Франсуаза Бурден 16 страница

– А что случилось там, на чердаке? – злясь на себя за собственное любопытство, спросил он.

Жозефина накрыла свою тарелку крышкой и отодвинула ее в сторону.

– Маргарита побежала вверх по лестнице, Феликс – за ней. Он старался ее успокоить, но она кричала и размахивала револьвером. Антуан наблюдал за всем этим со стороны. Он не хотел вмешиваться, но все‑ таки пошел следом за ними. Я с колотящимся сердцем осталась внизу, у лестницы. Мне часто снились вещие сны, но я была уверена, что это – всего лишь кошмары, навеянные тяжелой обстановкой в доме. Однако теперь сомнений не оставалось – должно было случиться что‑ то ужасное.

– Почему ты не ешь? – спросил у Давида Альбан.

– Я… ем, – пробормотал тот в ответ, пытаясь улыбнуться.

Он взял вилку и крутил ее в пальцах до тех пор, пока Альбан не повернулся к Жилю. Похоже, никто из собравшихся не обратил внимания на странный факт: обычно молчаливая за столом, сегодня Жозефина говорит без умолку.

–Хотя бы притворись, что ешь, – шепнула она Давиду. – Кстати, мясо очень вкусное.

Давид без удовольствия отправил в рот кусочек трюфеля. Маргарита и Феликс, которых он знал ребенком, предстали перед ним в ином свете. Он вспомнил, как завидовал Альбану, потому что у того такая дружная семья.

– Что было потом? – не разжимая губ, спросил Давид.

– Потом Маргарита решила покончить с собой. А может, перебить всех в доме, кто знает? Если верить газетам, бывают истории и пострашнее. Например, писали об отце семейства, который убил жену и детей, а потом пустил себе пулю в лоб.

Механическими движениями она стала катать крошки по столу. Давиду хотелось заткнуть уши и больше ничего не слышать, но любопытство победило.

– Чем же все закончилось?

– Раздался первый выстрел. Он до сих пор звенит у меня в ушах, поверь. От него содрогнулись стены дома. Антуан со всей доступной ему скоростью побежал вверх по лестнице, но тут револьвер пальнул снова. На этот раз Феликс стрелял в Маргариту. Он застрелил ее в упор. А потом упал на колени и завыл, как волк.

Сдерживаемые рыдания мешали Жозефине говорить. Она схватила бокал с вином, к которому не притрагивалась после предупреждения Давида, и залпом выпила содержимое.

– Антуан вовремя забрал у него револьвер, ведь Феликс мог застрелиться. Растерянные, они стояли рядом, отец и сын. На полу в луже крови лежала Маргарита. Пуля разнесла ей лицо. В конце концов, Антуан взял дело в свои руки.

Антуан, замечательный дедушка… Всеми уважаемый, порядочный человек. О таких говорят: «Он попадет живым в рай…»

– Не знаю, о чем вы говорите, но это интригует! – обратилась к ним Софи.

Похоже, она слишком много выпила и теперь все время улыбалась. Впрочем, Софи тут же потеряла к ним интерес и набросилась на Альбана с вопросами о завтрашней встрече Нового года. Гости отдали должное мясу, поэтому решено было подавать морепродукты. Давид подтолкнул Жо локтем.

– Каково это – скрывать убийство, пусть и совершенное в порыве чувств? – шепотом спросил он.

– Феликс пришел в ужас, осознав, что сыновья узнают о том, что их отец – преступник. Что их мать – буйнопомешанная, а отец – убийца! Как жить с таким прошлым? Правда, Маргарита хотела покончить с собой, и можно было представить ее смерть в виде несчастного случая. Первая пуля застряла в потолочной балке, и Антуан ее вынул. Потом он самостоятельно разыграл всю сцену, чтобы понять, куда должен был упасть револьвер. Кто удивится, узнав, что сумасшедшая наложила на себя руки? Маргариту осматривала целая когорта врачей, и она была официально признана душевнобольной. Пока Антуан действовал, Феликс ломал руки и лил слезы, порываясь обнять жену. Естественно, Антуан ему помешал. Он приказал сыну как можно скорее вернуться на фабрику. Они оба думали только о мальчиках, о том, как их защитить. А я так и осталась стоять у подножия лестницы. Я с такой силой вцепилась в перила, что думала, меня уже не оторвать от них. Феликс прошел мимо, не взглянув на меня. Он был похож на зомби, и я за него испугалась. Это был последний раз, когда я видела его живым. И если бы я только знала…

Теперь Жозефине пришлось замолчать – эмоции захлестнули ее. Давид уставился в тарелку с остывшей ягнятиной.

–Мсье не понравилось? – вежливо осведомился официант.

Давид в знак извинения пробормотал что‑ то нечленораздельное и знаком попросил налить ему вина. От неожиданных признаний Жо на душе у него стало тошно. Детские годы внезапно с удивительной ясностью пронеслись перед его мысленным взором. Вот Феликс, очень серьезный директор фарфоровой фабрики Эсперандье… Маргарита, прекрасная, нереальная, подобно тени бродит по комнатам виллы… Альбан с братьями, все трое – жизнерадостные подростки, со смехом носятся по лестницам и коридорам «Парохода»…

Он посмотрел на сидевшую молча Жозефину. Украдкой взяв ее руку, Давид пожал ее. Чувствует ли она облегчение, разделив наконец, с ним свое бремя? Тень от забавной шляпки, которую она не снимала целый день, упала ей на лицо, и Давид не видел его выражения.

–Я бы мог избавить вас от обязанности есть торт, но у нас же свадьба!

Внесли яблочный пирог, украшенный фигурками жениха и невесты – еще одно фирменное блюдо. Метрдотель поставил пирог перед Валентиной и вручил ей нож и лопатку.

– За влюбленных голубков! – разнесся над столом зычный голос Жиля.

Давид спросил себя, случалось ли ему попадать в такую переделку. Он догадывался, что Жо возьмет с него слово молчать и он никому и никогда не сможет рассказать о том, что узнал. Да и как рассказать такое лучшему другу? Альбан как раз обходил вокруг стола, собственноручно угощая гостей пирогом.

– Спасибо, что ты сегодня с нами, – сказал он Давиду. – Друг, свидетель и вдобавок прекрасный кавалер для нашей Жо, которая весь вечер трещит как сорока!

Он поцеловал бабушку и вернулся к Валентине.

– Ты ведь не подложишь ему свинью? – шепотом поинтересовалась Жозефина.

– Я знал, ты заставишь меня пообещать, что я буду хранить молчание. Ты за весь вечер так ничего и не съела, придется наверстывать пирогом.

– Знал бы Альбан, какого грубияна он пристроил мне в кавалеры! – нашлась Жо с ответом.

Краски вернулись на ее лицо, и она даже пыталась улыбаться. Зал ресторана понемногу пустел. В это время года в такие места, как отель «Ferme Saint‑ Simeon», предлагавшие гостям изысканную кухню класса люкс, с удовольствием наведывались многочисленные гурманы‑ англичане, но они уже отправились спать.

– Мои дорогие, – обратился Жиль к жениху и невесте, – в брачную ночь вам не придется рисковать жизнью на обледенелых дорогах. Я заказал вам комнату здесь, в отеле, и это мой подарок!

– Он нашел‑ таки возможность за что‑ нибудь заплатить! – задохнулся от смеха Коля.

Пропустив насмешку мимо ушей, Жиль проводил Альбана с Валентиной к столику регистратора, а остальные гости вышли в вестибюль. Давид помог Жозефине надеть пальто. Последний вопрос обжигал ему губы.

– Феликс… Эта авария… Это не несчастный случай?

– Конечно нет. Не знаю, как ему удалось добраться до фабрики в таком состоянии, но когда Антуан, как и было условлено, ему позвонил, Феликс ответил, что ни дня не проживет без Маргариты, и попросил у него прощения.

Жо застегивала пуговицы на пальто, а Давид смотрел на ее изборожденные венами руки. Перед ним стояла женщина преклонного возраста, которая много отдала и много страдала. В течение двадцати пяти с лишним лет она упорно отстаивала свою версию случившегося: невестка в состоянии временного помешательства на почве депрессии застрелилась, а ее сын, узнав страшную новость, слишком торопился вернуться домой. Вполне понятная история, в нее легко поверить. И все верили. Правда была куда страшнее, но Антуан с Жозефиной предпочли ее скрыть.

«И правильно сделали».

Они сделали так, чтобы их внукам не пришлось краснеть за своих родителей, подарили им будущее.

– Я вызвал два такси. Свои машины мы оставляем здесь! – объявил, подходя, Жиль. – Жо, твоя шляпка – настоящий раритет! Надеюсь, ты оставишь ее в наследство Софи!

Он громко засмеялся над собственной шуткой, а бабушка ласково потрепала его по щеке. Давид воспользовался моментом, чтобы выйти на улицу и вдохнуть ледяной ночной воздух. Ветер понемногу стихал.

«Какая же Жо хитрюга! Она все‑ таки исповедалась перед внуками, но так, чтобы они ее не слышали. Вопреки всему она сняла груз с души, но теперь его придется нести мне».

Давид улыбнулся при мысли о том, что за такое самопожертвование он теперь может хоть десять раз на дню требовать, чтобы Жозефина ему погадала.

* * *

Рука об руку, Валентина и Альбан гуляли по песчаному пляжу и смотрели на море. Через несколько часов начнется новый год, год, в котором они станут родителями.

Вернувшись утром из Гонфлера, они предложили съездить в Трувиль за устрицами – вся семья настойчиво требовала устриц на ужин. Но, попав в рыбный магазин, «оторвались» по полной: накупили маленьких серых креветок, лангустинов и моллюсков – литторин и венер. Огромное блюдо с морепродуктами едва поместилось в багажнике «твинго». Можно было возвращаться, однако им вдруг захотелось прогуляться вдвоем под лучами солнца, то тут, то там пробивавшими большие белые тучи.

– Я могу идти так много‑ много часов! – сказала Валентина, которая, судя по всему, чувствовала себя прекрасно.

– Почему бы и нет? Ты можешь выезжать на пляж каждый день, море всегда на месте, – пошутил Альбан.

Он обнял ее за талию, приподнял и закружил над землей. Потом осторожно поставил на песок и поцеловал.

– Вчера ты была просто прекрасна.

– А сегодня уже нет? В широкой куртке и старых джинсах я тебе не нравлюсь? Ты хочешь, чтобы твоя жена всегда была одета, как модель, чтобы на нее всегда приятно было смотреть? От тебя, что бы ты ни надела, глаз не отвести! Но я говорю о вчерашнем вечере, когда там, в номере «Ferme Saint‑ Simeon», ты, обнаженная, вышла из ванны.

Воздев очи к небу, Валентина вложила руку в ладонь Альбана.

– Ненасытный…

– Беру пример с тебя, дорогая.

Прижавшись друг к другу, они какое‑ то время наблюдали за плывущими далеко, на линии горизонта, кораблями.

– Мне очень нравится жить здесь, – мечтательно протянула Валентина. – Ты сделал правильный выбор, Альбан.

Он тоже на это надеялся, но не был уверен до конца. Он не мог забыть, как противилась Жозефина его решению поселиться на «Пароходе». А потом обнаружились бумажник Феликса и молитвенник Антуана, породив массу вопросов, на которые не было ответов.

– Ломаный грошик за твои мысли! – шутливо проговорила Валентина. – Но даже предложи я тебе два миллиона, ты все равно не скажешь, ведь правда?

Не отвечая, он подарил ей одну из своих улыбок, от которых ее сердце таяло.

– Поедем‑ ка домой, – смирилась она.

Они поднялись к казино, сели в машину и включили отопление салона на полную мощность.

– Да, зимнее солнце радует, но не греет, – заметил Альбан.

– Зато зимнее небо прекрасно! Нормандское небо просто создано для художников!

Альбан оторвал взгляд от дороги и посмотрел на тучи. Он чувствовал себя прекрасно, в душе воцарился мир, какого он не знал многие месяцы. Он был в полном согласии с самим собой. Поворачивая к вилле, Альбан вдруг поймал себя на том, что считает дни, оставшиеся до вступления в должность в аэропорту Сен‑ Гатьен‑ де‑ Буа. Ему хотелось приступить к работе, хотелось видеть, как садятся и взлетают самолеты.

Выросший перед глазами фасад «Парохода», весь в солнечных бликах, показался Альбану великолепным. Наверное, это самый красивый дом из всех, которые ему доводилось видеть, и он стоит усилий, потраченных на реставрацию.

Выходя из авто, Альбан с удивлением заметил, что Давид паркует машину за его «твинго».

– Ты не пробовал время от времени смотреть в зеркало заднего вида? Я еду за вами из самого Трувиля!

Давид подошел к Валентине, поцеловал ее и добавил:

– Я увидел вас на пляже. Эта прогулка – ваше свадебное путешествие?

– Угадал, – ответил Альбан. – Сейчас не время для трат – работы в доме еще предостаточно.

– Думаю, я немного уменьшу нагрузку на твой бюджет – я привез вам устриц.

Альбан со смехом открыл багажник своего «твинго».

– Смотри! Тебе придется остаться и помочь нам все это съесть!

– Я пока что не собираюсь переходить к вам на содержание! Кстати, Новый год я отмечаю в семье сестры.

– Хорошо. Но ведь сейчас тебе никуда не нужно идти? Давай вместе пообедаем!

Валентина объявила, что пойдет поздоровается с Жозефиной. Давид с Альбаном понесли тяжелое блюдо с морепродуктами в кладовку.

– Сделаешь мне кофе? – попросил Давид. – Честно говоря, утром похмелье дало о себе знать.

– Вина вчера нам подавали превосходные! У Жиля легкая рука.

– Он обожает организовывать, решать…

– И платить! – хором закончили они.

Альбан приготовил две чашки кофе, и друзья устроились на длинных деревянных скамьях друг напротив друга. Кухня «Парохода», как всегда, выглядела уютной и гостеприимной, хотя здесь не мешало бы навести порядок. Проникая сквозь разделенные на маленькие квадратики окна, солнечные лучи золотили поцарапанный стол.

– Вчера за ужином вы с Жо долго разговаривали.

Простая констатация факта, но Альбан был так серьезен, что Давид насторожился и предпочел дать самое невинное объяснение:

– Я обожаю твою бабушку, и ты это знаешь.

– Это взаимно. Ты многие годы о ней заботился.

– А она заботилась обо мне, когда я был ребенком. Эти ее торты… У нас дома всегда ели на скорую руку, работа в агентстве была на первом месте. А здесь я объедался вкусностями!

Альбан улыбнулся, но решения добиться от друга правдивого ответа не изменил.

– Вчера за столом вы выглядели настоящими сообщниками.

– Кто возьмет в сообщники даму в такой шляпке? – отшутился Давид.

Он понял, что Альбан не отступится, и спросил себя, сможет ли ему соврать.

–Жо с тобой откровенничала?

Давид какое‑ то время смотрел в пустую чашку, потом поднял глаза на Альбана.

– Нет. Если хочешь знать мое мнение, она ни с кем не станет откровенничать.

Он только что принял решение. Хотя правильнее было бы сказать, что оно созрело еще вчера, по мере того, как продолжалось повествование Жозефины. Давид восхищался непоколебимостью пожилой дамы и ни за что ее не выдаст!

– Ты должен все забыть, Альбан.

– Ты мне уже…

– Да, уже советовал. Жаль, что ты не послушался.

Альбан внимательно смотрел на друга, понимая, что дело нечисто, но тот и глазом не моргнул.

– Некоторые вещи не стоит вытаскивать на свет божий, – примирительно сказал Давид. – Если Жо упрямо твердит, что ей нечего вам рассказать, наверное, это правда и рассказывать действительно нечего. А если и есть, то это не пойдет на пользу вам с братьями. Она вас обожает, вы ее любимые внуки, и она делает все, чтобы вы были счастливы. Почему бы вам не поверить ей на слово? Ты задаешь Жозефине вопросы с того самого дня, как приехал. Не боишься, что этим ты можешь ей навредить?

Сбитый с толку этой атакой, Альбан беспомощно развел руками.

– Я пообещал, что оставлю ее в покое, и сдержу слово.

– Жо еще упрямее тебя. Послушай, Альбан! На твою долю выпало редкое везение – ты начинаешь новую жизнь с замечательной женщиной, скоро у вас родится ребенок, у тебя есть великолепный дом и отличная работа! К чему ворошить эту старую историю?

– Потому что это моя история.

– Чушь! Думаешь, мы знаем все о своих родителях, о предках? Это нездоровое любопытство, нельзя рыться в чужом грязном белье.

Потрясенный, Альбан со вздохом кивнул.

– Ты прав. Я последую твоему совету. Ты же мой лучший друг.

И снова их взгляды встретились. То, что Альбан прочел в глазах Давида, его, похоже, вполне устроило, потому что на этот раз он улыбнулся искренне.

– Накроем на стол? – предложил он. – Дамам это понравится!

– Еще бы! Чтобы заслужить благосклонность супруги, не то, что на стол накроешь, – и посуду помоешь!

Опасность миновала, и Давид вздохнул с облегчением. Скоро у Альбана появятся другие заботы, и он перестанет копаться в прошлом своей семьи. Рождение маленького Шарля Эсперандье отодвинет на задний план историю Феликса и Маргариты, и Жозефина унесет свою тайну в могилу.

В коридоре послышались голоса и детский смех.

– Дом покажется тебе пустым, когда братья уедут в Париж.

– Жиль и Коля уезжают завтра, но я знаю, что скоро они вернутся. Им здесь нравится с каждым разом все больше и больше. Мы всегда любили наш «Пароход», а теперь, когда он почти восстановлен…

Держа в руках стопку тарелок, Альбан обернулся к Давиду.

– Знаешь, весной у нас будет праздник. Мы позовем целую кучу гостей, и я познакомлю тебя с очень симпатичными девушками.

– Ты до сих пор водишь знакомство с симпатичными девушками? – шепотом спросил Давид.

– Только ради тебя! И знаешь, что мы сделаем? Мы разобьем бутылку шампанского о фасад, чтобы отметить возрождение нашего судна!

Альбан расставил бокалы, потом вытер очки полой рубашки. Во главе стола стояло старое ротанговое кресло. Он подошел и поправил в нем подушки.

– Тебя, – обратился он к Давиду, – мы посадим с другого края. Пошептались, и хватит!

Он беззаботно рассмеялся. Кухня между тем наполнялась членами семьи Эсперандье. Давид послушно занял указанное ему место, однако, когда Жозефина проходила мимо него, подмигнул ей и сказал шепотом:

– Ну что, Жо, сегодня твое мусорохранилище уже не выглядит таким уж проклятым?

Жозефина улыбнулась и кивнула. Она родилась в этом доме, и у него, как и у всех других домов, есть своя история.

Что может быть банальнее?

[1] Прекрасная эпоха – условное обозначение периода европейской истории между 1890 и 1914 годами. (Здесь и далее прим. пер. )

[2] Англькевиль‑ ан‑ Ож – регион в Нормандии.

[3] Аперитив из белого вина и ликера из черной смородины.

[4] Провансальское блюдо из каперсов, маслин и анчоусов.

[5] Нормандские сорта сыра.

[6] Бретонский пирог из равного количества муки, масла, сахара и яиц.

[7] Разновидность кексов.

[8] Airbus‑ А380 – самый большой пассажирский авиалайнер в мире.

[9] Буквально фамилия переводится как «Надейся на бога».

[10] Приведенные автором статистические данные расходятся с данными отечественной психиатрии.

[11] «Дикий шелк» не разматывают с кокона тутового шелкопряда, а счесывают с кокона дубового (или дикого) шелкопряда, поэтому он больше похож на лен или шерсть.

[12] Застежка в виде вертикального ряда широких поперечных петлиц из витого декоративного (часто шелкового или золотого) шнура.

[13] Отец Рождество – французский Дед Мороз. (Примеч. ред. )

[14] Классическое нормандское блюдо – говядина под белым соусом.

[15] Алкогольный напиток (разновидность мистеля), смесь кальвадоса и яблочного сока. Подается как аперитив.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 11 12 13 14 1516