Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Мэгги. Маркус



      Мэгги

 

       Моего отца убил кит.

       Я почти никогда никому не рассказывала, как он погиб, чтобы люди не думали, что я сочиняю. Чтобы не повторять всю историю с самого начала и не смотреть, как их глаза округляются, а кожа покрывается пупырышками. Они начинали говорить про Ахава и Иону, и я понимала, что смерть отца превращается для них в развлечение. Когда я была маленькой девочкой, отец являлся для меня целым миром – мой лучший друг и защитник. Он был почти божеством. Священник, собственными руками построивший молельню для своей паствы. Когда люди начинали превращать его в персонаж истории, которую они рассказывали друзьям или домочадцам за столом между пиццей и мороженым, я уходила. Так что проще было вообще не говорить об этом. Когда меня спрашивали, как умер мой отец, я говорила: «сердце». И это тоже была правда.

       В тот вечер, когда Энди пошел на локин, я знала, что мне нужно встретиться с отцом – или, по крайней мере, попытаться это сделать. Это не всегда получалось. Из тридцати или сорока попыток я только трижды смогла вступить с ним в контакт. Тем больше я ценила эти встречи. Поэтому я продолжала попытки.

       Я позвонила маме и сказала ей, что локин перенесен из здания молодежного мемориала Друри в церковь, чтобы она знала, откуда надо утром забрать Энди. Потом я сказала ей, что собираюсь встретиться с Эмбер Доннелли, которая, кстати, была законченной занудой. Я не виделась с Эмбер месяцами, хотя иногда мы вместе ходили на занятия. Общение с Эмбер предполагало, что придется всю дорогу слушать, как она без остановки рассказывает о своем парне, Тревисе Харди. «Мы с Тревисом то, да мы с Тревисом это», пока мне не захочется захохотать или завопить. Эмбер, как и я, посещала факультатив, но по ее речи вы бы ни за что этого не сказали. Кроме того, она была такой кривлякой и думала только о том, как выглядит и с кем встречается. Но по-настоящему я ее раскусила только в этом году.

       Поэтому вместо того, чтобы встречаться с Эмбер, я поехала в северный конец острова, который поздним мартовским вечером казался концом вселенной. Проехав четырнадцать миль, я заметила на дороге лишь две машины, которые направлялись на юг. Редко где в окнах домов мелькали огни. Луна была такой полной и яркой, что причудливые тени кустов и почтовых ящиков четко вырисовывались на проносящейся мимо полосе дороги. Мне казалось, что это олени, а может, собаки, и все время хотелось ударить по тормозам. Увидев ряды коттеджей на берегу, я вздохнула с облегчением.

       Эта оконечность острова всегда подвергалась атакам штормов, и шесть прибрежных коттеджей вдоль пролива Нью-Ривер планировали снести. Между коттеджами и улицей был еще один ряд домов, которые ждали своей очереди стать прибрежной полосой. Очень давно, после урагана под названием «Фрэн», нам пришлось выехать из нашего дома. Тогда мне было семь лет. Но предназначенные под снос дома все еще стояли, и я надеялась, что они останутся в таком состоянии до конца моей жизни.

       Наш маленький коттедж стоял на длинных сваях, слегка накренившись влево. Уличный душ и хозблок сползли в море вместе с компостной ямой. Деревянная обшивка так сильно побелела, десятки лет пребывая под солнцем, что в лунном свете выглядела как покрытое инеем стекло. У хибарки было имя. «Сторожевой Баркас» – так назвал его мой дед Локвуд. Задолго до моего рождения дед выжег это название на доске и прибил над парадной дверью, но доску пару лет назад оторвал и унес ветер, и хотя я и пыталась отыскать ее в песчаных дюнах, но так и не нашла.

       Ветер растрепал мои волосы, когда я выбралась из машины, а волны шумели, как неутихающий гром. Остров Топсейл был таким узким, что мы могли слышать шум океана из нашего дома на Стамп Саунд, но это было другое. Мои ноги вибрировали от волн, набегавших на берег, и я знала, что сегодня ночью море будет бурным.

       В кармане лежал фонарик, но мне он был не нужен, когда я шла по тонкому дощатому настилу между двумя домами первого ряда, чтобы добраться до нашей старой хибары. Нижняя ступенька раньше утопала в песке, а теперь поднялась до уровня моей талии. Я подкатила к ступенькам деревянный чурбан, лежавший за грудой досок, встала на него, затем подтянулась и ступила на крыльцо. Длинная доска, прибитая по диагонали к входной двери, гласила «Предназначено под снос», и мне с трудом удалось просунуть под ней ключ в замочную скважину. Мама была жуткой барахольщицей, и я нашла ключ от двери в ящике ее письменного стола два года назад, когда впервые решила отправиться в нашу лачугу. Нагнувшись, я пролезла под доской и вошла в комнату, скрипя сандалиями по усыпанному песком полу.

       Я так же хорошо ориентировалась в коттедже, как и в нашем доме на Стамп Саунд. Через темную гостиную я прошла в кухню, стараясь не задеть старую мебель, столь ветхую и уродливую, что ее не стоило брать с собой даже десять лет назад. Зажгла фонарик и положила его на стол так, чтобы свет освещал кухонный шкаф над плитой. Я открыла его. Он был пуст, не считая пластикового пакета с марихуаной, нескольких скатанных сигарет и коробок со спичками. У меня дрожали руки, когда я зажгла сигарету и вдохнула дым глубоко в легкие. Я задерживала дыхание до тех пор, пока не зашумело в голове. Сегодня вечером я жаждала этого ощущения отстраненности от тела.

       Открыв дверь черного хода, я была оглушена шумом волн. Мои длинные вьющиеся волосы впитывали влагу из воздуха, как губка. Они растрепались от ветра, и я заткнула их за ворот куртки и ступила на узкий настил, на котором обычно принимала душ перед возвращением домой, чтобы смыть с себя запах сигарет. Мне казалось, что, стоит маме лишь один раз втянуть воздух, она сразу же поймет, где я была. Я заслужила это чувство вины, поскольку в коттедж меня гнала не только надежда встретиться с отцом.

       Я сидела на краю настила, болтая ногами в воздухе, и смотрела на длинную серебряную дорожку лунного света на воде. Мои локти опирались на нижнюю перекладину ограды. Соленый морской туман холодил щеки, и когда я облизывала губы, то ощущала запах детства.

       Еще раз затянулась сигаретой и попыталась успокоиться.

       В пятнадцать лет я получила водительские права и могла водить машину в сопровождении взрослого. Как-то вечером меня охватило безумное желание поехать в коттедж. Я как раз готовилась к экзамену по истории. Не медля ни минуты, я выскользнула на улицу. Мама и Энди уже спали. Стояла безлунная ночь, и мне стало страшно. На дворе был декабрь, на улице – темень, я едва умела рулить, тем более пользоваться тормозом и газом, но все же как-то проделала эти семь миль до коттеджа и уселась на настил, дрожа от холода. Тогда в первый раз я почувствовала присутствие отца. Он был совсем рядом. Поднялся из моря вместе с облаком тумана, потом обнял меня так крепко, что я почувствовала его тепло. Мне стало даже жарко, и я сняла свитер. Захотелось закричать от радости. Нет, я не сошла с ума. Я не верила ни в привидения, ни в предзнаменования, ни даже в ад и рай. Но верила, что мой папа здесь, хотя и не могла объяснить почему. Я просто это знала.

       Это же чувство присутствия отца где-то рядом я ощущала с тех пор несколько раз, но сегодня ночью мне было трудно успокоиться настолько, чтобы ощутить его. В Интернете я читала, как установить контакт с умершими людьми. Каждый веб-сайт давал свой совет, но все утверждали, что главное – успокоиться. Однако я никак не могла этого сделать, даже марихуана не помогала, как раньше.

       – Папа, – прошептала я, – ты мне сейчас очень нужен.

       Сжав веки, я попыталась представить его темные волнистые волосы и улыбку, появлявшуюся всегда, когда он смотрел на меня.

       Потом стала думать о том, как сказать маме, что я не стану произносить прощальную речь на выпускном вечере. Что она скажет? Я ведь всегда была отличницей. Я надеялась, что она успокоит меня, скажет, что это не имеет значения, поскольку я уже получила приглашение из колледжа в Уилмингтоне. Затем я стала думать об отъезде из дома. Как она будет управляться с Энди без меня?

       Как мать она была неоднозначна. Умная, иногда просто классная, она любила Энди так сильно, что иногда подавляла его. Брат был самой большой моей тревогой. Девяносто пять процентов времени я думала о нем. Даже когда я думала о других вещах, он все равно оставался в уголке моего сознания.

       Это я попросила маму, чтобы она разрешила Энди пойти сегодня вечером на локин. Ему уже стукнуло пятнадцать, и, кроме того, мама Эмили должна была находиться в церкви и присматривать за молодежью. Я надеялась, что он неплохо проведет там время. Он не особенно умел вести себя в обществе. Может, там устроят танцы? Я усмехнулась, представив, как Энди танцует с Эмили.

       В кармане джинсов завибрировал мобильник, я вытащила его и посмотрела на экран. Мама. Я опустила телефон обратно в карман, надеясь, что она не станет звонить Эмбер и не узнает, что мы с ней давно расстались.

       Телефон снова зазвонил. Это был наш условный сигнал – один короткий и два длинных, что означало: «Это серьезно. Ответь немедленно».

       Я вскочила и вошла в дом. Закрыла дверь, чтобы не было слышно шума океана.

       – Привет, мам, – сказала я.

       – Мэгги, о господи! – Она задыхалась, как будто только что бежала вверх по лестнице. – Церковь горит!

       – Какая церковь?

       – Мемориал Друри. Только что передали по ТВ. Они показали репортаж. – Она глухо всхлипнула. – Церковь вся охвачена пламенем, а внутри люди!

       – Не может быть!

       Внезапно подействовала марихуана. У меня закружилась голова, и я наклонилась над раковиной, боясь, что сейчас меня стошнит. Энди. Он же не сможет выбраться.

       – Я сейчас еду туда, – проговорила мама. – Ты у Эмбер?

       – Я… – Я взглянула на темный океан. – Да. – Мне было нетрудно лгать ей. Она всегда была сосредоточена на мыслях об Энди.

       Я загасила окурок в раковине.

       – Я еду, – крикнула я. – Встретимся у церкви.

       – Поспеши! – Я представила, как она зажимает мобильник между ухом и подбородком, включая мотор.

       – Не волнуйся, – проговорила я. – Веди осторожно.

       – Ты тоже. Но поспеши!

       Я уже бежала к входной двери. Забыв про табличку о сносе, я стукнулась об нее и вскрикнула от боли. Пролезла под доской, спрыгнула на песок и побежала к обочине, на которой была припаркована моя джетта. Я находилась в нескольких десятках миль от церкви в Серф Сити. В нескольких десятках миль от моего маленького брата. Я чувствовала себя совершенно разбитой. Повернув ключ зажигания, я заплакала. Если с ним что-нибудь случится, я буду виновата. Я начала молиться, как делала, когда мне было совсем плохо. «Боже милостивый, – думала я, несясь по Нью-Ривер Инлет Роуд, – сделай так, чтобы с Энди ничего не случилось. Пожалуйста. Пусть это несчастье случится со мной. Я лгунья. Я плохая».

       Всю дорогу до Серф Сити я твердила про себя эту молитву, пока не увидела клубы дыма, поднимающиеся в небо. Тогда я стала произносить ее вслух.

 


       3

      Лорел

 

       На дороге протяженностью двадцать шесть миль до острова Топсейл имеется только один светофор. Он находится в двух коротких кварталах от берега, в самом центре Серф Сити, и на нем горел красный свет, когда моя машина приблизилась к нему, и все тот же красный, когда она промчалась мимо. Меня не остановила бы даже дюжина красных сигналов светофора. Мне всегда говорили, что я решительная женщина, а в ночь пожара я себя чувствовала решительной, как никогда.

       За много миль до светофора я увидела желтое зарево в небе, а теперь почувствовала и запах пожара. Я знала эту старую церковь. Несколько раз была внутри на свадьбах и похоронах. Полы в церкви были из сосновых досок. Они все пропитались маслом, которым их натирали много лет, и только и ждали, чтобы кто-нибудь уронил на них горящую спичку. О пожарах я знала несколько больше, чем хотелось. В одном из них я потеряла своих родителей. Кроме того, Джейми, до того как погиб, работал в добровольной пожарной дружине. Он рассказывал мне об обшитых досками домах, которые горят как свечки. Вероятно, один из мальчишек закурил сигарету и бросил спичку на пол. Почему, о, почему я послушалась Мэгги? Мне ни за что нельзя было пускать туда Энди. Мэгги проводила с ним много времени и считала его нормальным мальчишкой. Если проводить с ним много времени, то привыкаешь к его странностям и начинаешь принимать его ограниченность как нечто само собой разумеющееся. А потом видишь его в жизни и понимаешь, что он все еще не приспособлен к ней, как его ни пытались научить. Было легко утешать себя мыслями, что он нормален, когда окружение знакомо и хорошо контролируемо. Но сегодня вечером я бросила его в волчью стаю.

       Улица около церкви мемориала Друри была запружена полицейскими машинами и каретами «Скорой помощи». Мне пришлось припарковаться в соседнем квартале, напротив кафе «Яванский кофе». Я выскочила из машины и помчалась к церкви.

       Несколько человек стояли у дороги и смотрели на клубы дыма и пара, поднимающиеся из церковного здания в ясное ночное небо. Раздавались крики, вой сирен. В воздухе стоял тошнотворный, едкий запах. Мощные прожекторы освещали церковь и сужали поле зрения. Я видела только зияющие двери, изрыгающие клубы дыма, именно они были моей целью.

       – Хватай ее! – закричал кто-то.

       Длинные жилистые руки охватили меня сзади.

       – Отпустите меня! – Я царапалась, стараясь вырваться, но у того, кто меня держал, руки были как стальной капкан.

       – Здесь база спасателей, мэм, – крикнул он прямо мне в ухо. – Большинство детей выведено и находится в безопасности.

       – Что значит большинство? – Я старалась вырваться из его клещей. – Где мой сын?

       Он оттащил меня на песчаную площадку и разжал свою хватку.

       – У них есть список всех детей.

       – Где? – Я стала осматриваться вокруг, стараясь найти глазами преподобного Билла, пастора мемориала Друри. Если и имелся на острове Топсейл человек, которого я на дух не выносила, так это был преподобный Билл. Он тоже не пришел в восторг, обнаружив, что именно меня сжимает в своих руках.

       – Один из ваших детей был здесь? – Казалось, он ошеломлен тем, что я разрешила кому-то из них ступить на территорию церкви.

       – Энди, – сказала я, потом крикнула: – Энди!

       Заслонив рукой глаза от прожекторов, я осматривала площадку. На моем сыне были рыжие джинсы, полосатая рубашка оливкового цвета и новые теннисные туфли. Я искала глазами полосатую рубашку, но хаос, творившийся на церковном дворе, не давал мне сосредоточиться. Повсюду были дети. Некоторые лежали на песке, другие сидели или полулежали, разражаясь приступами кашля. Генераторы, питавшие прожекторы, ревели, в воздухе разносились шум и помехи полицейских раций. Родители выкликали имена своих детей. «Трейси! Джош! Аманда! » Санитар наклонился над какой-то девочкой, делая ей искусственное дыхание. Медсестра во мне хотела оказать ей помощь, но мать оказалась сильнее.

       Над моей головой гудел вертолет, поднявшийся с берега.

       – Энди! – крикнула я в сторону вертолета, смутно осознавая, как нелепо все это выглядит.

       Преподобный Билл сжал мою руку и потащил через улицу сквозь лабиринт пожарных и полицейских машин к площадке, освещенной другим прожектором и окруженной желтой полицейской лентой. Внутри этого окружения люди стояли плечом к плечу, крича и толкаясь.

       – Видите вон ту девушку? – Преподобный Билл указал на толпу людей.

       – Кого? Где? – Стараясь рассмотреть получше, я поднялась на цыпочки.

       – Ту, которая в форме, – прокричал он. – У нее записаны имена, она находит для родителей их детей. Идите к ней…

       Я рванулась туда, куда он указывал, не дав ему закончить предложение. Не тратя времени на поиски прохода, я подняла ленту и стала пробираться через толпу.

       Родители толпились вокруг девушки в форме. Я узнала ее – это была Патти Шейлз. Ее дети ходили в начальную школу в Снидс Ферри, где я на полставки работала медсестрой.

       – Патти! – закричала я через море родительских голов. – Ты не знаешь, где Энди?

       Откуда-то сзади до моего слуха донеслось слово «погиб». Я резко оглянулась и увидела двух женщин с красными глазами, с прижатыми ко ртам руками.

       – Кто погиб? – крикнула я. – Кто?

       Одна из женщин вытерла ладонью глаза.

       – Я слышала, что нашли тело, – сказала она. – Несколько детей оказались заперты внутри. Моя дочка здесь, где – не знаю. Я могу только молиться… – Она покачала головой, не в силах закончить фразу.

       Внезапно я почувствовала тошноту от запаха гари с примесью каких-то химических веществ, от которых запершило в горле.

       – Мой сын тоже здесь, – проговорила я, хотя сомневалась, что эта женщина меня слышит.

       – Лорел! – Сара Уэстон подняла желтую оградительную ленту и, нырнув под нее, подбежала ко мне. – Что ты тут делаешь?

       – Ищу Энди. Что с Китом?

       Она прижала к щеке дрожащую руку.

       – Не могу его найти, – сказала она. – Кто-то сказал, что он обгорел, но я не…

       Ее прервал угрожающий скрип, донесшийся из дальнего конца церкви. Как будто начало падать огромное дерево. Все, окаменев, обратили взгляды на церковь. Задняя часть крыши сползла одной длинной волной, наполняя воздух дымом и гарью.

       – О боже, Лорел. – Сара прижалась лицом к моему плечу. Я обняла ее. Нас со всех сторон толкали люди, старавшиеся пробраться поближе к Патти. Родители наступали нам на ноги, а Сара и я толкали их.

       «Боже, что же там творилось внутри? – думала я, и паника поднималась вверх по моему телу. – Все дети толкались и дрались, стараясь одновременно выбраться из церкви».

       – Патти! – крикнула я снова, стараясь перекричать множество голосов. И, как ни странно, она меня услышала.

       – Лорел! – услышала я ее голос. – Энди увезли в Нью-Ганновер!

       – О боже!

       – Угрозы жизни нет, – продолжала кричать Патти. – Небольшие ожоги и астма.

       Я сделала глубокий вдох и стала молиться про себя.

       – Поезжай. – Сара попыталась вытолкать меня из толпы, но я все прижималась к ней. – Поезжай, милая. Надо его проведать.

       Я страстно желала броситься к своей машине и помчаться в больницу в Уилмингтоне, но не могла оставить Сару.

       – Только после того, как ты узнаешь, где Кит, – сказала я.

       – Здесь родители Трейси Келли? – крикнула Патти.

       – Здесь! – рявкнул мужчина у меня за спиной.

       – Она в Кейп Фиар.

       – Кит Уэстон есть в списке? – крикнула Сара, стараясь перекрыть шум.

       Мне показалось, что Патти ее не слышит. Она говорила с мужчиной, который прикладывал к глазам разбитые очки.

       – Кита Уэстона только что отправили на вертолете в Нью-Ганновер, – громко произнесла Патти.

       – О нет! – Сара так сильно сжала мою руку, что я вскрикнула.

       Я вспомнила о вертолете, поднявшемся в воздух незадолго до этого.

       – Пошли. – Схватив Сару за руку, я стала пробираться сквозь людское море. Слезы, которые я раньше пыталась сдерживать, текли по щекам, пока мы пробирались к выходу, уступая другим родителям свои места. – Мы можем поехать вместе.

       – Нет, надо ехать отдельно, – на бегу проговорила Сара. – Может, кому-то из нас придется остаться надолго или…

       – Мама! – Внезапно около меня очутилась Мэгги, запыхавшаяся и дрожащая. – Мне сказали, что где-то тут дядя Маркус, но про Энди я ничего не смогла узнать.

       – Он в Нью-Ганновере. – Я схватила ее за руку. – Я оставила машину вон там. Пошли.

       Я еще раз оглянулась, чтобы посмотреть на дымящуюся церковь. На фоне мрачного серого неба дымился покореженный сайдинг. Я как-то не подумала о том, что здесь может находиться мой бывший деверь. Я представила Маркуса внутри церкви, осторожно пробирающегося сквозь дым в своем пожарном костюме, стараясь обнаружить детей, которые находились почти в безнадежном положении. Может быть, его ранило, когда обрушилась крыша? О нет, пожалуйста. И на одно самое маленькое мгновение я перенесла свою тревогу с Энди на него.

           

       По дороге в Уилмингтон мы с Мэгги почти не разговаривали. Она постоянно плакала, тихо хлюпая носом и теребя в руках носовой платок. Мои глаза упорно смотрели на дорогу, а нога до отказа жала на педаль газа. Я представляла себе Энди, старающегося понять, что надо делать в этом хаосе, среди огня и дыма.

       – По какой причине они перенесли локин в церковь? – спросила я, когда мы проехали половину пути.

       – В молодежном центре вырубилось электричество. – Ее голос дрогнул. – Я слышала, некоторые дети погибли.

       – Может быть, это всего лишь слухи.

       – Прости, что я уговорила тебя разрешить Энди…

       – Шшшш. – Я прикоснулась к ее руке. – Здесь нет твоей вины. Даже не думай. – Но внутри я испытывала злобу к ней. Как беспечно она тогда сказала: «Мама, с ним все будет в порядке! »

       Я хотела забрать у нее свою руку, но она держала ее крепко, она нуждалась во мне, что было так не свойственно Мэгги.

           

       В переполненном людьми зале ожидания в отделении экстренной медицинской помощи пахло копотью и антисептиками, в нем царил такой же хаос, как и на церковном дворе. Толпа людей перед справочным окошком стояла в четыре ряда. Я попыталась протолкаться к окошку с помощью кулаков.

       – Вам придется дождаться своей очереди, – сказала огромная толстая женщина, заблокировав мое продвижение вперед.

       – Мне надо узнать, что с моим сыном. – Я попыталась пролезть мимо нее.

       – Нам всем надо узнать, что с нашими детьми, – сказала женщина.

       Мужчина, стоявший в толпе неподалеку, изредка душераздирающе всхлипывал. Мне хотелось заткнуть пальцами уши. Мэгги взяла меня за руку:

       – Может быть, это случилось из-за проводки.

       – Что?

       – Ты знаешь, как была устроена наружная проводка в молодежном здании? Может, это как-то связано с пожаром?

       Женщина, стоявшая перед нами, отошла от окошка. Наступила наша очередь.

       – Мне сказали, что мой сын доставлен сюда, – проговорила я. – Эндрю Локвуд.

       – Хорошо, мэм. Присядьте.

       – Нет! – крикнула я, удивляясь сама себе. – Пожалуйста! – Я заплакала. – Скажите, как он? Дайте мне пройти к нему. У него… ему нужны некоторые вещи…

       – Мам… – Мэгги попыталась оттащить меня от окошка.

       Дежурная смягчилась.

       – Дорогая, с вашим мальчиком все в порядке. Посидите немного, за вами скоро придут и отведут к нему.

       Я кивнула, стараясь взять себя в руки. Я чувствовала себя, как материя, которая слишком обтрепалась и ее уже не заштопаешь. Мэгги провела меня к пустому стулу в зоне ожидания, и когда я посмотрела на нее, то увидела, что она тоже просто тонет в слезах. Я обняла ее, не в силах понять, чьи это плечи сотрясает дрожь, ее или мои.

       – Лорел?

       Я увидела женщину, пробирающуюся к нам через комнату. Ее лицо и кофта были испачканы копотью, волосы покрывал такой толстый слой пепла, что невозможно было понять, какого они цвета. От глаз вниз по щекам через копоть тянулись две длинных темных полосы. Видно было, что она вволю наплакалась сегодня. Правда, сейчас она улыбалась. Когда она взяла мои руки в свои, я узнала эту женщину. Робин Кармайкл. Мать Эмили.

       – Робин! – вскрикнула я. – У вас все в порядке?

       – Все хорошо. И с Энди все нормально, – быстро добавила она, понимая, что эти слова мне необходимо услышать раньше всех остальных.

       – Они не говорят мне, где он…

       – А как Эмили? – прервала Мэгги.

       Робин кивнула головой в противоположный угол зоны ожидания, где я заметила Эмили, свернувшуюся клубочком на стуле. Она сидела, обняв колени и прикладывая ко лбу почерневший от копоти носовой платок.

       – С ней все как будто в порядке, – сказала Робин. – Мы ждем, чтобы ее осмотрели. Она разбила очки и немного поранилась. – Робин все еще держала мои руки в своих. Она взглянула мне в глаза. – Энди спас Эмили жизнь. – Ее голос дрогнул, и я почувствовала, как пальцы Робин сильнее сжали мои руки. – Сегодня ночью он спас множество людей, Лорел.

       – Энди? – одновременно проговорили мы с Мэгги.

       – Да, понимаю. – Казалось, Робин разделяет наше удивление. – Но, клянусь, это правда.

       – Миссис Локвуд? – Женщина в голубом операционном костюме стояла у входа в зону ожидания.

       – Да! – Я быстро встала.

       – Пойдемте со мной.

       Нас провели в одно из лечебных отделений больницы, которое я помнила, поскольку три года назад, когда Энди сломал руку, уже была здесь. В комнате стояло несколько кроватей, отделенных друг от друга шторами. Из-за одной шторы раздавались крики, из-за другой – плач. Но у кровати Энди штора не была задернута. Он лежал в одних испачканных брюках, с голой грудью и босыми ступнями. Женщина в голубом операционном костюме перевязывала ему левое предплечье, а в нос была вставлена кислородная трубка. Увидев нас, Энди приподнялся на кровати, и трубка выскочила из носа.

       – Мама! – закричал он. – Там был такой громадный пожар, и я их спас!

       – Энди! – резко проговорила медсестра. – Мне надо закончить повязку на твоей руке.

       Мэгги и я заключили Энди в двойное объятие, и я снова почувствовала этот ужасный едкий запах пожара.

       – С тобой все в порядке, дорогой? – спросила я, все еще крепко сжимая его в руках.

       Он беспокойно вертелся, и я знала, что они дали ему что-то от астмы. Я почувствовала это по напряженности в мускулах его спины.

       – У меня теперь есть новый друг. Лейла. Я ее спас.

       – Я очень рада, милый. – Я стряхнула пепел с его волос, и проступил их натуральный темно-ореховый цвет.

       Медсестра стала осторожно бинтовать его руку.

       – Похоже, он сейчас не чувствует боли, – сказала она, взглянув на меня.

       – Он почувствует ее позже.

       Я вспомнила прошлогодние соревнования по плаванию, когда Энди ударился головой о бортик. Но он все плыл и плыл, и дорожки крови тянулись за ним по воде, а он даже не почувствовал рану, пока не кончился адреналин.

       – Ты меня слышишь, мама? – сказал Энди. – Я спас Лейлу.

       – Мама Эмили рассказала нам, что ты спас нескольких человек. – Я поправила повязку за его ухом. Мне было необходимо касаться его, чувствовать, что он здесь, что он жив. – Что произошло?

       – Не нескольких, – поправил он меня. – Всех.

       – Вам надо с ним поговорить? – Сиделка смотрела поверх наших голов. Обернувшись, я увидела полицейского офицера. Он стоял в нескольких футах от нас, глядя на Энди.

       – Вы – Энди Локвуд? – спросил он.

       – Да, – ответила я за сына.

       Полицейский сделал несколько шагов вперед.

       – Вы – его мать?

       Я кивнула.

       – Лорел Локвуд. А вот моя дочь – Мэгги.

       Медсестра похлопала Энди по голому плечу.

       – Зови, если что-то понадобится, – проговорила она, задернула полог и ушла.

       – Я – федеральный агент Фрэнк Фоули, – проговорил полицейский. – Можешь рассказать мне, что случилось прошлой ночью, Энди?

       – Я – герой, – широко улыбаясь, проговорил Энди.

       На лице агента показалось удивление, потом он улыбнулся.

       – Рад слышать это. Нам нужно как можно больше героев. Где ты был, когда начался пожар? – Он раскрыл небольшой блокнот.

       – С Эмили.

       – Это его подруга, – сказала я. – Эмили Кармайкл.

       – Вы были внутри церкви? – спросил агент Фоули, записывая.

       – Да, но она и без церкви мой друг.

       Мэгги рассмеялась. Совсем не умеет себя сдерживать.

       – Офицер тебя спрашивает, были ли вы с Эмили в церкви, когда начался пожар, – перевела я.

       – Да, были.

       – Где именно вы были? Вы стояли, или сидели, или…

       – Пожалуйста, по одному вопросу. – Я подняла руку, чтобы остановить его. – Так будет проще. – Я посмотрела на Энди: – В каком месте церкви вы находились, когда начался пожар?

       – Не помню.

       – Попытайся вспомнить, – настаивала я. – Около входной двери или ближе к алтарю?

       – Около купели.

       – Хорошо. – Агент что-то записал в блокнот. – Вы сидели или стояли?

       – Я стоял рядом с Эмили. У нее футболка была надета наизнанку. – Он посмотрел на меня: – Она всегда так носит вещи, знаешь?

       Я кивнула.

       – Значит, вы с Эмили стояли около купели, – проговорила я, стараясь заставить его сосредоточиться. – И что там случилось?

       – Люди закричали «пожар, пожар, пожар! » – Темные глаза Энди расширились, лицо оживилось от воспоминаний. – Потом они все побежали… Потом несколько мальчиков схватили длинную штуку, сказали «раз-два-три» и выбили окно с лысым человеком.

       Теперь пришла моя очередь рассмеяться над его словами, а ведь еще час назад я вообще не надеялась услышать голос моего драгоценного сына.

       Агент Фоули тем не менее смотрел на него с подозрением.

       – Ты что-нибудь пил или употреблял в тот вечер?

       – Нет, сэр, – проговорил Энди. – Мне нельзя.

       Агент перестал писать и стал кусать губу.

       – Вы что-нибудь понимаете? – спросил он. – Длинная штука, лысый человек?

       Я покачала головой.

       – Ты говоришь о том времени, когда вы были в церкви, Панда? – спросила Мэгги.

       – Да, ребята старались убежать от огня, но там не было лестниц, и я сказал им: «Стойте! Падайте! Катайтесь! » И некоторые стали так делать. Там был Кит. – Он посмотрел на меня. – Он разозлился на меня.

       – Прошу прощения, – сказала я. – Сара – моя лучшая подруга, и я очень беспокоюсь за ее сына, но иногда Кит ведет себя просто ужасно. Ты имеешь в виду, что там не было лестниц, чтобы выбраться из огня, как у нас в доме?

       – Да, – сказал Энди. – Там не было ни одной.

       – Хорошо, – проговорил агент Фоули. – Итак, где ты был, когда это все случилось?

       – Я же сказал вам – у купели. – Видно было, что Энди удивлен тупостью полицейского.

       Агент перелистал несколько страничек своего блокнота.

       – Мне рассказывали, что ты выбрался из церкви и…

       – Мы с Эмили выбрались из окна, которое выбили ребята, там лежал большой металлический ящик, мы прыгнули на него…

       – А потом что произошло?

       – Мы оказались снаружи.

       – Что вы увидели снаружи? Вы видели, как кто-нибудь выбрался…

       – Пожалуйста, по одному вопросу, – напомнила я.

       – Что ты увидел снаружи, Энди?

       – Огонь. Везде, кроме пространства возле металлического ящика. Эмили кричала, что никто не выберется через парадную дверь, потому что там огонь. Но я видел, как какие-то люди выбирались через эту дверь, но они были все в огне. Я их не знаю.

       – О боже. – Мэгги спрятала лицо в ладонях, и волны ее длинных темных волос рассыпались по плечам. Она, как и я, представила, что там творилось. Я снова подумала о Ките. Что с ним случилось?

       – Ты видел снаружи еще кого-нибудь, кроме горящих людей? – спросил агент.

       – Эмили.

       – Хорошо. Итак, ты побежал обратно в церковь.

       – Ты вернулся обратно, Энди? – с ужасом повторила я. Господи, что побудило его вернуться в горящую церковь?

       Энди кивнул.

       – Я взобрался на металлический ящик, залез в мужской туалет и стал кричать, чтобы все шли ко мне.

       – И они сделали это? – спросил агент.

       – Сделали что?

       – Последовали за тобой?

       – Не совсем. Они вылезли раньше меня, например моя подруга Лейла. – Он отодвинул от носа трубку и посмотрел на меня: – Мне еще нужна эта штука?

       – Да, оставь ее, – сказала я, – пока не придет сестра и не скажет, что можно ее снять.

       – Значит, ты помог Лейле первой выбраться из окна? – продолжал агент Фоули.

       – И еще другим ребятам. То я следовал за ними, то они следовали за мной. – Он сморщил нос. – Это трудно объяснить.

       – Ты все делал правильно, милый, – сказала я.

       – Откуда ты узнал, что там есть металлический ящик? – спросил агент.

       – Не помню.

       – Попытайся вспомнить.

       – Я увидел его, когда пошел в туалет.

       – Когда это произошло?

       – Когда мне захотелось пописать.

       Агент Фоули сморщился и резким движением кисти закрыл блокнот.

       – Похоже, что ты действительно герой, Энди, – сказал полицейский.

       – Я знаю.

       Агент показал знаком, чтобы я следовала за ним. Мы вышли из кабинки. Он с интересом взглянул на меня.

       – Какие у него отклонения? – спросил он. – Повреждение головного мозга?

       – Обширное внутриутробное алкогольное расстройство, – проговорила я слова, так же хорошо известные мне, как мое собственное имя.

       – Неужели? – Он удивленно посмотрел через мое плечо на кабинку, как будто мог увидеть что-то сквозь штору. – Разве за такими детьми не надо постоянно присматривать?

       – Не всегда. Это зависит от того, какая часть их организма была больше всего поражена последствиями алкогольной зависимости.

       – Значит, вы – его приемная мать?

       В полиции на острове Топсейл знали меня, знали Энди и знали нашу историю. Но этот уилмингтонский агент был совсем из другого мира.

       – Нет, я – его биологическая мать, – сказала я. – Целых пятнадцать трезвых лет.

       Его улыбка увяла. На лице была нерешительность. Наконец он проговорил:

       – Поздравляю.

       – Спасибо.

       – Итак. – Он посмотрел на свой закрытый блокнот. – Насколько я могу верить тому, что он сказал?

       – Вы можете верить всему, что он говорит, – твердо сказала я. – Энди даже чересчур правдив.

       – Какой необычный ребенок. – Он снова взглянул через мое плечо.

       – Нет необходимости говорить это мне.

       – Я имел в виду, что во время пожара семьдесят пять процентов людей попытались бы выбраться через входную дверь. Такова обычно первая реакция. Стадный инстинкт. Один бежит в каком-нибудь направлении, а остальные бегут за ним. Оставшиеся двадцать пять процентов стали бы выбираться через черный ход. Что касается того, чтобы бежать в туалет и лезть в окно… Кто тот лысый парень, про которого он упоминал?

       – Понятия не имею.

       – Тем не менее Энди выбивает окно в мужском туалете. Странный выбор, но он оказался верным.

       – Да, – сказала я. – Такие ребята, как Энди, думают иначе, чем эти семьдесят пять процентов, и даже не так, как оставшиеся двадцать пять. Это была чистая случайность. С той же вероятностью он мог побежать… ну, не знаю – в женский туалет и вылезти оттуда. – Задумавшись, я обхватила себя руками. – Вы не знаете, всем удалось благополучно выбраться? Я слышала, что это не так.

       Он покачал головой:

       – Есть несколько случаев. По последним сведениям, трое погибших.

       У меня перехватило дыхание.

       – О нет! – Значит, некоторым родителям не удастся услышать, как их дети рассказывают о том, что произошло этой ночью. – И вы знаете, кто это?

       Я подумала о Ките. О Маркусе.

       – Пока имен нет, – сказал он. – Двое детей и один взрослый – это все, что я знаю. Много тяжелых ранений и отравлений дымом. Этот госпиталь набит битком, как банка сардин.

       – А что это за металлический ящик? – спросила я.

       – Деталь кондиционера. Кто-то сделал так, что огонь обошел это место.

       – Кто-то сделал… Вы хотите сказать, что это был поджог?

       Он замахал рукой, как будто пытаясь стереть произнесенные им слова.

       – Я не уполномочен говорить на эти темы.

       – Я слышала, что в здании молодежного центра была проблема с электричеством. Это как-то связано с пожаром в церкви?

       – Будет проведено тщательное расследование, – сказал он.

       – Поэтому вы спросили Энди, не видел ли он кого-нибудь около церкви?

       – Я уже сказал, что будет проведено всестороннее расследование, – повторил он, и я поняла, что теперь он будет отвечать так, что бы я ни спросила.

           

       Я отдернула штору около постели Энди и увидела мужчину, сидевшего на краю кровати на другой стороне палаты. На его голове была повязка, широкие плечи опущены. Когда он поднял голову, чтобы сказать что-то своей сиделке, это движение заставило его вздрогнуть. Я узнала эти темные волосы и карие глаза под длинными ресницами. Он провел дрожащей рукой по лицу, и я увидела, как на щеке его блеснула слеза.

       Медсестра послушала легкие Энди. Она попросила его сделать несколько глубоких вдохов. Покашлять. Я воспользовалась этим мгновением, чтобы прошептать Мэгги:

       – Здесь Бен Триппет.

       Бен работал в добровольной пожарной дружине. Ему было лет двадцать семь, и он являлся тренером Энди по плаванию. Я не сомневалась, что Энди начнет волноваться, увидев его здесь, раненого и несчастного.

       Мэгги вздрогнула, как будто я разбудила ее ото сна, и посмотрела в другой конец палаты. Она довольно хорошо знала Бена, поскольку тренировала младшую группу пловцов. Она встала и, прежде чем я успела ее остановить, направилась к Бену. Ему, вероятно, будет неприятно, что мы видели его слезы, но Мэгги уже исполнилось семнадцать, и я не могла контролировать ее поведение. Я видела только ее спину, когда она подошла к Бену, и не могла наблюдать за его реакцией. Она пододвинула стул на колесиках поближе к его кровати, села, и они стали шептаться, наклонив головы, как будто молились. У Бена задрожали плечи, и Мэгги дотронулась рукой до его запястья. Временами она меня удивляла. Откуда у нее это сострадание? Может, от меня, ведь она видит, как я отношусь к Энди. Да нет, вряд ли. Все то хорошее, что было в Мэгги, – это заслуга Джейми. Семнадцатилетняя девчонка находит в себе силы, чтобы утешить взрослого мужчину. Иногда она вызывала у меня восхищение.

       Медсестра, сидевшая около Энди, встала.

       – Надо будет провести всесторонний осмотр, и только потом примут решение насчет твоей выписки, – сказала она.

       Энди вытянул руку, чтобы надеть манжету для измерения давления.

       – Другую руку, Энди, – сказала медсестра. – Не забывай, что тебе надо быть осторожным с обожженной рукой.

       Она измерила ему давление и температуру и ушла.

       – Я собираюсь написать книгу о том, как стать героем, – сказал Энди, когда я доставала из-под кровати пластиковый пакет с его рубашкой и ботинками.

       – Может, пока еще рановато? – Надо было немного опустить его на землю. Что за постоянное желание хвастаться? Люди вряд ли такое одобрят.

       Открыв пакет, я отшатнулась, почувствовав отвратительный запах гари от его одежды.

       – Энди, все, что ты сделал вчера ночью, было очень смелым и разумным, – сказала я.

       Он кивнул:

       – Ну да, верно.

       Я хотела, чтобы он покинул госпиталь, не надевая свою вонючую одежду, но на улице было холодно. Я протянула ему полосатую рубашку.

       – Но огонь – очень серьезная вещь, он покалечил многих людей. – Я остановилась. Лучше ему услышать это от меня. – Некоторые погибли.

       Он яростно помотал головой:

       – Я их спас.

       – Ты не мог спасти всех. Это не твоя вина. Я знаю, ты пытался. Но не надо рассказывать людям, какой ты герой. Это называется хвастовством. А хвастаться нехорошо.

       – А если я напишу книгу, это не будет хвастовством?

       – Нет, не будет, – сказала я.

       Позади меня внезапно распахнулась стеклянная дверь, и, повернувшись, я увидела Дон Рейнольдс, которая влетела в комнату и бросилась к Бену.

       – О боже! Бен! – Она чуть не опрокинула стул вместе с Мэгги, когда рванулась, чтобы обнять Бена. – Я так испугалась. – Она не смогла сдержать слез.

       Я сама чуть не заплакала – от нее исходил такой поток любви и счастья.

       Они с Беном жили в маленьком домике в Серф Сити, и Дон работала вместе с Сарой в кафе «Яванский кофе».

       – Все нормально. – Бен успокаивающе сжал ее руки. – Я не пострадал.

       Мэгги молча встала, уступая место Дон, потом вернулась к нам.

       – Как он? – спросила я, кивнув в сторону Бена.

       – Не очень хорошо. – Она прикусила губу. – У него семилетняя дочка, которая живет с его бывшей женой в Шарлотт. Он все думает о ней. Представляет, что могло бы произойти, если бы она оказалась в таком положении.

       – Я сказала Энди, что несколько человек погибло в огне.

       Мэгги снова всхлипнула и полезла в карман за скомканным носовым платком.

       – Просто не понимаю, как такое могло произойти.

       – Я напишу книгу про это, но там не будет хвастовства, – зашнуровывая ботинки, проговорил Энди.

       – Бен сказал, что ему на голову свалилась балка. С ним был дядя Маркус.

       Маркус. Я помню, что сказал полицейский агент – двое детей и один взрослый. И во второй раз за этот вечер страх и горе перенеслись с моего сына на деверя.

 


       4

      Маркус

 

       Я в третий раз набрал номер Лорел, сворачивая на Рыночную улицу. Оставьте сообщение после сигнала. Опять. «Кончай, Лорел. Сейчас не время делать вид, что ты меня не знаешь».

       – Ради бога, позвони! – закричал я в трубку.

       Я все еще не мог поверить, что Лорел отпустила Энди на локин, тот самый, который проходил в церкви мемориала Друри.

       Как только я выбрался из этой преисподней, ко мне подбежал Пит.

       – Локвуд! – Он стоял всего в нескольких футах, но ему приходилось перекрикивать шум генераторов, рев сирен и шипенье пара. – Твой племянник в Нью-Ганновере. Выбирайся отсюда!

       Я мгновенно все понял.

       – Энди был здесь? – Я стащил с себя пожарный костюм и сбросил шлем. В церкви мои руки были твердыми, как сталь. Внезапно они затряслись.

       – Вот именно, – бросил на ходу Пит, рысью направляясь к аварийке. – Бросай свое снаряжение и поезжай. Мы справимся.

       – А Лорел знает? – крикнул я, но он меня не слышал.

       Я пробежал несколько кварталов до парковки, по дороге сбрасывая с себя пожарный костюм, пока не оказался в униформе. Прыгнул в свой пикап и рванул с парковки. Они закрыли мост для всех видов транспорта, кроме машин «Скорой помощи», но, когда офицер, стоявший у въезда на мост, узнал меня, он махнул, чтобы я проезжал. Я звонил Лорел домой и на мобильник. Теперь я звонил в отделение экстренной медицинской помощи в Нью-Ганновере. Руки так дрожали, что пришлось набирать номер дважды.

       – Отделение экстренной медицинской помощи, – ответил женский голос.

       – Говорит начальник пожарной команды Серф Сити Маркус Локвуд, – крикнул я в телефонную трубку. – У вас есть пациент, Энди Локвуд из Друри. Можете сообщить мне о его состоянии?

       – Одну минуту.

       Шум госпиталя – звуки сирен и крики – наполнил кабину моего пикапа. Кто-то выкрикивал слова, которые я не мог расслышать. Кто-то рыдал. Как будто безумие пожара переместилось в госпиталь.

       – Ну, давай же, скорее. – Мои пальцы сжали рулевое колесо.

       – Мистер Локвуд?

       – Да.

       – У него ожог дыхательных путей и ожоги тела.

       Проклятье.

       – Подождите сек…

       Я услышал, как она с кем-то говорит. Потом она снова вернулась к телефону.

       – Ожоги первой степени, так говорит его медсестра. Только рука. Состояние стабильное. Сестра сказала, что он герой.

       Нет, это про какого-то другого парнишку. Слова «Энди» и «герой» не монтировались в одном предложении.

       – Вы точно говорите об Энди Локвуде?

       – Он ваш племянник, не так ли?

       – Да.

       – Его медсестра говорит, что он помог нескольким детям выбраться из церкви через окно мужского туалета.

       – Что?

       – И еще она сообщила, что он чувствует себя лучше.

       Я не мог говорить. Положив телефонную трубку, я сжал руками рулевое колесо. Дорога затуманилась перед глазами. Никакой пожар не привел бы меня в такое смятение, как этот короткий телефонный разговор.

       Теперь, когда я знал, что Энди в безопасности, я был здорово взбешен. Это был поджог. Я приехал на первой пожарной машине и успел сделать обход. Следы огня были на всех четырех стенах здания. Это не могло произойти случайно.

       Я распознал следы поджога. Когда я был маленьким, то часто баловался со спичками и однажды спалил сарай. Я попытался свалить это на Джейми, но родители знали, что их праведный старший сын никогда не опустится до подобных вещей. Не помню, как они меня наказали – лишь первоначальный ужас при виде отцовской промасленной ветоши, ярко вспыхнувшей на верстаке, сопровождаемый страхом, что огонь перекинется на стену дома. Я получил все одновременно – страх, эмоциональное возбуждение. Но, черт возьми, если уж какой-нибудь заднице захотелось что-нибудь поджечь, зачем выбирать церковь, набитую детьми? Почему не выбрать один из сотен пустых летних домиков на острове? Здание само по себе не было большой потерей. Мемориал Друри многие годы существовал на собираемые средства, стараясь где-нибудь достать деньги, чтобы построить церковь побольше. Интересно, было ли это простым совпадением? А также являлось ли совпадением то, что локин был перенесен из молодежного центра в церковь? Как бы то ни было, я чувствовал себя лучше, думая о расследовании, а не об Энди.

       Когда я подъехал ко входу, из отделения «Скорой помощи» выходили Бен Триппет и Дон Рейнольдс.

       – Вот настоящий мужчина! – сказал я, похлопав Бена по плечу.

       – Пижон, – ответил Бен, стараясь улыбнуться.

       Он прижимал к себе Дон, и в свете лампы у входа я увидел ее покрасневшие глаза.

       – Как твоя голова? – В церкви он полз передо мной, когда что-то – балка, статуя или бог знает что еще – упало ему на голову и сбило шлем. В луче карманного фонарика я тогда увидел, как с его щеки капает кровь. В общем, он принял на себя то, что могло достаться мне.

       – Семнадцать швов. – Дон крепче прижалась к Бену. – Возможно, сотрясение.

       – По крайней мере одну жизнь ты сегодня ночью спас, Триппет, – сказал я. – Можешь рассчитывать на меня в любой момент.

       По правде говоря, я не любил ездить на вызов вместе с ним. Бен меньше года работал добровольцем в пожарной дружине, и я был уверен, что продержится он недолго. У него имелись желание, амбиции, сообразительность, но он страдал клаустрофобией. Он надевал весь такелаж пожарника, делал первый вдох в противогазе и терял самообладание. Типичный приступ паники. Парни постоянно насмехались над ним. Сначала добродушно, но, когда стало понятно, что проблема довольно серьезная, насмешки стали злыми, и я не мог винить их за это. Никто не хотел идти в огонь с человеком, которому нельзя доверять. Бен уже был готов уволиться. А также уехать с острова. Но он наконец смог преодолеть свой страх во время учебной тревоги и примерно месяц назад сказал мне, что готов идти на пожар.

       – Ты уверен? – спросил я. – Между учебным пожаром и настоящим огромная разница.

       – Уверен.

       Он не шутил. В эту ночь он шел впереди меня, дюйм за дюймом пробираясь ползком через горящую церковь. Внезапно у него раздался сигнал, что воздух на исходе. Мы все стартовали с полными баллонами, но волнение заставляет вас глотать воздух быстрее.

       – Уходи! – крикнул я ему.

       Слова из маски долетали глухо. Но он услышал. Я знал, что он слышал меня, но не повернулся. Вместо этого он продолжал ползти вперед. Я услышал тупой удар чего-то упавшего на его шлем. Услышал, как он замычал от боли. Увидел красную полосу на его щеке.

       – Бен! – крикнул я. – Поворачивай назад!

       Но он продолжал ползти вперед. Я взял рацию:

       – У меня здесь раненый пожарный, у которого кончается воздух.

       Сквозь мрак я внезапно увидел экран его термоотражающей камеры. Впереди нас кто-то был. Он шел за кем-то из детей.

       Одна девочка смогла заползти в свой спальный мешок и найти в нем воздушный карман. Бен схватил ее, и мы вместе вытащили ее из церкви. Она была без сознания, но жива.

       – Твой парень – упрямый сукин сын, – проговорил я, поворачиваясь к Дон. – Но одной маленькой девочке повезло, что у него такой характер.

       – Я знаю, что кто-то из детей погиб, – сказал Бен. – Мне не надо было уходить. И тогда мы могли бы…

       – Ты не мог остаться, парень. – Я сжал его плечо. – У тебя голова была разбита.

       Бен прижал к глазам закопченные пальцы. В любую секунду он мог потерять самообладание.

       – Все нормально, приятель. Этой ночью ты действовал выше всех похвал.

       Отсвет электрических ламп упал на темные волосы Бена, и внезапно он напомнил мне Джейми.

       – Ты слышал, Бен? – Дон повернулась и положила руку ему на грудь. – Ты сделал все, что мог, милый. – Она взглянула на меня: – Ты в курсе, отчего начался пожар?

       – Скорее всего, это поджог.

       – Кто мог сделать такое?

       Я покачал головой.

       – Вы случайно не видели здесь моего племянника? – Я взглянул мимо них в раскрытые двери отделения экстренной помощи. – Энди?

       – Он там. – Дон дотронулась до моей руки. – С ним все в порядке.

           

       Энди, скрестив ноги, сидел на кровати в отделении экстренной помощи и был очень похож на маленького худого Будду с забинтованной рукой. В горле у меня внезапно запершило. Лорел сидела около кровати, повернувшись ко мне спиной. Ее темные волосы, заколотые пряжкой, падали на плечи. Мэгги, свернувшись калачиком, примостилась в ногах постели.

       Энди увидел меня, когда я открывал стеклянную дверь.

       – Дядя Маркус! – крикнул он.

       В два прыжка я добежал до его кровати и наклонился, чтобы обнять, перегнувшись через Лорел. У него была узкая мальчишеская спина, хотя от плавания развились мускулы. Я вдохнул запах дыма от его волос, но пока не мог говорить. Наконец собрался с силами.

       – Рад видеть тебя, Энди. – В горле першило, словно его натерли наждаком.

       – Я – герой, – проговорил Энди и бросил быстрый взгляд на Лорел. – Я могу сказать это дяде Маркусу?

       Лорел хмыкнула.

       – Конечно, – сказала она. – Ведь дядя Маркус твой родственник. – Она взглянула на меня: – Я сказала Энди, что он не должен хвастаться.

       Я обнял Мэгги и прижал ее к себе.

       – Как поживаешь, Мэгги?

       – Прекрасно, – сказала она. Но выглядела она далеко не прекрасно. Ее лицо было воскового цвета. Под глазами кожа была красноватой и сухой.

       – Не переживай. – Я сжал ее плечи. – С ним все будет в порядке.

       – С кем? – спросила она, отсутствующе глядя на меня.

       – С Энди, детка.

       – А, я знаю.

       – А как насчет тебя, Маркус? – спросила Лорел. – Ты ведь ненормальный. С тобой все в порядке?

       – Все отлично. Но мне бы хотелось услышать от Энди, почему он герой.

       Сесть было некуда, так что я примостился на уголке стула вместе с Лорел. Энди сбивчиво начал рассказывать свою историю, и я забыл свой гнев на Лорел за то, что она меня не позвала.

       – И вот, когда я выдрался из окна…

       – Выбрался, милый. – Лорел рассмеялась и ударила его по руке.

       – Я выбрался из окна мужской уборной и прыгнул на металлический ящик вместе с Эмили, а потом залез обратно и таким же способом вывел из церкви всех остальных.

       – Невероятно, – проговорил я. – Как гаммельнский крысолов.

       – А это кто? – спросил Энди.

       – Гаммельнский крысолов – это сказочный персонаж, Энди, – сказала Лорел, – за которым пошли дети. Вот что имел в виду дядя Маркус. Ты похож на гаммельнского крысолова, потому что за тобой пошли дети.

       – А мне казалось, что за ним пошли крысы, – проговорила Мэгги.

       Я вздохнул.

       – Какая разница! Хотя это не самая лучшая аналогия.

       Лорел посмотрела на часы, потом встала.

       – Маркус, могу я поговорить с тобой пару минут? – спросила она.

       Я наклонился к Энди, взял его обеими ладонями за голову и поцеловал в лоб. Господи, когда же выветрится этот отвратительный запах гари?

       – Пока, Энди, скоро увидимся.

       Я бегом догнал уже вышедшую из палаты Лорел. Она занималась оздоровительным бегом трусцой, свихнулась на здоровом питании и не шла, а летела, как выпущенная из лука стрела. Она повернулась ко мне, руки сложены на груди – ее привычная поза при разговорах со мной. Так я обычно и представлял ее – руки закрывают грудь, как щит.

       – Почему, черт возьми, ты мне не позвонила? – спросил я.

       – Все случилось слишком быстро. Послушай, где-то здесь должен быть Кит Уэстон.

       – Как, Кит тоже там был?

       Она кивнула:

       – Его отправили на вертолете. Сара уехала с пожара одновременно со мной, но здесь я ее не видела.

       – Пойдем.

       Я направился к стойке администратора.

       – Здесь был федеральный агент. Он разговаривал с Энди, – сказала Лорел.

       – Отлично. Они легки на подъем. За это я их и люблю.

       – Он сказал, что есть трое погибших. Ты знаешь, кто?

       – Не имею представления.

       Я знаю, она боялась, что Кит может оказаться среди погибших. Я погладил ее ладонью по спине.

       – Я знаю только, что там было много раненых.

       Мы подошли к стойке, но администратор был слишком занят, и мы не стали его беспокоить. Я остановил молодого человека в синем операционном костюме, направлявшегося к лечебному отделению.

       – Мы можем узнать о состоянии одного из пострадавших во время пожара? – сказал я, представившись. – Кита Уэстона?

       – Да, конечно, – сказал он, как будто это была его работа, и исчез в коридоре.

       Я посмотрел на Лорел:

       – Это просто невероятно. – Я кивнул в сторону палаты Энди: – Он вывел наружу других детей?

       – Удивительно, правда? Но агент сказал, что так оно и было. Я думаю, что он смог сделать это потому, что у него другое мышление, отличное от остальных, иначе он бросился бы ко входной двери.

       – И еще у него нет страха, – добавил я.

       Лорел помедлила, прежде чем кивнуть. У Энди было множество фобий, но она понимала, что я имею в виду. У него отсутствовало чувство страха. Он не понимал, что это такое. Он был импульсивен. Я вспомнил случай, когда он нырнул с пирса за шляпой, которую ветер сдул с его головы.

       Молодой человек в операционном костюме вернулся.

       – Его здесь нет. Его сразу отвезли в университетскую клинику на Чейпел Хилл.

       Лорел поднесла пальцы ко рту.

       – В ожоговый центр?

       Юноша кивнул.

       – Я говорил с одним из врачей. Они ввели его в медикаментозную кому.

       – Он выберется? – Рука Лорел дрожала.

       – Этого я не знаю, – проговорил юноша. – Извините.

       У него запикал пейджер, и парень устремился прочь, перейдя на бег.

       – А его мать? Она вместе с… – крикнула вдогонку Лорел, но он уже был далеко.

       Лорел прижала к лицу трясущиеся пальцы.

       – Бедная Сара.

       – Да, – сказал я. – Какое счастье, что с Энди все в порядке.

       – Ох, Маркус. – Она взглянула мне прямо в лицо и задержала взгляд почти на секунду. – Я чуть не сошла с ума.

       – Я тоже.

       Мне захотелось обнять ее и прижать к себе. Но, стараясь быть осмотрительным, я лишь положил руку ей на плечо, и мы направились в лечебное отделение к Энди.

 


       5



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.