Борис Алмазов. Самый красивый конь 4 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 4 из 5Следующая ⇒

приходи. Борис Степанович выступать будет.

- А что это - конкур?

- Преодоление препятствий в закрытом помещении, - отрапортовал Панама.

Недаром Денис Платонович заставлял их зазубривать длинные фразы из пособий

покойному спорту. Он мог в самый неподходящий момент, когда вся группа шла

манежным галопом, крикнуть: " На Вермуте - повтори порядок принимания коня с

места!.. " " Взять шенкель строже. Повод разобрать короче, принять на себя,

пока лошадь не сделает шаг назад. Отдать повод одновременно с шенкелем и

наклоном корпуса вперед... А галоп - это галоп, он тоже внимания требует".

" Не слышу! Что вы мямлите под нос! Подбородок выше! Где пятка! Повторить

порядок седловки!.. "

- Конкур - это препятствия ставят и нужно их перепрыгнуть в

определенном порядке. Высота метр тридцать.

- А если перепутаешь? - испуганно спросила Маша.

- Снимут с соревнований. Вон на Олимпийских играх всадник перепутал, и

золото - тю-тю! Но паркур обычно один и тот же.

- А что такое паркур?

- А это препятствия и есть. - Домой Панама пришел поздно.

- Почему так поздно? - сказала мама. - Ты ведь знаешь, и так за тебя

волнуюсь, на этот твой манеж провожаю тебя, как на фронт.

- Да я около дома погулял немного, - уминая ужин, ответил Панама. Когда

он залез под одеяло, спать почему-то совсем не хотелось. " А все-таки Маша -

хороший человек, - думал он. - Я даже не боюсь, что она кому-нибудь

разболтает. А было бы лучше, если бы это была не Маша, а Юля".

- Папа!

- Ну, - откликнулся сонным голосом отец.

- Я, оказывается, не выношу женских слез...

- Это у тебя наследственное... Спи, - ответил отец.

Глава пятнадцатая. КАВАЛЕТТИ, ЗАБОРЫ, ПОДСЕЧКИ...

Кавалетти - это тренировка перед прыжками. Лошадь просто перешагивает

через жерди, одним концом лежащие на земле, а всадник в это время, опустив

повод, ведет себя так, словно это прыжок.

- Да! - говорит Бычун. - В первой группе давно уже вон какие барьеры

прыгают, а мы все перешагиваем. Наступила зима, теперь белые звездочки

падают на спины коням, когда их ведут в конюшню через двор. Панама

чувствует, как сильно изменилось его тело, он словно бы подсох. Натянулись и

стали каменными мышцы живота, окрепли ноги - хоть сто приседаний подряд

делай. Теперь уже он не болтается в седле, а сидит прочно, уверенно.

Экономно расходует силы и коня не затрудняет. А поседлает лошадь теперь хоть

с закрытыми глазами за полторы минуты.

- Равняйсь, смирно! Тема занятия: преодоление препятствий. Высота

барьера - тридцать сантиметров. Садись! Размять лошадей. " Ну вот, - думает

Панама, разъезжая по манежу: вольт-поворот налево, вольт-поворот направо,

шагом, рысью. - Ну вот, сегодня самое интересное начинается. Сегодня будем

прыгать". Денис Платонович рывком поднимается в седло. Резко набирает повод.

Рысью, рысью, поднял в галоп.

- Посыл! - вскрикивает он, и конь перелетает жердочку. - Ясно?

Повторяю! Теперь попробуем сами. Пономарев, пошел! Посыл! Лошадь вдруг

проваливается вниз, и седло больно ударяет Панаму.

- Отстал! Огладить лошадь. Повторить. Пошел... Посыл! Поторопился.

Огладить коня, повторить. Второй, третий, седьмой раз... Панама уже все

понял, а вот сделать не может.

- Пономарев, не горячись! Спокойнее! Коня нервируешь. Повтори.

- Денис Платоныч, - говорит Панама, - помогите шамбарьером. Я никак

момент поймать не могу. Что-то дрогнуло в лице старика.

- Хорошо, - говорит он, - только не горячись. Длинный бич змеится по

песку.

- Вперед! Посыл! - Короткий удар по голенищу Панаминого сапога.

- Есть! - радостно вскрикивает мальчишка. - Есть! Поймал!

- Конечно, есть! - весело отвечает тренер. - Раз сам бич попросил, не

может не быть. Мне кажется, Пономарев, вы становитесь всадником. У Панамы от

этих слов делается горячо в груди.

- Можно еще?

- Ну, разве что разок, а то ты совсем коня замотал. Повод не затягивай.

Руки мягче в кистях. Пошел! А в дальнем углу манежа тренируются мастера.

Манеж заключил контракт с киностудией, и вот теперь конники учатся падать.

Панама вышагивает усталого коня и следит, как падает Борис Степанович. Вот

он поднял коня в галоп. У того на передних ногах, чуть выше копыта,

привязаны ремни-штрабаты, концы их у всадника в руках. В короткое мгновение,

когда передние копыта отрываются от земли, нужно дернуть за ремни: конь и

всадник летят через голову. Каждый раз, когда всадник делает подсечку, у

Панамы обрывается сердце, и в то же время ему хочется попробовать самому.

- Что, Игорь, - кричит Борис Степанович, - похоже?

- Здорово! Очень здорово! - откликается Панама. - А вы не устали?

- Нельзя уставать! Во вторник съемка. А конь еще падает плохо, если

упадет на жесткий грунт, может пораниться. Нужно научить его на бок падать.

Я еще плохо ему голову поводом направляю... Так что никак нельзя уставать.

Глава шестнадцатая. ОПЕРАЦИЯ " ПОДКОВА"

И название придумал и сам себя руководителем назначил Столбов. Он

раздобыл темные очки, которые закрывали пол-лица, берет, а подбородок прятал

в поднятый воротник пальто. И вообще напустил на себя такой таинственный

вид, что прохожие останавливались и ошарашенно смотрели ему вслед.

- Так! - сказал он через два дня на совете звена. - Все узнал. Объект

расположен во дворе дома в двух автобусных остановках отсюда. Охрана: две

собаки-дворняги на цепи и старуха. Старуха иногда уходит пить чай, тогда ее

сменяет старик. Вот план местности. Четыре головы склонились над листом

кальки.

- Ясно? - шепотом спросил Столбов.

- Не-а! - так же шепотом ответили заговорщики.

- Забор. Две доски. Я их уже выломал - висят на одном гвозде. Проходим

во двор. Я нейтрализую собак. Девочки: одна следит за проходной, вторая у

забора. Ты, Панама, и Бычун, твой партнер, проходите на объект. По окончании

работ операция свертывается в обратном порядке. Время операции: двадцать

ноль-ноль - сейчас уже рано темнеет. Сбор в сквере у автобусной остановки

завтра. Пароль: " Панама", отзыв: " Подкова"! Вечер следующего дня был на

редкость гадким. Мелкий дождь вперемешку с какой-то мглой висел в воздухе.

Тускло светили фонари. Панама и Бычун спрыгнули с автобуса и, озираясь,

вошли в сквер.

- Пароль! - Из темноты выступил Столбов.

- " Подкова"! - сказал Панама.

- Сам ты подкова! То есть ты Панама, а это пароль. Тьфу, запутал...

Специалист - он?

- Да. Знакомьтесь.

- Не нужно, - остановил Столбов. - Лучший способ не проболтаться -

ничего не знать. Ну что ж, пошли. Наши люди уже на местах. Прижимаясь к

стенам домов, они дошли до ворот. У проходной стояла Юля.

- Бабка ушла. Дед сидит, - сказала она.

- Тихо, - зашипел Столбов, - ты что, всю операцию провалить хочешь?

Маша заботливо придерживала доски, когда они лезли во двор.

- Так! Где же тут собаки?

- А их дед в проходную забрал.

- Тем лучше. Путь свободен. Вперед!

- Слушай, - спросил Панама Бычуна, - а ты ковал когда-нибудь?

- Вообще-то нет, - ответил Бычун. - Но ты не волнуйся, все будет

нормально. Я вчера специально главу в учебнике коневодства чуть не наизусть

выучил. Подкуем! В бараке было темно, маленькая лампочка, желтевшая в

коридоре, казалось, только подчеркивала эту темноту.

- Ну, давай с крайней и начнем. Сначала снимем старые подковы. Ну-ка,

дай ногу! Кому говорю, дай! Ах ты, чтоб тебе!.. Игорь, давай вместе ногу

подымем! Они отодрали одну подкову, вторую... Лошади хрупали сено и грустно,

по-стариковски, вздыхали время от времени.

- Эх! Вот незадача! - сказал Бычун. - Наши подковы не подходят - малы.

- Что же делать? - спросил Столбов.

- Ничего. Мы старые поставим. Только копыта расчистим и поплотнее

поставим.

- Подождите, - сказал Столбов. - Давайте посмотрим, может, у

какой-нибудь лошади копыта подходящие... Дай подкову. Сейчас примерю. - И он

пошел в соседнее стойло.

- Стой! - выпрямился Бычун. - Здесь кто-то есть. Они замерли. Осторожно

скрипнула дверь.

- Мальчики! - раздался шепот. - Вы где? - Это была Юля.

- Ты почему покинула пост? - взвился Столбов.

- Да, - капризно сказала она, - я тоже хочу посмотреть, как лошадок

подковывают! И еще мне нужна старая подкова на счастье, я вообще уже вся

промокла. Давайте работайте, я буду вам помогать... Ты ноги у лошадки

смотрел, ну и смотри себе на здоровье, а я ей сена дам. - И она стала шарить

в кормушке.

- Ну знаешь... - начал возмущенно Столбов и вдруг, как-то странно

рявкнув-икнув, отлетел к стене. - Ой! - завопил он, схватившись за живот. -

Ой, лягнула! Ой, лягнула!

- Тише ты! Тише! - шептал Панама. И тут раздался такой вопль, что на

него разом откликнулись собаки в проходной.

- Крыса! Крыса! - истошным голосом визжала Юлька.

- Бежим! - крикнул Бычун. Они подхватили Столбова - тяжелый, черт! - и

поволокли к дверям; когда подбежали к двери, то услышали, как торопливо

громыхает замок.

- Есть! - как-то отчаянно сказал Бычун. - Попались...

Глава семнадцатая. " КУЗНЕЦ,, ТЫ КУЗНЕЦ, РАСКОВАЛСЯ ЖЕРЕБЕЦ... "

- Что там стряслось, папаша? - спросил старшина Никифоров, слезая с

мотоцикла. Старшина был грузный, в свете мотоциклетной фары его плащ блестел

и делал Никифорова похожим на пожилого кита, зачем-то вылезшего на берег.

Старик сторож, с трудом сдерживая собак, заторопился:

- Я так понимаю - воры!

- Прямо так сразу и воры. Тихо! - сказал Никифоров собакам, и те,

жалобно вякнув, сразу замолчали.

- Воры, воры и есть! Несколько человек! А может, фулюганы какие...

- Вот это скорее! Ну давай глядеть, кого ты там запер.

- Товарищ милиционер! - услышал Никифоров тоненький голосок. У забора

стояла девчонка. Она вся промокла, и дождевые капли покрывали ее лоб и

щеки,, как роса. Они скатывались за воротник, но девчонка этого не замечала,

а только нервно сдувала капли с верхней губы.

- Товарищ милиционер, мы не воры и не хулиганы...

- А кто это " мы"?

- Ребята!

- Так уже легче! - сказал Никифоров и отбросил капюшон. - А вы, папаша,

сразу: " Воры, воры"... Хорошо еще, целый наряд не взбаламутился. Ну что,

девочка, на лошадках поездить захотелось? " Неуловимых мстителей"

насмотрелись? Только, брат, адресом ошиблись. На этих лошадках только навоз

в поля вывозить...

- Нет, мы не кататься, мы подковать.

- Чего?

- Лошадей подковать. А то они подкованы плохо...

- Видал, папаша? А ты говоришь, " воры". Это, брат, юные кузнецы или,

как там, отряд " Красный молоток"...

- Нет, - сказала девчонка, - просто Панама сказал, что если лошадей не

перековать, то у них к весне копыта совсем пропадут.

- Ну, батя, что на это скажете?

- Дак ведь кузнец у нас уволился. Ковать-то некому. Лошадки, конечное

дело, ногами страдают. А возчики сами ковать не решаются.

- Ну и что, ждете, когда лошади обезножат?

- Кузнеца ищем, по всему городу объявления развесили.

- А чего вам его искать - вот вам кузнецы. Сколько вас?

- Пятеро.

- Вот вам, папаша, сразу пять кузнецов. Ну, давай открывай конюшню. Да

собак привяжи, а то напугают ребят.

- Момент, момент... - засуетился старик, зазвенел ключами. Никифоров

завел мотоцикл и прямо на мотоцикле въехал в распахнутые двери конюшни,

быстрая тень метнулась мимо мотоцикла, но Никифоров не успел ее схватить. А

прямо перед ним в снопе света плечом к плечу стояли трое мальчишек.

- Так! - сказал милиционер. - Будем знакомиться: старшина Никифоров.

- Бычун.

- Пономарев.

- Столбов.

- А где четвертый? Мальчишки молчали.

- Не бойтесь, - сказал Никифоров. - Вон девочка мне уже все объяснила.

Где четвертый? Он, что ли, в дверь-то прошмыгнул? Бросил вас, а вы. его

выдавать не хотите.

- Это не он, а она, - сказал Столбов. - Мы еще с ней поговорим.

- Не надо с ней ничего говорить! - возразил Бычун. - Она для меня

больше как человек не существует.

- И для меня, - согласился Столбов. - Накажем ее всеобщим презрением.

- Ну-ну! - Никифоров прошелся по конюшне. - Накажите-накажите. " Кузнец,

ты кузнец, - запел он вдруг, - расковался жеребец... Кузнец, ты кузнец... -

Он переходил из стойла в стойло, светил фонариком. - Кузнец, ты кузнец... "

Кто у вас начальником, папаша? Надо будет участковому его навестить.

- Да начальник в больнице лежит, уж второй месяц... У него инфаркт,

сердце, значит...

- На такие копыта посмотришь - моментом инфаркт заработаешь. " Кузнец,

ты кузнец, расковался жеребец... " А ну-ка давай вот этого, разутого, в

проход. - Никифоров скинул плащ, снял китель и засучил рукава рубашки. - Ну,

ребятки, посмотрим, помнит ли бывший сержант конной милиции Никифоров П. И.,

как он лошадей ковал... Никифоров зажал заднюю ногу коня коленями и ловко

начал срезать старый роговой слой.

- А вот теперь стрелочку. " Кузнец, ты кузнец... " А вот подкову. Ну-ка

посвети... А вот гвоздиком... " Кузнец, ты кузнец... " Ну, а теперь краешки

щипцами обкусим, спилим... Картинка! Так как это вы надумали коней-то

перековать? Подай клещи!

- Да на сборе... - неохотно начал Столбов.

- Ты веселей, веселей! Вот на сборе, значит, решили коней ковать.

- Да нет. Решили тимуровские дела делать, а то мы по тимуровским делам

план не выполняем...

- О господи, - вздохнул сторож, - и здесь план.

- Ну вот, а поручили это дело Пономареву.

- Это специально, - заговорила Маша взволнованно, - это Васька Мослов

специально придумал, чтобы Игорь поручение не выполнил, а. его за это из

пионеров исключить...

- Ишь ты! - Старшина Никифоров даже фуражку на затылок сдвинул. - И

послал вас в конюшню коней перековывать? Пойди, значит, туда, не знаю

куда... Как в сказке?

- Да нет, - сказал Панама. - Это я сам придумал. На коней же смотреть

жалко.

- Так " Кузнец, ты кузнец... " А Мослов, это кто?

- Председатель совета отряда.

- Начальник... - сокрушенно вздохнул старичок.

- А вы его переизберите! - сказал милиционер, приколачивая последнюю

подкову. - Выводи следующего. Переизберите, и вся музыка, чтобы интриги не

разводил...

- Вот и именно что! - сказал старичок. - И вся музыка.

- Ну да, - возразила Маша, - его старшая пионервожатая очень ценит.

- А вот я к вам в школу зайду... Какая школа?

- Не надо в школу, - -сказал Панама, - мы же сами в конюшню-то пошли,

он нас не посылал.

- Да! - вдруг возмутился Столбов. - Он говорит: " Соберите макулатуру,

сходите старикам в булочную... Только, говорит, обязательно старикам

скажите, чтобы они отзывы о вашей работе в школу написали, мне для отчета

нужно... " Разве это тимуровские дела, разве так Тимур поступал?

- О господи, - вздохнул старичок, - и тут отчет давай!

- Тимур никогда не делал хорошие дела в расчете на похвалу. Нужно,

чтобы тайна была... Понимаете, тайна!

- Понимаю. Давай подкову... Тайны я вам хоть килограмм отыщу. " Кузнец,

ты кузнец... " Мне от этих тайн некуда деваться. Ты давай вот что, ты приходи

ко мне в пикет, будешь мне помогать.

- Будем преступников ловить?! - задохнулся Столбов. - И пистолет дадут?

- Будем следить за порядком! А оружие... " Кузнец, ты кузнец... " В

зависимости от обстоятельств... Утром следующего дня Панама, Столбов и Маша

специально побежали смотреть, как выезжают лошади в новых подковах.

- И звук-то совсем другой, - сказала Маша.

- Конечно, - объяснял Панама, - подкова плотно сидит, вот и бряканья

нет. Разномастные кобылки, весело мотая челками, разбредались по городу, и

ребятам казалось, что лошади украдкой им подмигивают.

Глава восемнадцатая. " ТАКОЕ НЕСЧАСТЬЕ! "

- Литературы не будет! - ворвался в класс Сапогов. - Борода в школу не

пришел.

- Ура! - закричали мальчишки. Панама вздрогнул. Он поймал испуганный

взгляд Маши Угольковой и быстро пошел к двери.

- А! - закричал Сапогов. - Сорваться хочешь! Не выйдет! - И он

растопырил свои огромные ручищи.

- Пусти, - сказал Панама и голосу своему удивился. Голос был резкий и

дрожал. - Пусти, говорю!

- Предъявите документы! - заорал Сапогов. Но в этот момент получил

такой толчок в грудь, что от неожиданности сел на пол. Когда он опомнился и

выскочил в коридор, Панама был уже в учительской и дрожащими руками набирал

номер телефона манежа.

- Але! Кто это? Денис Платоныч, что с Борис Степанычем? Как разбился!

Как разбился! В какой больнице? Да какие теперь занятия! Да как же он так...

Вот беда-то... - приговаривал он, вешая трубку. И тут он увидел, что на него

тревожно смотрят учителя, что были в комнате. - Борис Степаныч вчера на

съемках разбился! - сказал он, словно оправдываясь.

- На каких съемках? Где? Но Панама уже бежал в класс. У него было такое

лицо, что Сапогов, ждавший его с мокрой тряпкой в руках, ошалело отступил.

- Вот беда-то, вот несчастье... - приговаривал Панама, запихивая книжки

и тетрадки в портфель. - Борис Степаныч вчера на съемках разбился, - ответил

он на испуганный взгляд Маши, - не знаю как: Денис Платоныч говорит, что

крепко. Коня привели, все седло поломано, оборваны стремена и подпруги в

клочья! Побегу в больницу... Но в больницу Панаму не пустили. Дежурный врач,

заглянув в какие-то бумаги, сурово спросил:

- Это что, твой отец?

- Учитель. Учитель мой. Что с ним?

- Перелом ребер, перелом лучевых костей со смещением, но самое

скверное: перелом коленного и голеностопного сустава. Вот, брат, скверно...

- Ногу отрежут? - похолодел Панама.

- Ногу не отрежут, но это будет уже не та нога. В лучшем случае

двигательные функции восстановятся года через два-три. Это, повторяю, в

лучшем случае.

- А в худшем?

- А в худшем - нога не будет сгибаться ни в колене, ни в щиколотке.

- Как же он ездить верхом будет, доктор?

- Эх, малыш, сейчас вопрос в том, будет ли он без костылей ходить, а не

то что ездить. Иди домой. Я тебя все равно к нему не пущу - ему сейчас не до

тебя.

- Доктор, вы ему передайте, чтобы он за Конуса не волновался. С ним

будет все в порядке, все как следует...

- А что это за конус?

- Это его жеребец. Конь его. Борис Степаныч на нем... - Панама чуть

было не сказал " ездил", но проглотил невесть откуда взявшийся в горле комок

и сказал твердо: - Это его конь!

- Хорошо, я, как видишь, ни на конус, ни на цилиндр не претендую,

ступай, малыш, домой. Все, что мы можем, для твоего учителя мы сделаем.

Панама медленно вышел в больничный сад. Холодный ветер мел по асфальту снег

и пыль, свистел в кустах, что, как веники, торчали вдоль дорожки.

- Пономарев! - Панама оглянулся. По дорожке, как-то вприскочку,

шел-торопился Денис Платонович. - Ну что там? У доктора был? - спросил он,

задохнувшись от быстрой ходьбы. Панама рассказал.

- Вот несчастье! - Денис Платонович рухнул на скамейку. - Такой

спортсмен, такой мастер, а человек какой! Умный, интеллигентный,

образованный, добрый... Боже мой! Боже мой! Ведь он и разбился-то, коня

спасая. Мне сейчас ребята рассказали. Кони стрельбы испугались - понесли.

Всадники бы справились, но места нет, понимаешь, места нет... Забор там,

какой-то каменный, и овраг за забором. Забор невысокий, кони и нацелились

через него прыгать, а он не только первому коню прыгнуть не дал, а и его-то

спас: как-то так развернулся да сам с коня об стену, да через забор, да в

овраг... А кони все целы, все... - Денис Платонович гордо глянул на Панаму.

- Лучше бы кони пропали, чем Борис Степаныч! - зло сказал он.

- Да ты что говоришь! - всплеснул руками старый тренер. - Ну-ка сядь.

Вот что я тебе скажу. Жизнь человека, конечно, дороже жизни коня. Но ведь

конь - -это не просто животное, это живой труд человека. Человек коня

создал! Древняя лошадь на нынешних чистокровных похожа, как летающая

этажерка на реактивный самолет. Да, когда болен человек, - конь спасает его

ценою жизни. Но когда конь в опасности, его любой ценой спасает человек!

Если это не так, человек перестает быть человеком! Ты понял меня, мальчик?

Глава девятнадцатая. НОЧНОЙ ЗВОНОК

- А я предлагаю такой выход. Сейчас будем звонить прямо по списку и

посмотрим, что нам ответят, - сказал начальник манежа. Шел второй час ночи,

но в его кабинете сидели люди. Здесь были тренеры, ветеринар, старший конюх.

- Я прошу добавить в список еще одну фамилию, - сказал Денис

Платонович.

- Какую? И так уже шесть человек..

- Пономарев. Пусть он будет седьмым.

- А кто это?

- Вы о нем скоро узнаете, - усмехнулся старый тренер. - Поверьте моему

опыту, права он имеет равные со всеми.

- Ну хорошо. Я начинаю. - Начальник манежа снял трубку. - Извините,

пожалуйста, за столь поздний звонок, можно позвать мастера спорта? - И он

назвал фамилию. - Это вы? Вас беспокоят из манежа. Заболел Конус, мы не

знаем, что делать. Да? Вы думаете, нужно старшего конюха разбудить? Вызвать

ветеринара нужно? " Скорую помощь"? Хорошо. А вы не могли бы приехать? Нет, я

не шучу! Да, такси действительно поймать трудно. Ну, извините! - Начальник

манежа повесил трубку и вычеркнул первую фамилию. Он сделал это так

ожесточенно, что карандаш порвал бумагу... Панама видел цветные сны и от

удовольствия причмокивал губами, когда в квартире зазвонил телефон. Папа

нащупал босыми ногами тапочки и пошел в переднюю.

- Да! - сказал он хриплым сонным голосом. - Он спит. Ему завтра рано

вставать. Да что вы, товарищи, ночь на дворе... Ну ладно, попробую... Да я

понимаю! Панаме снились солнце, синее небо, зеленое поле, и по этому полю

они скакали на конях. Он, Маша, Юля и даже Столбов. Кони плавно неслись,

словно по воздуху, потому что трава под ними не приминалась. " Как же вы так

скачете? " - спросил Панама у коня. Тот повернул к нему голову и вдруг сказал

папиным голосом:

- Игорь, Игорь, позвонили с манежа - Конус заболел...

- Что? - Панама с трудом разлепил веки. - Что? - вскрикнул он, когда до

него дошел смысл сказанного. - Счас, счас... Он начал торопливо хватать

одежду.

- Что с ним? - закричал он в трубку. - Ложится? Опять, наверное,

обкормили. Я сейчас приеду... Трубка что-то возражала, но Панама не слышал.

- Ты с ума сошел! - В дверях стояли родители.

- Ребята! - умоляющим голосом сказал он. - Ведь конь может умереть...

Родители переглянулись.

- Я поеду с тобой! - сказал отец. - Во-первых, ночь... А во-вторых,

может быть, я тоже чем-нибудь пригожусь.

- Да! А я, по-вашему, буду сидеть здесь и волноваться? - сказала мама.

- Я тоже поеду. Хоть теперь посмотрю, что это за манеж такой. Каким он медом

намазан, что единственный сын скоро дом на конюшню променяет... Они быстро

оделись, выскочили на улицу. Им повезло: они вскочили в проезжавшую мимо

машину.

- Что с Конусом? - ввалился в кабинет начальника манежа Панама. Все

сидевшие в кабинете обернулись. Воцарилось неловкое молчание.

- Все хорошо! - весело сказал Денис Платонович. - Все хорошо, мальчик.

Ты - молодец. Это твои родители? Честь. имею представиться... У вас хороший,

добрый мальчик... - Что же, сказать ему? - нерешительно спросил начальник

манежа.

- Нет, вы в самом деле думаете решать таким нелепым образом такой

серьезный вопрос? - возмущенно спросил один из тренеров.

- Отчего же нелепым? - сказал Денис Платонович. - Самый правильный

способ. Но, я думаю нужно обставить это торжественнее... После экзаменов, я

думаю... Извините нас, вышла маленькая несуразность, - раскланялся Денис

Платонович перед родителями Панамы. Никогда еще мальчишка не видел своего

тренера таким веселым. " Чем же старик так доволен? - подумал он. - Ох,

неспроста все это! " Они вышли на улицу. Стояла непривычная для города ночная

тишина. Из темноты над головами медленно падали большие пушистые хлопья. Они

серебрились в свете фонарей и плавно ложились на плечи, на дома.

- Веселенькая шутка, - сказал папа, - поднять людей в два часа ночи за

здорово живешь. Черт знает что!

- Мне кажется, здесь что-то непросто! - сказала мама. - Но Игорь

поступил правильно! Вспомни, как тренер его прямо расплылся весь от

удовольствия...

- Ребята! - сказал Панама. - Вы посмотрите, какая ночь красивая! Как

будто Новый год! Это хорошо, что нас разбудили, а то бы мы спали и ничего не

видели. Как тихо! И снежинки медленно падают, словно письма от снежной

королевы... Мама остановилась и, поймав снежинку на рукавицу, сказала:

- Отец, тебе не кажется, что твой сын становится поэтом?

- Мне кажется, что он еще и не такую ночную тревогу нам устроит. Этот

бег на конюшню - цветочки, а ягодки впереди...

- Да брось ты ворчать! - сказала мама, скатала снежок и хлоп - папе в

спину.

- Стой! - сказал отец. - Есть предложение! Давайте слепим снеговика и

поставим его на перекрестке, вместо милиционера. А?

Глава двадцатая. ТЫ НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЕШЬ!

Панама шел по заснеженной улице, и в руках у него были завернутые в

несколько слоев бумаги цветы. Рядом с ним с одной стороны шла Маша

Уголькова, а с другой Юля Фомина. Они шли домой к Борису Степановичу.

Собственно, собирался идти один Пономарев, но Маша заволновалась,

разахалась: " Как же так идти с пустыми руками. Нужно обязательно цветов

купить! Да ты сам выбрать не сумеешь! Я с тобой пойду, хотя мне ужасно

неловко". А Юля Фомина просто подошла и сказала: " Вы к Борису Степановичу? Я

с вами". Светило солнце, плясали солнечные зайчики. Они прыгали на стенах

домов, на боках автобусов, норовили заскочить в глаза, а прохожие морщились,

отворачивались, и у всех были очень забавные лица.

- Открыто! - прозвучал за дверью знакомый голос. - О Вот это сюрприз!

Проходите. И цветы! Ну спасибо, спасибо. . Борис Степанович сидел в кресле,

худой, с землисто-желтым лицом, и нога у него была неестественно вытянута.

но он улыбался так радостно, что ребята скоро забыли про его болезнь. Они

весело рассказывали, как идут дела в школе. Никогда еще Панама не видел,

чтобы Юля смеялась так заливисто. " Какая она красивая, - думал он, - и глаза

смеются, и волосы такие густые. И вся она какая-то совсем взрослая".

- Хотите, я вам кофе сварю? - сказала Юля. - Мы ездили в Швецию на

состязания, и там меня научили такой кофе варить. Все шведы пьют такой кофе

по утрам...

- Да не стоит, - сказал Борис Степанович. Но Юля уже гремела посудой на

кухне.

- У вас " Арабика"?

- А бог его знает, - ответил Борис Степанович, - я его от случая к

случаю покупаю.

- Ну что вы, кофе обязательно должен быть в доме. Борис Степанович

наклонился к Маше и заговорщически спросил:

- А ты умеешь кофе варить?

- Нет, - тихо ответила она. И вообще она все молчала и сидела в

сторонке.

- Я тоже, - подмигнул ей Борис Степанович и засмеялся.

- Я зато борщ умею! - просияла Маша. - И блинчики с мясом, и пирог.

- Красота! Вот у меня нога новая вырастет, и мы с Игорем придем к тебе

обедать. Хотя его сильно. кормить нельзя, а то будет мучиться, как Фред

Палмер. Он за пятнадцать лет работы на ипподромах мира вынужден был выпарить

⇐ Предыдущая 1 2 345 Следующая ⇒