Annotation 22 страница

Бункер 18
Вода в кастрюльке на плите шумно кипела, источая пар. Крохотные капельки перелетали через край. Лукас снял с жестянки плотно пригнанную крышку и вытряхнул в ситечко несколько чайных листьев. Руки у него дрожали, когда он опускал заварку в свою кружку. Он поднял кастрюльку, и немного воды пролилось на горелку. Послышалось шипение, слегка запахло горелым. Заливая листья кипятком, он краем глаза наблюдал за Бернардом. — Я просто не понимаю, — сказал Лукас, держа кружку обеими руками и согревая ладони. — Как кто-то решился?.. Как вообще можно сделать нечто подобное специально? — Он тряхнул головой и уставился в кружку, где несколько листиков уже вырвались на свободу и плавали вокруг ситечка. Затем он посмотрел на Бернарда. — И вы знали? Откуда? Как вы могли узнать? Бернард нахмурился. Он почесал усы, положив другую руку на живот. — Хотел бы я этого не знать. И теперь ты сам понимаешь, почему некоторые вещи должны быть похоронены. Любопытство может раздуть тлеющие угольки и спалить бункер дотла. — Он уставился на свои ботинки. — Я сложил картину из кусочков, примерно как и ты, просто узнав то, что нам следует знать для этой работы. Вот почему я выбрал тебя, Лукас. Ты да еще несколько — буквально считаные единицы — человек имеют представление о том, что хранится на серверах. Ты уже готов узнать больше. Можешь представить, что станет, если ты расскажешь что-либо из этого одному из тех, кто работает в красном или зеленом комбинезоне? Лукас покачал головой. — Знаешь, такое уже случалось. Именно так погиб десятый бункер. Я сидел там… — Бернард показал на кабинетик с книгами, компьютером и шипящей рацией, — и слушал, как это происходило. Ученик моего коллеги оттуда транслировал свое безумие всем, кто мог его слышать. Лукас рассматривал настоявшийся чай. Несколько чаинок крутились в потемневшей воде, остальные так и не сумели вырваться из заключения в ситечке. — Вот почему настройки радио блокированы, — сказал он. — И по той же причине мы запираем тебя. Лукас кивнул. Он подозревал это. — А как долго вас тут продержали? Он взглянул на Бернарда, и отчетливо вспомнил, как шериф Биллингс осматривал пистолет, когда к нему приходила мать. Они что, подслушивали разговор? И если бы Лукас ляпнул что-то не то, его и мать застрелили бы? — Я провел здесь чуть больше двух месяцев, пока мой наставник не решил, что я готов и что я усвоил и понял все изученное. — Бернард скрестил руки на животе. — Мне искренне хотелось бы, чтобы ты не задавал этот вопрос, чтобы не догадался обо всем слишком быстро. Такое лучше узнавать, когда ты старше. Лукас сжал губы и кивнул. Странно было вот так запросто беседовать с тем, кто старше, кто знает намного больше, кто гораздо мудрее. Он представил, что это нечто вроде разговора сына с отцом — только разговор был о спланированном уничтожении всего мира. Лукас наклонил голову и вдохнул аромат чая. Запах мяты был подобен путеводной нити сквозь царящий вокруг хаос, он будто воздействовал на центр удовольствия где-то в глубине мозга. Лукас вдохнул аромат, задержал дыхание, потом медленно выдохнул. Бернард подошел в маленькой плите в углу кладовой и стал заваривать чай для себя. — Как они это сделали? — спросил Лукас. — Чтобы убить так много людей. Вы знаете как? Бернард пожал плечами. Он постукивал по жестянке, насыпая чай в ситечко. — Насколько мне известно, они способны на подобное и сейчас. Никто не говорил, как долго это предполагалось делать. Есть опасение, что небольшие группы выживших все еще существуют где-то на планете. Операция «Пятьдесят» совершенно теряет смысл, если выживет кто-то еще. Популяция должна быть гомогенной… — Человек, с которым я разговаривал, сказал, что мы и есть уцелевшие. Только пятьдесят бункеров… — Сорок семь. Да, мы уцелевшие, насколько нам известно. Трудно представить, чтобы кто-то еще оказался настолько же хорошо подготовлен. Но все-таки есть вероятность. Ведь прошло всего двести лет. — Двести? — Лукас прислонился к стойке. Он приподнял кружку, но запах мяты утратил свою магическую силу. — Значит, двести лет назад мы решили… — Они. — Бернард наполнил свою кружку кипятком. — Они решили. Не включай в их число себя. И уж точно не включай меня. — Ладно, они решили уничтожить мир. Стереть все. Зачем? Бернард поставил кружку на плиту, чтобы чай настоялся. Снял очки, протер запотевшие стекла, потом указал очками на кабинет и стену с массивными книжными полками. — Из-за худшей части нашего Наследия, вот из-за чего. Во всяком случае, так, по моему мнению, они ответили бы, если бы все еще были живы. — Он понизил голос и пробормотал: — Но они давно сдохли, и слава богу. Лукас содрогнулся. Ему до сих пор не верилось, что кто-то мог принять такое решение — какими бы ни были исходные условия. Он подумал о миллиардах людей, живших под звездами сотни лет назад. Никто не в состоянии убить так много. Как можно отнять столько жизней — и сделать это с легкостью? — И теперь мы работаем на них. — Лукас плюнул. Он подошел к раковине, вытащил ситечко из кружки и положил на нержавейку, чтобы из него вытекли остатки чая. Отхлебнул осторожно, чтобы не обжечься. — Вы сказали не включать нас, но теперь мы часть всего этого. — Нет. — Бернард отошел от плиты и встал перед небольшой картой мира, висящей над нишей с обеденным столиком. — Мы не принимали никакого участия в том, что натворили эти сволочи. Если бы я добрался до тех, кто это сделал, если бы оказался в одной комнате с ними, я убил бы их всех до последнего. — Бернард шлепнул по карте ладонью. — Убил бы голыми руками. Лукас промолчал и не шевельнулся. — Они не оставили нам шанса. Все это не то, чем кажется. — Он обвел рукой комнату. — Это тюрьмы. Клетки, а не дома. Предназначенные не для того, чтобы защищать нас, а чтобы заставить под угрозой смерти воплощать их представления. — Их представления о чем? — О мире, в котором все люди одинаковые. В котором в каждого из нас вложено слишком много, чтобы тратить наше время на войны. Чтобы расходовать ресурсы, охраняющие одни и те же ограниченные ресурсы. — Он поднял кружку и шумно отхлебнул. — Таково мое предположение, во всяком случае. После десятилетий чтения. Те, кто сделал это, возглавляли могущественную страну, которая начала распадаться. Они предвидели конец, свой конец, и это напугало их. Когда их время начало истекать — не забывай, что это тянулось десятилетиями, — они решили, что у них остался единственный шанс сохранить себя. Сохранить то, что они называли своим образом жизни. И потому они запустили этот план. — В полной тайне? Но как? Бернард сделал еще один глоток, причмокнул и вытер усы. — Кто знает… Не исключено, что в такое попросту никто не мог поверить. Или наградой за сохранение секретов стало включение в число избранных. Они тайком изготавливали все необходимое на таких огромных заводах, что ты и представить не можешь. И делали бомбы на предприятиях, которые, как я подозреваю, были частью всей этой схемы. И никто ни о чем не знал. В Наследии есть рассказы о людях из далекого прошлого, живших в стране, где правили великие короли — нечто вроде мэров, только властвовали они над гораздо большим количеством людей. Когда эти правители умирали, под землей сооружались тщательно продуманные палаты, и их наполняли сокровищами, для чего требовался труд сотен людей. Знаешь, как сохраняли в тайне местонахождение захоронений? Лукас пожал плечами: — Платили кучу читов? Бернард рассмеялся и снял с языка прилипшую чаинку. — У них не было читов. Нет, их способ заставить людей молчать работал безотказно. Их убивали. — Своих же людей? — Лукас оглядел комнату, гадая, в какой из коробок находится книга с этой историей. — Мы тоже способны убивать, чтобы хранить секреты. — Лицо Бернарда посуровело. — Когда-нибудь, когда ты сменишь меня, это станет частью твоей работы. Лукас ощутил резкую боль внутри, когда начал догадываться, на какую работу согласился. По сравнению с таким убивать людей из винтовок казалось честным делом. — Не мы создали этот мир, Лукас, но его выживание зависит от нас. Ты должен понять. — Мы не можем изменить того, что есть, — пробормотал Лукас, — а только то, что будет. — Мудрые слова. — Бернард глотнул чая. — Да. Я только начинаю их понимать. Бернард поставил кружку в раковину и сунул руку в карман комбинезона. Он секунду-другую рассматривал Лукаса, потом снова уставился на небольшую карту мира. — Это сделали злые люди, но их уже нет. Забудь о них. Просто усвой вот что: в качестве извращенной формы самосохранения они заперли свои семьи. Заставили нас играть в игру, где нарушение правил означает смерть для всех. Всех до единого. Но жить по этим правилам, соблюдать их — означает страдания для всех. Он поправил очки, подошел к Лукасу и похлопал его по плечу. — Я горжусь тобой, сынок. Ты впитываешь все намного лучше, чем получалось у меня. А теперь отдохни. Освободи немного места в голове и сердце. Завтра будем заниматься дальше. Он направился через кабинет в коридор и далее к лестнице. Лукас кивнул и промолчал. Он дождался, пока Бернард удалится и лязг металла подскажет, что решетка опустилась на место, и лишь затем прошел через кабинет, чтобы взглянуть на большую схему — ту самую, с вычеркнутыми бункерами. Он долго смотрел на значок первого бункера, гадая, кто руководит всем этим, и могут ли они тоже оправдывать свои действия тем, что условия были им навязаны. Сказать, что на самом деле они ни в чем не виноваты, а лишь смирились с тем, что унаследовали, играя в извращенную игру с гнусными правилами и держа почти всех в неведении и под замком. Кто эти люди, черт побери? Может ли он представить себя одним из них? И как Бернард не понимает, что тоже стал одним из них? 71

Бункер 18
Дверь в генераторную захлопнулась, приглушив грохот перестрелки до отдаленного перестука. Ширли побежала к диспетчерской на подгибающихся от усталости ногах, не обращая внимания на вопросы друзей и коллег, желавших узнать, что происходит снаружи. Все они присели вдоль стен и за ограждением, напуганные взрывом и стрельбой. Уже перед дверью в диспетчерскую Ширли заметила нескольких рабочих из второй смены наверху главного генератора, где они что-то делали с выхлопной системой рокочущей машины. — Достала, — прохрипела Ширли, закрывая за собой дверь в диспетчерскую. Сидящие на корточках Кортни и Уокер взглянули на нее снизу вверх. Судя по вытаращенным глазам и изумлению на лице Кортни, Ширли поняла, что пропустила какое-то событие. — Что случилось? — спросила она, протягивая Уокеру два передатчика. — Эй, вы меня слышите? Уок, она уже знает? — Как такое возможно? — спросила Кортни. — Как она смогла выжить? И что с твоим лицом? Ширли коснулась губы, потом разбитого подбородка, взглянула на пальцы. Они были мокрыми от крови. Ширли прижала ко рту рукав. — Если рация заработает, — пробурчал Уокер, подсоединяя передатчик, — мы сможем спросить Джулс сами. Ширли повернулась и выглянула в смотровое окошко диспетчерской, потом опустила рукав. — Что там Карл с парнями делает с выхлопной трубой? — У них появился план, как ее перенаправить, — пояснила Кортни, вставая. Уокер принялся паять. Запах горячего флюса вызвал у Ширли воспоминания о мастерской старика. Уокер что-то бормотал о своем зрении. Кортни присоединилась к Ширли возле окошка. — Куда перенаправить? — В Ай-Ти. Так, во всяком случае, сказала Хелен. Труба подачи охлаждающего воздуха в их серверную проходит через потолок здесь и лишь затем попадает в главную шахту. Кто-то обратил на это внимание на схеме и подумал, что можно нанести ответный удар. — Значит, мы будем душить их выхлопами? — Ширли такой план встревожил. Она подумала, что сказал бы Нокс, если бы был жив и руководил механиками. Те мужчины и женщины, что работали в Ай-Ти в офисах, точно не являлись их главной проблемой. — Уок, скоро мы сможем поговорить с Джульеттой? Или хотя бы попробовать связаться с ней? — Почти готово. Проклятые линзы, как некстати они разбились… Кортни положила ладонь на руку Ширли: — У тебя все хорошо? Как ты держишься? — Я? — Ширли рассмеялась и тряхнула головой. Взглянула на пятна крови на рукаве, ощутила, как по груди стекает пот. — Я в полном шоке. Я совершенно не понимаю, что здесь происходит. В ушах до сих пор звенит после взрыва на лестнице. Кажется, я подвернула лодыжку. И жутко проголодалась. И ко всему прочему моя подруга оказалась не такой мертвой, как я полагала. Она перевела дух. Кортни продолжала смотреть на нее с тревогой. Ширли знала, что та спрашивала совсем не об этом. — И да, мне не хватает Марка, — негромко добавила она. Кортни обняла ее и прижала к себе. — Прости. Я не хотела… Ширли отмахнулась. Женщины стояли молча и наблюдали через окошко, как небольшая команда из второй смены работает на генераторе, стараясь перенаправить выхлопные газы машины размером с квартиру высоко наверх, к тридцатым этажам. — Но знаешь что? Иногда я радуюсь, что его с нами нет. Такое бывает, когда я думаю, что и мне недолго осталось — что они вот-вот до нас доберутся. И я рада, что Марку не придется терзаться вместе с нами, тревожиться из-за того, что они с нами сделают. И что я больше не увижу, как он уходит воевать, как сидит на урезанном пайке и занимается прочими безумствами. — Она показала на людей на генераторе. Ширли знала, что Марк сейчас или руководил бы этой ужасной работой, или прижимался бы щекой к прикладу винтовки. — Прием. Проверка связи. Прием, прием. Женщины обернулись. Наморщив от сосредоточенности лоб, Уокер щелкал красным тумблером передатчика, микрофон гарнитуры торчал у него возле подбородка. — Джульетта? Ты меня слышишь? Прием! Ширли подошла к Уокеру, присела рядом на корточки, положила руку на его плечо. Все трое уставились на наушники, дожидаясь ответа. «Да? » Из маленьких динамиков послышался негромкий голос. Ширли прижала ладонь к груди: от этого чуда — ответа — у нее перехватило дыхание. И лишь через долю секунды она поняла, что говорит не Джульетта. Голос был другой. — Это не она, — удрученно прошептала Кортни. Уокер махнул рукой, чтобы женщина замолчала. Громко щелкнул красный тумблер — Уокер переключился на режим передачи. — Прием. Меня зовут Уокер. Мы приняли сообщение от друга. Там есть еще кто-нибудь? — Спроси, где они, — прошипела Кортни. — Где именно вы находитесь? — добавил Уокер, прежде чем щелкнуть тумблером. В динамиках раздался треск, а затем послышался голос: «Мы нигде. Вы никогда нас не найдете. Держитесь от нас подальше». Пауза, шипение статики. «А ваш друг мертв. Мы его убили». 72

Бункер 17
Вода внутри комбинезона была ледяной, воздух вокруг — холодным, а их сочетание и вовсе представлялось смертельным. Пока Джульетта работала ножом, зубы у нее громко стучали. Она провела лезвием по мокрой оболочке комбинезона — с ощущением, что уже делала это прежде. Первыми отделились перчатки, нарушив целостность комбинезона. Из всех надрезов полилась вода. Джульетта потерла окоченевшие руки, едва их ощущая. Она резала материал на груди, поглядывая на Соло. Тот лежал неподвижно, как покойник. Большой гаечный ключ пропал. Сумка с вещами — тоже. Компрессор лежал на боку, придавив согнутый шланг. Из-под слабо завинченного колпачка топливного бака сочился бензин. Джульетта замерзала. Она едва могла дышать. Разрезав материал на груди, она просунула в дыру ноги, развернула комбинезон спиной вперед и попыталась отделить полосу «липучки». Пальцы у нее настолько онемели, что она не смогла сделать даже этого. Тогда она прошлась вдоль полосы ножом, разрезая «липучку», закрывающую молнию. Стиснув пальцы так, что они побелели, она расстегнула молнию и сбросила с себя комбинезон. Мокрый, он потяжелел вдвое. Джульетта осталась в двух слоях черного нижнего комбинезона, все еще насквозь мокрая и дрожащая, с ножом в трясущейся руке. А рядом лежало тело человека, пережившего все, что обрушил на него этот отвратительный мир, кроме ее появления. Джульетта подошла к Соло и приложила пальцы к его шее. Руки у нее были ледяные; она не нащупала пульс, но не была уверена, что смогла бы. С трудом поднявшись, она едва не упала и ухватилась за перила лестничной площадки. Пошатываясь, она побрела к компрессору, понимая, что ей необходимо согреться. Ей безумно хотелось спать, но она знала, что если заснет, то уже не проснется. Канистра с бензином все еще была полна. Джульетта попыталась отвинтить колпачок, но руки настолько окоченели, что все попытки оказались бесполезными. Дыхание вырывалось облачками пара, напоминая Джульетте о тепле, которое она теряет. Джульетта взяла нож. Держа его обеими руками, она вонзила острие в колпачок. Вращать плоскую рукоятку оказалось легче, чем скользкий пластик. Как только колпачок поддался, Джульетта положила нож на колени и завершила дело руками. Наклонив канистру над компрессором, она полила бензином большие резиновые колеса, корпус и мотор. Она все равно никогда уже не захочет использовать его снова, никогда не доверит ему или любой другой машине снабжать себя воздухом. Поставив канистру, опустевшую лишь наполовину, Джульетта отодвинула ее ногой подальше от компрессора. Бензин просачивался сквозь металлическую решетку, капли мелодично постукивали о водную поверхность внизу, и на ядовитой пленке появлялись новые радужные разводы. Держа нож лезвием вниз и тупой стороной от себя, Джульетта ударила им по металлическим пластинам радиатора. После каждого взмаха она отдергивала руку, ожидая увидеть мгновенно вспыхнувшее пламя. Но искры не было. Джульетта стала бить сильнее, сожалея, что приходится так использовать ее единственное средство защиты. Неподвижное тело Соло напоминало, что нож может ей понадобиться, если она сумеет побороть этот смертельный холод… Нож ударил по пластине, сделав на ней зарубку, послышался легкий хлопок, и по руке поползло тепло. Джульетта выронила нож и замахала рукой, но пламени на себе не обнаружила. Зато горел компрессор. И часть решетки тоже. Когда огонь начал угасать, она взяла канистру и плеснула еще немного бензина. Большой шар оранжевого пламени с шипением рванулся в воздух. Колеса с потрескиванием загорелись. Джульетта присела, ощущая жар пляшущего огня, пылающего по всей металлической поверхности компрессора. Она начала раздеваться, время от времени поглядывая на Соло и пообещав себе, что не оставит его тело и вернется за ним. В конечности вернулись ощущения — сперва частично, затем вместе с покалывающей болью. Обнаженная, Джульетта свернулась калачиком возле небольшого костра и потерла руки, согревая ладони теплом своего дыхания. Еще дважды ей пришлось кормить голодный скупой огонь. Лишь колеса горели хорошо, избавив Джульетту от необходимости снова высекать искру. Блаженное тепло понемногу распространялось и по полу площадки, согревая кожу в тех местах, где она касалась металла. Зубы у Джульетты яростно стучали. Она поглядывала на лестницу, поддавшись новому страху — что в любой момент послышится топот спускающихся ног, и она окажется в ловушке, зажатая между людьми и ледяной водой. Она подобрала нож, выставила его перед собой, держа обеими руками, и постаралась усилием воли заставить себя не дрожать так сильно. Отражение лица на лезвии заставило ее встревожиться еще больше. Она выглядела бледной, как привидение. Губы были фиолетовыми, вокруг запавших глаз залегли темные круги. Она едва не рассмеялась, увидев, как дрожит подбородок и стучат зубы, и подползла ближе к огню. Оранжевые отсветы плясали на лезвии, бензин капал сквозь решетку пола, растекаясь по воде радужными пятнами. Когда остатки топлива стали догорать, а пламя — съеживаться, Джульетта решила уходить. Она все еще дрожала, но в глубине шахты, на таком удалении от электричества Ай-Ти, она ничего не могла поделать с холодом. Джульетта потрогала черное белье, которое недавно сняла. Один комплект остался скомканным и был все еще насквозь мокрым. Второй она разложила на полу, но не сообразила повесить сушиться. Белье все еще оставалось влажным, но лучше было надеть его и согреть на себе, чем позволить холодному воздуху высасывать тепло из тела. Джульетта сунула ноги в штанины, протиснула руки в рукава и застегнула молнию спереди. Босиком, на трясущихся ногах она вернулась к Соло. На этот раз она смогла пощупать его шею. Он все еще был теплым. Джульетта не могла вспомнить, как долго тело покойника остывает. И тут она ощутила на его шее слабую и редкую пульсацию. У него билось сердце. — Соло! — Она потрясла его за плечи. — Эй! — Какое имя он тогда прошептал? Джульетта вспомнила. — Джимми! Когда она трясла его за плечи, голова у него моталась. Под растрепанными волосами было много крови. Большая ее часть уже запеклась. Джульетта осмотрелась в поисках сумки — они принесли еду, воду и сухую одежду, чтобы переодеться по возвращении, — но сумка исчезла. Тогда Джульетта схватила второй комплект белья. Она не могла поручиться за чистоту воды, пропитавшей ткань, — но лучше была такая вода, чем никакой. Стиснув ткань в тугой комок, она выжала несколько капель на губы Соло и еще немного — на голову, затем отвела назад волосы, чтобы осмотреть рану, ощупала рассеченную кожу. Как только в открытую рану попала вода, Соло отпрянул. В бороде желтой полоской мелькнули зубы, когда он завопил от боли, а руки вскинулись, напряженно замерев перед лицом. Он еще не пришел в себя окончательно. — Соло. Эй, все хорошо. Она прижала его к себе, пока он приходил в сознание, вращая глазами и моргая. — Все хорошо, — повторила Джульетта. — Ты поправишься. Она протерла рану комком мокрой ткани. Соло застонал и схватил ее за запястье, но не стал его отводить. — Жжет, — сказал он, моргнул и осмотрелся. — Где я? — Внизу, — напомнила Джульетта, радуясь тому, что он заговорил. Она чуть не расплакалась от облегчения. — Думаю, на тебя напали… Он попытался сесть, зашипев от боли и стиснув ей запястье. — Полегче, — предупредила она, пытаясь снова его уложить. — У тебя большая рана на голове. Его тело расслабилось. — Где они? — спросил он. — Не знаю. Что ты помнишь? Сколько их было? Соло закрыл глаза. Джульетта протирала его рану. — Только один. Кажется. — Он широко раскрыл глаза, словно шокированный воспоминанием о нападении. — Моего возраста. — Нам надо вернуться наверх, — сказала Джульетта. — Подняться туда, где тепло, вымыть тебя, а мне — высохнуть. Как думаешь, ты сможешь идти? — Я не сумасшедший. — Я знаю. — Вещи, которые перемещались, и свет — это был не я. Я не сумасшедший. — Нет, — согласилась Джульетта. Она вспомнила все те случаи, когда думала подобное о себе. Такое всегда происходило на нижних уровнях бункера, обычно когда она мародерствовала в отделе снабжения. — Ты не сумасшедший, — успокоила она Соло. — Ни капельки не сумасшедший. 73

Бункер 18
Лукас не мог заставить себя учиться — во всяком случае, учить то, что ему полагалось. Раскрытый том Правил лежал на деревянном столике, склоненная маленькая лампа на гибкой ножке заливала его пятном теплого света. Вместо того чтобы заниматься, Лукас стоял перед схемой на стене, глядя на расположение бункеров, очень похожее на расположение серверов в комнате у него над головой, и прислушиваясь к рации, транслирующей звуки далеких боев. Шло решительное наступление. Отряд Симса потерял несколько человек после мощного взрыва где-то на лестнице — но не на главной лестнице, — и теперь они вели бой, который, как они надеялись, должен стать последним. Из маленьких динамиков рации доносились разбавленные потрескиванием статики переговоры бойцов, согласовывающих свои действия. Бернард выкрикивал им приказы из своего офиса этажом выше, и когда ему отвечали, голоса всегда звучали на фоне перестрелки. Лукас знал, что ему не следует это слушать, но не мог остановиться. В любой момент могла позвонить Джульетта и спросить про новости. Она захочет узнать, что произошло, как наступил конец, и хуже самого рассказа будет лишь признание, что он ничего не знает, потому что у него не было сил слушать. Протянув руку к схеме, Лукас коснулся округлого значка семнадцатого бункера. Он чувствовал себя божеством, обозревающим строения с высоты. Лукас представил, как его рука пронзает темные облака над Джульеттой и ложится на крышу сооружения, построенного для тысяч людей. Он провел пальцами по красному кресту, перечеркивающему бункер на схеме, по двум косым линиям, символизирующим столь большую потерю. На ощупь линии оказались скользкими, как если бы их провели восковым карандашом или чем-то подобным. Лукас попробовал вообразить, как однажды получит известие, что все население какого-то бункера погибло. И ему придется открыть ящик стола Бернарда — его стола — и отыскать красную палочку, а потом перечеркнуть еще один шанс для их Наследия, еще одно убежище под землей. Лукас взглянул на потолочные лампы. Они горели ровно, не мигая. Почему она не звонит? Он поскреб косую линию и отделил чешуйку. Воск застрял под ногтем, но линия на бумаге осталась кроваво-красной. Ее уже не стереть, не отчистить… Динамик взорвался звуками перестрелки. Лукас подошел к полке, где стоял приемник, и послушал, как выкрикиваются приказы и люди убивают друг друга. На лбу выступил липкий пот. Лукас знал, что ощущаешь, когда нажимаешь на спусковой крючок и обрываешь чью-то жизнь. В груди стало пусто, ноги подкосились. Он ухватился за полку влажными ладонями и посмотрел на аппарат, висящий в запертой клетке. Как ему хотелось вызвать всех этих людей и попросить не делать то, что они делают, прекратить безумие, насилие, бессмысленные убийства. Для всего бункера происходящее сейчас может закончиться красным крестом. Вот чего они должны бояться, а не друг друга. Лукас коснулся металлической решетки, не подпускающей его к рации, ощущая свою правоту и одновременно глупость стремления рассказать все остальным. Это так наивно. И ничего не изменит. Слишком просто — удовлетворять кратковременную ярость, глядя на кого-то поверх ствола. А вот чтобы избежать уничтожения, требуется нечто иное — предвидение и невероятное терпение. Пальцы Лукаса скользнули по металлической решетке. Он заглянул внутрь, посмотрел на шкалу со стрелкой, указывающей на пометку «18». На круглой шкале было пятьдесят номеров, обозначающих пятьдесят бункеров. Лукас тщетно подергал дверцу клетки, желая услышать что-нибудь другое. Что можно услышать из тех далеких мест? Наверное, что-то безобидное. Шутки и треп. Слухи. Лукас подумал, с каким трепетом вклинился бы в один из таких разговоров и представился людям, которые еще ничего не знают. «Я Лукас из восемнадцатого бункера», — произнес бы он. И те захотели бы узнать, почему у бункеров есть номера. И Лукас попросил бы их быть добрыми друг к другу, сказал бы, что их осталось очень мало и что все книги и звезды во вселенной станут бессмысленны, если не сохранится никого, кто мог бы читать и смотреть на небо через просветы в облаках. Лукас оставил рацию в покое — она продолжала трещать о войне — и прошел мимо стола и пятна света, заливающего скучные Правила. Он стал просматривать коробки с книгами в поисках чего-нибудь, чтобы отвлечься. Он ощущал тревогу и ходил туда-сюда, подобно свинье в загоне. Надо было бы сделать пробежку между серверами, но после бега придется идти под душ, а мытье почему-то стало казаться ему невыносимой обязанностью. Согнувшись возле дальнего конца полок, Лукас стал перебирать лежащую там стопку не подшитых и не уложенных в коробки бумаг. В эту стопку попали накопившиеся за годы рукописные заметки и добавления к Наследию. Бумаги для будущих лидеров бункера: инструкции, предписания, напоминания. Он вытащил руководство для диспетчера генераторной, написанное Джульеттой. Лукас сам видел, как Бернард положил его в стопку несколько недель назад, сказав, что оно может пригодиться, если проблемы внизу станут серьезными. Радио как раз громко сообщало о худшем. Лукас вернулся к столу и наклонил лампу так, чтобы она освещала рукопись. Когда-то он боялся звонков Джульетты, боялся, что его застукают во время разговора, или что на вызов ответит Бернард, или что она попросит его сделать то, что он не сможет, или никогда больше не позвонит снова. А теперь, когда лампы над головой светили ровно и сигнал не гудел, Лукас мечтал только об одном — о ее звонке. И от ожидания у него сдавливало грудь. Хотя подспудно он понимал — то, что делает Джульетта, опасно, и с ней может случиться что-то плохое. В конце концов, она жила под красным крестом — отметкой, означающей смерть для любого, кто там находится. Страницы руководства были полны примечаний, которые она делала остро заточенным карандашом. Лукас потер одну такую строчку, ощутил бороздки от грифеля. Смысл самих примечаний остался для него непостижим. Позиции регуляторов во всех мыслимых комбинациях, позиции клапанов, электросхемы… Пролистывая страницы, он воспринимал руководство как нечто схожее с его звездными картами и созданное человеком, мыслящим примерно как он сам. От осознания этого факта разделяющее их расстояние стало восприниматься еще тяжелее. Ну почему он не мог все вернуть? Отправиться в прошлое, куда-нибудь до очистки, до серии похорон. Она каждый вечер приходила бы с работы и сидела рядом, а он всматривался бы в темноту. Они размышляли бы и наблюдали за небом, болтали и ждали. Лукас перевернул руководство и принялся читать текст пьесы, казавшийся почти неразборчивым. На полях он увидел примечания, сделанные не рукой Джульетты. Он предположил, что их оставила мать Джульетты или кто-то из актеров. На некоторых страницах имелись схемы со стрелочками, обозначающими движение. «Актерские пометки», — решил он. Перемещения по сцене. Наверное, пьеса была подарком Джульетте — женщине, к которой он испытывал чувства и чье имя значилось в названии пьесы. Лукас стал просматривать текст в поисках чего-нибудь поэтического, что смогло бы поднять ему настроение. Пробегая страницы глазами, он вдруг мельком заметил знакомый почерк. Лукас стал перелистывать пьесу обратно, пока не отыскал нужное место. Да, это точно была рука Джульетты. Лукас положил лист под лампу, чтобы прочесть выцветшие буквы: Джордж,
Лежишь ты предо мною. Мертвый.
Спокоен. Недвижим. С чела морщины стерты.
К чему гадать, искать ответ впустую,
Я знаю, что стряслось, и я тоскую.
Подожди. Подожди, подожди меня, милый.
Мои робкие просьбы в безмолвье застыли.
Украду поцелуй с губ холодных твоих
Как единственный плод нашей тайной любви. ^[3]

Лукасу показалось, что его грудь пронзил холодный стержень. Тоска сменилась вспышкой ярости. Что это за Джордж? Увлечение молодости? У Джульетты никогда не было официальных отношений — он проверил документы на следующий же день после их первой встречи. Доступ к серверам давал ему некоторые полулегальные возможности. Может быть, предмет ее воздыханий? Какой-то мужчина из механического, уже влюбленный в другую девушку? Для Лукаса подобное оказалось бы еще хуже. Мужчина, которого она страстно желала, как никогда не станет желать его самого. Может, потому она и нашла себе работу так далеко от дома? Чтобы не видеть этого Джорджа, который ей никогда не достанется? И чувства к которому она спрятала на полях пьесы о запретной любви? Лукас уселся перед компьютером Бернарда. Пошевелив мышкой, он подключился к серверам. Щеки его пылали из-за нового гадкого чувства: Лукас знал, что оно называется «ревностью», но впервые испытал, как из-за него кровь ударяет в голову. Он подключился к базе данных с личной информацией и провел поиск по имени «Джордж» среди населения нижних этажей. Поисковый запрос выдал четырех кандидатов. Лукас скопировал их личные номера, сохранил в текстовый файл, а затем провел поиск по каждому номеру в другой базе. Когда появились фотографии, он просмотрел персональные данные этих людей, ощущая легкую вину за такое злоупотребление властью и небольшую тревогу из-за сделанного открытия. Зато он избавился от мучительной скуки, найдя себе занятие. Лишь один из Джорджей работал в механическом. Пожилой мужчина. Прислушиваясь краем уха к рации, Лукас задумался, что стало с этим человеком, если он все еще там, внизу. Не исключено, что его уже нет в живых и что архивы на пару недель устарели, потому что из-за блокады информация не обновлялась. Двое других были слишком юны. Одному не исполнилось и года. Второй ходил «тенью» за носильщиком. Оставался последний, тридцати двух лет. Работал он на базаре, в графе «профессия» значилось «иное», был женат, имел двух детей. Лукас всмотрелся в мутноватую фотографию. Усы. Намечающаяся лысина. Кривоватая ухмылка. Лукас решил, что глаза у этого Джорджа чересчур широко расставлены, а брови слишком темные и кустистые. Он взял руководство и перечитал запись Джульетты. «Тот мужчина умер», — решил он. «Лежишь ты предо мною. Мертвый». Он выполнил другой поиск, на этот раз глобальный, включающий сведения и об умерших. Результат выдал сотни имен по всему бункеру, начиная со времен, предшествующих восстанию. Лукаса это не обескуражило. Он знал, что Джульетте тридцать четыре года, потому ограничил поиск интервалом в восемнадцать лет, решив, что если ей было меньше шестнадцати, когда она влюбилась, это не станет его напрягать, и он избавится от терзающей его зависти и постыдной ревности. Из найденных Джорджей лишь трое с «глубины» скончались за минувшие восемнадцать лет. Одному было за пятьдесят, другому за шестьдесят. Оба умерли естественной смертью. Лукас задумался — не стоит ли провести перекрестный поиск между ними и Джульеттой? Вдруг они были как-то связаны по работе или состояли в дальнем родстве? И тут он увидел третий файл. Это оказался его Джордж. Ее Джордж. Лукас понял сразу. Он подсчитал, что Джорджу исполнилось бы тридцать восемь, если бы он остался жив. И он умер всего три года назад, а работал в механическом — и никогда не был женат. Лукас провел поиск по личному номеру, и фотография подтвердила его опасения. Джордж был красивым мужчиной: массивный подбородок, широкий нос, темные глаза. Он улыбался в объектив, спокойный и расслабленный. Такого человека тяжело было ненавидеть. Особенно тяжело, поскольку он был мертв. Лукас решил узнать, отчего скончался Джордж, и увидел, что имело место расследование, после которого причиной смерти был признан несчастный случай на производстве. Расследование. Он вспомнил, что слышал что-то насчет Джулс, когда она получила должность шерифа. Относительно ее пригодности для этой работы было много споров и слухов. Особенно среди работников Ай-Ти. Поговаривали, что когда-то она помогла в расследовании одного дела, потому ее и назначили шерифом. А дело-то оказалось именно этим. Была ли она привязана к Джорджу еще до его смерти? Или влюбилась уже потом? Лукас решил, что скорее всего первое. Он поискал в столе угольный карандаш, нашел и выписал личный номер Джорджа и номер его дела. Теперь ему было чем заняться, и это показалось ему своеобразным способом узнать Джульетту лучше. По крайней мере, он сможет скоротать время до тех пор, пока она в конце концов ему снова не позвонит. Успокоившись, он положил клавиатуру на колени и начал копать. 74

⇐ Предыдущая 17 18 19 20 212223 24 25 26 Следующая ⇒