Annotation 7 страница

Когда я открыла глаза на этот раз, склонившееся надо мной лицо не было похоже на тень. Я пробыла в стазисе так недолго, что не успела заработать истощение. Брэндан сердито смотрел на меня, и его сверкавшие от злости глаза были похожи на золотых рыбок, плещущихся в зеленых прудах. — Надеюсь, ты понимаешь, что угрозы самоубийством являются признаками девиантного поведения? — грозно спросил он. Я затрясла головой, горько сожалея о прерванном стазисном сне. Мне снился Ксавьер, только в этот раз он настолько смешался с Брэном, что я уже не знала точно, кто же это был на самом деле. Я говорила Брэну, что скучала по нему, но на самом деле я тосковала по Ксавьеру. Так или иначе, этот парень обнимал меня, и мы с ним купались в ярких пейзажах чистого света, присутствовавших во всех моих стазисных снах. И мне было неважно, что парень, которого я обнимала, постоянно менялся. В любом случае, это было лучше, чем злобное лицо настоящего пария, нависавшего надо мной сейчас. — Я не угрожала самоубийством, — ответила я. Голос у меня был все еще очень слабым от стазисных препаратов. — Ну, конечно! — грозно сверкнул глазами Брэн. — Зачем же ты снова влезла в свой стеклянный гроб? Я вытаращила глаза. Какое странное сравнение! Я посмотрела на свою уютную стазисную капсулу, Гладкий шелк подушек, лелеявших мой сон, нежная музыка, заполнявшая последние мгновения перед стазисом, первые сладкие нотки газов, предшествовавшие превращению финальной фазы сна в глубокий стазис. Гроб? Брэн презрительно фыркнул и отошел. — Возвращайся к своей семье, они беспокоятся. Я знала, что это неправда. Патти и Барри практически не замечали меня, когда я присутствовала дома, сколько же им потребовалось времени, чтобы заметить мое отсутствие? — Сколько? — спросила я, проглотив ком в горле. — Два дня, — огрызнулся Брэн. — Когда мне сказали, что ты пропала, я сразу догадался, где ты можешь быть. — А больше никто не догадался? Он в бешенстве покосился на меня: — Больше ни у кого не было причин думать, что ты хочешь заставить их чувствовать себя виноватыми! Я вцепилась в борта своей открытой капсулы и с трудом слезла на пол. — Я не пыталась заставить тебя чувствовать себя виноватым! — Да что ты говоришь? — недоверчиво хмыкнул Брэн. — И в твоем мелком эгоистичном мозгу ни разу не мелькнула мысль о том, что вот ты уползешь обратно в свой стазис и тогда я точно пожалею? Это было несправедливо. — Нет, — честно ответила я. — Вообще-то я думала, что ты будешь рад. Он поднял брови: — Рад? Да гори ты! Думаешь, если я не хочу встречаться с тобой, то я полный мерзавец? Я снова растерялась. — Нет. — Так с какой стати я должен радоваться? Если я не влюблен в тебя, это вовсе не значит, что я хочу, чтобы ты пострадала, или умерла, или… пропала в своем коитальном стазисе! Я покачала головой: — Ты не понимаешь! Все совсем не так! Я просто не знала, что мне еще делать. Брэн снова фыркнул: — Прости, милая, но твоя жизнь совсем не так ужасна! — Но… но я всегда так делала. — Что значит — всегда? — переспросил он. Потом вдруг замер. — Гори ты! Ты… уже делала так раньше? — Ну да. Все время. Брэн в изумлении вытаращил на меня глаза. — Но зачем? — выдавил он. Я пожала плечами: — Мама назвала это нашим домашним механизмом адаптации. Когда мы ссорились или родители слишком уставали, когда у меня совсем плохо шли дела в школе или маме с папой нужно было куда-нибудь уехать, они погружали меня в стазис. Мне показалось, что у Брэна вдруг подкосились ноги. Он уселся на картонную коробку, которая немедленно лопнула под его весом и разошлась снизу. Судя по виду, коробка была доверху набита стопками старых налоговых деклараций, да так плотно, что бумага выдержала вес Брэна безо всякой коробки. — Ты хочешь сказать, что твои родители постоянно погружали тебя в стазис? — Ну да, — кивнула я. — А ты думал, как я тут очутилась? — Я… не знаю. Мне казалось, тебя отправили в стазис, чтобы спасти от Темных времен. — Темные времена еще не наступили, когда я погрузилась в последний раз, — покачала головой я. — Вернее, они только-только начинались. Уже появились сообщения о вспышках туберкулеза, но все было не так страшно. — Твои родители… регулярно погружали тебя в стазис? Просто потому, что уставали или уезжали на отдых? Я пожала плечами: — Ну да. Они считали, что никто, кроме них, не может правильно меня воспитывать. Так было лучше для меня. Брэн смотрел на меня, разинув рот. — Что? — спросила я. — А ты… Ты знаешь, что это противозаконно? — Что это? — Помещение индивида в стазис ради собственной выгоды считается тяжким уголовным преступлением. Карается наравне с изнасилованием. Я просто не знала, что на это сказать. Стазис дарил уют и удовольствие, он был утешающим избавлением от всех жизненных невзгод. Как его можно сравнивать с изнасилованием? — Твои родители так поступали с тобой? — очень мягко спросил Брэн. — Все время? Они своими руками крали у тебя огромные периоды детства? Я затрясла головой. — Да нет же! — возмущенно воскликнула я. — Все было совсем не так! Совсем наоборот, они спасали меня от пустой растраты огромных периодов жизни! Самый долгий стазис, в который они меня погружали, составил всего четыре года — да и то маме с папой просто пришлось это сделать, ведь они улетали на Титан, чтобы руководить созданием горнодобывающей колонии! — Тут я нахмурилась, пытаясь вспомнить, не ошиблась ли со сроками. Честно говоря, я не была в этом уверена. Во время стазисов я часто теряла представления о времени. — Когда они вернулись, то устроили огромный прием в мою честь, — пробормотала я, возвращаясь к теме. — Мне как раз исполнилось семь лет. Брэн как-то странно посмотрел на меня. — А на самом деле сколько? — спросил он. — В смысле? — В том смысле, сколько лет тебя промариновали в стазисе? — Я не понимаю. Говорю же, мне было семь. — Семь? Это как сейчас тебе шестнадцать, а на самом деле семьдесят восемь? — А, ты об этом, — пробормотала я. — Ну да, конечно. — Роуз… — осторожно начал он. — Сколько лет тебе понадобилось, чтобы дорасти до шестнадцати? — Ну… я точно не знаю. Несколько недель назад я вдруг поняла, что мне, вообще-то, около ста. Последний стазис был шестьдесят два года тому назад, значит… Наверное, двадцать восемь? — пролепетала я. Брэн медленно встал и вдруг сделал нечто такое, чего я совсем не ожидала. Он положил руки мне на плечи и крепко-крепко обнял. — Мне так жаль, — прошептал он мне на ухо. Снова очутиться в объятиях парня оказалось так знакомо и так правильно, что я невольно ахнула. Но при этом я была в бешенстве. Брэн не хотел этого, он просто мучил меня! Поэтому я вырвалась. — Чего? У меня все замечательно! Брэн молча смотрел на меня; кажется, я еще никогда не видела, чтобы его лицо было таким открытым и добрым, как сейчас. Он медленно покачал головой. — Роуз, у тебя все совсем не замечательно! — Нет, замечательно, — огрызнулась я, злобно глядя на него. — И вообще, кто ты такой, чтобы осуждать мой механизм адаптации? Ты лупишь по теннисному мячу, я ухожу в стазис. Какая разница? Несколько мгновений Брэн недоверчиво смотрел на меня, потом медленно закрыл глаза и несколько раз покачал головой из стороны в сторону. — Хорошо, — проговорил он, снова поднимая веки. — Пусть будет так, если тебе от этого легче. — Он схватил меня за руку. — Идем, нужно вернуть тебя домой. Я уперлась: — Нет. Брэн обернулся и посмотрел на меня: — Нет? — Я еще не готова вернуться. Мне показалось, что на этот раз он смотрел на меня не меньше минуты. — Мне очень жаль, — сказал он наконец. — Но ты подняла на ноги половину полицейских Юнирайона. Твои приемные родители бьются в истерике. Мой дед и Гиллрой в таком бешенстве, что скоро начнут рвать и метать. Так что будь взрослой, будь умницей и вылезай из подвала. Я сморщилась. — Оставь меня в покое! — простонала я. — Скажи им, что со мной все в порядке, что я здесь и просто пока не готова выйти. — Вырвав руку, я отбежала от Брэна и уселась на ящик. — Почему? — Пока еще слишком… слишком рано, — сказала я. — Меня еще не отпустило, должно пройти много времени, пока все это не перестанет меня мучить. — Я украдкой посмотрела на него, проклятого красавца, и у меня снова оборвалось сердце. Нет, слишком рано. — А пока еще не время. Брэн в остолбенении смотрел на меня. Потом осторожно приблизился ко мне, как будто я была злобной помойной кошкой, и присел на корточки, чтобы заглянуть в глаза. — Роуз, — тихо сказал он. — Прости меня, пожалуйста. Я не должен был говорить тебе того, что сказал. Это было… жестоко, просто ты застала меня врасплох. И я неправильно тебя понял, — он вздохнул. — Я не слишком хорошо схожусь с новыми людьми, наша компания всегда была очень… — Замкнутой, — подсказала я. Брэн невесело улыбнулся мне в ответ. — Да. Типа того, — он глубоко вздохнул. — А ты такая тихая, Роуз. Именно это я имел в виду, когда сказал, что ты словно привидение. Это не имело никакого отношения к твоему стазису! Трудно понять, что у тебя на уме, ведь ты все время молчишь. Поэтому я и не догадался о том, что происходит. До самого конца… — Он задумался, подбирая нужные слова. — Ты тоже замкнутая. Непонятная. По крайней мере, для меня. Отто увидел тебя тем утром, когда ты сбежала из школы. Он сразу забеспокоился. Я сказал ему, что ты в меня влюбилась и тяжело восприняла отказ, но он думает… — Брэн помолчал. — Отто думает, что с тобой что-то не так. Нет, не в том смысле, что ты ненормальная или вроде того… Это все из-за провалов в твоем сознании. Я не вполне понимаю, что он имеет в виду, но Отто считает… — Стазис тут ни при чем, — твердо отрезала я. — Просто представь, что однажды утром ты проснешься и увидишь, что весь твой мир исчез, все люди, которых ты когда-то знал и любил, разом умерли, все места, в которых ты бывал, изменились до неузнаваемости, и даже выражения лиц у людей стали другими — и вот тогда посмотрим, останется ли твое сознание целым, без провалов! — Когда я закончила эту небольшую речь, мои измученные глаза снова налились слезами. — Гори ты! — прошипела я, пытаясь загнать слезы обратно. Я была права. Стазис закончился слишком рано. — Это самая длинная речь, которую я когда-либо слышал от тебя, — сказал Брэн и нежно дотронулся до моей щеки. — Плачь, пожалуйста, — тихо проговорил он. — Я тоже заплачу. — Нет, не могу. Я не могу позволить, чтобы кто-то видел мои слезы. Я слишком легко возбудима, мне нужно учиться контролировать свои эмоции. — Но ведь здесь нет никого, кроме меня. — Неважно, — отрезала я. — Это недопустимо. Мне требуется слишком много времени, чтобы успокоиться, для этого и нужен стазис! Теперь понимаешь? Я слишком эмоциональна. Кроме того, я проревела всю прошлую ночь, поэтому хватит с меня слез. Брэн склонил голову набок. — Прошлой ночью ты была в стазисе, — напомнил он. — Ах, да, — буркнула я. Брэн слегка дернул уголком рта, а потом вдруг выпрямился и сел на ящик рядом со мной. Он обхватил меня одной рукой и погладил по плечу. Объятие было почти платоническим, но при этом очень сердечным. Я вздохнула. Кажется, впервые после моего выхода из стазиса кто-то дотрагивался до меня просто так, не через силу. Не считая Завьера, конечно. Моя голова сама собой стала клониться, пока не улеглась на плечо Брэна. — Прости, что смутила тебя вчера, — сказала я. — Три дня назад, — напомнил Брэн. — Ага, — согласилась я. У меня всегда были сложные отношения со стазисным временем. — Я ведь никогда ни с кем не встречалась по-настоящему, поэтому не знаю всех признаков и сигналов. — Да никто их не знает, — негромко фыркнул Брэн. — Всегда приходится действовать наугад. Но мне казалось, что у тебя когда-то был парень? — Ксавьер, — кивнула я. — Но нам с ним не нужны были никакие сигналы. Мы так хорошо знали друг друга, что все было понятно без слов. Я знала его всю жизнь. — Не хочешь рассказать мне о нем? — мягко спросил Брэн. Я вздохнула. — Он был сыном нашей соседки по кондоминиуму, и я впервые увидела его совсем малышом, а мне было тогда ровно семь. Мы с ним возились в саду. Росли вместе. Он был мне все равно что младший братишка, а потом… потом он как-то незаметно стал моим лучшим другом. Единственным другом. Только он понимал меня… только он меня слушал. Когда нам с ним было по пятнадцать — то есть ему тогда было уже шестнадцать — мы… — Слезы брызнули снова, и на этот раз я не стала их прятать. Брэн стиснул мое плечо и прижался щекой к моей макушке. — Мне так жаль, Роуз. Должно быть, это ужасно — иметь кого-то настолько близкого и навсегда потерять его, даже не успев проститься. Лучше бы он этого не говорил! — Я простилась с ним, — прошептала я сквозь слезы. — Но не успела сказать, как мне жаль. Брэн ничего не понял, да этого и не требовалось. Все, что мне было нужно от него, это дать мне как следует выплакаться. Но мне не дали и этого. Скрипучий голос прорезал безмолвный полумрак полуподвала, прервав мое отчаяние. — Розалинда Саманта Фитцрой, пожалуйста, сохраняй неподвижность для подтверждения идентификации.
Глава 14

Я отпрянула от Брэна. — Ты слышал? — прошептала я, безмолвно надеясь, что он скажет: «Нет». Лучше смириться с наличием галлюцинаций, чем признать, что этот ужас в самом деле охотится за мной! — Да. Здравствуйте! — крикнул Брэн в темноту. — Кто здесь? Ответа не последовало — вернее, его не последовало из темноты, зато не выдержала я: — Гори ты! — В чем дело? — Это по правде! Брэн непонимающе посмотрел на меня: — Что по правде? Я в ужасе уставилась на него: — Я думала, он мне приснился, а он… — Голосовое совпадение подтверждено. Сохраняй неподвижность для сканирования сетчатки. Я закрыла глаза и поползла в темноту, увлекая за собой Брэна. Съежившись за ящиком, я посмотрела налево и направо, ища выход. Выхода не было. Только бесконечные лабиринты пыльных коробок и ящиков. Может быть, в них есть какое-нибудь оружие или… Брэн с громким: «Уй! » плюхнулся рядом со мной. Потом сел. — Что происходит? — Некогда! — прошипела я. — Беги! Он охотится за мной, а не за тобой! — Бежать? Что ты… Но я уже бросилась бежать.
* * *
Он потерял цель из виду. Она спряталась за ящиком, а потом помчалась по одному из проходов между стеллажами. Тогда он включил сигнал оповещения. — Оставайся на месте. Мне приказано иммобилизовать тебя и вернуть обратно. В случае если возвращение окажется невозможным, мне приказано уничтожить. Он двинулся по коридорам. Он не слышал ни свою цель, ни постороннее лицо, находившееся при ней, поскольку после долгого пребывания в режиме ожидания его слуховые механизмы до сих пор не работали на полную мощность. Поэтому он соединился с Сетью и запросил диаграмму полуподвала. СТАТИСТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ, ВОЗМОЖНОСТЬ УКРЫТИЯ СОГЛАСНО РАЗМЕРАМ. Он запустил стратегическую программу, приготовившись систематически обыскать каждый закуток подвала, продолжая блокировать доступ к выходу. НАЧИНАЮ СТРАТЕГИЧЕСКУЮ ПРОГРАММУ
* * *
Бесконечный лабиринт кладовых и стеллажей, заполнявших полуподвал, оказался слишком велик для моего измученного стазисным истощением организма. Очень скоро я потеряла из вида Брэна и поняла, что не могу найти коридор, ведущий к лифту. Я задыхалась, легкие лопались от натуги, поэтому я забилась в какой-то угол, спряталась за сломанным стулом и попыталась вспомнить, в какой стороне остался лифт. Внезапно чья-то рука схватила меня за плечо. Я завизжала и вцепилась в нее зубами, проклиная себя за поднятый шум. Но это оказался всего лишь Брэн. — Почему ты не убежал? — прошипела я. — Он вот-вот будет здесь! Не жди меня. — Кто будет здесь? О чем ты говоришь? — Разве твои родители не учили тебя спасаться от похитителей детей? — спросила я. — Нет, — ответил Брэн. — С какой стати они должны были это делать? Я просто рот разинула от такой беспечности. — Роуз, ты объяснишь мне, что происходит? — спросил Брэн. Мне показалось, что он больше злился, чем боялся. — Этот блестящий чокнутый пластиковый мужик однажды ночью разгромил мою студию. Я тогда решила, что мне это приснилось, но теперь выходит, что нет. Он хочет нацепить на меня контрольный ошейник и вернуть какому-то принципалу. Я не знаю, кто это! Короче, кто-то охотится за мной, и, по-моему, он не человек! — Ясно, — Брэн встал и посмотрел в коридор. — Ты о нем говоришь? Я проследила за взглядом Брэна. Таинственный похититель приближался, медленно, но неуклонно. Он был уже на полпути ко мне и продолжил сокращать расстояние. — О боже! — выдохнула я. — Беги! — Я дернула Брэна за рукав. — Он же и тебя схватит! Брэн взял меня за рукав и удержал на месте. — Он не живой! — заявил он, как мне показалось, с оттенком высокомерия. — Это робот. Не пытайся от него убежать, он будет все время держаться между тобой и лифтом, и ты устанешь гораздо раньше, чем он. — Он сказал, что собирается меня уничтожить! — воскликнула я. — Что мне, по-твоему, делать? Предложить ему чаю с пончиками? В прошлый раз он едва не убил мою собаку! — А что сказали на это Патти и Барри? — Ничего. — То есть тебя хотели заэкстермить, а они ничего не сказали? — Я им не рассказывала, — прошипела я. — Но почему? Я разинула рот, но вдруг поняла, что мне нечего ответить. Да, я убедила себя в том, что это был сон, но почему я ничего никому не рассказала сразу после происшествия? Несколько мгновений Брэн молча смотрел на меня, потом укоризненно покачал головой. — И это в твои-то годы, Роуз! Учись говорить! — Он встал и вытянул руку в сторону блестящего типа. — Прекратить миссию! — громко выкрикнул он. — Прекратить, прекратить, прекратить! — Брэн! — Прекратить! Прекратить! Вернуться на указанное место! Прекратить! Прекратить! — Голосовое совпадение не подтверждено, — произнес бесстрастный механический голос с сильным немецким акцентом. — Второстепенная цель мешает выполнению миссии. Уничтожить второстепенную цель. Брэн оцепенел. — Гори ты! — прошипел он, хватая меня за плечо. — Кажется, ты впервые оказалась права. Бежим! — Он вытолкнул меня из-за сломанного стула, пихнул в коридор, а сам помчался в другую сторону. Разумеется, блестящий урод погнался за мной. Я бежала изо всех сил, но теперь, когда механический человек четко видел меня, он двигался гораздо проворнее, чем раньше. Мое сердце сбивчиво колотилось, переутомленные наноботы протестовали против нагрузки. Внезапно целая стена полок с диким грохотом обрушилась у меня за спиной, и из треснувших коробок высыпались горы старомодной одежды и сломанных пластиковых игрушек. Но мой блестящий преследователь с безжалостной решимостью зашагал прямо через завалы, круша ногами алюминиевые стойки стеллажей. Брэн был прав — этот тип определенно не был человеком. Это было похоже на один из моих кошмаров. Я хотела бежать, но мое истощенное стазисом тело уже исчерпало свои возможности. Легкие горели огнем, сердце вырывалось из груди, а ноги словно вязли в каком-то липком сиропе. Я просто не могла бежать быстрее. Урод ровной трусцой семенил за мной, выставив вперед свою цилиндрическую дубинку. Внезапно одним, точно рассчитанным движением механический тип ткнул меня в спину. Он меня не ударил. Он всего лишь дотронулся до меня своей дубинкой. Но она сделала свое дело даже через школьную форму. Мое тело мгновенно прекратило действовать. Как будто я была механизмом, и меня просто выключили. Я хотела закричать, но не смогла. Я беспомощно упала, как тряпичная кукла, как марионетка, отрезанная от своих ниточек. Это было гораздо хуже, чем просто удар током. Пронизывающая боль разлилась по всему моему телу от того места, где меня коснулся жезл. Я не сомневалась, что удар отключил все мои наноботы. Сколько я смогу продержаться на ресурсах своего собственного организма? Потом я почувствовала жгучее прикосновение — это мой преследователь перевернул меня навзничь. Я не могла шевельнуться. Только из моего горла продолжал рваться странный звук — крик острой мучительной боли, которую я все еще чувствовала. Я еще могла пошевелить глазами, поэтому уставилась на контрольный ошейник, который преследователь протянул к моей шее. Я знала, что как только он застегнет на мне эту дрянь, мое тело окончательно перестанет быть моим. Но от меня уже ничего не зависело. Хорошо хоть, что он не сумел добраться до Брэна. В следующий миг я вытаращила глаза, увидев за плечом моего похитителя то, чего он никак не мог видеть. Один из высоких стеллажей вдруг начал накреняться. Все происходило очень медленно. Сначала с полки упала коробка, потом ящик, следом еще две коробки, а потом весь стеллаж обрушился на спину моего похитителя и на мои неподвижные ноги. Мой враг почему-то затрясся, но не отключился. А я заскулила от новой боли, обрушившейся на нижнюю половину тела. Брэн победоносно вышел из-за стеллажа, но тут же оцепенел при виде меня. — Роуз! — Пробившись ко мне через груды рассыпанных вещей, он стал вытаскивать меня из-под нападавшего. — Ну вот, — сказал он, опускаясь передо мной. — Нужно вытащить тебя отсюда, пока он не перезагрузился. — Мне правда больно, — пожаловалась я. Мысли у меня путались, поэтому я не смогла придумать что-нибудь более связное. — Я знаю, — ответил Брэн. Он приподнял меня за плечи и поднял на ноги. Но я почти не чувствовала ног, поэтому не могла как следует опереться на них. Я просто заскулила, как Завьер. — Он ударил тебя шоковой дубинкой. — Брэн порылся в груде мусора и вырвал палку из безвольной руки блестящего типа. — Нужно позвонить в полицию. У тебя сотовый с собой? — Кажется, он остался возле кровати, — пролепетала я. Вообще-то, я не собиралась никому звонить перед тем, как впасть в стазис. — Давай поскорее выведем тебя наверх, подальше от этой штуковины, пока она не перезагрузилась. — Штуковина? Перезагрузилась? Да, штуковина, — пробормотал Брэн и поволок меня через кладовую к выходу из полуподвала. Вытолкнув меня за дверь, он вытащил из кармана старомодную карточку-ключ, при виде которой на меня обрушилась волна ностальгии. Я не видела таких ключей с тех пор, как вышла из стазиса. Брэн просунул карточку в щель возле дверного косяка. — Блокировать, Сабах, — сказал он. — Запереть. В щели что-то тихо засвистело, потом щелкнул замок. — Идем, — снова скомандовал Брэн. Он снова взял меня за плечи и нажал кнопку вызова лифта. — Что ты сделал? — У меня мастер-ключ от всех замков, — объяснил Брэн. — Теперь эту дверь смогут открыть только мои родители или я сам. — Двери лифта распахнулись, и Брэн втащил меня внутрь. Как только лифт плавно поплыл вверх, я начала задыхаться. У меня все болело. Когда лифт остановился, у меня подкосились ноги, и я упала на пол. — Гори ты! Вот, держи. — Брэн сунул мне в руки дубинку и поднял меня, как ребенка. — Не надо, — пролепетала я, сообразив, что он собирается донести меня прямо до дверей. — Я слишком тяжелая. — А как ты думала, я вытащил тебя из подвала в первый раз? — спросил Брэн. — Честно говоря, с тех пор ты ненамного потяжелела. Я вытаращила глаза. — Ты отнес меня? — Не мог же я бросить тебя там, — буркнул Брэн. Мысль о том, что он вынес мое безжизненное тело на руках из подвала, приводила меня в восторг и в ужас одновременно. Настоящий Прекрасный принц! Но неужели я в самом деле так мало вешу? Наверное, теннис все-таки укрепляет мышцы или, по крайней мере, воспитывает упорство. Я прижалась головой к рубашке Брэна, вдыхая запах его сандалового мыла. Какие же у него сильные руки, черт бы его побрал! Брэн ударил ногой в дверь моей квартиры. Никакого ответа. Потом изнутри послышались громкие голоса. Что там творят Патти и Барри? Неужели ссорятся? — Да откройте же эту горелую дверь! — заорал Брэн. К моему изумлению, дверь нам открыла миссис Сабах, и ее миндалевидные зеленые глаза широко распахнулись при виде меня на руках у своего сына. — О боже, скорее неси ее внутрь! — вскрикнула она. — С ней все в порядке, — сообщил Брэн, хотя в его голосе уже чувствовалось напряжение от усталости. Он прошел мимо матери в гостиную. Мистер Гиллрой и пожилой седовласый мужчина — наверное, дедушка Брэна — кричали друг на друга. Я не видела дедушку Брэна с того дня, когда вышла из стазиса, но тогда он показался мне лишь размытым белым пятном. Спор продолжился и после того, как Брэн внес меня в комнату. — Нет, я полагаю, что федералы вполне могут справиться с этим делом, и не вижу необходимости привлекать сюда другие силы, помимо полиции Юнирайона! — проорал мистер Гиллрой гораздо громче, чем это делают люди, отстаивающие практичную точку зрения. — А вам не приходило в голову, что она может быть уже за пределами Юнирайона?! В таком случае, мы никогда ее не найдем! Ах, да кому я это говорю! Вы были бы счастливы, если бы мы вообще никогда ее не находили. — Да не надо строить из себя святую наивность! Можно подумать, вы сами так не думаете! — взревел Гиллрой. — Или вы рассчитываете, что сможете сохранить все свои любимые проекты после того, как она возьмет штурвал в свои ручки? — Эй! — рявкнул Брэн, чтобы привлечь их внимание. — Посторонитесь! Мужчины оцепенели, уставившись на нас совершенно одинаковыми изумленными взглядами. Потом они поспешно расступились, освобождая нам путь к дивану. Брэн протиснулся между ними и бережно положил меня на подушки. — Ро… Она в порядке? — спросил его дедушка. — Позвоните копам, — пропыхтел Брэн, пропуская его вопрос мимо ушей. Потом повернулся к деду: — Ее ударили шоковой дубинкой. — Но они запрещены, — сказал Гиллрой. Брэн вырвал дубинку у меня из рук и протянул деду. — Скажите это Пластину, который валяется внизу! — Пластину? — Ну да. Кто-то пытался ее убить. — Где она была? — спросил дедушка Брэна. Брэн секунду помедлил с ответом, а потом сказал: — Внизу, в полуподвале. Она там… в коробках закопалась. Хотела найти что-нибудь, что осталось от ее родителей. Я не поняла, зачем он соврал им, но мне было слишком плохо, чтобы возражать. Дедушка Брэна, сощурившись, уставился на шоковую дубинку. Бросив быстрый взгляд на меня, он поспешил к двери. — Я вызову полицию и «скорую», — сказал он. — Где Пластин? — Перезагружается в полуподвале, — ответил Брэн. — Я прервал его программу. Ему понадобится несколько минут, чтобы заново сформулировать задачу. — Когда дедушка повернулся спиной к двери, Брэн крикнул ему вслед: — Возьми с собой маму, без ее ключа ты не откроешь дверь! После этого все события слились для меня в неясную череду. Приходило и уходило множество людей. Кто-то из них заставил меня сесть, проверил все мои жизненно важные органы и заверил группу заинтересованных наблюдателей в том, что шоковая дубинка не нанесла моему организму никаких непредвиденных повреждений, которые современная медицина не могла бы исправить. Как выяснилось, нужно было заново активировать мои наноботы, но у одного из сотрудников «скорой» был с собой пульт, при помощи которого это прекрасно удалось сделать прямо на месте. После этого мое сердце сразу заработало лучше. Потом кто-то попытался задать мне какие-то вопросы, но, как выяснилось, тот же сотрудник «скорой» сделал мне инъекцию какого-то препарата, предназначенного ослабить мое мышечное напряжение. К сожалению, это средство вступило в какое-то сложное взаимодействие с остатками стазисных препаратов в моем организме, поэтому я просто отключилась. Уже впадая в ступор, я все еще слышала уверенный голос Брэна, рассказывавшего всем собравшимся о том, что со мной произошло. Мне запомнился только один момент, когда вокруг меня вдруг снова поднялись крики. — Что значит, там ничего нет?! — кричал дедушка Брэна, и я никогда в жизни не слышала более испуганного и сердитого голоса. — Немедленно спуститесь в подвал и разыщите эту проклятую тварь! Не открывая глаз, я попробовала отползти прочь от этих криков. — Тише, папа! — донесся до меня голос миссис Сабах. — Ты ее разбудишь! А потом чья-то легкая рука коснулась моих волос, так нежно, что у меня заболело сердце, когда она снова оставила меня. Наверное, это была мама Брэна. Я хотела бы, чтобы моя мама тоже была здесь, чтобы гладить меня по волосам, чтобы беспокоиться о том, счастлива я или несчастна… — Прости, — сказал старик. Он вышел из комнаты, забрав с собой то, на что приходилось кричать, — голофон или полицейского, и вскоре гневный разговор превратился в отдаленный шепот. А я снова потеряла счет времени.
Глава 15

Когда я окончательно проснулась, мои приемные родители, миссис Сабах, мистер Гиллрой и один из полицейских сидели в комнате и негромко беседовали о каких-то бизнес-планах. — Я все понимаю, — говорила Патти. — Но я не понимаю другого — мы будем по-прежнему получать свое жалованье? — Вам не кажется, что это настоящая черствость? — резко спросила миссис Сабах. Наверное, Патти и Барри хотели сказать что-то в свое оправдание, но мистер Гиллрой поспешил успокоить их. — Нам нужно, чтобы вы присматривали за квартирой до тех пор, пока мы не доставим девочку обратно. И потом, как быть с собакой? Не хотелось бы, чтобы животное голодало. Барри громко застонал. — Зачем нужна эта собака? — резко спросил он у Гиллроя. — Ради всего святого, зачем вы прислали ей эту собаку? — Вам она не понравилась? — рассеянно спросил мистер Гиллрой. — Это неважно. Не беспокойтесь, офицер, я верну ее в целости и сохранности. — Мы были бы рады получить от вас какие-то гарантии, мистер Гиллрой, — сказал полицейский. Его незнакомый голос заставил меня открыть глаза. Полицейский стоял возле камина, держа в руке ноутскрин, а все остальные чинно сидели на креслах. Брэн устроился в уголке зеленого дивана, а мои ноги почему-то оказались у него на коленях. Я несколько раз моргнула, разглядывая их. Кто-то снял с меня туфли, а носки у меня были ужасно грязные. Мне было страшно даже подумать о том, как я выгляжу после того, как собрала пыль по всему полуподвалу. Зато Брэн выглядел свеженьким и чистеньким, как рекламный проспект Юнишколы. Было что-то чересчур интимное в том, чтобы держать ноги у него на коленях. Если я ему не нравлюсь, зачем он продолжает меня смущать? Я попробовала сесть. Это оказалось не слишком больно. — Оно живое, — криво улыбнулся Брэн. — Ну, как, наркота полностью испарилась? — К сожалению, — простонала я. Миссис Сабах рассмеялась. — Как ты себя чувствуешь, детка? — спросила она. Брэн ухмыльнулся ей: — Глупый вопрос. Разве не видишь, как она выглядит? Миссис Сабах понимающе сдвинула брови, а мистер Гиллрой поспешил взять разговор в свои руки. — Ты знаешь, кто это сделал с тобой? — спросил он. — Если вы не возражаете, мистер Гиллрой, — вмешался полицейский, — я хотел бы лично задать все вопросы. — Я думаю, что Роуз сначала хочется заглянуть в ванную и умыться, — сказал Брэн. Не дожидаясь моего согласия, он схватил меня за руку и поднял с дивана. Меня шатало, все тело болело, но Брэн был прав. Мне страшно хотелось освежиться перед предстоящим допросом. — Очень хорошо, только побыстрее, — разрешил коп. Брэн вывел меня в коридор, где женщина-полицейский разговаривала с кем-то по сотовому. Быстро покосившись на нее, Брэн проводил меня в ванную и зашел внутрь вместе со мной. Ванные в нашем кондоминиуме были огромными, но вдвоем с Брэном там оказалось невыносимо тесно. Брэн стоял слишком близко. После стазиса и препаратов мои эмоции слегка вышли из-под контроля. — Что ты делаешь? — спросила я, когда Брэн закрыл за собой дверь. — Не говори им, что ввела себя в стазис, — сказал он. Не знаю, каких слов я ожидала от него, но явно не этих. — Почему? — Потому что они присвоят тебе девиацию первой степени, после чего дюжина психологов начнет копаться у тебя в голове, — ответил Брэн. — Возможно, это пошло бы тебе на пользу, но Гиллрой с радостью уцепится за любую возможность признать тебя неспособной управлять имуществом своих родителей, чтобы получить право пожизненного контроля над ЮниКорп. Ты, конечно, ни в чем не будешь нуждаться и даже будешь формально стоять во главе компании, но Гиллрой получит тебя с потрохами. Я шумно сглотнула. — Ой, — пролепетала я. — Спасибо. Но как мы объясним то, что я пропала на целых два дня? — Патти и Барри заметили твое отсутствие только сегодня утром, — прошипел Брэн. — Я заметил это раньше них! А то, что ты прогуляла два дня занятий, вовсе не означает, что ты куда-то исчезала. Скажи им, что тебя скрутил острый приступ ностальгии, и ты вместо школы рылась в коробках со старым хламом. — Но что я могла там искать? — Какая разница? Так и скажи — это неважно. Просто искала что-нибудь. Хорошо, — кивнула я и посмотрела на себя в зеркало. Я была похожа на одну из попрошаек, которые обступали меня, когда я выезжала с родителями в город. — А теперь мне бы и правда хотелось принять ванну. Брэн понял мой намек. — Ну да, конечно. Увидимся в гостиной, — он вышел за дверь. Когда через пять минут я вернулась в гостиную, то была уже не так похожа на бродяжку. Я даже хотела сменить убитую школьную форму, но в конце концов решила, что это не обязательно. Похоже, кто-то распорядился не подпускать ко мне репортеров. Выглянув из окна, я увидела белоснежную голову дедушки Брэна, который утихомиривал журналистов, бушевавших перед нашим парадным. Прежде всего, полицейские потребовали рассказать им все, что я помню о первом нападении. Но Патти и Барри хотели знать, почему я ни словом не обмолвилась об этом. — Я не знаю, — ответила я. — Честно говоря, я не была уверена в том, что это случилось на самом деле. Видите ли, мне постоянно снятся кошмары, причем ужасно страшные. Вы накричали на меня тем утром, а когда я вернулась из школы домой, прислуга уже все убрала, и мне стало казаться, что, может быть, это тоже был только сон. Вообще-то, это была правда — просто не вся. Настоящая правда заключалась в том, что я не чувствовала себя вправе грузить Патти и Барри своими проблемами. Хотя, если задуматься, это было довольно странно. По совету Брэна я рассказала всем присутствовавшим, что просто рылась в старых вещах. Я никуда не убегала. Я не хотела никого напугать. Я не думала, что кто-то заметит мое отсутствие и вызовет полицию. Все дружно заверили меня в том, что я не сделала ничего дурного. Интересно, что бы они сказали, если бы я призналась, что отправила себя в стазис? Если верить Брэну, в этом случае меня не ждало бы ничего хорошего. — Отлично, — сказал Гиллрой в заключение. — Но пока ты не должна никуда уходить одна. По крайней мере, до тех пор, пока за тобой охотится Пластин. — Что такое этот Пластин? — спросила я. Три ответа обрушились на меня почти одновременно. — Робот, — сказал Гиллрой. — Оружие, — сообщил полицейский. — Труп, — брякнул Брэн. Я содрогнулась: — Ч-что? — Пластин — это человеческий труп, подвергшийся пластификации, что делает его практически не поддающимся уничтожению, — пояснил Гиллрой. — Пластины находились в стадии разработки как раз в то время, когда тебя погрузили в стазис. Они обладают всеми функциями и способностями человеческих воинов, но при этом в двадцать раз сильнее и абсолютно невосприимчивы к боли. Потрясающие создания! Полностью лишены эмоций, зато могут корректировать свои программы через нейронные проводящие пути, что в некотором смысле позволяет сравнить их интеллект с человеческим. А люди, хочу тебе заметить, гораздо умнее, чем ты думаешь. Ты только представь, какие сложные расчеты траектории с учетом направления ветра и множества других факторов приходится делать, скажем, кэтчеру в бейсболе! Однако Пластины не столь быстро адаптируются к изменению ситуации, что блестяще доказал Брэн сегодня днем. — Они ужасны, — вставил Брэн. — Они беспрекословно следуют любому данному приказу, от выноса мусора до устройства массовой резни. Все наши роботы специально запрограммированы так, что не могут причинить вред человеку. Но у Пластинов нет такой программы. Благодаря человеческим нейронам у них нет даже возможности ее внедрения! В этом смысле они, если так можно сказать, чересчур человечны. При этом они натренированы, как солдаты или наемники. Последние тридцать лет использование Пластинов запрещено международной конвенцией, однако они продолжают использоваться в ряде отдаленных колоний, где трудно найти живых людей для выполнения разных работ. Все это чертовски опасно, вот что я скажу. Не говоря уже о моральной стороне вопроса, то есть чудовищности использования человеческих останков. — Ты говоришь совсем как Ронни! — фыркнул Гиллрой. — Что-то я не слышал, чтобы вы протестовали против использования донорских органов! Вы со своим дедом просто не хотите видеть возможностей, которые откроются перед человечеством после снятия этого нелепого запрета! — Зато я вижу возможность злонамеренного использования этой программы! Давайте будем убивать одних людей, чтобы использовать их тела для убийства других! — взорвался Брэн и быстро обернулся ко мне: — Пластины в основном изготавливаются из трупов казненных преступников, которые перед смертью продали свои тела, чтобы обеспечить семьи. Изначально они все были здоровы, а став Пластинами, не могут умереть естественной смертью. Их можно только убить. Больше всего тел поставлял Китай, наш типчик скорее всего тоже родом оттуда. Но самая большая лаборатория по производству Пластинов находилась в Германии. Спроси Вила, он знает об этом гораздо больше, чем я — его дед когда-то возглавлял такую лабораторию. Вил говорит, это была настоящая бойня. В буквальном смысле. — Но ведь они добровольно… — начал Гиллрой. — Вынужденно! — заорал Брэн. — Все это не имеет никакого отношения к делу, — заявила миссис Сабах, прерывая этот, как уже стало понятно, давний и долгий спор. — Главное, что запрет до сих пор не снят, а следовательно, тот, кто подослал Пластина, грубо нарушил международный закон. Откашлявшись, полицейский тоже вставил свое слово: — Похищение и убийство являются нарушением международного законодательства вне зависимости от выбора орудия. Меня била дрожь. Этот Пластин до смерти напугал меня еще до того, как я узнала, кто он такой. Теперь мне открыли глаза на происходящее, и все оказалось в десять раз хуже. — А его можно остановить? — испуганно проскулила я. — Очень трудно, — ответил полицейский, не сделав ни малейшей попытки приободрить меня. — Для этого потребуется танк или не меньше двадцати вооруженных людей. Лучше всего найти того, кто послал Пластина, и заставить его отменить приказ. — Но кто его послал? Это уже известно? — К сожалению, нет, — ответил Гиллрой. — Ты у нас фигура публичная, а в наши дни далеко не все страницы долгой и славной истории ЮниКорп расцениваются положительно с точки зрения блага для человечества. Допустим, кто-то до сих пор не может простить твоим родителям того, что было сделано в первые годы после основания компании. Вполне возможно, что такой человек может перенести свою ненависть на тебя. А может быть, это просто какой-нибудь сумасшедший, который боится тебя или завидует твоей известности. Мы не можем этого знать. — Но разве нельзя спросить… его? Неужели нет способа прочитать его программу? Повисла неловкая тишина. — Есть такой способ, — наконец ответил Гиллрой, — но, к сожалению, мы не можем найти Пластина. Ледяной ужас охватил меня. — Он сбежал? — Боюсь, что да, — ответил новый голос, и отец Брэна просунул голову в дверь. Внешне он был вылитый африканец и даже двигался немного иначе, чем остальные члены его семьи. Еще я заметила легкий акцент в его густом шоколадном голосе. — Мы несколько раз прочесали весь полуподвал при помощи всех эхолокаторов и нольфакторных приборов, которые только нашлись в полиции. Мне очень жаль, милая, — добавил он, посмотрев на меня. — Но проклятая тварь растворилась, словно призрак. Теперь я видела, что Брэн был очень похож на своего отца. Я бы непременно улыбнулась мистеру Сабаху, если бы не была так напугана. — Но разве это возможно? Ведь дверь была заперта. — Вот именно, — ответил отец Брэна. — Этого никто не может понять. — Поскольку мы пока не можем поймать Пластина, — вмешался полицейский, — а по твоим словам, однажды он уже покушался на тебя в этой квартире, мы приняли решение на несколько дней спрятать тебя в безопасном месте. — У Реджи миллион вариантов, — сказал мистер Сабах, присаживаясь на кресло рядом со своей женой. — Для него нет ничего невозможного, правда, Редж? — Абсолютно, — подтвердил мистер Гиллрой. — Что касается сегодняшней ночи, то мы с Роузанной предлагаем тебе переночевать у нас. Согласна? Правда, тебе придется спать в одной комнате с Хилари, но… — С удовольствием! — выпалила я. Потом посмотрела на Брэна и чуть не пожалела о своем согласии. Но разве у меня был другой выход? Мне нравились мистер и миссис Сабах и все еще нравился Брэн, несмотря ни на что. Но для очистки совести я все-таки сказала: — Но… — Патти и Барри? Что, если этот тип придет сюда за мной, увидит их и… — К счастью, мышление Пластина не столь гибко, как наше, — успокоил меня мистер Гиллрой. — Если ему приказано схватить тебя, он не будет обращать внимания ни на кого другого. Патти и Барри могут подойти к Пластину сзади и огреть бейсбольной битой по голове, но это не заставит его броситься на них. До тех пор пока посторонние не мешают Пластину добраться до цели, он их даже не замечает. — Ладно, — кивнула я. Мне в самом деле совсем не хотелось ночевать одной. — Можно я возьму с собой Завьера? — Только сегодня, — ответил Гиллрой. — Мы не сможем взять собаку туда, куда я задумал тебя перевезти. — Можно? — спросила я родителей Брэна. Они дружно кивнули. Я пошла к себе в комнату собрать вещи для ночевки. Накидав в сумку столько одежды, что хватило бы на целые каникулы, я забежала в студию за альбомом. Здесь я с тоской посмотрела на свои портреты маслом. Скорее бы полицейские поймали этого робота-покойника, чтобы я могла вернуться в свою студию! Миссис Сабах ждала меня в коридоре, держа на поводке Завьера. — Готова? — спросила она. — Да, — кивнула я. — Даже не знаю, как вас благодарить, миссис Сабах. — Пожалуйста, зови меня Роуз! — Меня тоже, — засмеялась я. Мать Брэна улыбнулась и, не слушая моих возражений, забрала у меня сумку. — Ты до сих пор не отошла от шока, — заявила она. — Уверена, что у тебя все мышцы болят. Сейчас мы придем, и я первым делом приготовлю тебе отличную горячую ванну, с морской солью и пеной. — Не стоит беспокоиться. — Это почему же? — Огромное вам спасибо за то, что пригласили меня, мисс Сабах… то есть, Роуз… Роузанна. Простите, но у меня не получается называть вас Роуз. Она весело рассмеялась. — Честно признаться, благодарить нужно не меня, а Брэна. Это он предложил Мамаду пригласить тебя к нам. Я даже не знала, что об этом думать. Квартира Сабахов оказалась зеркальным отражением моей. Но если у меня дома царила тишина и гулкое ощущение пустоты, то апартаменты Брэна были полны шума, беготни и постоянных происшествий. Брэн был старшим из троих детей Сабахов. Хилари оказалась золотистой смуглянкой с туго заплетенными дредами. Ей недавно исполнилось четырнадцать, и следующей осенью она собиралась начать обучение в Юнишколе. Десятилетняя Кайн была черной, как эбеновое дерево, юркой, как сверчок, и озорной, как всякая десятилетка. Наверное, я видела их обеих в больнице, после выхода из стазиса, но совершенно этого не помнила. В те дни через мою палату прошла чуть ли не половина страны, поэтому запомнить всех было просто невозможно. После того как Завьер был отправлен в сад под надзором Кайн, миссис Сабах исполнила свою угрозу засунуть меня в ванну. Но что это была за ванна! Все ванны в жилом комплексе Юникорн представляли собой глубоко утопленные в пол джакузи, но миссис Сабах высыпала в воду столько душистых солей, влила столько ароматных масел и намешала столько нежнейшей пены, что погружение оказалось похоже на стазис. Я даже немного задремала, но кто-то вовремя прислал ко мне Хилари с тарелкой закусок, и я вдруг почувствовала зверский голод. И не удивительно — ведь я ничего не ела с обеда того злополучного дня, когда так неудачно попыталась признаться Брэну в своих чувствах, а тогда мне кусок не лез в горло от волнения. Получается, я голодала больше суток, если не считать стазис. Но, по большому счету, его тоже нужно учитывать, поскольку после полного переваривания съеденной пищи, стазис просто замораживает потребности организма в еде. Так или иначе, я заставила себя есть очень медленно, чтобы не накатила тошнота. Выбравшись из ванны, я посмотрела на себя в зеркало. Вообще-то у меня никогда не было привычки интересоваться своей внешностью. До последнего стазиса меня всегда наряжала мама, порой переодевая по нескольку раз в день, поэтому мне не нужно было беспокоиться о том, как я выгляжу. А теперь, когда я мучилась от стазисного истощения и культурного шока, мне было не до собственной внешности. В зеркало я заглядывала, только когда чистила зубы или причесывалась. Но сейчас, переодевшись в шелковую пижаму, я впервые внимательно рассмотрела свое отражение. Неудивительно, что Брэн назвал меня призраком! Я выглядела истощенной до предела. За целых два месяца, прошедших после выхода из стазиса, мне так и не удалось нарастить хоть какие-то мышцы. Мои щеки ввалились. Благодаря шампуням и витаминам мои светлые волосы снова приобрели знакомый блеск, но кожа по-прежнему оставалась серой. И все-таки сильнее всего меня напугали глаза. Вместо тихих коричневых озер, которые я привыкла с детства видеть в зеркале, на меня смотрели темные пустоты, в которых прятались демоны. Я сглотнула ком в горле и бросилась к сумке. Вытащив угольный карандаш, я быстро набросала жуткое лицо, смотревшее на меня из зеркала. Мне всегда было проще понять вещи, нарисовав их. Это был мой первый автопортрет после того, как Брэн вывел меня из стазиса. Мне не понравилось то, что я увидела на листе бумаги. Отто был прав. У меня в глазах отражались провалы.
Глава 16

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒