|
|||
Клык выходит в город
Фадж очень полюбил новую кровать. Но то была любовь без взаимности. Три ночи он с неё падал. На четвёртую мама с папой додумались подпирать Фаджа стулом. Теперь падать было некуда. Но с тех пор каждое утро его находили на стуле, где он спал свернувшись калачиком. Папа сказал: могли бы сэкономить на кровати. В субботу нам пришлось идти к дантисту. Он хотел удостовериться, что дёсны Фаджа окончательно зажили после печального опыта левитации. Доктор Браун — старый папин друг ещё со школы — говорит, что ко мне и Фаджу у него особое зубное отношение, поскольку мы щепки от старого чурбана (в смысле, от моего папы). Его клиника на другом краю парка, рядом с Мэдисон-авеню. Мама сказала, что мы пойдём туда гулять на целый день. Правда, говорит, здорово? — Я лучше в кино схожу с Джимми Фарго, — не обрадовался я. — Брось, мы славно погуляем. Пообедаем где-нибудь втроём, потом купим вам с Фаджем новую обувку. — Обед с Фаджем… Ага, всю жизнь мечтал об этом. — Он растёт, Питер. Он уже умеет себя вести. — Всё равно я лучше в кино. — Значит так, ты с нами. Без разговоров! Не могу сказать, что я ждал этого дня с нетерпением. А ведь суббота — мой любимый день недели. Утром я чищу аквариум Плюха. Иногда, если Фадж был паинькой, разрешаю ему смотреть. Эту операцию я провожу так: сначала высаживаю Плюха в ванну. На пол боюсь его пускать: вдруг кто наступит. Потом засовываю под струю воды камни из аквариума. Последним я мою сам аквариум, прямо-таки драю. Два, а то и три раза полощу, чтобы смыть всё мыло. После чего наполняю свежей водой. Посадив Плюха в родную стихию, кормлю его, и он засыпает без задних ног на своём любимом камне. Наверное, очень устаёт ползать по огромной ванне. И в это утро я, как всегда, провёл черепашью уборку. Мама бегала по квартире, бормоча, что мы опаздываем к зубному. Мы сели на автобус, потом шли несколько кварталов до клиники. Увидев Фаджа, медсестра доктора Брауна сказала: — А вот и мой любимый пациент! — Она обняла его и дала книжку с картинками, а мне только бросила: — Доброе утро, Питер. Обидно. Ну скажите, что люди находят в моём братце? Ничего же в нём особенного. Просто он маленький! Но когда-нибудь и ему стукнет девять. Жду не дождусь. Тогда-то он поймёт, что ничего в нём особо прелестного нет. Вскоре медсестра сказала: — Фадж, доктор тебя сейчас примет, пойдём со мной. Фадж взял её за руку. У доктора Брауна было правило: матерям в кабинет вход воспрещён. «От мам одна головная боль», — как-то пожаловался он мне. Я согласился на все сто. Я смотрел журнал «Нэшнл джиографик», пока ждал. Через несколько минут вышла медсестра и что-то сказала на ухо маме. Я поднял голову: что там у них за секреты? Мама сказала: — Питер, доктор Браун просит тебя помочь ему с Фаджем. — Помочь ему? Я же не дантист. Медсестра говорит: — Питер, дорогой, пойдём со мной, у тебя наверняка получится. И я пошёл. — Что нужно делать? — спросил я её. — Ничего особенного. Доктор Браун просит тебя показать Фаджу, как ты открываешь рот, чтобы он осмотрел твои зубы. — А зачем? — спрашиваю. — Мне не надо проверять зубы. Я в прошлом месяце проверял. — Твой брат отказывается открывать рот, — шёпотом сообщила медсестра. — Правда? — шепнул я в ответ. — Правда! Забавно. Почему мне никогда не приходило в голову отказаться открыть рот в кабинете зубного? Когда мне говорили: «Открой», я как дурак открывал. Фадж сидел в большом кресле. Вокруг шеи у него была повязана простыня. Доктор Браун показывал ему инструменты и объяснял, что для чего. Фадж кивал, но губы держал плотно сомкнутыми.
— Ага, вот и Питер! — сказал доктор Браун при виде меня. — Открой, пожалуйста, рот, чтобы я сосчитал твои зубы. Это он так дурит малышей — говорит, что считает им зубы. И малыши верят! Я подыграл ему. Широко распахнул рот. Намного шире, чем когда сижу в таком кресле пациентом. Он сунул в меня зеркальце и сказал: — Замечательные зубы. Просто прекрасные. Сразу видно, от какого старого чурбана щепка! Жаль, твой брат не может открыть рот так же широко. — Может, — сказал Фадж. — Нет, — сказал доктор Браун, — так широко, как Питер, тебе не открыть. — Отклыть. Смотли! — Фадж открыл рот. — Нет, прости, дружок, но у Питера получилось шире. Тут Фадж распахивает рот шире некуда. — Считай зубы! Считай зубы Фаджа! — Ммм… — доктор Браун сделал вид, что обдумывает предложение. — СЧИТАЙ! — уже кричал Фадж. — Ммм… — снова протянул доктор Браун, почесав затылок. — Ну, раз уж ты здесь, могу, пожалуй, и твои сосчитать. — И осмотрел Фаджу рот. Когда он закончил, Фадж сказал: — Смотли, смотли. Как Пи-та. — Да, — сказал доктор Браун. — Теперь вижу. Ты совсем как Питер, — и подмигнул мне. Мне понравилось, как доктор Браун обхитрил Фаджа. И когда он закончил с осмотром, я спросил шёпотом: — А не могли бы вы соорудить Фаджу какие-нибудь фальшивые зубы, пока настоящие не вырастут? — Нет. Придётся просто ждать. — Он похож на вампира с клыками. — Лучше не говори так при маме, — посоветовал доктор Браун. — Знаю. Она не большой поклонник клыков. Врач поблагодарил меня за помощь. Мама назначила для брата время следующего визита, медсестра одарила его поцелуем, и мы ушли. — Неплохо всё получилось, а, Питер? — спросила мама. — Могло быть и хуже, — согласился я. Мы отправились в магазин «Блумингдейл» за обувью. В детском отделе работают пять продавцов. Двоих мама невзлюбила. Им главное — продать, а будет ли ребёнку удобно — не важно. Ещё двое были ничего, сносные. А один маме больше всех приглянулся. Его зовут мистер Берман. Мне он тоже нравится — настоящий шутник. Всё время делает вид, что правый ботинок надо надевать на левую ногу, и пытается примерить на меня туфли Фаджа. В общем, когда нас обслуживает мистер Берман, покупать обувь почти весело. Сегодня мистер Берман сразу нас приметил. Он всегда помнит, как кого зовут. — А-а, да это же Хэтчеры, — сказал он. — Они самые, — кивнул я. Фадж открыл рот: — Смотли. Смотли. Всех нету! — Это он про зубы, — пояснила мама. — Он выбил два передних. — Ого, мои поздравления! Это надо отметить. — Мистер Берман полез в карман и выудил два леденца на палочке. Один вручил мне, другой Фаджу. — Ууух тыыы! — сказал Фадж. — Ленедец! Мне достался лакричный. Терпеть не могу лакрицу. Но я всё равно поблагодарил мистера Бермана. — Приберегу на после обеда, — я отдал леденец маме. Она положила его в сумку. Фадж получил лимонный. Сразу содрал обёртку и сунул в рот. — Ну что ж… За чем пожаловали, молодые люди? — спросил продавец. Ответила мама: — Коричневые с белым туфли для Фаджа и мокасины Питеру. — Хорошо. Питер, поглядим, до какого размера мы доросли. Я снял туфли и дал мистеру измерить мою левую ногу. Потом правую. Вот ещё одна причина, почему мама считает его хорошим продавцом: он измеряет обе ноги. Другие меряют только одну. Мама говорит, ноги у человека могут различаться по размеру. И важно подобрать обувь по той ноге, что больше. — Какого цвета хочешь мокасины, Питер? — спросил мистер Берман. — Коричневые. Такие же, как старые. Когда мистер Берман ушёл в подсобку искать мокасины, мама заметила дырку у меня на пальце. — Питер, почему ты не сказал, что у тебя носок дырявый? — А я не знал. — Фу, стыд какой! — Это же мой носок, мам. Тебе-то чего стыдиться? — Скажешь тоже. Прийти за обувью с дырой в носке! Ужас. Можешь её хоть немножко припрятать? — Да куда ж я её спрячу? — Затисни между пальцами, чтобы не было видно, — попросила мама. Я поелозил ногой, пряча дырку. Ох уж эти женщины, волнуются из-за такой ерунды! Вернулся мистер Берман с двумя парами туфель, чтобы я примерил обе и посмотрел, в какой удобнее. Одна пара была велика. Вторая впору. — В коробку или наденете? — спросил он маму. — В коробку, пожалуйста, — сказала она. — До дому в старых дойдём. Никогда мне не разрешают переобуться прямо в магазине. Не знаю, по какой такой причине, но мама всегда выдаёт купленную обувку только на следующий день. Покончив со мной, мистер Берман снял ботинки с Фаджа и измерил его ноги. — Бело-коричневые двухцветные, — напомнила ему мама. Продавец ушёл в подсобку и вернулся с двумя парами. Но когда открыл первую коробку и Фадж увидел туфли, он сказал: — Нет! — Что нет? — спросила мама. — Не буду туфли, — сказал Фадж и принялся лягаться. — Не бузи, Фаджи! Тебе нужны новые туфельки, — стала уговаривать его мама. — НЕТ! НЕТ! НЕТ! — надрывался он. На нас все оглядывались. — Вот он, наш размерчик, — сказал Фаджу мистер Берман. — Сейчас наденешь и увидишь, как в них удобно. Фадж дёргал ногами. Обуть его не было никакой возможности. Он вопил: — Не буду туфли! НЕТ! НЕТ! НЕТ! Мама взяла его на руки, но он извивался и ухитрился лягнуть мистера Бермана в лицо. Счастье, что братец был в одних носках. — Так, ну-ка послушай, Фадж, — сказала мама. — Тебе нужны новые туфли. Старые стали малы. Скажи, какие ты хочешь? Не знаю, почему мама разговаривает с ним как с нормальным. Ведь когда на Фаджа накатывает, он никого не слышит. А сейчас он уже заходился криком и молотил кулаками по ковру. — Какие туфли ты хочешь, Фадж? Потому что без туфель мы отсюда не уйдём, — сказала мама, как будто сама в это верила. Я приготовился: торчать нам тут до конца дня… если не до конца недели. Нет, всё-таки не понимаю маму. Так переживать из-за крохотной дырочки на носке — и стоять с невозмутимым видом, когда второй сын дёргается на полу как припадочный, вопит и дерётся! — Считаю до трёх, — говорила она Фаджу. — А потом ты мне скажешь, какие хочешь туфли. Готов? Раз… два… три… Фадж сел. — Как Пи-та! — сообщил он. Я улыбнулся. Похоже, Фадж на меня равняется. Даже башмаки как у меня требует. Но всем же известно, что мокасин для малышей не шьют. — Твоего размера таких нет, — сказал мистер Берман. — ЕСТЬ! ЕСТЬ! ЕСТЬ! КАК ПИ-ТА! Мистер Берман поднял руки вверх, умоляюще глядя на маму: сдаюсь, мол. Но мама казалась неколебимой как скала. — У меня есть идея, — она поманила нас с мистером Берманом поближе. Было у меня такое чувство, что эта идея мне не понравится. Но выслушать я выслушал. — Давайте его перехитрим, — сказала она. — Это как же? — спрашиваю. — Ну… мистер Берман принесёт пару двухцветных туфель твоего размера и… — Ну уж нет! — говорю. — Ты не заставишь меня носить двухцветные. Ни за что! — Позволь мне закончить мысль, — сказала мама. — Мистер Берман принесёт их, а ты примеришь, и тогда Фадж подумает, что тебе их покупают. А на самом деле мы возьмём тебе мокасины. — Это жестоко, — возразил я. — Ты его попросту обманываешь. — С каких пор тебя это беспокоит? — Вот с этих самых, — говорю. — Слушай, Питер, — сказала мама, взглянув на часы. — Уже двенадцать. Я умираю с голоду. — Я тоже, — сказал я. — Хочешь получить обед — соглашайся. — Ну ладно. Ладно. Я сел ждать, а мистер Берман снова поспешил в подсобку. Фадж смотрел на меня с позиции лёжа. — Как Пи-та! — Ага, точно, Фадж, — сказал я. Мистер Берман пришёл с бело-коричневыми туфлями моего размера. Я надел. Уродство в чистом виде! — Смотри, какие у Питера славные башмачки, — сказала мама. — Теперь Фадж примерит такие же. Фадж разрешил мистеру Берману обуть его в новую пару.
— Смотли, — сказал он. — Смотли! Как Пи-та! — и вытянул ногу, любуясь. — Точно, Фадж, — вздохнул я. — Как мои. — Да, маленьких легко надурить. — В коробку или наденете? — спросил маму мистер Берман, пока Фадж вышагивал в новых туфлях. — В коробку, разумеется! — ответила мама. Интересно, что мама скажет Фаджу завтра, когда я влезу в свои мокасины. Впрочем, мне-то о чём волноваться. Это её игры. Фаджа всунули в старые башмаки, коробки были упакованы, и мистер Берман вручил брату полосатый воздушный шар. Мне он тоже предложил. Я отказался. Неужели он считает, что человек, который учится в четвёртом классе, станет расхаживать по улице с полосатым шариком из обувного магазина? — Неплохо всё получилось, а, Питер? — спросила мама, когда мы вышли. — Ты серьёзно? — Ну, могло быть и хуже. — В общем, наверное, — согласился я. Мы пошли обедать в «Гамбургер хэвен». Сели в отгороженную кабинку. Фадж дурачился с шариком, пока мама заказывала еду ему и себе. Я заказал сам — гамбургер и шоколадный молочный коктейль. Фадж получил «детский обед» — гамбургер без булочки с пюре и плюс к тому зелёный горошек. Котлету мама порезала на кусочки, и он запихивал их в рот пальцами. Потом дала ему ложку и велела есть пюре. Но в рот пюре не доехало. — Смотли, — сказал он, размазывая картошку по стене. — Кажется, ты утверждала, что он не будет больше так себя вести, — напомнил я маме. — Фадж! Прекрати немедленно! — сказала мама. Фадж в ответ запел: — Они в тебе, или ты в них! — и водрузил тарелку гороха себе на голову. Я засмеялся. Ничего не мог поделать. У него был такой глупый вид: горошины ползут по волосам, тарелка на голове — умора! А стоит мне засмеяться во время еды, я обязательно подавлюсь. Кусок маринованного огурца попал мне в дыхательное горло, и маме пришлось стукнуть меня по спине несколько раз, чем незамедлительно воспользовался Фадж, снова плюхнув пюре на стену. Официант подошёл и спросил, хотим ли мы чего-нибудь ещё. — Нет, спасибо, — сказала мама. — С нас хватит! — Она вытерла стену салфеткой и сообщила Фаджу, что он плохой мальчик. — Не я! — заявил Фадж. — Не я! — Нет, ты! — сказала мама. — Почему ты не можешь спокойно поесть, как Питер? Фадж ничего не ответил. Просто схватил вилку и ткнул в шарик. Раздался громкий «бум», а Фадж зарыдал. — Всех нету! Хочу ещё шалик! Ещё! — вопил он. — Замолчи! — прошипел я. — Неужели нельзя вести себя по-людски? — Довольно, Питер! — велела мама. Она должна была шлёпнуть этого негодника, просто обязана. Он бы сразу всё понял! Мы поймали такси. Фадж уснул. Сунул в рот пальцы и зачмокал. Мама шепнула: — Не так уж плохо погуляли, правда, Питер? Я не ответил. Смотрел в окно и твердил про себя, что никогда, никогда, никогда больше не соглашусь провести день с Фарли Дрэкселом Хэтчером.
Глава седьмая
|
|||
|