Annotation 14 страница

Мадам Бовилье подняла бокал с шампанским и произнесла тост: — Я предлагаю выпить за успехи Манон и за чудесный вечер, который мы провели вместе. — За Манон! — хором подхватили сидящие за столом. Зазвенели бокалы. Никто не заметил, что с самого начала ужина Блейк и Манье только делали вид, что пьют. Им предстояли важные дела, и надо было оставаться совершенно трезвыми… В этот вечер атмосфера в буфетной никоим образом не напоминала их обычные посиделки или ужин, устроенный хозяйкой для работников. Что-то теплое витало в воздухе. Быть может, потому, что с ними был Жюстен? Или потому, что они встречали Рождество? Или просто потому, что в подготовке праздника участвовали все? Чтобы избавить Одиль от необходимости провести вечер у плиты, Эндрю предложил каждому приготовить какое-нибудь блюдо. Кухарка, поначалу не выразившая восторга от идеи доверить свою утварь гораздо менее опытным поварам, в конце концов согласилась — однако краешком глаза приглядывала за процессом, впрочем, вполне добродушно. Манон приготовила великолепный террин из налима. Каждому досталось немного, потому что кошки, уловив момент, слопали добрую половину. Мадам Бовилье принесла восхитительное фуа-гра, для которого сама приготовила тосты, — они, правда, немного подгорели. Эндрю отважился приготовить медальоны из морского языка в шампанском — Мефистофель, хоть и объевшаяся террином, с удовольствием отведала и медальона. В свою очередь, Филипп испек изумительной красоты миндальные макарони, к сожалению, несъедобные — твердостью они могли соперничать с бетоном. Все оценили такт Мадам, которая первой протянула руку к ровненьким и гладким печеньицам. — О! Макарони! Какая великолепная идея! Я их уже сто лет не ела. После первой же попытки ее энтузиазм угас так же быстро, как сломались бы зубы, продолжай она их грызть. — Очень интересно… — заявила она, не утратив ни капли хладнокровия. Самые безрассудные принялись сосать печенье в надежде, что оно когда-нибудь растает. Другие потихоньку сунули печенье в карман, предполагая донести его до ближайшей помойки и едва сдерживая хохот. И только Одиль, чтобы морально поддержать Филиппа, мужественно сжевала целый кругляшок. Была уже почти полночь, когда мадам Бовилье встала из-за стола: — Предлагаю всем пойти спать. Завтра у нас будет длинный день. Спасибо всем. Я уже давно так славно не встречала Рождество. Немного помолчав, она добавила: — Мне пришла в голову идея. Поскольку завтра к вечеру приедут мои друзья Уорды, что вы скажете, если мы пригласим и ваших близких тоже? Все переглянулись. Мадам продолжила: — Жюстен, приходите! А лучше оставайтесь-ка ночевать, если не против. — Спасибо, с удовольствием, — ответил молодой человек. Манон просто расцвела от счастья. — А мне, кроме Юплы, и пригласить-то некого. Все мои друзья уже здесь, в этой комнате… — сказал Филипп. — А маленький Янис, который делает такие успехи в науках? — возразила Мадам. — Он, наверное, будет праздновать Рождество с матерью, братом и сестренкой. — Ну так пусть они тоже приходят. Чем больше народу, тем веселей, и будет случай познакомиться. Одиль молчала. Ей некого было позвать, даже собаку. Блейку тоже. Он боялся, что опять придется обслуживать Мелиссу и Ричарда… Два одиноких человека, Одиль и Блейк, обменялись взглядами — это ничего не изменило, но хотя бы немного согрело обоих. — Значит, договорились! — заключила Мадам. — Желаю всем спокойной ночи.
Закончив наводить порядок на кухне, Одиль оперлась на мойку и вздохнула. — Вы переживаете из-за завтрашнего вечера? — спросил Блейк. — Накормить такую ораву! Я даже не знаю, сколько нас будет. — Не беспокойтесь. Если гости и после десерта не наедятся, подадим сегодняшние остатки. — Я вот думаю, не ударило ли Мадам в голову шампанское, что она наприглашала столько гостей? — Какая разница, идея-то хорошая. — Вы сходите за вином в подвал? — Нет вопросов. В это время в дальнем углу буфетной Филипп забавлялся с котятами: он смастерил для них игрушку из пробки и веревочки. — Если это вам поможет, — обратился он к Одиль, — у меня дома полно замороженных продуктов. Это, конечно, не ваш уровень, зато силы вам сэкономит. — Вы очень любезны, Филипп. Я завтра зайду к вам, посмотрю, что есть. — Мадам Одиль, — робко спросил управляющий, — вы не будете возражать, если я приведу Юплу? Мне будет очень грустно, если в день Рождества она останется одна… — Конечно, ведите, — ответила вконец растроганная Одиль. — Я приготовлю что-нибудь специально для нее. Если бы у Блейка была вставная челюсть, она бы, наверное, вывалилась — так широко он раскрыл рот от удивления. 82

Стоя поздней ночью посреди парка, Филипп и Эндрю ждали. Разыгравшийся ветер поднимал в воздух и кружил снежные хлопья. — Значит, вы с Одиль назначили друг другу свидание возле морозилки. Поздравляю, это хороший знак. А ты знаешь, что в рейтинге лучших мест для ухаживания морозилка на кухне почти соседствует с венецианскими гондолами? Кстати, я думаю, что в сцене свидания Ромео и Джульетты по первоначальному замыслу никакого балкона не было. Они, скорее всего, разговаривали возле холодильника… — Ты можешь смеяться надо мной сколько угодно, а пока ответь, кто любезничает с Мадам? И смотрит на нее так выразительно… И соглашается со всем, какую бы чепуху она ни несла… — Натали никогда не говорит чепуху. — Натали? Ну вот, приехали! Англия опять пытается захватить Францию. Но тебе надо бы помнить, что это никогда не удавалось! А потому вам придется поладить, деваться некуда. — Ты правда так думаешь? — Ручаюсь — если прекратишь надо мной издеваться. Иначе… — Хорошо, обещаю. Оставлю тебя в покое. — Ну, раз так, тогда да, я действительно считаю, что вы подходите друг другу. — Жаль. — Что жаль? — Жаль, что я не могу больше подкалывать тебя по поводу Одиль, придется переключиться на Юплу… Мужчины рассмеялись. Манье поднял глаза к небу: ночь была ясной, на небе виднелись звезды. — Ты знаешь, где Большая Медведица? — Справа от Маленького Пингвина, — ответил Блейк, продолжая смотреть в сторону замка. — Какого еще Маленького Пингвина? — Того, который над Утюгом, слева от Фаршированного Краба. Блейк получил снежком по голове. — Ну вот, сам все когда-то выучил, а меня просветить не хочет. Блейк поправил очки и показал на небо: — Ну смотри! Вон там, видишь, созвездие Монтировки, а над ним — созвездие Бэтмена. Второй снежок угодил Блейку в лоб. — Не провоцируй меня, Блейк. Мне осточертели твои дурацкие затеи. То мы нападаем с ружьем на людей, то грабим какую-то дуру… — Да, кстати, она ведь позвонила. — Что? — встревожился Манье. — Сегодня днем. Я как раз был у Мадам, когда она позвонила. — Вот гадина! Я был уверен, что она нас сдаст. А ты со своими великими идеями еще имел глупость отвалить ей деньжищ… — Мы пришли, чтобы вернуть, а не чтобы украсть. И потом, ты не понял. Она любезно позвонила Мадам, чтобы предупредить, что в округе орудует какая-то болгарская банда и что она стала ее жертвой. Она рассказала, как геройски противостояла верзиле с глазами, как горящие угли, и коротышке, судя по всему, вшивому — так он чесался. А еще она сказала, что благодаря ее храбрости у нее ничего не забрали… — Глаза как горящие угли? Ерунда какая-то. И потом, у меня нет вшей. Это все твоя чертова балаклава. — Спецназовцы не чешутся, как прокаженные. — Это кто прокаженный? Манье принялся лепить большой снежок. Блейк показал на одно из окон замка: — Смотри, Манон свет погасила. Филипп посмотрел на часы: — Минута в минуту. Хаким, наверное, уже ждет. Когда я думаю о том, какая нам предстоит ночка, у меня уже заранее руки болят… — Ну ведь надо же, чтобы кто-нибудь изобразил Деда Мороза, чтобы другие в него поверили… Оба мужчины скрылись в ночи. Оба напевали Jingle Bells, но каждый на своем языке. 83

Ночь пролетела быстро, а рассвет был великолепен. Первые лучи солнца превращали только что выпавший снег в белый ковер, усеянный сверкающими бриллиантами. Небо усердно трудилось большую часть ночи, чтобы создать идеальную декорацию для первого дня Рождества. Эндрю встал рано. С непривычной для себя тщательностью выбрал, во что одеться. Когда он был вполне готов, то сел на кровать и стал ждать семи часов. Блейк испытывал страх. Чтобы немного отвлечься, он стал рассматривать фотографию жены и дочери. При виде их улыбающихся лиц и положенных ему на плечи голов ему стало спокойнее. Ему даже показалось, что голос Дианы подбадривает его, как в тот день, когда ему надо было утром идти говорить с рабочими о необходимости модернизировать предприятие, а днем обсуждать ту же тему с банкирами. Сара была тогда совсем маленькой. Когда он уходил, будто на фронт, она уже на пороге сунула ему в руку маленькую забавную фигурку — смурфика, — сказав, что он принесет ему удачу. Эндрю поправил жилет и еще раз провел руками по щекам — убедиться, что они хорошо выбриты. Без десяти семь. Он взял в руки Джерри и крепко прижал его к себе — как если бы обнимал всех, кого ему так не хватало. Потом проверил складку на брюках, поправил галстук. Без двух семь. Он встал, спросил у Джерри, что тот думает по поводу его внешнего вида, и, не получив ответа, в последний раз взглянул на себя в зеркало в ванной. Впервые он не думал обо всем, что отняло у него время, сосредоточившись на том, что оно ему оставило. Стараясь не шуметь, Эндрю вышел из комнаты. Ему не хотелось встречаться ни с Манон, ни с Одиль. Несмотря на симпатию, которую он питал к обеим, то, что он собирался сделать, касалось только его. Когда он подошел к комнатам Мадам, в замке было так тихо, что было слышно, как в коридоре на ковре играют котята. Их возня сопровождалась приглушенным шумом и умилительным мяуканьем. Погладив Мефистофеля, Блейк приблизился к двери и постучал. Никакого ответа. Блейк рискнул пройти через кабинет Мадам и постучаться прямо к ней в спальню. Неужели Натали еще спит? Это на нее не похоже. Может, она в потайной комнате? Дверь открылась. Мадам Бовилье удивилась, увидев на пороге не Одиль, а Эндрю, да еще так хорошо одетого… — Что случилось, месье Блейк? — Я поздравляю вас с Рождеством. — Очень мило… Я вас тоже. Она поправила на себе халат и завязала пояс. — Вы для этого пришли так рано? Это английский обычай? Блейк вспомнил совет Манон говорить просто. Ричард подталкивал его к тому, чтобы броситься с головой в воду. Но никто никогда не говорил ему о том, что однажды придется делать и то и другое одновременно. — Если Мадам позволит, я хотел бы вам кое-что показать. Не пройдете ли со мной? — Прямо сейчас? А можно мне сперва одеться? Одиль скоро придет. Перспектива появления третьего лишнего испугала Блейка. — Лучше сейчас. Простите, но я настаиваю. Мадам улыбнулась: — Что ж, покоряюсь. Не хочу портить вам настроение. А то потом вы, чего доброго, скажете, что у меня сварливый характер… Мадам и Эндрю спустились по главной лестнице. Шагая чуть впереди Мадам, Блейк двигался через холл так, будто шел по центральной галерее Вестминстерского аббатства в день коронации. Подойдя к дверям библиотеки, он остановился. — Сплошные тайны, — прошептала Мадам. — Для чего вы привели меня сюда? Блейк распахнул двери. Горело множество маленьких светильников. Книжные шкафы по-прежнему были закрыты тканями, а на письменном столе лежал маленький, красиво упакованный сверток. Эндрю жестом пригласил Натали войти. — Вы и в самом деле удивительный человек, месье Блейк. Он взял сверток и почтительно вручил его Натали. — Счастливого Рождества! — Вы будете поздравлять меня весь день? Что это? У меня тоже есть для вас маленький подарок, но я собиралась вручить вам его в полдень, со всеми остальными… Она развязала ленточку, развернула подарочную упаковку и остановилась, поняв, что внутри футляр для драгоценностей. — Что вы, не надо. Я не могу принять… — проговорила она, удивленная и вместе с тем очень смущенная. — Здесь не то, что вы думаете. — Вы знаете, что я думаю? — Откройте. Натали открыла коробочку и увидела кольцо с изумрудом. Она вздрогнула. Не веря своим глазам, она осторожно взяла кольцо и рассмотрела его вблизи. — Это не копия. Это то самое. Но каким чудом?.. Эндрю пригласил ее сесть. Не сводя глаз с кольца, Натали села. — Дайте мне, пожалуйста, вашу руку. — Что, простите? — Я попросил дать мне вашу руку — дать, а не отдать… Мадам покраснела. Блейк надел ей на палец кольцо. — Почему вы делаете мне такой подарок? Как вам удалось? Вдруг Мадам ахнула и закрыла рот руками: — Банда румынов! — Болгар. Хватит вешать на них всех собак. И, пожалуйста, не будем больше об этом говорить. Тем более что у меня есть для вас еще один сюрприз… Блейк отошел вглубь комнаты и широко раскинул руки. — Вы меня пугаете, — тихо сказала Мадам. Широким жестом Блейк сдернул ткань, закрывавшую первый книжный шкаф. На этот раз Мадам не смогла сдержать крика. Шкаф был полон книг. Одно за другим Эндрю убирал покрывала с мебели. Ценные тома все стояли на своих местах. Мадам поднялась, в глазах у нее помутилось. — Как это возможно? — хриплым голосом спросила она. — Вы все выкупили? — Какая разница? Обманул, украл — в любом случае я сделал это для вас. А теперь мне надо с вами поговорить, и это, без сомнения, один из самых тяжелых моментов моей жизни… — Вы опять меня пугаете. — У меня есть для вас хорошая новость и плохая. — Я знаю, что вы часто играете в эту игру, но… — С какой начать? — А это обязательно? — Это меня успокаивает. — Тогда начните с плохой. — «Вандермель» не станет покупать ваш участок. Они больше не могут… — Как не могут? Все в порядке, бумаги подписаны, и мне нужны эти деньги! — А теперь спросите о хорошей новости. — Эндрю, ну что это за игра? — Хорошая новость заключается в том, что я могу купить то, что вы хотите продать, по лучшей цене и пообещав вам — в отличие от них — ничего не менять в вашем поместье. — Для чего вы это делаете? Блейк растерялся: — Не такого вопроса я ждал… — А какого? — Я был уверен, что вы спросите: «Но кто же вы, если имеете средства для такой покупки? » Такой вопрос закономерен… Натали мило улыбнулась и, нарочито выговаривая каждое слово, повторила: — Но кто же вы, если имеете средства на такую покупку? И кто вы, если возвращаете мне книги покойного мужа? И кто вы, если идете грабить мою бывшую подругу? — На этот вопрос не так просто ответить. Вы готовы выслушать? Мадам Бовилье подошла к Эндрю и на удивление мягким движением приложила ему ко рту указательный палец. — Не надо ничего говорить. Она направилась к музыкальному центру и включила его. Не торопясь, просмотрела диски. Эндрю смотрел на нее — с интересом и волнением. Когда она нашла то, что искала, она вложила диск в дисковод и повернулась к Эндрю. При первых звуках скрипок Блейк узнал самый известный вальс Штрауса — «На прекрасном голубом Дунае». Чудесная музыка заполнила собою все пространство библиотеки и вызвала томительную дрожь у них обоих. Мадам Бовилье взяла Эндрю за руки и привлекла к себе. — Вы умеете вальсировать, месье Блейк? — Мы еще слишком молоды для такого танца… — Именно это говорили мне мои родители. Они принялись кружиться по комнате. Она не сводила с него глаз. Эндрю позволил себя вести — он робел, как на своем первом студенческом балу. — Так кто же вы, месье Блейк? — Я не тот исчезнувший король эстрады, которого без конца кто-то где-то неожиданно замечает. И не беглый террорист, которого активно ищут, в том числе и в вашей стране… — Уже хорошо. Музыка увлекала их. Знакомая мелодия будила чувства. — Месье Блейк, у меня есть для вас хорошая новость и плохая. — Я думал, вам не нравится этот прием… — Всему свой черед. — Тогда плохую, пожалуйста. — Вы не единственный, кто умеет обманывать. У Блейка все внутри похолодело, тем не менее он не сбился с такта. — Что именно вам известно? — Спросите о хорошей. — А какая хорошая новость? — Мелисса Уорд — замечательная подруга. — Что это значит? — Это значит, что у нас, как и у вас с ее мужем, тоже есть кое-какие секреты… — А когда вы узнали? — Всему свое время. Сначала я бы хотела задать вам один важный вопрос, на который рассчитываю получить ответ. Вальс приближался к концу, духовые сливались со струнными в упоительном крещендо. Чтобы Эндрю услышал, она поднялась на цыпочки и шепнула ему в ухо: — Я прочитала письмо, которое вы не дали мне уничтожить. Не знаю, каким образом вам стала известна эта сторона моей жизни, об этом мы поговорим потом. А пока скажу вам, что вы правы. Нет ничего дороже мира. Я решила ответить Гуго… И поговорить с его сводным братом. Наша семья довольно настрадалась. — Я счастлив слышать это от вас. Если хотите, вы можете отправить ему сообщение уже сегодня. Это будет прекрасным подарком к Рождеству. — Почему бы нет?.. Вот я уже начинаю говорить, как вы! В полном согласии друг с другом пара, увлекаемая музыкой, закружилась быстрее. — Вы вернетесь сюда после поездки к дочери? — Все зависит от места, которое вы мне предложите. — Не очень-то заноситесь, вы даже не можете прогладить газету без того, чтобы ее не подпалить… — Давайте лучше поговорим о том, как вы поджариваете тосты. 84

Идея привести Юплу была, конечно, отличной, но не вполне здравой. Утром, когда Филипп пришел в замок вместе с Одиль, они имели счастье наблюдать бурную сцену знакомства молодого золотистого ретривера с кошачьим семейством. Мефистофель мгновенно увеличилась в объеме, увидев собаку, которая так обрадовалась большому пушистому шару и его четырем маленьким копиям, что принялась бросаться на них, опрокидывая стулья. Одиль смогла кое-как усмирить расходившуюся гостью, предложив ей угощение, но тогда неожиданно для всех продолжить знакомство с чудищем отважился один котенок. Он приблизился к собаке, и та, сообразив, что эта мелочь с длинными усами сама не ведает, что творит, спокойно улеглась на пол, давая себя изучить. Котенок обнюхал ей морду, попытался поймать подрагивающий хвост и, как следует полазив по ней и наглядевшись в ее большие изумленные глаза, в конце концов улегся рядом, свернувшись клубочком, и заурчал. Убедившись, что пришелец не сожрал братца, остальные котята не замедлили присоединиться к компании. Мефистофель все это время пролежала в отдалении, топорща на загривке шерсть, ставшую похожей на метелку для смахивания пыли. Одиль с Филиппом с умилением убеждались, что их «дети» находят общий язык. Идиллия, впрочем, продолжалась недолго: Юпла, заигравшись, залаяла, и все четыре котенка бросились наутек с быстротой молнии, мгновенно забившись по темным углам. Обед проходил в почти семейной обстановке. Одиль составила меню одновременно изысканное и соответствующее первому дню Рождества: суфле из омаров и крабов и жареная утка с картофелем. Десерт отложили на вечер, когда приедут гости. Впервые за столом сидели не отдельные люди, проживающие каждый свою жизнь, но три формирующиеся пары. Три поколения, шесть человек — каждый со своими надеждами и опытом, но объединенные общей жизнью. Эндрю, Одиль и Манон лучше других понимали, какой путь они прошли за эти несколько месяцев. Они весело болтали и смеялись, но время от времени обменивались красноречивыми взглядами. Порой от пустяка зависит, куда повернет жизнь. Иногда мимо проносилась Юпла, подгоняемая кем-то из новых приятелей. Она тоже получила подарок: несколько игрушек, которые забавно пищали, стоило слегка надавить на них носом, и сами катались по полу, возвращаясь на прежнее место, — катай себе сколько хочешь. Порой в приступе нежности псина зажимала игрушку между лапами и принималась лизать ей мордочку.
Ближе к вечеру пришли Янис и Хаким с матерью и сестренкой. Мать Яниса приготовила миндальное печенье с медом. Находясь под сильным впечатлением, она перепутала Мадам с Одиль и решила, что Манон — дочка Филиппа. Янис улизнул играть с собакой и кошками, а Хаким принялся излагать Мадам свои взгляды на решение проблем с водопроводом. Мать Яниса подошла к Блейку. — Я очень рада, что вы поправились. В последний раз я видела вас в госпитале, вы лежали без сознания. — Медсестры мне сказали, что вы приходили. Спасибо. — Янис не оставил мне выбора. Он все время рассказывал о вас и месье Филиппе. Он рассказал и о Хэллоуине, и о том, какие вы придумывали истории, чтобы побудить его заниматься математикой. Благодаря вам, я думаю, он сможет догнать одноклассников. Я и сама хотела ему помочь, но… — Главное, что он делает успехи. Он славный мальчик. — И еще я благодарю вас за подарок, который обнаружила сегодня утром. Мне неловко. Но видели бы вы Яниса! Он не мог усидеть на месте. Когда я распаковывала коробку, он радовался еще больше, чем когда открывал свои подарки. Но я хочу вернуть вам деньги. — Об этом не может быть и речи, дорогая мадам. И благодарить вам надо не меня и не Филиппа, а Яниса. Он много работал, чтобы сделать вам такой подарок. И ваш старший сын тоже нам очень помог. Это ведь он исполнял роль Деда Мороза прошлым вечером… — Вы знаете, мой отец говорил, что есть люди, которые появляются в вашей жизни, как лучи света, а есть другие, они набегают, как тучи. Вы для нашей семьи будто солнце. — Ваш отец был прав, но я думаю, что мы все бываем то тучей, то лучом света. То, что вы мне говорите, делает мне честь, и я благодарю вас. Но каким бы проблеском света я ни был для Яниса, помните, что солнцем для него всегда будете вы. 85

Наступил вечер, и Натали не на шутку разволновалась. Уорды опаздывали уже больше чем на час, пошел снег, и она боялась, как бы не случилось заторов на дороге. В библиотеке Хаким, Манон и Жюстен слушали пластинки. Комната наполнилась звуками поп-музыки, от диско до грув-метала. Молодые люди наслаждались шлягерами в исполнении артистов, которых они прекрасно знали, несмотря на некоторую разницу в возрасте. В коридоре второго этажа Филипп, Янис и его сестренка играли с собакой и котятами, и оттуда то и дело доносились взрывы смеха. Впрочем, кто с кем играл, наверняка сказать было трудно: котята заставляли детей вытворять такое… В буфетной мать Яниса и Одиль вели беседу. Принадлежа к разным культурам, они очень быстро обнаружили, что у них схожие взгляды на кухню, в которой обе ценят социальный и эмоциональный аспект, не ограничиваясь вкусовыми и питательными качествами блюд. Каждая делилась своим опытом. Словом, замок жил бурной жизнью. Если бы в этот момент из глубин Вселенной на Землю пожаловали инопланетяне, замок мог бы стать для них идеальной площадкой для изучения рода человеческого: они бы увидели, какими разными могут быть люди — голодными не только физически, но и эмоционально, часто игривыми, иногда глупыми, но ощущающими себя собой только тогда, когда они вместе. Даже люди разных наций, если ими движет что-то общее, объединяются, и это прекрасно. Свет фар осветил гостиную, и Натали вздохнула с облегчением. Блейк первым встал с дивана: — Позвольте мне открыть им? — Вам не обязательно делать вид, что вы мажордом. — Но об этом должны знать только мы с вами…
С чисто профессиональной пунктуальностью Блейк вышел на крыльцо в тот момент, когда возле него остановился автомобиль Уордов с затемненными стеклами. Элегантным движением он открыл дверь Мелиссе. — Добрый вечер, Эндрю! С Рождеством тебя! Не зная, может ли она его поцеловать, Мелисса огляделась кругом, пытаясь выяснить, смотрит ли на них кто-нибудь. Поскольку Блейк демонстрировал сдержанность, Мелисса тоже повела себя как подобает гостье. — Поговори скорее с Натали, — шепнула она ему. — Это становится невыносимым. — Я здесь работаю. Из машины вышел Уорд. — Ну, добрый вечер, мой дорогой! — весело сказал он. — У нас там свертки в багажнике, надеюсь, вы сможете достать их, ничего не разбив. Изо всей силы Блейк запустил в друга хорошим снежком, который прятал за спиной. Снежок угодил в дорогущий костюм Ричарда. — Хулиган! — возмутился гость. — Drop dead^[31] со своими пакетами, эксплуататор! Что, не ожидал? Мелисса расхохоталась и обняла Эндрю. — Значит, ты во всем признался. Ну и как? — Если абстрагироваться от того факта, что я веду себя как подросток, ничего не смыслящий в женщинах, можно сказать, что я еще ни разу не дал осечку. — Отличная новость. В эту минуту задняя дверца машины открылась, и Блейк, к своему удивлению, увидел выходящего из машины Дэвида. Застигнутый врасплох, Эндрю несколько секунд смотрел на мужа своей дочери, не узнавая его, — до такой степени был поражен его появлением. Когда он наконец понял, что происходит, другая дверца открылась и из нее показалось лицо Сары. — Что, не ожидал? — с улыбкой спросил Уорд. Блейка пробила дрожь — но не от холода. Закутанная в длинное пальто сливового цвета, Сара была так же элегантна, как и ее мать. — Я подумала, что тебе будет приятно нас увидеть… — сказала она. Эндрю подошел к ней. Даже став взрослой, Сара сохранила свою трогательную манеру закусывать губу. Впервые за долгое время Блейк обнимал кого-то еще, кроме плюшевой игрушки или собаки. Он долго стоял, не отпуская дочь, потом схватил Дэвида за плечо и тоже привлек к себе. Обитатели замка высыпали на крыльцо и теперь наблюдали картину, хотя не все понимали, что именно творится у них на глазах. — Он всех ваших гостей так обнимает? — спросил Жюстен у Мадам. — Странно как-то… Уже несколько недель Блейк мечтал об этой минуте. Он надеялся, он ее ждал. Бессонными ночами пытался представить себе эту встречу, подыскивал первые слова. — Ты побудешь немного? — спросил он у дочери. Он никогда не предполагал, что скажет это. Но теперь, обнимая свою дочурку, он больше не хотел с ней расставаться. — Вообще-то мы с Дэвидом решили вернуться в Европу. Слишком многого нам там не хватает. Мы еще не решили, в какую страну, но у нас есть выбор. Внезапно на крыльцо выбежал Филипп: — Кто-нибудь может нам помочь? Котенок застрял между стеной и буфетом на втором этаже. Он может задохнуться… Праздник начался с передвигания мебели. Мужчины засучили рукава и навалились на громадный буфет, в то время как женщины занимались кошками, собакой и сестричкой Яниса — она боялась, что «киска» умрет. Когда Одиль удалось наконец вытащить котенка, замок огласился радостными криками, вызвавшими панику у остального звериного поголовья, которое разбежалось кто куда. Только теперь все стали знакомиться с вновь прибывшими. Манон как-то спонтанно поцеловала Сару. Они сразу же завели разговор о беременности — что не ускользнуло от внимания Блейка. Жюстен пытался говорить с Дэвидом по-английски. Мелисса и Натали болтали в сторонке — они говорили тихо и много смеялись. В тот вечер всем было что рассказать друг другу. Где бы Блейк ни находился, он не терял Сару из виду. После всего, что он пережил, ее присутствие в замке было для него самым прекрасным подарком, какой он когда-либо получал. Когда все уселись возле елки, Уорд начал рассказывать про их с Эндрю проделки в молодые годы. Даже Мелисса и Сара многого не знали. Особенный восторг вызвала история о том, как Блейк стоял в одних трусах посреди вестибюля полицейского участка в Бромли, а на шее у него висела табличка: «Я прилетел с Плутона. Не дотрагивайтесь до меня, я радиоактивен. Запрет не распространяется на красивых девушек». Наслушавшись этих историй, Филипп поведал об авантюрах, в которые его втянул Блейк, умолчав, однако, о Гельмуте и Луиджи. — Он и тебе угрожал? — спросил его Уорд. — Угрожал, и не раз. Он даже хотел приделать мне женскую грудь. — А меня он заставил нарядиться девушкой и пойти на свадьбу к приятелю… — Но ты проиграл пари! — попытался оправдаться Блейк. — Можно подумать, что тебе обязательно нужен повод! — насмешливо произнес Манье. — Извращенец несчаст ный! — И немного погодя добавил: — В первый же день он потоптал весь мой шнитт-лук. Приложив руку к груди, Уорд торжественно объявил: — От имени Великобритании приношу вам свои самые искренние извинения. Обычно худшие экземпляры мы оставляем у себя на острове, но этому удалось улизнуть. Появление первого угощения переменило разговор спасительным для Блейка образом. Воспользовавшись удобной минутой, он спросил Манье: — Ты на меня не обижаешься? — За что? — За то, что скрывал, кто я на самом деле. — На твоем месте я сделал бы то же самое. В любом случае мне плевать на твое прошлое и на то, чем ты там занимаешься. Ты можешь хоть рыбой на рынке торговать, если тебе это нравится, мне все равно. Для меня самое важное — что ты остаешься жить здесь. — Это не от меня зависит. — Так я тебе и поверил! Разговор прервал голос, произнесший: «Папа! » Сколько лет Эндрю не слышал этого слова, обращенного к нему? Он повернулся к Саре. — Да, милая? — Мадам Бовилье предлагает нам остаться ночевать… Как ты на это смотришь? Блейк взял руки дочери и поцеловал их. — Я даже разрешаю тебе лечь поздно. Когда все немного утихнет и у тебя будет минутка, я кое-что хочу тебе сказать. — Я тоже. Ты прекрасно выглядишь! Даже помолодел. Мне так хотелось помочь тебе, но ты не разрешал. Что же тебя спасло? — Необходимость помогать другим и желание вновь обрести тебя. Из кухни пришла Одиль и принесла на сковородке жареные ананасы под ромовым соусом. — Кто хочет попробовать мое фирменное блюдо? Перед ней внезапно вырос Манье. Он побледнел, будто увидел призрак, причем не в первый раз… Вихрь картинок пронесся у него в голове. Кошмар ожил. Он вновь увидел себя парящим в облаках, в белом сиянии. И Одиль била его по лбу этой самой сковородкой… Филипп взялся рукой за голову: — Боже мой! Да ведь это ты огрела меня той ночью, во время Хэллоуина… Все разговоры сразу прекратились. Искаженное лицо Одиль говорило больше, чем самое искреннее признание. — Я только хотела защитить детей… Прости. — Это правда, — вмешался Блейк. — Ты тогда совсем спятил. Спроси у Яниса! Надо было что-то делать… Все ждали реакции Филиппа. Он подошел к кухарке и осторожно взял у нее из рук сковородку. — Не вздумай никогда больше лупить меня, — сказал он, — а то я позову на помощь Гельмута, и уж он тебе покажет. Тот еще головорез. — Кого ты называешь головорезом? — А кто такой Гельмут? — спросила Мадам. — Да… У вас тут не соскучишься, — шепнула отцу Сара. — Они и правда странные, эти французы. Так прямо и хочется остаться…
В ту ночь если кто и не верил в Деда Мороза, то уж в жизнь поверили все. Они жили, наслаждаясь каждой минутой, словно эти минуты были последними. И первыми. Вместо послесловия

Спасибо, что вместе со мной добрались до этой страницы. Если позволите, мне хотелось бы поделиться с вами одним очень личным воспоминанием. Надеюсь, оно покажется вам не лишенным интереса. Как-то раз, много лет назад, я, как часто по средам, сидел у одной старушки, что жила напротив нас. Вдруг она уронила вазу. Послышался звон разбитого стекла. Надо сказать, ваза была не очень большая и довольно-таки уродливая, но расстроилась старушка просто ужасно. Опустилась на стул и, с трудом подыскивая слова, сказала мне, что эта скромная вазочка — первый подарок, который она сделала матери на «собственные деньги». Несмотря на то, что все это было давным-давно, она по-прежнему помнила, как обрадовалась мать подарку; да и сама она, описывая тот день, так и лучилась счастьем. Эту замечательную женщину звали Алиса Кутар-Фокон, но мы знали ее как Нянюшку. В тот день она со своей вазочкой навсегда изменила мое представление о «старших». Она преподнесла мне в дар один из ключей к пониманию нашего мира — благодаря ей я понял, что и «старики» когда-то были детьми. Мне как раз исполнилось семь лет. С тех пор я в каждом человеке, с которым сталкиваюсь на жизненном пути, вижу ребенка, каким он был когда-то. Впрочем, лучшие из них и сами об этом не забывают, сохраняя способность удивляться, сомневаться, стремиться к познанию нового и играть. Они охотно делились со мной своими историями, а я не стеснялся задавать вопросы и очень скоро пришел к выводу, что в результате такого вот общения нахожу объяснение некоторым из своих бесчисленных страхов, одновременно оказывая поддержку своим собеседникам. Мы живем в одном мире. Мне открылось, что жизнь подобна переправе через широкую реку. В юности, пока мы стоим на берегу, нам страшно бросаться в воду. Потом мы пускаемся вплавь, устремляясь к другому берегу, и боремся с течением. Мы можем плыть, как нам нравится, жесткое правило только одно: назад повернуть нельзя. Кое-кто из плывущих рядом делится с тобой спасательным кругом; есть и такие, кто пытается тебя потопить. К сожалению, попадаются и предатели — эти норовят вскарабкаться на чужую спину… Мне сорок шесть лет; я достиг середины реки. Я уже давно не ступал ногой на твердую почву. Оборачиваясь назад, я вижу тех, кто за мной, и понимаю, что среди них уже видны отличные пловцы. Вглядываясь вперед, я замечаю тех, кто отправился в плавание раньше, и восхищаюсь их смелостью. Но все они — и те, кто меня опережает, и те, кто отстает, и те, кто движется рядом, — изумляют меня своей готовностью бороться с волнами. Я посвящаю эту книгу солнечным лучам, осветившим мою жизнь и научившим меня, что бояться не надо — ни себя, ни окружающего мира. Не все из моих учителей были стариками, зато они здорово плавали и сумели уплыть намного дальше, чем я. … Тогда, в семь лет, у меня было немножко «своих» денег. Я купил на них тюбик суперклея — реклама утверждала, что с его помощью можно приклеить человека к потолку. Я собрал осколки — двадцать шесть кусочков стекла — и склеил Нянюшкину вазу. В первый — и единственный — раз в жизни я корпел над пазлом. От обеда до позднего вечера. Попутно я выяснил, что суперклеем можно отлично склеить между собой пальцы рук, а также намертво — не отдерешь! — приклеить подол майки к кухонному столу, пинцет — к любимому маминому блюду, а собственную пятерню — к собственным же волосам… Но все эти катастрофы отступили перед тем, что я прочел в Нянюшкиных глазах, когда преподнес ей спасенную вазочку, еще более уродливую, чем прежде. До сих пор, стоит мне вспомнить об этом, на глаза наворачиваются слезы. Я хорошо понимаю тех, кто плачет из-за разбитой вазы, и готов на многое, чтобы помочь им склеить осколки. Я тут ни при чем. Вся ответственность лежит на тех, кто был мне примером и делился своим опытом. Именно они указали мне путь через бушующие волны. Я благодарен Нянюшке, своей бабушке Шарлотте Легардинье, своей тетушке Мари Камю, Жоржетте и Шарлю Жюэль, Андре Жюэль, Маргерит Жюэль, Фанни и Жаку Блондель, Жанине и Жоржу Бриссон, Иветте и Бернару Тюрпен, Жаклин и Андре Жиларди, Габи и Роже Лепоро, Матильде и Габриэлю Бульдуар, Жеральдине и Пьеру Девожель, Жермене и Роберу Френель, а также Жану-Луи Фокону, Шону, Дугласу, Рэю и Уильяму Гасснерам. Спасибо за вашу доброту и честность. К счастью, многие из вас по-прежнему со мной. Я благодарен своим родителям, чьи уроки с каждым днем понимаю все лучше. Папа и мама! Вас больше нет, и я не могу попросить у вас прощения за все, что когда-то вытворял (во мне довольно много черт, роднящих меня с Блейком), зато могу вас утешить: ваши внуки с большим удовольствием мстят за вас. Выражаю горячую признательность своим друзьям: Брижит Гагеш, Сильви Декомб, Гаэли и Филиппу Лепренс, Элен и Сэму Лэнджри, Мартине и Стефану Бюссон, Мишель Фонтен, Роже Балажу, Доминике и Патрику Базюйо, Кристине и Стиву Креттенан, Соизике и Стефану Мотийон, Элизабет и Мишелю Эон, Шанталь и Андре Дешан, Кэти и Кристофу Лэглбауэр, Марку Монмирелю, Эрику Лавалю, Изабель и Стефану Тиньон и Эндрю Уильямсу. Мы в воде по шейку, но выгребаем вместе. С вами я сбивался с пути, с вами пережидал грозы, с вами налетал на подводные камни, а пару раз выбирался передохнуть на песчаный островок. Хорошо, что дорога у нас впереди еще длинная. Я знаю, кто вы, и знаю, за что вас люблю. Как насчет того, чтобы встретиться на очередном островке? Спасибо тебе, Томас, за то, что мы с тобой всегда понимали друг друга, спасибо Кате и вашему сыну, у которого постоянно режутся зубы; впрочем, чего ожидать от ребенка, которому мама беспрестанно напевает песенку про акуленка? Будь осторожен: люди рассчитывают на тебя потому, что ты им нужен. И в первую очередь нужен мне. Доверяй только дисковым тормозам. Спасибо тебе, Эрик. Не устаю наблюдать, как ты бросаешься куда-нибудь бежать, но вдруг замираешь на месте и несешься назад, потому что забыл что-то важное. Меня потрясает твоя способность всегда приводить нас в нужное место, держа карту вверх ногами. Ну да, земля-то круглая… Но, если честно, мне ужасно жаль, что каннибалы съели твоего двоюродного прапрадедушку. Спасибо вам, Анни и Бернар, за все, что нас объединяет, за ваши подсказки, что я должен, а главное — чего не должен делать. Бернар, если я ничего не путаю, Анни все еще ждет, когда ты подаришь ей бриллианты, изготовленные в домашних условиях. Так что ты, давай, пошевеливайся. Только не подожги ненароком мастерскую и держи детей подальше от своих экспериментов с ядерной энергией… Спасибо тебе, Гийом. Я только что проводил тебя в Англию и жду не дождусь, когда ты вернешься. У тебя своя жизнь, но не забывай, что я всегда буду рядом, на подхвате, — почти твой личный мажордом. Обещаю передать Коале, Мармотке и остальной компашке, что ты скоро приедешь. Как тебе удается находить таких славных приятелей? Поделился бы секретом… Спасибо тебе, Хлоя. Что бы ты ни решила, какую бы жизнь для себя ни выбрала, только свистни — и я буду тут как тут. Сколько бы времени нам ни осталось — а я надеюсь, его еще много, — мы всегда будем встречаться в «нашем месте». Ты — мой малыш-дракон и неустрашимый воин с мечом в руках. Спасибо тебе, Паскаль. Плыть по жизни рядом с тобой — великое счастье. Кролем ты владеешь куда лучше меня, но я не хочу, чтобы ты первая пристала к тому берегу. Мы вместе навсегда. Ты — мой плот, мой остров, моя спасательная лодка. Правда, ты умеешь превращаться то в осьминога, то в тюлененка… Но нет на свете такого течения, которое смогло бы нас разлучить. Я также благодарен всем, кто помог мне поделиться с читателями своими мыслями и чувствами. Спасибо вам, Селин Тулуз, Дебора Дрюба, Тьери Диас. Спасибо Лорану Будену, Франсуа Лорану, Мари-Кристине Коншон и всей дружной команде издательства Fleuve Noir. Спасибо семейству Бержерон за гостеприимный прием в великолепном замке Рапэ. Но самое большое спасибо тебе — тому, кто сейчас держит в руках эту книгу. Спасибо моим читателям и читательницам. Спасибо работникам книжных магазинов, увлеченным своим делом. Благодаря вам моя предыдущая книга «Не доверяйте кошкам! » нашла путь к сердцу читателей. Вы помогаете мне быть тем, кто я есть, и я всей душой с вами. Обещаю, что сделаю все возможное, чтобы вы не пожалели о своей поддержке. Я бесконечно признателен всем, кто присылал мне письма, порой трогательные до слез. Ваши имена и ваши истории навсегда вошли в мою жизнь. Если вы не против, давайте еще немножко проплывем вместе. Если я пишу, то только ради вас, и это делает меня счастливым. Мне уже не терпится снова повстречаться с вами. Знайте: вы держите в своих руках мою жизнь, как держите сейчас эту книгу. От всего сердца — спасибо за то, что вы есть.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 10 11 12 131415 Следующая ⇒