![]()
|
|||||||
Annotation 12 страница Дождь с раннего утра шел не переставая. Эндрю качался на стуле под навесом возле маленького домика и слушал, как дождевые капли ритмично стучат по металлическому столу в саду. — Ну и погодка! — воскликнул управляющий, присоединяясь к Эндрю. — Зима наступает. Я все время мерзну. Филипп прежде ни разу не слышал, чтобы его приятель на что-либо жаловался. — Ты какой-то мрачный сегодня. Что-то не так? — Все так. Манье уловил в его голосе нотку неуверенности. — Мне неловко тебя просить, но мне очень нужна помощь … — сказал он. — Говори. — Водосточные трубы засорились. Возможно, решетки, которые сверху, завалило опавшими листьями. Такое в конце осени случается каждый год. В результате вода скапливается на крыше, а потом стекает где не нужно… — Надо лезть наверх? — До большинства водостоков можно добраться по тросам, через отверстия в крыше, но до трех водостоков никак не дотянешься. Надо по лестнице взбираться. Спускаться сверху по веревке, не видя земли, — это еще куда ни шло, но карабкаться по пожарной лестнице… Честно скажу, мне от одной мысли становится не по себе… — Когда надо этим заняться? — Чем раньше, тем лучше. Установятся холода, и трубы могут лопнуть от мороза. — Займемся сегодня. Сначала где-то вдалеке прогремел гром. Потом раздался глухой ритмичный стук копыт — словно сотни диких лошадей мчались по зеленым склонам холмов Уиндермира. Резкий вдох, заставивший содрогнуться грудь, как в день прихода в этот мир. И наконец свет. Слепящее пятно с размытыми контурами. Ощущение свинца во всем теле, будто оно наполняется раскаленным жидким металлом, который кипит, изливает бурным потоком и постепенно остывает и успокаивается, становясь озером. «Он приходит в себя, позовите доктора». И снова ночь. Он снова всего лишь огромная мрачная форма, сползающая в озеро. Медленно стекать, погружаясь в глубину. Времени больше не существует. Сквозь слегка приоткрытые веки Блейк видит расплывчатый силуэт. Диана. — Откройте глаза. Если вы меня слышите, откройте глаза. Мужчина и женщина в белом ореоле склонились над ним. Он их понимает, но язык, на котором они говорят, какой-то странный. — Очень хорошо, — говорит женщина. — Спокойно, не напрягайтесь. — Как вас зовут? — спросил доктор. Блейк уловил вопрос и принялся искать ответ в ворохе информации, с которой он не знал как справиться. Первый возникший у него в голове ответ был «Энди» — уменьшительное от его имени. Он колебался с ответом. — Эндрю, — с трудом произнес он. — Отлично. Мало-помалу Блейк начал приходить в себя. С каждым часом он все реже погружался в озеро. Его просили пошевелить руками, каждым пальцем, ногами. Сделали ему уколы. Хоть он и терпеть не мог уколов, протестовать у него не было сил. — Что со мной случилось? — Вы упали с высоты. Но вам повезло. — Когда? — Десять дней назад. Блейк положил руку на голову. — Мне надо идти за дочкой в школу. Медсестра умела справляться с такого рода волнением. — Не беспокойтесь, — сказала она, — мы обо всем позаботимся. Блейк оглядел комнату. Светло-зеленые стены, опущенные шторы на окнах, странные звуки — «бип-бип», — которые уже начинали его раздражать. На тумбочке он увидел плюшевую игрушку. Зверек был ему знаком. Что-то он напоминал. С большим трудом ему удалось взять его в руки. Зверек пахнул чем-то родным, домашним. В его голове одна за другой возникали картины. Спальня. Пустая кровать и лежащие на краю книги. Чье-то лицо. — Вам что-нибудь говорит имя Ричард Уорд? Эндрю попытался сосредоточиться. — Это мой брат? — Не думаю. Попытайтесь вспомнить. Вам это полезно. Внезапно Блейк представил себе лицо друга. — Да, я его помню. Он здесь? — Нет, но он трижды в день звонит из Англии. Он вас обнимает. К вам приходили, пока вы были в коме. Две женщины и мальчик. Он даже оставил для вас конверт. Медсестра положила конверт на кровать. — Откройте, вам это придаст сил. Хотите, я помогу? Эндрю кивнул. Медсестра распечатала конверт и достала оттуда листок с контрольной работой по математике с оценкой «13 из 20, очень хорошо» и письмо. Она показала листки пациенту. Блейк никак не отреагировал. — Я не могу читать, — извиняющимся голосом сказал он. — Я вам прочту: «Здравствуй. Я надеюсь, что ты чувствуешь себя хорошо и скоро вернешься. Я получил самую лучшую в моей жизни оценку по матике! Мадам Креме сказала, что я смухлевал, и дала мне еще примеры. Она следила за мной, а я все решил. Я утер ей нос! Я приходил к тебе с мамой каждый день, но меня к тебе не пустили. Я надеюсь, что ты не умрешь. Я уже видел, как умирают. Это был один тип по имени Кевин. Ужасно. Он даже на свое имя не отзывался. Я очень хочу опять тебя увидеть, даже если придется решать примеры. Целую». И подпись: «Янис». Есть постскриптум: «Готовься покупать телевизор для мамы». А внизу, — добавила медсестра, — мальчик нарисовал какое-то чудовище с рогами, направленными вниз и вбок, и подписал «Юпла». Эти японские мультики совсем заморочили им голову. — Янис… — медленно повторил Блейк. — Кто вам этот ребенок? Подумайте. Постарайтесь. Я знаю, что это трудно. Блейк не смог сразу ответить. Он опять погрузился в озеро, где было так приятно плавать. 70 В последующие дни Эндрю окончательно пришел в себя и стал набираться сил. Неврологические исследования не выявили ничего угрожающего, кроме некоторых расстройств, обычных при подобного рода травмах. Вернувшись в палату после очередного обследования, он увидел Манон и Жюстена. — Ну, молодежь, как поживаете? — Вы выглядите гораздо лучше. Мы ходили на УЗИ и воспользовались случаем, чтобы зайти. — Я очень рад вас видеть. Я чувствую, что могу ходить, но они заставляют меня все время лежать в кровати или сидеть в кресле. Просто каторга какая-то. Я имею право на десять минут свободы в день. — А мы уже знаем, что у нас мальчик, — сообщила Манон. — Интуиция тебя не подвела. — Мы назовем его Тео. — Симпатичное имя. — А второе имя будет Эндрю, — добавила Манон. Блейк не сразу понял: — Тео — это хорошо… И вдруг оборвал себя на полуслове: — Эндрю? — растроганно переспросил он. — Вам не следовало так волновать старого человека. Спасибо большое. Идите, я вас поцелую. Вы даже не представляете, как вы меня тронули. — Нам очень приятно, — сказал Жюстен. — Вы оказываете мне большую честь. Бедный малыш! В школе ребята будут кидаться в него камнями, когда узнают, что второе имя у него английское. — В замке без вас совсем не то, — сказала Манон. — Одиль и Мадам сами не свои. — Дай Одиль волю, она таскала бы мне еду утром, днем и вечером. Хотя, откровенно говоря, при виде больничной кормежки поневоле вспоминаю, какие пиры она нам закатывала… — Мадам тоже ждет вашего возвращения. — Известно что-нибудь о Мефистофеле? — По-прежнему ничего. Одиль уверена, что он погиб. — Бедняга. Это было бы очень печально. В этот момент Манон увидела в дверях Манье. Поздоровавшись, она сказала: — Мы вас покидаем. Нам в любом случае пора идти. — И, обращаясь к Блейку, добавила: — Если можно, мы зайдем завтра. — Еще раз спасибо за маленького. Манон широко улыбнулась, и они с Жюстеном ушли. В дверях палаты стоял, не шевелясь, Манье и смотрел на своего приятеля, избегая встречаться с ним взглядом. — Ты меня узнаешь? — робко спросил он. — Прекрасно. Вы — виконт с кривой рожей при австрийском дворе. Ну, что ты там застыл на пороге? Входи же. — Как ты себя чувствуешь? — Выкарабкиваюсь. Я рад тебя видеть. Принес бы шахматы, я бы отыгрался. Бери стул, ты ведь минут пять пробудешь? Манье не заставил себя упрашивать. Теперь он пристально смотрел на Эндрю. Блейк показал на забинтованный лоб: — Видишь, у меня такая же повязка, как была у тебя, когда ты врезался в дерево. Надеюсь, что я не буду бредить, как ты… — Я так испугался, — сказал Манье. — Я подумал, что ты умер. Я бы не простил себе до конца своих дней. — Проехали. Ты поэтому так долго не приходил ко мне? Даже Мадам выползла из своего укрытия. — Я не решался. Мне очень стыдно. — Это несчастный случай, Филипп. Никто ведь меня не принуждал. — Доктора говорят, когда ребро срастется, ты будешь как новенький. — Не совсем, Филипп. — Что ты хочешь сказать? — испугался Манье. — Я прекрасно помню, о чем просил тебя, когда подумал, что настал мой смертный час. — По поводу дочери? — Жизнь — странная штука, друг мой. За несколько дней до падения меня сразили слова Манон. Она сказала, что для моей дочери иметь отца, который столько для нее делает, — это счастье. Если б я был зам´ ком, то, услышав о себе такое, тотчас же рухнул бы. Ужасно. Я ничего не сделал для своей дочери. Годами я кем только не занимался, кроме нее. До меня это дошло в ту секунду, когда Манон сказала про мою дочь. Я был уничтожен. Другой удар нанес мне ты, когда ответил, что я сам должен ей сказать… — Мне очень жаль, что я тебя ранил. — Ничего ты меня не ранил. Мне даже кажется, что именно благодаря твоему ответу я выжил. Знаешь, Филипп, раньше я совсем не боялся смерти. У меня было ощущение, что мне на этом свете больше делать нечего. Но теперь я смотрю на вещи по-другому. Смерть не настигнет меня прежде, чем я сделаю то, что должен сделать. Манье схватил руку приятеля и сказал: — Я рад. Узнаю твой скверный характер и грандиозные планы. Прости, я должен был прийти раньше. — А я, если ты когда-нибудь окажешься в коме, не дам тебе помереть, мерзавец ты эдакий. Я примчусь к тебе на следующий же день. Надену на тебя парик, накрашу лицо и попрошу приделать искусственную грудь. Когда ты очнешься, ты, как и я, ничего не будешь помнить, и я тебе сообщу, что ты Анджелина Джоли. И даже покажу фильмы с твоим участием. — Ну ты совсем того! 71 — Я могу увеличить обогрев, если вам холодно… — Спасибо, Жюстен, все хорошо. Лучше будьте осторожны на скользких участках, тут не везде посыпано. На обратном пути в поместье Блейк с трудом узнавал пейзаж. Три дня крупными хлопьями валил снег, и в лесу стало белым-бело. Ветки согнулись под тяжестью толстой пушистой шубы. Для машины Филипп открыл главные ворота. Жюстен переключил передачу, прежде чем выехать на аллею. Парк был великолепен, но замок производил еще более сильное впечатление. Как в волшебной сказке, крыши, балконы, купы деревьев — все было покрыто белым мягким покрывалом. Белизна слепила глаза, несмотря на пасмурную погоду. Едва Жюстен остановил машину, как на крыльцо высыпали Одиль, Манон, Филипп и даже Мадам. — Какой прием! — воскликнул Эндрю, вылезая из машины. Филипп хотел было помочь ему подняться по ступенькам, но Блейк хотел показать, что не нуждается в помощи, несмотря на то, что прихрамывал. — С какого же времени вы караулили мой приезд? — пошутил он. — Как я догадываюсь, вооружились моим биноклем… Я очень рад снова всех вас видеть. Все пошли в дом. Одиль осторожно сняла с Блейка пальто. Манон размотала шарф, а Филипп забрал у него сумку. Мадам смотрела, как ухаживают за Блейком, — довольная, что он вернулся. — Новые очки вам очень идут, — заметила Одиль. — Учитывая, в каком состоянии оказались старые, представился подходящий случай их поменять. — Можем мы заняться почтой? — неожиданно спросила Мадам. — Мы уже опоздали больше чем на час… Увидев на ее лице хитрую улыбку, Блейк понял, что это не упрек, а желание все вернуть на свои места. Одиль вручила ему пакет с корреспонденцией, и он пошел наверх вместе с Мадам. — Одиль, прошу вас, доверьтесь мне и ответьте. Мадам принимала людей из «Вандермель»? — У нее были какие-то встречи. И даже много. Но откуда мне знать, о чем именно они говорили? — Вы ничего не заметили? Как по-вашему, она что-нибудь подписывала? — Эндрю, вы ставите меня в трудное положение… — Мне очень жаль, но это крайне важно. — Единственное, в чем я уверена, это что Мадам вызывали в банк. Через три дня после вашего падения. Когда она вышла оттуда, она ничего мне не сказала, но она была мертвенно-бледной. Одиль взяла нетронутую миску Мефистофеля и аккуратно опорожнила ее в ведро для пищевых отходов. — О коте по-прежнему ничего не известно? — Скоро уже три недели… Иногда утром мне кажется, что он приходил немного поесть. А иногда я будто слышу, как посреди ночи открывается дверца котохода. В прошлое воскресенье я даже спустилась посмотреть, но его не было. Вы, наверное, считаете, что глупо так беспокоиться о коте, погуляет и придет. Но я думаю, что он погиб, вот и все. С ними такое случается каждый день, хотя об этом не говорят по телевизору… — Телевизор не всегда говорит о том, что нас волнует… Блейк подошел к Одиль, желая ее как-то утешить, но она отвернулась. — Я, как маленькая наивная девочка, продолжаю готовить ему еду… Но я пообещала себе, что после Рождества перестану. Кухарка вымыла миску и вернула ее на место возле кошачьей подушки. В глазах у нее стояли слезы. — Он так любил тепло, я надеюсь, что ему не холодно там, где он сейчас … Она шмыгнула носом, вытерла руки и попыталась успокоиться. — Мадам говорила вам о своих планах на Рождество? — Нет еще, у нас было много дел… — Она хочет устроить ужин для всех нас — Манон, Филиппа, вас и меня. Я думаю, она и Жюстена пригласит. — Вы сказали — Филиппа… Одиль сделалась красной, как помидор. — Ну и что с того? Я же называю вас Эндрю! А что касается ужина, то месье Манье мне говорил, что эту традицию завел еще ее покойный муж. — Ну вот, опять «месье Манье»? — Хватит, — проворчала Одиль. — Вам не кажется, что я и так много чего вытерпела? Боялась, что вы не выживете, и кот у меня пропал. Я плакала часами. А вы не успели вернуться, уже начинаете меня мучить… — Мне вас тоже очень не хватало, Одиль. Очень-очень, правда. И уверяю вас, хоть я и мечтал о вашей еде каждый раз, когда мне приносили больничную, еда была не главное. Когда я обнаружил возле себя Джерри, я так расчувствовался… Вы даже не можете себе представить. И потому, что зверек был со мной, и потому, что только вы могли проявить такую заботу. Блейк подошел к ней и поцеловал в лоб. — Спасибо. 73 Закрыв за собой дверь маленькой гостиной, Одиль с возмущением выдохнула. Пунцово-красная, она вцепилась руками в поднос. Эндрю никогда не видел ее такой — готовой взорваться. Слегка прихрамывая, он пошел за ней в буфетную. — Судя по вашему состоянию, мадам Берлинер там расходилась, — с иронией сказал он. — Кто на этот раз стал жертвой ее змеиного языка? — Как ей не стыдно! — вспыхнула кухарка. — Эта гадкая женщина имела наглость прийти с кольцом на пальце, которое Мадам продала ей недели две назад. Она же видела, как горько было Мадам расставаться с ним, — видела и все-таки торговалась. А сегодня она явилась и выставила его напоказ… Вы представляете? И она еще всех поучает! Считает себя светской дамой! — Вы уверены, что это именно то кольцо? — Абсолютно. Это красивое изумрудное кольцо, подарок месье Франсуа. Я много раз его чистила. Бедная Мадам… Я возмущена. Вы правильно сделали, что ударили ее током, эту старую каргу. — Теперь обслуживать их пойду я. — Не надо. Не беспокойтесь, я справлюсь. Врачи сказали, что вам надо еще поберечь ногу. — Немного тренировки мне не повредит… Обменявшись электронными письмами с Ричардом и Хизер, Блейк наконец-то пошел спать. Поднявшись на свой этаж, он увидел, что дверь в комнату Манон широко открыта. Девушка читала, лежа на постели. — Ты не спишь? — Не могу заснуть. Малыш все время шевелится. — Волнуешься из-за конкурса? — Конечно. — Когда будет известно? — На следующей неделе, накануне Рождества… — Какое у тебя предчувствие? — Я боюсь, но очень хочется пройти. Это был бы такой подарок… — Можно, конечно, попросить домовых и Деда Мороза, но вряд ли это в их власти. — Скажите, это правда — то, что мне сказала Одиль? Мадам сможет вас оставить? — Ты знаешь то, чего не знаю я. Со мной она это не обсуждала. Но поскольку у нас с тобой доверительные отношения, могу я попросить тебя об одной, скажем так, не совсем обычной услуге? — Все что угодно. Блейк, убедившись, что коридор пуст, понизил голос: — Когда мы в следующий вторник будем все вместе ужинать, мне бы хотелось, чтоб ты кое-что сделала. — Что именно? — Изобразила, что плохо себя чувствуешь. — Зачем это? — Водительские права есть у меня одного, и я повезу тебя в больницу на обследование. — Вы не хотите ужинать вместе со всеми? — Разумеется, хочу, но еще больше я хочу, чтобы Одиль и Филипп остались наедине — понимаешь, судьбе надо немного помогать… Манон сразу все поняла. — А если придет Мадам? — Она не будет выходить из своих комнат. — Она дала на это согласие? — Полное. — И вы объяснили ей, для чего? — Ну конечно! — Вы удивительный человек, месье Блейк, но вы можете на меня рассчитывать. Разыграем дурное самочувствие… — Только не переусердствуй, не то испортишь им аппетит… В ответ Манон заявила нарочито серьезным тоном: — Если во время операции вас или кого-нибудь из ваших подельников арестуют, мы станем отрицать, что были в курсе ваших махинаций, а Одиль за подстрекательство треснет вас сковородкой…
|
|||||||
|