни о чем – это так похоже на нас с Лео… Болтать о ерунде – и умолчать о главном. Я прекрасно видела, что он рад нашей встрече, не забыл, как… Эх, ну что со мной, почему я сижу тут, как каменное изваяние, и никак не реагирую на исходящие от него волнами призывные флюиды? Что со мной случилось за эти годы, неужели больше никогда я не посмотрю с интересом на мужчину? Неужели Рома все убил во мне? Или – Алекс?

– Марго… А ты с кем здесь?

– Я? Я… ну, словом, это неважно, Лео, какая разница, с кем? Сейчас вот с тобой сижу.

Он с удивлением посмотрел на меня – прежняя Марго не позволяла себе такого тона. У Мэри я набралась этого, что ли?

– Ну, чего ты ждешь? Пригласи меня к себе, что ли.

Я не боялась показаться навязчивой или распущенной – Лео сто лет меня знал, чтобы напрягаться. Напротив, ему же легче, не нужно придумывать повод, искать слова. Просто и ясно – ты меня хочешь? Идем – получишь.

Его дом находился в противоположной стороне от дома Алекса, на севере Цюриха. Большой дом, основательная мебель, большие чайные чашки – у Лео все и всегда напоминало атрибутику средневекового великана. Мне порой казалось, что вот‑ вот он вынет из холодильника говяжью лытку и начнет смачно грызть ее, то и дело сплевывая на пол. Откуда такие фантазии – не представляю. Лео – типичный европеец, очень ухоженный, с безупречными манерами, с чувством стиля и неплохим вкусом – просто любит все большое и основательно сделанное – ну, при его габаритах чему удивляться? Вечно я сказки сочиняю…

Лео миндальничать не стал. Как, впрочем, и всегда – сразу перешел к делу, уволок меня в спальню и повалил на постель. Раньше я бы испытала по этому поводу бурю эмоций – от слез до немого восторга, но сегодня что‑ то шло не так, хотя, возможно, я просто отвыкла от него.

Лео тоже почувствовал непорядок, откатился от меня, закурил, поставив пепельницу на грудь, и спросил, глядя в потолок:

– Марго, что‑ то не так? Ты совсем чужая…

– Я отвыкла, Лео… успела забыть тебя за эти годы.

– Ты очень изменилась.

– Это хорошо или плохо? – Я завернулась в одеяло и села, поджав под себя ноги.

Лео оторвался от изучения потолка и посмотрел на меня.

– Я пока не понял. Но ты совсем другая, не та, что была тогда в Барселоне.

– Ну… у меня много всего случилось в жизни…

Лео отрицательно покачал головой, давая мне понять, что вникать в мои жизненные перипетии не желает. В этом, кстати, заключалось его самое ценное, на мой взгляд, качество – он никогда не лез в мою жизнь, не интересовался подробностями, просто любил меня – и все. Я же не испытывала потребности поделиться с ним – для этого у меня существовала Мэри, а раньше – дневник. Я вообще не понимаю мужчин, дотошно выспрашивающих у любовниц какие‑ то детали, мелочи – да просто позволяющих себе лезть в чужую жизнь. В этом смысле Лео был идеальным.

Я вдруг ощутила непреодолимую тягу к нему, отняла сигарету и, затушив ее в пепельнице, улеглась на Лео сверху:

– А мы можем повторить?

– Запросто! – захохотал Лео, и от раскатов его смеха мне стало легко и свободно.

Домой я вернулась поздно, пьяненькая и в прекрасном расположении духа. Мэри сидела у камина, закинув ноги в длинных теплых гетрах на подлокотник кресла. В руке ее я заметила плоскую широкую рюмку с коньяком.

– Мэри, ты обещала! – укоризненно проговорила я, бросив сумку на пол и опустившись на ковер у ног Мэри.

Она подняла на меня глаза:

– Ты не могла мне позвонить? Просто набрать номер и сказать: Мэри, я задержусь, не жди меня? Например, для того, чтобы Алекс не звонил и не орал на меня, как будто я проштрафившаяся школьница.

Мне стало стыдно. Я отключила мобильный, едва мы с Лео оказались в кафе, и мне в голову не пришло, что Мэри будет волноваться, а Алекс и вовсе устроит истерику, на кои он оказался горазд. Ничего себе – за хлебушком сходила…

– Мэри… прости, – покаянно прошептала я, уткнувшись лбом в ее колено. – Я не подумала… А он – где?

– Тебя ищет, – ухмыльнулась Мэри, залпом выпив коньяк. – Приехал час назад, пробежался по дому, поорал на меня в воспитательных целях – и уехал.

– Черт… – пробормотала я. – Он же сейчас весь Цюрих на уши поставит.

Вытащив телефон, я набрала номер. Трубку долго никто не брал, потом раздался голос Алекса:

– Что, нагулялась?! Дома уже?

– Дома. Со мной все…

– Я приеду и объясню тебе, что с тобой не все в порядке! – загремел он. – Ты что творишь, Марго?!

– Да что ты так возбудился‑ то? Я встретила… приятельницу, – с запинкой начала врать я, но провести Алекса мне удавалось крайне редко.

– А она носит брюки и курит трубку с черешневым табаком – да?

О, черт… откуда он это‑ то знает?! Лео действительно курит трубку и всем видам табака предпочитает ароматизированный черешней.

– Алекс…

– Все, хватит. Скоро приеду.

Я убрала телефон и шумно перевела дух. Мэри с интересом наблюдала за мной.

– Что – влетело? Папочка сердится?

– Не острила бы, – попросила я жалобным голосом. – Думаешь, мне нравится, когда он так себя ведет?

– Марго, поверь мне – если бы тебе это не нравилось, ты не терпела бы.

– Ох, надо же! И кто говорит? Женщина, которая столько лет терпела рядом с собой не охранника даже – а просто осведомителя? Того, кто докладывал ее мужу о каждом шаге?

– Ты не понимаешь, Марго. Я была зависима от Кости – он все сделал для этого. Я не работала, я жила в чужой стране, у меня не было ни подруг, ни просто близких людей. Как я могла сопротивляться?

Мэри замолчала, покручивая пустую рюмку в пальцах. Лицо сделалось чужим и холодным. Я в душе прокляла себя за болтливость – ведь прекрасно знаю, как тяжело она воспринимает все разговоры о Косте. То, что рядом с ней постоянно находился этот самый Гоша, контролировавший каждый шаг и немедленно докладывавший Косте о любом ее разговоре или взгляде в сторону другого мужчины, оскорбляло Мэри – но идти ей в самом деле было некуда. Костя приложил все усилия к тому, чтобы она не нуждалась ни в чем – но при этом запер в чужом доме, в чужой стране, лишив самого важного – простого общения с людьми, которых она любила. За все это время Мэри ни разу не видела отца, даже не говорила с ним по телефону – Костя запретил. Для меня он сделал исключение только единожды – когда уехал в Америку и позволил Мэри пригласить меня к себе, чтобы ей не было уж совсем одиноко. Жены Костиных приятелей по определению не могли составить ей компанию, даже он сам это признавал: домашние армянские женщины, занятые только детьми, кухней и домашним уютом, – о чем они могли говорить с выросшей в совершенно другой среде Мэри?

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒