Франсуаза Бурден 11 страница

Внимая этому потоку слов, Валентина не могла не улыбнуться.

– Я не хочу тратить много денег, – уточнила она.

– А разве платишь ты?

– Конечно!

– Э‑ э‑ э… Как бы тебе это сказать… Ладно, не хочу играть с тобой в прятки: Альбан дал мне на этот счет определенные указания.

Смущенная Валентина молчала, поэтому Малори продолжила:

– Я не должна была тебе говорить, он хотел, чтобы это был секрет. Но мы, женщины, всегда поймем друг друга, верно? Если мы не думаем о цене, то выбираем вещь, которая нам действительно понравится. Я знаю два‑ три бутика, где продают эксклюзивные штучки, и с удовольствием тебя туда свожу.

Малори искренне хочет ей помочь, в этом Валентина не сомневалась. И все же недовольство никуда не делось.

– Послушай, Малори…

– Нет, это ты меня послушай! Да, я сглупила, выболтав тебе секрет, и теперь об этом жалею. Но Альбан… Он прекрасный парень, ты это знаешь лучше меня, и он хочет тебя побаловать. Позволь ему это, он будет счастлив. Раз он завел со мной разговор о платье, значит, он беспокоится о том, кто составит тебе компанию, куда ты пойдешь… Ему не хочется, чтобы ты выбирала наряд в одиночестве, сомневалась, брать или не брать, ведь это должно стать удовольствием!

Альбан подумал и об этом… Валентина была растрогана. И он обратился за помощью к Малори, а не к Софи. Он бывает скрытным, это правда, но на недостаток внимания ей грех жаловаться!

–Ладно, – уступила она. – Я приеду в Париж завтра или послезавтра. Когда тебе будет удобнее?

– Лучше послезавтра. Коля покараулит бутик, пока мы будем обирать конкурентов!

Они договорились встретиться на вокзале Сен‑ Лазар, куда Валентина должна была приехать в десять при условии, если встанет рано и успеет на поезд, который отправляется в семь двадцать. Повесив трубку, Валентина задумалась. Значит, Альбан знал, что у нее нет подруг, которых она могла бы попросить составить ей компанию. У нее есть коллеги, приятели, но нет друзей. То ли, когда в ее жизни появился Альбан, вокруг нее образовалась пустота, то ли она попросту не умеет завязывать и поддерживать длительные отношения. Вероятнее всего, конфликты с матерью и отчимом, а после – болезненный разрыв с первым женихом научили ее быть недоверчивой и избирательной в своих привязанностях. И все же Валентина была готова полюбить всех Эсперандье, пожалуй, за исключением Софи. Жо покорила ее с первого взгляда, с Жилем и Коляʹ у них взаимная симпатия… Предупредительность Малори тронула Валентину до глубины души. И все‑ таки плохо, что у нее никого нет – последняя невестка придет в дом в одиночестве и с пустыми руками. Ни сестры, ни кузины, ни подруги детства. Даже старенького дядюшки, – и того нет! Может, поэтому Софи относится к ней так враждебно? Может, она видит в ней женщину без роду, без племени, которая остановила свой выбор на Альбане по принципу «на безрыбье и рак рыба»? Ну нет! За двусмысленным поведением Софи кроется нечто иное, очень похожее на ревность. Возможно ли, чтобы она сохла по Альбану? Если так, то Валентине следует все время быть начеку. Она не сомневалась в Альбане, но Софи станет для нее беспощадным врагом, примирение с которым исключено.

Звуки голосов в коридоре отвлекли Валентину от мрачных мыслей. Она отодвинула рукопись, из которой за утро не перевела ни строчки, и вышла из кабинета.

– Ты здесь, дорогая? – с удивлением спросил Альбан, идя ей навстречу.

– Новые проблемы?

– Электрик по всему дому разбрасывает куски наличников и старые провода и считает это нормальным. Я попросил его прибирать за собой. Дом похож на склад стройматериалов!

– Как думаешь, они сдержат слово и закончат к Рождеству?

– Надеюсь!

Альбан выглядел усталым, расстроенным и озабоченным.

– Как себя чувствует Жозефина? – тихо спросила Валентина.

– На этот раз, похоже, все обошлось. Но я не знаю, когда она вернется домой.

– Ты сказал, что мы можем…

– Она ничего не хочет слушать. Если Жо что‑ то решила, ее не переубедишь.

Он очень огорчится, если бабушка не сможет присутствовать на церемонии, Валентина это знала. Убедившись, что в коридоре они одни, она обняла Альбана за шею и поцеловала. Систему отопления починили, и температура в доме снова стала пригодной для жизни. Они несколько минут молча постояли, обнявшись.

– Послезавтра я на день уеду в Париж, – сообщила Валентина. – Малори поможет мне подобрать платье.

– Прекрасно! – лишенным эмоций голосом отозвался Альбан.

– И я постараюсь не слишком тебя разорить, мой пожелавший остаться неизвестным благодетель!

– Но…

– Мне очень приятно, что ты об этом подумал, Альбан! И все‑ таки я бы хотела, чтобы ты ничего от меня не скрывал, даже желая сделать мне приятный сюрприз. У нас уже были проблемы из‑ за… недопонимания. Поэтому давай не будем друг от друга ничего скрывать, хорошо?

Было очевидно, что она коснулась больного места – Альбан помрачнел и отвел взгляд.

– У тебя есть какие‑ то секреты? – напрямик спросила Валентина.

– Нет.

Он соврал, она была в этом уверена, но расспросы ни к чему хорошему не приведут.

– Идем обедать, – предложил он, беря ее за руку. – Я привез мидии, они будут готовы через минуту. Твоя работа в этом хаосе хоть немного продвигается?

–Я бы не сказала.

– Когда ты ее сдаешь?

– Последний срок – конец января.

В кухне Альбан положил мидии в раковину и стал их мыть.

– Тебе не обязательно работать. Когда родится ребенок…

– Альбан! Мне нравится моя работа, и я могу делать ее дома. Зачем мне ее бросать?

– Я хотел сказать, поступай, как тебе лучше. Выбирай сама.

– Зарабатывать хоть немного для меня важно. И жить активной жизнью тоже. Я не хочу…

– Себя хоронить?

– Нет! Ты прекрасно знаешь, что я не это хочу сказать. Жить здесь с тобой – для меня счастье. Я никогда не думала, что встречу такого, как ты. И даже в самых смелых мечтах не представляла такого замечательного дома, как «Пароход»! Каждое утро, когда я просыпаюсь, мое сердце замирает от радости, что все это случилось со мной. Похоронить! Я бы сказала – «родиться заново». Но работать я буду. Может, время от времени буду ездить в Нью‑ Йорк, чтобы освежить знание языка, поднабрать неологизмов и арготической лексики.

Альбан обернулся, и на лице его ясно читалось удивление.

– Тебя это огорчает? – пожалуй, слишком быстро спросила Валентина.

– Вовсе нет.

– Раньше мы об этом не говорили, не было повода. Мне кажется, нам нужно больше разговаривать друг с другом, Альбан.

Он молча положил в кипящее в неглубокой кастрюле масло репчатый лук, лук‑ шалот, букет зелени и мидии, налил немного белого вина.

– Сколько детей ты хотел бы иметь? – спросила Валентина, подходя к нему. – Я даже этого не знаю!

Помешивая большой ложкой в кастрюле мидии, Альбан свободной рукой обнял Валентину за талию.

– Я всегда радовался, что у меня есть братья. Наверное, быть единственным ребенком в семье скучно. Но решение все равно за тобой.

Валентина прижалась лбом к его плечу и прошептала:

– Если бы ты знал, как мне страшно!

– И чего ты боишься?

– Что случится что‑ нибудь плохое. За эти несколько месяцев многое может произойти – краснуха, эклампсия, плохие новости после пренатальной эхографии и много чего еще! И потом, как я могу быть уверена, что ребенок правильно развивается, что он не перестал дышать?

– Думаю, все будущие матери этого боятся, – ответил Альбан успокаивающим тоном. – Поговори с кем‑ нибудь, кто…

– С Софи?

Смеясь, она поцеловала его в шею.

– Идея не так уж абсурдна, я уверена – Софи с удовольствием будет изображать из себя коуча. Я уже вижу, как она выходит на площадь и всем и вся рассказывает, как она заботится о своей маленькой младшей невесточке. Хотя для нее назвать меня «невесткой» – острый нож в сердце! Софи мне не нравится, но должна признать, дети у нее прекрасные – хорошо воспитанные и выглядят абсолютно здоровыми.

Альбан без особой уверенности кивнул, подхватил кастрюлю и поставил ее на стол.

– Сядь, дорогая.

Вид у него был серьезный, почти торжественный.

– Валентина, мне нужно кое‑ что тебе сказать.

Он говорил так, словно собирался сообщить ей о неминуемой катастрофе. Садиться Валентина не стала. Она стояла и смотрела на него с любопытством, которое граничило с испугом.

– Насколько я знаю, – начал Альбан, – моя мать была женщиной неуравновешенной. Старшие об этом никогда при нас не говорили, подробностей я не знаю, но мне кажется, она была слегка… сумасшедшей.

– Моя тоже, поверь! – с горечью отозвалась Валентина. – Твоя хотя бы любила своих детей.

– Дело не в этом. Я пытаюсь тебе сказать, что некоторые душевные болезни…

– О какой болезни ты говоришь? В те времена сумасшедшим считали любого, кто вел себя не так, как все. Твоя мать была чудаковатой, и что с того? Я буду рада, если наш ребенок станет мыслить оригинально. Дорогой, давай не будем создавать проблему на пустом месте. Мы скоро увидим, на кого похож наш малыш. И если это мальчик, я бы хотела, чтобы он был вылитый ты, разве что не такой серьезный!

Валентина села и стала раскладывать мидии по тарелкам. Когда она подняла глаза на Альбана, чтобы пожелать ему приятного аппетита, то увидела на его лице недовольную гримасу.

– Ты расстроился?

– Если честно…

Было очевидно, что он колеблется, хочет сказать что‑ то еще, но, в конце концов, он просто улыбнулся.

– Я люблю тебя, моя Валентина, – нежно сказал Альбан.

Именно эти слова ей хотелось услышать, остальное неважно. Сейчас Валентина проживала самые радостные моменты в своей жизни, и ни одно облачко не должно было их омрачить. Пять минут назад она испугалась, подумав, что Альбан вот‑ вот скажет, что на их пути появилось какое‑ то препятствие, которое помешает им быть счастливыми. И если все дело в странностях его матери, бояться нечего. Склонность к самоубийству на почве депрессии по наследству не передается. Судя по старым фотографиям, Маргарита Эсперандье была очень красивой, и Валентина не против, если ребенок, которого она носит под сердцем, будет на нее похож…

* * *

После обеда Альбан в третий раз отправился в Сен‑ Гатьен‑ де‑ Буа. Каждый раз ему приходилось долго себя уговаривать. Этот аэропорт казался ему игрушечным. Встреча с Жан‑ Полем и представителем Торгово‑ промышленной палаты Англькевиля‑ ан‑ Ож была назначена на четыре часа пополудни, но Альбан решил приехать пораньше. Издалека он внимательно осмотрел взлетно‑ посадочную полосу номер один, оснащенную мощным светотехническим оборудованием, и предангарную бетонированную площадку длиной примерно в две тысячи пятьсот и шириной в сорок пять метров. Полоса номер два была поскромнее, с травяным покрытием, и длина ее составляла порядка семисот метров. Общая площадь обнесенной оградой территории аэропорта составляла двести гектаров.

«Красивая игрушка…»

Эти цифры он знал наизусть. В прошлом году сто пятьдесят тысяч пассажиров проследовали через аэропорт Сен‑ Гатьен‑ де‑ Буа транзитом. Треть от этого количества – туристические рейсы из Марокко, Туниса и Египта, остальные две трети – чартерные рейсы. Одна английская компания организовала регулярный авиарейс между Довилем и Бристолем: самолеты будут летать туда и обратно четыре раза в неделю. А еще – этот факт казался Альбану особенно забавным – среди всех европейских аэропортов именно Сен‑ Гатьен‑ де‑ Буа держал пальму первенства по перевозке предназначенных для разведения чистокровных лошадей. Несколько сотен этих животных курсировали между Нормандией, Америкой, Ирландией, Великобританией и Объединенными Арабскими Эмиратами. Для этого было предусмотрено около двадцати специальных боксов и пандус.

«Рентабельная современная игрушка…»

Хотелось ли ему здесь работать? Смотреть, как взлетают и садятся самолеты, которые он отныне не сможет пилотировать? Стать пленником рутинной управленческой работы? Стать аэродромной крысой, которая смотрит в небо, но не может в него подняться? Он должен преуспеть в новой профессии, тем более что время поджимает – скоро у него будет полноценная семья.

«Нужно решить: если проблема только в самолюбии, я справлюсь, но если эта работа покажется мне отвратительной, мне тут делать нечего».

До встречи оставалось несколько минут, и Альбан уже шел к административному зданию, когда зазвонил мобильный. Увидев номер Жиля, он ответил на звонок.

– Привет, братишка. Я звоню тебе по срочному делу: страховая компания хочет провести дополнительную экспертизу. Волноваться нечего, они пытаются тянуть время, как обычно, но я дал им знать, что нам это надоело и мы передаем дело в суд! Мне очень жаль, но тебе придется еще раз обойти врачей.

– Как думаешь, это когда‑ нибудь закончится? – вздохнул внезапно павший духом Альбан.

– Со страховиками? Конечно! Крепись, старик! Я пообещал тебе огромную сумму денег, и ты ее получишь! Вся загвоздка в том, что надо еще немного потерпеть.

Попрощавшись с братом, Альбан минуту вертел в руке свой мобильный. Новая задержка… Может, судьба посылает ему знак, что нужно взяться за эту работу? На ремонт «Парохода» уходят крупные суммы, и очень скоро денег перестанет хватать.

«Знак судьбы! Ей‑ богу, я, как Давид, начинаю верить во все эти Жозефинины штучки! »

На посадку как раз заходил самолет производства компании Piper. Альбан замер, наблюдая за приземлением, и сердце его сжалось от тоски. Когда самолет сел, Альбан твердым шагом отправился дальше.

* * *

Давид проводил клиентов до входной двери, поздравляя с удачным приобретением. С датой подписания документов они уже определились, так что сделка у него в кармане. Удивительно, но с приближением новогодних праздников работы в агентстве прибавилось. А действительно, почему бы не положить себе под елку новый дом?

– Клодин, вы можете идти. Сегодня ничего важного уже не случится, – сказал он своему секретарю.

У всех полно забот – обежать магазины, выбрать подарки, приготовить праздничный ужин… Давид относился к числу «понимающих» начальников, но взамен требовал максимальной отдачи. Сам он все силы отдавал работе, которая с каждым годом нравилась ему все больше. Продавать дома, участки, квартиры и коммерческие помещения оказалось намного интереснее, чем он думал, когда брался за отцовское дело. Тогда Давид руководствовался только чувством долга и был уверен, что очень скоро найдет себе другую работу, по душе. Но быстро вошел во вкус…

Он машинально заглянул в кабинет к своим агентам, чтобы посмотреть на их рабочий график. Один как раз собирался съездить на какую‑ то мельницу, второй подыскивал перспективных клиентов.

Напевая, Давид вернулся к себе в кабинет. День выдался насыщенным, настроение было хорошее. В обед он навестил в больнице Жозефину и очень обрадовался, отметив, как быстро к ней возвращаются силы – по крайней мере, если судить по ее внешнему виду. А ведь ей как‑ никак восемьдесят четыре, и за своим здоровьем она следит из рук вон плохо, путая таблетки, а то и вовсе забывая их принять. Слава Богу, с головой у Жо полный порядок, и достаточно поговорить с ней пять минут, чтобы в этом убедиться. Почему она так мало о себе заботится? Неужели потому, что привыкла думать только о других? Более сорока лет жизни она посвятила трем своим внукам, и до последнего ее вздоха ничего не изменится. Переезд Альбана в дом, который она привыкла называть «проклятым мусорохранилищем», и обрадовал и опечалил ее: обрадовал, потому что она снова обрела семью, огорчил – потому что теперь она опасалась, как бы в стенах виллы не случилась новая трагедия. Несколько лет назад, когда Давид заглянул к ней в гости, Жо в отчаянии воскликнула: «Продай этот дом! Глаза б мои на него не смотрели! » Он возразил, что внуки очень расстроятся и никогда не смогут понять, чем продиктовано ее решение. Вот если бы она им все рассказала… Но на это Жо никак не могла решиться.

– Есть кто живой?

Давид не услышал, как хлопнула входная дверь, но узнал голос Альбана.

– А как же! Заходи!

– Ты до сих пор работаешь? – входя, улыбнулся Альбан. – Я шел мимо и подумал: дай‑ ка зайду и приглашу Давида на ужин.

– Шел мимо? А телефон что, сломался?

– Ладно, твоя взяла. Я хотел с тобой поговорить. Сегодня столько всего случилось… Кстати, я подал свое резюме на должность директора аэропорта в Сен‑ Гатьен‑ де‑ Буа.

Уловив в голосе друга обреченность, Давид тут же отреагировал:

– Прекрасная новость! Но почему ты говоришь об этом так, словно только что похоронил родителей? О, прости, я неудачно выразился… В любом случае, ты принял верное решение.

– Скажем так – здравое. Мою радость по этому поводу можно сравнить с радостью ребенка, который мечтал о самолете с дистанционным управлением, а получил коробку от него. На крышке – картинка, а внутри пусто.

Давид какое‑ то время смотрел на него, потом заговорил:

–Хочешь, выпьем? Отметим событие? Нравится тебе это или нет, но ты на правильном пути, Альбан!

В холодильнике у него всегда была припасена пара бутылок шампанского – чтобы отметить подписание особенно крупной сделки.

– Ну, с этим понятно. Есть еще проблемы? – спросил Давид, доставая из шкафчика бокалы.

Долгая дружба избавила их от необходимости соблюдать формальности, и он видел, что у Альбана есть и другой повод для беспокойства.

– За обедом я пытался поговорить с Валентиной, но ничего не получилось.

– Ты решил, что она должна знать о твоей матери?

– Я считаю, будет честно, если я ей расскажу.

–Честность здесь ни при чем. Ну, испугаешь ты ее, а дальше? Что бы ты ни рассказал ей о своей семье, она ничего не сможет изменить, ребенок‑ то уже есть!

– Вот на этом я и застрял! Она и так всего боится!

– Значит, не надо пугать ее еще больше страшными историями.

– Ты, как Жо, любишь секреты и недомолвки!

– Не всякую правду можно говорить.

– И под этим предлогом ты ее от меня скрываешь?

– Альбан… Хочешь на мне сорвать злость, как тогда, на пляже? Нужна разрядка? По‑ моему, копаться в прошлом стало для тебя навязчивой идеей.

– Это не навязчивая идея. Скорее назойливый вопрос, на который я никак не могу найти ответ. Я не хочу расстраивать Жо, особенно сейчас, но точно знаю, что она мне врет. Почему? Мы, Жиль, Коля и я, взрослые и все поймем правильно!

Вместо ответа Давид лишь передернул плечами. Он оказался между молотом и наковальней – умирал от желания помочь Альбану, но не мог предать доверие Жозефины. Он увяз в тайнах семьи Эсперандье не по собственной воле, и куда сильней, чем ему хотелось бы. А теперь приходится обманывать лучшего друга…

Альбан опустошил бокал и поставил его на стол со словами:

– Недавно я, благодаря криворукому сантехнику, выяснил, что Антуан обращался к кюре. Кто бы мог подумать?

– Странно, это совсем на него не похоже, – удивился Давид. – Твой дед не был святошей, я это прекрасно помню.

Сейчас он говорил правду, поэтому без труда выдержал пытливый взгляд Альбана.

– Выяснилось, что он исповедовался священнику, чтобы тот простил ему какой‑ то грех. Некоему отцу Эрику. Отче даже написал Антуану записку на церковной открытке! Мне это имя ни о чем не говорит. А тебе?

– Эрик? Подожди‑ ка… Имя, конечно, распространенное. Я знал одного отца Эрика, когда был скаутом. Мы устраивали лагерь на горной дороге и…

– Ты был скаутом? – прыснул Альбан.

– Ну да, мне тогда было лет десять. Я еще не учился в пансионе, и мы с тобой не были знакомы. Это отец настоял, но потом он оставил меня в покое.

– И где проповедовал этот отец Эрик?

– Он проповедовал в небольших окрестных церквушках – в Крикбефе, Виллервиле. Но родом он был из Гавра.

– А как его фамилия?

– Не помню.

Увидев разочарование на лице друга, Давид неожиданно для себя добавил:

– Но, может, моя сестра помнит? У нее феноменальная память!

– Спроси у нее, а? Очень тебя прошу!

Они пару секунд смотрели друг другу в глаза. Наконец Давид кивнул. Альбан, успокоенный, встал.

– Так ты поужинаешь с нами на «Пароходе»?

– Да. Приеду к восьми, мне еще нужно закрыть контору.

Он стал складывать папки, но когда Альбан переступил порог, окликнул его.

– Сегодня утром ко мне приходил клиент, который ищет дом, похожий на ваш. Он готов заплатить любые деньги. Но тебя это вряд ли заинтересует.

– Все шутишь! – выходя, отозвался Альбан.

Давид со вздохом закрыл ежедневник. Что ж, он поставил Альбана в известность о потенциальном клиенте и теперь не будет чувствовать себя виноватым перед Жо, ведь ей так хочется, чтобы дом, наконец, продали! Давид подумал об отце Эрике, молодом симпатичном священнике, который тридцать лет назад, приподняв сутану, играл с ребятами в футбол. Давид не знал, какую роль мог сыграть в истории семьи Эсперандье этот кюре, но был уверен в одном – если дать Альбану в руки конец клубка, он непременно размотает его до конца.

«И все это будет из‑ за меня… Или благодаря мне… Ладно, поживем – увидим».

Жо рассказала ему далеко не все, и, тем не менее, знал он слишком много. В глубине души все же теплился какой‑ то неясный страх, и Давид спрашивал себя, так ли уж Жо не права, желая избавиться от дома. Продажа все поглотит и все сотрет… Не будет «Парохода» – не будет ни запоздалых откровений, ни страха, что проклятие может пасть на чью‑ то невинную голову.

Выключая свет в комнатах агентства, Давид думал о своей семье. Может, и у Леруа найдется пара скелетов в шкафу? Какая‑ нибудь страшная тайна? Он был убежден, что нет, но клясться в этом не стал бы.

«Мои родители были обычными людьми, которые работали на износ, а Маргариту Эсперандье считали сумасшедшей, и совершенно справедливо…»

Он вспомнил, как она скользящим шагом, словно на ногах у нее были коньки, бродила по комнатам виллы с легкой таинственной улыбкой на губах. Она редко разговаривала с детьми. Казалось, она их просто не замечала. Когда Давид робко с ней здоровался, Маргарита удивленно смотрела на незнакомого мальчика, улыбка исчезала с ее лица, и она проходила мимо. Он был подростком, но не мог не заметить, как она красива, и все же под ее неподвижным взглядом любому становилось не по себе. Благодаря присутствию Жозефины дом казался гостеприимным и веселым, но встречи с Маргаритой пугали и отбивали всякую охоту приходить сюда снова.

«За все время я не обменялся с ней и дюжиной слов. Странно…»

Уже стоя на тротуаре и запирая дверь на ключ, Давид осознал, что с некоторых пор слишком часто думает об этой истории. Если даже он на столько вопросов не находит ответа, как можно ставить Альбану в вину его упрямство?

«У него скоро будет ребенок, и он хочет знать, какие гены тот унаследует. Жо придется вынести сор из избы. Даже если его окажется слишком много! »

Но не приличия заставляют пожилую даму молчать, в этом Давид был уверен. Для молчания у нее есть более веские причины, иначе она не стала бы хранить в душе весь этот яд.

«Если бы Альбан не вернулся, если бы он все так же был пилотом, если бы при посадке не лопнула шина…»

Прошлого не вернешь. К тому же Давид искренне обрадовался, узнав о решении Альбана вернуться. В течение многих лет, приезжая к Жозефине, чтобы убедиться, что она ни в чем не нуждается, он с грустью смотрел на фасад спящего «Парохода». Закрытые ставни неотвратимо напоминали ему об ушедшей юности и о приятных моментах, пережитых вместе с тремя братьями Эсперандье. Великолепная вилла старела, разрушалась под порывами морского ветра. Жозефина, конечно же, вздохнула бы с облегчением, если бы дом совсем развалился, но Давид, не говоря об этом вслух, мечтал, чтобы «Пароход» обрел новую жизнь.

«Именно это сейчас и происходит. Значит, жалеть не о чем! »

Он окинул взглядом темную витрину агентства. На каждом объявлении под кратким описанием красовалась эффектная фотография выставленного на продажу дома или квартиры. Но ни один из этих домов не идет ни в какое сравнение с «Пароходом», слово агента по недвижимости!

* * *

Усталая Валентина вышла из примерочной. На лицах Софи и Малори появились скептические гримаски.

– Нет, и это не подходит, – высказала свое мнение Малори.

Валентина со вздохом вернулась в кабинку. Это был уже третий бутик. Позади несколько часов утомительных переодеваний. Критические замечания Малори ее абсолютно не задевали, а вот пренебрежительные ужимки Софи приводили в отчаяние.

– Давайте где‑ нибудь пообедаем, – предложила Валентина, застегивая пальто. – Я больше не могу. И вдобавок умираю от голода.

– Ой, а ведь правда! Ты в положении, и мы должны тебя щадить! – воскликнула Малори.

– Не будем преувеличивать, – брюзгливо заметила Софи. – Беременность – не болезнь. Хотя некоторым нравится, когда все их жалеют…

Имея за плечами огромный опыт в этой области, она не давала Валентине никаких поблажек.

– Перехватим что‑ нибудь на скорую руку, – все же уступила Софи. – И пойдем в следующий бутик. Мы столько всего видели, но ты сама понимаешь – в твоем состоянии трудно найти хоть что‑ то, что будет хорошо на тебе сидеть.

Из ее слов можно было сделать вывод, что подобрать для Валентины одежду не так‑ то просто. Но Валентина только улыбнулась. Беременность еще не успела отразиться на ее стройной фигуре, более того – она с успехом могла бы надеть любой наряд, демонстрируемый на подиуме манекенщицами.

– Есть один комплект, – словно бы невзначай бросила Малори, когда они сели за столик в первом попавшемся по дороге бистро. – Необыкновенный! В моем бутике. Я взяла только один, но чем больше я о нем думаю…

–Лучше б мы с него и начали! – язвительно бросила Софи.

–Что за комплект? – спросила Валентина.

– По моим представлениям, это наряд для праздника, например, для похода в шикарный ресторан в рождественскую ночь. Его автор – итальянский дизайнер, он делает оригинальные вещи.

– А точнее?

– Вообрази себе платье цвета слоновой кости с длинной юбкой годе и глубоким декольте, которое заканчивается рядом маленьких пуговок до талии. Его дополняет спенсер со стоячим воротничком, того же цвета и из той же ткани – «дикого шелка»[11]. Спенсер отделан бранденбургами[12] коричневато‑ серого цвета, и носят его расстегнутым. Думаю, в этом наряде ты будешь выглядеть сногсшибательно.

Краем глаза Валентина заметила, что Софи поджала губы, явно раздосадованная. Решила, что ничего приличного сегодня они уже не найдут? Что ж, Софи та еще стерва, и мысль о том, что Валентине придется возвращаться не солоно хлебавши, хотя обе ее будущие невестки так старались ей помочь, ее наверняка порадовала бы.

– Я полагаю, твой чудесный комплект стоит уйму денег? – поинтересовалась Валентина.

– Так уж и быть, я продам его Альбану без наценки, – с улыбкой ответила Малори.

– Ах да, это ведь он за все платит, – подчеркнула Софи. – Если так, зачем себя ограничивать?

Агрессивность Софи начала действовать Валентине на нервы. Глядя ей прямо в глаза, она спросила:

– Я что‑ то сделала не так или просто тебе не нравлюсь?

Ледяное молчание повисло над столиком. От удивления приоткрыв рот, Софи пару секунд смотрела на Валентину, потом с насмешливой улыбкой воздела очи к небу.

– С чего ты взяла?

Подошел официант. Он поставил перед каждой салат, и обстановка стала менее накаленной. Малори заказала бокал шабли, Валентина – воду «Perrier», Софи – кофе. Когда официант ушел, женщины молча принялись за еду. С салатом было почти покончено, когда Малори сказала:

– Девочки, не будем портить себе настроение!

– Я задала простой вопрос, – спокойно сказала Валентина, – и хотела бы услышать ответ.

Софи оттолкнула тарелку и скрестила руки на груди.

– Мы не слишком симпатизируем друг другу, – непринужденно начала она. – Ты уж меня извини, но я не доверяю женщинам, которые беременеют, чтобы заставить мужчину жениться. Я очень люблю Альбана, поэтому надеюсь, что ты искренне к нему привязана и сделаешь его счастливым, но, если честно, я в этом не уверена. Вот тебе мой ответ.

– Мне кажется, ты слишком любишь Альбана. Он твой деверь, а не сын. И ты не обязана за ним присматривать.

Малори этот обмен любезностями был не по душе, и она попыталась вмешаться.

– Не надо говорить то, о чем вы завтра можете пожалеть, – тихо сказала она.

Снова повисла пауза. Софи достала кошелек.

– Будем считать, что я вас пригласила. Но мне пора.

Валентина понимала, что ей нужно сделать над собой усилие, в противном случае отношения с Софи станут невыносимыми. Если каждый выходной они будут ссориться или делать вид, что не замечают друг друга, это негативно скажется на всей семье, и в первую очередь на Альбане.

– Ты могла бы ненадолго задержаться? Взглянуть на комплект, о котором говорит Малори.

– Тебя интересует мое мнение? – иронично спросила Софи.

– Да, потому что тебе непросто угодить. Если он понравится тебе, значит, понравится и остальным!

Софи выдавила из себя улыбку.

– Так уж и быть, – процедила она сквозь зубы.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒