|
|||
2. Герои. 3. Звёздочка2. Герои
— Советский лётчик таранил самолёт! — заорал я, вбегая в комнату. — Зачем же так орать? — сказала мама. — Он ночью таранил! — орал я. — Представляю, — сказала мама. Ничего она не представляла. Я размахивал газетой: — Как даст фашисту в хвост! Винтом как врежет р-р-раз! Бац по хвосту! Тот по-ошёл вниз… Раскрыв глаза, смотрел на меня Боба. Он тоже ничего не представлял. Ведь я собирал все газеты. Я знал всех героев. Я знал их в лицо по портретам. Я очень любил их. Не мог я пропустить ни одной газеты. Не могло такое произойти. И всё же происходило. — Одной газеты у меня сегодня не хватает, — сказал я, — в нашем ларьке она кончилась. Где-то нужно найти. Мама к этому привыкла. А Бобе всё равно. — Попроси у соседей, мама, может быть, у них есть эта газета. Если у них её нет, придётся искать в другом месте. — Неужели нельзя обойтись без одной газеты? — Никак нельзя. — Спроси сам. — Но мне могут не дать. Мать идёт за газетой и возвращается ни с чем. — Я так и знал, — говорю. — Такую газету никто не даст. Первый в мире таран. Представляешь? Ночной. Отрубил фашисту хвост. Вот герой! Нет, такую газету никто не даст, нечего и просить. — Если бы она у них была, они бы дали, — говорит мама. — Никто бы не дал. В этом я убеждён. — Ну, зачем она им, для чего? Никогда бы они не стали из-за газеты портить отношения. — Ничего ты не понимаешь, мама. Из-за такой газеты можно портить отношения. Если бы ты представляла… — Газеты, газеты… — говорит мама. — Зачем тебе столько газет? — Ведь он срезал фашисту хвост! — Ох, эти газеты, — вздыхает мама, — кругом война… — Не искал бы я эти газеты, если бы там войны не было! — Понятно, — говорит мама. Ничего ей не понятно. Я выскочил на улицу. Сел на трамвай. — Посмотрите хорошенько, — попросил я в киоске у бульвара. — Неужели не осталось? — Сейчас посмотрим хорошенько. — Продавец знал меня. — Нет, нету, — сказал он, — ни одной нету. — А может быть, есть? — Не может быть, раз нету. — Как жаль, — сказал я, — неужели нету? — Что за газета? — спросил кто-то. Собрались люди, и все интересовались, что особенного в газете, которую я так ищу. — Советский лётчик таранил самолёт, — сказал я, — он срезал фашисту хвост. — Замечательный лётчик, — сказал продавец. — Я и сам знаю, что замечательный; значит, у вас нет газеты? А где она может быть, вы не знаете? — Поищи, дорогой, где-нибудь может быть. Непременно где-нибудь есть, нужно поискать. — Важные сообщения? — спросил кто-то. — Ночной таран, — сказал я, — срезал фашисту хвост. — Как то есть срезал? — Вот так — вжик! — и я показал рукой, как это делается. Все стали обсуждать ночной таран, и продавец сказал: — Заглядывай почаще. — Мне нужно сегодня, — сказал я. — У меня дома есть эта газета, — сказал один старик, — но я сейчас домой не собираюсь. — А когда вы собираетесь? — Не скоро. — Не надо мальчонку расстраивать, — сказал продавец, — если вы домой не собираетесь, незачем об этом говорить. — В конце концов пойду же я домой, но не сию минуту. — Я подожду, — сказал я. — Первый раз вижу, чтобы человек так газету искал! — Я же вам объясняю: лётчик Талалихин таранил самолёт, разве этого мало? — Он твой родственник, что ли? — спросил старик. — Если бы он был мой родственник, я бы до неба подпрыгнул. — Я бы тоже подпрыгнул, — сказал старик. — Ну вот видите! — Придётся идти за газетой, — сказал старик. — Я хотел посидеть на лавочке, но разве можно отдыхать, когда тебе нужна газета. — Я посижу с вами сколько хотите, — сказал я. — Не уверен, что тебе интересно со стариком сидеть, — сказал он, — вперёд — за твоей газетой! Я ему рассказывал по дороге: — Все газеты с портретами Героев, а у меня ни одного, даже самого дальнего родственника Героя нет. Я и сам на фронт сбега& #769; л, да толку что? Ничего из этого не получилось. В посёлке Монтина меня ссадили и обратно на трамвае привезли. Представляете, поезда там обычно не останавливаются, а этот остановили… — А где отец? — спросил старик. — Известно где, на фронте. — Может, он уже давно Герой, пока ты тут страдаешь. — Может быть. Вот и смотрю в газетах, но пока нету. Неизвестно ведь, когда будет. Ещё до войны увидел я на нашей улице Героя с Золотой Звездой. Я забежал вперёд и вовсю глазею на золотую звёздочку, мешаю ему идти, под ногами верчусь и всё глазею, глазею… Он остановился и спрашивает: «Чего тебе? » Я будто онемел: на звёздочку уставился и не отхожу. Тогда он слегка приподнял меня, осторожно отодвинул в сторону и пошёл дальше. Но я опять за ним побежал, как вдруг, представляете, выходит из-за угла навстречу ему здоровенный дядька — и тоже Герой! Они обнялись, поцеловались и дальше вместе пошли. Вместе сразу два Героя! Встретил сразу двух Героев Советского Союза до войны на нашей улице! Не верите? Клянусь! Вот встреча, а? Только я их фамилии не знаю… — Верю, верю, — сказал старик, — отчего не верить. — Я шёл за ними, шёл, а потом неудобно стало, сколько можно… Скорей всего они были старые друзья, а вы как думаете? — Наверно, старые друзья, — сказал старик, — пожалуй, так оно и было. Воевали вместе в Испании или летали в Америку через Северный полюс. — Удивительная была встреча, до сих пор вспоминаю. Старик согласился, что встреча действительно была удивительна, такого видеть ему до войны не приходилось. Вот окончится война, наглядится он на своих сыновей-героев. На крыше военкомата устанавливали зенитки. Милиция разгоняла любопытных, а они не уходили. Ещё бы! Залезть бы на крышу, на ночь спрятаться и дождаться вражеских самолётов. Начнут палить, а я тут как тут, сын фронтовика, подношу зенитчикам снаряды… Старик с улицы позвал жену, она вышла на балкон и долго не понимала, что от неё требуется. Потом кивнула головой и вынесла газету. Газета полетела как птица, и я помчался её ловить. Но оказалась не та газета. — Найдём, найдём, — сказал старик, — вечно старуха путает. Он опять стал её звать, но она не появлялась. — Придётся подняться, — сказал старик. Мы поднялись, и старик сказал: — Мальчонке нужна другая газета. — А зачем она ему? — Старуха посмотрела на меня. — Она ему просто необходима. — А для чего? — Ну, это его дело, — сказал старик, проталкивая меня в комнату. — Я все газеты собираю с первого дня войны, — объяснил я, — ни одной пока не пропустил. А сегодняшний номер особенный, я за ним и гоняюсь. — А чем он особенный? — спросила старуха. — Ну как же! — Газета лежала на столе, и я показал ей лётчика. Она всё поняла и погладила меня по голове. Она всё понимала. — Непорядок у него насчёт родственников, — сказал старик. — А что у него с родственниками? — спросила старуха. — Ни одного Героя нет, — сказал старик. Они посмотрели друг на друга и улыбнулись. — У нас трое сыновей на войне, — сказал старик. — Мать все газеты просматривает, вроде тебя. Следит за позициями войск по карте, пытается узнать, где сыновья находятся, да разве узнаешь. Старуха вытащила карточки сыновей, и я восхитился, сколько у них орденов. Вот все трое в обнимку. Вот отдельные фотографии. Вот братья совсем малыши. — Про наших сыновей писали, — сказала старуха с гордостью, — кто-то взял газету, а потом не вернул. Я спросил фамилию и вспомнил. «Отважный экипаж» — называлась заметка. Такие вещи я крепко запоминал. У стариков газета не сохранилась, и я обещал принести. Теперь у меня все газеты. Одну дам старикам, и опять получается, что одной у меня всё-таки не хватает. — Ну и пусть.
3. Звёздочка
Я выпилил маленькую звёздочку Героя Советского Союза из большого куска бронзы. Лежит она в старинной бархатной коробочке, как золотая. Откроешь крышку, а она сверкает и переливается. Сколько дней потратил я на эту звёздочку, сколько часов! Попробуйте выпилить гранёную звёздочку из большого куска бронзы! Такую нигде не купишь, нигде не достанешь, ни на что не выменяешь. — Ты читала про дядю? — спросил я маму, любуясь звёздочкой. Никто не мог читать о моём дяде, которого на свете не было. Я просто его выдумал, соврал, но войдите в моё положение, посочувствуйте человеку, у которого непорядок насчёт родственников… Несуществующего дядю наградил я звездой Героя, но разве здесь большой обман? Любой из нас станет Героем, а значит, обмана здесь нет. Если нет мне возможности стать Героем, значит, это единственная возможность. В семье должен быть порядок, в семье должен быть Герой. Вот так рассуждал я, поглядывая на маму, а она возилась у плиты. Не очень-то она меня слушала, да это и неважно. Я сам хотел в дядю поверить, сам слушал себя, вот что важно. Я хотел, чтоб он был в самом деле. — Что это ещё за дядя? — удивилась мама. — Не читала? — спросил я, волнуясь. — Ну и что же ты вычитал? — То и вычитал. — Так что же? — А вот и то. — Странные у тебя выходки, — сказала мама, — о чём ты? — Потом, — сказал я и быстро ушёл с кухни. Мы сели за стол, и мама спросила: — Что это ты там плёл? — Что значит плёл? — обиделся я. — Это правда. — Так в чём там дело? Что там за дядя? — Дядя как дядя, — отмахнулся я. — Ну, а всё-таки? — не отставала мама. — Мой дядя, а не твой, ясно? — разнервничался я. — С ума сошёл? — сказала мама. — Дядя, и всё! — крикнул я, закрыв глаза от волнения. — Могла бы и прочесть! — Ну, хорошо, — сказала мама, — пожалуйста, я просто думала, что-нибудь серьёзное. — Конечно, серьёзное! Очень серьёзное! — Представляю, — сказала мама. Ничего она не представляла. Я встал из-за стола. Маячил у меня перед глазами прославленный дядя. В руке я сжимал свою звёздочку, и острые края впивались мне в ладонь. Я увёл Бобу в другую комнату и показал ему звёздочку. — Дай! — сразу сказал Боба. — Ты погоди, — сказал я. — Отдай! — заорал он. Я спрятал звёздочку в карман и рассказал ему про дядю. Я сочинил для дяди биографию, и Боба меня слушал внимательно. — Всё понял? — спросил я. — Всё, — сказал Боба. — А что ты понял? — Мой дядя — Герой Советского Союза. — Где он раньше жил? — В Ленинграде. — А сейчас? — Не знаю. — Сейчас он на фронте, чтоб ты знал. — На фронте, — повторил Боба. — На каком? — На нашем. — На Ленинградском, чтоб ты знал. — На Ленинградском, — повторил Боба. — Знаешь, какие у него ордена? — Не знаю. Я перечислил. Многими орденами наградил я дядю. — Повтори, — сказал я. Но Боба отказался. — Ты должен знать, сколько орденов у твоего дяди. — Много… — сказал Боба. — Вот и хорошо, что много, родной ведь человек. — Не помню… — ныл Боба. — А где жил твой дядя, помнишь? — возвратился я к началу. — Забыл, — сказал Боба. — Как же ты своего родного дядю не знаешь! — Не хочу твоего дядю… — заплакал Боба. — Он такой же мой, как и твой! — Мне дядю не нужно… — ныл Боба. Я показал ему звёздочку, и он сейчас же к ней потянулся. — Да знаешь ли ты, чья это звёздочка? — сказал я. Он не знал. — Дядина, — сказал я. — Мама! — заорал Боба. — Опять дядя! — Молчи ты, пойми наконец… Нет, он не понимал. Не мог понять мой брат Боба, что значит для меня дядя… — Отстань от малыша, — вмешалась мама. — С такой памятью он далеко не пойдёт! — разозлился я. — Ничего из него путного не выйдет! Нужно тренировать свой ум! — Чего он от тебя хочет? — спросила мама Бобу. — Дядю хочет… — всхлипывал Боба. — Объяснишь ты мне наконец, что это за мифический дядя и чего ты хочешь от ребёнка? — Я хочу, чтоб он был умный. — Он не глупее тебя. Боба подбежал ко мне и шёпотом спросил: — Отдашь звёздочку? — Дам только подержать, — сказал я. — Такую звёздочку даже подержать почётно. — Дядя родился в Ленинграде! — вдруг выпалил Боба. — Не совсем, оказывается, забыл, — сказал я. Бобу словно прорвало: — Два ордена Красного Знамени, два ордена Красной Звезды… — Молодец! — сказал я. — …три медали «За отвагу», три медали «За боевые заслуги»… — шпарил он без запинки. Мама взяла Бобу за руку, он вырвался. — Гвардии майор!!! — орал он откуда-то уже с веранды. — Родился в Ленинграде! А сейчас на фронте!!! Я догнал его, сунул ему под нос звёздочку и спросил: — Чья это звёздочка? И Боба сказал: — Папина. Такого ответа я никак не ожидал. В это время завыла сирена, и мама стала быстро одевать Бобу и велела мне переодеться. Несколько раз уже были тревоги, и всё учебные. Я не спешил, а мама торопила. Сирена выла всё сильней и сильней. Я думал, как бы сбежать — поглядеть, что творится на улице в это время. На лестничной площадке собрались все соседи. Некоторые были с узелками, а семья дяди Гоши с подушками. Дежурный повёл за собой всю компанию. Я держал за руку Бобу, и он подвывал сирене. — Верно ты сообразил, — сказал я Бобе. Он прекратил выть. — Чего сообразил? — Звёздочка, конечно, папина, — сказал я, — при чём здесь дядя… Сирена продолжала выть. Я протянул Бобе тёплую, согретую в ладони звёздочку и задумался о своём папе, которому неизвестно как сейчас приходится…
|
|||
|