Джон Гришем 24 страница

После часа, проведенного на диване, боль одиночества отступила от них обоих. Они взад и вперед ходили по квартирке, взявшись за руки, и целовались. А позже Митч впервые увидел то, что потом все трое стали между собой называть “бумагами Бендини”. До этого ему приходилось видеть только заметки, сделанные рукой Тэмми, ее опись, но не сами документы. Комнатка была похожа на шахматную доску, уставленную кипами бумаг. На двух стенах комнаты Тэмми разместила большие белые листы на манер доски объявлений, теперь эти листы были покрыты ее записями, страничками из блокнотов, информационными схемами.

Позже, видимо, ему придется провести в этой комнате немало часов, разбирая бумаги и готовясь к судебному заседанию. Но только не сегодня. Через несколько минут он оставит Эбби здесь, ему пора будет возвращаться.

Она опять потянула его к дивану.

Коридор на десятом этаже клиники “Бэптист Хоспитэл” был фактически пуст, если не считать старшей медицинской сестры и писавшего что-то за своим столом санитара. Больных разрешалось посещать до Девяти, а сейчас часы показывали уже половину одиннадцатого. Он прошел по коридору, сказал несколько слов сестре, причем санитар так и не поднял своей головы, а затем постучал в дверь.

– Входите, – услышал он звучный мужской голос. Юн толкнул довольно тяжелую дверь и прошел в палату, остановившись у кровати.

– Привет, Митч, – обрадовался его приходу Эйвери. – Ты мне не поверишь.

– Что произошло?

– Я проснулся сегодня в шесть утра от колик в желудке, как мне показалось. Принял душ и тут же почувствовал боль вот здесь, в плече. Стало трудно дышать, я весь покрылся потом. Я подумал еще, нет, только не меня. Черт побери, мне всего сорок четыре, я в отличной форме, все время в работе, прилично питаюсь, ну разве что люблю иногда выпить. Нет, нет, только не меня! Позвонил своему врачу, он предложил мне встретиться с ним здесь, в клинике. Он считает, что это был удар, небольшой такой сердечный удар. Говорит, что ничего серьезного, но несколько дней у них уйдет на обследование.

– Сердечный удар?

– Так сказал врач.

– Ничего удивительного, Эйвери. У нас в фирме заслуживает уважения тот юрист, который доживает до пятидесяти.

– Это все Кэппс, Митч. Сонни Кэппс. Именно он нанес мне этот сердечный удар. Он позвонил в пятницу и заявил мне, что нашел для себя новую фирму в Вашингтоне. Потребовал все свои бумаги. И это мой лучший клиент! В прошлом году он заплатил фирме почти четыреста тысяч, это моя заслуга – я выбил из него почти столько же, сколько он выплатил казне налогов. Расходы на юристов его нисколько не смущают, но одна только мысль об уплате налогов приводит его в бешенство. Я отказываюсь его понижать, Митч.

– В любом случае он не заслуживает того, чтобы из-за него умирали. – Митч обвел глазами палату, рассчитывая увидеть электрокардиограф, но палата оказалась совершенно пустой, аппаратуры не было никакой. Он уселся на стоявший у стены единственный стул, ноги положил на край постели.

– Джин потребовала развода, знаешь?

– Да, я слышал об этом. Но ведь тут нет ничего страшного, так?

– Я удивлен, как это она не додумалась до этого еще в прошлом году. Я предложил ей неплохую сумму, лишь бы дело закончилось тихо. Надеюсь, она примет ее. Мне вовсе не нужны никакие шумные процессы.

Кому они, интересно, нужны, подумал Митч.

– А что сказал Ламберт? – спросил он.

– Это был настоящий спектакль, право слово! За девятнадцать лет работы я ни разу не видел, чтобы он терял над собой контроль. А вот тут не выдержал, сорвался. Заявил мне, что я слишком много пью, что хожу по бабам и черт знает что еще. Сказал, что я бросаю тень на репутацию фирмы. Предложил мне обратиться к психиатру.

Говорил Эйвери медленно, как бы с трудом, голос его время от времени слабел, прерывался. Во всем этом чувствовалась какая-то фальшь: иногда он забывал о необходимости держать себя в узде, начинал говорить нормально. На кровати он лежал вытянувшись, совершенно неподвижно, края простыни были аккуратно подоткнуты со всех сторон. Цвет лица у Эйвери был на редкость здоровый.

– Думаю, тебе действительно стоит поговорить со своим психиатром. Даже, может, не с ним одним.

– Благодарю. Мне нужно погреться месяц на солнышке. Доктор сказал, что меня выпустят отсюда через три-четыре дня, но что к работе я смогу вернуться не раньше чем через два месяца. Это шестьдесят дней, Митч. Он твердо заявил, что я ни при каких условиях и близко не должен подходить к фирме в течение этих шестидесяти дней.

– Какое блаженство! Я тоже хочу заработать себе небольшой удар.

– С твоими темпами он тебе гарантирован.

– Ты уже успел здесь заделаться врачом?

– Нет. Я просто испугался. Когда тебя вот так прижмет, начинаешь задумываться над разными вещами. Сегодня я впервые в жизни подумал о смерти. Когда человек не думает о смерти, он начинает меньше ценить жизнь.

– Наш разговор становится уж больно серьезным.

– Да, пожалуй. Как там Эбби?

– Все о’кей, я так надеюсь, по крайней мере. Мы с ней давненько не виделись.

– Может, тебе было бы лучше съездить за ней и привезти домой? И подумать наконец и о ней тоже. Шестьдесят часов в неделю – этого вполне хватит, Митч. Бели ты будешь работать больше, то твоя семейная жизнь пойдет ко всем чертям, да и сам ты раньше времени сойдешь в могилу. Она хочет детей – так заведите их. Если бы я мог начать сначала!

– К черту, Эйвери! На какое число назначены твои похороны? Тебе сорок четыре, у тебя случился сердечный удар. Ну так что? Пока еще ты не превратился в растение.

В дверь просунулась голова санитара.

– Уже поздно, сэр. Вам пора уходить. Митч вскочил на ноги.

– Да, конечно. – Он похлопал Эйвери по ногам, направился к двери. – Встретимся через пару дней.

– Спасибо за то, что пришел. Передай Эбби мой привет.

Кабина лифта была совершенно пуста. Митч нажал на кнопку шестнадцатого этажа и уже через несколько секунд выходил из раздвинувшихся дверей.

Сделав несколько шагов по коридору, он прошел к лестничной клетке и бросился по ступенькам вверх. Оказавшись на восемнадцатом этаже, он перевел дух, толкнул дверь и вышел в коридор. В глубине его, на изрядном расстоянии от лифтового холла у стены стоял Рик Эклин, ждал и бормотал что-то в трубку неработающего телефона-автомата. Увидев приближающегося Митча, он кивнул ему, указывая рукой на небольшое помещение, в котором обычно сидели взволнованные родственники больных. Сейчас в комнате стояла темнота. Там внутри не было ничего, кроме двух рядов складывающихся кресел и телевизора, который не работал. Единственным источником света служило небольшое окошечко в автомате по продаже кока-колы. Рядом с автоматом сидел Тарранс и перелистывал какой-то старый, потрепанный журнал. На нем был костюм из фланели, поперек лба – трикотажная лента, поддерживающая волосы, темно-синие носки и белые парусиновые туфли. Тарранс-спортсмен.

Митч уселся рядом, лицом к коридору.

– Ты чист. Они шли за тобой до стоянки, потом свалили. В коридоре дежурит Эклин, где-то рядом – Лэйни. Не волнуйся.

– Какая изящная у тебя ленточка.

– Спасибо.

– Как я понимаю, до тебя дошло мое сообщение.

– Это и так ясно. А ты умник, Макдир. Сегодня после обеда сижу у себя за столом, голова занята мыслями, ведь кроме фирмы Бендини есть еще и другие дела. В том числе и у меня, ты это знаешь. И тут входит моя секретарша и говорит, что звонит какая-то женщина, которая хочет побеседовать о человеке по имени Марти Козински. Я подпрыгиваю в кресле, хватаю трубку, и, естественно, это оказывается твоя, скажем, служащая. Говорит, что дело срочное, ну, так говорят всегда. Хорошо, отвечаю, слушаю вас. Но нет, она в такие игры не играет. Она заставляет меня бросить все дела и мчаться сломя голову в “Пибоди”, в бар – как его там? “Малларда”? – чтобы сидеть и ждать там бог знает чего. Прилетаю, сажусь, начинаю размышлять о том, какая это все глупость – ведь наши телефоны чисты. Черт меня побери, Митч, но я знаю, что они не прослушиваются! Мы можем смело по ним говорить! Сижу, пью кофе, и тут подходит бармен и спрашивает, не моя ли фамилия Козински. Я ему в ответ: “А имя? ” – так просто, смеха ради, если уж мы начали этот спектакль, а? Он с удивлением на лице – представляешь? – уточняет: “Марти Козински”. Я говорю: “Да, конечно, это я”, – но каким же дураком, Митч, я себя чувствую. И после этого он сообщает мне, что мне звонят. Подхожу к стойке и вновь слышу голос твоей служащей. У Толара, пилите ли, сердечный приступ или нечто в этом роде. Ты придешь его навестить около одиннадцати. Неплохо придумано.

– Не правда ли? Ведь сработало.

– Да, и сработало бы ничуть не хуже, если бы она сразу передала мне все это по телефону.

– Так мне больше по вкусу. Так безопаснее. А потом, нужно же тебе хоть иногда вылезать из своего кабинета.

– Вот я и вылез. И не я один – со мной еще трое.

– Слушай, Тарранс, пусть будет по-моему, о’кей? Головой-то рискую я, а не ты.

– Хорошо, хорошо. На чем это ты сюда подъехал?

– Взял “форд” напрокат. Аккуратная штучка, а?

– Что же случилось с пижонским “БМВ”?

– Насекомые замучили. Просто некуда деться от “жучков”. Был в субботу вечером в Нэшвилле, оставил его там с ключами внутри у торгового центра. Ну кто-то и позаимствовал. По секрету, я очень люблю петь, но у меня такой ужасный голос. Получив права, я пел, только сидя за рулем, в полном одиночестве. А когда в машине завелись “жучки”, сам понимаешь, я начал стесняться. Пение стало меня утомлять.

Тарранс не смог сдержать улыбку.

– Это по-настоящему хорошо, Макдир. Действительно хорошо.

– Видел бы ты лицо Оливера Ламберта, когда я сегодня утром вошел в его кабинет с полицейским рапортом в руках. Он начал заикаться и мямлить что-то про то, как искренне ему жаль. Я показал ему, что тоже весьма огорчен. Страховка возместит потери, так что старина Оливер пообещал мне новый, не хуже. Затем он сказал, что пока фирма хочет арендовать для меня машину, на что я ответил, что уже сделал это сам. Прямо там же, в Нэшвилле, вечером. Это ему не понравилось, поскольку он знал: эта – без “жучков”. Он тут же снимает трубку и при мне звонит представителю компании, торгующей “БМВ”. Спрашивает, какой цвет я предпочитаю. Я отвечаю, что черный мне надоел, пусть будет лучше бургунди, цвета старого вина. А салон обит оливковой кожей. Вчера я сам специально ездил в их демонстрационный зал: ни одной модели цвета бургунди у них нет. Он сказал в трубку, что мне требуется, и выслушал их ответ. Может, все-таки черный, спросил меня, может, темно-синий, или серый, или красный, белый? Нет, говорю я ему, нет. Только бургунди. В таком случае, им придется его заказать, объясняет он мне. Ну что ж, отвечаю, отлично. Тогда он кладет трубку и спрашивает, неужели мне на самом деле хочется именно бургунди. Бургунди, подтверждаю я. Он начал было спорить, но тут же осознал, насколько глупо это выглядит со стороны. Таким образом, я впервые за десять месяцев получил возможность петь в собственной машине.

– Но “форд”, Митч! Для успевшего стать модным в нашем городке юриста! А как же гордость?

– С этим я как-нибудь справлюсь. Тарранс продолжал улыбаться, явно все еще находясь под впечатлением от услышанного.

– Интересно, что будут делать эти парни-перекупщики, когда они покопаются в твоем “БМВ” и обнаружат в нем всю его интересную начинку?

– Может, сдадут его в лавку, где торгуют какими-нибудь граммофонами. Сколько подобная аппаратура может стоить?

– Наши ребята говорят, что у тебя стояла самая лучшая, это от десяти до пятнадцати тысяч. Точно я не знаю. Прямо смех!

Громко разговаривая, по коридору прошли две санитарки, шаги их стихли за поворотом, и опять наступила тишина. Эклин вновь с усердием накручивал телефонный диск.

– Как дела у Толара? – задал новый вопрос Тарранс.

– Великолепно. Когда у меня случится удар, надеюсь, что буду чувствовать себя так же, как он. Он пробудет здесь несколько дней, а потом – двухмесячный отпуск. Ничего серьезного.

– Ты можешь попасть в его кабинет?

– С какой стати? Все, что там можно было сделать, я сделал.

Тарранс чуть подался вперед, всем видом давая понять, что ждет другого ответа.

– Нет. Я не могу попасть в его кабинет, – раздельно сказал Митч. – Они поменяли все замки на третьем и на четвертом этаже. И в подвале.

– Откуда ты это знаешь?

– Моя служащая, Тарранс, моя сотрудница. На прошлой неделе ей удалось побывать в каждом кабинете фирмы, включая и подвальное помещение. Она проверила каждую дверь, подергала за ручку каждый ящик, заглянула в каждый шкаф. Прочитала почту, посмотрела кое-какие папки, порылась в мусоре. Мусора там немного. В здании установлены десять машинок для уничтожения документов, и четыре из них – в подвале. Вам это было известно?

Тарранс впитывал в себя каждое слово, на лице его не дрогнул ни один мускул.

– Как она…

– Не спрашивай, Тарранс, я все равно не отвечу тебе.

– Она там работает! Секретарша или что-то в этом роде! Она помогает тебе изнутри.

С показным сочувствием Митч покачал головой.

– Браво, Тарранс, блестяще. Сегодня она звонила тебе дважды. Первый раз в два пятнадцать, второй – примерно через час. Скажи мне, каким образом секретарша умудрилась два раза позвонить в ФБР с перерывом в один час?

– Может, она сегодня не работает? Может, она звонила из дому?

– Ты ошибаешься, Тарранс, и прекрати задавать вопросы. Не нужно напрасно тратить на нее свое время. Она работает на меня и поможет мне доставить по адресу интересующий вас товар.

– Что находится в подвале?

– Довольно большое помещение, разделенное перегородками на двенадцать комнатушек, в которых стоят двенадцать заваленных письменных столов и сотни стеллажей с папками. Стеллажи закрываются на ключ и оборудованы сигнализацией. Мне кажется, что это командный пункт всей деятельности по отмыванию денег. На стенах этих комнатушек она заметила названия и телефонные номера нескольких десятков банков в регионе Карибского моря. На виду там почти нет никакой информации – они весьма осторожны. Чуть в стороне от других находится небольшая комната со множеством хитрых запоров, набитая компьютерами размером побольше холодильника.

– Похоже, это именно то самое.

– Так и есть, только выбрось это из головы. Оттуда невозможно ничего извлечь, не подняв общую тревогу. Есть, правда, один способ.

– Ну?

– Ордер на обыск.

– Забудь об этом. А основание?

– Слушай меня, Тарранс. Вот как все это будет выглядеть. Я не могу предоставить вам все документы, что вы хотите. Но я могу дать вам все, что вам необходимо. В моем распоряжении сейчас находится более десяти тысяч листов, и хотя я еще не все из них просмотрел, но мне достаточно того, что я видел, чтобы понять: если эти документы окажутся у вас, то вы сможете предъявить их судье, а уж он оформит ордер на обыск. То, чем я сейчас располагаю, поможет обосновать обвинительные заключения против, наверное, половины фирмы. Но если на основании тех же самых документов вы получите ордер на обыск, то для перевозки обвинительных заключений потребуется хороший грузовик. По-другому с этим делом не справиться.

Тарранс вышел в коридор, огляделся по сторонам. Ни души. Он потянулся, подошел к окну и, опершись рукой на автомат, торгующий банками с кока-колой, выглянула небольшое окно, выходившее на восток, как бы пытаясь рассмотреть в темноте здание фирмы “Бендини, Ламберт энд Лок”.

– Почему ты говоришь только про половину фирмы?

– Для начала хватит и половины. Плюс еще какое-то количество партнеров, ушедших на пенсию. По моим документам тут и там разбросано немало имен таких партнеров, которые на денежки клана Моролто пооткрывали на Кайманах дутые компании. Состряпать против них обвинительные заключения особого труда не составит. Когда же у тебя в руках окажутся все документы, то тогда ваша теория глобального заговора найдет себе подтверждение и вы сможете прижать их.

– Где ты добыл документы?

– Мне повезло. Очень повезло. Я, можно сказать, вычислил, что фирме нет никакого резона держать свои бумаги по кайманским банкам здесь, у нас. И у меня возникло такое чувство, что документы там, на Кайманах. К счастью, я оказался прав. Там мы и сняли с них копии.

– Мы?

– Моя сотрудница. И еще один друг.

– Где документы сейчас?

– Опять ты со своими вопросами, Тарранс. Документы находятся в моем распоряжении. Это все, что тебе нужно знать.

– Мне нужны бумаги из подвала.

– Выслушай меня внимательно, Тарранс. То, что находится в подвале, никогда не выйдет на свет, пока вы не явитесь с ордером на обыск. Это просто невозможно, ты слышишь меня?

– Что за люди работают в подвале?

– Не знаю. Я работаю там десять месяцев и никого из них ни разу не видел. Я не знаю, где они оставляют свои машины, как они попадают внутрь и как выходят наружу. Может, они невидимки. По моим расчетам, партнеры и люди в подвале выполняют всю грязную работу.

– Какое там установлено оборудование?

– Два ксерокса, четыре машинки для уничтожения Документов, скоростные принтеры и черт знает какие компьютеры. Обитель высокого искусства.

Стоя у окна, Тарранс задумался.

– В этом что-то есть. В этом много чего есть. Мне все время не давала покоя мысль: как же фирма со всеми секретаршами, клерками, младшим персоналом Умудряется хранить в такой тайне спои связи с Моролто?

– Тут все просто. Ни секретарши, ни клерки, ни младший персонал ни во что не посвящены. Они заняты только с настоящими, законными клиентами. Партнеры и сотрудники со стажем сидят в своих роскошных кабинетах и находят новые, все более экзотические способы отмывания денег, а команда в подвале занята, видимо, самым черным ремеслом. Здесь отличная режиссура.

– Значит, у фирмы немало нормальных клиентов?

– Сотни. В фирме работают талантливые юристы и клиентура у них замечательная. Выходит классное прикрытие.

– Так ты, Макдир, говоришь, что у тебя есть документы, достаточные для формулирования обвинений и предъявления ордера на обыск? Что они в твоем распоряжении?

– Именно так.

– Здесь, в США?

– Да, Тарранс. Здесь, в США. Собственно говоря, они очень недалеко отсюда.

[1] Джо Намас – известный игрок в американский футбол.

[2] Полковник Сандерс из города Тапило в штате Кентукки – создатель сети популярных в Америке недорогих ресторанов, где основное блюдо – кусочки жареной во фритюре курятины.

⇐ Предыдущая 15 16 17 18 19 20 21 22 2324