Благодарности 10 страница

‑ Я знаю, что его послали сюда найти портал. Любой портал, не меня конкретно. Но он увидел меня и полюбил. Поэтому сбежал от своего отца, чтобы порвать все связи с ним, и ждал меня.

‑ Полюбил? – Изумление на лице Гаррета сказало мне все, что он обо мне думает. – Ни от кого он сбегал. Его сюда послали. Именно за тобой.

‑ Ты же не можешь всерьез верить в такую чушь?

‑ Ну конечно, ты права. Меня просто так в ад загнали. Наверняка мои источники заблуждаются.

‑ Своупс, люди не попадают в преисподнюю, чтобы потом жить дальше как ни в чем не бывало.

‑ Черта с два не попадают. Со мной именно так и случилось. А потом меня вытащила оттуда какая‑ то сила. И я никогда не говорил, что после этого живу как ни в чем не бывало.

Ну, если что и может затронуть душу за живое, то уж наверняка путешествие в ад в этом списке на первом месте. Я не знала, что сказать.

‑ И как там было?

Гаррет махнул бутылкой:

‑ Ну как еще? Сама знаешь. Жарко. Повсюду крики, страдания. В отпуск туда ехать я бы не советовал.

‑ А как ты узнал о… Кто рассказал тебе о Рейесе?

Взгляд, направленный на меня, был полон жгучей ненависти.

‑ Его отец.

Я снова рухнула на стул.

‑ Значит, вы вдвоем тихо‑ мирно посидели у костра, побеседовали, обменялись мнениями?

‑ Можно и так сказать. Он хотел, чтобы я увидел, Чарли.

‑ Увидел что?

‑ Каким был его сын. – Гаррет подался вперед, словно пытался заставить меня ему поверить. – И что он делал.

‑ Все мы совершаем поступки, которыми нельзя гордиться.

Он громко рассмеялся и почесал лицо.

‑ Да ты действительно живешь в своем собственном маленьком мирке.

‑ Ага, и мне здесь нравится.

‑ Что ж, вот что я тебе скажу: я знаю, кто ты, знаю, кто он, и знаю, какое дерьмо повалит, если он тебя получит. И я не позволю этому случиться.

Ну надо же, какой чудесный поворот событий!

‑ Дерьмо, говоришь, повалит? Неужто воцарится ад на земле?

‑ Воцарится худший из худших адов на земле, Чарльз. Пойми ты, его сюда послали. За тобой. Чтобы он осуществил мечты своего отца.

Я встала налить себе воды.

‑ Все, что ты видел, все, что тебе наговорили, неправда. Его сюда не посылали. Он сбежал. Пришел сюда по собственной воле.

‑ Это он тебе сказал?

‑ Да, ‑ ответила я, копаясь в шкафчиках Гаррета в поисках стакана.

‑ Никогда бы не подумал, что ангел смерти может оказаться таким наивным.

Да пошло все к черту. Попить я и дома могу. На свете не так много вещей, которые я ненавижу больше, чем когда ставят под сомнение мои умственные способности. Я захлопнула дверцу шкафчика и нависла над сидящим за столом Гарретом:

‑ Значит, ты побывал в аду, да? – Он молча кивнул, а я изобразила приторную улыбку, потрепала его по щеке и сказала: ‑ Сладких снов.

Глава 10

Если смотреть в лицо своим страхам, то укрепляется сила духа.

А если бросаться от них наутек, укрепляются мышцы.

Наклейка на бампер

Домой я ехала, видя все вокруг в красном цвете. Буквально. По пути меня остановил коп, а мигалки на его машине были до одурения яркими. Наверное, я еще несколько дней буду смотреть на мир и видеть его в красных пятнах. Я немножко пофлиртовала и ничего этим не добилась. Рассказала, кем работает мой дядя, и меня отпустили на все четыре стороны. В итоге я чувствовала себя немного спокойнее, но дальше поехала намного медленнее. Несмотря на ссору, дом Своупса оказался неплохой сменой обстановки после моего захламленного коробками жилища. Подъехав к дому, я остановилась и тщательно осмотрелась, обращая особое внимание на зловещие тени и темные углы. Два месяца я не выходила из дома так надолго. И оказаться на улице ночью, когда вокруг никого, теперь казалось опасной затеей.

Я заперла машину и пошла к дому, где меня встретила отчаянная потребность проверить все укромные уголки и трещинки, и только после этого я смогла подняться к себе на третий этаж. Войдя в квартиру, я прижалась спиной к стене и поймала себя на том, что все еще оглядываюсь. Если когда и надо носить с собой фонарик, то уж точно ночью.

В спальню я прошла на цыпочках, чтобы не разбудить Джемму, открыла верхний ящик комода и достала фотографию. Ту самую, которая недавно появилась у меня, и на которую я с тех пор не смотрела.

Раздался звук заработавшего сливного бачка, и в комнату заглянула Куки. Из кухни от вытяжки над плитой лился свет, обрамляя фигуру Куки, так что ничего, кроме ее силуэта, я разглядеть не сумела.

‑ Чарли, это ты? – сонно прохрипела она.

Мне стало интересно, пьяна ли она до сих пор. Повернув снимок изображением вниз, чтобы ненароком не увидеть, я ответила:

‑ Нет, я Эппл, злой двойник Чарли.

‑ Не можешь уснуть?

Я присела на край кровати.

‑ Не могу, ага. Все ругаюсь и ругаюсь с Интелом.

Куки села рядом.

‑ Из‑ за чего?

Я тихонько рассмеялась, а потом спросила:

‑ Ты утром проснуться‑ то сможешь?

‑ Со мной все в порядке, ‑ улыбнулась она. – Я быстро справляюсь с опьянением.

‑ Ты вырубилась прямо в кухне на полу.

Куки громко фыркнула:

‑ Можно подумать, это в первый раз. – Что ж, она права. – Так что стряслось?

‑ Я не знаю, что и думать о Рейесе.

‑ Ох, солнышко, а кто знает? Он – загадка, обернутая в чувственность, запертая на замок с дюжиной цепей из желания и перевязанная смертельно острой красной лентой опасности. У него больше слоев, чем у торта на свадьбе миллиардера.

Мои брови унесло куда‑ то вверх.

‑ Чувственность?

‑ Понимаю, наболтала я тут с три короба, но ведь трудно не заметить, что он – самый‑ пресамый лакомый кусочек, который когда‑ либо ходил по земле. – Она заметила фото у меня в руках: ‑ А это что такое?

Я опустила голову.

‑ Помнишь, пару месяцев назад я ездила туда, где впервые увидела Рейеса? В дом, который списали под снос, и где все еще жила та сумасшедшая женщина?

‑ Помню, она была домовладелицей, когда там еще жил Рейес. Ты тогда училась в старших классах.

‑ Точно. Это дала мне она. – Я протянула фотографию Куки, но все еще держала снимок за уголок. – Должна предупредить, фото очень… откровенное.

На ее лице отразилось удивление, она взяла фотографию и повернула так, чтобы на нее падали те крупицы света, которые проникали в спальню. Поначалу Куки нахмурилась, пытаясь разглядеть изображение. Когда она разобрала, на что смотрит, ее глаза сузились, а потом широко распахнулись – она узнала того, кто изображен на снимке. Ее рот открылся в немом подтверждении, что она все поняла. Глаза наполнились слезами, а свободная рука метнулась вверх, прикрыв рот.

Казалось, Куки не могла отвести глаз от фотографии, как это бывает с теми, кто оказался свидетелем автокатастрофы. Мне не нужно было смотреть на снимок еще раз – я и так знала, какой кошмар там запечатлен. Он въелся мне в мозг с той самой минуты, когда я увидела фото.

Веревки. Кровь. Синяки. Стыд.

Наконец Куки заговорила, так и не убрав ото рта руки:

‑ Это… ‑ Ее голос сорвался, и перед тем, как попробовать еще раз, она тяжело сглотнула. – Это Рейес?

‑ Да.

Закрыв глаза, она прижала фото к груди, будто хотела утешить Рейеса. Защитить. Я заметила, как блеснул след от слезы, скатившейся по ее щеке.

‑ Господи, Чарли… Ты мне рассказывала, но…

‑ Знаю. – Я крепко обняла ее за плечи одной рукой.

Куки погладила меня по руке и прижала ее к себе, рядом с фотографией.

Я дала ей время переварить увиденное. Взять себя в руки.

Насколько я знала, фотография была своего рода трофеем. Ким, сестра Рейеса, рассказывала, что Эрл Уокер делал снимки, а потом прятал их в стенах везде, где они жили. Переезжали они постоянно, так что таких мест могут быть десятки. Ким говорила, что этими фотографиями Уокер шантажировал Рейеса, чтобы держать его под контролем. Может, и так. Хотя я лично склонялась к мысли, что для Уокера они были скорее сувенирами на память о том, что он творил. Однако я в упор не понимала, зачем он прятал их в стенах. Если снимки на самом деле были трофеями, то почему он не забрал их себе? Зачем оставлять их там, где их могут найти (как это случилось с мисс Фэй) и использовать против него?

И тут меня осенило: наверняка ни на одной из фотографий самого Эрла нет. Потому что Эрл фотографировал Рейеса.

Мне казалось, что снимок, который дала мне мисс Фэй, Уокер сделал специально, чтобы утопить Рейеса в стыде. Что именно это и было его целью. На фото Рейес был связан, с повязкой на глазах, но все это не помешало мне сразу его узнать, потому что такой красоты на свете больше нет. Спутанные темные волосы. Чувственные губы. Гладкие, текучие, четкие линии татуировок на плечах и руках. Веревки, впившиеся в плоть и открывающие раны, которые, казалось, только‑ только начали заживать. На фото ему было около шестнадцати. Лицо отвернуто в сторону, губы плотно сжаты от унижения. На шее и ребрах – огромные черные синяки. Руки и торс покрыты длинными глубокими порезами. Заживающими и свежими.

Мне никогда не удастся стереть из памяти это фото, поэтому я уже всерьез начала задумываться о том, чтобы подвергнуть свои мозги электрошоковой терапии. По крайней мере, стоило бы попытаться. И все‑ таки я сохранила снимок. По сей день понятия не имею, почему не сожгла его, как только увидела.

‑ Даже представить не могу, какой была его жизнь, ‑ проговорила Куки, глядя в никуда.

‑ Я тоже. Сегодня он меня спас. Дрался с демоном, который просто жаждал выпустить мне кишки.

‑ Чарли, ты не шутишь? – встревожилась она.

‑ Нет. Я так на него злилась, а он только и делал, что спасал мне жизнь. Снова и снова с самого рождения. Не знаю, имею ли я право на него злиться.

‑ Может быть, ты вовсе и не злишься на него.

‑ В смысле?

Куки неуверенно прикусила губу, а потом сказала:

‑ Я знаю тебя, Чарли. И мне кажется, что ни на кого ты не злишься. Разве что на саму себя.

Я тут же села ровнее.

‑ С чего бы мне злиться на саму себя?

Она сочувственно улыбнулась:

‑ Вот именно. С чего бы? И все же ты, как всегда, злишься на саму себя за… за что? За то, что Эрл Уокер вломился к тебе в квартиру? За то, что напал на тебя? За то, что ты не сумела дать ему отпор?

Я нахмурилась:

‑ Ошибаешься. Я вовсе на себя не злюсь. Я в полном порядке. И вообще, у меня все клево. Ты видела мою задницу?

Куки обняла меня одной рукой и сжала мое плечо:

‑ Извини, детка, но тут ты никого не одурачишь, кроме, может быть, самой себя. Итак, какие у тебя мысли по поводу парня, которого мы знаем как сына Сатаны? Есть у него шанс?

Она передала мне фото лицом вниз. Я взяла его, не переворачивая.

‑ Может быть. У суда присяжных перерыв на обед.

‑ Тогда скажи им, чтобы поторопились. Потому что надо как‑ нибудь устроить, чтобы этот парень появлялся тут почаще. Он же как супермодель из Бразилии, пропитанный грехом.

‑ Удачно описала.

‑ Я тоже так думаю. Но все‑ таки должна спросить: почему Эппл?

* * *

Странность какая‑ то, но сопящая под боком Джемма и бабушка Лил, которая отключилась в другой комнате, пребывая в полной уверенности, что напилась в стельку, действовали успокаивающе. Не супер, конечно, особенно когда Джемма начала хныкать во сне или когда треснула меня по лицу за то, что я пират (у девушки проблемы, что тут скажешь), но мне удалось хоть немного поспать.

И все‑ таки проснулась я рано. Отчасти потому, что у людей, занимающихся ремонтом, рабочий день начинается раньше, чем у Бога. Но в основном потому, что по квартире металась Джемма в поисках своих штанов. Когда я оттаскивала ее в постель, штаны на ней точно были, так что даже думать не хочу, куда они могли подеваться. А она все бегала и бегала, натыкаясь на разные предметы. Хорошо, что я не успела прикипеть душой к фигурке Авраама Линкольна из макарон. Если бы я не знала наверняка, то сказала бы, что Джемма до сих пор под мухой, а потому я дождаться не могла, когда увижу, на что сейчас похожа Куки.

Я снова заскочила в душ, на этот раз – просто чтобы взбодриться. Сознание снова и снова атаковали тревожные образы. Гаррет в аду. Вчерашний демон, с которым дрался Рейес. Попытки Куки освоить премудрости кухонной версии танцев у шеста. У нее получалось бы лучше, будь у меня в кухне настоящий шест, но я с радостью присудила ей дополнительные баллы за уникальную способность притворяться, будто он есть на самом деле.

Надев джинсы, шоколадно‑ коричневый свитер с воротником‑ «хомутом» и старые выцветшие ботинки, которые завязывались на щиколотках, я вышла из своей комнаты, готовая встретить новый день за пределами моей скромной обители. Трясло меня, честно говоря, с ног до головы. В последние дни мне намного больше нравилось находиться внутри моей скромной обители, чем снаружи. Однако на мне висели дела, которые нужно было раскрыть, и люди, которых было бы неплохо хорошенько подергать, чтобы из них посыпалось всякое дерьмецо. Я решила, что начну с брата Харпер, который казался мне лично весьма подозрительным, заодно узнаю, насколько сильно ему хотелось, чтобы она умерла. Или сошла с ума. Этот вариант уже какое‑ то время сидел у меня в голове. Он определенно извлек бы выгоду, убрав Харпер с дороги. Наследство его уж точно бы удвоилось.

Гадая, куда подевалась бабуля Лил, я взяла сумочку, солнцезащитные очки и двинулась к двери. К сожалению, кто‑ то меня опередил. Стук раздался за долю секунды до того, как я взялась за дверную ручку. Я распахнула дверь. Мой порог своим присутствием украшал последний человек на планете, которого я ожидала здесь увидеть.

Не собираясь менять планы, я напялила очки.

‑ Я уже ухожу, ‑ сказала я Дениз, моей мачехе родом из ада.

И тут меня осенило: может быть, Гаррет вовсе не был в аду. Может быть, его по ошибке занесло в дом к моим родителям. Тогда понятно, почему он слышал крики и мучительные стоны.

‑ Можно с тобой поговорить? – спросила Дениз. – Это не займет много времени.

Дениз из тех женщин, которых другие люди считают милыми. У нее приятная улыбка и знатный опыт в демонстрации хороших манер. Однако она такая же милая, как оголодавшая гремучая змея в корзинке, набитой крысами. По крайней мере для меня – приемного «плода ее чрева».

Мы с Дениз никогда по‑ настоящему не ладили. Она открыто невзлюбила меня с тех пор, как я стала приставать к ней с расспросами о том, как прошло ее детство. В частности, меня интересовало, каково это – бегать по лугам с динозаврами. После этого Дениз стала бросать на меня взгляды из жидкого азота, способные в мгновение ока заморозить самые благие на свете намерения. Своим самым действенным взглядам я научилась как раз у нее. Наверное, я должна быть ей за это благодарна.

Сделав глубокий вдох, я медленно выдохнула, будто уже до смерти заколебалась, шагнула в сторону и жестом предложила Дениз войти. Она застыла, увидев, в каком состоянии моя квартира, и я мысленно стала умолять ее сказать хоть что‑ нибудь. Что угодно. Мне сойдет любое оправдание, чтобы вышвырнуть ее из моего дома. Мне приходилось мириться с ней в той части моей жизни, которая касалась обязательств перед семьей, и я охотно притворялась, что все путем, в присутствии папы и Джеммы. Но не здесь. Не в моем священном месте. Пусть поцелует меня в задницу, если думает, что я буду улыбаться и терпеть ее снисходительные взгляды под собственной арендованной крышей.

Похоже, Дениз поняла, что к чему, и ее инстинкт самосохранения заработал на всю катушку. Моргнув, она взяла себя в руки и прошла в квартиру, старательно обходя коробки и пару штанов цвета хаки.

Стараясь не задумываться, как там Джемма без штанов, я проводила Дениз в гостиную (то есть шагов пять от двери), села на диван и наградила ее своим лучшим мрачным взглядом.

‑ Что я могу для тебя сделать, Дениз?

Она села в кресло, приставленное к дивану, и расправила плечи.

‑ Я только хотела задать тебе пару вопросов.

‑ А телефон у тебя не работает?

Услышав мой резкий тон, она ощетинилась, потому что не привыкла молча сносить мои нападки. Скромности и сдержанности у нее в крови отродясь не было. Должно быть, Дениз действительно в отчаянии.

‑ Ты не отвечаешь на мои звонки, ‑ напомнила она.

‑ А‑ а, точно. Я и забыла. Так чем могу помочь?

Вытащив из сумочки салфетку, она сняла солнцезащитные очки и стала демонстративно их протирать.

В конце концов, с невероятной осторожностью, я открылась. Дала себе почувствовать эмоции, которые испытывала Дениз. По большей части я постоянно закрыта, потому что чужих чувств слишком много. Еще в старших классах я научилась контролировать, что именно и в каких количествах воспринимаю. А до того жизнь была… скажем так, не сахар. Особенно рядом со зверской мачехой.

Дениз переполняли эмоции, и худшие из них молнией ударили по мне, выбив дух. Страх. Сомнения. Скорбь.

Кто‑ то умер. Или скоро умрет. Чувства были слишком сильные, чтобы не связать их со смертью.

‑ Во‑ первых, я хочу, чтобы ты знала: я верю тебе. Верю в то, кто ты и что умеешь делать.

То есть женщина, которая превратила мое детство в ад как раз из‑ за моих способностей, теперь вдруг в них поверила. О да. Кто‑ то где‑ то точно умрет. Может быть, даже она сама, но мне не хотелось подпитывать праздные надежды.

‑ Потрясающе! – воскликнула я с наигранным энтузиазмом. – Наконец‑ то мы станем лучшими подругами.

Дениз меня проигнорировала:

‑ Я давно знаю, Шарлотта.

Она никогда не называла меня сокращенным именем. Потому что иначе казалось бы, что мы сблизились, а мы ни в коем случае не могли такого допустить. Вдруг ее друзья отвернулись бы от нее?

‑ Ты же понимаешь, как трудно было тебя воспитывать.

Вот тут я не удержалась. Громко фыркнула и рассмеялась:

‑ Воспитывать? Так называешь то, что со мной делала?

Все мое детство я только и видела, что ей на меня наплевать. Если я не позорила ее перед друзьями или у меня не шла обильными потоками кровь, она меня не замечала. Для нее я была никем. Невидимкой. Пылью у нее под ногами.

Не то чтобы меня это очень уж задевало.

‑ У тебя нет детей, поэтому я не жду, что ты действительно поймешь.

Я решила поделиться с ней забавным случаем из жизни, чтобы помочь лучше понять ситуацию:

‑ Любой, у кого есть дети, должен знать, что когда ты спрашиваешь у маленькой Чарли, кто разбил лампу, а она отвечает, что не знает, то на самом деле она пытается сказать: «Это был парень с бледной прозрачной кожей, который, может быть, умер от удара тупым предметом по голове, хотя скорее всего от того, что подхватил инфекцию из‑ за многочисленных огнестрельных ран в груди». Но, может быть, я необъективно смотрю на мир.

‑ С тобой и правда все было необычно, ‑ согласилась Дениз, разглядывая очки.

‑ Да неужели?

Она не стала возражать, и я чуть не улыбнулась. Понятия не имею, когда я стала такой жестокой тварью. Дениз определенно страдала. Но расплата, как известно, легкой не бывает. Уж я‑ то знаю.

Как стойкий оловянный солдатик, Дениз, не сдаваясь, шла вперед:

‑ Ты передашь мне сообщение? То, которое оставил мне мой отец?

И снова я ничего не смогла с собой поделать. У меня отвисла челюсть, и я чуть не рассмеялась ей в лицо. Сейчас? После всех этих лет она вдруг решила, что хочет вступить в клуб, я должна помнить, что сказал мне мертвец, когда мне еще и десяти не исполнилось? Какого, блин, черта?

‑ Ну что ж, мне тогда было… ‑ я подняла глаза на огромный калькулятор в небесах. – Даже не знаю, четыре или пять, а значит… сколько лет назад? Математика не мой конек.

‑ Двадцать три, ‑ подсказала Дениз.

‑ Значит, мне было четыре.

‑ Знаю, ‑ отозвалась она, сжав пальцами сумочку. – Но еще я знаю, как удивительно устроен твой разум. – Она в упор посмотрела на меня. – Ты никогда ничего не забываешь.

‑ Ты права. Я очень хорошо помню, как ты надавала мне пощечин в парке на глазах у всех. И как на пляже ты за волосы оттаскивала меня от велосипеда. И, конечно же, я помню, как пыталась передать тебе слова твоего отца, а ты меня отлупила и всю дорогу до папиного бара орала на меня. – Я подалась вперед. – Ты плюнула мне в лицо.

Губы Дениз превратились в ниточку, будто она вот‑ вот заплачет. Проклятье, а она молодец. Не знай я ее, сказала бы, что она действительно сожалеет о том, что наделала.

‑ Тогда в парке я была шокирована. То, что ты сделала… ‑ Она глубоко вздохнула, решила, видимо, не зацикливаться на этом упреке и перешла к следующему: ‑ Мое кольцо запуталось у тебя в волосах. Я говорила тебе не лезть на тот велосипед, но ты не послушалась.

Если бы обжигающая ярость могла как‑ нибудь выйти за пределы моей души, от Дениз осталась бы горстка пепла. Или крошечный обугленный кусочек, похожий на Гитлера, потому что она, хоть убей, очень мне его напоминала. Значит, во всем виновата я? Да как у нее язык повернулся ляпнуть такое?

‑ И, если ты помнишь, я даже не знала, что мой отец умер, когда ты сказала, что он передал мне послание из могилы. Как я должна была на это отреагировать, Шарлотта?

‑ Видимо, только плюнув мне в лицо.

Она опустила голову:

‑ Если я извинюсь, это поможет?

‑ Не особенно.

‑ Так ты передашь мне его послание?

Печаль и раскаяние в ее глазах так и пожирали мою решимость. То есть не так чтобы очень, скорее как мышка, откусившая кусочек от головки сыра размером с гору Рашмор. Но этого хватило, чтобы я ответила:

‑ Ей‑ богу, я дословно не помню. Там было что‑ то о синих полотенцах. Или о полотенцах, которые не были синими. Твою мать, не знаю.

Что ж, я выругалась вслух только потому, что знала: Дениз такие выражения ненавидит. Однако толку от моих стараний было мало – она так глубоко задумалась, пытаясь понять, к чему могут относиться мои слова, что и не заметила. Внезапно что‑ то в ее воспоминаниях заставило ее просиять:

‑ Погоди‑ ка.

‑ А долго? У меня и правда дел невпроворот.

Дениз встала и повернулась ко мне спиной.

‑ Что именно он говорил о полотенцах?

Я глубоко вздохнула:

‑ Говорю же, что‑ то о том, что они не были синими. Кажется, он сказал, что ты в этом не виновата.

Печаль врезалась в меня, как лавина из чистой кислоты. Глаза запекло. Грудь сдавило. И я закрылась. Захлопнула дверь, в которую сочились эмоции, и вдохнула полной грудью чистый, не обжигающий изнутри воздух.

Дениз повернулась и упала передо мной на колени. На колени! Мне стало жутко неловко. Я попыталась отодвинуться, но и так уже сидела в самом конце дивана, который, может быть, получит имя Консуэла. Наверняка у меня на лице было написано отвращение, которое я сейчас испытывала.

‑ Это ко мне даже не относится, ‑ благоговейно пролепетала Дениз. – Это о тебе. Он пытался сказать мне о тебе.

‑ Ты вторгаешься в пузырь моего личного пространства.

‑ Он пытался сказать мне, какая ты особенная.

‑ А ты не слушала, ‑ я поцокала языком. – Надо же, какой сюрприз. А теперь серьезно, ты лезешь в мой пузырь.

‑ Извини, ‑ сказала она, удивленно озираясь. – Я… Прости меня, Шарлотта.

Я понятия не имела, каким макаром сообщение ее отца касалось меня, или как Дениз пришла к такому выводу через синие полотенца. К сожалению, меня не очень‑ то заботил этот вопрос.

‑ Это все? – спросила я.

‑ Нет.

‑ Что ж, на сегодня других посланий для тебя у меня нет. Разве что о том, что у меня дел по горло. А это очень, очень важная информация. – Я взяла с пола сумку, опять надела очки и встала, чтобы уйти.

‑ Ты можешь сказать, грозит ли кому‑ нибудь в скором времени смерть? – спросила Дениз, пока я не успела дойти до двери.

Так и знала. Опустив голову и стиснув зубы, я ответила:

‑ Точно не знаю.

К сожалению, у меня было неприятное чувство, что могу. И всегда могла. Но это одно из тех зудящих ощущений на задворках разума, на которые я, как правило, не обращаю внимания. Например, когда в одежде на Куки одновременно присутствуют фиолетовый, красный и розовый, я просто‑ напросто заталкиваю этот факт в самый дальний уголок сознания. Я не знала, как объяснить это кому‑ то вроде Дениз, так что не стала и пытаться.

‑ Возможно. – Я склонила голову набок и осмотрела мачеху сверху донизу. – Ага. На твоем месте я бы стала подыскивать участок на кладбище.

Она ни на йоту не восприняла мои слова всерьез, и это, наверное, хорошо, потому что я всего лишь ее дразнила. Она тоже встала, засунула салфетку в сумочку и попросила:

‑ Если заметишь что‑ нибудь подобное, позвони мне, пожалуйста.

‑ Не вопрос. Забью твой номер в быстрый набор.

Подойдя к двери, Дениз обернулась:

‑ Чтобы ты знала, я не для себя прошу.

Когда она ушла, я подождала добрых пять минут и только потом сама вышла из квартиры, тут же выбросив Дениз из головы. Ну или чертовски сильно стараясь этого добиться.

* * *

Судя по табличке на здании, «Корпорация “Вуаль”»[22] занималась исследованием и усовершенствованием альтернативного топлива, а сводный брат Харпер, Арт, явно был там большой шишкой. Поскольку встречу никто не назначал, мне сказали ждать в вестибюле. Ждать в таких местах я не люблю, поэтому выдала секретарю в приемной краткую версию своей подноготной и объяснила, что если Арт меня не примет, то я вернусь с полицейскими и ордером. Через несколько минут я уже стояла в его кабинете. Люблю, когда подобный бред срабатывает. Ну серьезно, на каких основаниях мне дали бы ордер? Должно быть, Арту есть, что скрывать.

Когда помощница Арта проводила меня к нему, мне показалось, он не очень‑ то рад нашей встрече. Он встал и даже протянул руку, но радостью здесь и не пахло. Как назло, парень оказался симпатичным. Костюм‑ тройка, лицо кинозвезды, короткие темно‑ русые волосы и естественный загар. Но гвоздем программы были его глаза – серебристо‑ серые, с легким оттенком голубого, в кайме длинных темных ресниц. Проклятье! Ненавижу, когда плохие парни оказываются красавцами. Куда проще относиться к ним, как они того заслуживают, когда они выглядят соответственно: зачуханные, с похабной ухмылочкой и гнилыми зубами.

Впрочем, мне на помощь пришло, пусть и не бросающееся в глаза, сходство Арта с его матерью. Сомнений нет, он мерзавец. И я это докажу, как только представится шанс.

Наскоро пожав мне руку, он жестом предложил мне сесть и уселся сам.

‑ Не потрудитесь объяснить, откуда возникла необходимость угрожать мне, мисс Дэвидсон?

‑ С радостью потружусь. Мне было нужно с вами увидеться. И как можно скорее. Меня наняла ваша сводная сестра…

‑ Знаю‑ знаю, ‑ перебил он меня, подняв руку. – Матушка все мне рассказала.

Обо мне говорили за ужином? Круто. Обожаю, когда такое случается. Однако у меня личная неприязнь к взрослым мужчинам, которые называют своих матерей матушками. Еще одно очко не в его пользу. Может быть, это хоть как‑ то уравновесит его долбаную привлекательность.

‑ Уверен, вам тоже, ‑ добавил Арт.

‑ Мне?

‑ Да. Наверняка вам все уши прожужжали о том, что Харпер всего лишь хочет привлечь к себе внимание, и что все это началось сразу после свадьбы моих родителей.

Я прощупала его эмоции, но гнева среди них не было. Как и чувства вины. Пока я не сказала:

‑ Харпер говорила, что вы подожгли будку ее пса, когда он был внутри.

‑ Она так сказала?

От Арта волнами пошла вина, но было и еще что‑ то. Намного сильнее. Он испытывал боль. Его чувства были задеты. Он встал и повернулся к окну.

‑ Это вышло случайно. И она это знает.

‑ О чем она тоже не преминула мне сообщить. – В отражении его лица на тонированном стекле я разглядела слабую улыбку. И тут меня словно громом поразило. – Вот дерьмо! Вы ее любите.

‑ Что? – Арт повернулся ко мне, всем своим видом выражая негодование.

Я поджала губы:

‑ Да ладно вам.

‑ Черт. – Он обошел стол и закрыл дверь в кабинет, перед тем как продолжить: ‑ Откуда вы… Послушайте, ‑ он запустил пальцы в шевелюру, а я очень старалась не расплыться в улыбке, ‑ конечно, я ее люблю. Она моя сестра.

‑ Она ваша сводная сестра, Арт, к тому же настоящая красавица. Я ее видела, помните?

Он снова сел за стол.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒